Текст книги "Привет эпохе (СИ)"

Автор книги: Олег Якубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Автобус остановился у приземистого трехэтажного здания. Пройдя через строй отдающих честь солдат, мы оказались перед стальной дверью. Бабаджанов нажал на кнопку звонка, отдал по рации какую-то неразборчивую для посторонних команду и тяжелая стальная дверь, распахнувшись, пропустила нас в темный после ослепительного солнечного света коридор. Дверь за спиной, закрываясь, лязгнула. Время остановилось.

…Мы разговариваем с ним каждый день. Сначала при наших беседах присутствовал непременно кто-то третий. То начальник тюрьмы Амангельды Бабаджанов, то Сергей Чанышев, то кто-то из постоянно приезжающих сюда с проверкой офицеров МВД. Потом наши неспешные разговоры, видимо, всем наскучили, нас оставили вдвоем. Я даже не знаю, если охрана за дверью комнаты, в которой мы остаемся. Наверное, все-таки есть, как же иначе?

Союбственн6о, последние дни говорит только Алишер, а я лишь стараюсь его не прерывать, дабы не оборвать столь тонкую нить разговора.

Познакомились мы в первый же день. Он вошел в комнату, снял бесформенный головной убор, представился. Как положено: фамилия, имя, отчество, статьи, по которым осужден, срок заключения. Получив разрешение, сел на предложенный ему стул, подернув штаны, составляющие пару темно-серой робы. В глазах – напряженное ожидание. С тем же напряжением выслушал мои пояснения, что я журналист, хотел бы с ним побеседовать, но только в том случае, если он согласен. Кивнул головой в знак согласия. Передо мной стоял чайник зеленого чая и пиалы. Я налил чай в одну из пиал и протянул ее, как принято на востоке, Алишеру. Он отрицательно покачал головой: «Нам не положено».

– Что, чай пить не положено? – недоуменно переспросил его.

– Нет, у нас своя посуда, из пиалушки пить не положено, – без всяких эмоций пояснил заключенный.

– Ну, это в камере у вас воя посуда, а здесь можно из этой. Пей.

Майор Бабаджанов отвлекся от телефонного разговора, кивнув разрешающе проворчал: «Пей, пей».

Алишер взял пиалу, руки его дрожали, а из глаз, вот уж чего не ожидал от этого крепкого парня, брызнули крупные слезы.

– Что с тобой? – спросил его Чанышев.

Парень поднялся, заговорил сбивчиво, горячо, перемежая русские слова с узбекскими:

– Гражданин начальник, у меня срок двенадцать лет. Год я уже сижу, это значит, мне еще одиннадцать лет чай из пиалушки не пить. Что я наделал, что натворил?

– Ну, не плачь, – стал успокаивать его и начальник тюрьмы. – Ты еще молодой, тебе всего двадцать пять лет, а если ты действительно все понимаешь и искренне раскаешься, то тебе, может, и срок уменьшат.

Постепенно Алишер успокоился, стало отвечать на вопросы. Беседа наша в тот деньб была недолгой, всего несколько минут. Но на другой день майор Бабаджанов сообщил мне, что тот заключенный, что беседовал накануне, хочет со мной встретиться для разговора. «Я не возражаю, заметил начальник тюрьмы. Пусть выговорится, раз на душе накипело».

На сей раз никаких вопросов мне и задавать не пришлось. Это была сбивчивая, но исповедь, искренне, как мне показалось, раскаявшегося человека. Признаюсь как на духу, у меня и в мыслях не было, протягивая Алишеру пиалу зеленого чая, тем самым расположить его к себе, вызвать доверие или сыграть на каких-то чувствах. Родившись и прожив много лет в Узбекистане, почитая и уважая народные традиции, я протянул ему пиалу чисто машинально, как протянул бы ее любому другому человеку, который подошел бы ко мне в тот момент, когда сам я пью чай. Но что-то, очевидно, произошло в его сознании в тот миг, когда он взял пиалу. И вот сознание того, что этой естественной, обыденной вещи он теперь надолго лишен, как лишен ласки родившей его матери, улыбок друзей, отцовских наставлений и многого другого, заставило парня взглянуть на свое нынешнее положение как бы со стороны. Взглянуть, ужаснуться и воскликнуть: «Что я наделал?!»

