355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Платонов » История русского народа в XX веке (Том 1, 2) » Текст книги (страница 8)
История русского народа в XX веке (Том 1, 2)
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 13:38

Текст книги "История русского народа в XX веке (Том 1, 2)"


Автор книги: Олег Платонов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 154 страниц) [доступный отрывок для чтения: 55 страниц]

Глава 11

Дворянство. – Отход от традиции служения. – Желание жить не хуже, чем в Западной Европе. – Несправедливые требования к Русскому народу. – Любовь к иностранному. – Розовые космополиты. – Незаслуженные привилегии. – Участие в спаивании народа.

Атрофия национального сознания в образованном обществе имеет начало в атрофии этого чувства у значительной части русского дворянства, особенно происходящего из западнорусских земель. В дворянской среде сложилась традиция искать себе зарубежных предков, ибо отечественные считаются недостаточно почтенными. Дворяне с усердием сочиняют себе родословные, чаще всего легендарные, в которых выискивают себе родственников чуть ли не из Рима, но обязательно откуда-то из Европы, на худой конец из татарских мурз.

Если русский дворянин еще в конце XVII – начале XVIII века по формам культуры, мировоззрению и воспитанию (преимущественно церковному) ничем не отличался от крестьянина и городского ремесленника (различие состояло только в богатстве и количестве слуг), то дворянин XIX и начала XX века стремится отгородиться от простого народа. Он ориентируется на европейскую культуру, черпает оттуда образование, язык, одежду и становится для своих простых соотечественников иностранцем. Конечно, были и исключения, но не они определяли тонус дворянского сословия. Да, дворяне продолжали оставаться на службе России, но ее интересы начинают понимать весьма своеобразно, как интересы своего сословия. Возникает культурный слой с оглядкой на Европу и культурно связанный больше с ней, чем с Россией, которая оставалась для него преимущественно местом службы и доходов и которую он охотно покидал по мере возможности, проводя многие годы за границей. Более того, сословие, ориентированное на военное служение Отечеству, постепенно отходило от традиций воинской службы. Если еще в XVIII и первой половине XIX века большая часть дворян считала своим долгом и честью военную службу, то к началу XX века таких людей стало меньшинство.

«Как ни близко знал я своих земляков – крепостных рязанских крестьян, – писал в конце XIX века П.П. Семенов-Тян-Шанский, как ни доверчиво относились они к своему… барину, но все-таки в беседах об их быте и мировоззрениях, в заявлениях об их нуждах было что-то недоговоренное и несвободное, и всегда ощущался предел их искренности…» Правда, Семенов считал, что в этом сказывалось влияние крепостного права. Конечно, было и это, однако причина коренилась глубже. Русские крестьяне смотрели на своих господ как на чужаков и зачастую весьма недружелюбно. Но и большая часть дворянства России смотрела на простой народ в лучшем случае как доброжелательные иностранцы, однако велико было и число тех, которые видели в них своих врагов. «Знайте, что мужик – наш враг! Запомните это!» – говорила дворянской молодежи княгиня П. Трубецкая (урожденная Оболенская).7474  Трубецкой С.Е. Указ соч. С. 61.


[Закрыть]
И таких трубецких-оболенских было в России немало.

