Текст книги "Пришелец"

Автор книги: Олег Абазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

АБАЗИН ОЛЕГ
ПРИШЕЛЕЦ

Пролог

1

Располагалась детская больница на окраине города; высокое девятиэтажное здание стояло в приличном удалении от жилых мест, внутренне чем-то напоминая собой лагерь,… если учитывать, что рядовым прохожим пройти мимо данного лечебного учреждения будет явно не по пути.

Кого-то сюда привозят, кто-то сам приходит; выписываются – если выписываются – максимум через несколько месяцев. Такова система, если взглянуть на неё со стороны – издалека ("свысока"). Но если, например, рассмотреть в некоторых подробностях… Взять какой-нибудь из обыденных дней… и посмотреть со стороны на новичка, пришедшего в эту больницу; новичка этого никто ни на каких "скорых" не привозил, состояние позволило ему самому прийти.

Итак, представьте себе, что в один из обыденных дней больница встретила девять новичков, пришедших в неё в разное время, из разных концов; девять этажей больницы встретили по новичку (новичок на этаж). Вот мы и возьмём один из этажей (седьмой, например; хорошая цифра, семь) и посмотрим, каково новичку этого седьмого этажа, как его встретят и – самое главное – как он себя отрекомендует…

А из прохожих никто так и не осмелится пройти мимо данной больницы…

Часть первая

2

– Пацаны, – вбежал в палату Вася Сеенко, – новичка ведут!

Все замерли в предвкушении…

Палата была небольшой – шесть коек, заняты из которых были только пять. И вот он, шестой. Сеенко осведомился у знакомого санитара, когда к детской больнице причалила скорая и из неё вывели подростка, внешний вид которого безоговорочно утверждал, что этот парень отъявленный козёл отпущения; так вот, Сеенко спросил санитара Гешу (они с ним жили по соседству и Вася всегда снабжал соседей дустом, который его мама варила чуть ли не каждый день; Гена в ответ снабжал васину маму обилием медицинского спирта), куда положат этого новичка.

– Хочешь, чтоб он к вам лёг? – тут же осведомился Геша. Если б к нему не подбежал этот десятилетний пацанёнок, новичку была бы уготована пустынная трёхместная палата (многие палаты в данной больнице пустуют), которая впоследствии наполнится нормальными детьми, а не такими подарками природы, как палата Васи Сеенко… да как весь седьмой этаж, не только одна 715-я палата; весь этаж хорош. – У вас, по-моему, койка свободна? А то зав отделением собирался его на четвёртом разместить. Но я с ним поговорю, Васёк.

И вот он уже поговорил и Сеенко стоял под дверью, перед тем как за пять секунд преодолеть два этажа и влететь в палату, чтоб сообщить потрясающую новость.

Когда новичка оставили наедине со всей палатой, 14-летний Мишаня Мелков аж подпрыгнул с места:

– Пацан, по-моему я тебя где-то видел, – обратился он к новенькому. – Ты не в центре, случайно, живёшь?

– Да, – робко ответил тот.

– И в седьмой школе учишься?! – узнал его и Шурик Кротов.

– Там, – не менял тот тона.

– Ё-моё! – узнал его и 15-летний Серёга. – Это твою старшую сестру изнасиловали и убили?

– Мою. – Робость этому тринадцатилетнему мальчику не позволяла показать всем этим ребятам, что он гораздо выше своего внешнего облика.

– Тогда ты шестой, – заметил ему Рома Горов. – Как тебе такой номер?

– Не знаю, – ответил тот.

– Это у нас игра такая, – объяснял ему Сеенко, – "трамвай N 6". Ты выиграл, поэтому ты у нас самый великий человек. Твоя сегодняшняя задача, помыть пол. Исполняй её сразу.

– Так пол же чистый, – посмотрел на пол новичок.

– Чистый?! – удивился Горов, пока Кротов зашёл за дверь, постоять "на шухере", и расстегнув ширинку, справил на пол малую нужду. – По-моему, не очень чистый. Неплохо было бы подтереть, пришелец.

– Как ты меня назвал? – не понял новичок.

– Ха! – усмехнулся Вася. – Пришелец!, клёвая кликуха!

– Помой пол, – напомнил новичку Серёга.