…Когда-то здесь, на плато Устюрт, построили сложнейшее инженерное сооружение – бетонную полосу для запасной посадки космического корабля «Буран». Все, что было связано с космосом в те годы, сулило существенные государственные субсидии, но и было овеяно тайной. Невесть для каких целей военные строители возвели стены трехэтажного здания, но недострой в итоге бросили. Исчез с карты мира Советский Союз, «Буран» на Устюрте так и не приземлялся. А недостроенное здание, благо стены были крепки и толщины внушительной, в итоге приспособили под тюрьму. В нескольких километрах находится железнодорожная станция Жаслык. Так что заключенных сюда доставляют в спецвагонах, а родственники на свидание приезжают проходящими через Жаслык поездами. В Жаслыкской тюрьме ( официально ее числят колонией, но в народе иначе, как «тюрьма», никто не говорит) содержится от 300 до 350 террористов, осужденных на разные сроки.

– Условия содержания у нас получше, чем в других подобных учреждениях, – говорит майор Бабаджанов. – В старых-то камеры переполнены, а у нас, как говорится, недокомплект. Рассчитаны камеры на шестнадцать человек, максимум сидит 12-13.

– Сбежать отсюда можно? – спросил я майора.

– Куда? – равнодушно пожал он плечами. – Плато оно и есть плато. На нем нет ни дорог, ни указателей. Здесь заблудиться – раз плюнуть. Кажется, что вперед идешь, а сам на одном месте кружишь. Да и волки вокруг рыскают. Нет, отсюда не сбежишь.

Я попросил майора открыть одну из камер, на которую сам, ваборочно, указал. Стальная дверь открылась, за ней оказалась еще одна – из стальных прутьев. Поднялись сидящие на нарах заключенные. Нестройным хором проскандировали: «Ассалом алейкум, гражданин начальник». Дежурный отрапортовал, что в камере все в порядке, больных нет, жалоб на содержание нет.

Вечером мы с майором Бабаджановым прогуливались по дорожкам городка, где живут офицеры охраны и их семьи. Дневная жара сменилась прохладой, даже слегка знобило.

– Послушайте, Амангельды, – обратился к Бабаджанову. – Похоже, вы своих подопечных не очень-то жалуете.

– Как это? – переспросил он.

– Ну, большого сочувствия к ним я не заметил.

– Давайте определимся сразу, – посуровел майор. – Мне ведь подобные вопросы частенько задают. Сюда и правозащитники приезжают постоянно, и комиссий всяких полно. Правда, до вас, журналистов еще не было. Так вот, я ни от кого не скрываю. Я обязан выполнять все инструкции, а сочувствовать этим бандитам не обязан. И никто от меня этого потребовать не вправе. Я вообще к ним никак не отношусь, я просто запрещаю себе к ним как-то относиться. Свидание положено – получишь, не положено – не получишь. Продукты привозят, все в котел идет. Здесь красть некому и уносить некуда. Кругом степь. Я ведь знаю, что про здешние места напридумывали. И что под землей здесь работают, и будто радиация здесь. И о себе слыхал, что майор Бабаджанов – зверь в военной форме, самолично заключенных бьет. Я пальцем никого не тронул. А тронул бы – меня любая комиссия в порошок растерла. Колонию держу в строгости – это есть. А кто сказал, что должно быть иначе? Здесь не санаторий, здесь колония.

– Но вы не возражаете против моих бесед с заключенными?

– Нет, конечно. Тем более, не сомневаюсь, что вы сами убедитесь: тех, кто раскаялся по-настоящему, от души, здесь немного. В основном, только говорят, что раскаялись, а сами в глаза не смотрят. И все считают, что им слишком большой срок дали, несправедливо, значит, обошлись. А то, что они людей убивали, резали, взрывали – это они считают справедливо. Ладно, поздно уже, спать пора, – и майор Амангельды Бабаджанов, круто повернувшись, зашагал в дом.