Огромную роль в усилении социальной напряженности играли чрезмерные потребности образованного слоя, ориентировавшегося на западноевропейские стандарты потребления. Как справедливо отмечал еще М.О. Меньшиков, со времен Петра Россия глубоко завязла на Западе своим просвещенным сословием. Для этого сословия все западное кажется более значительным, чем свое. «Мы, – пишет Меньшиков, – глаз не сводим с Запада, мы им заворожены, нам хочется жить именно так и ничуть не хуже, чем живут „порядочные“ люди в Европе. Под страхом самого искреннего, острого страдания, под гнетом чувствуемой неотложности нам нужно обставить себя той же роскошью, какая доступна западному обществу. Мы должны носить то же платье, сидеть на той же мебели, есть те же блюда, пить те же вина, видеть те же зрелища, что видят европейцы».7575  Меньшиков М.О. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть]
Чтобы удовлетворить свои возросшие потребности, образованный слой предъявляет к Русскому народу все большие требования. Интеллигенция и дворянство не хотят понять, что высокий уровень потребления на Западе связан с эксплуатацией им значительной части остального мира. Как бы русские люди ни работали, они не смогут достичь уровня дохода, который на Западе получают путем перекачки в свою пользу неоплаченных ресурсов и труда других стран. Пусть дворянские имения дают втрое больший доход, дворяне все равно кричат о разорении, потому что их потребности возросли вшестеро. Чиновники получают тоже жалованье в три раза больше, но все равно оно не может обеспечить им европейского уровня потребления. Образованный слой требует от народа крайнего напряжения, чтобы обеспечить себе европейский уровень потребления, и, когда это не получается, возмущается косностью и отсталостью Русского народа.

Воспитывалось русское дворянство и вообще образованное общество преимущественно на западных авторах.

Первое, что читали дворянские недоросли, – это Майн Рид, Фенимор Купер, Вальтер Скотт, Диккенс, Жюль Берн, Масэ, Гумбольт, Шлейден, Льюис, Брэм. Русских авторов читали меньше, и были это чаще всего Помяловский, Решетников, Некрасов, Гончаров, Тургенев; меньше Писемский и Лермонтов, еще меньше Л. Толстой и Пушкин.

Позднее круг чтения расширялся опять же за счет иностранных авторов – Дж. Ст. Милля, Бокля, Дрэпера, Бюхнера, Вундта, а также Писарева, Добролюбова, Чернышевского. Считалось вполне нормальным и даже признаком хорошего тона читать запрещенные книги, например Герцена, Чернышевского, Берви-Флеровского. Как вспоминают современники, нередко было, когда воспитатели собирали учеников в кружок и прочитывали им с пространным толкованием «Что делать?» Чернышевского и «Азбуку социальных наук» Берви-Флеровского. Книги удивительно толстые и скучные, вызывающие у многих «благоговейную» зевоту. В высшей школе уже читали Маркса, Огюста Конта, Спенсера, Лассаля и других социалистических авторов, которых считали венцом прогресса.

В результате такого чтения и воспитания, писал современник, «при переходе в высшие школы мы (дворяне. – О.П.) были сплошь материалистами по верованиям (мы „верили“ в атомы и во все, что хотите) и величайшими идеалистами по характеру. „Наука“ была нашею религией, и если бы было можно петь ей молебны и ставить свечи, мы бы их ставили; если бы нужно было идти за нее на муки, мы бы шли… Религия „старая“, „попы“ были предметом самой горячей ненависти именно потому, что мы были религиозны до фанатизма, но по другой, по новой вере. „Батюшка“ читал свои уроки сквозь сон, словно сам понимал, что это одна формальность, и на экзамене ставил отличные оценки. Но нравственно мы все же были крепки и высоки. Чернышевский и Писарев тоже ведь учили добродетели и проповедовали „доблесть“. Этой доблести, особой, юной, высокой и беспредметной доблести, был запас огромный. Мы были готовы умирать за понятия, точнее, за слова, смысл которых был для нас темен».

Современники вспоминают, как организовывались тайные гимназические и студенческие библиотеки, кассы взаимной помощи, издавались рукописные и литографированные листки и журналы, которыми обменивались с другими учебными заведениями. Для довольно значительного слоя учащейся молодежи конспиративная, подпольная работа против «реакционного» правительства становилась смыслом жизни. В учебных заведениях тайно собирались специальные денежные фонды, делались пожертвования, нередко в крупных размерах, на революционную пропаганду.

