Текст книги "Комбриг"

Автор книги: Олег Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 7

Утро началось с резкого звонка от входной двери. Я подскочил и сразу же посмотрел на часы – было 7-00. Только тогда я вспомнил, что именно в это время приказал Шерхану явиться за мной в квартиру. Чёрт, и что это мне вздумалось ехать самому за Тарасом и Кирюшкиным. Они же не салажата, получат у себя в части приказ и явятся в назначенное мной место и время. А я смог бы сегодня выспаться. Дурак, хотя бы Шерхана послал за ними. Так я, ругая себя, шёл открывать входную дверь. Конечно перед этим надев майку, спортивные шаровары и нацепив на босые ноги сандалии, к сожалению, тапочками я ещё не разжился.

Когда открыл дверь, передо мной предстал улыбающийся старший сержант Асаенов. Одет он был полностью по форме с новыми шевронами и эмблемами в петлицах. Его окружала аура свежести, здоровья и довольства собой. Мне сразу же стало неловко за свой заспанный, домашний вид. Преодолев это чувство, я отвёл Шерхана на кухню, поручил вскипятить чайник и приготовить из имеющихся консервов завтрак на троих. Сам направился в ванну умываться и бриться. Потом стал будить Нину и одеваться, как положено по уставу.

Через тридцать минут мы с моей принцессой, выглядевшей, несмотря на бессонную ночь, просто потрясающе вошли в нашу кухню. Ещё в комнате до меня доносился и дразнил заманчивый запах, а когда мы попали на кухню, я просто обалдел. Шерхан расстарался и сварил большую кастрюлю макарон по-флотски. Это было божественно, мне показалось, что так вкусно не кормили даже в ресторанах на Тверской. Мы с Шерханом навернули по большой тарелке макарон, вот только Нина совсем чуть-чуть поклевала этот мужской кулинарный шедевр и принялась за чай.

Перекурив после активного употребления гастрономических изысков, мы с Шерханом, больше уже ни на что, не отвлекаясь, пошли к машине. К военным складам в районе Подольска, где проходил службу Бульба, подъехали только в 9-20. Когда я прошёл в штаб этой интендантской части, там меня уже ожидал интендант 2 ранга Стативко. Мы с Тарасом обнялись и несколько минут беседовали о прошлой службе. Затем я кратко обрисовал его новую службу и задачи, которые он должен выполнить. После этого общения мы занялись бумажной волокитой. Хорошо, что я вчера в комендатуре настоял на том, чтобы дозвониться до начальства Стативко, поэтому большинство бумаг было уже оформлено, и вся оставшаяся волокита заняла не так уж много времени. В 10–30 мы уже втроём выехали в сторону Москвы.

В машине я подробнее обрисовал моему теперешнему интенданту положение, в котором находится формирующаяся бригада. Привычно иронизируя над ситуацией, заметил:

– Так что, Тарас, в 7-м ПТАБРе пока имеют честь служить всего три человека, сидящие сейчас в этой кабине. А из ресурсов у бригады имеются только эта машина, выделенная на три дня, мой и твой наганы с запасом патрон, ну ещё, пожалуй, квартира, где ты можешь остановиться, чтобы не ездить к себе в комнату в Подольск. Правда, каждый день к нам будут прибывать люди. Вот, например, сегодня должен появиться сержант Кирюшкин, да и ресурсы твоими стараниями, надеюсь, будут прибывать. А сейчас мы направляемся в Наркомат обороны – получать самые главные атрибуты нашей бригады. Там обещали, что сегодня после обеда будут готовы печати и штампы 7-го ПТАБР, а может быть и бланки. Вот тогда мы с тобой, Бульба, должны будем посуетиться в полную силу. Хапай всё, до чего могут дотянуться твои волосатые руки, а потом уже, в Михалово мы разберёмся, куда это пристроить. Спешить с этим делом нужно, пока мы на слуху в первых эшелонах власти, и можем рассчитывать на поддержку с самых верхов. А через месяц все забудут про какую-то особую бригаду, будут думать о других, более крупных соединениях.

