Текст книги "Снежные кресты"

Автор книги: Олег Абазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Четвёртая глава

Одет отчим Олега был почти по-летнему – просто он был уверен, что не больше двух-трёх шагов сделает и засранец, вонючий писькун, чертёнок, будет играть со своими сопливыми ублюдочными дружками в снежки; тогда и сопляки за компанию с ним отведают кучу дерьма. «Я изо всех говна кучи наделаю! – размышлял Андрей. – Потом пусть жалуются своим мамашам с папами. Я – если надо будет – и их отделаю, пусть только выползут из своих нор! Я из кого угодно говна наделаю! Отдрючу всех до единого!.. Ну где этот засраненький сосунок?!» – Снег валил всё сильнее и сильнее, образовывая вокруг Андрея своеобразные границы. Подул ветер и снег тут же изгадил ему лицо, как будто в самый жаркий летний день над самой головой пролетела возвращающаяся с помоек сонма чаек…

– Мать твою! – взвизгнул Андрей, тут же отвернувшись, давая снегопаду возможность барабанить по спине и затылку. – Только попадись мне, ублюдок! Я тебе устрою снегопад!! – пределов злобы на своего пасынка у Андрея не было видно больше, чем всего остального вокруг этого снегопадообразного беспредела.

"Нет, надо мне одеться получше, – решил он, возвращаясь в сторону дома,– а то из-за этого серуна я сам в снег превращусь!" Да, накинет свой брезентовый плащ, болотные сапоги, рукавицы на всякий случай ещё не помешает захватить… Надо только мимо подъезда будет не промазать, а то ж дальше собственных глаз чёрта с два чего разглядишь!

И Андрей, вытянув вперёд руки, потихоньку побрёл в обратную сторону, надеясь, что скоро он упрётся в панельную стену. Но стены почему-то так и не попалось ему на пути, сколько он не блуждал в её поисках.

– Свинья!… – хрипел он, никак не выпуская из головы веснушчатую, курносую рожицу своего пасынка, которая море кирпичей просит. – Убью тебя!…

Постепенно начинало порошить и Андрей уже лучше мог разглядеть вокруг себя местность. Но, так или иначе, ему казалось, что он шагает где-то посреди какой-то гигантской заснеженной долины. Не меньше четырёх часов прошло как Андрей Фраеренко отправился искать своего пасынка (как будто пасынок этот на самом деле был белоснежным и одновременно переливающимся всеми цветами радуги, и умел гипнотизировать…).

В дверь его с Аллой и Олегом квартиры тем временем раздался звонок. К двери подошла его жена, и открыв её, обнаружила за ней слегка "поддатого" соседа Михаила.

– Его нет, – сказала ему Алла, как будто давно уже мечтала дать ему именно такой ответ, потому что соседу Михе всё время открывал Андрей и тут же впускал его в квартиру или же сам отправлялся с ним на улицу, где их ждали ещё несколько человек; и возвращался Андрей только среди ночи; равновесие как всегда раздваивалось в глазах с земным притяжением и в квартиру он вползал в основном не четвереньках, обязательно с подбитым глазом или кровью из носа (стекающей одновременно и с его массивных кулаков) и расквашенными губами.

– Алёна, – выговаривал ей Михаил своим заплетающимся языком (он всегда её Алёной или Алей или Алиной называл, но не в коем случае не Аллой), – баба меня выгнала. Дай я его подожду. Нам с ним пару телевизоров надо отремонтировать. Пусти, Аля.

– Чего вам с ним надо?! – протянула она. – Ты свои телевизоры допить не можешь?… Он четыре часа…

– Алюшка! – произнёс он с игривой угрозой. – Пусти меня!

– Он пять часов назад ушёл, – объясняла она ему. – Сколько ты его ждать собрался?

– Куда это он ушёл? Чё ты врёшь?

– Олега искать пошёл.

– Олега искать? – переспросил он с сильным недоверием. – Ну ладно, Алина, я пошёл проверять, правда ли он на улице. А если это неправда, знаешь что будет?

– Нажрётесь опять с ним, – пробурчала она в ответ.

– Не так сказано! Ты нам сама за двумя пузырями побежишь. Идёт?