«…Мы готовы были на всякую антиправительственную демонстрацию, потому что от души ненавидели так называемый существующий строй. Ненавидели полицию, ненавидели военную и всякую иную службу, жаждали, как манны небесной, конституции и за одно это священное слово, наверное, любой из нас выбросился бы из окна четвертого этажа». Берлинский трактат 1878 года, унизивший Россию (заключенный путем разных закулисных сделок и сговоров), сильно повлиял на настроение дворянства. Именно после этого национального унижения России на этом горьком настроении складывается плеяда деятелей, сыгравших позднее большую роль в либеральном и социалистическом движении. Как отмечал И. Аксаков, Берлинский трактат стал поворотным пунктом в новейшей русской истории, откуда неудержимо пошло наше нравственное и политическое растление. «Не может живой народ вынести подобного эксперимента! Нельзя видеть свою Родину оплеванною! И еще хоть бы нас побили, – нет, нас обокрали интенданты и евреи, и нас обошли дипломаты. Даже жаловаться не на кого. …В молодежи неведомо откуда появилась злая струя, нам совершенно чуждая. Мы были розовые космополиты, но на Россию смотрели снисходительно; здесь вдруг появилась яркая ненависть ко всему русскому. Мы мечтали о конституции и кричали „ура“ Александру II, а из этой молодежи анархисты формировали динамитчиков…» (С. Шарапов).7676  Шарапов С.Ф. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть]

Пользуясь своим положением первого сословия, дворяне и в конце XIX – начале XX века пытались сохранить свои привилегии и льготы, на которые они, по своей сути, уже никаких прав не имели, так как не являлись единственным служилым слоем общества.

На поддержание дворянского землевладения через казенный ипотечный кредит в конце XIX – начале XX века было израсходовано 6 млрд. руб. Дворяне получали огромные ссуды, сдавали земли арендаторам, погашая проценты по банковскому кредиту за счет арендных платежей, по сути дела, паразитировали за государственный счет. Государственная опека над дворянами в ее разных формах – ссуды на льготных условиях, освобождение от курсовых потерь, списание Государственным банком многомиллионных долгов Дворянского банка осуществлялась в ущерб простому человеку. Конечно, если бы эта опека оказывала благотворное влияние на правящее сословие, то это можно было бы выдержать. Но на деле тепличные условия только деморализовывали дворян, которые теряли всякий интерес к ведению нормального хозяйства. Полученные ссуды и льготы проедались, а дворянские хозяйства продолжали хиреть.

Позором для русского дворянства как правящего сословия было участие в спаивании народа. Еще Екатерина II закрепила за дворянами монопольное право на производство винного спирта, которым они пользовались вплоть до 1917 года. Но в конце XIX века их стали теснить купцы, которые сумели организовать более совершенное и выгодное производство водки. Чтобы поддержать благополучие дворянских винокуров, в конце XIX века по инициативе Витте устанавливается порядок, по которому казенные склады должны были принимать помещичий спирт-ректификат на выгодных для дворян условиях. А потом уже на государственных заводах из этого не всегда качественного сырья изготавливалась водка.


Глава 12

Государственный аппарат. – Бюрократия. – Малочисленность полиции и армии. – Интеллигенция и чиновничество. – Направления государственной политики. – С.Ю. Витте, реформы, и интриги. – С.В. Зубатов, поддержка тред-юнионизма и сионизма.

Государственный аппарат России конца XIX – начала XX века был очень далек от совершенства. Сформированный в подражание западным образцам, он был во многом чужд Русскому народу, особенно крестьянству, которое смотрело на чиновников с недоверием и враждой. Уродливое детище западной цивилизации далеко не всегда отвечало национальным интересам великой страны.

