Текст книги "Вернуться домой"

Автор книги: Олег Чистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Вот и наша домовина.

Почему именно это древнерусское слово, означавшее в старину гроб, вырвалось у кого-то, я не знаю. Непроизвольный озноб передернул мои плечи, я перехватила брошенный на меня укоризненный взгляд моей мамы. С огромным трудом перешагнула порог этого помещения. Изнутри стены широкой арки были выбелены. Резко контрастируя с основным фоном, на каждой из стен были написаны копии наших родовых икон. Они смотрелись чересчур празднично, как бы не уместно в этом далеко не радостном помещении. Мама повернулась ко мне и, уловив мое состояние, пояснила:

– Это сейчас так смотрится, а когда будут надгробия, тогда будет совсем другой вид.

Я захлопала ресницами и зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться.

«Ну-ну, успокойся», – она погладила меня, как в детстве, по затылку и плечу. Затем все вышли. Мужчины остались с представителями фирмы произвести окончательный расчет, а мы направились к выходу. Я почти бежала, так хотелось быть подальше от этого места. Уже ехали в машине, а у меня перед глазами все еще стояли иконы на белых стенах и серая, еще пустая гранитная доска у входа. А в голове пульсировала только одна мысль: «Кто на ней будет первым?»

Когда вышли из машины, мама тихо, но довольно резко меня отчитала:

– Сегодня праздник – не порть людям его. То, что ты видела сейчас, тоже праздник! Это жизнь, никому этого не избежать, пойми это и прими.

Она была права, моя мама. Как всегда.

Через полгода жизнь ответила мне на страшный вопрос. Первым был мой папа, он умер тихо и внезапно. После завтрака сел в кресло с газетой в руках. Читал, уронил голову на грудь. Мы решили, что он задремал, не стали его беспокоить, а его уже не было с нами. На серой доске семейного захоронения появилась первая запись.

Весной следующего года, ближе к очередной пасхе, так и не проснулся утром Сашенькин отец. Сердце отказало прямо во время сна.

Наши отцы сделали в этой жизни все, что было в их силах. Они ушли от нас, не успев порадоваться успехам своего любимого внука, предоставляя такую возможность своим женам.

Витюшины бабушки встретили его первым, когда он принес домой документ, подтверждающий, что он окончил гимназию с отличием. Им первым сообщил, что поступил в военный колледж, о котором мечтал еще в детстве. Им довелось познакомиться с его будущей невестой. Они дожили и присутствовали на обручении своего внука.

Глава 9

ПРИЗРАЧНЫЕ НАДЕЖДЫ

– Я сделаю небольшое отступление, чтобы вам было понятно.

В те годы во Франции уже давно действовало объединение ветеранов сопротивления. Объединение пользовалось большим авторитетом у французов и активно участвовало в общественной жизни страны. Сашенька был членом этого движения, но каких-либо постов в нем не занимал. Просто регулярно посещал все мероприятия и собрания общества. А вот его бывший командир отряда был одним из руководителей.

Как-то в разговоре он поинтересовался у Сашеньки об успехах нашего сына, чем он собирается заниматься. Отец с гордостью поделился, что, скорее всего, сын окончит гимназию с отличием, в совершенстве владеет английским, сейчас самостоятельно взялся за изучение арабского языка, мечтает поступить в военный колледж. Но у Сашеньки есть большие сомнения: больно уж элитно это учебное заведение. Найдется ли там место сыну эмигрантов с явно не французской фамилией? Бывший командир отреагировал бурно:

– Если он действительно умница, то кому еще, если не ему, учиться там!

Сын кавалера французских боевых орденов, он сын моего друга! Обязательно напишу рекомендательное письмо. Буду ходатайствовать о его зачислении, и пусть они попробуют возразить нам что-либо!