– А почему я? – не сопротивлялся тот, а всего лишь не понимал.

– Такая игра, – ответил Вася. – Ты же король-трамвай. Или не хочешь быть Королём?

– Ну ладно, – пожал новичок плечами, – подотру, если такая игра.

Когда он всё подтёр, к нему подошёл Роман.

– Трамвай, это вовсе не игра, – заметил он ему. – Это значит, что ты козёл, опущенный. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю, – как-то горестно вздохнул тот в ответ. – Вы меня обманули.

– Ты овечка, пришелец, – поправил он его, – а овечек никто не обманывает. Они и сами неплохо блеют.

3

По коридору в это время проходил возвращающийся из столовой Сеня Говлинович. Вся 715-я палата ненавидела его за правильность. Он был маменькиным сынком, лежал в 701-й, и никто из 715-й не мог его проучить, не потому что он был не слабым и 14-летним, а потому что мама его была лейтенантом милиции. И вот час расплаты настал настолько неожиданно, что никто из 715-й не мог догадаться, чем всё закончится, когда Серёга, заходя в палату, обратил внимание, как дверь столовой открылась и из неё вышел этот чёртов еврейчик, а коридор седьмого этажа в это время был полностью пуст.

– Шурик, – позвал Серёга ровесника, коротенько объяснив ситуацию, – подкрадываемся к пархатому незаметно, чтоб он нас не увидел и заталкиваем в палату к девчонкам!

И они, выждав момент, когда Говлинович проходил мимо их двери, молниеносно вылетели, толкнули Семёном дверь параллельной палаты, тут же захлопнули её (дверь открывается внутрь) и затолкали под дверную ручку заранее приготовленную ножку от табуретки, так что дверь теперь не откроется, и заскочили назад, к себе в палату, хохоча во всю глотку, услышав какой прокатился по соседней палате визг. Они помнили, что палата та десятикоечная и все 10 коек заняты в основном детьми, если не обращать внимания на троицу девчонок-15-леток; все трое с детства занимаются дзюдо…

4

Вечер. Девочки готовятся ко сну. По палате витает этакая райская миролюбивая обстановка, пока не выписали знаменитых на весь этаж спортсменок (с тех недавних пор, как спортсменки в эту палату поступили, юмористы из разных палат седьмого этажа моментально позабыли про свои хохмочки, после того как в одну из ночей кто-то из ребят, укутавшись простынью, вошёл в эту 714 палату походкой зомби (старая, надоевшая всем шутка с «мумией фараона»), рыча и позабыв о том, что со вчерашнего дня в данной палате присутствуют трое бесстрашных девиц, и через пять-шесть минут вылетел из палаты без простыни; вылетел не полностью – сначала крепко-накрепко связанная в узел простынь, в которую спортсменки запутали трико с трусами этого шутника, затем, через пару минут, вылетел и он сам, в одной майке). Так что теперь, когда девочки готовятся ко сну, они могут не подпирать дверь шваброй чтоб никто случайно именно в это время не перепутал палаты; единственная на весь этаж женская палата была для обитателей всего седьмого этажа страшнее смерти.

И вот к ним влетает этот чёртов еврей, которого ненавидит наверное вся больница, и застаёт кого-то из девчонок в нижнем белье, кого-то без нижнего белья, одевающих ночные рубашки и с визгом прячущихся под одеяла.

Говлинович, вместо того, чтоб заслонить глаза руками и броситься к двери, давая всем понять, что его втолкнули сюда злопыхатели и заперли снаружи дверь, выставился на девчонок, на лице его тут же появилась вожделенная улыбка, показывающая, насколько он уверен в связях своей любимой мамочки, и что никому ничего с ним не сделать. Но разве он мог ожидать, что сзади кто-то накинет на голову ему одеяло и уже десять человек набросятся на него, не обращая на свой внешний вид не малейшего внимания. Несколько рук расстёгивали ему ремень и стягивали с него штаны вместе с трусами. Дзюдоистки связывали ему ремнём руки, приковывая его к батарее, пока раздетые девчонки одевались, и закручивая на голове одеяло, чтоб тот ничего не увидел.

