Текст книги "Снежные кресты"

Автор книги: Олег Абазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Ярких белоснежных крестов (чем-то напоминающих собой, то ли кладбищенские распятия, олицетворяющие своим мрачным видом понятие слова СМЕРТЬ; то ли чёрные, как космическая ночь, трилистники в виде масти игральных карт, трефы, исполненные в образе яркой – притягивающей взгляд, гипнотизирующей своим очарованием, белоснежной окраске; то ли, опять же, – кроваво-красно-ослепительно белые – кресты машины неотложной помощи) уже не было. Скорее всего, снежная пелена сделала их невидимыми. Но где-то они должны были быть – Олег в это верил… Вот почему ему уже домой бежать расхотелось. Он знал, что где-то эта хренова метельная мгла заканчивается и… при ясном, солнечном, августовском дне полудня можно ещё лучше разглядеть эти СНЕЖНЫЕ КРЕСТЫ, и разобраться наконец-таки, что же они собой олицетворяют; смерть или жизнь, добро или зло; либо в них кроется что-то хорошее, дающее какую-то необыкновенную энергию, либо в крестах прячется, заманивая в свои недра, нечто коварное и смертельно опасное (если там пахнет смертью, а не бесконечностью – преисподней реальности). Может быть, человек идёт сквозь метель, пурге навстречу, только для того, чтоб разобраться, что же скрывается в этих вычурных формах чарующих крестов… Но Олег шёл не за этим, его не интересовали вопросы жизни и смерти – добра и зла, ему просто хотелось ещё раз увидеть этот гипнотический блеск.

В отличие от остальных, кого КРЕСТЫ эти когда-либо гипнотизировали, летнюю одежду на Олеге трепал попутный ветер (в отличие от встречных ветров), или это просто Олегу захотелось идти по направлению ветра. Вообще-то ветер с метелью усиливали именно КРЕСТЫ, или это так совпадало, что располагались они как раз там, откуда ветер всё сильнее и сильнее мёл по летнему воздуху своё бесчисленное количество снежинок.

Олег и сам не заметил, как на плечо ему легла чья-то ледяная, высохшая рука…

– Согрей, – прохрипело что-то ему в ухо, едва только он успел обернуться.

Чёрт побери, это была какая-то отмороженная старуха; её бледная, чуть-чуть позеленевшая от холода кожа казалось примёрзла к костям плоти несчастной старухи, настолько, что эта пожилая женщина казалась смертельно истощённой…

– Что? – рассеянно промямлил в ответ Олег.

– Помоги мне, внучок, – каким-то безжизненным, бесцветным голосом бормотала старуха, – я потеряла дорогу… Я замёрзла… Помоги мне… Согрей…

– Бабушка, а где КРЕСТЫ? – спросил он её тогда.

– Не в коем случае не ищи КРЕСТЫ! Возвращайся домой, пока не поздно! – в ужасе закричала она, но… не получилось выразить ей все свои чувства – голос остался таким же отмороженным и полностью потерявшим чувство жизни.

– Ты идёшь не в том направлении! – продолжала мямлить она (в ужасе выкрикивать, предостерегая этого мальчика от БОЛЬШОГО КОШМАРА). – Вернись назад, пока не заблудился!

– Бабушка, – как можно мягче постарался объяснить он старухе (родители за 9 лет выработали в нём уважительность к старым людям!), – мне некогда выслушивать Ваши советы. А если Вам так нетерпится согреться, то в четырёх-пяти шагах за моей спиной дом. А сейчас мне необходимо спешить, бабушка. – И он продолжил путь, не обращая на этот слабый, отмороженный и измученный долгой ходьбой голос, что дескать ему нужно идти туда куда она идёт, что она тоже давно ищет КРЕСТЫ, и всё такое.

– Совсем крыша поехала! – услышал Олег рядом с собой чей-то жизнерадостный словоохотливый голос. Это был какой-то паренёк, года на два – на три старше Олега. Он поглядывал на старуху, всё время усмехаясь. – Не обращай на неё внимание, она охренела вконец! Сейчас наша с тобой цель – КРЕСТЫ!