Глянув на Стативко, я сразу заметил, как у интенданта разгорелись глаза, дыхание участилось, а ноздри раздулись чуть ли не в половину. Ну, теперь, снабженцы, держитесь, Бульба встал на тропу стяжательства. Сейчас его хомяческие инстинкты не были ограничены ротной норой, перед ним открылась грандиозная перспектива – завалить всеми мыслимыми и немыслимыми запасами пять тысяч человек. К тому же, с ним заодно выступает командир бригады и обещает, что никто не помешает доверху набивать бригадные закрома. Вроде получилось, зацепить хохла за самое нутро. Теперь он горы свернёт, но запланированные на бригаду ресурсы добудет. Не знаю, что думал сам Стативко, но я был уверен, он даже и не предполагал за счёт бригады набить свою мошну. Об этом говорил весь мой прошлый опыт общения с этим хитрющим хохлом. Хохлом я называл Тараса любя – одна хрень, что русский, что украинец, что белорус, это один народ – все из Киевской Руси вышли. А если нас немного поскоблить, то и татарин вылезет.

В Москве всё началось с облома – печати были ещё не готовы. Это не на шутку меня разозлило. Ещё бы, только мы настроились на осаду снабженцев, а тут другие бюрократы из Наркомата обороны суют нам палки в колёса. Я уже было собрался начать штурм начальственных кабинетов, чтобы эти толстозадые чинуши вздрючили своих шестёрок и внушили им, что ни в коем случае нельзя вводить в заблуждение комбригов. Но Шерхан мудро предложил поехать, доедать утренние макароны по-флотски, и мой запал как-то поубавился. Дело довершила папироска, которую я решил выкурить с ребятами, ожидающими меня в машине. Не знаю, но после перекура я подумал:

– А, в самом деле, что зря копья ломать, ну получу я печати на два часа позже, зато будем сытыми, всё равно же придётся тратить время на обед.

Но приняв такое решение, я всё равно вернулся к так раздражившему меня сборищу писарей и, постукивая ладонью по своей планшетке, пригрозил:

– Вы тут своим копошением срываете важные государственные решения. Если я через два часа не получу печати и бланки 7-го ПТАБРа, то через две недели вы все будете протирать свои задницы в районе Кушки. И помогут мне в этом благородном деле сам товарищ Сталин и начальник Генштаба Жуков. Они лично контролируют все вопросы, связанные с формированием моей бригады. Не обращая внимания на доносившееся в ответ оправдательное лепетание, я развернулся и вышел из этой большой комнаты.

Два часа пролетели как один миг. И вот в 14–00 я уже держал в своих руках долгожданную гербовую печать, а планшетка разбухла от стопки бланков Седьмой противотанковой артиллерийской бригады РГК. Теперь можно было засыпать снабженческие и другие государственные органы различными требованиями. А уже делом Стативко было их проталкивать, как говориться, делать этим бумагам ноги. Всё-таки я выбрал правильную тактику с этими штабными служаками. Теперь отношение ко мне было несколько подобострастное, из серии – "чего изволите?", чем я и воспользовался, пожелав комнату с телефоном и машинисткой. Всё было оперативно исполнено. Я вызвал Стативко, и мы приступили с ним к этой нудной работе. В первую очередь, оформили бумаги Асаенову, чтобы он мог спокойно, не боясь проверок, ездить по делам бригады один. Первым таким делом была поездка за Кирюшкиным. Я посчитал, что Шерхан и один может привезти сержанта. Нужные бумаги в бывшей части Якута должны быть уже оформлены, оставалось просто проехать шестьдесят километров и привезти его в Москву. Потом Шерхан должен был оставить Якута у меня в квартире мастерить стеллажи под резервный склад, а сам явиться сюда, чтобы вместе с Бульбой заняться снабженческими операциями.

Оформленные бумаги я сам пошёл передавать Асаенову. Требовалось хоть на немного вырваться на свежий воздух, чтобы потом с новыми силами бросится в этот канцелярский ад. Долго я со старшим сержантом не говорил – поставил задачу и приказал скорее возвращаться. После его отъезда с наслаждением выкурил папиросу и обречённо поплёлся обратно в штабную клоаку, которая для её постоянных обитателей, похоже, казалась раем. По мне же, лучше целый день просидеть под обстрелом в окопе, чем по восемь часов в день непрерывно перебирать бумажки.

Мы с Бульбой совсем не по джентельментски, буквально загнали нашу машинистку, она печатала непрерывно, ни на минуту не отрываясь от машинки. Мы же, поскольку работали вдвоём, имели больше времени, чтобы перевести дух. Пока один диктовал письмо или требование, другой, проставив печати на готовый документ, мог передохнуть или даже пойти перекурить. Работать в Наркомате было очень удобно, готовые документы просто относились в канцелярию и раскладывались по ячейкам адресатов. К тому моменту, когда из бюро пропусков доложили что подъехал старший сержант Асаенов, пачка пустых бригадных бланков заметно похудела.

Захватив несколько требований, Бульба направился к Шерхану. Теперь его работа в Наркомате была завершена, и он поехал пробивать, по известным только ему каналам, выделяемые на бригаду фонды. А я как проклятый продолжал заваливать бедную машинистку всё новыми письмами. Даже когда она выходила по неотложным делам, садился за телефон и обзванивал различные ведомства. Так продолжалось до того момента, пока машинистка уже в полном отчаянии не взмолилась:

– Товарищ подполковник, уже восемь часов, а мы работаем до шести. У меня же дома ребёнок сидит некормленный!

Только теперь я опомнился, виновато посмотрел на машинистку и произнёс:

– Извините, Марья Степановна, никак не могу привыкнуть к мирной жизни. Всё хочется сделать быстрее, ведь нас, вероятно, скоро попросят из этого кабинета. Но вы, конечно правы, вам действительно нужно идти домой.

Поняв мои слова как разрешение, машинистка моментально собралась и буквально выбежала из кабинета. Я тоже, просидев с ненавистными мне бумагами ещё минут десять, надел шинель и направился в свою новую квартиру.

Но даже свежий воздух не скоро развеял то состояние бумажного червя, в которое я серьёзно погрузился всего за несколько часов работы в Наркомате. Теперь я искренне сочувствовал чиновникам и штабным работникам. Это какую же надо иметь усидчивость и умение лавировать в переменчивом мире многочисленных начальников, чтобы удержаться в своём кресле хотя бы год. Не жизнь – каторга. По мне уж лучше в атаке погибнуть, чем всю жизнь лизать начальственные зады. Я мечтал быстрее оказаться в Михалово, чтобы там, наконец, сбросить на крепкие, закалённые в канцелярских баталиях плечи Пителина всю эту бумажную мутотень.

Дома моё состояние несколько улучшилось, благодаря Нининой заботливости и ласке. Несмотря на то, что квартира теперь походила на смесь казармы и коммуналки, Нина, игнорируя громкие голоса и хохот, доносящиеся с кухни, прильнула ко мне и начала жадно целовать мою совершенно оштабившуюся физиономию. Потом начала расстёгивать шинель и даже попыталась помочь мне снять сапоги. Но этого я уже не позволил ей сделать, не султан же, в конце концов.

Облачившись в домашние сандалии, я шутливо хлопнул Нину по попке, отправляя в нашу комнату. А сам прошёл на кухню, где так весело отдыхали мои подчинённые, что не услышали шума у входной двери. Они, выставив ополовиненную бутылку водки на стол, безмятежно покуривали. Заметив меня, Бульба попытался спрятать бутылку, но я, молча, покачал головой и кивнул на пустой стакан. Сообразительный интендант всё правильно понял. Протянув руку, он достал из буфета ещё один стакан, поставил его в общий ряд и разлил остатки водки. На каждого из четверых получилось больше пятидесяти грамм. Я, всё так же молча, взял свою дозу, чокнул каждый стоящий стакан и одним махом опрокинул в себя налитую водку.

Только когда остальные опустошили свои ёмкости и немножко закусили, я начал проводить воспитательную работу. Сначала спросил:

– Ну что, болезные, полегчало вам? Нервишки успокоили? Думаете, что залив шары, можно отдалить неизбежное? Наоборот, этим вы только усугубляете наше и так непростое положение.

Пристально оглядев прячущих глаза ребят, я продолжил:

– Вам же известно от меня, от командира, имеющего доступ к разведсводкам, что война разразится этим летом. Сейчас нужно напрячь все силы, чтобы максимально подготовиться. Сами же знаете по Финской, что в боевых условиях пить ни в коем случае нельзя. Из тех, кто пренебрегал этим правилом, выжили только везунчики, остальные давно уже в могилах, или остались инвалидами. А у нас сейчас тоже идёт своеобразная война с бюрократией. Если мы расслабимся и хоть чуть-чуть прогнёмся, то встретим уже настоящую войну с пустыми руками. А выпивка ведёт к самоуспокоению и стремлению двигаться по пути меньшего сопротивления, чтобы кто-то другой всё за тебя решил. Такие "решальщики" всегда найдутся, но почему-то они ближе, чем на НП дивизии не появляются. А мы за их решения и планы платим кровью…

Я безнадежно смолк, оглядев своё воинство, поскольку не заметил и тени раскаяния на их довольных физиономиях, прямо говорящих:

– Болтай, болтай, тебе по должности это положено, но мы-то знаем, что нам нужно для победы!

Что тут скажешь, когда я и сам чувствовал, как алкоголь позитивно воздействовал и на мои нервы. По крайней мере, завтрашний день в административном аду уже не так меня пугал. Да и беспокойство, что я чего-то не успею сделать в Москве, уже не казалось столь трагичным. Подумаешь, не удастся пробить все бюрократические препоны, ну и что? Всё равно в Михалово будет ждать Пителин, вот пусть он и разгребает это дерьмо. А ты лучше передохни эти последние деньки. Кто знает, когда ты ещё сможешь увидеть Нину.

Но перед глазами почему-то возникла совсем другая картина, как несколько ублюдков, одетых в немецкую форму, срывают одежду с Нины. А потом, разложив её на каких-то мешках… Страшно скрипнув зубами, я совершенно неожиданно для ребят, жёстким голосом произнёс:

– Так вот, с сегодняшнего дня в моей бригаде – никаких выпивок. Если кого застукаю – невзирая на прошлые заслуги, карать буду беспощадно. А вы знаете, что слов на ветер я не бросаю. Асаенов, а ты сегодня меня очень удивил. Ты что, собираешься и автомобилем управлять в таком состоянии?

За Шерхана ответил Бульба. Он, кряхтя, поднялся с табуретки и, желая отвести гнев от товарища, произнес:

– Товарищ комбриг, я зачинщик этой посиделки. А старшему сержанту я приказал на ночь остаться здесь, и машину поставить рядом с подъездом. Завтра утром нам нужно выехать в шесть часов, чтобы успеть на заводе в Подлипках встретится со всеми нужными людьми. А застать их в одном месте можно только на утренней планёрке в заводоуправлении. Кстати, товарищ подполковник, а вы не видели, как мы оборудовали одну из ваших комнат?

Уже остывая, но всё ещё недовольным тоном, я ответил:

– Ничего я не видел, как зашёл и услышал ваш гогот, сразу направился сюда, даже с женой не успел словом перемолвиться.

– Тогда пойдёмте, я вам всё покажу, – тут же предложил Стативко.

Меня уже отпустило. И только сейчас я вспомнил, что даже не поздоровался с нашим следопытом и метким стрелком Кирюшкиным. А он, верный своей привычке не высовываться, сидел тихо на самом дальнем краю стола.

– Подожди, Тарас, дай я хоть обниму сержанта, уже почти год не видел бродягу.

Обойдя вокруг стола, я подошёл к резво вскочившему со стула Якуту. Маленький, не достающий своей макушкой даже мне до подбородка, кто его не знал, мог легко ошибиться и принять за совершенно безобидного хлюпика. Но я-то знал, что это за боец.

– Ну как, охотник, не тоскуешь по своей тайге? Наверное, и невеста в соседнем чуме заждалась такого героя?

Улыбаясь и приноравливаясь к моему шутливому тону, Якут ответил:

– Моя не в чуме, а в избе-пятистенке живёт. А невеста в самом Хабаровске в педагогическом техникуме учится.

– Да шучу я, Якут, знаем, что человек ты у нас интеллигентный. Поэтому мне и удивительно, какого чёрта ты сел с ними пить водку. Ну, Стативко, понятно, он сало есть не может без горилки. А ты-то зачем?

– Не виделся я с ними давно, соскучился, – односложно ответил Кирюшкин.

Я ещё раз оглядел своих орлов, и весёлым тоном сказал:

– Ладно, ребята, о сегодняшней пьянке забыли. До тех пор, пока не надерём немцам задницу. Вот тогда можно будет расслабиться и погулять от души. Я лично с каждым из вас разопью хоть литр этой заразы. А пока – ни-ни! Ну что, Тарас, пойдём смотреть, во что вы превратили мою жилплощадь.

В переоборудованную комнату вслед за мной направилась вся команда. Открыв дверь, я весьма удивился. Раньше комната казалась громадной, а теперь свободной площади оставалось совсем немного. Вдоль одной стены стояло несколько деревянных шкафов, с набитыми между ними полками из досок. Около другой стены стояла железная двухярусная казарменная кровать, со стороны окна она была отгорожена рядом высоких железных канцелярских шкафов. Получалось, что она стоит в небольшой комнатушке без окна. А с тыльной стороны к этой железной стене была прислонена ещё одна кровать, которую я получил по наряду из общежития академии. Одним словом, из моёй двухкомнатной квартиры ребята сделали трёхкомнатную.

В процессе осмотра этого помещения, являвшего собой смесь казармы, склада и канцелярии, Бульба давал свои пояснения на мои вопросы:

– Тарас, откуда ты набрал столько шкафов-то? Тут и гардеробные и, я вижу, огнезащитные канцелярские есть?

– Так это в моей бывшей части проводится реорганизация и всё, что сейчас в этой комнате – шло у нас под списание. Вот я и подсуетился. Правда, ведь получилось весьма недурно? Завтра начнём заполнять полки продуктами и оружием. Наряды на их получение находятся уже у меня. Вот только мешки с сахаром, крупой и мукой пока придётся складывать прямо на пол. Но когда будем уезжать, мы их переложим на двухъярусную кровать. Товарищ подполковник, я правильно понял, что нужно создать запасы на взвод для автономных действий в течение трёх месяцев?

– Всё правильно, Бульба. Только стрелкового оружия очень много не надо. Достаточно трёх автоматов и десяти пистолетов, а вот патронами, гранатами и взрывчаткой нужно запастись по полной программе. И не забудь, что будет ещё один склад в Подмосковье, на него тоже предусматривай запас продуктов, оружия и боеприпасов. Конечно, он будет поменьше, но всё равно, рассчитай, что он должен будет обеспечивать действия не менее пяти человек.

– А что, туда тоже нужно завозить шкафы?

– Да нет, Тарас, там всё будет храниться в земле. Поэтому продукты – только в жестяных банках. Самое лучшее – ящиков пять тушёнки и по паре ящиков гранат и динамитных шашек. Патроны все должны быть в цинковых упаковках. Оружия туда нужно завести не очень много, столько, чтобы вошло в небольшой железный бак. Когда будете его туда укладывать, не жалейте оружейного масла. Этот склад завтра вечером поедут оборудовать Шерхан и Якут. А ты, Тарас, остаёшься в Москве, мы с тобой будем продолжать грызть бюрократические препоны.

Складом я остался, вполне доволен. Практически он был готов к закладке запасов. Кирюшкину оставалось только, набить полки платяных шкафов, и можно было спокойно завозить продукты. А оружие и боеприпасы хоть сегодня укладывай в железные шкафы. Похлопав Стативко по плечу, я сказал:

– Что тут говорить, молодцы вы, ребята! Вот если бы так оперативно мы оснастили и бригаду всем необходимым, тогда было бы совсем славно. Ладно, бойцы, а теперь давайте укладываться спать. Нужно хорошо отдохнуть, чтобы не сбавить обороты. Кровь из носу, но из бригады к 15 июня нужно сделать боеспособное соединение.

Когда я уже вышел из комнаты, то вспомнил ещё одну важную вещь. Пришлось вернуться и, подозвав к себе Бульбу, дать ему новое задание. Усевшись на койку, полушёпотом, я ему начал говорить:

– Слушай, Тарас, тут есть ещё одно щекотливое дело. Нужно в эту квартиру прописать Нину. По документам, она мне не жена, и, естественно, фамилии у нас разные. Я тут предпринял кое-какие действия, но нужно додавить это дело до конца. Помнишь полковника из штаба седьмой армии, ты ему еще передавал трофейные французские коньяки и косметику. Так вот, он теперь служит в Наркомате обороны и имеет уже звание генерала. Ты думаешь, почему у нас, получается, довольно легко проталкивать наши писульки?

Сидевший рядом Бульба несколько набычился, явно обидевшись. Он был в полной уверенности, что только благодаря его изворотливости и таланту нам удаётся так легко пролезть сквозь бюрократическое сито. Я улыбнулся, подтолкнул его локтём и продолжил:

– В первую очередь, конечно, всё благодаря тебе, но Палыч нам тоже здорово помогает. Но сейчас разговор не об этом, а о прописке Нины. Палыч организовал звонки из Наркомата обороны в домоуправление и в паспортный стол. В принципе там пообещали, что никаких препонов в прописке Переверзевой они чинить не будут, и всё оперативно исполнят. Даже, несмотря на то, что в решении о выделении квартиры нет её фамилии. Нужно только моё заявление и всё. Но, Тарас, ты же знаешь – гладко только на бумаге и в разговорах с начальством, а реальная жизнь диктует свои законы. Вот ты завтра, когда приедешь с 8-го завода, займись пропиской Нины. Моё заявление, да и все другие бумаги находятся у неё. Она завтра будет ждать тебя и даже в институт пойдёт только на пару часов.

