Текст книги "Снежные кресты"

Автор книги: Олег Абазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Вы не желаете немного прогуляться, сударь? – спросила Олега эта девушка, приблизившись к нему на самое небольшое расстояние.

– Не трогай его! – заорал на неё карлик.

– Сначала вырасти как следует, – отреагировала та на него, – а потом делай указания старшим.

– А далеко пойдём? – спросил Олег.

– А ты что, боишься остаться без своих друзей? – ответила та.

– Сейчас время такое, что везде нужно быть вместе, – сказал Олег, – с друзьями.

– Пошли, – настаивала она уже с нажимом. И в глазах её что-то сверкнуло… что-то мрачное и зловещее, из какого-то загробного мира. Что мне тебя, силком тащить, что ли?

– Как это… силком тащить?.. – удивился было он и посмотрел на всех.. Выражения их лиц не советовали ему идти с этой семнадцатилетней девицей.

– Обыкновенно, – протянула она ледяным голосом. – За задницу взять и тащить. Ну так ты идёшь, срань хренова, или нет?

– Что за выражения?! – не удержался танин отец и удивился вслух. – Такая красивая девушка…

– А ты вообще пасть свою дерьмовую заткни, педик хренов! – рявкнула она на него уже каким-то наполовину мужским голосом.

"Педик?! – чуть не удивился он вслух, машинально двинувшись в сторону этой странной девицы. – Я ей сейчас такого педика покажу! ". – Да, скорее всего он не любил, когда какая-то сопливая малолетка называет его педиком хреновым.

– А ну пошли со мной, засранец! – приказывала она Олегу, пока оскорблённый мужчина приближался к ней. И… что-то Олегу в выражениях её показалось до боли знакомым.

– Покажи ей, папа! – подзадоривала его дочь. – А то совсем уже обнаглела!

И папа, наверное, просто счастлив был показать этой чёртовой девице как нужно вести себя с людьми. Но он не ожидал, что от неё вылетит молниеносный кулак и попадёт ему прямо в переносицу; он не ожидал, что отлетит от этого удара на три метра…

Тем временем, девушка в купальнике схватила одной рукой Олега за волосы и потащила за собой.

– Да что ж вы все стоите! – заорал тогда карлик на троих подростков. – Надо остановить её!

– Ах ты сучка! – прикоснулся мужчина к верхней губе, поднимаясь со снега, и глянув на пальцы, обнаружил кровь. – Ах ты мандавошка!

Девушка тут же остановилась, отшвырнула Олега на несколько метров в сторону как что-то ненужное, и повернулась, злобно посмотрев в сторону этого мужчины со свёрнутой переносицей.

– Это ты меня мандавошкой назвал? – переспросила она, не веря собственным ушам. – Ты, заморыш, назвал МЕНЯ мандавошкой?!

Все видели, как тело девушки белело на глазах. Оно даже росло; становилось крупнее, покрывалось волосами… Оно уже не походило на тело девушки, когда её тесные плавки донельзя натянулись, треснули и все у этой девушки увидели… мужские гениталии, а из-под бюстгальтера обнажилась волосатая мужская грудь…

– Боже ты мой! – прошептал карлик подошедшему к нему Олегу, – да это же твой отчим!!

– И без тебя вижу! – буркнул недовольный Олег. Уж очень не хотелось ему встречаться с отчимом именно сейчас.

– Кажется, я кое-что понял, – произнёс сам себе карлик.

– Что ты понял? – спросил его Олег.

– Я тебе потом всё расскажу. А сейчас надо убегать, пока эта тварь будет расправляться с мужиком.

– Пацаны! – крикнул карлик троим. – Хватайте Таньку и делаем ноги! Она не должна видеть то, что сейчас происходить будет.

– Папа, – умоляла его в это время дочь, пока обнажённое мужское тело деформировалось, превращаясь во что-то кошмарное, – пошли отсюда! Убегаем! Ну и что, что тебе нос разбили! Убегаем!

– Хера лысого! – взревело то, что на голое тело Андрея Фраеренко уже совсем не походило. – Я тебе щас убегу!! Я тебе такую мандавошку покажу!!!…

Таня, должно быть, не ожидала, что четверо ребят оторвут её от отца и понесут в ту сторону, где на этом бесконечном кладбище, усеянном какими-то старинными могилами, возвышалась небольшая сопочка, на вершине которой снег оттаял немного больше чем везде и могилы были забросаны горами камней (ребята думали, что смогут отбиться таким образом от чудовища).