Чуждость госаппарата народу придавали ее сложность и чрезмерная иерархичность, чиновничья спесь и взяточничество. Высокая бюрократизация государственного аппарата определялась не его излишней численностью, а именно иерархической многозвенностью инстанций, могущих задушить любое живое дело или инициативу. Что же касается численного состава, то русский госаппарат по сравнению с западноевропейскими странами отличался малочисленностью. Число чиновников на тысячу жителей было в два-три раза ниже, чем в западноевропейских странах. Еще малочисленней были органы охраны порядка и армия.

С мая 1903 года в Европейской России устанавливается единая норма – один полицейский служитель на 2,5 тыс. человек населения. Это поразительно мало для страны, входившей в полосу национальных и социальных неурядиц.

Россия имела значительно меньший аппарат подавления, чем хваленые демократические страны: Англия и Франция. Число полицейских на тысячу человек населения было в этих странах в 5-9 раз больше, чем в России.7777  Трубецкой С.Е. Указ. соч. С. 148.


[Закрыть]

На борьбу с преступностью расходовались ограниченные средства. Так, если на розыскную деятельность в столичных западноевропейских городах расходовались миллионы франков, то в Петербурге на это же выделялось 15 тыс. руб., или 60 тыс. франков.7878  ГАРФ, ф. 826, д. 53, л. 171.


[Закрыть]

Во многих сельских местностях вообще не было полицейских, а их функции выполняли выборные от общины сотские. Порядок держался не на полицейском принуждении, а на устоявшихся традициях.

Был ли государственный аппарат России сильно милитаризован, как это утверждали советские историки? Данные позволяют сказать категорически «нет». Да, Россия имела самую большую армию в мире, составлявшую в мирное время почти 1,5 млн. человек. Но к этому ее обязывали протяженность границ и недружелюбная политика западных государств. По степени милитаризованности Россия занимала одно из последних мест среди других крупных государств мира. Так, если в России количество солдат (в строю и в запасе) на тысячу жителей составляло 16 человек, то во Франции – 35 человек, в Германии – 23 человека, в Австро-Венгрии – 25 человек.7979  Вопросы истории. 1993. N 2. С. 161.


[Закрыть]

По величине военных расходов Россия также находилась в последнем ряду ведущих держав, по уровню расходов на одного военнослужащего она уступала в 5 раз США, в 3 раза – Великобритании, 1,5…2 раза – Германии и Франции.

Не ставя перед собой цели ведения агрессивно-наступательных операций, Россия имела довольно скромный военно-морской флот, уступавший всем ведущим западным державам.

Основная часть чиновничества, особенно высшего и среднего, подбиралась из дворянства. Из него же формировалось чиновничество и на местном уровне. По сути дела, придатком государственного аппарата были сословные организации дворянства, имевшие выборное представительство в виде губернских и уездных предводителей дворянства. Из числа местных дворян назначались земские начальники и прочие чины местной администрации.

Нельзя сказать, что служба в государственном аппарате пользовалась большим престижем в обществе. Особенно с предубеждением к ней относилась интеллигенция. А уж служба в полиции и жандармерии у образованных людей считалась позором. Командиры отдельного корпуса жандармов стеснялись появляться в жандармском мундире и одевались «по-другому», «дабы не дразнить общественность». Курлов, который не имел другого мундира, кроме жандармского, испросил специальное Высочайшее соизволение на ношение общегенеральской формы, в какой он и ездил по государственным делам.

Не были в чести у образованного общества ни государственный герб, ни государственный гимн России. Характерным является рассказ Милюкова о случае в английском парламенте, где он после исполнения английского гимна, когда музыка заиграла русский гимн, пропел «Боже Царя храни». В леволиберальных кругах это было расценено как холуйство перед властью и его долго поносили за «квасной патриотизм».8080  Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1990. Т. 2. С. 35-36.


[Закрыть]
Причем англичане пропели свой гимн с гордостью, а Милюков – с чувством конфуза. Как должно было быть извращено национальное чувство, если человек, русский по крови, стыдился своего национального гимна!