– А если не найдёшь его?

– Такого быть не может! – ответил он, уходя.

– Миш, – задержала она его, значительно изменив тон. – Не ходи на улицу.

– Тогда ты иди – за черпаком. Одно из двух.

– Андрей действительно ушёл пять часов назад, – говорила она с изысканной искренностью. – И я не думаю, что он столько времени согласится бродить под снегом.

– Да не под каким он не под снегом! – гнул Миша своё. – Небось подсыпала ему в стопарь каких-нибудь транквилизаторов. Вот он и дрыхнет пять часов. Ну пусти меня к Андрюхе, Алёк! А то я щас искать его пойду! Не пустишь?

– Иди домой лучше, Миша, – советовала она ему самый верный вариант, – и ляжь обязательно спать.

– Я хоть и миша, но спать во время такого снега не намерен! Посмотри какой снег!

– Ну хорошо, – решила она снизойти. – Раз он дома лежит спит, то ты заходишь и будишь его…

– Не буду его…

– Не перебивай. Но прежде тебе моё условие: если у тебя разбудить его не получится – в том смысле, что некого будет будить, – то ты идёшь домой и ложишься спать. Как тебе такой вариант? А если он спит сейчас – как ты сказал "у себя дома" – то я покупаю вам двоим по ящику водки – ПО ЯЩИКУ! – Я не шучу! Согласен такое пари заключить? Ты же у нас любитель заключать различные пари…

– Добряк! – обрадовался он. – Уговорила. Я пошёл на улицу.

– На какую улицу? – Она не ожидала от него такого ответа.

– Снег сильный пошёл, – разъяснял он. – Снег летом. А он никогда ничего хорошего не предвещает. Это опасный снег! Понимаешь? Андрюху надо спасти, пока не стало слишком поздно.

– Миша, – умоляла она уже его, – не ходи ты туда! Я тебя прошу! Андрея ты уже не найдёшь. Ты, как и он, потеряешься в снегу.

– Плевать, – последнее, что сказал он, исчезая из глаз Аллы во тьме лестничной площадки. – Всё равно, без снега жизни для меня не существует.

Вот так! А до этого он считал, что запросто может умереть или сойти с ума без спиртного. А теперь… снег… Лучшее средство для тех, кто хочет бросить пить (бросить курить; оставить в покое пристрастие к чревоугодничеству, и расстаться со многими остальными дурными привычками).

Сквозь обжигающий кожу мелкий снежок, рассекающий морозный воздух со скоростью ветра, Андрей разглядел пять человек, идущих ему навстречу. Одеты они были по-зимнему. Четверо мужчин и одна женщина. Шли эти пятеро с таким видом, что вряд ли можно было догадаться, интересует ли их на этом свету что-нибудь (или кто-нибудь) ещё кроме собственных персон. Но для Андрея это ничего не значило. Насколько он себя знал, то вопросы задавать и добиваться своего он ещё не разучился.

– Мужики, – подошёл он к ним. – А где здесь дом? Заблудился я круто.

– Мы можем тебе ответить только, где здесь снег, – сказали ему мужики с небольшим сарказмом в голосе. Женщина вообще игнорировала его присутствие; на её безрадостном угрюмом лице всего одно слово можно было прочитать: феминизм.

– А вы пацана девятилетнего такого не видели где-нибудь по дороге? – спросил он тогда. – В "монтане". Он, по-моему…

– Корефан, – перебил его один из них усталым голосом, – мы пацанами не интересуемся.

– По-моему, ты врёшь, дружок, – заметил ему Андрей.

– Ну это только по-твоему, – сказал ему другой. – И вообще, приятель, ты утомляешь нас.

– Да неужели! – стремительно пошёл Андрей в атаку. – Может ты ещё предложишь мне хрен пососать пойти? Может у тебя ещё и "дура" или хотя бы "пика" есть?

Четверо (за исключением разве что дамочки, которая скучно уставилась в одну точку) посмотрели на него как на идиота.

– Я не пойму, землячок, – сказал ему тот, что самый крупный из четверых, – чего ты от нас добиваешься?

– Понимаете, братаны, – поубавил Андрей тон, – у меня сын потерялся. А вы его видели и не хотите говорить мне, где он.