– Побежали отсюда. Отец твой потом нас догонит, – говорили ребята, не давая ей возможности поворачиваться. – Набьёт морду этому чуваку и догонит.

Они и сами не изъявляли желания как та пятиметровая тварь приобрела образ – то ли чего-то безобразного и заснеженного (смутно смахивающего на застывший, словно запечатлённый на фотоплёнку, снежный смерч), то ли приобрела она образ некой гигантской кучи фекалий, миниатюрное исполнение которой каждый мог бы лицезреть, загляни он в отхожее место деревянного туалета какого-нибудь дряхлого старика, который уже и забыл, сколько лет назад из этого туалета последний раз убирали; как где-то в районе вершины (в предполагаемом районе головы) этого чудовищеобразного живого столба внезапно образовалась усеянная бесчисленным множеством остреньких зубок яма, уходящая куда-то в бездну тьмы. Они не видели как чудовище ело таниного отца – как-то медленно, с наслаждением, смакуя каждый кусочек, – но они кое-что слышали… Нет, это были не вопли боли поедаемого живьём человека (человек этот старался не издать ни звука, чтоб дочь его так ничего и не заметила; чтоб она продолжала верить, что папа её скоро их догонит…), это был неземной рёв снежной твари.

– Я тебя, серун вонючий, всё равно достану! – ревело это снежное нечто. – Я верну тебя домой! Мама как всегда будет мешать, но мы её игнорируем, – на этот раз она будет снегом. А ты – снеговиком. Ты испытывал когда-нибудь ощущения снеговика из обжигающего снега? Тебе такие ощущения во всех вместе взятых кошмарах не снились. Но ты их испытаешь! Я продлю тебе удовольствие. Тебе и твоим дерьмовеньким дружкам. Я соберу их всех до единого. Искать я уже научился. Вот только доем… И папа дочку Таню свою обязательно догонит!.. – разносился рёв на несколько квадратных километров.

– Что он сказал? – тут же отреагировала Таня каким-то испуганным голоском, словно в одно мгновение до неё дошло всё то, что скрывали от её внимания эти четверо ребят.

– Не обращай, Танюха, внимания, – сказал ей карлик. – Это снежный мираж. Здесь ещё и не такое бывает! И не в коем случае не смотри туда! С ума сойдёшь. Они пытаются напугать твоего отца. Но нашего брата хрен кому удастся напугать!

– Это точно! – подтвердил кто-то из троих (ядерного взрыва) друзей.

– Не нравится что-то мне этот мираж, – проговорила Таня.

Но ещё два-три шага и слабенький туманец вычеркнул напрочь всё, что происходило между таниным отцом и гигантской семиметровой снежной тварью, которая всё разрасталась и разрасталась (ровная, столбообразная куча белоснежного дерьма становилась всё шире и выше).

– Так что ты там хотел мне рассказать? – спросил Олег карлика, пока мерзкие чавкающие звуки растворялись и растворялись вдали. – Что ты понял?

– Почему я не мог понять, – отвечал карлик, – двое нелюдей к нам приближались или один.

– А оказалось, что второй был сожранным снегом Андреем Фраеренко, – продолжал за Виктора Олег.

– Не то, – сказал тот. – Совсем не то! Это были две сестры-близняшки. И они сожрали твоего отчима.

– Где ты это видел? – спросил парень, который был в синем трико.

– Во сне, – ответил карлик, не ему конкретно, а Олегу. – Сон мне этот приснился как раз тогда, когда ты разбудил меня, спящего на ходу (Олегу сразу же припомнилась их первая встреча). Близняшки тогда тоже спали и кое-что видели…

– Что они видели? – спросил Олег.

– Будущее. Они видят много чего, потому что заснеженные. Представляешь? Я тогда во сне был твоим отчимом! Я как бы вселился в его тело. Он тогда узнал этих близняшек, когда они начали его пожирать.

– То есть, ты хотел сказать, – вставила Таня, – они тебя пожирали.