Вернувшись в Ташкент, я договорился о встрече наблюдателем-корреспондентом Общества защиты прав человека в Узбекистане Василой Иноятовой. Я уже знал, что именно она побывала в Жаслыке, и именно она была одной из тех правозащитниц, которые утверждали, будто в жаслыкской колонии грубейшим образом нарушаются права человека, условия содержания заключенных. Из неофициальных источников мне было также известно, что Иноятова занимает один из ключевых постов в обществе «Бирлик», хотя общество это в Республике не зарегистрировано, а его лидеры давно уже живут на Западе, создавая себе имидж узбекской оппозиции в изгнании.

– Я слышал, что вы были в Жаслыке. В качестве кого вы приезжали и что удалось увидеть?

– Я приезжала туда, как правозащитник. Но в саму тюрьму меня так и не пустили. Более того, когда поезд, в котором я ехала, прибыл на станцию Жаслык, ко мне в купе зашли двое в штатском. Они шесть часов кряду убеждали меня не ехать в тюрьму, а по существу – грозили запугивали. Но я ничего не испугалась и отправилась в тюрьму. Но меня туда не пустили.

– Я что-то не совсем понял. Эти шесть часов вы провели на станции?

– Нет, все шесть часов они не разрешали мне выходить из вагона и все шесть часов поезд стоял на станции.

– Вы сами только что сказали, что в тюрьму вас не пустили. Откуда же вам известно, что в тюрьме истязают заключенных, что в подземелье работают тысячи человек при повышенном уровне радиации?

– Это ни для кого не является секретом.

– А вы подавали официальное прошение о посещении тюрьмы?

– Не подавала никакого прошения, а если бы подала, мне бы точно отказали.

– Но о чем же мы тогда спорим? С чего вы взяли, что в тюрьму, которая по определению есть учреждение закрытое, можно запросто приехать и, постучав, войти. Назовите мне хотя бы одну страну мира, в которой такое возможно, и я соглашусь с вами.

– А я вообще я не желаю продолжать с вами разговор в таком духе, – оборвала меня Иноятова.

А буквально через два дня после этого разговора на одном из сайтов в Интернете появилось сообщение, озаглавленное «Встреча с «Волчьей стаей»;

«Секретарь ЦК «Бирлик» Васила Иноятова встретилась с автором изданной в Москве книги «Волчья стая» Олегом Якубовым. Эта книга издана при непосредственном участии КГБ Узбекистана и в целях очернения оппозиции исламского движения республики, представляемом в качестве преступных волчьих стай. В ходе беседы Якубов пытался доказать Иноятовой, что ее мнение по по поводу зоны Жаслык ошибочно. Васила, которая также побывала в зоне Жаслык, и сыграла большую роль в донесении до узбекской и мировой общественности о ужасном положении там, по ее собственным словам, очень хотела встретиться с автором этой лживой книги лицом к лицу».

Итак, бирликовцы, уже не в первый раз, обвинили меня во лжи напрямую. И я не считал возможным оставлять это обвинение без ответа. Первым делом позвонил в Жаслык. Амангельды Бабаджанов никакой Иноятовой не помнил, но обещал посмотреть документы и проверить. Через час он позвонил:

– Теперь, просмотрев записи в журнале, вспомнил, – сообщил Бабаджанов. – 15 декабря 1999 года мне сообщили из РОВД Жаслыка, что московским поездом приехала жена одного из заключенных, а с ней какая-то их родственница. Я проверил, как положено, документы, убедился, что жене положено свидание, однако в заявке ни о какой родственнице речь не шла. Тем не менее я отправил на станцию автобус. Приехали две женщины. Проверил документы, подтверждающие родство. Понятно, что к жене заключенного у меня никаких вопросов не было. Ей свидание с мужем было положено. Но в беседе со второй женщиной я убедился, что она непосредственно в прямом родстве с заключенным не состоит. На мои вопросы отвечала сбивчиво, уклончиво, с явным раздражением и даже не знала деталей биографии того, к кому приехала. Одним словом, я ей свидания не разрешил. А когда отказал, она сказал, что не просто родственница, а правозащитница. Разрешения на посещение колонии у не было, к тому же я ее уже уличил в обмане. Так что ей пришлось обратно возвращаться на станцию и ехать в Ташкент.