– А кто тебе сказал, что мы его видели? – усмехнулся здоровяк.

– Ваши глаза, – ответил Андрей. – По ним всё прекрасно видно. Так что лучше не юзите, друзья мои, – со мной такие номера не проходят, – а рассказывайте всё как есть.

– А не пошёл-ка бы ты отсюда, – как-то мягковато предложил ему здоровяк.

Андрей смерил его убийственным взглядом. – Ладно, потом поговорим.

– Шагай-шагай, – смеялся здоровяк. – Тоже мне, герой нашёлся.

– Встретимся ещё, – пообещал ему Андрей.

Уж кому-кому, а Андрею Фраеренко не привыкать было вести себя подобным образом. Ещё с самого детского сада его раздражала своя фамилия, и придя со школы с синяком под глазом, он мог родителям ничего не объяснять, а всего лишь нагрубить хорошенько и было уже понятно, откуда у ихнего Андрюшки на теле появляются отметины. И боксом он начал заниматься, чтоб устраивать скандалы не в чужую пользу. Только тренеру не показывал виду, для чего он занимается именно боксом, а не плаванием или шахматами, например. Также, как не показывал он вида и жене, когда советовал Олегу держать язык за зубами про то, что между ними (отцом и сыном) происходит. Не подавал он виду и перед начальством, когда очень часто отпрашивался с работы в дневное время и ни разу – в ночное.

Пятеро продолжали путь, а Андрей ещё несколько секунд смотрел им вслед. По всей видимости, он расценивал их взглядом… Всё-таки, не было похоже, что у кого-либо есть нож. И тогда Андрей позвал здоровяка, пока тот не исчез в пелене падающего снега. – Можно тебе ещё один вопрос задать?

Здоровяк повернулся. – Ну попробуй. – Он медленно подошёл и… сам не ожидал, как откуда-то сбоку молниеносно вылетел кулак и в левом глазу как будто потемнело. Но он не упал, хоть и Андрей был здоровее его. Упал он только когда также неожиданно в челюсть ему попала нога.

– Кого ты послал на член? – задал свой вопрос Андрей и сразу же завалил апперкотом в челюсть рыжего хлюпика, что кинулся тут же на него со своими костлявыми женскими кулачонками.

Остались двое. Но на них энергию можно и не тратить – с виду они казались через чур миролюбивыми людьми.

– Ну что, ребятки, – обратился он к ним, – значит вы девятилетнего пацана в "монтане" не видели?

– Да видели, конечно, – отвечали те. – Проходил мимо.

– Как он из себя выглядел? – решил он их подловить.

– Мы не обратили внимание, – не меняли те своего робкого голосочка.

– Ладно, хрен с вами, – махнул Андрей на них рукой. И обязательно задев ногой, неаккуратно перешагнул через приходившего в себя "здоровяка".

*******

Все четверо Баклажанов даже не закрыли за собой дверь, когда отправились на улицу. Головы их были освобождены от мыслей; освобождены для одной единственной фразы… Фраза эта как бы являлась их мозгом – их всеобщим МОЗГОМ (отупевшим пастухом стада баранов) – и она прогрессировала; ОНА затмевала собой весь мир, весь СНЕГ, всё. «Жизненная цель – найти КРЕСТЫ», была фраза. И они разулись, чтоб чувствовать снег… Они шли медленно, но уверенно. Им жизненно необходимо было вырвать глаза у этого мальчишки-засранца. И – что самое главное – они верили в удачу. Верили от всей души, что всё у них закончится благополучно.

Да, здорово загипнотизировал их этот культурист, глядя на которого и не скажешь-то, что этот хренов "качёк" ещё к тому же и гипнотизёр.

*******

20 или 30 минут спустя, как за ним отправился его верный и преданный друг, Миха (верным и преданным он стал именно в этот заснеженный летний вечер), Андрей почувствовал, что снег прекращается. Хотя, прекращался снег не постепенно; упали последние снежинки и всё вокруг замерло – ни единого дуновения ветра. И единственное, на что Андрей в этом заснеженном ночном пустыре не обратил внимания, так это на луну. Она была полной, а поскольку Андрей всегда следил за лунным циклом (в новолуния и полнолуния он чувствовал в себе больше физической энергии, так что некоторые вещи он мог планировать именно на эти периоды), то ему должно было быть небызызвестно, что полнолуние в эту ночь возможно лишь в бестолочном сне какого-нибудь идиота.

Снег прекратился мгновенно, как будто шёл из крана и кран этот вовремя закрыли – не успела вода политься через край. Полная луна озарила белоснежный пустырь в какой-то бледно-молочный цвет, и озарила она также две фигуры… Они медленно и как-то донельзя вяло шагали по снегу босиком, взявшись за руки, как два уха на одной голове – невозможно было отличить друг от друга этих двух девушек; Андрей-то успел отметить, что девицы были молоды и хороши собой; отметил он также и купальники – зачем они болтались на них?– это немножко разозлило Андрея, он не ожидал, что по приближении эти чёртовы купальники весь кайф поломают. Возможно, он даже прошёл бы мимо них, окажись он в другой ситуации, но сейчас ему почему-то – он даже и сам не знал, почему – вдруг захотелось снять с них купальники… Только позже он будет оценивать безумие, которое на него нашло. Но пока…

– А кого вы ищите, девушки? – полюбопытствовал он для начала у них. – Может, у вас что-то случилось? Может, вам помочь надо?

Но те словно спали на ходу – даже не посмотрели в его сторону.

Ему они показались довольно странными. Они даже, может быть, чуть-чуть испугали его. Но он попытался ещё раз обратиться к ним, не меняя тона. – Девушки, а вы не хотите сняться на суперобложку журнала "Пиплз"? – продолжал он заигрывать с ними, решив, что они хотя бы обратят внимание на слово "пиплс", но те как шли не просыпаясь, так и не останавливались.

Тогда он схватил одну за руку. И… она проснулась… И тут же проснулась и вторая, как бы почувствовав действия своей сестры-близнеца (если они вообще сёстры). Они вдвоём посмотрели на этого высокого, широкоплечего, крупного мужчину, так, что ему сразу же их взгляды не понравились; он даже пожалел, что вообще увидел их… От какого-то ирреального возбуждения тела девиц мгновенно побелели, приняв очертания снега. Андрею даже показалось, что они переливаются какой-то сводящей с ума мешаниной цветов; впервые в жизни он увидел такие цвета, которые нельзя себе даже вообразить; они сменяли друг друга с нереальной скоростью, и всё это как будто гипнотизировало. Только Андрей почему-то не чувствовал гипноза; больше он чувствовал, что перед ним уже совсем не сёстры-близнецы, а всего один человек, чем-то напоминающий двоих слитых воедино, и на семнадцатилетнюю девушку он совсем не похож. Андрею казалось, что он даже не похож на человека… Перед ним стояло какое-то уродливое, наводящее ужас, белоснежное творение И чудовищное лицо этой твари неожиданно приобрело самый кошмарный и ужасающий цвет (относительно восприятий Андрея Фраеренко). Оно стало шире и безобразнее, как физиономия какого-нибудь фантастического, на глазах растолстевшего обжоры; стало сразу, как существо это открыло свою пасть… Перед Андреем разверзлась огромная и бездонная яма, вся усеянная длинными, как лезвие хорошей "финки", остренькими зубками. Андрею даже показалось, что они как-то передвигаются по бесконечной полости этого чудовищного рта. Теперь, в отличие от самого чудовища, гипнотизировала только пасть; она замани вала его в свои бесконечные зловонные недра, откуда шёл, казалось, самый отвратительный смрад, из того бесчисленного множества зловоний, которые вообще существуют (и не существуют); там была и преисподняя разлагающихся человеческих и нечеловеческих тел, и фантасмагоричные испарения заколдованных болот, и самые заброшенные морги-крематории; всё это находилось в одном и том же рту, который ещё сильнее заманивал Андрея в своё жерло.

И Андрей стал другим…

Он только не мог никак понять фразу, брошенную спящими девушками, – "мы босиком, потому что со снегом слушаем друг друга". – Они бредили этой галиматьёй ровно за полсекунды, как он схватил одну из них за руку и разбудил спящее чудовище (спящую (собаку) красавицу из сказки про вампиров). Что это за ахинею они несли сквозь сон? Может, они и разделись для того, чтоб слиться воедино (со Вселенной) этим мистическим воздухом, который с ними разговаривает. Но почему, чёрт возьми, они тогда купальники не сняли?!

Пятая глава

Кладбище так и не заканчивалось, словно весь этот заснеженный мир, кроме как «КЛАДБИЩЕ», названий больше не имел.

– Скоро будет встреча, – очень неслышно проговорил карлик.

– Какая встреча? – насторожился Олег.

– Я не знаю, – говорил тот. – Я просто чувствую через снег несколько людей. Кстати, мне надо обуться, а то ноги уже совсем замёрзли!

– Да хрен с ними, с ногами! Ты скажи, лучше, сколько их.

– Человек пять-шесть, – ответил карлик, как бы вслушиваясь в тишину. – Но, так или иначе, я не уверен, что мы с ними не справимся. Потому что снег отличает людей от нелюдей.

– То есть, ты уверен, что мы вдвоём, в случае чего, отколотим эту пятёрку, – сформулировал Олег. Но сказать приятель его на это ничего не успел, потому что он и сам не ожидал, что "пятёрка" так быстро появится… Они вдвоём замерли на месте, в то же время стараясь не подавать виду. Карлик в это время обулся и почувствовал, как его связь со снегом быстро ослабла.

Из тумана вышли пять человек. Издалека трудно было разобрать, дети это или взрослые, но один из пятерых быстро отделился и подошёл к Олегу с карликом. Это был невысокий худощавый мужчина, с виду лет тридцати. В данный момент его интересовал исключительно карлик.

– Ты зря разувался, – заметил мужчина ему. – Не надо было этого делать. – Он подошёл, как какой-то заботливый папа. Но никто не ожидал, что этот "заботливый папа" начнёт говорить дальше. – Если бы ты был в обуви, то твоё восприятие стало бы гораздо тоньше. А теперь снег впитался в твои ноги и они стали… снежными. Ты теперь хуже снег станешь слышать.

Четверо остальных тем временем подошли немножко ближе, и Олег смог уже разглядеть их: это были трое ребят (на вид сверстники Олега) и одна девочка, наверное дочь этого мужчины – очень была похожа на него.

– И что мне теперь делать? – Карлик действительно чувствовал, что всё слабее и слабее поступают ему через снег сигналы.

– Не знаю, – ответил тот. – Наверное надо побыть некоторое время вне снега.

– Это как? – не понял Олег, – чтоб его кто-то на себе нёс?

– Да это не важно, – махнул худощавый рукой. – Просто сейчас нужно собрать вокруг себя больше людей, и всем держаться вместе. Естественно, он понимал, что его идею эти двое ребят могут не понять (он же не знал, о чём перед их появлением размышлял карлик), но не считал себя отличающимся особенным красноречием, чтоб доходчиво объяснить этим двум, насколько сейчас полезно и необходимо между всеми людьми умение дружить.

– Вы тоже так считаете?! – удивился догадливости этого невысокого мужчины карлик.

– Потому что в данной ситуации один в поле не воин, это стопроцентно.

– Скорее, – заметил Олег, – "один на кладбище…", а не в поле.

– Можно и так, – согласился с ним мужчина, – но не это суть.

– Да, – подтвердил Олег, чтоб добавить общению ещё несколько ноток дружелюбия. – Суть у нас у всех одна – добраться до КРЕСТОВ.

– Действительно, – согласился с ним мужчина. – Только… добираться до них совсем не надо.

– Как понять, совсем? – не понял карлик.

– Просто до КРЕСТОВ не нужно добираться, – объяснил он ему, – потому что не доберёшься.

– Ну понятно, не доберёшься, – согласился с ним Олег. – Но цель какая-то должна же быть.

– Понимаешь… как, кстати, тебя?..

– Олег.

– Понимаешь, Олег, – начал он в эдаком философском тоне, – не для каждого КРЕСТЫ должны являться целью всей жизни. Целей, вообще, много. Кто-то, например, поставил для себя цель, стать богом. Хотя, я, лично, не считаю её правильной, но это другая тема. Кто-то ставит себе цель жизни – не бояться быть смешным, или как говорят: уметь смеяться над собой. У меня же цель в жизни совершенно иная. Она, впрочем, не менялась ещё и до того, как снег выпал. И, я думаю, она никогда не изменится.

– Что же это за цель? – поинтересовался Олег.

– Это движение. Одно слово, – ответил тот. – И, я думаю, не для одного меня это является целью. Может кто-то не понимает, например, почему он бестолку мечется из угла в угол по какому-нибудь лабиринту, пытаясь найти выход. Выход является его целью. Только потому он и изматывается, так и не найдя его, и падает замертво. Я же иду и это меня радует. Потому что движение, это жизнь. Так что не надо искать эти КРЕСТЫ, ребята. Вряд ли они вообще существуют. Надо получать наслаждение от ходьбы. Вот мы с Таней, с дочей моей, – имел он в виду девятилетнюю девочку, что шагала неподалёку, – вышли поиграть в снежки. Вокруг всё тут же замело – дома не видно. Так мы и потерялись. Вы думаете, я или она расстроились хоть на грамм. Скажи, Танюха, хоть на миллиметр расстроились?

– Да чё там дома делать! – ответила девочка. – Скукота одна!

– Вот так.

– А мать её как же? – спросил Виктор. – Жена Ваша.

– Матери у неё не стало ещё восемь лет назад, – объяснил он ситуацию. – Вдвоём живём мы. А движение, – продолжил он свою тему, – имеет множество форм. Существует, например, движение вперёд, или движение назад; движение вверх, туда где нет потолка, и движение вниз – в бесконечность. Но на месте никто не стоит, всё двигается – работает. – Он, конечно понимал, что не стоило бы говорить такие вещи ребятам, но, по всей видимости, ему просто надо было выговориться, хоть перед воздухом (каким бы воздух этот ни был). – Так что единственное, чему я рад бы был отдать себя всего целиком в этой жизни, это совершенствованию способности наслаждаться физической усталостью; как бы было замечательно – наслаждаться собственной болью.

– Ну, это, если кому доведётся обладать такой способностью, – сказал Олег, – то скатертью ему дорожка в ДОЛИНУ БОЛИ. Здесь, как судьба расположит свои карты. Витьку вот, например, она дала… снег; он вот теперь разговаривать с ним может.

– Судьба, как ты говоришь, Олег, здесь совсем не причём, – говорил отец девочки. – Я не знаю, может Виктор и больше чувствует, но я чувствую только единственное, что глубоко мы застряли в этом снегу. И вряд ли когда найдём дорогу домой. И это больше на реализм похоже, чем на так называемый пессимизм. Вы, например, не пробовали есть снег? – обращался он непосредственно к Олегу с Витей.

– А вы? – тут же парировал Олег, обращаясь не к мужчине, конкретно, а ко всем пятерым. Они-то с Витьком его пробовали.

– Я у тебя спросил это к тому, – говорил отец Тани, – чтоб объяснить условия жизни на снегу. Снег сам по себе не даст умереть от голода, это точно. А потом, взамен он требует работы. Я так считаю. Может быть, ходьбы требует, может быть… и чего другого, это уже другая тема.

– А мне кажется, всё это просто логика, – вступил в разговор один из троих ребят, в ярко-синем трико и с рассечённой бровью. – Одна сплошная логика. Отец мой, когда напивается, начинает соседей вокруг себя собирать, и пошло-поехало: философия. О вселенной, о происхождении времени и пространства, и о чёрт знает чём. Ему однажды встретился, помню, один неглупый человек и спросил его, "а что могут видеть муравьи?". Так вот, действительно, а что они могут видеть дальше своего муравейника? А когда один из них залазиет на какой-нибудь высокий пенёк и видит, что мир-то совсем не такой, каким они его себе представляли, его тут же награждают их муравейской медалью и заталкивают в муравейную психушку, чтоб он не каркал наподобие вороны. Так что дальше муравейника жизни не существу

– Ну да, – заговорил отец Тани, – это как говорят: человек подразделяется на две категории; первая категория человечества верит в то, что слышит, вторая верит только в то, что видит. Первая, в отличие от второй, получается слепа полностью, и проводник её тоже слепой; а вторая в некотором смысле получается глухой. И ты подразделяешь себя к этой категории.

– Да не к какой категории я себя не подразделяю, – ответил Синее Трико. – Просто я реально смотрю на вещи.

– Ну и что ты можешь сказать, – полюбопытствовал мужчина, – с реальной точки зрения обо всём этом, что произошло сегодня?

– Всё это не сегодня началось, – заметил второй из тройки, которого звали Анатолием, – а давно. Я не думаю, что здесь что-то фантастическое. Скорее всего, произошёл ядерный взрыв. Говорили же раньше, что начнётся ядерная война, пойдёт снег и… начнётся новая эра. Это может быть даже как Великий Потоп.

– Да, – согласился вслух со своим товарищем третий. – Много кого снег подгрёб под себя. Не все видели как снег пожирает толпы людей. А я видел. Он просто засасывает их. Крови льются реками. Но снег всё стирает. Отсюда и мнение, что снег не даёт с голоду подохнуть. Вам не кажется, что скоро он и вас сожрёт?… Накормит до отвала и… проглотит. А потом круговорот в природе и ваша следующая жизнь – в качестве нескольких сотен или тысяч снежинок.

– Надо на это надеяться, – сказал отец Тани. – Надо подготавливать себя к этому – к неизбежному.

– А если у человека в голове водится хоть чуть-чуть серого вещества, – проговорил Синее Трико, – то он всегда будет готов быть слопанным злой судьбой.

– Конечно, – говорил мужчина, – по смыслу мы все к этому готовы, но давай только говорить об этом не будем. А то вы девочку испугаете.

– Ой!, я прям дрожу вся от страха! – отреагировала девочка с соответствующей иронией, – держите меня!

– А ведь пацаны верно говорят! – донёсся из-за спин всей семёрки чей-то пьяненький голос. – Про ядерный взрыв.

Это был невысокий, пожиловатый мужичок, в трико, домашних тапочках на босу ногу и в грязной разноцветной рубашке. Все, естественно, обратили внимание к нему.

– Я тут неподалёку проходил, – объяснил он ситуацию, – и послушал о чём вы говорите. Да, ядерный взрыв действительно был.

– А откуда Вам это известно? – спросил его карлик.

– Подожди, внучок, – сказал ему пьяненький, – не перебивай. Я всё расскажу. Итак, ядерный взрыв был. Но произошёл он не просто так. Тщательная подготовка длилась длительнейшее время. Химики и учёные разрабатывали самый секретный препарат и ввели его в землю, в определённых местах. Только потом постепенно начали пускать связи с различными структурами; с такими, как промышленность, мэрия, муниципалитет… Всё делалось очень тщательно; кому-то в пищу пускали наркотик, кому-то… толчёное стекло. ФБР было поставлено на ноги. Тайные агенты сновали везде и всюду. Всё было схвачено, понимаете? ФБР, ЦРУ напичкано наркотиком. В конце концов, в организм человека с пищей стал поступать дицилиум – главный препарат засекреченной лаборатории. Отсюда и эти белоснежные кресты, и кровожадный снег-субстанция среди лета. На военной базе, что располагалась неподалёку от лаборатории, происходит взрыв; огонь перемещается по всей траектории – котлы с химическими отходами притягивают его – и отсеки с крионидом, с лионом, с дицилиумом разлетаются по воздуху. Отсюда ещё один вариант возникновения бактериологического облака. В общем, сгорела вся лаборатория. Двенадцать человек спаслись. Уцелело всего трое.

– И Вы – один из них, – догадался карлик.

– Мальчик, это конспирация, – заметил ему этот мужчина в драном трико, грязной рубахе и замызганных тапочках. – Необязательно говорить об этом вслух. Не исключено, что агенты ФБР находятся где-то неподалёку. Хотя… в принципе, мысль эта бредовая, но лучше заранее подготовить себя ко всяким непредвиденным ситуациям. За нами всегда следят. Об этом надо думать.

– По-моему, мне надо разуться, – сказал карлик отцу Тани. – Кажется, я что-то чувствую, но плохо; очень плохо.