– Ну да. Я тогда почувствовал, что это… Баклажановы. Я постепенно понял, что не для всех время на этом снегу бежит одинаково. Кто-то может несколько часов провести как несколько лет.

– Точно! – вспомнил кто-то из троицы (его звали Илья), обратившись к своим неразлучным друзьям, к Толику и Юре, что в синем трико. – Помните же того дряхлого старика? Он ещё советовал нам вернуться пока не поздно домой, что якобы он ещё ребёнком вышел из дома и попав под снег, сбился с пути и дескать ходит под этим снегом до сих пор!

Олегу в это время вспомнилась высохшая от истощения старушонка ("Согрей! Помоги мне, – её безжизненный, перемороженный голос ожившего трупа. – Я потеряла дорогу. Я сбилась с пути. Согрей!") во время возникновения которой ему встретился тот разговорчивый парень… его потом засосало снегом, как и "чудом спасшегося от пожара, засекреченного конспирацией лаборанта".

– И что было дальше? – попросил Олег карлика продолжать.

– Дальше ты разбудил меня, – ответил тот.

– Скорее, ты сам разбудил себя своим криком, – заметил Олег.

– Но ты представляешь!, я не узнал бабу эту, когда она подошла! Я думал, что она – нелюдь. Я узнал всю эту фигню, только когда увидел твоего отчима!

– Значит, сон оказался плохозапоминающимся, – сделал Олег вывод.

– Да, член у этого отчима!.. – вспомнила вслух Таня. – Я такие даже в "супермаксах" не видела.

– Где ты не видела? – протянул Илья.

– Порноколлекции на видеокассетах так называются, – объяснил ему Юра (в синем трико).

– Это обезьянья порода, – произнёс Олег, – когда у мужика на жопе волос больше чем положено.

– А он от обезьяны наверно произошёл, – сказал карлик. – А ещё говорят, что Дарвин ошибся. Бывают люди и от обезьяны и от собаки и от козлов с баранами!

– А у этого точно предки были из одних животных, сказал Олег.

– Неужели он у тебя такой скотина был? – произнесла Таня Олегу.

– Это ещё слабо сказано! – ответил карлик. – Я думаю, что этот придурок ещё встретится нам на пути. Ты ещё увидишь, что он за чудовище.

– Слушай, Витёк, – обратился к нему Олег, – так это что, правда был сон, что ты нам рассказал?

– Нет, – ответил карлик, – я пошутил. Это была явь.

– Да ладно тебе прикалывать! – Олег осмотрелся по сторонам: кроме торчащих из подтаявшего снега безобразных памятников, Юра, Толик и Илья уже нашли с Татьяной какую-то весёлую тему разговора, так что им с карликом представилась возможность уединиться и поговорить на некоторые "сокровенные темы". – Рассказывай, пока никто не слышит.

Витя тоже взглянул в их сторону: все четверо вдруг о чём-то захохотали. Они словно шли в стороне, в нескольких метрах и были абсолютно незнакомы с Олегом и Виктором. А вокруг завывала метель и КРЕСТЫ притягивали всё сильнее и сильнее…

– Ладно, расскажу, – согласился тот. И начал: Ты знаешь, Олег, что бы было, если б я тогда не заорал и не проснулся?.. Они меня пережёвывали… Я вселился в них. Я всё видел! За какое-то мгновение перед моими ощущениями пронеслось такое… что я чуть не охренел. Я сейчас, конкретно, не могу пересказать всё, что пронеслось, но то что это были твои двоюродные сеструхи, это стопроцентно. Они все – все Баклажановы – пошли за тобой. Они усыплённые, понимаешь? Они лунатики! Отец их пошёл в одну сторону, мать – в другую, Катька – в третью, Маринка – в четвёртую. Но я хрен знаю, как эти два близнеца умудряются соединиться и в то же время находиться в нескольких километрах друг от друга! Представляешь? – их – близнецов – получается уже четыре. Вот такая история!

– Ну ты даёшь, Витёк! – искренне восхищался Олег своим другом. – А ты раньше видел такие сны?, подобные.

– Да, – признался он. – Иногда. Но я уже не помню, что мне снилось. Сразу, как просыпался, помнил. А потом напрочь расплывается всё в памяти.

