Текст книги "Заяц, жаренный по-берлински"

Автор книги: Олег Буркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

По «тиграм» била советская артиллерия.

Вот снаряд разорвался рядом с одним немецким танком, сорвав с него гусеницу. Вот загорелся другой «тигр»…

…Ломов и Синдяшкин в белых маскхалатах ползли к командному пункту роты с тыла, волоча за собой большущие баки с пищей. Оба были без оружия. На боку у каждого повара болталась объемистая фляжка…

…Ломов и Синдяшкин подобрались к окопу командного пункта и запрыгнули в него вместе с баками. Панин обернулся, увидел поваров и радостно заулыбался.

– О! Вот и обед! Спасибо, кормильцы!

Реутов тоже обернулся и улыбнулся.

– Хорошо! А то у бойцов уже животы свело, – он кивнул вперед. – Отобьем атаку – и сразу заправимся.

– Наркомовские сто грамм не забыли? – спросил Панин.

Ломов хлопнул себя по фляжке на боку.

– Водка кончилась. Но спиртяга есть!

Панин весело махнул рукой.

– Пойдет и спиртяга! За милую душу!

Реутов и Панин снова повернулись в сторону наступающих фрицев. Начали стрелять по ним из автоматов – короткими очередями, экономя патроны.

…К нашим окопам приближался единственный не подбитый артиллеристами «тигр», к которому «жались» пятеро бегущих по бокам от танка немецких пехотинцев. Реутов и Панин дали по ним несколько очередей. Убитые немцы упали в снег. Сам же танк продолжал угрожающе надвигаться на командный пункт роты. «Тигр» находился уже метрах в 60-80 от него.

Реутов повернулся к Панину.

– Чёрт! У нас же ни одной гранаты!

– Да…, – растерянно протянул Панин. – Если не помогут артиллеристы… Плохо дело.

…«Тигр» надвигался на командный пункт. До него было не больше полсотни метров. Реутов, Панин, Ломов и Синдяшкин смотрели на стальную махину с бессильной злобой.

Глаза Ломова загорелись. Он повернулся к Синдяшкину. Наклонившись к самому уху друга, махнул в сторону танка рукой и что-то зашептал. Выслушав Ломова, Синдяшкин согласно кивнул головой.

Два безоружных повара ловко выпрыгнули из окопа и, вжимаясь в снег, поползли навстречу немецкому «тигру». Увидевший это командир роты на несколько секунд опешил, а когда пришел в себя, сердито закричал:

– Куда?! С голыми руками на танк? Сдурели, что ли?

Реутов и Панин, вытянув шеи, смотрели на поваров, как на сумасшедших. Переглянувшись, капитан и старший сержант растерянно и удивленно пожали плечами…

…Ломов и Синдяшкин быстро ползли навстречу стальной махине, – но не сам «тигр», а обползая его сбоку…

…Вот повара поравнялись с танком, который двигался всего в нескольких метрах от них.

Вот оказались уже за «тигром»…

…Ломов и Синдяшкин сорвали с себя фляжки, быстро открутили их колпачки, вскочили и, пригнувшись, подбежали к танку сзади. Оба засеменили трусцой следом за «тигром», дружно поливая из фляжек спиртом его моторный отсек…

…Уже сообразив, что делают повара, Реутов повернулся к Панину. Восторженно улыбаясь, махнул в сторону Ломова и Синдяшкина рукой.

– Глянь! Глянь, что творят!

…Когда Ломов и Синдяшкин вылили в моторный отсек «тигра» весь спирт из фляжек,

Ломов чиркнул спичкой и швырнул ее туда же. Моторный отсек танка вспыхнул. Ломов и Синдяшкин отпрыгнули в сторону, упали в снег и отползли подальше от танка…

…Проехав еще немного, горящий танк остановился метрах в двадцати от наших окопов. Башенный люк «тигра» распахнулся. Из него, спасаясь, начали выпрыгивать немецкие танкисты. Наши уничтожали их меткими выстрелами одного за другим, и вскоре все члены экипажа «тигра», раскинув руки, валялись в снегу вокруг танка…

…Ломов и Синдяшкин лежали недалеко от пылающего «тигра», глядя на него и торжествующе улыбаясь…

…Реутов вскинул руку вверх и махнул ею.

– В атаку! Вперед!!!