Не знаю, помогли ли эти письма, рекомендации, но Витюша успешно сдал экзамены и был принят в колледж. Его мечта осуществилась на его счастье и на наше горе. Может быть, я неправильно сформулирую, но и недалека от истины – этот колледж готовил специалистов в области военной дипломатии. Еще учась, курсанты привлекались к работе военными переводчиками, стажировались при военных миссиях под руководством военных атташе за границей. Учеба и служба полностью поглотили нашего сына. Он редко бывал дома, подолгу бывал в командировках. Возмужал, окреп, военная форма очень шла ему. Приезжал домой обветренный, загорелый, изголодавшийся по домашней пище и… такой счастливый. А как счастливы на свою беду были мы!

В эти такие короткие и немногочисленные появления под крышей родного дома Витюша всегда сопровождал нас в поездках в Сен-Женевьев-де-Буа. В тот год была его последняя курсантская весна. Мы ехали на пасхальную службу и к нашим старичкам на могилки. Побывали у родных могилок, отстояли службу в храме. Вроде все было как всегда, но нет – это был особый день.

Вышли из храма. Вот здесь, на ступенях, сын и встретил ее – свою первую и последнюю любовь. Эту тоненькую, изящную, светящуюся каким-то внутренним светом и чистотой девушку. Обладательницу огромных голубых глаз, чудесных, цвета спелой соломы, волнистых волос. Прелестное юное создание стояло с родителями. Мы знали эту семью давно, но не встречались уже несколько лет. За эти годы светленькая веселая девчушка превратилась в чудную юную девушку. Они посмотрели друг на друга, заговорили о чем-то – и все! Пропали!

Для них уже не существовало ничего и никого вокруг. Мы, взрослые, потрясенные стояли рядом. На наших глазах зарождалась всепоглощающая любовь с первого взгляда. Видно, это наше родовое: встретить любовь раз и навсегда.

Юленька училась на втором курсе Сорбонны, готовилась стать искусствоведом. С этого дня все свободное время они проводили вместе. Успевали между очередной выставкой и вечерним фильмом заскочить на обед к нам. Они почти повторяли нас с Сашенькой в молодости. Глядя на них, у наших мам замирали сердца, они просто таяли. Пара была просто прекрасной.

Военный колледж Витюша окончил блестяще, его оставили служить при военном ведомстве, но очень часто прикомандировывали к Министерству иностранных дел. В составе делегаций он неоднократно участвовал в переговорах и прочих мероприятиях данного ведомства. Отзывы о его работе всегда были отличными, все предрекали ему блестящий карьерный рост. Прогнозы начали сбываться. Не прошло и трех лет, как ему досрочно было присвоено следующее офицерское звание. Чуть позже он был награжден знаком или медалью, я в этом плохо разбираюсь, от Организации Объединенных Наций, с делегациями которых ему уже доводилось работать.

В том году Юленьке исполнялось двадцать два года. Вечером за ужином, слегка смущаясь, сын завел разговор о том, что он хочет, чтобы Юля вместе с родителями отметила эту дату в нашей семье. Мы давно ждали что-либо в этом роде, да и родители девушки, я думаю, тоже. Отец спросил:

– Если не секрет, что ты думаешь подарить ей?

Сын слегка стушевался, но ответил уверенно:

– Я присмотрел очень симпатичное колечко с небольшим бриллиантиком.

Наступила небольшая пауза, нам все было понятно. Подзуживая сына, отец продолжил:

– Надеюсь, у тебя хватит своих денег на такой подарок, или добавить?

– Надеюсь, папа, ты не забыл, что я офицер и получаю очень приличное жалование?

– Ну, смотри, ради такого случая мне ничего не жалко.

Пока мужчины так пикировались, наши старушки успели промокнуть платочками счастливые слезы в уголках глаз.