– Да ты чё, Витяха! На тебя же это не похоже! Мы даже когда на море ходили с тобой купаться, ты возвращаясь напоминал мне, что я дескать забыл зайти в магазин, мамке хлеба купить. Ты ж всегда всё помнил! Что с тобой произошло, Витюха?

– Наверное, это от перенапряжения, – решил он. – Мозг у меня так неожиданно начал много работать, что… небольшое перенапряжение в нём всё-таки произошло. – Он ещё раз глянул в сторону весёлой четвёрки. Те уже по очереди травили анекдоты. Наверное, они решили предоставить этим двоим возможность пообщаться о некоторых – так сказать – интимных вещах; или, скорее всего, этот карлик направил им в мозг какой-то мысленный посыл, и они кое о чём догадались… Ведь мозг у этого чёртового парня стал работать сильнее бесконечного двигателя.

– А что произошло-то? – допытывался до него Олег. – С чего всё началось? Не помнишь, что ли?

– Да помню я всё, – сказал карлик. И решил рассказать своему другу всё как на духу. – Когда я увидел КРЕСТЫ, я был уже на улице. Я возвращался домой, потому что страшно хотел есть. Но я не попал домой. Как и все остальные, я потерял дорогу, и брёл в никуда по снегопаду. Снег тогда ещё очень плохо засыпал дороги и я не обратил внимание, как из него что-то торчало; что-то блестящее и в то же время незаметное. Заметил я это, только когда оно окрасилось моей кровью. Я тогда почему-то подвернул ногу и прямо коленом попал по этой блестящей штуке. Мне словно что-то невидимое подножку поставило. И… эта штука окрасилась моей кровью. Вот хрен! Я тогда посмотрел на эту штуку и мне показалось, что это был нож. Прикидываешь? Лезвие какой-то "финки" торчало из асфальта, покрытого небольшим снежком. Я даже не раз глядел, действительно ли это был нож, как меня тут же поднял на ноги какой-то мужик. "Ты чего это, – говорит, – на ровном месте падаешь? Снег-то ещё не скользкий", – что-то типа такого сказал. А потом объяснил, что он врач, и посоветовал мне приложить к ране снег; что дескать быстро пройдёт, что якобы снег чистый и – как он выразился – без всяческих примесей. Я и сделал всё, как он сказал… И тут мне колено так прижгло!.. этот хренов снег как будто солью оказался, и… прямо всасывался мне в рану. Я посмотрел на этого врача, а у него на роже какая-то неприятная ухмылочка. Я от её одного вида чуть штаны не уделал себе! И этот хренов падла мне ещё приговаривает, "терпи, парень, без боли ничего не заживает". И он ещё добавил – я это точно помню – "и не растёт ничего без боли". Вот так он сказал! Я хотел его спросить, мол что именно он имеет в виду "не растёт без боли", но этот хренов говнюк как-то быстро поднялся и исчез в снегу. Он пропал вместе с моим домом. И в эту же ночь я увидел сон.

– Да, – сочувственно проговорил Олег, – с тобой, брат, какой-то обряд чёртов провели.

– Да не похоже, – говорил карлик. – Всё происходило так естественно.

– А всё естественно происходит. Даже самые неестественные вещи.

– О чём это вы разговариваете? – полюбопытствовала у них Таня с некоторой долей кокетства.

– Анекдоты рассказываем, – тут же нашёлся карлик.

– А чего не смеётесь?

– Они у нас несмешные, – пожал плечами Олег.

Вообще, из рассказа своего друга, Витька, Олег понял, что увидел впервые кресты этот парень за несколько недель до того, как в одно воскресное утрице здоровенный и пьяный мужик, по имени Андрей Фраеренко, нашёл на улице чей-то дневник, и несколькими минутами спустя, Олегу пришлось навсегда покинуть родной дом и в вагоне электропоезда, с сообщением Владивосток-Партизанск (Тихоокеанская), выцарапать собственную судьбу небольшим, но остреньким (не острее теперешних зубок его отчима или ножа, который пропорол колено его друга как помидор) гвоздиком.

Неужели время на этом снегу настолько индивидуально для каждого, что выйдя из дома просто для того чтоб залепить хороший снежок в одно из окон соседних домов, можно вернуться через две-три минуты дряхлым и обезумевшим от снега и вечного холода стариком (если вообще вернуться)?..