– Отпустите меня, гадины! – визжал Говлинович. – Я матери всё расскажу!! Она вас… АААААА! – взвыл он, когда ему сдавили мошонку.

Всё, больше он ничего не мог делать, после пронзившей его невыносимой боли, только задыхаться от спиравшего дыхание одеяла и одеревеневшей промежности.

– Никому твоя мамочка ничего не сделает, – отвечали ему искажённым голосом, – ты ведь не знаешь, кто с тобой всё это делает.

– Дверь закрыта! – известила всех одна из девчонок, подбежав к двери, чтоб открыть и посмотреть, нет ли никого поблизости из медперсонала, чтоб никто не прибежал на вопли Говлиновича.

– Чё его, затолкал к нам кто-то? – предположила ещё одна.

5

715-я палата.

– Ребята, – обратился ко всем новичок своим робким голосом, – надо открыть дверь, пока не поздно.

– Заткнись, – отреагировало на него сразу несколько голосов, – а не то щас тебя разденем и затолкаем следом за евреем!

– Да нет, – объяснял он им, – я не за еврея, я просто предчувствую недоброе. Если мать его…

– Э! – молниеносно перебили новичка, – а откуда ты знаешь про его мать?! – Действительно, это было очень удивительно; о матери Сени знали исключительно в пределах больницы. В каких районах проживал этот стукачонок и маменькин сынок, никому не было известно, хоть и много кто желал узнать.

– Я раньше жил с ним по соседству, – ответил тот.

– Где ты жил? – тут же налетели на него с расспросами.

Он ответил, где.

– Во здорово! – обрадовались все, узнав адрес еврея. – Молодец, пацан, – стали все протягивать новичку руки. – Ты нас выручил!

– Теперь ты не трамвай, – известил его Сеенко, – теперь ты свой парниша! Как тебя зовут-то хоть?

– Пришелец, – пожал тот плечами.

– Да ладно тебе! Обиделся! Мы ж шутили!

– Я не обиделся, – сказал им новичок, – просто имя Пришелец мне понравилось. Только дверь откройте, пока не поздно.

– Точно! – согласился с ним Вася, – дверь надо открыть. По-моему еврея там уже заантисемятировали!

Он вышел из палаты, вытащил ножку от табуретки и уже заскакивал назад в палату, как параллельная дверь распахнулась и в коридор вылетел обнажённый Говлинович со связанными ремнём руками и мешающей видеть наволочкой на голове.

– Ха, пацаны! – захохотал Вася, – смотрите!! Пархатый голый!

Все тут же подбежали к двери. Кто-то из соседних палат повыскакивал, так громко Сеенко крикнул.

– Это вы затолкали его к нам?! – злобно спросила пятёрку из 715-й одна из спортсменок. – Вы заперли дверь?

– Да нет, что вы! – отвечал за всех Вася. – Это я случайно проходил мимо и увидел, что ваша дверь заперта…

– Это они! – заорал из-под наволочки Говлинович. – Я видел! 715-я! Мать от всех вас живого места не оставит!

– Чё ты врёшь!! – отвечал ему Вася. – Наговариваешь на нас! Напраслину наводишь!

– Кто это сделал? – возник неподалёку суровый голос старшей медсестры.

– Они, – указывали толпой девчонки на 715-ю. – Они сговорились, и когда мы переодевались, он заскочил к нам в палату, а они закрыли следом дверь. Он думал, что мы забоимся его мамочки!

– Не знаю, может и забоитесь, – развязывала та ремень и узел на наволочке, – только всё это начнётся завтра утром, после того, как я позвоню его маме. А сейчас все марш по палатам! – обращалась она не только ко всему седьмому этажу, но и к другим этажам, поскольку с лестничной площадки за происходящим наблюдали дети и с других этажей.

6

– Чёрт, – ломали все в 715-й себе головы, – что же делать? Завтра нас всех могут заставить раздеться, и каждого по очереди…

– А Геша, кореш твой! – неожиданно уставились все на Васю.

– Он же три через три – посменно – работает, – ответил Сеенко. – Смена его сегодня днём закончилась. Так что он уже в дупель болдой.

– Что же делать? – опять схватились все за ломаемую голову, – может из больницы на время удрать?…

– Не надо никуда удирать, – произнёс новичок, – когда есть выход гораздо попроще.