Касаясь главных направлений государственной политики России, рождавшихся в недрах ее государственного аппарата, прежде всего следует отметить, что они сложились еще в царствование Александра III. Одно из них исходит из необходимости усиления дворянства и помещичьей власти как главного оплота государства посредством многообразной государственной помощи и льгот, чаще всего за счет других сословий. Сторонники этого подхода (в частности, князь В.П. Мещерский, граф Д.А. Толстой) были очень влиятельны и сумели многого добиться. Другое направление, выразителями которого являлись М.Н. Катков и К.П. Победоносцев, было более сбалансировано и предполагало государственную поддержку всем сословиям Русского государства, а не только дворянству. Более того, его выразители считали необходимым защитить простой народ от западнических верхов. «Главным объектом их защиты, охраны» были крестьянская община, народные традиции и обычаи. Все было очень хорошо, если бы не особый характер этой охраны. Она предполагала своей целью «подморозить» Россию, а не творчески продолжать ее начала, а это останавливало развитие многих традиционных ценностей страны, обрекая их на превращение в этнографический материал. Более того, представители охранительной идеологии смотрели с глубоким подозрением на любые проявления живой народной жизни, часто пытаясь втиснуть их в узкие рамки официальной церковности и примитивно понимаемого Самодержавия.

Почти все самые талантливые и выдающиеся государственные деятели эпохи Николая II были убиты революционерами. Пули политических бандитов ставили высшую точку в оценке их полезности для России. Министры внутренних дел Сипягин и Плеве, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, председатель Совета Министров Столыпин, многие тысячи других известных и малоизвестных деятелей государственного аппарата пали от рук убийц, освободив место менее достойным и менее способным к служению России. Причем гибли исключительно те, кто занимал твердую патриотическую позицию. Так, В.К. Плеве, злодейски убитый террористом, справедливо утверждал, что «Россия имеет свою отдельную историю и специальный строй». Он был убежден, что есть «полное основание надеяться, что Россия будет избавлена от гнета капитала и буржуазии и борьбы сословий».

Деятельность русского государственного аппарата в эпоху Николая II проходила под знаком террора, и немало слабых душ (особенно из высшей бюрократии) поддалось чувству страха и фактически капитулировало перед бандитами.

Характерную западническую позицию в государственном аппарате России занимал С.Ю. Витте. Еще в 1897 году он заявлял, что «в России теперь происходит то же, что случилось в свое время на Западе: она переходит к капиталистическому строю… и Россия должна перейти на него. Это мировой непреложный закон». Этот видный деятель государственного аппарата не принадлежал к коренным слоям Русского народа. Его отец, предки которого были из Голландии, лютеранин, принявший Православие, причислен к русскому дворянству только через семь лет после рождения сына.8181  Вопросы истории. 1990, N 8. С. 33.


[Закрыть]
Сам Витте всегда старательно обходил этот факт, акцентируя внимание на родственниках со стороны матери, принадлежавших к древнему русскому роду Фадеевых. По-видимому, именно от отца Сергей Юльевич получил тот неистребимый дух карьеризма, который был свойственен ему всю жизнь. Конечно, это был не примитивный карьеризм посредственного человека, а вдохновенное движение личности, наделенной большим талантом и способностями, но лишенной русского национального сознания. Витте нес в себе дух людей, которых Россия в своей истории знала много, – людей пришлых, приезжавших в страну «на ловлю счастья и чинов» и беспринципно делавших свою карьеру, сообразуясь только с собственными интересами. Когда в интересах карьеры Витте было выгодно поддерживать отношения с патриотическими кругами и даже славянофилами, он не колеблясь делал это и даже сам принимал участие в работе этих кругов. Однако без угрызения совести отошел от них, когда почувствовал, что в обществе набирает силу западническое либеральное движение. Опираясь на поддержку патриотических кругов, Витте проделал стремительную карьеру в государственном аппарате, заняв в 1892 году пост министра путей сообщения, а уже через полгода еще более важный пост – министра финансов. В своей деятельности на министерских постах он проявил себя как талантливый человек на службе России, но не русский человек, посвятивший себя Отечеству. Документальных подтверждений его принадлежности к масонству нет, хотя слухи об этом были очень упорны. Одно бесспорно – его постоянная связь с русскими и заграничными кругами, враждебными царской власти.