– А почему это отец не догоняет нас? – задумалась вдруг вслух Таня. – Уж не случилось ли там чего?

Все до единого тут же уставились на неё.

– Ты предлагаешь нам всем проводить тебя туда, назад? – как бы уточнил карлик, но в голосе его прозвучал вызов.

– Да ничего я не предлагаю, – пожала она плечами. – Просто интересно, чего он там так долго возится.

– Он догонит нас, – сказал карлик. – Обязательно догонит. – Уж он-то был в этом уверен. Он как будто видел всё теперешними глазами её папы; он чувствовал его мысли (его ощущения как будто бы уже пришли в порядок – выздоровели – и он стал чувствовать через сандалии в несколько раз эффективнее, чем до этого чувствовал через босые ноги): "почему это я отстал от своей дочи?.. Настоящий отец не должен так себя вести. Пока его дочь ещё ребёнок, он должен держать её под контролем. Ведь вокруг кровожадный снег! А я знаю, что надо делать, чтоб она от меня не убегала больше. Надо её проглотить. Да-да! И мне спокойно и она уже не убежит. И со сраненьким, говняным ублюдочком надо разобраться. Надо срочно вернуть его домой и тогда… он пожалеет, что мама с папой его когда-то познакомились. Да! И вырвать глаза ему надо, и правильно выполнить последующую за этим процедуру. Только для начала нужно будет собрать всех – папу, маму, Катю, Марину. И мысленно надо будет вызвать нашего гипнотизёра, он расскажет, что необходимо сделать с этим мальчишкой, для выполнения нашей с ним жизненной цели". Вот такие мысли были у теперешнего таниного папы.

Шестая глава

– Готово!!! – завопил один парнишка. – Гааатооооваааа!!!! – Очки его уже давным-давно улетели к потолку его крохотной комнатушки, хотя они ему уже и не нужны были; когда до него наконец-то дошло всё то, что начал вытворять его дисплей, очки ему могли только помешать. Ровно две недели назад многие удивились, что парнишке этому стукнуло уже 24 годика, выглядел он на десять лет моложе. Всего 2-3 месяца назад многие запросто могли бы сослаться на то, что 23-летний мужчина не уступает какому-нибудь бестолковому подросточку, только благодаря своему умственному развитию. И мужчина этот тогда спорить бы не стал; действительно, интеллектуальный уровень у него не повышался все 23 года. Над ним смеялись начиная с детского сада и заканчивая школой, но родители почему-то к своему единственному ребёнку не испытывали равнодушия, в отличие от остальных, и покупали всё, чего их чадо не пожелало бы. Покупали, пока недопокупались; пока у 23-летнего Зямы Раульмана не появился персональный компьютер… После этой покупки на 24 день рождения всё и начало начинаться. Раульман-старший как ни глянет на потеющего над «клавой» сына, так и не может понять, серьёзно ли тот дурака валяет или он окончательно с ума сошёл; потому что на мониторе у парня с каждым днём (над своей новой игрушкой Зяма корпел чуть ли не круглосуточно) вырисовывались всё изумительнее и изумительнее фигуры. Какие-то странные и даже немного жутковатые очертания при обрели изображения на дисплее. Зяма влюбился в свой компьютер, и вскоре эта игрушка стала ему настоящим талисманом. А когда мама или папа уставали настолько, что уже отказывались слушаться своего «сыну», он просто подводил их к монитору и те сразу же становились податливыми. Устраивал это Зяма Раульман-младший со своими родителями далеко после того, как его интеллектуальный уровень начал вырастать с невероятной скоростью. Но никто, кроме его «безвольных» окомпьютеризированных родителей, ничего не знал о этом феномене с четырёхчленной (отец, мать, компьютер, сын) семьёй Раульманов, только потому что Зяма-младший очень сильно отличался своей скромностью, и даже под дулом какого-нибудь огромного «АК» ни за что не вывел бы в свет тайну о своём ТАЛИСМАНЕ. Немного позже всё зашло донельзя далеко: никому неизвестно, каким образом в подвале одной из «малосемеек» образовался хорошо замаскированный люк… Куда же он ведёт, этот люк? Уж не в подземелье ли?.. Но, так или иначе, Зяма если и исчезал из города на несколько суток, то только через подвал этой «малосемейки». Если б кто и умудрился бы попасть в большой переплёт – постараться уследить за этим чёртовым низкорослым жидом, то он бы уж точно никогда бы больше свет божий не увидел; всему виной испарения, просачивающиеся сквозь крышку люка, наводняющие подвал, и люди, иногда исчезающие в этом кошмарном подвале навсегда.