Тем днем серьезный и торжественный, с цветами в руках Витюша встретил Юленьку с родителями у дверей нашего дома. За праздничным столом они сидели рядышком. После первого тоста – за именинницу – он надел ей на пальчик свой подарок, тоненькое золотое колечко с камушком. Волнуясь и слегка запинаясь, обратился к ее родителям, прося ее руки. Мы все ожидали этого, но волнения и слез сдержать не смогли. Сашенькина мама юркнула в комнату и торжественно вынесла икону. Уже не одно столетие этой иконой благословляли на брачные узы в Сашенькином роду. Настал черед нам с мужем благословлять на брак своего сына. Какой это был светлый и счастливый день в нашей жизни, самый счастливый! Вот так, по-домашнему, но торжественно прошло обручение Витюши. Венчание и свадьбу решили справить под Рождество. Весной Юля окончит университет, и начнется их счастливая семейная жизнь. Все были уверены, что так и будет.

Любому человеку свойственно строить планы, загадывать свое будущее. Но только Господу нашему известно, что с нами будет.

Осенью и в начале декабря этого же года он призвал к себе наших с Сашенькой матерей. Уже потом я много думала, почему все случилось именно тогда. Господь подарил им счастливые последние годы жизни и забрал их к себе, оберегая от страшного горя – пережить на земле внука. Этот крест он возложил на нас. А может быть, они сами просили его в своих молитвах, решив, что выполнили свой долг до конца и заторопились к своим мужьям с радостными известиями. Кто знает?

Горестные события последних месяцев вынудили наших молодых перенести сроки венчания и свадьбы ближе к лету следующего года. Они убеждали нас, что неприлично справлять свадьбу через такой незначительный промежуток времени после похорон последней из бабушек. Мы сознавали это, но не пойму, почему молчали наши сердца, почему не кричали: «Нельзя, нельзя этого делать!»

Им удалось убедить нас. Не случись этого, возможно, сейчас бы мы имели внука или внучку. Но случилось так, как случилось.

Вечером, после работы, Сашенька заехал за мной, мы поехали к Юлиным родителям поздравить ее папу с днем рождения. Чуть позже подъехали и наши дети. За столом Юля рассказывала, как проходят ее экзамены. Считала, сколько денечков остается до окончания учебы. Витюша сидел за столом с несколько смущенным видом. Оказалось, у него была своя новость для всех. Сын с волнением ожидал, как мы отреагируем на нее. А особенно его невеста. Утром этого дня он был вызван к своему непосредственному начальнику. Полковник рассказал ему, что в одной из африканских стран произошел очередной переворот. Начались вооруженные столкновения между враждующими группировками. ООН направляет в эту страну свою делегацию, обладающую широкими полномочиями. Руководство одного из комитетов прислало официальный запрос с просьбой подключить к работе в этой делегации именно нашего сына. В последовавшем за этим запросом телефонном разговоре руководитель комитета недвусмысленно дал понять, что по окончании этой миссии Витюше будет предложена очень хорошая должность в структуре Организации Объединенных Наций. Сын поблагодарил за оказываемое ему доверие, но заметил, что через две недели у него запланированы венчание и свадьба, сроки которых они уже один раз переносили. Полковник выслушал, вышел из-за стола, подошел к сыну:

– Сынок, от таких предложений не отказываются, такие предложения делаются не каждому и не каждый день. Пусть это будет тебе подарком от наших ведомств. Надеюсь, пригласишь старика на свадьбу? Езжай домой, извинись за меня перед невестой. Уверен: твоя девушка умная и поймет, какие перспективы перед вами открываются. Надеюсь, совместно сделаете правильный выбор. Обвенчаетесь на неделю позже, только и всего!

Юля, вроде бы и надула губки, но было видно, что она рада успехам будущего мужа, гордится им. Да и мы, родители, хором начали убеждать наших детей, что это действительно большая удача, выпадающая далеко не каждому. Действительно, ну, подождем еще недельку.

Почему наши сердца опять молчали? А может быть, они кричали, подсказывали, но наш разум, осознание открывающихся перспектив перед сыном заглушили их крик? Мы не выдержали искушения, ниспосланного нам, и были наказаны, жестоко наказаны за нашу гордыню. Сын уехал в командировку.