По-видимому, с самого начала царствования Витте занял по отношению к Николаю II и его супруге не очень лояльную позицию, хотя внешне и не выказывал. Это отношение проявилось во время серьезной болезни Царя в 1900 году, когда даже возник вопрос о Наследнике Престола. Витте предложил брата Царя – великого князя Михаила, с которым был в хороших отношениях. И позднее, уже после своей отставки с поста министра финансов в 1903 году, Витте (получив номинальную должность) питал надежду снова прийти к власти путем устранения Николая и воцарения великого князя Михаила. Зная характер Михаила и его полную неподготовленность к государственным делам, можно понять, что лукавый царедворец хотел стать сильным правителем при слабом Царе. Эта интрига Витте, которую он обсуждал с директором Департамента полиции А.А. Лопухиным,8282  Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. М.; Л., 1923. С. 72-73.


[Закрыть]
конечно, не могла улучшить его отношений с Царем и Царицей, которые вплоть до смерти бывшего первого министра относились к нему как к опасному интригану.

Обычно Витте приписывают заслугу стабилизации рубля и обеспечения стране твердой валюты путем введения золотого обращения, а также установления государственной монополии на продажу спирта, вина и водочных изделий. Приоритет его в этих делах и заслуги в их осуществлении далеко не бесспорны. Во-первых, введение золотого денежного обращения не было инициативой самого Витте. Денежная реформа втайне подготавливалась его предшественником И.А. Вышнеградским. Во-вторых, введение золотого обращения проводилось за счет карманов русских людей. На одну треть была осуществлена скрытая девальвация рубля. Новый кредитный рубль приравнивался примерно к 67 копейкам золотом. Конечно, эта операция позволила уменьшить на треть внутренний государственный долг, но вместе с тем и потребовала новых иностранных займов золотом для поддержания курса рубля.8383  Хромов П.А. Экономическое развитие России. М., 1967. С. 391


[Закрыть]

Но главное состояло в другом. В результате введения золотого денежного обращения русская экономика была тесно интегрирована в мировом экономическом порядке, политику которого определяли западные страны. Этот мировой порядок подразумевал первоначальный обмен между странами, продающими сырье, и странами, продающими промышленную продукцию. Цены на сырьевые ресурсы искусственно сдерживались, а на промышленную продукцию специально подстегивались. В результате страны – поставщики сырья были обречены на постоянную выплату своего рода дани странам, более промышленно развитым. По мере введения золотой валюты цены на сырьевые товары падали. В результате происходил отток отечественных ресурсов за границу, и прежде всего «бегство» самого золота, ранее полученного в виде займов, но уже с многократной сторицей. «Россия, – справедливо писал известный экономист М.И. Туган-Барановский, – поплатилась многими сотнями миллионов золотых рублей из золотого запаса, вполне непроизводительно растраченных нашим Министерством финансов при проведении реформы 1897 года».8484  Туган-Барановский М.И. Бумажные деньги и металл. Пгд., 1917. С. 83.


[Закрыть]

Через год после введения золотой валюты государственный долг России по внешним займам превышал количество золота, находившегося в обращении, а также в активах Государственного банка в России и за границей.8585  Хромов П.А. Указ. соч. С. 392.


[Закрыть]

Что же касается государственной монополии на продажу спирта, то идея этого мероприятия принадлежала не Витте, а Каткову, Витте стал только ее исполнителем. За 1893-1903 годы под руководством Витте построены тысячи казенных винных складов, лавок, заводов, специальных административных зданий.