– Ты уверен, что тебе действительно надо разуться? – спросил танин отец в таком тоне, по которому запросто читалось, "Ты ведь можешь загубить себя этим разуванием! Ты можешь стать снежным человеком!"

– Всё равно уже ничего не поправишь, – сказал карлик и сняв сандалии с каким-то патетическим облегчением (как будто машинально схватив с полки шприц и вколов наобум сам не понимая чего, постепенно догадался, что укол этот доставил ему небывалое наслаждение), встал на снег.

– Кайф, – выдохнул карлик. Но тут же с его лица весь этот наркотический дурман слетел со скоростью света, не успел он заорать во всю глотку. – Берегись!!! Он ряаадом! – как будто он встал не в снег, а в раскалённые угли.

– Кто рядом? – в голос его спросили сразу несколько человек.

– Нелюдь, – ответил карлик жутким, до ужаса хладнокровным голосом; ответил одновременно с пьяненьким, пробормотавшим что-то вроде "фэбээровец!". – И от него уже не убежать нику… Хотя, он не один, – почувствовал карлик. – По-моему, их двое… Или один… По-моему, два как один, или один как два… Хрен разберёшься!.. – Но приглушил его душераздирающий визг девятилетней Тани.

– Папа, что с ним?! – орала она.

Никто не заметил, как этот пьяненький, бомжеобразный мужичок опять оказался позади всех… Тут-то снег его и сцапал…

Ноги его заливали снег кровью, в то время как он при этом не издал ни звука. Его лицо при этом даже выражало какую-то странную ухмылку, пока его засасывало и он что-то бормотал всё время.

– Они всё-таки достали меня, – рассуждал он вполголоса, погружаясь под бурлящий кровью снег всё глубже и глубже. – Фэбээровцы, мать их промеж ягодиц! Нашли всё-таки! Ну и хер с ними! Пусть подавятся моей заднице… – замолк он потому, что то место, о котором он недоразмышлял вслух, утонуло в собственной крови как-то неожиданно быстрее всего остального, оставив бездыханное тело болтаться из стороны в сторону, дожидаясь, пока этот коварный снег не пережуёт его до конца.

– Пааапаа! – вопила девочка. – Что этооо?!!!

Но папа вовремя успел прижать дочь лицом к своей груди, чтоб она не увидела самого ужасного в этом кровавом зрелище. И когда оно началось, все успели отвернуться…

Отвернувшись, они также не увидели и самого главного… Девушка в купальнике с какой-то странной улыбкой вышла словно из ниоткуда. Она бы так незаметно и подошла к этой отвернувшейся семёрке, если б её случайно не заметил девочкин отец.

– Ну вот нас уже и восемь стало, – произнёс он, глядя на эту очаровательную девушку, и изо всех сил стараясь, чтоб с лица его случайно не спала та миловидная улыбка, которой он привык одаривать противоположный пол ещё с самых ранних лет своей молодости.

– Опа! – воскликнули двое из троицы ребят (озадаченных ядерным взрывом), – вот это номер! – Третьего в это время почему-то приковало выражение карликового лица… на которое уставился и Олег.

– Не подходите к ней! – предупредил этот карлик всех. – Она – нелюдь! Снежная тварь!!

– Чё этот ваш недоросль городит?! – не поняла девушка, подойдя ко всем ближе. – Он у вас что, слегка с приветом? – улыбнулась она.

– Не обращайте внимания, – сказал мужчина, приблизившись к ней.

– Нет, дяденька, – проговорила ему эта девушка, – я бы хотела пообщаться вон с тем молодым человеком, – указала она на Олега.

– Олег, – шептал ему дрожащим голосом карлик, – я тебя прошу, не подходи к ней! Она – монстр! Она тебя в кучу снега превратит!

– Да он же ещё мальчик, – улыбнулся ей танин отец

– Товарищ, – заметила она ему, – тебя не просили сейчас обсуждать вслух при всех, мальчик он или мужчина. Так что заткнись, пожалуйста. Закрой варежку, пока не поздно.

– Как Вам будет угодно, – старался не растерять тот своего "джентльменского набора".