Вот и все экзамены успешно сданы. Университетский диплом искусствоведа, специалиста по старославянской живописи – получен. Семейные торжества по этому поводу наша будущая невестка отложила до возвращения Витюши. А сейчас она поглощена другим. Листает специализированные журналы, бегает по магазинам, созванивается с мамой, звонит мне – советуется. Примеривает в салонах венчальный наряд: один, второй – голова идет кругом. Стоит в примерочной и в огромном зеркале видит свое отражение, а рядом он, ее Виктор. Высокий, красивый, в парадной офицерской форме. Сердечко замирает от предвкушения счастья и ухает куда-то вниз.

Командировка Витюши уже заканчивалась. Переговоры по примирению враждующих сторон прошли успешно. В тот проклятый день руководитель делегации, стоя на ступенях президентского дворца, выступал с заключительной речью. На площади перед выступающими ораторами огромная толпа, многие вооружены. В заключение речи руководитель делегации сообщил, что ООН приняла решение: направить в страну большую гуманитарную помощь. Его последние слова потонули в радостном реве толпы. На радостях и в предвкушении дармовщины эти…

Саша замолчала, подбирая слова. Глубоко вздохнула, пересилив себя, продолжила:

– Аборигены начали стрелять в воздух. Одна из автоматных очередей попала в бетонный козырек над входом во дворец, под которым и стояли участники переговоров. Отрикошетившей пулей один из членов делегации был ранен в плечо. Витюше пуля попала точно в висок. Смерть была мгновенной.

По мере того как Саша приближалась в своем рассказе к самой тяжелой его части, голос ее становился все глуше и глуше. Последние слова она произнесла еле различимо. Резко откинулась на спинку дивана, закрыв ладонями лицо. Муж обхватил ее за плечи.

– Саша, хватит! Все, хватит об этом, успокойся.

– Да-да, дорогой, сейчас все пройдет.

Убрала руки от лица. Сейчас она была похожа на человека, вынырнувшего на свет из страшной пучины. Не поворачиваясь ко мне, попросила:

– Молодой человек, будьте так добры, дайте мне сигарету!

И мужу:

– Я чуть-чуть… надо успокоиться.

Сделала одну затяжку, другую и закашлялась. Муж похлопал ее по спине.

– Ну, хватит, разошелся, а то рассыплюсь, как карточный домик, что будешь делать тогда?

Затушила сигарету в пепельнице.

– Это чересчур крепкие для меня…

…Потом были похороны сына, прощальный салют, но я почти ничего не помню из этого. Помню только бледное лицо Витюши с застывшей полуулыбкой и выражение недоумения на нем. Наш мальчик ушел из жизни, даже не успев понять, что произошло.

Настали самые черные годы в нашей жизни, если это состояние можно назвать жизнью. Днем спасала работа, а что делать с вечерами и с ночью? Наш дом, всегда наполненный движением, жизнью, теперь был нем и казался нам каменным склепом.

Глава 10

НИТОЧКА С ИГОЛОЧКОЙ

– В праздничные дни и в день рождения сына Юля обязательно приезжала к нам, но это были только дни. Мы часто встречались с ней в храме, где она следила за сохранностью икон, а при надобности занималась их реставрацией. У нее был ключик от калитки в нашу семейную усыпальницу. По постоянно находившимся там живым цветам было ясно, что она бывает здесь очень часто.

Прошло несколько лет. В очередные выходные дни мы с Сашенькой поехали в Сен-Женевьев-де-Буа к нашим родным могилкам. Как обычно, поставили свечи перед образами. К нам подошел дьячок и сказал, что настоятель храма просит нас зайти к нему.

В рабочем кабинете настоятеля мы встретили Юлю, они обсуждали состояние одной из икон в храме. После приветствий хозяин кабинета пригласил нас присесть. Было ясно, что предстоит какой-то разговор, но вот о чем, мы не имели представления.

Настоятель начал издалека. В Иерусалиме, в христианских храмах, есть очень большая потребность в специалистах: искусствоведах, реставраторах – и он рекомендовал для этих работ нашу Юленьку. Сашенька ответил:

– Да, это хорошо, но она должна принимать решение самостоятельно, посоветовавшись с родителями.