– Кресты?! – удивило это Олега. – Ты что, тоже ИХ ищ…

– Да, как ни странно, – ответил парень быстрее, чем успел задать свой вопрос Олег, – ищу их и я. Главное, не сбиваться с пути, как эта шизанутая бабуся.

– А далеко до них идти? – поинтересовался Олег, как будто решил, что судя по его уверенности, парень этот знает, где заканчивается метель.

– Нет, – очень жёстко заявил он (не ответил, а именно заявил), – не далеко. Они совсем рядом – рукой достать. Ты просто должен верить в это… Верить в то, что дойдёшь – достигнешь их. Если ты будешь верить, ты не потеряешь путь, и не заблудишься. Я тоже в окно увидел КРЕСТЫ и выбежал на улицу, а снег – падла – пошёл как из ведра… помойного.

– А может бабка эта правильный путь нашла, – предположил Олег, – но неуверенность и холод превратили её… мягко говоря, в кучу дерьма.

– Да хрен там! Она ж тупая как член! Не знает, что ветер обдувает кресты, а не наоборот. Она думает – кресты дуют. Вконец рехнулась! Я-то знаю, что КРЕСТЫ притягивают, вот отсюда и ветер, вот отсюда и снег посреди лета. Ну ты сам подумай!

– Да, – не раздумывая отозвался Олег, – ты прав, галиматья сплошная выходит: метель посреди лета…

– Ну, во-первых, не совсем прав ты здесь, – тут же перебил его этот паренёк. – Снег не является конкретным продуктом зимы. Роль основную играют здесь КРЕСТЫ… Я, честное слово, понятия не имею, откуда ОНИ взялись… Но если рассуждать, что дальше вселенной ничего в этом свете не ползёт; что дескать вселенная – единственный ОРГАНИЗМ, единственный стержень, вокруг которого вращается всё реальное и нереальное – все сонмища миров, то КРЕСТЫ возможно прилетели из Вселенной, если излагать эту действительность языком какого-нибудь зануды-фантаста; или – ещё хуже – КРЕСТЫ эти родила… Земля Мать наша… понимаешь, КРЕСТЫ притягивают, но что-то вместо этого они должны отдавать взамен, согласно "бумерангообразному" закону Вселенной; вот ОНИ и раздают холод всем желающим – выпускают мороз и тучи, изрыгающие нескончаемый поток осадков. Я, парень, честно тебе скажу: не знаю, в чём здесь – во всей этой ХРЕНОВИНЕ с метелью и пургой посреди лета – кроется самый основной ФИКУС-ПИКУС, как выразился когда-то товарищ Петросян. Может это и не КРЕСТЫ совсем виноваты; может кресты всего лишь продукт воспалённого воображения… А что, бывает ведь – гипнотизёры управляются со всей толпой в зале, или сразу 13 вытрезвителей подряд начинают видеть одних и тех же чёртиков! Можешь считать всё, что я щас нагородил тебе тут, продукцией моего собственного умозрения.

– Ну это понятно, – как бы согласился Олег непонятно с чем – сам он был вроде как мал ещё ростом, и потом не было с ним того взрослого, богатого мировоззрением человека, который мог бы полюбопытствовать у этого юнца, откуда он знает столько слов… Так что практически из всего того, что преподал ему этот юноша, Олег понял только отдельные – определённые слова.

– Ты мне лучше другое скажи, – попросил этого парня Олег, – сейчас что, вечер? – Хотя, всё, что окружало Олега с этим неожиданным "спутником", уже на вечер совсем не походило – стемнело так быстро и внезапно, что даже этот малолетний мыслитель не успел обратить на это внимания.

– Нет, приятель, – ответил тот, – сейчас не вечер. Сейчас время креста; так сказать, КРЕСТОВОЕ ВРЕМЯ.

"Так вот оно, оказывается, в чём ФИКУС-ПИКУС! – понял кое-что Олег, – как говорил тов. Петросян…"

– Это как понять, – тут же спросил его Олег, – КРЕСТОВОЕ ВРЕМЯ?

– Как угодно, – бросил тот. – Ты, лучше помни о самом главном, – заострял он Олегово внимание. – Смотри под ноги внимательно. И по сторонам.

– Зачем?