Реутов и Панин первыми выпрыгнули из окопа командного пункта. Следом за ними из своих окопов начали выпрыгивать бойцы. Громко крича «ура!», они бежали по заснеженному полю цепью, стреляя из автоматов…

…Когда цепь атакующих приблизилась к Ломову и Синдяшкину, повара тоже вскочили с земли, подбежали к убитым немецким пехотинцам, подхватили лежащие рядом с фрицами шмайсеры и влились в цепь бойцов. Вместе с ними повара неслись по заснеженному полю к немецким окопам, стреляя на ходу…

***

Посреди блиндажа командира полка стояли Ломов с перевязанной головой и Синдяшкин со ссадиной на скуле. Подполковник Трошкин, замерший напротив них, смотрел на поваров глазами, полными гордости и восхищения.

– Ну, вы даете! Первый раз у меня повара ходят в атаку. А уж как спалили немецкий «тигр»…

Трошкин громко засмеялся.

– Это ж надо! – подполковник опрокинул в воздухе воображаемую фляжку рукой. – Спиртом! Из фляжек! Теперь я знаю: вы не только зайцев умеете жарить. Но и «тигров»!

Ломов и Синдяшкин улыбнулись его шутке.

– Спасибо, мужики. Нам эта контратака, – командир полка провел себя ладонью по горлу, – во как была нужна. Полк сегодня продвинулся еще на пять километров.

Трошкин обвел поваров взглядом.

– Буду представлять обоих к орденам Славы. Второй степени, – он кивнул на их гимнастерки. – Третья-то у вас уже есть.

Повара довольно улыбались.

***

Ломов с перебинтованной головой и Синдяшкин сидели на перевернутых ящиках недалеко от разделочного стола, чистили картошку. Синдяшкин первым увидел Валентину, которая, вынырнув из-за палатки хозчасти, направилась к поварам.  Кивнув в сторону медсестры головой, Синдяшкин ухмыльнулся и вполголоса протянул:

– Твоя!

Ломов поднял голову, увидел Валентину, заулыбался и торопливо вскочил. Валентина подошла к поварам.

– Здравствуйте, – она тоже улыбнулась.

– Здравствуйте, – почти хором ответили повара.

Валентина посмотрела на Ломова и притворно нахмурила брови.

– Петр Егорыч, почему не пришли вчера на перевязку?

Ломов виновато вздохнул.

– Приходил я… Но как увидел у палатки капитана Орехова… Сразу дал задний ход.

Не хочу лишний раз с ним встречаться. Больно уж он у вас сердитый.

При упоминании Орехова Валентина вздохнула. А затем решительно сверкнула глазами.

– У Вас – ранение. Перевязывать нужно. А Вы… Из-за этого Орехова…, – не договорив, она раздраженно махнула рукой.

– Может, Вам еще чего приготовить? Вкусненького? – ласково протянул Ломов.

– Не нужно. Вы сами приходите. И на перевязку, и просто…, – Валентина заглянула в глаза Ломова с надеждой. – Сегодня придете?

Глаза Ломова загорелись радостным блеском.

– Обязательно!

***

Из-за двери штабного блиндажа доносился орудийный гром.

Облокотившись о стол, Трошкин прижимал к уху трубку полевого телефона. Лицо подполковника было перекошено от досады и злости.

– Что? Отступать? Аж за Павловку?! – Трошкин тяжело вздохнул. – Есть.

Он гневно швырнул трубку на аппарат.

***

Ломов и Синдяшкин возились у костра.

Недалеко от передвижной кухни с огромным баком для пищи стояла привязанная к дереву лошадь. В воздухе – совсем близко – гремела артиллерийская канонада.

К поварам подбежал запыхавшийся лейтенант Могилевец, на котором не было лица. Повара повернулись к нему.

– Немцы прорвали фронт! Сразу в двух местах… Чтобы полк не попал в окружение, приказано отступать, – Могилевец махнул рукой. – Быстро собирайте манатки!

Лейтенант убежал.

Ломов бросился к передвижной кухне, Синдяшкин – к лошади. Ломов торопливо укладывал на бак какие-то мешки. Синдяшкин отвязывал лошадь от дерева, путаясь в узлах веревки.

– Шевелись, Иваныч! – бросил Ломов Синдяшкину.

Синдяшкин выхватил из кармана нож и обрезал веревку.

***

По проселочной лесной дороге тянулся тыловой обоз. Его замыкала передвижная кухня, на облучке которой сидели Ломов и Синдяшкин с автоматами за спинами.

Ломов держал в руках вожжи, погоняя лошадь, тянувшую передвижную кухню.