Дождавшись согласия Стативко, я поднялся, ещё раз пожелал всем спокойной ночи и направился в свою комнату, где меня уже заждалась Ниночка.

Новый день для меня до боли напоминал вторую половину предыдущего дня. Постоянные телефонные переговоры, кипы отпечатанных писем, заявок и отчётов. Да, вот именно, бригады ещё практически не существовало, но бланки отчётности нужно было заполнять и отсылать в вышестоящие штабы. Несколько раз заезжал Бульба – моя подпись требовалась на массе бумажек. В последний свой приезд он меня очень порадовал – в паспорте Нины наконец-то появилась печать о постоянной прописке в городе Москве. Но это было единственное светлое пятно в серой действительности бумажного бюрократа, в которого я превратился.

Плоды моей новой деятельности я ощутил только, когда в восемь часов вечера доплёлся домой. Во-первых, меня встретила счастливая, светящаяся от радости Нина. Не дав даже снять сапоги, она потащила меня на кухню, где стоял празднично накрытый стол с бутылкой шампанского в центре. За ним уже сидел Бульба. Увидев меня, он, молча, пожал плечами и кивнул на Нину. Я повернулся к ней, которая, поймав мой взгляд, вдруг всхлипнула и бросилась мне на шею. Потом, прижавшись губами к моему уху, она тихо, чтобы не слышал Стативко, прошептала:

– Юрочка, я такая счастливая! Прости меня, но я до последнего времени в глубине души думала, что наш роман для тебя – это так. Просто я являюсь временной, походной женой для героя Финской войны. Но я была согласна и на это, лишь бы хоть немного побыть с тобой. Мне казалось, что все твои секретные задания, это сказки, чтобы заморочить мне голову. Но теперь я вижу, что была полной дурой, а ты действительно думаешь обо мне. И на самом деле выполняешь какое-то очень важное поручение самого Сталина. Совсем я убедилась в этом сегодня, когда ребята таскали полдня ящики с оружием и коробки с продуктами. А когда Тарас принёс мой паспорт с уже оформленной пропиской – я вообще была в шоке. Теперь, мой комбриг, я буду выполнять все твои поручения.

Поцеловав моё сокровище, я спросил:

– Нинуль, а зачем же всё это: шампанское, икра, балык? Да одной колбасы тут четыре вида! Мы же окопники, а не штабные крысы, и нам всё это не положено. А то разбалуемся, разомлеем, начнём дрожать за свои драгоценные жизни. К тому же, я запретил в своей бригаде пить водку.

– Черкасов, ты запретил пить водку, а это шампанское. Тем более, ты не в казарме, а дома, за праздничным, домашним столом с любимой женой. И вообще, прекрати пререкаться, у меня сегодня праздник, и здесь я главная.

Нина отстранилась от меня, смешно показала язык и добавила:

– Прописана-то в этой квартире только я!

Лицо у неё опять сделалось совсем счастливым, и она беззаботно рассмеялась. Я повернулся к Бульбе и, улыбаясь, произнёс:

– Ну, интендант второго ранга, что тут сделаешь? Будем действовать по принципу – что хочет женщина, того хочет Бог. Давай, Тарас, вскрывай этот "огнетушитель", будем праздновать явление новой москвички.

Наша весёлая посиделка затянулась до позднего вечера. Только без пятнадцати двенадцать мы с Ниной улеглись на нашей широкой, железной семейной кровати.