– Чтоб не стать МИШЕНЬЮ, – прошептал тот, словно что-то огромное и невидимое-прозорливое их подслушивало, чтоб намотать некоторые вещи себе на ус. – Понимаешь? Не нужно принимать весь удар на себя.

– Да? – сам собой тон Олега уже приобрёл ту самую окраску, с помощью которой общаются со странными людьми. – А что нужно делать кроме того чтоб…

– Ничего, – ответил парень. – Цели твои тебе известны. Выносливость у тебя есть. Направление держишь правильное. Уворачиваться от ударов скоро научишься, – если научишься. – Остальное тебе подскажет путь – если ты, конечно, захочешь научиться выдержать его. Он научит тебя и любви и… АААААААА!!!! – разорвал он вдруг завывание метели…

Олегу показалось, что парень этот совсем сошёл с ума и, то ли присел на одно колено, то ли… Но снег окрасился в красный цвет, именно там, где он присел на одно колено…

– Не договорил, – прошептал парень, когда прямо на глазах у Олега его что-то стало затягивать в окровавленный снег… Только когда Олег заметил, как правая нога – малая берцовая кость – отделилась, оставив после себя поливающую снег кровью культю, и… потихоньку стала исчезать – уходить под снег вместе с навеки замолчавшим "болтуном-мыслителем". Снег был очень рыхлым, так что непонятно было, земля под этим снегом, или… её отсутствие; так что затягивало его очень быстро. И хорошо, что Олег не смотрел в лицо этому потерявшему от неожиданной боли сознание парню, и не видел его выражение… Парень этот словно шутил над ним, сохраняя в глубине предсмертной агонии – отличительно выраженной на его симпатичном лице – небольшую ухмылочку. Глаза были открыты и – опять же – насмехались неизвестно над чем. Неужели весь его путь настолько весел, что не оставляет состояние смеха даже в своём завершении?

Но Олег не забыл ничего. Он побежал; побежал – всё также, по направлению ветра – куда глаза глядят, как будто во всём этом августовском снегу одно только то место, которое в течение нескольких секунд похоронило того парня, и было коварным…

Но бежал Олег недолго – снег не давал далеко убегать.

Вторая глава

– Только вернись, засранец ё…ный! – крикнул Андрей Фраеренко в открытое окно, когда вошёл в комнату сына и обнаружил, что она пуста. – Двадцатьдесять шкур спущу!

Да, Олег здорово перехитрил своего отчима; когда этот отчим вошёл в его комнату, то почувствовал себя больше чем полным дураком; он даже и не догадывался, что этот сопляк за такое короткое время – пока он своим медленным пьяным шагом добирался до его вечно изгаженной и захламленной всяким дерьмом комнаты – успеет вытрясти из своей башки всю дрёму, со скоростью звука одеться и выскочить в окно… Ведь дневник, найденный на улице, это был только предлог для хорошей трёпки (звёзд на небе было наверняка меньше, чем причин для этой трёпки; в основном, источниками этих причин являлась куча мелочных обстоятельств – на них обычно сразу внимание не обратишь, – которые в течение длительного времени скапливаются, подобно куче мусора одного из уличных мусорных бачков, и когда-нибудь потом выплёскиваются мощным и отвратительным потоком, разнося всё на своём пути).

После того, как Олег бесследно исчез из собственной комнаты, – ведь отчим ясно слышал через открытую форточку как тот легонько по-детски посапывает, лёжа на спине, – отчим сел на его стул и решил набраться побольше злости (по своему жизненному опыту он знал, что злость или какой-нибудь стресс из души обычно выгоняет движение; следовательно, когда сидишь или лежишь, концентрируя всего себя над своими внутренними чувствами, чувства эти обычно начинают разрастаться в тебе). Так он и не заметил, как глаза его слиплись и он грохнулся на пол, раздавив своим огромным телом вентилятор, который он подарил Олегу на день рождения в прошлом году.

– …всем с ума сошёл! – пробудил его недовольный голос жены. – Ты чё здесь разлёгся?! Спать больше негде?

– Ну почему же, – пробурчал Андрей в ответ. В отличие от других, он любил отвечать на каждый вопрос. – В "ветряке" можно спать. Но там – понимаешь ли – не удобно.