После этого разговора я побывал в акционерной железнодорожной компании Узбекистана. Начальник единого диспетчерского центра никак не мог взять в толк, чего от него добивается настырный журналист. А я не мог сказать ему, для чего мне понадобился график движения поездов через станцию Жаслык за 15 декабря.

– Я же не прошу вас раскрывать никаких государственных секретов, – увещевал я начальника. – Я лишь хочу узнать, сколько поездов прошло через станцию в тот день.

В конце-концов я получил официальную справку, которую и цитирую дословно:

«Выписка из графика движения поездов за 15.12.90 г. по станции Жаслык Республики Узбекистан:

Поезд №22 сообщением Москва-Ташкент по станции Жаслык имел графиковую стоянку 12 минут. Прибыл на станцию Жаслык в 16 час.05 мин. Отправился в 16 час.17 мин.

Поезд №223 сообщением Душанбе-Москва по станции Жаслык имел графиковую стоянку 22 минуты. Прибыл на ст.Жаслык в 04 час. 37 мин. Отправился в 04 час.59 мин.

Других поездов через станцию Жаслык Республики Узбекистан 15.12.90 г. не следовало».

Вот все и встало на свои места. Мне Васила Иноятова говорила, что в Жаслык она приехала в качестве правозащитника. А на самом деле обманом пыталась проникнуть на территорию тюрьмы, представившись родственницей одного из заключенных. Детективная же история, как двое в штатском на протяжении шести часов пытались отговорить Иноятову ехать в тюрьму и вовсе оказалась чистейшей воды вымыслом. Так вот какую «правду» несет миру правозащитница Васила Иноятова и ей подобные.

ПРОКЛЯТЬЕ МАТЕРИ

Я отправился в Наманган, Мне хотелось разыскать родственников двух из основных организаторов ташкентского теракта и лидеров так называемого исламского движения Узбекистана (ИДУ) Тахира Юлдашева (Тахира Юлдаша) и Джумабая Хаджиева (Джумы Намангани).

Был знойный полдень, когда я, наконец, разыскал на окраинной наманганской махали дом, где живет мать Тахира Юлдашева, 62-ухлетняя Карамат Аскарова. Грузная невысокая женищина приветливо пригласила в дом, усадила на низенькую скамеечку, сама с явным усилием опустилась рядом.

– Ох, замучили меня болезни, сынок, – посетовала она. – Сахар повышенный и сердце болит. А как ему не болеть, как каждый прохожий смотрит мне вслед и думает: «Вот пошла женщина, родившая этого бандита». Конечно, в глаза мне никто ничего не говорит. Я в этой махалле живу больше сорока лет, с тех пор, как замуж вышла. Здесь детей рожала, отсюда мужа в последнюю дорогу проводила. За долгие годы никому плохого не сделала, люди это знают. Но Тахир, ох, горе мне этот Тахир… Будь проклят тот день, когда я его родила.

Женщина с трудом поднялась, выпила лекарство.

– Ребенком он рос обычным, – продолжала мать. – Очень любил горячие лепешки, даже сам печь научился. Я думала, он поваром станет, но когда подрос,стала замечать за ним какую-то злость. На всех кричал, дрался, соседи стали на него жаловаться. Не знаю, какой шайтан в него вселился. Однажды мой младший сын хотел сам испечь лепешки, хотел старшему брату угодить. Одна из лепешек пригорела и Тахир это увидел. Он набросился на младшего, стал избивать его с такой жестокостью, что я даже растерялась. Потом опомнилась, оттащила, стала ругать. Я даже кричала: «Да отсохнут твои руки, если ты еще раз поднимешь их на брата». Он от меня вырвался, хлопнул со злостью калиткой и убежал. С тех пор он ни разу не переступал порог отчего дома. Да и я его с тезх пор ни разу не видела. А как узнала, чем он занимается, какое горе людям приносит, и видеть его не хочу. Мне, матери, горько произносить эти слова, но у меня нет больше сына Тахира, я проклинаю его.