Благодаря этому вечеру, я безо всяких срывов выдержал ещё один день жизни бюрократа. И, судя по всему, в этой шкуре держался весьма неплохо. По крайней мере, прикомандированная к нам машинистка очень меня зауважала. Но, славу Богу, всяким мучениям когда-нибудь приходит конец. Предвестником такого избавления явилось появление в 16–0 °Cтативко. Он пришёл, чтобы посоветоваться со мной. А именно, бригаде предлагалось, не ожидая новой эмки с завода, получить не очень новую машину из гаража Наркомата обороны. Получить её можно было хоть сейчас. А что тут было думать? Война вот-вот ворвётся в мой дом. Какой тут, к чёрту, престиж, главное, чтобы машина выполняла свои функции хотя бы месяца два-три. А потом, или голова в кустах, или будем ездить на опелях, а может быть даже и на мерседесах. Молниеносно прокрутив всё это в голове, я сказал:

– Если предлагают, то нужно получать. Только пускай Шерхан досконально проверит её техническое состояние. Да и ты там по своим каналам разузнай историю жизни этого автомобиля.

– Да это я всё уже узнал. Машина хорошая, выпущена с завода недавно, на ней раньше возили генерал-полковника, но он оказался врагом народа и его расстреляли.

– Расстреляли… Ладно, всё равно берём, но только до тех пор, пока не получим следующую эмку, а на этой пускай возят кого-нибудь другого. Тарас, проследи, чтобы эту машину за мной не закрепляли.

– Понял, Юрий Филиппович. Значит можно брать Асаенова, и за автомобилем?

– Да, действуй, Тарас, а я ещё поработаю здесь.

Закончил я все дела только часов в семь. Последний час работал с большим подъёмом. Ещё бы, у выхода из Наркомата меня ожидал персональный автомобиль. Если бы не желание всё до конца доделать, чтобы здесь больше не появляться, я бы после звонка Шерхана с сообщением, что машина подана, немедленно сбежал бы из этого огромного, совершенно чуждого мне царства бумаг и постановлений.

Наконец, как истинно большой начальник я подкатил к своему дому на авто. Подметавший площадку у подъезда дворник, вытянулся, чуть ли не по стойке смирно, когда я проходил мимо него. Когда приезжал домой на полуторке, этот же самый дворник просто провожал меня глазами, продолжая заниматься своими делами. Так же по стойке смирно он встал, когда мы уже с Ниной и Якутом вышли из дома. Моя девочка пожелала покататься на авто по вечерней Москве. Да и по виду Кирюшкина я понял, что он тоже хочет полюбоваться столицей. Эта грандиозная экскурсия, продолжалась до одиннадцати часов вечера. За рулём сидели то я, то Шерхан. Машина мне понравилась, легко управляемая, приёмистая, обзор шикарный – одним словом, не сравнить с полуторкой или бронетранспортёром. Экскурсоводом у нас была Нина, она хоть и родилась на кубанской земле, но за год пребывания в Москве успела узнать этот город лучше, чем мы все вместе взятые.

Когда приехали домой, я и смог только, что попить чаю и сразу же пошёл в нашу комнату спать. Сквозь оставленную открытой дверь, пока не отключился полностью, слышал возбуждённые возгласы Нины и ребят, восхищённых видами громадного города.

Следующий день был последним в моей Москве. Всё в принципе было сделано, и нужно было успеть попасть в Минск до начала праздника 1 мая. И не просто доехать до Минска, но по возможности, провести там полный рабочий день. Требовалось посетить штаб Западного Особого Военного округа, получить там необходимые документы и представиться командованию. Именно от них теперь зависела судьба 7-го ПТАБРа. Именно округу непосредственно подчинялась моя бригада.

Слава Богу, моя деятельность в кабинете Наркомата обороны завершилась, и я всецело смог отдаться подготовке к отъезду. Во-первых, уже к обеду мы полностью завершили формирование наших складов. Во-вторых, Шерхан сдал обратно так выручившую нас полуторку. В-третьих, он в своём бывшем гараже провёл полное техобслуживание эмки. И самое главное, пока Наиль с Якутом занимались с автомобилем, я прощался с моей Ниной. Почти два часа я её успокаивал, это было нелегко, пришлось прибегнуть к помощи бутылочки красного вина. Но, в конце концов, она взяла себя в руки, и ко времени появления ребят держалась довольно стойко, даже шутила. Загрузив машину, мы в 19–00 тронулись в путь.

С нами не было только Бульбы, его пришлось на поезде отправить в Горький. Произошла заминка с поставками в бригаду грузовых автомобилей. Без толкача предназначенная бригаде партия полуторок грозила уплыть по другому адресу. Вот Бульба и отправился выцарапывать наши автомобили. Он должен был проследить за погрузкой полуторок в вагоны и вместе с эшелоном прибыть в Белосток.