В воздухе со всех сторон гремели орудийные выстрелы и взрывы бомб…

…На очередном ухабе у передвижной кухни отвалилось колесо. Оно покатилось в сторону. Кухня резко накренилась вбок, а Ломов и Синдяшкин кувырком полетели на землю. Ломов упал прямо на Синдяшкина, грузно навалившись на него своим огромным телом. Синдяшкин жалобно и протяжно застонал.

– Егорыч, слезай! Раздавишь же!

– Да что твоим костям будет! – бросил, поднимаясь, Ломов.

Синдяшкин тоже встал, кряхтя и почесывая бока. Ломов побежал к колесу, закатившемуся в кусты. Синдяшкин заковылял к кухне…

…Тыловой обоз полка исчез за деревьями…

…Ломов и Синдяшкин, присевшие на корточки, закончили прилаживать колесо и встали.

Оба посмотрели туда, где дорога терялась среди деревьев: хвоста обоза было не видно.

Ломов махнул рукой.

– Поехали! Быстро!

Повара заскочили на облучок кухни.

– Отстали мы…, – тоскливо протянул Синдяшкин.

– Ничего, догоним! – Ломов натянул вожжи. – Н-но!

Лошадь тронулась с места…

Передвижная кухня двигалась уже по другой лесной дороге. Орудийный выстрелы и разрывы бомб гремели где-то далеко впереди. Синдяшкин повернулся к Ломову и кивнул головой вперед.

– Далеко уже наши. Ох, попадем мы с тобой в окружение…

– Да не каркай ты!

…Вскоре лес начал редеть. Услышав сбоку приглушенный рев мотоциклов, Ломов и Синдяшкин посмотрели в ту сторону, откуда он раздался. Тревожно переглянулись.

Ломов остановил лошадь. Повара соскочили на землю. Ломов махнул рукой.

– Пошли, поглядим!

Пригнувшись и сжимая в руках автоматы, повара пробирались среди деревьев. Рев мотоциклов становился все громче и громче. Повара приближались к опушке леса…

…Уже недалеко от нее повара сквозь деревья увидели, как по грунтовой дороге, ведущей вдоль опушки, с ревом мчались мотоциклы, на которых сидели немецкие солдаты. Мотоциклы ехали в том же направлении, что и повара. Ломов и Синдяшкин, не сговариваясь, упали на землю. Ломов повернул к Синдяшкину голову.

– Накаркал!

– Да я-то тут причем?

Ломов почесал затылок.

– Будем пробиваться к своим, – он оглянулся назад. – Двигаться к линии фронта по той же дороге.

– Может, кухню нам бросить? – предложил Синдяшкин. – Пёхом сподручнее. А с ней – засекут нас фрицы, как пить дать.

Ломов сердито посмотрел на Синдяшкина.

– Я те брошу! Имущество надо сберечь.

***

Передвижная кухня двигалась по той же проселочной лесной дороге.

Ломов и Синдяшкин услышали впереди шум мотоциклов.

– Прятаться надо! – испуганно прошептал Синдяшкин.

Ломов направил лошадь в лес. Передвижная кухня съехала с дороги. Но углубиться в лес повара не успели.

На дороге появились два мотоцикла с четырьмя немцами. У троих фрицев были автоматы, а у солдата на втором мотоцикле – пулемет. В люльке переднего мотоцикла сидел уже немолодой фельдфебель. Фельдфебель и Ломов с Синдяшкиным заметили друг друга одновременно. Фельдфебель крикнул что-то солдату за рулем, толкнул его в бок и, вскинув автомат, навел его на поваров. Ломов и Синдяшкин спрыгнули на землю, наводя автоматы на фрицев. Фельдфебель дал по поварам очередь с мотоцикла, который начал тормозить, но еще не успел остановиться. Ломов и Синдяшкин ответили дружным залпом. Пуля попала в голову солдата за рулем переднего мотоцикла, и убитый немец уронил ее на руль: мотоцикл съехал с дороги, врезался в дерево и перевернулся. Придавленный мотоциклом фельдфебель, автомат которого улетел далеко в сторону, истошно закричал от боли. Немцы на втором мотоцикле тоже начали стрелять по Ломову и Синдяшкину.

Повара дали по ним несколько очередей, убив обоих. Второй мотоцикл, проехав еще немного, также съехал с дороги, уперся в дерево и заглох.

В наступившей тишине были слышны лишь жалобные стоны и причитания придавленного мотоциклом фельдфебеля, ругающегося по-немецки.

Ломов и Синдяшкин встали и стали осторожно приближаться к дороге. Фельдфебель перестал стонать и ругаться. Он с ужасом смотрел на приближающихся поваров.