Из информационной справки:

«Юлдашев Тахир, 1967 г.р. Уроженец Наманганской области, узбек. В среде религиозных экстремистов известен под кличками Бай, Директор, Тахир Юлдаш. С 1991 года стал выступать активным сторонником ваххабизма. Выступил одним из организаторов и лидеров экстремистской организации «Товба», члены которой участвовали в создании вооруженных террористических групп. Провозгласил себя лидером так называемой партии исламского возрождения Узбекистана – амиром, а впоследствии лидером созданного им исламского движения Узбекистана (ИДУ). В 1992 году, с целью избежать уголовного наказания, покинул пределы Узбекистана. Организация «Товба» перешла на нелегальное положение. В середине девяностых членами этой организации осуществлен ряд разбойных нападений и убийств представителей власти, правоохранительных органов, граждан узбекистана.

Проживая постоянно в Афганистане, Тахир Юлдашев проводит планомерную работу по вербовке граждан Узбекистана для обучения их в боевых лагерях Афганистана, Таджикистана, Чечни, подготовки их к террористической деятельности».

… Худжа-кишлак находится всего в нескольких километрах от Намангана. Дом, где живет старший брат Джумы Намангани, Са бирджан Ходжиев, мне показал первый же прохожий. Сабирджана к разговорчивым собеседникам никак не причислишь. Впрочем, оно и понятно.

– Мы с Джумой росли вместе, – поведал он. – Джума помладше, я его за руку в школу водил и он меня во всем слушался, никогда не перечил. Когда вырос, стал все чаще из дома пропадать. Потом вообще уехал. Мы иногда по несколько месяцев от него никаких известий не имеем. После взрывов в Ташкенте у нас в районе тоже несколько человек арестовали – у них нашли оружие, взрывчатку и выяснилось, что онги связаны с Джумой. Со всего кишлака собрались мужчины. Они пришли к моему дому с кетменями, стали камни в окна бросать, в доме ни одного целого стекла не осталось. Меня самого от расправы спасла милиция.

– А чего они от вас хотели?

– Кричали, что это мой брат принес в их дома горе несчастья, сбил с пути истинного их сыновей, одурманил им головы. Когда все успокоилось, я первым делом побежал к сестре, она живет рядом. У нее тоже все стекла побили, но ее не тронули. А сестра недавно к Джуме ездила, разговаривала с ним, но он ее прогнал, – огорошил меня сообщением Сабиржджан.

– Да, была я у Джумабая, – подтвердила мне сестра Намангани Махбуба Ахмедова, когда мы с ней встретились.– Я хотела с Джумой поговорить, попросить его, чтобы он покаялся.

– А как и где вы его нашли?

– В Таджикистане нашла, хотя и нелегко это было. Меня к нему долго не пускали, видно проверить хотели, что я не обманываю. Потом привезли в горный лагерь и сразу провели к Джуме. Мы разговаривали вдвоем. Он на меня кричал: «Молчи, женщина, ты ничего не понимаешь». Потом стал говорить, что они все равно изменят власть в Узбекистане и там все равно будет исламское государство. А потом прогнал меня и сказал, чтобы я к нему больше не совалась со своими глупостями. Даже не просил, как дома дела…

ВМЕСТЕ С ЖЕНОЙ – В ТЮРЬМУ

Группа из семи наркокурьеров ( это в официальных документах они именуются наркокурьерами, а здесь, в Центральной Азии, их называют просто мулами, потому что, как ишаки, тащат на себе мешки с наркотиками весом порой до 50 килограммов) перешла афгано-узбекскую границу поздно ночью. На надувной лодке переправились через Аму-Дарью, потом действовали по тщательно разработанному плану. Среди мулов двое уже не раз «ходили через речку». Подойдя к контрольно-следовой полосе (КСП), заранее приготовленной рогатиной приподняли колючую проволоку заграждения, взгромоздились на плечи друг другу и двумя группами, в одной три, в другой четыре человека, перешли границу. Пограничников эта хитрость уже давно с толку не сбивает, хотя отслеживать потом продвижение нарушителей границы становится намного сложнее. Наиболее подготовленный из мулов может посадить на свои плечи еще четырех человек вместе с грузом. На КСП остаются следы всего одного человека, а на самом деле вглубь территории сопредельной страны проходит несколько. Сразу после перехода границы они, как правило, рассеиваются, а потом собираются в заранее условленном месте. На этот раз у мулов все пошло наперекосяк.

КСП преодолели без особых проблем, разделились на две группы. Четверка, которая должна была уже через час выйти к кишлаку, где их ждал покупатель, сбилась с пути. Не сумев сориентироваться по самодельной карте, они к рассвету оказались в открытом поле. Двигаться дальше было опасно. В любую минуту поблизости мог оказаться пограничный наряд. Тогда старший группы принял решение – спрятаться. Нашли просторную лощину, забрались туда, сверху завалили себя камнями, оставив небольшую щель, чтобы не задохнуться. Через несколько часов послышался лай собаки, блеянье овец. видно, чабан пригнал отару на луга. Впоследствии выяснилось, что так оно и было. Чабан шел вслед за отарой, привычно проверяя посохом каждую расщелину – вокруг грызунов видимо-невидимо, да и лисица могла спрятаться. Ткнул он посохом и в ту щель, где прятались мулы. И тут случилось непредвиденное. Самый младший в группе, пятнадцатилетний пацан, получил посохом по лбу, машинально схватил палку и потянул ее на себя. Сразу сообразив, что в расщелине притаился не зверь, а человек, чабан отпрянул и заспешил туда, где надеялся встретить пограничников. Расчет его оказался верным. Через несколько минут он увидел пограничников с собакой. А вскоре вся группа была схвачена. Мулы и не думали оказывать сопротивление. Они боялись только одного – чтобы пограничники не начали стрелять, и как только увидели людей с автоматами в военной форме, тут же подняли руки. Так с поднятыми руками и выбирались из своего убежища. Рухнули, как подкошенные, на колени и начали верещать: «Только не стреляйте, не убивайте нас. На допросе они тут же признались, что их семеро, встретиться должны в кишлаке. Тут же и карту показали, где был помечен дом скупщика наркотиков. Ситуация осложнялась тем, что покупатель еще десять дней назад был уличен в скупке наркотиков и оружия, и арестован. Ясно было, что мулы, не обнаружив скупщика, начнут искать другой канал сбыта. Но какой?

У арестованного скупщика было два сына. Ранее в торговле наркотиками они, правда, не были замечены. И все же их дома решили проверить. В одном из домов и обнаружили мирно спящими троицу мулов. Судя по их ошалелым глазам, они и сами отведали своего мерзкого зелья.

Мне разрешили попристуствовоать на допросе одного из наркокурьеров. Как только он увидел незнакомого человека, тотчас обратился ко мне:

– Я хочу сделать официальное заявление, – сказал главарь группы наркокурьеров двадцатилетний Садык Панджи,

– Я неофициальное лицо, я журналист, – пояснил ему.

Но Панджи настаивал на своем, при этом вопросительно глядя на сидевшего рядом со мной подполковника. –

Подполковник с усмешкой кивнул: «Говори».

– Если мне сохранят жизнь, я прошу, чтобы меня оставили в этой тюрьме. Здесь хорошо, кормят, поят и никто не бьет. Если вернусь домой, мен там убьют. Он еще долго говорил о том, как ему хорошо в тюрьме.

Панджи рассказал, что он родом из маленькгого афганского кишлака Чуббош, где люди живут тем, что выращивают хлопок, да пасут скот. Но плодородных земель мало, да и отары есть далеко не у всех, поэтому многие не работают и, по сути дела, нищенствуют. Год назад в кишлак пришли неизвестные, до зубов вооруженные люди. Они собрали людей и сказали, что те теперь будут переправлять через Аму-Дарью оружие, опиум и героин. Несколько человек сразу отказались, среди них был и старший брат Садыка. Один из талибов, не снимая автомата с плеча, выстрелил в него. Потом дуло автомата ткнули в живот Садыку.

– Я думал, что и меня сейчас пристрелят, – говорил Панджи. – Но меня стали спрашивать, пойду ли я через границу. У меня от страха язык отсох. Они решили, что тоже отказываюсь и поволокли меня к дереву. По дороге кричали, что меня не застрелят, а повесят. Мне уже на шею петлю надели, перекинули через ветку, когда я стал кричать: «Согласен, согласен, я на все согласен!» Потом меня научили, что надо делать.

Переправился Садык через границу в составе группы, принес с собой героин, опий, пару автоматов, патроны. Встретивший его человек сказал, что забирает весь товар, но денег сейчас нет, надо подождать. Он спрятал Садыка в своем доме, где тот прожил целый месяц. Ему хотелось, что такая жизнь продолжала вечно. За месяц Садык так привык к сытой беззаботной жизни, что ему и думать не хотелось о возвращении в Афганистан. Но однажды вечером хозяин вручил ему три тысячи долларов и сказал, что пора отправляться в путь. Уже утром Садык был дома.

– Ты отдал три тысячи, а сколько заплатили тебе? – спросил Садыка.

– В тот раз мне ничего не заплатили, первый раз никому не платят. А когда я вернулся второй раз, мне дали тридцать долларов. Но доложен я намного больше.

– За что должен, ты же товар доставил, деньги принес?

– А, махнул рукой Панджи.– Когда второй раз вернулся, мне сказали, что я уже взрослый, мне жениться пора, а то займусь чем-нибудь непотребным и могу грех совершить. Я сказал, что у меня нет денег калым заплатить, но мне ответили, что свадьбу они, ну талибы эти, берут на себя. Нашли невесту, хорошая девушка, тоже из бедной семьи. Свадьбу сделали, а утром, когда я вышел, мне сказали, что за свадьбу и за калым я должен две тысячи долларов и отдавать буду после каждой ходки «за речку». Но мне таких денег за всю жизнь не заработать. Вот я на все и соглашался. Жена через месяц родить должна. Эх, если бы и жене с ребенком удалось сюда пробраться, – мечтательно вздохнул он, – они бы рядом были.

– Где рядом, в тюрьме, что ли?

– А чем здесь плохо?

Почти такую же историю рассказали и другие шестеро наркокурьеров. Были безработными, нищенствовали, голодали, потом посулами денег и угрозами их заставили перевозить наркотики.

– Они просто так не отпускают, – говорил наркокурьер Аваз Сулайман. – Обязательно в заложники берут кого-то из родственников. А если девушка есть, ее тоже забирают, а потом насилуют.

Сулайман все пытался выяснить, какое наказание ему положено по узбекскому законодательству. У него были все основания опасаться за свою жизнь. Группа доставила в Узбекистан 94 килограмма высочайшей очистки опия, героин, автоматы, гранаты, пистолеты, боевые патроны.

От всех этих разговоров у меня осталось какое-то двоякое впечатление. Этим молодым людям, взявшимся за доставку смертоносного груза под угрозой смерти, можно было даже посочувствовать. Но уж какими-то слишком одинаковыми, будто заранее отрепетированными, были их рассказы, в них совпадали даже детали.

– Как вы думаете, насколько они правдивы? – спросил я одного из оперработников УВД области.

– Я бы сказал – схематически правдивы.– ответил он. – Талибы и впрямь разорили страну, которая теперь умеет только воевать, производить и переправлять наркотики. Страна превратилась в самую крупную в мире нарколабораторию. Безусловно, большинство мулов запуганы до смерти. Но есть и такие, которые ради заработка соглашаются переправлять наркотики через границу. У нас есть сведения, что инструкторы, готовящие их к отправке, заранее репетируют с ними детали допросов, на случай, если их схватят, и советуют во время допросов бить на жалость. Ну, это вообще дальше всех пошел – жену ему в тюрьму подавай.

ЛИВАНСКАЯ ТРЯСИНА

И… БОЖЕСТВЕННЫЕ ЦВЕТЫ

…Эта трагедия всколыхнула весь мир. Иначе и быть не могло. Вот и не верь теперь расхожему утверждению бывалых вояк, что бомба в одну воронку дважды не попадает. Попала!

Ровно десять лет назад, во время военной операции, проводимой Израилем в Южном Ливане, в деревне Кафр-Кана погибли мирные жители. Спустя две недели, израильтяне прекратили атаковать позиции «Хизбаллы». В памяти немногих остался лишь эпизод, связанный с гибелью людей, да претенциозно-пышное название самой операции – «Гроздья гнева». Даже название деревеньки, где произошла трагедия, казалось, навсегда стерлось из памяти. И вот теперь, в 2006 году, всплыло снова.

Атаки Кафр-Каны израильские ВВС начали в полночь. Если точнее – в 00 часов 07 минут. Никаких сообщениях о жертвах с ливанской стороны в течении ночи не появлялось. Атака была продолжена ранним утром, но самолеты Израиля были еще в воздухе, когда поступило сообщение из Ливана: в Кафр-Кане погибло около 40 человек, чуть ли не половина из них – дети. Эмоции хлынули через край, да и как их было сдержать. Сначала видеозапись, а потом и фотография ливанца, держащего на руках мертвую восьмилетнюю дочку, облетели весь мир. Кадры телесъемок, отразивших разрушенную деревню, были ужасающи! Приехав на юг Израиля, я чуть ли не сутки проторчал в бомбоубежище – мне особенно «повезло» и в деньт моего приезда приграничный израильский городов Кирьят-Шмона «Хизбалла» ракетами обстреливала беспрестанно. Так что телесъмки из Кфар-Каны я в бомбоубежище и увидел.

Израильский премьер-министр Эхуд Ольмерт выразил глубокое сожаление в связи с гибелью ливанских граждан. Ольмерт отметил: «всему миру известно, что ЦАХАЛ – армия с высокими моральными принципами, не наносящая преднамеренных ударов по мирному населению. Между тем, «Хизбалла» вот уже свыше двух недель атакует именно израильский тыл, наносит удары по густонаселенным районам нашей страны». Начальник генерального штаба ЦАХАЛа генерал-лейтенант Дан Халуц сообщил, что жители всего района Кафр-Каны, по сложившейся практике, были оповещены о готовящейся операции и об опасности, которая им грозит в случае, если они не захотят эвакуироваться или хотя бы покинуть этот конкретный район. «К тому же, добавил Дан Халуц, мы не располагали информацией о концентрации мирных жителей в этом районе, а напротив – имели сведения, что Кафр-кану мирное население давно покинуло». Но, похоже, что выступление израильского лидера и начальника генштаба только подлило масла в огонь.

Даже в тех странах, где считали, что Израиль имеет право на защиту собственных граждан, заговорили с яростью о том, что мир не должен и не будет терпеть «беспредела израильской военщины». В большинстве заявлений явственно сквозила мысль, что Израиль намеренно нанес удар по мирному населению.

…Позволю себе небольшой исторический экскурс. Во время Второй мировой войны фашисты часто бомбили Лондон, что было всем известно. Потом неожиданно нанесли бомбовый удар по Антверпену. Антверпен перед Гитлером провинился тем, что служил перевалочной базой союзническим войскам, отправляющимся на германский фронт. Мало кому известно, что на тихий Антверпен в годы войны было обрушено немецких ФАУ-2 раз, эдак, в десять больше, чем на тот же Лондон. Как мало кому известно, что чуть ли ни в первый день ракетного обстрела одна из ФАУ-2 прямым попаданием угодила в кинотеатр. Дело было в выходной, в кинотеатре было битком и взрослых и детей. Никого из 562 зрителей того трагического киносеанса ракета в живых не оставила. Человечество знает немало эпизодов чудовищных преступлений фашистов времен Второй мировой войны. Этот, насколько я осведомлен, не самый известный.

Можно бесконечно рассуждать, в какой степени являются мирными жители, оказывающие сознательное содействие боевикам. Но гибель детей, тех, кто жизни-то еще не видел – это всегда чудовищно, несправедливо. И в этом всегда есть чья-то вина. Пусть чья-то больше, чья-то меньше, но вовсе невиновных не бывает.