– Что-что-что готово, Зямочка?! – обрадовались в голос Раульманы, подлетев к сыну как торнадо. Нет, скорее всего не обрадовались, а сошли с ума от счастья, как это говорится. Вели так себя со своим сыном они при каждой – даже самой малейшей – возможности, только бы Зяма чувствовал вокруг себя моральную поддержку. Хотя, скорее всего, к такому поведению их подталкивал страх вновь оказаться перед чёртовым зловещим монитором их сынульки; монитор этот как будто всё делал для того, чтоб к нему кто-нибудь (кроме владельца) подошёл, и тогда он высасывал из этого подошедшего всё что мог, делая его зомби, лунатиком, идиотом, шизоидом и ещё чёрт знает кем (чем).

– Не ведите вы себя как суперъидиоты! – гаркнул на них Зяма. – Если меня от вас затошнит, то невелика потеря будет; отправлю вас наверх.

– Не надо, Зямонька, наверх!! – взмолились родители. – Мы хорошо себя будем вести. Только не в подвал! Лучше приклей глаза наши к "мане" (монитору), но, умоляем тебя, не посылай нас в подвал.

– Я ссал на ваши умоления с горы Джомолунгма! – объяснял им сын. – А на вас двоих – недоделков – ссал с ещё большей высоты! Лучше заткнитесь и делайте, что вам говорят!

– Так что у тебя получилось? – неожиданно вспомнил отец то, зачем, собственно, позвал их сын.

– Посмотрите сами! – воскликнул Зяма так, будто несколько секунд назад ни на кого не кричал, а сходил с ума от радости как никто другой. Это же здорово, чёрт возьми!! Посмотреть, естественно, надо было ни куда-нибудь, а именно на монитор фантастического компьютера их сына.

И они посмотрели… Через "не могу", но посмотрели.

– Вот это даааа!!! – воскликнул отец не своим голосом. Голос был не то что не его, а, казалось, вообще не принадлежал голосу человека. И восхищение в этом голосе чем-то смешивалось со скрипом дверей, ведущих в заброшенные дома, куда боятся заходить даже бомжи; со звуками из заколдованных болот и загипнотизированными снежными тварями бесконечных лесов и кладбищ…

– У меня получилось!! – орал Зяма на всё своё подземелье, даже не обращая внимание на… поведение своих родителей. – Всё, к чему я столько шёл, ПОЛУЧИЛОСЬ!!!!

Он до того был счастлив, что даже и не соизволил заметить, как его мама и папа отвели взгляды от бесформенного изображения на мониторе, чем-то напоминающего собой (…) бесчисленное множество самых изумительных на вид крестов.

– Мы это поняли, – отреагировала вслух Двойра Раульман.

Только тогда Зяма посмотрел на своих родителей… И не узнал их.

– А что ты понял? – проскрипел ему Зиновий старший своим голосом оживающих дверей заколдованных склепов.

Зяма тут же глянул на монитор, как бы ища спасения. Но КРЕСТОВ больше не было… Монитор был пуст, как дырявый носок. И ещё создавалось некоторое впечатление, что какой-то шизоид своим сверхъестественным ударом разнёс весь компьютер, оставив живым только стекло от монитора.

– Произошла утечка! – с самым наинеобыкновеннейшим злорадством оповестило его существо, которое раньше было матерью Зямы. – КРЕСТЫ теперь на свободе! Теперь не ты один будешь им подчиняться. Так-то, эгоист хренов!! Теперь КРЕСТЫ эти далеко пойдут!

– Ещё бы! – скрипел Раульман старший. – Теперь не только КРЕСТЫ, теперь всё пойдёт на волю – на свежий воздух – весь подвал! И всё это из-за твоего ё…ного эгоизма, сопляк!!

– Да это же не эгоизм!! – распинался сын перед ними. – Это просто застенчивость! Вы даже не представляете себе, сколько бродит по свету непонятых людьми творцов-одиночек, сколько мудрецов…

– Заткни свою пасть! – заорала на него экс-Двойра Раульман. – Заговорил он о мудрецах!