Ломов и Синдяшкин подошли к нему. Синдяшкин, кивая на немца, навел на него автомат.

– Ну чё, добьем?

Фельдфебель, понявший намерения повара, был близок к обмороку.

– Зачем? – возразил Ломов. – Доставим к нашим. Им «язык» не помешает.

– Самим бы пробиться…, – вздохнул Синдяшкин. – А с этим… Обуза!

Ломов хитро усмехнулся.

– Не будет он нам обузой!

Ломов окинул взглядом валяющихся на дороге фрицев, шинели которых были пробиты пулями.

– Шинелишки мы, конечно,  продырявили… Но ничего! Сойдут.

…Передвижная кухня двигалась по лесной дороге дальше. Ломов и Синдяшкин сидели на облучке, одетые в немецкие шинели, с касками на головах.  Толстому Ломову шинель была невероятна мала и, когда он ее надевал, порвалась под мышками. Рядом с поварами лежал захваченный у немцев пулемет. Фельдфебеля с поварами не было.

Неожиданно впереди прогремел пистолетный выстрел. Пуля чиркнула по баку для пищи в нескольких сантиметрах от Ломова. Ломов и Синдяшкин спрыгнули на землю и залегли.

Лошадь остановилась.

Прогремел еще один выстрел – и пуля вспорола снег рядом с Ломовым. Ломов заметил стрелявшего в него человека, который прятался за деревом недалеко от дороги. Петр Егорович повернулся к Синдяшкину, который уже вскинул автомат и собрался стрелять в ответ. Сделает другу знак рукой: погоди.

– Чё ждать-то? – прошептал Синдяшкин. – Пока он нас грохнет?

– Да не немец это, раз по немцам стрелял. Наверное, наш. Тоже попал в окружение…

Ломов повернул голову в сторону стрелявшего.

– Эй, за деревом! Слышь! Мы не фрицы!

– А кто? – донеслось из-за дерева.

– Из сорок второго полка.

– Сорок второго?

Глаза Ломова оживились.

– Где-то я уже этот голос слышал. Неужели…?

Ломов приподнялся.

– Товарищ капитан, это Вы?  Орехов?

– Ну, Орехов, – ответил голос из-за дерева уже спокойно и даже радостно. – А вы кто?

– Повара, с полковой кухни! Вы меня должны помнить – Ломов моя фамилия!

Ломов осторожно поднялся, стягивая с себя каску. Из-за дерева – не менее осторожно – выглянул Орехов. Увидев Орехова, Ломов широко заулыбался. На лице Орехова тоже расцвела улыбка…

…Орехов лежал на баке передвижной кухни. Одна нога капитана была перебинтована.

Перевернувшись набок, он жадно ел тушенку прямо из банки. Ломов и Синдяшкин стояли рядом с ним, глядя на Орехова с жалостью. Утолив первый голод, Орехов вскинул голову и посмотрел на поваров глазами, полными благодарности.

– Слава Богу, что встретил вас. Думал, уже все! Хана! С простреленной-то ногой…Машина моя от колонны отстала. Заглох движок, – Орехов махнул рукой. –  А тут – немецкие танки. Мы с водителем – в лес. Он добежать не успел… А меня подстрелили уже среди первых деревьев. Дальше – полз… Преследовать фрицы не стали – видно, торопились. Подумали – сдохнет сам.

Капитан горько усмехнулся.

По лицу Ломова было видно, что он волнуется.

– А остальные? Больше из ваших никто не мог… в окружение?

Капитан посмотрел на Ломова.

– Не должны, – Орехов понимающе улыбнулся. – За Валентину не беспокойся. Мы ее с ранеными отправили в тыл раньше всех – первой машиной.

Ломов облегченно вздохнул. Он подошел к облучку передвижной кухни, взял с него еще одну немецкую шинель, вернулся и протянул ее Орехову.

– Вам бы тоже переодеться. Если не возражаете. Мало ли…

Орехов пожал плечами.

– Чего возражать? На войне как на войне.

***

Из-за деревьев на опушку леса выскользнули Ломов и Синдяшкин. Залегли.

Артиллерийская канонада грохотала совсем рядом.

Повара, приподнявшись, смотрели вперед – туда, откуда доносился орудийный гром. Ломов махнул рукой: пошли дальше! Повара встали и начали короткими перебежками продвигаться вперед.

***

Передвижная кухня стояла в лесу. На баке кухни лежал с пулеметом в руках Орехов.

Он смотрел на Ломова и Синдяшкина, которые появились вдалеке. Пробираясь среди деревьев, повара возвращались к кухне…

…Ломов и Синдяшкин подошли к Орехову.

