Текст книги "Хроника пикирующей старости – 4 (СИ)"

Автор книги: Олеандр Олеандров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Олеандр Олеандров
Хроника пикирующей старости – 4

Предисловие

Чёрный юмор, эротика. Продолжение серии рассказов для взрослых.

Настоящее имя автора – Квятковский Олег Вадимович, живёт он в городе Львов (Украина). Литературный сайт автора в интернете:

http://www.proza.ru/avtor/oleanmdr

Тупорылая

– Стоять! – Ввизгнул милиционер и направил дуло Макарова на лысого. Тот не вынимая руку из кармана медленно направился на него. На лице заиграла зловещая улыбка.

– Стой! Стрелять буду! – Повторил милиционер. В его голосе теперь слышался испуг и даже неуверенность.

Тут же лысый резко подпрыгнул … в руке блеснуло тонкое лезвие финки.

Звук выстрела и стон милиционера слились в одно целое.

Ужас в глазах милиционера застыл на мгновение как будто запечатлелся на фото. И тогда …

– А -а -а -а … – Послышался его хриплый вздох из перерезанной горлянки.

В тот же миг, в событие вмешался ещё один персонаж. Точнее, долей секунды раньше.

С тупой физиономией и круглым задом. Это была пуля выпущенная с пистолета Макарова. Калибром 9 миллиметров, в свинцовой оболочке. И между нами говоря читатель, по большому секрету – она была дура дурой. Как по своему интеллекту так и по другим качествам.

Всё что имела она в своей короткой жизни – это энергию, в 300 джоулей.

И ещё – огромный оптимизм а также желание – поделиться своими килоджоулями со всеми окружающими. Как будто они не мечтали ни о чем другом в жизни кроме этого.

И вот, вылетев с оглушительным грохотом из дула пистолета пуля оставила позади себя милиционера с выпученными глазами и перерезанным горлом, после чего помчалась к лысому, крутя боками и виляя свинцовым задом от радости.

Не заметя на лице лысого ответной радостной улыбки, она на миг опечалилась но оптимизма не потеряла. И ткнулась ему рылом прямо в ремень на животе, чуть выше середины.

– Ты ещё полюбишь меня! – Ласково шепнула, и ввизгнув по щенячьему перебила пряжку ремня, потеряв при этом 40 джоулей.

Тем не менее, это не могло испортить ей хорошего настроения сегодня.

– Для тебя лысый не жалко! – Подмигнула ему своей свинцовой головкой тупорылая красавица и понеслась дальше как угорелая, щедро делясь с лысым своими килоджоулями.

Следующие 100 джоулей она потеряла разрывая ему мышцы живота под ремнём и какие-то сосуды, включая отложения жиров.

Лысый охнул.

– От радости – Догадалась пуля. И не удивительно – она всегда была дурой.

Впрочем, за секунду пока я это писал – она успела потерять ещё 60 джоулей. Промчавшись через через кишечник, она задела тазобедренную кость лысого и от удара изменила своё направление. Но настроения это ей снова не испортило. Наоборот – как придурошная с радостным визгом понеслась вверх по его телу, прямо к рёбрам.

Почему туда?

Кто знает … может она действительно верила что там ждут её, что она кому-то нужна – ведь была оптимисткой по жизни. А может просто имела слишком много килоджоулей которые и ударили ей в голову.

И пока внутренние органы лысого удивлялись её тупости и настырливости, дура с глухим звуком уткнулась в нижнее ребро.

– А– -а– а!– – Заорал лысый и присел.

– Теперь он точно радуется! – Решила пуля. И от радости крутанула своей тупой свинцовой головой на 180 градусов так что намотала на себя какие-то куски нервов, печени и селезёнки. Но опять не успокоилась. А с радостным ввизгом помчалась дальше, вверх, по рёбрам. Продолжая щедро делиться со всеми кого встречала на пути – своими джоулями.

– Берите всё!.. Мне не жалко!

– А-а-а! – Визг лысого стал ещё громче.

И пуля снова радостно закрутила своим задом в ответ. Кокетливо и приветливо. При этом перебив второй нижний позвонок.

Впрочем. какая мелочь! Главное что мы вместе! Не правда ли, лысый?

Лысый с глухим мычанием повалился на землю.