– Мудрецов ты ещё увидишь, – скрипнул было экс-отец, но жена его перебила: Хера Хренячего он увидит! Разве ты забыл, дорогой, что всё выползает на поверхность, кроме нас?… Должен же кто-то управляться – раскочегаривать этот СУПЕРМЕХАНИЗМ!

– Я знаю, – скрипел тот. – Но ты считаешь, что мы не увидим, что там творится наверху?… Ты даже не представляешь себе, что мы можем УВИДЕТЬ, если соблюдать все правила ведения работы.

– Главное, чтоб этот маленький вонючонок работал как сумасшедший! – указала экс-Раульман на в ужас перепуганного от неожиданности Зяму (действительно, он не ожидал, что всё ТАК обернётся, стоило ему только показать этот наиглавнейший результат его работы – работы застенчивого человека – своим застенчивым родителям). – Потому что, хоть интеллект его и превышает реальные уровни, но всё равно, умишком он ещё слабоват.

– Будет! – более чем уверенно заявил экс-Раульман-старший. – Ещё как будет! А не то он тогда в полную силу испробует настоящий отцовский характер! Я за это всем собственным говном ручаюсь!

– Поставим мы его, наверно… – Но "Двойра" не договорила. Какой-то страшный грохот прервал её. Грохот, хоть и доносился издалека этого еврейского подземелья, но напугал он не только Двойру…

– Что это такое? – не понял "Зяма-страрший". Вообще-то, он больше удивился, чем не понял.

– Каккой-то грохот, – пересказывала та всё, что слышит, – как будто динозавров куча под землю провалилась…

– Застенчивость кончилась, – поделился с ними Зяма-младший.

– Как, кончилась?! – вопросили в голос "Раульманы".

– Обыкновенно, – говорил тот более уверенно, чем до того, как впервые не узнал своих родителей. – Ушла в никуда – в самую вонючую задницу. И я теперь не застенчив! – глухо произнёс он самым ледяным голосом.

– Что ты этим хочешь сказать? – поинтересовался у него старший; голос его становился всё затравленней и затравленней.

– А то, что каждое из тех существ (указывал он пальцем вверх) в бесчисленное множество раз умнее меня. Так что я не собираюсь больше работать в этом вонючем подземелье один, как самый закомплексованный – из всех моральных уродов. Я приглашаю публику! Желаю разделить с ними свою работу, не обязательно самому всё захапывать… Впрочем, делить с ними я ничего не собираюсь, как надоело мне уже всё на свете. Пусть эта публика сама делает всё, что ей ни заблагорассудится, а я, наверное, подремлю немножко.

– Зямонька! – взмолились родители (да, сейчас в их облики действительно вернулось что-то от прежних Двойры и Зиновия-старшего). – Ты с ума сошёл!! Ты знаешь, что сейчас начнётся?! КОШМАААР!!! – взревели они. Но было уже поздно: Зяма решил вздремнуть. И он уснул в то самое время, как со всех сторон поползли невиданные твари…

Никто на свете не смел нарушать сон этого маленького еврейчика, Зямы Раульмана. И чем-то его подземелье стало напоминать собой этакую гробницу фараона (кто ни попади в гробницу, живым оттуда не возвращается, потому что гробница заколдована, как когда-то подвал с подземельем Раульманов). Седьмая глава

– ААААААА!!! – заорал вдруг карлик так, будто его летние сандалии неожиданно оказались из расплавленного железа.

– Да что ж ты так орёшь! – тут же отреагировал на него Олег, когда тот орать перестал и начал осматриваться по сторонам, как проснувшийся.

– Я вспомнил, – ответил он Олегу.

– Что ты вспомнил? – могло бы посыпаться на него сразу несколько голосов, но спросил пока только один Олег.

– Ещё один сон вспомнил! – говорил карлик возбуждённо. – Я не знаю, что это было, но у меня две или три секунды назад в глазах потемнело и… пронеслось… как напоминание из прошлого.

– Что пронеслось?!