– Вы, товарищ капитан, здесь старший по званию. Поэтому как скажете, так и будет. Но у нас предложение такое…, – Ломов махнул рукой в ту сторону, откуда пришли повара. -

Передний край фрицев – недалеко. И место, где можно его проскочить, мы нашли – проход на стыке немецких окопов.

– Пока будем добираться до переднего края, немцы к нам цепляться не должны, – вступил в разговор Синдяшкин. – Кухни у фрицев похожи на наши. И форма на нас немецкая.

– Ну, а когда доберемся до передовой…, – Ломов стегнул рукой воображаемую лошадь. -Поскачем во весь опор – через поле, к нашим окопам. Пока фрицы очухаются… До наших будет рукой подать.

Синдяшкин улыбнулся.

– Прорвемся, товарищ капитан!

Орехов тоже улыбается.

– Что ж… План хороший.

***

Передвижная кухня выехала из балки у самого переднего края немецкой обороны и двинулась к проходу на стыке немецких окопов, которые тянулись слева и справа. До окопов было не больше тридцати шагов. За ними начиналось поле, на противоположном краю которого – метрах в 300 – виднелись уже советские окопы.

Ломов и Синдяшкин, спрятав автоматы под тряпьем в ногах, сидели на облучке. Орехов лежал на баке для пищи, накрыв пулемет своим телом.

Немцы в окопах заметили поваров. Решив, что они привезли обед, начали громко приветствовать поваров – скалить зубы и кричать, зазывая их к себе. Фрицы громко стучали ложками по пустым котелкам. Ломов, Синдяшкин и Орехов махали немецким солдатам руками и улыбались.

Ломов стегнул лошадь. Она ускорила ход. Перешла на бег. Передвижная кухня, миновав передний край немцев, выехала в поле и помчалась к советским окопам.

Немцы, среди которых был долговязый сержант, смотрели на поваров, как на сумасшедших, крутя пальцами у висков. Сержант крикнул:

– Вохин гейн зи? Дорт зинд руссише! (Куда вы? Там же русские!)

Лошадь, которую стегал Ломов, мчалась во весь опор. Передвижная кухня, подпрыгивая на ухабах, летела к советским окопам.

Когда она преодолела почти половину расстояния до них, немцы, наконец, сообразили, что повара направляются к русским преднамеренно. Сержант злобно выругался, поворачивается к своим солдатам и махнул рукой.

– Фойер! (Огонь!)

Немцы открыли по поварам огонь…

…Пули свистели над головами поваров и Орехова, со звоном ударяясь о бак для пищи.

Орехов выхватил из-под себя пулемет. Дает из него длинную очередь по немцам.

Сержант с простреленной головой повалился на дно окопа. Рядом с ним упало еще несколько убитых немецких солдат.

Орехов продолжал строчить из пулемета – ну, прямо как с тачанки. Синдяшкин выхватил из-под ног автомат и, обернувшись, тоже начал отстреливаться. Ломов, привстав на облучке, погонял лошадь.  До советских окопов оставалось не больше ста метров…

…В окопе стоял старший лейтенант Романов. Прижав к глазам бинокль, он удивленно наблюдал за странной повозкой с тремя фрицами, мчащимися к нашим окопам и стреляющими по своим. Рядом с Романовым топтался сержант Шилович. Взяв наизготовку автомат, он тоже изумленно наблюдал за происходящим. Чуть дальше замерли готовые ко всему бойцы.

– Что за ерунда? – недоуменно протянул Романов. – Фрицы… Летят на нас. А стреляют по своим.

– Может, к нам решили переметнуться? – предположил Шилович.

Старший лейтенант пожал плечами.

– Если к нам, – продолжал Шилович. – Давайте их прикроем. Поддержим огнем!

– Погоди. Дай разобраться…

…Передвижная кухня мчалась по полю к нашим окопам. Когда до них осталось 70-80 метров, пуля попала в лошадь. Захрипев, она повалилась набок. Кухня замерла на месте.

Орехов обернулся к поварам и вопросительно посмотрел на них.

– Егорыч, что делать? – крикнул Синдяшкин.

Ломов решительно махнул рукой.

– Дотянем сами!

Он повернулся к Орехову.

– Товарищ капитан, чего не стреляете?

Орехов снова начал строчить по немцам из пулемета.

Ломов спрыгнул на землю и бросился к убитой лошади, Синдяшкин – за ним. Под градом немецких пуль повара выпрягли из повозки убитую лошадь, впряглись в оглобли сами и,

поднатужившись, сдвинули кухню с места – не хуже лошади. Шаг за шагом друзья шли все быстрее и быстрее, а затем перешли на бег. Передвижная кухня катилась, приближаясь к советским окопам. Ломов вскинул голову и крикнул в сторону наших:

– Братцы! Мы свои!!!

Услышав крик Ломова, старший лейтенант Романов и сержант Шилович переглянулись.

Повернувшись к своим бойцам, Романов махнул рукой.

– По немецким окопам – огонь!

Бойцы дали дружный залп по фрицам…

***

Передвижная кухня стояла в леске за окопами нашего передового края.

Рядом с кухней сидели прямо на земле, тяжело дыша, потные и замученные Ломов и Синдяшкин в немецких шинелях.

Двое санитаров сняли с бака для пищи Орехова, уже скинувшего с себя немецкую форму, бережно уложили его на носилки и унесли.

Кухню обступили улыбающиеся бойцы во главе со старшим лейтенантом Романовым.

– Что ж вы кухню не бросили? – спросил у поваров Романов. – Когда подстрелили лошадь?  Быстрее бы добежали!

Ломов отрицательно помотал головой.

– Нельзя нам бросать кухню, товарищ старший лейтенант. Для повара она…, – Ломов почесал затылок. – Как для танкиста танк.

Обступившие поваров солдаты засмеялись. Ломов кивнул на огромный бак для пищи.

– Да и груз у нас ценный.

Романов удивленно вскинул брови.

– Какой?

Ломом и Синдяшкин усмехнулись. Ломов встал, подошел к кухне, забрался на бак и открыл его круглую крышку. Заглянув внутрь бака, постучал по его обшивке.

– Вылазь!

Из люка бака показалась голова немецкого фельдфебеля. Щурясь на ярком свете, он со страхом озирался вокруг. Высунувшись по пояс и разглядев советских бойцов, фельдфебель поднял руки вверх.

– Гитлер капут!

Бойцы, обступившие кухню, громко заржали.

Ломов повернулся к Романову.

– Нарвались в лесу на немецкий патруль… Троих положили. А этого – взяли с собой. Так что принимайте.

Старший лейтенант восхищенно цокнул языком.

– Ну, вы даете!

Ломов спрыгнул на землю и начал расстегивать пуговицы немецкой шинели.

– Хватит ходить во фрицевской форме, Иваныч! – бросил он Синдяшкину.

Ломов и Синдяшкин сняли и брезгливо швырнули немецкие шинели на землю.

Романов и бойцы увидели на груди каждого повара два Ордена Славы. Уважительно переглянулись.

***

У палатки медсанроты Валентина разговаривала со своей подругой Татьяной.

Татьяна увидела, как издалека к ним приближается Ломов. Ойкнув, она прижала руки к лицу.

– Смотри!

Валентина повернула голову в сторону Ломова, увидела повара и, радостно вскрикнув, бросилась к нему. Широко заулыбавшись, Ломов ускорил шаг. Валентина подлетела к Петру Егоровичу и, замерев в шаге от него, несколько секунд смотрела на повара так, словно все еще не верила своим глазам.

– Егорыч! Миленький…

Валентина сделала еще один шаг к нему, обняла Ломова руками за шею и начала торопливо покрывать поцелуями его лоб, губы, щеки… Ошарашенный Ломов стоял, не смея шелохнуться. В его влюбленных глазах было неземное блаженство.

Татьяна смотрела на Ломова с Валентиной с легкой завистью.

Отстранившись от Ломова, Валентина вытерла ладонью влажные глаза.

– Мне сказали, ты отстал от полка. Пропал без вести… Господи, чего я только не думала!

– Жив я, жив, – он ласково провел рукой по щеке Валентины. – Не время помирать, когда у нас с тобой… Только все началось.

Ломов счастливо улыбался. Валентина – тоже.

К палатке медсанроты подбежал раскрасневшийся Синдяшкин. Кивком головы он поздоровался с Татьяной, а потом и с увидевшей его Валентиной. Ломов недоуменно уставился на друга. Синдяшкин выдохнул:

– Егорыч! Нас – к командиру полка!

– Во как…, – недовольно протянул Ломов. – И поговорить не дадут.

***

Ломов и Синдяшкин стояли напротив Трошкина в окопе командно-наблюдательного пункта полка. Подполковник смотрел на них с гордостью и восхищением.