Витте был талантливым министром финансов. Можно согласиться с оценкой князя Мещерского, что для усиления государственной власти ни один русский министр финансов не сделал так много, как С.Ю. Витте своею «системой хозяйства, основанной на идее сосредоточения всех ресурсов страны в одних руках».8686  Гражданин. 1901. N 54.


[Закрыть]
При нем финансовая система России превратилась в четко слаженный механизм.

Витте был убежденным противником общины.8787  Хотя в свое время выступал под личиной ее защитника.


[Закрыть]
В 1899 году он способствует принятию закона об отмене круговой поруки в общине. Следующим этапом борьбы против общины становится создание по инициативе Витте Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (1902 год). Витте пытается создать механизм «добровольного» перехода крестьян от общинной к частной собственности. По всей России учреждаются 82 губернских и 536 уездных дворянских комитетов, выполнявших социальный заказ по разрушению общины. После проведения определенной работы комитеты высказываются за «добровольный переход крестьян от общинного владения землей к подворному». В декабре 1904 года Витте выпускает в свет «Записку по крестьянскому делу», в которой открыто нападает на общину. В результате возмущенный Государь неожиданно для Витте 30 марта 1905 года закрывает Особое совещание.

В политических интригах С.Ю. Витте часто не хватало чувства меры, и он скатывался на авантюризм. Так было и в случае с интригой против министра внутренних дел Плеве, место которого Витте хотел занять. Как позже писал бывший начальник Департамента полиции того времени Лопухин, министр финансов вместе с князем Мещерским устроили настоящий заговор против Плеве, в который был вовлечен небезызвестный полковник Зубатов.

Заговорщики придумали такой план. Зубатов составил письмо, как бы написанное одним верноподданным к другому и как бы попавшее к Зубатову путем перлюстрации. В нем в горячих выражениях осуждалась политика Плеве, говорилось, что Плеве обманывает Царя и подрывает в народе веру в него. В письме проводилась мысль, что только Витте способен повести политику, которая оградила бы его от бед и придала блеск его царствованию. «Письмо верноподданного» должен был передать Николаю II князь Мещерский, он же должен был убедить Царя последовать предложению «верноподданного».

План заговорщиков провалился, потому что Зубатов допустил ошибку, посвятив в него секретного агента Гуровича, который тотчас же выдал его Плеве. В день очередного доклада Плеве доложил Царю, «какими интригами занимается его министр финансов. Это было в четверг, а в пятницу министр финансов покинул свой пост».8888  Лопухин А.А. Указ. соч. С. 72-73.


[Закрыть]

Некоторые историки высказывали предположение о причастности к убийству Плеве директора Департамента полиции Лопухина и даже С.Ю. Витте. По сообщению вдовы Лопухина, ее муж имел информацию о готовящемся убийстве Плеве и чуть ли не в сговоре с Витте намеренно не принимал по ней мер.8989  Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 7.


[Закрыть]

Летом 1904 года после убийства Плеве С.Ю. Витте стремится занять место министра внутренних дел, старательно интригуя, используя все свои связи. Однако у Государя сложилось определенное мнение о бывшем министре финансов как о масоне,9090  Вопросы истории. 1990. N 8. С. 41.


[Закрыть]
интригане и неискреннем человеке. Возвращения его на активное государственное поприще Царь не хотел. Министром внутренних дел тогда становится князь Святополк-Мирский.

Одной из трагических фигур русского государственного аппарата является личность жандармского полковника С.В. Зубатова. Свою сознательную жизнь Зубатов начинал с участия в революционных кружках. С середины 80-х годов Зубатов – сотрудник московского Охранного отделения, где проделал путь от платного агента до начальника. С 1902 года он занимает важный пост начальника особого отдела Департамента полиции. Под его контроль попадают сверхсекретные дела государства.

Еще в последние годы XIX века Зубатов пытается осуществить идею развития рабочего и сионистского движений под контролем полиции.