– И ты на вентиляторе решил уместиться?

– На финтиля… – и только тогда до него дошло, почему левый бок его чем-то отличался во время лежания от правого. – Да ну его на хрен, хрентелятор этот! Ты скажи лучше, где Олежка. – Спросил он так, чтоб в его голосе не прозвучало ни нотки злого умысла. Пусть мамаша его не знает, какие чувства он таит к этому (…) Олежке. Андрей так почти всегда делал.

– А почему его дома нету? – спросила тогда она несколько удивлённо.

– А что, он должен быть? – тут же оживился Андрей (ещё одна причина для грандиозной порки!).

– Но, во всяком случае, он никуда сегодня не собирался.

– А почему он тогда умотал куда-то? – спросил он сам у себя в недовольном тоне, как будто опять нашёл прекрасную причину для своей разборки.

Его жена, Алла, тем временем почему-то подошла к открытому окну, словно надеялась увидеть за ним притаившегося сына (пусть и смутно, но она догадывалась, что окно это открыл именно он, чтоб спастись от своего обезумевшего нетрезвого отчима; открытый на нужной странице дневник с хорошо помятыми отчимовой задницей страницами, валялся неподалёку от раздавленного 120-киллограмовой тушей вентилятора). Но никакого сына она там не увидела. Потому что она… обомлела…

– Андрюха, – не своим от изумления голосом позвала она мужа.

– Чё ты там, мамонтов увидела? – пробурчал он, подходя к жене.

Но никаких мамонтов за окном не было. За окном всего-навсего шёл снег…

*****

Наверное, Баклажановы даже и не догадывались, что стук в их дверь раздастся сразу, как Олег с «закрестованными» глазами выпрыгнет в окно. Но постучали как раз в тот самый момент, когда никто в общем-то этого не ожидал…

Все четверо аж вздрогнули, когда в дверь постучали с какой-то даже угрозой – требованием немедленно её открыть и согреть отмёрзших и заблудившихся путников (поделиться с ними своим теплом) – подчиниться ЗАКОНУ ВСЕЛЕННОЙ.

– Они требуют, – заметила Катя, – надо открыть.

– Без тебя знаем, дебилина! – огрызнулась Марина.

– Пусть сами входят, – сказала Вероника, – если им так надо.

– А если кто-то замёрз? – предположила Катя.

– Ты что, хочешь, чтоб мы тоже замёрзли? – спросила у неё Марина с некоторым презрением к заторможенности своей сестры. – Мы и так нагрешили уже перед Вселенной с короб, так что можно и игнорировать этих отмороженных неудачников.

– Я не уверен, что отмороженный сможет постучаться, – произнёс Александр, когда третий стук по звучанию превзошёл собой настойчивость первых двух вместе взятых.

– Отмороженный, он вечно голодный, – поделилась с ним Вероника, – и будет жирать, пока… – Но прервала её вылетевшая с одного удара дверь… Кто-то вошёл в их квартиру…

– Его здесь нет! – кинулась Вера в прихожую с криком. – Он убе… – но ей словно язык отрезали…

Она, ошарашенная, пятилась от какого-то культуриста. Он был в спортивной майке и трико, этакий громила, не вылезающий из спортзалов. И уж на отмороженного похож он не был.

– Что ж это вы не открываете. Когда стучат?

– Психов много развелось, – ответил хозяин квартиры. – Устали уже от них.

– Психов не существует, вообще, – заметил этот моложавый короткостриженный спортсмен. – Всё зависит от того, как вы – конкретно – на них смотрите. Для нормальных людей они нормальные. Я к вам по другому поводу пришёл. Чутьё меня привело почему-то именно к вам. Знаете, бывает закрестованные по ошибке попадают не в те дома, в которые им следовало бы попасть, так, что в результате хозяева этих домов не выпускают их, как бы они не бились. Это я к чему: к тому, что не надо из меня сейчас клоуна делать и твердить, что маленький девятилетний соплячёк от вас убежал. Вот я к чему.

– Но… но он действительно выбил это окно… – хоть что-то решил произнести Александр, но перед ним стоял совершенно не тот человек, который любит пообщаться часами.

– Почему ты не вырвал ему глаза? – перебил его короткостриженный.

– Я хотел добром всё сделать, чтоб он согласи…

– Срать я хотел на твоё добро! – произнёс спортсмен так резко, что чуть не побелел от злобы.

– Но Вселенная…

– Засунь в… свою вселенную, – процедил тот так, что цвет его глаз тут же изменился. – Ты должен был вырвать ему глаза.

– Но что нам теперь делать? – очень робко спросила Вероника. Она словно к разъярённому дьяволу обращалась.

– Хватит мне мозги е…ать, – рычал парень, игнорируя эту женщину. – Вытаскивайте мне сюда щенка! Куда вы его спрятали?

– Можешь нас обыскать, – произнёс Александр робче своей жены, даже и не замечая, как напряглись мышцы груди парня, как шея его стала напоминать собой намертво натянутые канаты; почему он не обратил внимание, как сильно изменилось выражение лица этого культуриста и как кожа его… побелела.

– Я из вас говна кучу сейчас наделаю! – проревел он не своим голосом. – Последний раз спрашиваю, где засранец?!..

За последнее время они ни раз видели, как кожа человека белеет настолько, что начинает уже светиться и превращаться в какое-то северное сияние, несмотря на то, что человек этот являет собой самое прямое воплощение СНЕЖНОГО КРЕСТА… Но на этот раз они все вчетвером увидели совсем другое: им показалось, что за Олегом пришёл не какой-то там несдержанный "качёк", а… сам отчим пожаловал за своим пасынком… Андрей Фраеренко – из далёкого прошлого, когда он был ещё таким же стройным и красивым как этот "чемпион по бодибилдингу"…

Однако, Андрей тем временем был уже в пути…

– Вот тебе и раз! – удивился он, подойдя к жене и увидев снег. – Что это за лето, мать его меж ушей!..

– Он должен был пойти, – вдруг произнесла Алла, глядя на этот обильный снегопад так, словно он уже успел загипнотизировать её. – Слушай, где Олег? – обратилась она уже к мужу. – Что ты ему сделал, что он убежал?

– Как это, он убежал?! – деланно изумился тот.

– Просто так он бы не ушёл.

– Ну не фига себе, убежал! – громко удивился и в то же время обрадовался Андрей, выпрыгивая в открытое окно. – Его ж снегом заметёт! Сейчас я его найду, – пообещал он разинувшей от неожиданности рот жене, постепенно растворяясь в недрах снегопада. – Я скоро! – раздавался его крик словно из ниоткуда.

Конечно, он верил, что засранца он найдёт очень скоро – скорее некуда – скорее, чем в три счёта – и задаст ему по нулевое число (как иногда любил он выражаться, не зная происхождение фразы "задать по первое число"). Иначе бы он не радовался, рассекая своим мощным, огромным телом снегопад, будто бы спеша на своё самое первое свидание. Ему нетерпелось встретиться с этим говнюком один на один, посреди засыпающего всё пространство – всю видимость – снегопада, когда никто их не увидит и… по возможности не сможет помешать их беседе по душам…

– Ты заблудишься! – вдруг закричала ему жена, вместо того, что собиралась прокричать ("тебя убьёт снегом! – взбрело ей в голову настолько неожиданно, что удивился бы даже хоть сам… снежный царь… Но она почему-то не решилась крикнуть такое, даже несмотря на то, что она в этом была уверена больше чем на все 100%). Но Андрей её уже не слышал. Он был далеко.

Третья глава

Мимо Олега прошла какая-то огромная гигантская тень; он так и не понял, что это было, хоть и пялился во все глаза на это десятиметровое мрачное создание сквозь сплошную снежную стену; он видел только какой-то оттенок, но зато шаги от него не мог скрыть никакой снег – словно пятиэтажный (с Баклажанами) дом ожил и пошёл куда-то (возможно, тоже потерял ориентацию и решил, что правильнее будет идти против ветра). Не заметил Олег только единственного: снег чуть-чуть поубавил свой непревзойдённый летний пыл. Он по степенно прекращался.

Уже давным-давно стемнело и когда снег всё-таки прекратился и разошлись полностью облака, то… Олег увидел луну… Она ему показалась какой-то необычной – что-то в ней было зловещее и коварное. Чувства такие Олега охватили неспроста: ещё вчера он сидел с друзьями у костра, когда один из них сказал ему, "спорим с тобой на щелбан, что ты от одного моего пинка на луну улетишь?". И он отшутился, сказав, что это не луна, а месяц. И, действительно, среди ярких августовских звёзд в ту ночь сиял тоненький серпок полумесяца. А сегодня, в самый сумасшедший день всего существования жизни, времени и пространства, на небе сияет полная луна.

Обратил Олег внимание на то, что снег не идёт, только когда чуть не споткнулся. Это был памятник в виде небольшой плиты. Вот он и окинул упёршимся под ноги измученным взглядом эту белоснежную долину…

– Пришёл? – удивился он вслух, заметив как из свежего летнего снега проглядывают небольшие, белоснежные кресточки; только несколькими секундами позже до него дошло, что он всего лишь на кладбище. Но что это за кладбище было? Оно не было похоже на то, что пролегало неподалёку от дома Баклажанов. Совсем не похоже. Куда он, чёрт подери, попал?

Он, конечно мог бы отыскать какую-нибудь сопочку и дерево, достаточно высокое, чтоб взобравшись на его вершину можно было хоть как-нибудь определить своё местонахождение, но место это отделяли от окружающего мира границы; это был туман, он как бы составлял собой некоторую оболочку. Так что видеть вокруг себя Олег мог только кладбище, которое по его мнению своими обширными размерами в несколько раз превосходило кладбище неподалёку от дома Баклажанов.

Из тумана вышел какой-то небольшой человечек. Шёл он как-то странно – медленно, и сильно повесив голову; такое ощущение, будто он спал… Человечек этот направлялся в противоположную Олегу сторону. И что-то было в этом человечке Олегу знакомое, что-то…

– Витёк, это ты, что ли? – позвал его Олег, едва только тот подошёл поближе. Это был карлик; и карлик этот как две капли воды походил на его приятеля одногодка. Но этот "Витёк" не отозвался; глаза его были закрыты и Олег даже расслышал, как тот легонько посапывает…

Тогда он толкнул карлика в плечо и… испугался… Карлик этот споткнулся о собственную ногу и плюхнулся ничком в снег, как будто он давно уже умер. Олег стоял над ним как ошарашенный. Не похоже было, что карлик спит.

Тишина собралась вокруг так быстро, что уже казалось будто она сейчас на кого-нибудь набросится. Но душераздирающий вопль разорвал её как бесконечную заснеженную долину – гигантское пламя, полыхнувшее из самой бездонной глубины ада. Это так заорал карлик. Ему, должно быть, приснился самый кошмарный сон в жизни.

– Почему снег не идёт? – встревожено закричал он Олегу (это действительно был его приятель, Витёк). – Что случилось, Олег?… Откуда ты взялся? Что происходит? Где я?

– Тебе на все вопросы сразу отвечать или по очереди? – полюбопытствовал Олег.

– Крестов больше нет! – как-то радостно прокричал Витёк, когда поднялся на ноги и осмотрелся. – Вот это кайф! Я ещё такого кайфа в жизни не видел! Вот это клёво! восхищался он.

– Почему крестов больше нет? – спросил его Олег.

– Потому что их нет! Всё! Кранты! Они исчезли. Видишь, снег кончился? Ветер дуть перестал. Это значит: они не притягивают больше. А раз они не притягивают, значит их нет.

– Понятно. Но лучше было бы дорогу какую-нибудь найти, – сказал Олег. – А то хрен сегодня домой доберёмся.

– Домой-то мы доберёмся. Только что мы родителям объяснять будем?

– Да, Витюн, здесь ты прав. Отчим убьёт меня, наверно, когда мать на работу отправится.

– А что он, так и боится твоей матери?

– Ну не так как раньше, – отвечал Олег. – Просто иногда всё происходит неожиданно: он отпрашивается с работы, приходит домой… или – если дома меня нет – разыскивает на улице, и… расправляется.

– Он у тебя точно псих!

– Это ещё мягко сказано! Давай лучше о другом. А то этот хрен у меня уже…

– Ты не чувствуешь? – перебил вдруг его Витёк. Он как-то странно сосредоточенно смотрел на Олега.

– Что? – спросил тот.

– Я только сейчас понял это! – произнёс Виктор. Действительно, до него что-то очень долго и тщательно доходило, и… наконец он это понял.

– Что ты понял? – спросил Олег слегка удивлённо.

– Снег передаёт сигналы, – ответил он так, словно сделал большое открытие.

– Сигналы? – переспросил Олег как не расслышал.

– Я не знаю, как объяснить тебе, но это какой-то не такой снег. Какой-то особенный. Зимой выпадает мёртвый снег. Просто замёрзшая вода. А это… какой-то живой снег.

– Чё ты городишь, Витёк? – спросил Олег вполне серьёзно (без иронии в голосе).

– Я говорю то, что чувствую, – произнёс тот совершенно без обиды в голосе, что его не понимают.

"Ещё один сумасшедший? " – попытался Олег спросить свой внутренний голос. Но его перебили.

– Я не сумасшедший! – запротестовал Виктор. – Разве я виноват, что слышу снег? Я сам не понимаю, что со мной происходит!

Он действительно прочитал Олеговы мысли или это было просто какое-то дьявольщинское совпадение? Но, так или иначе, настроение после этого у Олега пропало ещё сильнее. Действительно, неприятно себя чувствовать, когда однажды проснувшись утром, потихоньку начинаешь понимать, что весь мир катится в одну и ту же сторону: против ветра – что все сходят с ума. Но, пока мог, Олег старался игнорировать это обстоятельство; в конце концов, не всё ещё настолько плохо, чтобы можно было самому "повернуть в противоположную сторону".

– Ну ладно, Витёк, извини, – решил Олег придать ситуации нормальную обстановку, – не обижайся на меня. Ты лучше скажи, что тебе передаёт этот снег. – Он даже и сам удивился тому, насколько был искренен. – Может он тебе что-то важное передаёт.

– Да ничего он не передаёт! Я просто чувствую и всё.

– Но что ты чувствуешь? – Вообще, Олег был в курсе, что некоторые люди, независимо от своей воли, наделяются способностью чувствовать то, чего другие, при всём своём желании, вряд ли когда почувствуют; что люди эти как бы приобретают второе зрение и те незримые границы миров, невидимые нормальному человеку, уже начинают им открываться (такие люди обычно к спиртному и наркотикам питают равнодушие).

– Понимаешь, – хотел он что-то объяснить, – я не знаю, как сделать так, чтобы ты понял, но я прикасаюсь к снегу и через его… холод, что ли, начинаю понимать некоторые вещи… Ты знаешь, – делился этот карлик, даже не обращая внимание на то, как он будет понят, мне даже кажется, что снег этот разговаривает с кладбищем, по которому мы с тобой идём.

Олег молчал и слушал. И, вместо того, чтоб о чём-то думать, он пытался поверить своему другу.

– Он как бы общается с мёртвыми. Но я, собственно, не считаю, что это действительно так, просто я это как бы чувствую. Они что-то важное хотят передать этому снегу. По-моему.

– Мёртвые, что ли? – уточнил Олег.

– Да я не знаю, может это не мёртвые совсем, и не кладбище говорит со снегом! Не могу сказать тебе достаточно точно. Просто… мы должны объединиться.

– Как, объединиться? – не понял Олег.

– Я чувствую, – опять всё также спокойно, терпеливо объяснял Витя, – что здесь две стороны. Как у монеты. Хорошая и плохая. И что есть ещё люди. Они тоже попали в объятия снега и преследуются КРЕСТАМИ. Мы должны найти друг друга и объединиться. Только… Есть большая опасность. Люди делятся на две противоположные стороны – на плохую и на хорошую. Так что, если среди двадцати добрых человек появится один злой из противоположной стороны, то он может очень много испортить.

– А КРЕСТЫ, – спросил тогда Олег, – и вообще сам снег, это хорошая сторона или плохая?

– Это нельзя понять, – так ответил ему приятель. – Это как мир. Как несколько миров. Их ведь всех вместе не назовёшь добрыми или злыми, или хорошими или плохими. Вообще, понятие добро или зло не имеет определённое значение: кто-то считает что-то доброе злым, а другие в этом зле видят много положительных сторон. Так что с ума запросто можно слететь, если начнёшь хотя бы в том же снеге искать положительную или отрицательную сторону. Сейчас наша главная задача, это объединиться, пока опять не пошёл снег и не задул ветер.

– А что, он может опять пойти? – удивился Олег так, будто опять попал в то душное, безоблачное лето реальности, где до дождя, как пешком до Венеры.

– Он уже шёл, если тебе память не изменяет. А если действительность хоть раз допустила лажу… то пусть пишет пропало. Хотя, я, впрочем, не уверен, что это действительно действительность.

– Это ты через снег чувствуешь? – осведомился Олег.

– Нет, это я сам так считаю. Помимо снега, у меня на шее есть ещё и… О, чёрт возьми! – вскрикнул он так, что Олег понял: его осенило. – Мне же нужно разуться! Как я сразу не допёр! – и он тут же скинул с себя свои летние сандалии. – Плевать, что холодно. Хотя, прогулка по снегу босиком иногда полезна, где-то я читал про это…

– Теперь ты лучше чувствуешь? – спросил Олег.

– Ещё бы! Я даже знаю, куда идти…

– Домой?! – чуть не ошалел от радости Олег. Но… не ожидал, что его лучший приятель Витёк посмотрит на него как на идиота.

– Забудь про дом, – глухо произнёс он ему в ответ, – ты его уже не найдёшь. Он далеко. Очень. А идти нужно только вперёд, это как бы великий закон Вселенной. Но я чувствую людей. Они приближаются. Снег передаёт мне.

– А ты можешь почувствовать, плохие они или хорошие? – спросил Олег.

– Ещё раз объясняю для непонятливых, – сказал карлик. – Снег не может сам быть плохим или хорошим, так откуда он может видеть что-то в людях? Это сами мы с тобой должны определить, годятся нам эти люди в друзья или нет. Может они совсем ни… но что-то его прервало… что-то внутреннее, что он возможно почувствовал через соприкосновение со снегом.

– Что? – спросил Олег несколько обеспокоено. – Что ты почувствовал?

– Нелюди, – проговорил карлик не своим с перепугу голосом. – Я и их чувствую, оказывается. А я думал, они живут в снегу.

– Кто это, нелюди? – спросил Олег. Голос его стал ещё обеспокоеннее. Он уже и сомнений никаких не испытывал к ощущениям своего приятеля.

– Лучше не спрашивай, – ответил карлик. – Я, лучше, обуюсь, а то ноги мёрзнут.

Но не ноги у него мёрзли – снег наоборот согревал его ноги, пока тот соприкасался с ним, его ноги как бы всасывали из этого снега какую-то энергию. Хорошая она или плохая – не снегу судить, и – тем более – не ногам карлика вместе с их хозяином.

В данный момент Олег не понять только единственного, почему этот чёртов снег оторвал ногу тому парню, с которым они шли (и который тоже показался ему – как это называется – "не в своём уме") и засосало его. Почему он так сильно напугал Олега. Но карлик ответил на этот вопрос, как будто опять прочитал мысли своего друга.

– Надо поторапливаться, – проговорил карлик, – пока не возвратились КРЕСТЫ и не напустили туч.

– А что начнётся тогда?

– Что начнётся?! Пойдёт свежий снег. Ты ещё не понял ничего? Посмотри под ноги: это старый снег – он соприкоснулся с землёй, он отлежался, он как бы набрался мудрости от Матери-Земли, и он уже не опасен, а даже наоборот. А свежий снег, особенно под влиянием притяжения КРЕСТОВ, когда вокруг всё сходит с ума. Он, как говорится, молодой – глупый. И безумный. Так что нам надо сгруппироваться: стать этаким "стадом баранов", чтоб, когда опять начнётся непогода, мы не разбрелись все в разные стороны. Потому что куче баранов лоб прошибить не так-то легко. Только ты не спорь, толпа – особенно большая толпа – всегда становится "кучей баранов", а пастух ихний постепенно тоже тупеет.