– От наслаждения – Догадалась тупорылая. И не потеряв до конца ещё своей энергии, помчалась дальше по телу ища с кем бы снова поделится своей радостью … тем – что она живая. И даёт энергию.

Долго искать не пришлось – за печенью она заметила лёгкие.

– всё-таки меня ждали тут! – Поняла она, и с размаху ткнулась в них одаривая килоджоулями налево и направо – Берите мои новые друзья! И … давайте наслаждаться вместе жизнью!

Те не отвечали. Присмотрясь, она заметила бы что они начали разваливаться.

Но тупорылая, в своей радости – ничего не замечала.

Лишь когда у неё осталось только 50 джоулей – она слегка приуныла. Остановилась и оглянулась.

– Как же этого мало, чтобы сделать мир счастливее! Всего 50 килоджоулей …

И в этом, я думаю что с ней можно было бы согласится.

В такие моменты, понимая что не могу сделать мир счастливым – я обычно впадаю в депрессию. Но только не она … она ведь была оптимистом и не собиралась сдаваться.

– Ничего, мои новые друзья! – Бодро сказала она – Не унывайте! Я готова отдать Вам всё что имею.

И она не обманула.

Отдала свои последние килоджоули – желудку, печени а заодно и селезёнке. Перемешав их при этом – как будто в мясорубке.

– Ничего! Давайте немного сойдём с ума сегодня! – Кокетливо подмигнула им.

И что с неё возьмёшь? Она ведь точно была дурой.

– М – м– -м – Замычал лысый и упал на землю.

– Он счастья! – Решила пуля. И с удовлетворением стала останавливаться. – Как же ты жил раньше лысый, без меня. Пока я не подарила тебе самое дорогое … мою энергию.

Но лысый не отвечал больше.

Не кричал, не мычал и не извивался.

Наверное он был согласен.

Оставались лишь последние несколько джоулей.

Пуля медленно проскользнула в его мочевой пузырь разорвав оболочку и плавно опустилась на его дно.

– Вот и конец нашему счастью, друзья мои! – Её свинцовое рыло грустно опустилось. – Вы тоже тоскуете за ним?

Но кругом была тишина. Никто не радовался, не благодарил за килоджоули, не приветствовал, не смеялся.

Лишь темнота и наступающий холод.

– Что-то не так пошло – Вдруг поняла тупорылая и впервые ей стало страшно. Захотелось снова вернутся туда, к себе в обойму. К другим тупорылым. Но энергии на это – больше не было.

А будущее было непонятно, страшно и ужасно.

Вы спросите меня читатель – на что тупорылая потеряла свой последний джоуль?

Ответ – прост.

Нужно было прислониться к животу лысого и послушать. Там можно было услышать жалобный всхлип. Писк. Стук.

Это тупорылая теряла свой последний джоуль: – А я ведь так верила …

Деды

За что мне было их любить?

За впалые щеки?

Старческое брюзжание?

За постоянные советы и нравоучения?

Но я любил их. И одновременно – ненавидел.

Их был шестеро в бригаде. И каждому – по 80 лет. Почему их не выкинули с работы как старые осенение листья которые после пожелтения – становятся мусором?

Ответ был прост как слеза – они были высококлассные специалисты. Слесари, сантехники, столяры.

Своими сухими морщинистыми руками они делали чудеса – ремонтировали, восстанавливали, создавали.

И я со своими молодыми розовыми руками – мог только с завистью наблюдать за их работой.

Почему меня взяли в их бригаду?

Да потому-что начальство решило что кому-то надо перенимать их опыт. Ведь старикам недолго осталось. Судя по продолжительности жизни в стране.

Но никто не говорил им про это. Им просто предлагали взять стажёра в бригаду.

На выбор предложили троих.

Одного – мускулистого, лет 20-ти.

Второго – с очень бедной семьи, живущей где-то за городом.

И третьим – меня.

Но старики оказались не такими наивными как казалось на первый взгляд:

– Хе – хе … – Усмехались они – Мы вам – приготовим смену. А Вы нас – на пенсию?

И на их лицах играла кривая беззубая улыбка.

– Но Вы же должны! … Вое передают свой опыт! – Возмущалось начальство. И таки заставило взять первого стажёра – мускулистого парня который пришёл на завод сразу после училища.

Старики спалили его на первой зарплате. Заставили принести пару бутылок водки, разлили, выпили. Они – не опьянели. А тот – лежал у ворот завода, что-то мычал и беспомощно двигал руками в разные стороны как будто хотел уплыть в далёкие края. Начальство проходило мимо брезгливо переступая через него и цедя сквозь зубы – И кого Вы послали к старикам???

Его уволили на следующий день.

Второго – старики спалили тем что из-за какой-то мелочи обматюкали.

Тот не выдержал несправедливого унижения и ругнулся в ответ. Это и был его конец в бригаде – "Он не уважает старость. А нам такой не нужен…"

Наконец пришла моя очередь.

Признаться, на меня, у начальства было мало надежд – я был ленив, слаб и ничего не умел,

Впрочем, у меня была одна особенность про которую они не знали.

Один мой странный талант. Нет, он не давал мне перспектив стать ударником труда, получать грамоты или поощрения за добросовестный труд. Это был талант – преображения в зависимости от ситуации. Таких как я – часто называют хамелеонами, но мало кто знает что этот талант – есть далеко не у каждого.

Подобный талант, просто помогает слабым людям – выживать в коллективе.

К примеру, если бы я попал на зону к уголовникам, то не сомневайтесь – через месяц я говорил бы одними ругательствами, сгорбился как они и покрыл бы всё своё тело наколками, типа "Не забуду мать родную".

А если бы меня послали работать в коллектив профессоров и академиков – то через пару недель я внешне ничем бы не отличался от них, носил бы очки, говорил важно и степенно, а вскоре даже отрастил бы и пузо, если бы меня к тому моменту не разоблачили и не выгнали из уважаемого коллектива.

Но, как показывал мой личный опыт – хороших хамелеонов – не разоблачают. Их – любят. Но за что именно – я до сих пор не понял …

Поэтому я не задавливал этот талант в себе. А наоборот – позволял ему управлять своим поведением. Иногда сам удивляясь – как он преображает меня. Иногда даже – по несколько раз на день, если я попадал в разные коллективы.

Итак, начальство посылает меня к старикам. Без особых надежд и энтузиазма.

В 8 часов утра я осторожно открываю бронированную дверь их мастерской.

Шестеро дедов угрюмо оглядывают меня с ног до головы. Глаза колючие, злые.

– Ещё один пришёл …

И кто-то сплюнул в угол от досады.

Я молча стал одевать спецовку.

Пол дня моё подсознание лихорадочно изучало обстановку, пытаясь найти подходящую манеру поведения чтобы выжить среди них.

И к концу дня я получил ответ.

Он был всего из двух слов.

"Уважение" и "Смирение".

Что бы не происходило среди дедов, лишь эти два слова должны светится во мне. И ничто больше.

– Запомни это! – Сказало мне подсознание. И строго показало кулаком подсунув его под нос в зеркале. – Одна твоя ошибка … и ты на улице, безработный.

– Не ошибусь – Ответил я и ещё более внимательно посмотрел на себя в зеркало висевшее в туалете. И вдруг мои глаза расширились от ужаса. Прямо на своих глазах – я подобострастно согнулся, мой вид стал покорным, тусклым.

Ничто в моем облике более не вызывало интереса, протеста или желания поспорить о чем-то. Я вдруг стал сер, неинтересен и уныл.

– И про уважение не забудь! – Напомнило подсознание и испарилось из зеркала.

Я вышел с туалета ,снял с головы фуражку и стал говорить с дедами только с непокрытой головой. В знак огромного уважения к ним.

Несмотря на беспрестанные маты. Оскорбления. Унижения.

Конечно, это был подхалимаж в высшей степени но дедам – я понравился. Впервые среди всех стажёров.

Моё подсознание – не ошиблось.

Вскоре деды перестали меня оскорблять.

Через много лет, я понял что тогда сработало одно правило, которое можно назвать первым правилом хамелеона.

Оно звучит так – никто не способен оскорблять без причины человека – который с уважением к тебе относится. Потому что … это то же самое как оскорблять и уважение в нем – к самому себе. Возникает чувство что оскорбляя его – ты оскорбляешь и самого себя.

Вот и все.

Круг замкнулся.

Вот это правило тогда – и сработало.

Оскорбления прекратились.

Старики даже стали усмехаться мне при встрече. И пожимать руку.

А начальство с удивлением рассматривало меня как будто видело впервые.

Вскоре деды стали считать меня своим.

И тогда я стал наблюдать за ними.

Первое что заметил – была их странная работоспособность. Они могли в любое время дня или ночи – прибежать на работу если случилась поломка и ремонтировать пока не сделают всю работу. Без отдыха или жалоб на свой возраст. Без малейшей надежды получить премию за это или вознаграждение.

– Почему?

И тут … моё подсознание впервые удивилось – ведь оно обычно искало причину чтобы не придти на работу раньше времени, увильнуть, сбежать, а их подсознание – наоборот, как быстрее добраться туда. И лучше сделать работу.

Но самое поразительное что после этого – они выглядели намного счастливее меня.

– Ты действительно нужно мне в таком виде? – Спросил я своё подсознание – Почему ты так отличаешься от ихнего? И вообще, ты принесёшь мне счастье в жизни? Ведь кто знает … какое оно … счастье хамелеона?

И вдруг подсознание выплеснуло мне ответ наружу.

– Всему своё время.

Тогда я не понял его ответа. Но потом, через много лет – понял.

Да читатель.

Всему своё время.

Ребёнок рождается жестоким. Лишь к 3 – 4 годам он начинает сочувствовать чужой боли.

Приблизительно до 2-х лет – у него просыпается любопытство.

В три – девочки начинают играть в матери.

До 5 лет – у ребёнка просыпается способность хитрить, обманывать.

В 7 лет – любить и создавать себе кумиров.

В 11 – он начинает любить книги.

В 13 – первые пробуждения сексуальности.

И так далее.

Всё приходит постепенно, просыпаясь в своё время.

Всему своё время.

И если Ваш ребёнок в чем-то не не похож на Вас – не спешите отвешивать ему подзатыльники. Возможно что это в нем – ещё не проснулось. И проснётся – в своё время.

Так вот. Работоспособность, или любовь к обязательному труду – тоже просыпается не сразу. А где-то после 23 лет.

Сейчас я уже стар, но до сих пор с удовольствием наблюдаю как ленивый, апатичный молодой человек устраивается на работу, и как вдруг – в нем просыпается совершенно другой человек – пунктуальный и дисциплинированный.

– Мне надо идти на работу – Говорит он и торопливо бежит на работу хотя зарплата его там – копеечная. Но я не удивляюсь. Я знаю что это проснулся в нем древний инстинкт. Работоспособность. И не надо препятствовать ей продолжать расти дальше.

Иначе если задавите его, например разговорами о том что не стоит надрываться из-за маленькой зарплаты – то пеняйте дальше на себя.

Задавив инстинкт работоспособности – он больше не поднимется. Он мёртв.

И тогда человек превращается в трутня.

Нередко – на шее того кто советовал ему когда-то не надрываться понапрасну.

К счастью, в 23 года мой инстинкт только стал просыпаться. И это случилось когда я был среди них, в цеху.

Деды с любопытством наблюдали как из лентяя – мальчик становится работящим и пунктуальным.

Они больше не ругали меня, не упрекали за ошибки, ни кричали за бестолковость – а просто наблюдали и улыбались, пряча улыбку где-то в усах.

Только на старости, я понял что именно заставляло их улыбаться – это улыбался их старый инстинкт работоспособности – он наслаждался наблюдая как растёт молодой.

И вот тогда, вдруг случилось то, ради чего начальство послало меня к дедам – я стал подражать им во всем. Учится у них.

Но увы … не долго.

Начальство опоздало.

Деды – стали умирать. Слишком старые они были.

И всё что оставалось мне – лишь наблюдать как это происходит.

Талант хамелеона вдруг проснулся снова и сказал – беги оттуда, парень!

Но инстинкт работоспособности который только что родился, отвечал ему – Не будь неблагодарным! Они считают тебя своим! Не оставляй же их теперь – в трудную минуту!

Смерть имеет свои правила.

И я заметил их.

Перед смертью – человек чувствует тревогу, тоску. Он начинает вспоминать прошлое. И … тоскливо смотрит тебе в глаза.

Этот взгляд – очень глубокий, как будто что-то изнутри человека – ищет поддержки извне. И найти её – никак не может.

Человек лишь смотрит на тебя, сам не понимает что именно он хотел от тебя перед смертью, потом поворачивается и тихо идёт домой. Забыв попрощаться почему-то.

А на следующий день – ты узнаешь что он умер.

Дедов – стало пятеро.

Мы сидели за столом в маленькой комнате. И молчали.

Из-за окна выходящего на улицу светило приветливое майское солнце, пели птицы, и доносилась детская считалочка – раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

Никто не подымал глаз.

Только считалочка – звучала всё громче, наверное дети стали играть ближе к стене нашего завода.

Второй дед – умер через месяц.

Он был самым молчаливым из всех. никогда не рассказывал о своём прошлом. Говорили что оно было ужасным. Его можно было назвать угрюмым.

Но он занимал свою нишу в коллективе – как каменная стена. Которая примеряла все разногласия между дедами.

Стена упала тихо. И быстро.

Утром жена пришла на работу в слезах – он не проснулся.

Его смерть удивила меня – у него не было тоскливых глаз перед смертью.

Казалось, он хотел ещё жить.

Может смерть ошиблась?.

Деды стали мало разговаривать между собой. Старались полностью углубится в работу. Как будто она могла защитить их, спрятать от происходящего. Забыть что они уже старые. И смерть стоит где-то рядом.

Мы снова сидели у стола. А за окном – доносилась считалочка.

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

Я поднял голову и посмотрел на дедов – у них у всех на лице был страх.

К следующему – смерть пришла через две недели.

Он поехал к брату и не вернулся. Кажется что-то с сердцем.

Его забрали в больницу.

В палату для стариков.

Откуда – как правило, уже никто не выходит живым.

И они это хорошо знают.

Каждый кто попал туда – хочет лишь быстрее уйти на тот свет.

Только одно общее есть у них в палате – они уходят по ночам …

Деды перестали улыбаться.

Они перестали ругаться, шутить.

И вообще – разговаривать между собой. Как будто что-то ужасное ходило по цеху. Которое выдёргивало один за другим – каждого из них …

Лишь глядя на меня – они снова, порой улыбались. Теперь многое изменилось в цехе – они защищали меня перед начальством, хвалили, добились мне повышения зарплаты и в то же время позволяли мне опаздывать на работу.

Казалось, они стали боятся потерять меня, цепляясь своими старческими руками за мою молодость – как за последнюю соломинку. Как будто говоря мне взглядом: – Ты же хамелеон, мы знаем! Чтобы делал ты в этой ситуации: Как бы выжил?

Они спрашивали меня об этом своими глазами.

А я, так же глазами отвечал им – Я не знаю. Простите. Мне так жаль …

И однажды. в тишине, из-за окна снова донеслась детская считалочка:

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

– Закрой Окно!! – Заорал один из дедов. И я вдруг понял. Он чувствует что она идёт за ним …

Взгляд деда стал беспомощным … и он упёр его прямо в меня. Я отвернулся … не в силах выдержать его.

Его взгляд был глубоким.

Я хорошо знаю этот взгляд.

Через день он упал с лестницы. С высоты два метра. Это смешно для молодого. Но смертельно – для восьмидесятилетнего старика. От падения он потерял сознание. Так и не пришёл в себя. Врачи сказали что оторвался тромб. И через день он умер не приходя в сознание.

Стариков осталось двое. И с этого момента, вдруг произошло чудо – они снова ожили – начали шутить, смеяться, ругаться. Только как то чересчур громко, неестественно.

И самое главное – они уже не искали у меня ответ – как спастись. Не защищали меня перед начальством. Казалось они вообще перестали замечать меня. А старались проявить себя в работе. Забыться в ней. И лишь очередная похвала начальства – лишь имела значение в их жизни.

Именно она – важна для инстинкта трудолюбия. Чтобы он рос.

Это то же самое – как вода для растения.

Каждый день теперь, прежде чем зайти в раздевалку – они заставляли меня закрыть окно на улицу. Чтобы ни звука оттуда. Ни пения птиц. ни дуновения ветра.

Но однажды я не совсем плотно прикрыл окно. И детская считалочка вдруг тихо донеслась снова:

– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.

– Простите – Прошептал я и бросился к окно чтобы прикрыть плотнее.

Но деды не ругались. Один из них вдруг положил голову на руки. Кажется он плакал. Другой лишь с упрёком посмотрел на меня -0 Что ты наделал?

Потом встал и молча вышел из комнаты.

Вот тот что вышел из комнаты – и умер через две недели.

Врачи сказали что от высокого давления.

Я был на его похоронах, стоял в церкви, перед его фотографией над гробом и внимательно смотрел на неё. Мне казалось что оттуда, из фотографии – он смотрит только на меня. Мне в глаза. И говорит тихо-тихо:

– Не переживай что ты не мог дать ответ нам тогда. Потому что … нету ответа.

Теперь мы остались вдвоём с последним дедом, одни – в огромном цеху.

Он сильно изменился. Вместо работы, заставлял меня сидеть рядом с ним – прости сидеть. И рассказывал … рассказывал. Про своё детство, родителей, как он пешком шёл в город – учиться. Про свою жену, детей.

Я слушал и … мне казалось что он хочет чтобы эти воспоминания – осталось в ком то, после него.

Но почему – во мне?

С этим немым вопросом во мне я иногда смотрел ему прямо в глаза. А он отводил свои в сторону, лишь грустная улыбка появлялась у него на губах – Ты же хамелеон, так что пусть твоё гребанное хамелионское подсознание само найдёт ответ – что я хочу от тебя.

Дед терпеливо ждал ответа … но его не было. И тогда дед стал злится на меня – по каждой мелочи, ругаться …

И тогда моё подсознание дало ответ снова.

– Дед хочет любви – Подсказало оно и растворилось снова. Лишь успев шепнуть на прощание – беги оттуда.

– Любви? – Удивился я.

Зачем старику в возрасте 82 года – чья-то любовь?

Я имею кому отдать свою любовь.

Например – своей маме.

Свете, с соседнего подъезда.

Моему коту.

Но чужому старику?

Что в тебе такое, гребанная любовь, что тебя просят все – даже умирая?

Нет, хамелеону – не трудно полюбить. На то он и хамелеон. Ведь не зря деды выбрали его. А получив правильный ответ – я тут же стал смотреть на деда с любовью.

Сразу всё изменилось – дед подобрел ко мне, даже стал делать всю работу вместо меня. От меня требовалось только одно – продолжать слушать его. О да, хамелеоны умеют замечательно слушать! И он это знал. Садил меня рядом на стул и всё рассказывал … рассказывал … рассказывал …

Про то как в войну, его ребёнком чуть не убили немцы. как тяжело зарабатывал на жизнь, как растил детей.

– Зачем это мне? – Спрашивал я себя. Но молча. Ведь я знал ответ.

Смерть, проклятая и ненавистная, ты же была там, за окном, слушала его и ждала, Чтобы в момент когда он остановится чтобы закурить папиросу – это раздалось снова:

– Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать опять.

Дед резко поднял голову. Лицо его посерело.

– Вспоминай меня иногда – С тоской сказал он. И на лице его появилась вымученная улыбка.

– Обещаю. – Сказал я и расплакался. Мы оба знали – чья пришла очередь.

Он умер через неделю.

Ночью остановилось сердце.

Смерть была быстра и лёгкая, но на похороны я не пришёл. Слишком живы ещё были его воспоминания. Его голос. Его лицо.

Я просто зашёл в их цех … там было непривычно пусто, тихо. лишь брошенные стулья – на которых ещё совсем недавно сидели деды. Их старый стол. Открытое окно – через которое доносились звуки улицы и порывы ветра – они пробегали по пустому цеху как будто искали ещё кого-то там … кто остался … свыше своего времени … разбрасывая куски бумаг и подымая пыль. Как будто стараясь убрать их и приготовить место для тех чья пришла очередь – работать в цеху.

Молодым, сильным и здоровым.

Есть законы, про которые никто не говорит Но они – существуют.

И главный из них – этот мир создан для молодых.

Песни, фильмы, эстрада, карьера – всё это для них.

И тогда – я был молод тоже.

В тот день я долго стоял в цеху. Всё ждал и смотрел в окно. Но считалочки больше не было.

И тогда я решил уволится.

Я просто не мог оставаться в том месте – где больше не было их. Дедов.

Это был – их цех. А не мой.

Заявление на увольнение – начальство восприняло как оскорбление.

– Ты же набирался у них опыты! Целых три месяца! Зарплату за это получал!!! А теперь …

– Я не успел набраться – Буркнул я. – Слишком поздно Вы меня …

И подписал заявление.