В отношении рабочего движения Зубатов был чистый западник. Вместо развития народных форм объединения тружеников, имеющих прекрасные образцы в общине и артели, Зубатов предлагает русским рабочим организоваться в тред-юнионы по западному образцу. И в этом Зубатов не был оригинален. Ему казалось, что тред-юнионы для русских тружеников – самая подходящая форма, могущая отвлечь их от социалистического движения. Однако жандармский полковник плохо знал национальную психологию русского работника, в течение столетий привыкшего объединяться в союзы (артели, общины), совмещающие в себе профессиональные и общественные организации. Предлагая русскому работнику объединяться в тред-юнионы под контролем полиции, Зубатов лишал рабочих привычного элемента общественной жизни. А с этим национальное сознание русских рабочих не могло смириться.

Если настоящие русские патриоты стояли за укрепление народных начал жизни, то Зубатов и его соратники, не отрицая этих основ, тем не менее в большей степени стремились уравновесить противоположные силы – органичные народные и разрушительные западнические. Созданные им рабочие и еврейские союзы в конечном счете приводят к усилению значения подрывных социалистических движений и укреплению позиций сионистских кругов («воспитанные» им представители еврейских организаций стали видными сионистами).

Если русские монархисты видели в Царе силу, стоявшую над классами и сословиями, то Зубатов допускал нормальным существование элементов, противостоящих Царю. «Мое кредо, – писал Зубатов, – на примирении, на уравновешивании борющихся сил».

Развитие русского рабочего движения в западных формах не получалось. Поэтому он решил эти формы создать искусственным путем. По сути дела, Зубатов инициировал процесс развития рабочих в социал-демократическом духе. Вместо искоренения антирусской крамолы жандармский полковник стал ее усиленно выращивать. Полагая, что сумеет контролировать созданную им рабочую организацию, Зубатов сильно просчитался.

Идеи Зубатова были очень сомнительны, и у него вряд ли что-либо вышло, если бы он не сумел добиться поддержки большой группы высших чиновников, разделявших его взгляды. Одним из них, в частности, был обер-полицмейстер Москвы Д.Ф. Трепов, которого Зубатов считал своим политическим учеником и даже другом. А позднее Зубатова стал поддерживать и сам С.Ю. Витте.

В 1901-1903 годах Зубатов организовал рабочие союзы в обеих столицах – «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве в Москве» и «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга».

Лидером нового рабочего движения стал агент Зубатова недостойный священник Гапон. Костяк этого движения составляли люди, далекие от интересов России, ставшие позднее видными теоретиками и практиками сионизма, – М. Вильбушевич, Г. Шаевич, М. Гурович, И. Шапиро (Сапир).

Вот что об этом пишет в своих воспоминаниях Г. Гапон:

«Однажды Зубатов устроил свидание со мною в доме одного из своих друзей, где я познакомился со многими лицами, игравшими видную роль в политическом движении последних двух лет. Мария Вильбушевич и доктор Шаевич, очевидно находившиеся под покровительством Зубатова, были основателями так называемой „Еврейской независимой рабочей партии“…

Должен сказать о них, что, несмотря на связь с полицейскими агентами, они действительно симпатизировали революции и по собственным причинам присоединились к Зубатову. Был там также и Михаил Гурович, высокий брюнет, который, как я потом узнал, был в близких отношениях со многими либералами и революционерами; благодаря ему многие попали в Сибирь и в тюрьму. «Это наш большой друг и помощник», – сказал Зубатов, представляя мне Гуровича… Был там и доктор Шапиро – лидер сионистского движения. Зубатов, несомненно, помогал им материально…»

Сам Зубатов относился к своему детищу (рабочим организациям) достаточно серьезно и искренне, а когда был отправлен в отставку, то, прощаясь с Гапоном, даже заплакал, прося его не бросать дело организации рабочих. И Гапон довел до логического конца идею Зубатова.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю