Текст книги "Привет эпохе (СИ)"

Автор книги: Олег Якубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

По-моему больше всех радовался удаче Лион, без ложной авторской ревности провозгласивший: «А мне и в голову не пришло…»

Как-то в узкой компании собрались мы в одном ресторанчике вечером 7 марта. Как известно, мужчинам вовсе не обязательно присутствие женщин, чтобы отметить их праздник. Вот и мы в сугубо мужском обществе весело ужинали. Лион посмотрел на часы, заявил, что пора домой и, быстро распрощавшись, уехал, забыв в спешке свой мобильный телефон. Трубка звонила беспрерывно, явно мешая нашему веселью. Потом один из присутствующих высказал предположение, что это сам себе Измайлов звонит, чтобы проверить, где забыл телефон. Ближе всех трубка лежала ко мне, после очередного звонка, нажал кнопку вызова и услышал: «Здравствуйте, Лион Моисеевич, это из дирекции одесской юморины вас беспокоят. Ничего, что так поздно?

– Ничего, – неожиданно сам для себя буркнул я, вместо того, чтобы объяснить ошибку.

– А что у вас с голосом, Лион Моисеевич?

– Простыл немного, – продолжал резвиться я и деланно закашлялся.

– Поправляйтесь Лион Моисеевич. Но я хотел по поводу договора уточнить. Вас там все устраивает?

– Ничего меня там не устраивает. Вы что, меня за начинающего мальчишку принимаете. Гонорар надо удвоить, предоплата должна быть стопроцентной.

– Но, Лион Моисеевич, мы же так не договаривались, – попытались возражать в Одессе.

– Я все сказал, – непреклонно заявил я и отключился.

Через секунду телефон затрезвонил вновь. Теперь это точно, Лион, решили все собравшиеся и я снова взял трубку. Не узнать говорившего было невозможно – это был Михаил Николаевич Задорнов. Уж ему-то врать, что с ним говорит Измайлов, не имело смысла, голос друга он бы узнал мгновенно. Дух розыгрыша обуял меня и я нахально заявил, что Измайлов ненадолго отлучился, а меня попросил отвечать на звонки и потом сообщить ему, кто звонил.

– Ну, скажите, что звонил Задорнов, – пророкотал в трубку сатирик.

– Этой какой Задорнов, бывший министр финансов?

– Каких еще финансов?! Это писатель Михаил Задорнов.

– А что, есть такой писатель?

– Вы что себе позволяете? – возмутился Задорнов.

– Ну, не обижайтесь, Михаил Николаевич. Это Олег Якубов. Я вас, конечно, сразу узнал, но решил пошутить.

– Нашел, кого разыгрывать, – обидчиво буркнул Задорнов.

Решив больше судьбу не искушать, телефон Измайлова мы выключили. Он дозвонился утром, пригласил в Сандуны, где мы и встретились. Поехали с приятелем, который всю дорогу бубнил, что я должен Лиону немедленно все рассказать, дабы не натворить ему каких-нибудь проблем с дирекцией одесской юморины. Без того сожалея о вчерашнем розыгрыше, я проворчал, что самые праведные люди это раскаявшиеся грешники, а поскольку приятель, на мой взгляд, и поныне грешит, то не хрен ему меня поучать.

Лион встретил нас радушно. Сказал, что Задорнова по поводу бывшего министра финансов я разыграл классно и что Задорнов на розыгрыш вовсе и не сердится.

– А еще кто звонил? – осторожно поинтересовался Лион.

– Понимаешь, Лиончик, – начал я лепетать. – Мы вчера крепко выпили, не все помню. Вроде из Одессы звонили, что-то там насчет какого-то договора бормотали.

– А, – беспечно махнул рукой Измайлов. – Это ерунда. Они чего-то там в договоре пересмотрели, причем условия улучшили. Сегодня мне позвонили, так я что, дурак отказываться?

…Как-то раз оказались мы в одном самолете. Группа юмористов передачи «Аншлаг» отправлялась на гастроли в Ташкент. Я летел в родной город с друзьями повидаться. Сидел в салоне самолета рядом с Лионом Измайловым. Подошла стюардесса, протягивает блокнот и просит у Лиона Моисеевича автограф. Лион уже руку к блокноту протянул, как я вмешался: «Минуточку, девушка. Вы ведь, верно, думаете, что это знаменитый Лион Измайлов, а на самом деле это его двоюродный брат-двойник. И к писателю он никакого отношения не имеет, они даже не дружат». Девушка в замешательстве убрала руку с блокнотом.

– Да не слушайте вы его, девушка, это он вечно шутит. Я и есть Лион Измайлов, давайте ваш блокнот, оставлю автограф.

– Ну, хорошо, – не унимался я. – Если ты действительно Лион Измайлов, то, вместе с автографом, напиши девушке и записку, чтобы ее на концерт «Аншлага» пустили.

– А что, и напишу.

Вообще, вполне, кстати, объяснимую слабость Измайлова к автографам известна всем его друзьям. Однажды специально для него я даже процитировал один из знаменитых «гариков» – четверостиший поэта Игоря Губермана:

«Мне с самим собой любую встречу

Стало тяжело переносить.

В зеркале себя едва замечу –

Хочется автограф попросить.»

Когда мы прилетели в Ташкент, Лион мне говорит:

– Знаешь, я девятнадцать лет в Ташкенте не был. Здесь, небось, уже и люди поменялись, да и неизвестно, над какими шутками они теперь смеются, Все-таки другая страна. Ты вот что. Когда на концерт придешь, посади рядом парочку друзей и после моего выступления громко крикните: «Браво, Лион!» Меня это здорово поддержит. Хоть буду знать, что в зале родные люди есть.

Начался концерт. Одним из первых на сцену вышел Лион Измайлов. Блестящему сатирику, ему и в этом городе можно было не волноваться. Едва он появился на сцене, раздался гром аплодисментов. Лион поклонился, но только успел произнести: «Здравствуйте, дорогие ташкентцы», как откуда-то из центра раздался оглушительный рев: «Браво, Лион!» Это старались проинструктированные мной приятели. Этот вопль они исправно дублировали буквально после каждой фразы Измайлова и первый номер сорвали ему напрочь. Потом, приструненные, угомонились, и дальнейшее выступление прошло гладко и с большим успехом.

Чего греха таить, Лион за эту выходку на меня обиделся. Но не надолго. Лион человек необидчивый.

ВОН ИЗ ЛДПР!

Телефонный звонок раздался в моей израильской квартире около часу ночи.

– Вас беспокоят из канцелярии премьер-министра, – сообщил вежливый голос. – Завтра утром господин Рабин улетает с официальным визитом в Россию. Принято решение включить вас в состав сопровождающей группы израильских журналистов. В шесть утра вы должны быть в VIP-зале аэропорта имени Бен-Гуриона.

– Но у меня нет российской визы,..

– Представитель российского консульства оформит вам ее на месте, пожалуйста, не опаздывайте.

Уже в самолете от пресс-секретаря Ицхака Рабина я узнал, чем вызвана была такая внезапность моего отъезда. К первому официальному визиту главы израильского правительства в Россию готовились, понятное дело, загодя и довольно тщательно. В том числе, без всякой спешки комплектовали и группу журналистов, куда вошли виднейшие израильские политические обозреватели газет, радио и телевидения. Но в последний момент кто-то выразил недоумение по поводу того, что в группе журналистов, отправляющихся в Россию, нет ни одного репортера русскоязычной прессы. Надо сказать, что в то время русскоязычных газет в Израиле было совсем немного и котировались они весьма слабенько. Короче говоря, стали перебирать кандидатуры, на моей остановились, в том числе, и по той технической причине, что у меня к тому времени уже был оформлен загранпаспорт.

Начало было чудесным – правительственный аэропорт Внуково-2,военный караул, красные ковровые дорожки, комфортабельные автобусы, в сопровождении милицейских машин с мигалками домчавшие нас до гостиницы «Метрополь». Потом начались заминки. Выяснилось, что наш багаж отвезли в какую-другую гостиницу и привезут попозже. Потом сообщили, что не могут найти гостиницу, куда отправили багаж и потому чемоданы доставят с утра. Я отправился к дежурной и попросил дать мне зубную щетку и хотя бы одноразовую бритву, на что дежурная беспечно ответила, что уже ночь, запросто можно обойтись и без того, и без другого. На робкое замечание, что еще Владимир Маяковский рекомендовал: «Зубы чисть дважды. Каждое утро и вечер каждый», дежурная просто не отреагировала, у нее было слишком много забот – в служебном помещении собирались праздновать чей-то день рождения, так что ей не до назойливых просителей было.

Гостиничные рестораны по позднему времени уже были закрыты, отправился в бар. Там уже галдели мои коллеги, которые, увидев меня, оживились, пригласили к своему столику и стали расспрашивать о Москве, поскольку никто из приехавших израильтян, как выяснилось, ни разу в российской столице не был. За столиком чуть поодаль сидела стайка девушек, бросавших в нашу сторону весьма красноречивые взгляды и недвусмысленные улыбки. Сомневаться по поовду причины их нахождения в гостиничном баре не приходилось. И все же один из коллег спросил: «Это кто, русские проститутки?»

– Не знаю, я сам в этой гостинице первый раз, – ответил я.

– Но ты же говоришь по-русски, позови их, поговорим.

На предложение разделить нашу компанию девушки откликнулись охотно, и мгновенно подхватив сумочки, перебрались к нашему столу. Мужчины галантно заказали им выпивку, сначала шел общий треп, потом кто-то, убедившись, что одна из девушек сносно говорит на английском, перешел к конкретике. И тут же раздались изумленные возгласы – выяснилось, что неземное удовольствие, полученное от общения с каждой из девушек в течение часа, обойдется джентльмену в восемьсот американских долларов. Было высказано мнение, что цена непомерно высока, на что единственная обладательница небольшого запаса английских слов обиженно возразила, что и расход у нее не мал: «Швейцару плати, ментам плати, у бармена каждые полчаса хоть что-нибудь да закажи, иначе попрет отсюда, да и попку прикрыть надо, на ходить же сюда в польских шматках. Впрочем, добавила девица, обращаясь к одному из мужчин, если ты такой нищий, то я тебе скидку сделаю на сто боксов».

Журналисты вежливо поблагодарили девушек за оказанное им внимание, но когда те уже поднялись, один вдруг сказал:

– Нет, я не могу упустить такую возможность. Раз она просит всего за один час восемьсот долларов, значит, умеет что-то особенное, чего никто не умеет, – и решительно воскликнул. – Погодите, я с вами.

Утро следующего дня было для группы журналистов свободным, накупив свежих газет, я стал придумывать чем бы заняться. В одной из газет прочел, что сегодня отмечает свой день рождения лидер ЛДПР Владимир Жириновский. О либерально-демократической партии России и ее лидере Владимире Жириновском в Израиле ходили слухи самые эпатажные и я решил, что взять интервью у Жириновского в такой день – хорошая репортерская работа. Раздобыл через справочную телефон штаб-квартиры ЛДПР и уже через пару минут разговаривал с кем-то из его идеологов. Интервью с лидером он мне не гарантировал, но сам, после недолгих уговоров, побеседовать со мной согласился.

Меня любезно встретили у входа во внушительный старинный особняк, проводили на третий этаж, я познакомился с идеологом, включил диктофон и начал откровенно тянуть резину. Расчет у меня был простой: рано или поздно лидер появится в своей канцелярии, а уж попасть ему на глаза и задать несколько вопросов – дело техники. Расчет оказался, в принципе, верным, но бдительная охрана мои планы исковеркала враз. Кто-то, явно обличенный гораздо большими, чем идеолог, полномочиями, ворвался вихрем в кабинет и, увидев диктофон, завопил с возмущением: «Эт-то что такое! Почему диктофон, почему посторонние в офисе. Через пятнадцать минут папа приедет, а ну – вон отсюда!» Идеолог робко пролепетало, что беседует с израильским журналистом, но это лишь подлило масла в огонь. Услышав, что в офисе иностранец, да еще и из Израиля, да еще и входящий в правительственную делегацию, свирепый охранник просто озверел от злости. Ситуация явно требовала моего вмешательства. Я поднялся со стула, сунул церберу под нос карточку пресс-центра ООН, где был аккредитован, и с расстановкой произнес довольно туманную фразу:

– Своими действиями вы нарушаете те принципы, которые отстаивает и последовательно защищает Организация Объединенных Наций.

Как ни странно, ооновское удостоверение произвело должное впечатление и грозный страж забормотал:

– Поймите, никаких личных претензий к вам у нас нет. Но сегодня у господина Жириновского день рождения, он сейчас едет сюда и мы хотим отметить его дату в тесном партийном кругу. Надеюсь, это не идет вразрез с принципами ООН, – добавил уже язвительно.

В сопровождении «почетного» вооруженного эскорта меня выпроводили из здания, проследили, чтобы я перешел на другую сторону дороги. Раздраженный, вернулся в гостиницу. Ну, напишу несколько язвительных строк о том, как израильского журналиста выперли из партийной канцелярии – тоже мне репортаж, скорее констатация собственного профессионального бессилия, чем скандал. Уязвленное самолюбие не давало покоя, я снова взялся за телефонную трубку, тем более, что номер мне уже был известен, да и кое-какой терминологии я в офисе успел поднахвататься. Импровизировал по ходу:

– Здравствуйте, моя фамилия Никифоров, из Челябинска, – сказал дозвонившись.

– Ну, и чего тебе надо, Никифоров? – спросили на другом конце провода.

– Да вот, хочу папу с днем рождения поздравить.

– А ты член ЛДПР?

– А то? конечно член, еще какой член.

– Ну, ладно. Передадим папе твои поздравления. Как, говоришь, твоя фамилия?

– Ты чо!, – начал я себя накручивать. – Какое-такое «передадим», совсем с ума посходили. Я, может, первый раз в этом году в баню сходил, помылся специально для такого дня. Ишь ты, передадим. А ну, давай трубку папе, а не дашь, так я сейчас пойду на городскую площадь, оболью себя бензином и сожгу на хрен.

– Да тиши, тише ты, псих, – стал увещевать меня говоривший. – Погоди минутку.

Потом в трубке послышалась скороговорка, из которой я понял, что мой собеседник докладывает о разговоре – звонит какой-то псих из Челябинская, хочет папу поздравить, а если ему этой возможности не дадут, то грозится сжечь себя на городской площади.

– Может, и правда соединить его с папой, глядишь, Вольфовичу приятно будет.

И через несколько мгновений я услышал в трубке: «Слушаю, Жириновский».

– Здравствуйте, Владимир Вольфович, – заговорил я, обдумывая каждое слово, чтобы разговор не прервался сразу. – Моя фамилия Якубов. Я израильский журналист, нахожусь в Москве в составе группы сопровождения премьер-министра Ицхака Рабина. Звоню вам с единственной целью6 поздравить с днем рождения.

– Да-да, я слышал о приезде израильского премьера, – заговорил Жириновский. Ну что ж, спасибо, мне очень приятно ваше поздравление. Желтая пресса клеймит меня антисемитом, и я очень жалею, что вас сейчас нет рядом, я бы рассказал вам, какой я антисемит.

– А вы позовите, Владимир Вольфович, я мигом приеду, – вкрадчиво сообщил я.

– Понимаете, мы тут сейчас отмечаем день рождения в очень узком семейном кругу, заранее договорились с соратниками, что посторонних не будет, – Жириновский замялся, умолк на несколько секунд, потом решительно сказал. – Вечером у меня банкет в ресторане «Будапешт», я распоряжусь, вам привезут приглашение. Вы в какой гостинице остановились?

Вскоре зазвонил телефон. Предельно вежливый голос сообщил, что пригласительного билета не понадобится, моя фамилия включена в узкий список гостей, которых Владимир Вольфович пригласил лично. Мне лишь надо подъехать к ресторану «Будапешт», наличие паспорта обязательно.

В назначенное время я уже входил в ресторан под завистливые взгляды своих коллег из израильского телевидения, которые вынуждены были отступить, когда им объяснили, что эксклюзивное право съемок на банкете Жириновского выкупила на корню телекомпания CNN.

Меня провели к юбиляру, он выслушал мои поздравления, на просьбу уделить хоть несколько минут для беседы, благосклонно кивнул, заметив: «Понятно, не сейчас, попозже. Вам сообщат».

Банкет набирал обороты, Уже плясал на сцене, расчетливо сбросив пиджак на руки помощнику, Жириновский, ревели, как слоны, свое традиционное «Любо!» казаки, охотно фотографировались со всеми желающими длинноногие юные красавицы, накачивались специально изготовленной водкой «Жириновка» партийные массы. Прошло уже часа четыре и я решил, что обо мне попросту забыли в угаре веселья. Несколько предпринятых попыток самому протолкнуться к имениннику закончились неудачей – охрана была бдительной и непреклонной. Я уж было решил покинуть это шумное сборище, но интуиция подсказывала – жди. И мое терпение было вознаграждено. Кто-то легонько тронул меня за плечо: «Идемте быстрее, Владимир Вольфович ждет вас. Только имейте в виду – всего несколько минут».

Жириновский стоял в кольце плотного окружения, вокруг грохотала музыка и я с досадой подумал, что на диктофон ничего записать не удастся. Но едва, мы заговорили, в зале волшебным образом воцарилась тишина. Жириновский был деловит, собран, фразы формулировал четко, я с удивлением отметил, что либо на него хмель не действует, либо он не пил вовсе.

В баре «Метрополя», ожидавшие, как выяснилось, именно моего появления, израильские коллеги, встретили меня чуть ли не овациями и потребовали подробностей. Но какой же репортер поделится с таким трудом добытой информацией? Я ссылался на усталость, рассказывал о каких-то ничего не значащий деталях. Потом под предлогом, что нужно срочно расшифровать диктофонную запись интервью, улизнул в номер. И все коллеги меня, хотя и своеобразно, но все же опередили. Мое интервью вышло в Израиле лишь через день, а уже на следующий день все крупнейшие газеты страны опубликовали на своих первых полосах практически один и тот же заголовок: «Израильский журналист на дне рождения у Жириновского». Словно, я в клетке со львом побывал.

НА ЯЗЫКЕ РОДНЫХ ОСИН

Все официальные делегации, приезжающие в Израиль, непременно посещают в Иерусалиме музей Катастрофы еврейского народа «Яд ваш ем». Собственно говоря, это музей-парк и территория его огромна. Поэтому для официальных лиц, в зависимости от плотности программы их пребывания, экскурсии делают либо полные, либо «усеченные». Но при любых обстоятельствах обязательно в программу посещений входит так называемый детский зал музея. Это совершенно необычное место, где любой нормальный человек не может не испытать сильнейшего эмоционального напряжения.

На самом деле в детском зале нет ничего, казалось бы, особенного. Да и самого зала как такового никто не видел – он полностью затемнен. И когда после яркого солнечного света попадаешь в зал, то сразу тонешь в этой густой темноте. Потом начинаешь различать какое-то мерцание. Поднимаешься по лестнице и оказываешься на довольно большой высоте. А внизу – свечи, море свечей. Каждая свеча зажжена в память о погибшем в годы Второй мировой войны еврейском ребенке. В зале полнейшая тишина и только монотонный голос диктора произносит детские имена, имена погибших…

Израильские репортеры в музее «Яд ва шем» иногда попросту дежурят, особенно в дни приезда каких-либо известных политических деятелей. Вместо того, чтобы гоняться за ними по всей стране, проще приехать в музей, дождаться посещения и спокойненько взять интервью. Но бывало, что и в музее гости не задерживались и тогда интервью срывалось. Именно поэтому для себя самого я систему получения интервью, можно сказать, усовершенствовал. В конце экскурсии любого высокого гостя непременно подводили к небольшой трибунке, где уже загодя была приготовлена книга отзывов почетных гостей. Эта трибуна установлена прямо у выхода из детского зала и огорожена густым кустарником. Я обычно выжидал, когда на трибуну положат книгу отзывов – это был сигнал, что через пару минут делегация из зала выйдет – тут же подходил и устраивал возле книги включенный диктофон. Гость делал запись, я стоя поодаль, просил, чтобы запись прочитали вслух, а уж задать после этого еще несколько вопросов особого труда не составляло. Схема действовала безотказно, но нет такого механизма, который бы не давал сбой. Так случилось и у меня во время визита министра иностранных дел России Андрея Козырева.

Поначалу все шло как по маслу, то бишь, по давно отлаженной схеме. Служители музея вынесли книгу, я установил диктофон, отошел в сторонку и спокойно ждал нужного момента. Козырев сделал в книге запись, я выкрикнул привычное6 «Андрей Владимирович, прочтите, пожалуйста, вслух, какую запись вы сделали музею». Но именно в этот момент кто-то из сопровождавших российскую делегацию, обратился к министру с вопросом. Он отвлекся, клича моего не услышал и я стал продираться вперед, что вопрос повторить. И вот это была моя главная ошибка. Схема не давала сбоев до тех пор, пока я смирно стоял за обозначенной охраной чертой и не нарушал демаркационной, так сказать, линии. Как только я сделал шаг вперед, как меня тут же стала оттискивать охрана. Интервью было под угрозой, что может быть для репортера страшнее, и я ломился вперед, не видя преград. Тут же охрана взялась за меня основательно. При этом свое профессиональное мастерство и особую рьяность демонстрировали, в основном, охранники, приехавшие вместе с министром иностранных дел России. Ну, а поскольку говорили мы на одном языке, то я постарался им объяснить, насколько они не правы. Вероятно, в пылу дискуссии несколько увлекся, так как применял слова, которые в программе спецкурса факультета русской филологии обозначены, как «жаргонная и бранная лексика деклассированного элемента». Я энергично рекомендовал охранникам отправиться по короткому и очень четкому адресу, высказывал готовность немедленно вступить в половую связь с мамой каждого из них, обвинял их в пристрастии к содомии, ну и так далее. Министр сначала обернулся на возникший шум, потом стал совершенно явно прислушиваться к столь непротокольным высказываниям и, наконец, от всей души рассмеялся.

– Что там у вас случилось? – спросил Козырев в итоге.

Охранники не успели и ртов раскрыть, как я уже встрял: «Да вот они, Андрей Владимирович, не разрешают мне задать вам вопрос…»

– А вы свои вопросы собираетесь задавать мне в той же тональности? – шутливо спросил министр.

– Ну что вы, Андрей Владимирович, я только хотел спросить, какое впечатление произвело на вас посещение музея Катастрофы, – елейным голосом проговорил я ему.

Козырев ответил на этот вопрос, потом на несколько других, но в конце этого импровизированного интервью не удержался от едкого замечания: «Давненько не приходилось мне на протокольных мероприятиях выслушивать столь эмоциональных речей».

– Нет худа без добра, – позволил я себе еще одну наглую выходку. – В конце-концов, Андрей Владимирович, вы получили возможность убедиться, что репатрианты из Советского Союза, несмотря на длительность проживания в Израиле, не только не забыли русского языка, но и не утратили понимания всех его тонкостей и особенностей.

– Умеете излагать, – все так же одобрительно подвел черту нашему диалогу Козырев.

Х Х

Х

…Английский миллионер Максвелл решил внести свой вклад в репатриацию советских евреев в Израиль. На свои деньги он открыл газету «Время» – она издается и по сей день. Все делалось основательно и денег миллионера не жалели. Помещение арендовали в редакции крупнейшей израильской газеты «Маарив»,закупили компьютеры, утвердили немаленький штат с хорошими зарплатами, обеды в редакционной столовой были бесплатными, репортерам оплачивали расходы на бензин. Мне предложили контракт в новой газете.

Рита откровенно огорчилась и посоветовала пойти к Гиммельфарбу: может, он прибавит зарплату, тогда и уходить незачем будет. Поплелся к боссу. После первой же фразы он меня перебил:

– Я уже все знаю. Иди и подписывай контракт. Ты сейчас у меня сколько получаешь, – и сам ответил, – 1200 шекелей. А там тебе предложили 4500. О чем тут думать? Брось свои советские штучки и думай о собственной карьере.

Репортеры во «Времени» были в цене. Газета формировалась по чисто западному образцу, репортаж, как и положено, главенствовал на полосах. К тому времени у меня уже была машина и я исколесил страну вдоль и поперек. В Израиль стали приезжать на гастроли российские артисты, интервью с ними стали неотъемлемой рубрикой нашей газеты.

ТРИ АВТОГРАФА НИКУЛИНА

Юрий Владимирович Никулин приехал в ТельАвив для съемок своей передачи «Белый попугай». Был он к тому времени уже неизлечимо болен, съемки давались ему с явным трудом, но он бодрился, сам настаивал, чтобы неудавшиеся, на его взгляд, эпизоды переснимались по несколько раз, пока не добивался нужного результата. В завершающий день съемок его прямо с площадки увезли в больницу с сильнейшим сердечным приступом. В больнице он пробыл два дня и, несмотря на настояния врачей, вернулся в гостиницу, пообещав беречь себя и аккуратно проходить все назначенные ему процедуры. Интервью с Никулиным у меня было назначено заранее, но я опасался, что из-за плохого самочувствия оно сорвется. Но Никулин встретил меня вполне радушно, сказал, что раз обещал – беседа состоится. Осматривающий его в тот момент врач с явным неудовольствием нахмурился, отвел меня в сторонку и сердито пробурчал: «Пощадили бы вы его. Он очень плохо. Короче – двадцать минут и ни минутой больше.

– Постараюсь управиться доктор, – пообещал я эскулапу, на ходу включая диктофон.

Ног моя прыткость Юрию Владимировичу пришлась явно не по душе.

– Ты что, куда-то торопишься? – спросил он меня с явно недовольной интонацией.

– Помилуйте, Юрий Владимирович, – поспешил я его заверить.– У меня вопросов куча, но врач…

– Да ладно, он же ушел, так что сиди спокойно. Вот мы сейчас с тобой чайку заварим, под чаек и разговор душевнее будет.

Мы беседовали несколько часов, настолько оба были увлечены разговором. Каких только тем ни касались – и профессиональных и просто, что называется, за жизнь общались. Никулин даже спел мне недавно на его стихи написанную песню, для чего с гитарой из соседней комнаты позвал сына Максима. Когда уже беседа подходила к концу, я сказал: «Еще один вопрос для интервью, Юрий Владимирович. В Израиле, понятное дело, вы для «Белого попугая» снимали еврейские анекдоты. А какие анекдоты планируете для следующей передачи?

– На Чукотку поедем, анекдоты про чукчей будем записывать, – лаконично ответил Никулин.

Тут я возьми, да брякни. Я тоже один анекдот смешной про чукчу знаю, для передачи он, правда, не подойдет, но вдруг вы его не знаете, и вам для коллекции интересно будет.

Никулин рассмеялся и закричал: Максим, Максим, иди сюда скорее.

Из своей комнаты снова вышел Максим.

– Посмотри на этого нахала, – обратился Юрий Владимирович к сыну. – Утверждает, что знает какой-то анекдот, который я не знаю.

Максим довольно флегматично ответил: «Ну, а что тут такого, может, и вправду не знаешь.

– Так, – ошарашенно развел руками Никулин. Значит, вы заодно. Ну, хорошо же. Вот лежат три мои книги, – он кивнул на журнальный столик. Одну из них я предполагал тебе подарить с автографом. А теперь ставлю тебе условие. Если рассказываешь анекдот, который я не знаю, подписываю тебе все три книги, если я анекдот знаю, не получишь ни одной. Ну что будешь рисковать?

– Буду, – я согласно кивнул.

– Нет, ты вправду нахал, мне даже нравится.

– Да никакой не нахал, – запротестовал я. Просто ничем не риску. – И с этими словами открыл портфель, в котором у меня лежала специально захваченная с собой книга Юрия Владимировича. – Как видите, я не наглый, а запасливый. И о том, чтобы не уйти без вашего автографа позаботился заранее.

– Ладно, задорно рассмеялся Никулин. Твоя взяла, рассказывай свой анекдот.

А анекдот у меня был такой. Чукча прие5зжает в Москву, в последний день ходит по магазинам, покупает родне подарки. Забрел в магазин фирмы «Свет» и ошалел от сияния. Подозвал продавщицу и кивая на каждый незнакомый ему предмет «цокает». «Это цо?» «Это торшер», отвечает продавщица. «А это цо?» «Это бра». «А это цо?, кивает чукча на люстру. Надоело это бесконечное «цо» продавщице, она возьми, да брякни. «Жопа это». «Сколько стоит зопа?», интересуется чукча. «Тысяча двести рублей». Чкуча покопался в карманах, но наскреб только тысячу и, огорченный, вышел из магазина.

Вернулся он домой, собрал родных и друзей, делится московскими впечатлениями, в том числе и про поразившую его люстру рассказывает: «А в одном магазине зопу выдел, вся с висюльками, сияет, переливается, вот только денег купить не хватило.

Прошло пару лет, поднакопил чукча деньжат, снова в Москву отправился, но теперь уже первым делом в магазин «Свет» приходит. Только продавщица была там другая. Чукча с ходу к ней: «Девушка, мне за тысячу двести зопу покажи». Та ошалела и бегом к директору: «Иван Иваныч, там какой чудак с севера приехал и просит, чтобы я ему за тысячу двести рублей жопу показала.

– Ну что ж, Машенька, за такие деньги, я считаю,– можно.

Продавщица манит чукчу в подсобку, задрав юбку, показывает ему.

– Не, недовольно качает головой чукча, – мне не такую, мне с висюльками. Снова продавщица бежит к директору: «Иван Иванович, он, оказывается, не мою, он вашу посмотреть хочет…»

Юрий Владимирович смеялся от души, а я покидал знаменитого артиста, унося в портфеле три книги с автографами Никулина.

ПО ЖЕЛАНИЮ ПОЭТА

Поэт Евгений Евтушенко гурман известный. Он великолепно разбирается в приготовлении коктейлей, сам изобрел несколько оригинальных рецептов, ценит и любит национальные кухни. В Израиль Евтушенко приехал для участия в международной книжной выставке и выступал со своими творческими вечерами. Газета «Время», в которой я тогда работал была информационным спонсором книжной выставки, я встречал Евтушенко в аэропорту. Прилетел он поздним вечером, по дороге в гостиницу поинтересовался, чего бы гость хотел отведать, не преминув заметить, что в Израиле есть рестораны многих народов мира.

– Тогда вопрос на засыпку, – тут же откликнулся Евгений Александрович. – А грузинский ресторан есть?

– И не один, – заверил я его.

– Что и хаш делают? – с недоверием поинтересовался поэт.

– Всенепременно. – Я лично знаю, хозяина ресторана «Кавказ», который приготовление хаша никому не доверяет, готовит исключительно собственноручно. Поэтому хаш у него даже вечером подают.

– Что даже сейчас, в такое вот время можно хаш отведать, – снова выразил недоверие Евтушенко.

– Без проблем, – легкомысленно откликнулся я.

– К черту гостиницу, успеется, – заявил гость, – а сейчас едем на хаш.

Мы отправились в «Кавказ», где хозяин ресторанчика, вечно заросший щетиной Илюша из уважения к классику обслуживал его лично. Евтушенко ел хаш с большим аппетитом, нахваливал его, потом поинтересовался у меня: «Сам-то ты откуда родом». «Из Ташкента», – ответил я. «О, узбекский плов и лагман – это чудо!», воскликнул поэт.

– Ну что ж, в ближайший ваш выходной прошу к себе домой, приготовлю и плов, и лагман, – пригласил я его.

– Что сам, приготовишь.

– Сам приготовлю.

– Тогда вот что. Ты меня не просто к столу зови, ты скажи, когда начнешь готовить, я весь процесс хочу от начала до конца увидеть.