Все удивлённые посмотрели на него. Кто-то с кем-то переглянулся.

– Только с условием, – продолжал новичок, – если вы завтра будете молчать… потому что произойдёт кое-что страшное. И если вы меня не будете спрашивать, что произойдёт, то… то оно просто произойдёт, и всё. Ну как, согласны?

Те смотрели на него как на инопланетянина, даже и не зная, что произнести в ответ.

– Вы останетесь целы и невредимы, – сказал им новичок, – и вообще, жизнь пойдёт как и прежде. Но вы должны делать вид, что ничего не знаете.

В общем, закончилось всё тем, что Пришельцу не поверили, решив, что он выпендривается, но поймали на слове. Так что завтра утром…

7

После того как измученный и униженный Семён Говлинович (такого с ним ещё никогда не происходило: почти вся больница видела, в чём его мать родила) оделся, он вошёл в свою палату и тут же с молниеносной скоростью пробежался по лицам перепуганных малышей, но так и не встретив ни одной улыбки (ещё одной жертвы завтрашней маминой разборки со всеми этими гадёнышами; желательно, чтоб гадёнышей было как можно больше: Сенина мама чувствует свою ораторскую силу гораздо лучше, когда перед ней вместо пяти детей находятся 55 детей), шлёпнулся в койку и на несколько секунд закрыл глаза… Потом подскочил с постели со скоростью взрыва и заорал. Кто сейчас хихикал?! Кто?! Все хихикали!! Я лежал прищурившись и всё видел!

– Да мы б тем девчонкам наковыляли! – заоправдывались восьми-девятилетние пацаны. – Если б не самбистки! Семёнчик, мы ж за тебя всегда!

– Я-то видел, как вы смеялись! – гнул тот своё. – Вы думали, что я сквозь наволочку ничего не видел? Ошибаетесь. Наволочка с дырочкой и я всё видел. Так что завтра вам больше всех достанется.

Спорить с упрямым Сеней было бесполезно.

– Слезами горю не поможешь! – резко повернулся Семён в сторону соседней койки, на которой съёжившись сидел Костя Попов, – Попка!

– Какие слёзы! – удивился тот. – Я не плачу вовсе.

– Я говорю на будущее, – пояснил ему Сеня, – на завтра.

– До завтра мне ещё дожить надо, – отреагировал Костя.

– ПОВЕЗЁТ тебе, если не доживёшь! – усмехнулся Сеня.

8

В четвёртом часу ночи Пришелец легонько привстал, осмотрел палату, убедился что все спят, на цыпочках вышел за дверь…

– Видели?! – подскочили все пацаны, через несколько секунд после того, как дверь за новичком как можно бесшумнее захлопнулась и шлёпания тапочек удалились на приличное расстояние. – Чё это он?!

– Давайте подсмотрим! – подскочил Сеенко к двери. Но его схватили за шиворот:

– Нафига! А вдруг он и правда чё-то путёвое придумал, а нас заметит… Мы ж обещали ему, что спать будем как сурки. Пусть действует один.

– Да вы дураки, – шёпотом орал на них Вася, – а вдруг он сейчас ноги делает из больницы. Ему это сейчас куда как выгодно! – уговорил-таки он всех. – Я незаметно! В коридоре ведь полутемно, вот он меня и не заметит.

Он высунулся из-за угла краешком головы и увидел, как новичок входит в палату Говлиновича…

– Чёрт, он и правда к еврею в палату вошёл! – шёпотом известил он друзей.

– Значит не делает ноги, – сказали ему. – Кончай шпионить и ложись спать.

– Но он же может всё и предугадывать, – не отходил тот от двери, – и спецом зашёл в палату, чтоб нас надурить и потом сделать ноги. Надо до конца всё досмотреть…

Но с постели вскочил Шурик Кротов и сдавил Васе затылочную часть шеи двумя пальцами: – Ты ляжешь или нет! Параноик хренов!

Так Вася лёг в постель. Кротов лёг…

…И дверь палаты распахнулась… Вошёл новичок, осмотрел всех и медленно-беззвучно улёгся на свою койку…

"Что за фигня! – никак не мог понять посапывающий Сеенко. – Он же не мог так быстро прибежать назад! Какой-то странный у нас новичок!"

9

Восьмилетнего Костю Попова как всегда пробудила яркая вспышка света флуоресцентных ламп. Только в этот раз, вместо зова «на уколы!», над ним склонялась… мать Семёна…

– Где мой сын? – гаркнула она ему, едва только Костины глаза открылись.

– Не знаю, – пожал он плечами.

– А кто знает? – не отставала от него та. – Ты рядом с ним находишься или дядя с улицы? Встать! – гаркнула она всей палате, заметив что кто-то начал просыпаться.

– Где мой сын? – повторила она свой вопрос с особой требовательностью, обращаясь теперь ко всем.

– Мы спали, – отвечали ей, – не видели. А где он?…

Но в палату вошла старшая медсестра.

– О! – обрадовалась она, – Вы уже пришли, Надежда Тихоновна, а я только собралась Вам звонить. Будите своего… А где Ваш Сенечка?…

– Это я у тебя хотела бы спросить, – как можно сдержаннее ответила ей милиционерша.

– А почему на ты? – больше почувствовала та задетое самолюбие, чем удивилась отсутствию Говлиновича.

– Потому что я тебя сейчас за волосы при всех оттаскаю! – получила она ответ на вопрос.

Но дверь открылась и в палату вошёл новичок из 715-й…

10

Васе Сеенко как всегда снились голые женщины, которых он лицезрел по своему любимому старому-доброму видику, скучая по «воле» и по видеопрокату, что располагался между цирком и ДВГУ, где ему легко выдавали в прокат порнографические видеопрограммы. Но в это утро сон его прервали на самом интересном месте. Такого с ним ещё никогда не было; всегда Вася сны свои досматривал.

– Ментовка пришла, – разбудили его полшестого, – мать жида.

До этого Роман Горов проснулся от сильного позыва, и выходя из палаты, увидел спину милиционерши. Его счастье, что он не выскочил на 5-6 секунд раньше. И Рома тут же принялся всех будить, начиная с Сеенко.

– Я с ней буду разговаривать, – проснулся новичок одновременно с Васей. – Вы не лезьте!

Он обулся в тапочки и, выйдя за дверь, двинулся в сторону бывшей палаты Говлиновича.

С тех пор милиционерша не то что не таскала за волосы старшую медсестру, а вообще ушла из больницы и больше не возвращалась туда, как не приходила никогда она в эту больницу, пока её сынулька был здоров.

11

– Чё ты ей сказал?! – тут же налетели на него с расспросами, когда он вернулся в палату через пару минут после того как вышел. Он возвращался следом за направляющейся к выходу милиционершей.

– Сказал, что в больнице её сына нет, – ответил тот.

И, не успело прозвучать ни одной реплики, как дверь открылась и в палату вбежала медсестра.

– Слушай, мальчик, здорово ты это! – восхищалась она своим спасителем. – Как это ты её так отговорил?

– А что он ей сказал? – добивались все от медсестры более достоверного ответа, чем от скрытного новичка.

– Да я даже и не расслышала, – откровенно отвечала та. – Что-то пробормотал и она ушла.

– Я и не ожидал, что всё так удачно закончится, – единственное, чем поделился новичок с ребятами по поводу произошедшего, после того как медсестра вышла, поняв что от немногословного новенького ничего не добьёшься.

12

Новичок именно в четвёртом часу прошедшей ночи вышел из палаты как будто не просто так, не для того, чтоб разобраться с одним еврейским мальчиком, а для того, чтоб пройти мимо соседней 713-й палаты и воочию убедиться в том, что ему ничего зря не показалось, что за закрытой дверью действительно раздаются «трясущиеся» звуки. Как будто до этого новичок спал и видел отвратительный сон, как в этой 713-й один 14-летний паренёк прислушался… решил, что все спят и никто ничего загадочного не услышит, аккуратно сунул под одеяло руку, которая моментально уткнулась в горячий, напряжённый, требующий немедленного движения и зовущий намозоленную с годами руку, пенис, спустил до колен трусы, что его ещё больше возбуждало (в эти моменты он воображал себя какой-нибудь девственной, но уже достаточно зрелой девушкой, и она не хочет, сопротивляется, но овечья податливость делает все сопротивления незаметными, и он стягивает с неё – с себя – трусики; когда он занимался этим дома, он обычно раздевал «её» догола, но в больнице он спускал с «неё» трусики только до колен, мало ли что) и делал пальцы колечком, воображая, что она у него берёт в рот (сам счастлив бы был дотянуться головой до своего возбуждённого члена, но… и шея и член больно коротки были. И это всё, что касалось его отношения к себе; у другого кого-нибудь он ни за что не взял бы даже в руку, не то что за щеку; с самим собой для него всё было гораздо приятнее) или держал себя за запястье и воображал, что это рука «её» – что он ласкает себя «её» рукой. Он всегда завидовал тому типу людей, который кончает быстро, не успев как следует разогреться. Сам он всегда очень долго достигал эякуляции, а как бы хотелось, чтоб всё происходило не дольше чем за полминуты ускоренного движения «колечком» (её губами) и семяизвержение пронизало всё тело эйфорией и действовало как снотворное (иногда он, осчастливленный, засыпал, забыв где-нибудь у щиколоток или под подушкой (иногда вожделение настолько задурманивало ему голову, что он забывал где находится и прятал «её трусики» под подушку) свои плавки (внешне его плавки очень сильно походили на женские трусики той формы, которую больше всего предпочитают извращенцы); но, слава чёрту, никто его ещё не застал всего уделанного спермой (он любил на «неё» кончать), со спущенными до колен трусами – никто в его палате утром не шутил, сдёргивая одеяло и крича во всё горло, что пожар начался).

Всё это новичок как будто чувствовал, перед тем как проснулся – перед тем как тот парень разогрелся и рука под одеялом заработала всё быстрее и быстрее. Он проходил мимо двери 713-й и словно смотрел сквозь эту дверь, но проникался глубоко внутрь ощущений этого конченного онаниста-нарцисса, наматывая кое-что на ус. Позже он вернётся к этому моральному уроду, а пока надо было разобраться с пребыванием на Земле помехи для ребят из 715-й палаты (он им хотел сказать, когда предчувствовал недоброе, что мать этой "помехи" должна прийти утром)… Да для всей больницы, не только для 715-й. 715-я – пылинка по сравнению с пылесосом.

13

– Подняли всех раньше времени из-за этого Говновича! – пробурчал один из ребят другому, когда они проходили мимо возвращающегося из столовой новичка. В данный момент была половина десятого.

Новичок застал самый разгар спора, когда вошёл в палату.

– Я тебе говорю, что мать моя первой заметила кишки! – твердил Сеенко всей палате. – Она бутылки собирала и прямо на помойке…

– А я тебе говорю, что у матери твоей белая горячка! – возражал ему Серёга театральным голосом.

– О чём спорим? – тут же влез новичок в разговор. – Какие кишки?

– Да мать этого оболтуя по помойкам возле нашей больницы лазила, – взялся Серёга ему объяснять, – потом вдруг не с того ни с сего звонит в ментовку и что-то бормочет в трубку. Брат мой как раз за ней наблюдал. Менты приезжают, брат наблюдает за ними из засады, но его засекают и везут в ментовку. Но дядька его, само собой, отмазал. Менты нашли разбросанные по всей помойке человеческие кишки, но брат-то слышал, какую ахинею мать этого придурка несла. А утром в больнице они встретились. В смысле, мать к Сею пришла и брат мой одновременно, как раз из ментовки возвращался и по пути ко мне заскочить решил. Вот спор и получился.

– А какую именно ахинею его мать несла? – осведомился новичок.

– Звонила в ментовку, – отвечали чуть ли не все со смехом (со слов, разумеется, Серёгиного старшего брата), – и плакала, что она убийца, что мол она не помнит, но уверена, что это именно она убила человека и разбросала кишки по помойке, указала точное месторасположение помойки. Пьяная дура, одним словом. А сегодня утром доказывала Серёгиному брату, что она не то говорила, когда звонила; что она первой обнаружила кучу кишков, и обвиняла его, что он получил за неё вознаграждение и требовала вернуть ей деньги. А Сей сейчас защищает её…

– Ладно, перестаньте спорить, – сказал им новичок. – Нет в этом смысла. Владивосток давно уже "город брошенных трупов". Просто мне нужна ваша помощь, ребятки.

– Что случилось? – тут же прониклись все вниманием.

– Помощь очень простая, – отвечал он, – до смешного простая. Начну с того, что в больнице нашей лежит извращенец. Один на всю больницу. Больше таких как он уродов здесь не существует. Это коротко. А теперь по порядку. Слушайте…

14

Влетает в 707 палату «термоядерный мутант», старшая медсестра; влетает в самый разгар игры «в плешь» максимально развеселившихся детей, и начинает «кайфоломку»:

– Так, а ну все в коридор! – усмирила она детей своим приказным голосом. Но загородила им дорогу, как только "послушные овечки" направились к выходу, раз им скомандовали выйти в коридор:

– Куда в одежде?! Разделись все догола!

– Мы больше не будем шуметь! – поняли те суть обращения. – Светлана Олеговна! Пожалуйста! взмолились они.

– Никаких пожалуйста! – была Светлана Олеговна безапелляционна, – разделись и вышли! В следующий раз не будете шуметь! Раздевайтесь немедленно, я жду!!

Раньше Светлана Олеговна к подобным формам наказаний не прибегала. Видимо, идея пришла к ней только вчера, когда она совершенно случайно наткнулась на раздетого девочками 14-летнего парня, Семёна Говлиновича.

И дети уже снимали с себя футболки, трико, трусы и приготавливались к выходу в коридор, на обозрение всего этажа, а возможно и других этажей, как дверь в палату распахнулась и за спиной старшей медсестры неожиданно образовался Пришелец…

– Светлана Олеговна, – заговорил он очень мягким, улыбчивым голосом, как разговаривает, например, пожилой и опытный директор школы с каким-нибудь мудаком-практикантишкой, я думаю, Вам необходимо передумать. Незачем пристыживать детей. А то мама Сени предполагает вернуться для дурацкого нюанса, а я предполагаю загородить ей проход… задний.

– Ладно, дети, одевайтесь, – произнесла-таки Светлана Олеговна, после долгого взгляда на новичка, – я пошутила.

– Вы не договорили, – загородил Пришелец ей проход, заметив, что она собирается выходить.

– Продолжайте играть, дети, – постаралась она сделать как можно естественный вид.

– А халатик расстегнуть, снять трусики и показать всем свои прелести не желаете? – поинтересовался он у неё тихим голосом, когда они вышли из палаты и поблизости никого не было – ничего не мешало разговору тет-а-тет.

– Что? – переспросила она, словно не расслышала. Но не могла она не расслышать.

– Вы ведь ещё молодая совсем, – заговорил он ещё тише. – Не тронутая плева. "Муж объелся груш". Не делайте из детей извращенцев. Вот от чего я хотел Вас предостеречь. Они станут взрослее – познают все формы комплекса неполноценности, и всё из-за того, что Вы сегодня вывели бы их в коридор, не дав им доиграть в свою игру. Вы меня здорово понимаете?

– Вообще-то не надо так со мной разговаривать, мальчик, – ответила она ему почти таким же тихим голосом, но, опять же, выглядеть старалась естественно и непринуждённо. – Можно нормально всё объяснить и я прекрасно пойму. Так что…

– Я объясню прекрасно, – заметил он, – если Вы нормально не поймёте. Ладно, Света Олеговна, не обращайте на меня внимания. Считайте, что мы ни о чём не разговаривали. – И он направился в сторону своей 715-й палаты, под прицелом удивлённого взгляда Светы Олеговны. Пока ей было чему удивляться: её врождённые организаторские способности ещё никому не удавалось нарушить – всегда и везде она была права, и с самых малых лет старалась выглядеть взрослой; стало ей годков поболее и она вошла в образ сильной личности и ещё замужней женщины, нося на безымянном пальце позолоченное обручальное кольцо; пусть никто не догадается, что её до сих пор не лишили девственности. А тут какой-то сопляк пришёл в больницу (пришёл к ней на работу) и чуть ли не шантажирует её! Чего только он добивается?

15

Пришелец объяснил ребятам, чтоб те заставили пацанов из 713-й наклеветать на своего старшего (14-летнего) товарища, внедрив им, что они живут в одной палате с реальным извращенцем. Товарищ этот (Женя Коньков его звали), пока его соседей по палате подговаривали, находился в душевой, и когда он из этой душевой возвращался, Пришелец завершал разговор со Светой Олеговной, и шёл следом за Коньковым; следом за ним заходил и в палату.

Входя в палату, Женя Коньков никак не мог ожидать, что помимо постоянных восьми-девятилетних клиентов 713-й палаты, там будут не только располагаться "взросляки" из 715-й, но и все до единого будут смотреть в глаза вошедшему Жене… У Конькова аж душа улетела в пятки от внешнего вида этих неприятных взглядов.

– Ты, зёма, чего-то испугался? – тут же отреагировал Рома Горов на изменившееся лицо Жени.

– А что? – произнёс тот, вовсю стараясь демонстрировать обратное.

– Да я смотрю, – ответили ему, – у тебя коленки трясутся. Ну-ка, вытяни вперёд руки.

– В чём дело, ребята? – осведомился Женя.

– В шляпе, – ответили ему. – В дымовой шляпе.

– Не понял.

– Кстати, – неожиданно осенило Кротова, – а чё ты в душевой так долго делал?

– Затнись с душевой! – вполголоса шикнул на него Пришелец. И обратил всё внимание к Жене. – Итак, ты не понимаешь, о чём я? – И взгляд его перевёлся на мальцов.

– Джон, – произнесли те, – мы всё видели этой ночью. Мы не спали.

– Что вы видели? – до сих пор не мог он уразуметь сути.

– Они видели, – ответил за них Пришелец, – как одеяло твоё содрогалось. Что ты под ним делал? Вот что нас всех, здесь собравшихся, интересует.

– Я спал ночью, – ответил он.

– Ты случайно не лунатик? – полюбопытствовал Пришелец.

– Слушайте, ребята, – проговорил он им всем сдержанным голосом, – зачем вы меня провоцируете?

– То есть, ты пытаешься нам сказать, что с дунькой кулаковой ты прошлой ночью не спал? – резюмировал Пришелец.

– С кем не спал? – опять не понял тот.

– Он тебя спрашивает, – перевёл ему Серёга, – не онанировал ли ты прошлой ночью под одеялом?

– А он сам прошлой ночью под одеялом… Я точно так же его могу спровоцировать.

– Значит, тебя провоцируют, – сказал Пришелец, – А если мы проверим тебя на предмет онанизма?

– Что ты сделаешь? – опять не понял он.

– Спустим тебе штаны, – отвечал Пришелец, – позовём кого-нибудь из взрослых девчонок и заставим её сделать стриптиз. У нормального мужика при виде обнажённого женского тела эрекции не происходит.

– Ага, – согласился с ним Мишаня Мелков, – чтоб у меня встал, девчонке моей нужно изрядно поработать, и тысячи стриптизов не помогут. Стриптизы только для дрочил.

– Ну как? – поинтересовался у него Пришелец. – Если я приведу сюда стриптизёршу, тебе это недёшево обойдётся, чем ты сейчас во всём чистосердечно признаешься. Не отпирайся, приятель, тебя ведь видели.

– Вы, пацаны, с ума сошли, – ответил им Женя всё, что мог.

И Пришелец тут же подскочил с места: – Он не верит, что девчонка сейчас тут перед всеми разденется! – выскакивал он за дверь с такими словами.

И ровно через пять минут заводил в палату… одну из троих дзюдоисток.

– Разденьте его догола, – отдал Пришелец распоряжение своим друзьям, – как он это любит делать.

Те, в течении одной минуты оставили Конькова без ничего, привязав за руки к его койке. Эрекции пока не наблюдалось.

– Раздевайся теперь ты, – обратился Пришелец к спортсменке в таком тоне, будто он был её сутенёром, а она – его "вещью".

– Чего?! – протянула та, не веря в то, что только что услышала. – Вы, сопляки, – обращалась она ко всем, – думаете, что я одна с вами со всеми не справлюсь?

– Ты одна с одним мной не справишься, – неожиданно изменился тон Пришельца, став ледяным, зловещим и прогоняющим по коже мурашки.