– Про все ваши подвиги знаю. И про встречу в лесу с немецким патрулем, и про пленного фрица. Ну, а как летели на кухне к нашим окопам… Как на тачанке…, – Трошкин засмеялся и изобразил руками стрельбу из пулемета. – Знает уже даже командующий фронтом. И ему доложили…

Командир полка похлопал поваров по плечам.

– Пора вам становиться полными кавалерами Ордена Славы. Заслужили, мужики!

Ломов и Синдяшкин довольно переглянулись.

***

Солнечным апрельским утром 1945 года Валентина и Ломов, на гимнастерке которого сияли три Ордена Славы, негромко переговариваясь, вышли из палатки медсанроты и тут же – лицом к лицу – столкнулись с капитаном Ореховым. Увидев Орехова, Ломов вытянулся в струнку.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

Орехов приветливо улыбнулся.

– Здорово!

Стараясь не глядеть на Валентину, Орехов пожал повару руку.

Ломов и Валентина отошли в сторону и остановились недалеко от палатки, продолжая прерванный разговор. Орехов бросил на влюбленных грустный взгляд, вздохнул, махнул рукой – а, что тут уже поделаешь?! – и исчез внутри палатки.

Ломов обнял Валентину за талию.

– Придешь к нам на кухню обедать? – он подмигнул Валентине. – Я ушицу сварю.

– Правда!? Снова ходил на рыбалку?

– А то. С утра пораньше… Так придешь?

– На уху – обязательно.

К Ломову и Валентине подошел Трошкин – уже в полковничьих погонах. Ломов и Валентина повернулись к нему и застыли по стойке «смирно». Трошкин махнул рукой.

– Вольно, вольно.

Ломов и Валентина расслабились.

– Вот, Егорыч, мы и у Берлина. В полсотне километров, – Трошкин улыбнулся Ломову. – Скоро возьмем!

Командир полка хлопнул повара по плечу.

– Помнишь, что мне обещал?

– Помню, товарищ полковник. Будет Вам жареный заяц по-берлински.

– Ну, с зайцем-то все понятно. А вот кое с чем другим…, – Трошкин хитро прищурился. – Хочу задать тебе один вопрос…

Ломов пожал плечами.

– Спрашивайте.

Трошкин перевел взгляд с Ломова на Валентину.

– Когда будем свадьбу играть?

Ломов и Валентина, смутившись, переглянулись. Ломов решительно махнул головой.

– Кончится война – и сыграем.

Трошкин шутливо погрозил Ломову пальцем.

– Смотри! Чтобы и это обещание выполнил!

***

У костра помешивал в котелке уху Синдяшкин, на гимнастерке которого тоже сияли три Ордена Славы. Рядом с Синдяшкиным стоял Ломов.

К леску недалеко от полковой кухни подошла рота пехотинцев. Остановившись на привал, солдаты разбрелись в разные стороны. Рассевшись на траве, перекусывали, курили…

Ломов обратил на них внимание. Кивнул на солдат.

– Глянь, вроде, не наши.

Синдяшкин тоже посмотрел на отдыхающих бойцов.

– Не. Я слышал, полку две роты придали. Перед наступлением. Из другой части.

Ломов продолжает разглядывать солдат, находившихся метрах в ста от кухни.

Неожиданно он изменился в лице. Заметив это, Синдяшкин тронул друга за локоть.

– Егорыч, что случилось?

Ломов, словно не слыша его, сделал шаг в сторону солдат. В его глазах смешались сомнение и надежда.

– Не может быть…, – протянул Ломов.

Сорвавшись с места, Ломов направился к солдатам. Синдяшкин удивленно смотрел ему вслед. Ломов шагал все быстрее и быстрее, а затем перешел на бег…

…В леске, в стороне от других солдат, устроился на пеньке… Ваня. Он курил, сидя спиной к подбегающему Ломову.

Ломов с глазами самого счастливого человека на земле летел к сыну. Когда до него осталось 20-30 шагов, Ломов уже ни капли не сомневающийся, что это Ваня, махнул рукой.

– Ваня! Сынок!!!

Услышав голос отца, Ваня вскочил и повернулся к Ломову. Недокуренная самокрутка выпала из руки Вани. На его лице расцвела счастливая улыбка.

– Батя!!! – громко крикнул Ваня и кинулся навстречу отцу.

Сблизившись, они бросились друг к другу в объятья.

Отец и сын стояли, обнявшись. На глазах обоих были слезы радости. Солдаты из роты Вани смотрели на них, улыбаясь.

Отстранившись от Вани, но продолжая держать руки на его плечах – словно боясь вновь потерять сына – Ломов смотрел на него так, будто все еще не верил в это чудо.

– Ваня! Сын… Я поверить не мог… Когда увидел тебя, – Ломов счастливо улыбался. – Я же получил на тебя похоронку, еще в сорок первом.

Ваня кивнул головой.

– Знаю, батя. Все знаю.

К Ломову и Ване подбежал Синдяшкин с распростертыми для объятий руками.

– Ванюша! – радостно заорал он.

Ваня сделал шаг к нему. Синдяшкин и Ваня крепко обнялись. Жмурясь от радости, Синдяшкин хлопал его по спине своими маленькими ладошками.

– Это ж сколько лет мы не знали… Что ты – живой.

– Да, Иваныч.

Освободившись из объятий Синдяшкина, Ваня стоял между ним и отцом. В глазах обоих поваров горело желание поскорее узнать, почему так случилось. Ваня вздохнул.

– Меня ведь и в самом деле – чуть не похоронили. По-настоящему…

Ломов оглянулся вокруг.

– Да что мы торчим тут, как три пенька? – он кивнул в сторону кухни. – Пошли к нам – на кухню. Там все и расскажешь. Привал же у вас – большой?

– Да, время есть, – Ваня спохватился. – Я только взводному скажу.

Ломов хлопнул его по плечу.

– Давай.

Ваня развернулся и побежал к своей роте. Ломов смотрел ему вслед счастливыми глазами…

…Ломов, Ваня и Синдяшкин сидели вокруг костра. Ваня держал в руках кружку с дымящимся чаем. Оба повара слушали его, боясь пропустить хоть слово.

– Под Волоколамском, во время атаки, снаряд разорвался у меня за спиной… Что было дальше – не помню. Но мне потом рассказали…, – волнуясь, Ваня сделал глоток из кружки. – Осколками посекло всего, живого места не осталось… В общем, приняли меня бойцы из похоронной команды за мертвого. Снесли вместе со всеми – к яме, для братской могилы. Тут я и зашевелился… Меня – сразу в госпиталь. Почти два месяца пролежал. Пять операций…

Ломов и Синдяшкин сочувственно вздохнули.

– Потом повезло – вернулся в родную часть, – Ваня посмотрел на отца. – Там и узнал, что тебе на меня отправили похоронку…

Ломов грустно покачал головой.

– Сразу написал тебе, что ошиблись. Живой! – Ваня вздохнул. – А в ответ – тишина. Я и Варе писал… И от нее письма не дождался.

Ваня обвел Ломова и Синдяшкина проницательным взглядом.

– Ну, я сразу и понял. Что все вы ушли на фронт.

Ломов согласно кивнул.

– Так и было. Сначала мы с Иванычем. Потом – Варя.

– Значит, все мои письма так уже четвертый год в почтовых ящиках и лежат…. – спохватившись, Ваня вскинул голову. Он заметно волновался. – А Варя? С ней все в порядке? Где она?

Синдяшкин похлопал его по плечу.

– Да в порядке, в порядке! В медсанбате она, сестрой. А дивизия ее сейчас где-то в Польше. Кончится война – свидитесь! А пока…, – Синдяшкин полез в карман гимнастерки, достал из него сложенный двое конверт и протянул его Ване. – Тут тебе и ее полевая почта, и наша.

Глаза Вани, взявшего в руки конверт, радостно загорелись. Он ударил себя кулаком по колену.

– Сегодня же ей напишу!

Синдяшкин снова потрепал Ваню по плечу.

– И я напишу. Что Ванюша воскрес!

К костру подошла Валентина. Увидев ее, Ломов вскочил и, широко улыбаясь, кивнул на сына.

– Валя! Я сына нашел! Живого!

Валентина радостно и удивленно вкинула брови. Ваня тоже встал и приветливо кивнул ей головой.

– Здравствуйте.

– Здравствуй.

Ломов сделал шаг к Ване и обнял его, прижав к себе.

– По ошибке прислали похоронку… Так что праздник у нас! Какого еще и не было!

– Нашли-то вы как друг друга? – спросила Валентина.

Ломов кивнул на лесок, где расположились на привале пехотинцы.

– Вон там я его увидел. Среди солдат.

Валентина посмотрела на Ваню.

– Ну, со вторым рождением тебя, Ваня!

Со стороны леска раздался громкий голос:

– Ломов!!!

Ломов и Ваня повернулись на голос одновременно и увидели солдата, который, отойдя от леска в сторону кухни, смотрел на Ваню. За спиной солдата пехотинцы становились в строй. Солдат махнул Ване рукой.