– Это все уже улажено, – ответил хозяин кабинета.

– Но у нее есть к вам особая просьба.

Посмотрел на девушку:

– Давай, милая, сама говори.

Явно волнуясь, но твердо глядя нам в глаза, Юля начала.

– Уезжая на работу в Иерусалим, я приняла решение, от которого не отступлю никогда, переубеждать меня не надо, это мое решение. Я никогда не выйду замуж. Ваш сын был и навсегда будет моим единственным мужчиной.

От растерянности мы с мужем не могли вымолвить ни слова. Пользуясь этим, торопясь, чтобы ее не прервали, она продолжила:

– За эти годы вы стали мне родными, родители моего любимого человека. Поэтому я и осмеливаюсь просить вас о великом одолжении. Наша жизнь в руках Господних. Когда он призовет к себе – неведомо никому. Но я умоляю вас разрешить мне, когда пробьет мой час, быть похороненной рядом с Витюшей!

Выслушав, Сашенька, еще хлюпая носом, что-то пытался говорить, а я просто разрыдалась. Никакие наши уговоры и увещевания на нее не действовали. Было такое ощущение, что она их просто не слышит или, точнее, не хочет слышать. Умоляюще твердила только одно: «Вы разрешите? Ради Бога! Ради Витюши, разрешите?!»

Как мы могли ей отказать! Потом, обнявшись, ревели в голос, уткнувшись в плечо друг другу. Когда наревелись, немного успокоились, попив водички, поднесенной нам дьячком, с бумагой в руке подошел настоятель храма.

«Ваша невестка, – он сказал именно так – невестка, – правильно сказала, что жизнь наша в руках Господа нашего. Я уже стар, и в любой момент он может призвать меня к себе. Не сомневался, что вы не откажете в этой просьбе: пусть хоть там два любящих сердца будут вместе. Но кого пришлют на мое место, мне неведомо, поэтому я заготовил бумагу. Сейчас вы ее подпишете, и все будет ладно».

В течение первых лет работы в Израиле ей с трудом удавалось выбраться в Париж. Но если удавалось выбраться на недельку, она обязательно бывала у нас с Сашенькой. Вместе ездили на наши родные могилки. Рассказывала, что работы очень много, но ей нравится быть загруженной любимой работой. О ее успехах в Иерусалиме мы знали и от настоятеля нашего храма. Рассказывал, что она уже курирует все реставрационные работы в христианских храмах города. Как искусствовед и реставратор пользуется большим авторитетом и уважением. В специальных изданиях регулярно печатаются ее научные статьи.

В начале семидесятых годов она приехала в Париж на несколько месяцев. Ей предстояла защита докторской работы. Защита прошла успешно, прямо из Сорбонны, еще до традиционного банкета, заехала к нам. Мы ее расцеловали, поздравили. Оставила у нас свои папки с бумагами и сказала, что очень торопится в Сен-Женевьев-де-Буа, к Витюше. Мы остались дома, не стали ей мешать: пусть пошепчутся, пусть порадует его.

Старушка замолчала, смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Вернувшись из прошлого, продолжила торопливо, спешила рассказать мне все.

Перед отлетом сюда, в Россию, мы с мужем, естественно, побывали у могилок родных. Зашли и в храм – поставить свечи. Здесь и сообщили нам потрясающую новость, которая просто повергла нас в шок. Настоятель сообщил нам, что буквально несколько дней назад в Иерусалиме наша Юля приняла монашеский сан.

«Она шла к этому шагу очень долго, со дня похорон жениха – вашего сына. Проверила свое решение временем и оказалась тверда в своем выборе», – примерно так закончил свой рассказ настоятель.

Не буду лукавить и врать. Где-то в глубине души трепещет, сладко ноет чувство гордости, благодарности за такую любовь и верность к нашему сыну. А с другой стороны – молодая женщина, красивая, умничка! О Господи, не знаю, не знаю! Ее письмо к нам я вытащила из почтового ящика буквально перед отъездом в аэропорт. Прочитали его уже в самолете. Вот что ей отвечать, а главное, какие слова найти, не знаю. Может быть, и прав батюшка – это ее осознанный выбор. Не знаю, не знаю!

Прервав нашу беседу, с улицы в зал ввалилась группа молодежи южно-американского вида. Достал из кармана рубашки план вылетов. Нашел строчку: «Сочи-Москва, восемнадцать человек, Мексика, время вылета».

Молодежь побросала в угол зала сумки и устремилась к барной стойке.

– Вам надо уже работать? – спросила Саша.

Я посмотрел на часы.

– Еще нет, багаж привезут в лучшем случае минут через двадцать.

– Это уже хорошо, я думаю, мы успеем. Ведь вас наверняка интересует, как мы попали в Россию да еще в такой режимный город, как Свердловск. Фу, даже язык не поворачивается называть так нашу Родину.

– Ну, что вы, не только это, – поспешил возразить я. – Мне очень хочется узнать о вас все.

– Спасибо, спасибо, что выслушиваете старческую болтовню.

Продолжим…

После того как мы с мужем остались одни, главной целью нашего существования стало выполнение обещания, данного нами нашим родителям, – побывать в России. Выполнить его полностью мы уже не могли, сына мы не уберегли. Но все остальное мы обязаны были сделать…

В том году была юбилейная дата в победе над фашизмом. Однажды вечером Сашеньке позвонил его друг, бывший командир партизанского отряда. Сообщил, что в объединение ветеранов войны пришло официальное письмо из посольства СССР. По случаю юбилея посольство организует большой торжественный прием с приглашением на него ветеранов войны Франции. В списке приглашенных гостей есть и Сашенька. Добавил от себя, что на приеме надо быть с супругой при полном параде и с наградами. Официальное приглашение мы получили несколькими днями позже.

Прием был организован прекрасно, торжественно. Приглашенных было много. Среди почетных гостей были и летчики эскадрильи «Нормандия-Неман», воевавшие в России. Были речи, выступал посол России, кто-то из правительства Франции. Все это вкупе с чудесным залом посольства и прекрасной атмосферой встречи производило сильное впечатление. Затем посол СССР начал вручать советские награды ветеранам французского Сопротивления. Когда прозвучала Сашенькина фамилия, он не поверил своим ушам. Послу даже пришлось повторить. А кто-то из приятелей мужа подтолкнул его в спину: «Ты что, оглох от счастья?»

– А я и сейчас смутно помню, как шел по залу, как получал орден, что говорил, – подключился к рассказу Сашин муж.

Потом был праздничный фуршет, разговоры, рассказы, воспоминания. Уже стемнело, когда небольшими группками разбрелись по ресторанчикам Парижа продолжать отмечать полученные награды. Впервые после более чем пятилетнего перерыва мы оказались в ресторане.

Вот после этого события мы и решились послать запрос на разрешение посетить нам Россию и Екатеринбург. Я говорила тогда Сашеньке: «Как они могут теперь отказать тебе – ты кавалер советского ордена!»

Но они смогли! Правда, не полностью, как нашим отцам, но в посещении Екатеринбурга нам было отказано. Мы тогда и понятия не имели, что этот регион закрыт для посещения иностранцами. Тем более что мы никогда себя не чувствовали иностранцами, ведь мы не принимали французского подданства. Что было тогда у нас на душе? Горечь и жестокая обида.

Друг мужа был в курсе нашей беды, и спасибо ему огромное, что он не забывал о нас. Прошли годы, боль жестокого разочарования начала притупляться. С внезапным появлением в нашем доме Сашенькиного друга опять забрезжила надежда. В те дни он вернулся из СССР, куда ездил в составе правительственной делегации как представитель французского Сопротивления. За столом долго и много рассказывал о России. Где был, что видел. Но самое главное приберег напоследок. Он рассказал, что нынешний руководитель России сам воевал, был в чине полковника. Рассказал, что генсек – человек достаточно мягкий, можно сказать, даже сентиментальный. На следующий год запланирован его визит во Францию, во время которого у него будет встреча с французскими ветеранами войны. Друг обещал Сашеньке, что включит его в состав группы для встречи с руководителем России. Посоветовал: «Подготовь короткое, но убедительное письмо на его имя, а я уж постараюсь, чтобы оно попало в нужные руки». Если он не поможет, тогда уж и не знаю, что делать, но думаю, все получится».

Письмо мы писали и переписывали, наверное, раз десять. Прошло время, в газетах появилось сообщение о прибытии во Францию правительственной делегации из СССР на высшем уровне. Позвонил Сашенькин друг и сообщил, когда, где и во сколько состоится встреча. Просил не волноваться и не забыть письмо, а главное, не забыть прикрепить советский орден…

Саша повернулась к мужу.

– Рассказывай сам, а то могу напутать.

– С тебя станется, говорливая ты моя.

Он улыбнулся ей и продолжил.

– Не буду рассказывать всю процедуру подготовки ко встрече, начну с главного.

Обстановка была очень непринужденной. Генсек был в хорошем настроении, его сопровождали министр иностранных дел России и посол во Франции. После официальной части был фуршет, мы стояли в зале небольшими группками по два-три человека. Мой товарищ предупредил меня, что сейчас руководитель России обойдет нас всех, ему нас представят, и потом он уедет. Проинструктировал: «Не волнуйся, отвечай ему и говори только по-русски, его это обязательно заинтересует. Если надо будет, я подключусь через переводчика, главное, чтобы он принял письмо».

В сопровождении министра и посла Л.И. Брежнев начал обход. Подходил, здоровался за руку, чуть наклонив голову, слушал, что говорил ему посол – он выступал у него в роли переводчика. Задавал какие-то вопросы, интересовался названиями французских орденов и за что их вручают. Смеялся, шутил и переходил к следующей группе. Настал и наш черед, подошел к нам. Еще не протягивая руку для приветствия, пристально всматривался в мою грудь.

– А вот и наша Красная Звездочка!

– Так точно, Леонид Ильич, она.

– Во дает, русский, что ли?

Я представился, пожимая его большую, мягкую, но еще не утратившую силы ладонь. Спросил меня, как и когда я попал во Францию, где воевал с немцами, были ли еще в отряде русские эмигранты или беглые пленные. По-дружески приобнял за плечи и пророкотал на весь зал: «Молодчина!»

Мой друг, удачно выбрав момент, включился в разговор: «Да, он у нас большой молодец и в войну, да и сейчас, несмотря на годы. Но вот с советским посольством у него большая проблема». По интонации руководитель понял, что что-то не то. Генсек недоуменно посмотрел на моего друга, потом на опешившего от неожиданности посла: «Что он говорит?» Дипломату пришлось все переводить в точности.

Брежнев отпустил мои плечи, слегка отступил:

– Рассказывай, что у тебя за проблемы?

Я коротко рассказал, что случилось. Достал из кармана письмо, протянул ему. Брать его он не стал. Слегка качнулся в мою сторону, проурчал, повышая голос в конце фразы.

– Они тебе не разрешили?!

Пришлось поправить его: «Нет, поездку в СССР разрешили, а вот в Екатеринбург, извините, в Свердловск – нет».

Набычившись, резко крутанулся в сторону посла:

– Почему?!

На помощь бедному подчиненному бросился министр: «Леонид Ильич, мы же вместе с вами подписывали указ об этом регионе».

Брежнев развернулся к министру и, наклонив голову еще ниже, рыкнул: «Я что, по-твоему, не помню, что подписываю?» Осекся, понимая, что я стою рядом. Коротко обернулся ко мне: «Подожди минутку, мы сейчас разберемся».

Взял под локти мужчин и отвел их шага на три. Но слышно было все отчетливо, не будет же глава государства унижаться до шепота. Обратился к министру: «Ты что, серьезно думаешь, что этих стариков будут интересовать наши танковые заводы? Ты думаешь, они будут лазать по заводским заборам и прятаться в кустах у наших полигонов?» На что тот ответил: «Да что Вы, Леонид Ильич, нет, конечно!» «Так какого тогда! Им единственно, что нужно, побывать последний раз на Родине, поплакать у родного дома или у того, что от него осталось! Да горстку земли на могилки привезти. Развели тут страсти-мордасти! Человек русский, воевал, ранение имеет, советский орден на груди!»

Пытаясь как-то оправдаться, посол ляпнул: «Леонид Ильич, да у них на руках документы еще царского времени, они же французского подданства не принимали, как их оформлять-то?»

А вышло еще хуже. Генсек аж заклокотал горлом: «Ну и молодцы, что не принимали, много ли теперь таких найдешь! Мне что, тебя учить надо, как это делается?! А ну, пошли».

Левой рукой жестко взял его под руку и вернулся к нам. Кивнул мне на посла:

– Отдай письмо ему, все сделают тебе как надо, езжай, солдат, на Родину, можешь и от меня передать привет Уралу. Эх, давно я там не бывал.

Прощаясь, протянул руку. Отпустил посла, повернулся к министру, пошли рядом к следующей группе. Пока шли, буркнул недовольно: «Зажрались твои тут в Парижах, почаще надо менять. Сегодня Париж, а завтра Улан-Батор, так-то лучше будет».

Посол забрал мое письмо. Понимая, что генсек уже не вернется к нам, с нескрываемой тихой злостью, ехидно спросил: «Надеюсь, адрес и телефон здесь указаны?» И уже более высокомерно: «Вам позвонят». Но все же на прощание пробормотал: «До встречи».

Кстати, Улан-Батор его миновал, до сих пор работает в Париже. Звонок из посольства раздался дня через три после встречи «в верхах». Сдали в посольство все, что нужно для оформления выезда, определились с датой вылета. Затягивать не стали, не дай Бог что изменится и ветер подует в другую сторону…

– Ну вот, молодой человек, прошло чуть больше часа, а вы почти все знаете о наших семьях, – жена вновь подхватила нить разговора.

Такие задушевные, откровенные разговоры, наверное, возможны только в России с ее огромными просторами. В купе поезда дальнего следования под стук колес с приятным собеседником, тем более зная, что больше ты с ним никогда не встретишься. Это так располагает к откровению, почти как на исповеди.

Она тихо засмеялась.

– А у нас с вами получилось не под стук колес, а под вой турбин, но получилось!

Озорно подмигнув мне, она, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, бросила в воздух достаточно громко:

– Так, где же наше авто?

Муж укоризненно посмотрел на нее. Сделала вид, что не замечает этого взгляда, но заметила, как заметался за стойкой «интуристовский» Жорка. Добавила шутливо, более громко, крылатую фразу: «Карету мне, карету!»

Моя диспозиция на диванчике позволяла мне хорошо видеть входную дверь в наш отдел. Сквозь застекленный простенок я увидел, как к «парадному» крыльцу подъехала черная «Волга». С переднего пассажирского сиденья вывалилась крашеная под блондинку пышнотелая «стерва на шпильках». Эту переводчицу-гида тихо ненавидели и побаивались не только сотрудники «Интуриста», но и наши девчонки, предпочитая с ней не связываться. Уже в те годы для нас не было секретом, что все переводчики периодически пишут отчеты в «контору». Но «стерва на шпильках» отчеты не писала, она их строчила. Испортить человеку настроение или нагадить по работе было для нее верхом наслаждения. Эта мерзкая бабенка работала только с «одиночками» по классу «люкс». Я повернулся к Саше, сказал:

– По вашему велению, по «интуристовскому» хотению карету вам подали.

– Вот и хорошо, пора двигаться к теплому морю.

– Хорошо-то хорошо, да не очень.