– Да сон же! Теперь я точно вспомнил, что он мне давно ещё приснился. Наверно, сразу после того, как я колено себе распорол. Я не знаю, что сейчас пронеслось у меня перед глазами, может это было совсем и не напоминание о том сне, но сейчас я достаточно отчётливо…

– Да рассказывай же сон! – поторопил его Юра, как будто чувствовал приближение какой-то страшной бури, если этот паренёк сейчас не расскажет о том, что ему приснилось.

– Я видел, как ВСЁ ЭТО началось, – начал он рассказывать. – Это было что-то вроде той лаборатории, о которой нагородил ерунды нам тот бомжик. Только работали там всего трое. По-моему, мать, отец и сын. И все евреи. Какие-то сумасшедшие евреи. Сын их, пацан, всё время сидел над компьютером и создавал какие-то безумные программы. Он их сам выдумывал, записывал. Круглосуточно сидел и что-то там мастерил. И, наконец, сделал. А родители у него отобрали его работу. И тогда пришли помощники этого пацана – он их как бы вообразил – выдумал – и усыпили его. А родителей… что-то я уже не помню, что потом было с родителями… секунду назад помнил… Но вот к чему всё это: нужно найти этого спящего еврея и разбудить. Только тогда прекратится весь этот КОШМАР.

– Ага! – догадалась быстро Таня. – Всё, что сейчас происходит, это кошмар спящего еврея? Так получается?

– Какая разница, чей это кошмар, – сказал карлик, – главное, что происходит он не во сне, и – как говорят уродуемые собственной жизнью люди – чем дальше, тем хуже. Так что надо немедленно найти этого хренового абрашку и разбудить пока не поздно.

– Так что там за помощники у этого Абрашки были? – спросил Илья.

– Ну я ж сказал, что он их сам выдумал. То есть, такие существа, которых испугается любой. И они сейчас являются как бы стержнем всех миров и вселенных. Только…

– Что, только? – спросили его все, поскольку он замолчал.

– Только мне кажется, что я немножко не то увидел во сне… что сон меня как бы обманул, исказив всю действительность, или… или показал мне очень мало. Но, в то же время, я почему-то думаю, что – наоборот – надо идти и искать спящего… нет, дремлющего… В общем, еврея этого надо найти и разбудить! Потому всё вокруг кажется хитрым – всё обманывает друг друга, и если потеряешь свою цель – начнёшь метаться из стороны в сторону, – то потеряешься навсегда. Так что надо идти по тому единственному пути, который был выбран с самого начала, и что бы не происходило вокруг, не поддаваться ни единому соблазну свернуть с этого пути. А идти и искать дремлющего еврея.

– Тогда надо идти и искать КРЕСТЫ, – заметил Олег. – Они-то были первее, чем этот дремлющий.

– Я согласен, – заметил карлик, – легко поддаться хитрости соблазна, но КРЕСТЫ были после еврея. Сон именно с ним приснился мне самым первым. А я единственный среди вас всех вижу сны. Так что я, а не хитрость соблазна являюсь вашим проводником. Надо просто верить в то, что путь правилен, и он тогда не уйдёт в сторону хитрости соблазнов.

Вообще-то, можно было сказать этому карлику: "Слушай, Витя, я думаю, хрена лысого мы когда-нибудь вообще найдём. И наверняка, думаю так не только я. Думаю я, дерьмо всё это дерьмовое. Так что смени-ка ты, Витёк, лучше пластинку, пока не зашёл с ней слишком далеко", но не хотелось никому ничего подобного говорить. Их было всего шесть человек, и каждый – один лучше другого – прекрасно понимал, что даже шестнадцать человек – катастрофически мало. Но если б их было 666 человек, то унять этого говорящего карлика было б наверно в 667 раз сложнее, чем с шестью слушателями. Тогда б его не унял бы даже сам Господь Бог. Но, так или иначе, вряд ли кто мог бы достаточно уверенно заявить, что их "проводник" Витя говорит немножко не то: что он сейчас вроде как "тупеющий пастух стада баранов", о котором он когда-то говорил Олегу. Наверное, с какой-то стороны все верили в своего проводника; верили точно так, как верил этот проводник в избранную колею: какой бы коварной и хитрой она ни казалась, её надо любить, как… как всё достойное любви. И с какой-то стороны проводник знал, что чем искреннее полюбишь свою колею, тем твои возможности потерять дорогу будут сокращаться и сокращаться, уплывая в никуда – в мир отрицательных эмоций.