Текст книги "Остров"

Автор книги: Олдос Хаксли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ваше Высочество, возможно, позабыли, – сказал мистер Баху, – что прошлым летом мне пришлось лечь на операцию. По поводу грыжи, – пояснил он. – Эта юная особа приходила каждое утро, ровно без четверти девять, чтобы ухаживать за мной. А потом исчезла на много месяцев. И вот я снова вижу ее!

– Пунктуальность, – изрекла рани, – одна из составных Большого Плана.

– Мне нужно сделать укол мистеру Фарнеби, – сказала юная сиделка.

– Предписание врача – закон, – воскликнула рани, явно переигрывая роль царственного персонажа, соблаговолившего выказать милосердие. – Повиноваться значит исполнять. Но где же мой шофер?

– Ваш шофер прибыл, – послышался знакомый голос. Муруган стоял в дверях – прекрасный, как Гани-мед. Юная сиделка весело взглянула на него.

– Привет, Муруган, то есть, Ваше Высочество. Она еще раз небрежно присела, что можно было расценить и как знак почтения, и как ироническую насмешку.

– Привет, Радха, – лениво процедил Муруган. Он подошел к матери.

– Машина у дверей, – сказал он. – Точнее говоря, так называемая машина.

С саркастическим смешком он Пояснил Уиллу: – Марка «бейби остин», 1954 года выпуска. Лучшее, что эта передовая страна смогла предоставить царской семье. Рендан снабдил своего посла «бентли», – с горечью добавил он.

– Который прибудет сюда через десять минут, – сказал посол, взглянув на часы. – Позволите ли вы мне расстаться с вами здесь, Ваше высочество?

Рани протянула ему руку. С благоговением добропорядочного католика, целующего перстень кардинала, мистер Баху склонился над ее рукой.

– Я полагаю – хотя, возможно, необоснованно, – обратился он к Уиллу, – что мистер Фарнеби еще немного потерпит мое присутствие. Вы мне позволите остаться? Уилл заверил посла, что получит от этого только удовольствие.

– Надеюсь, – спросил мистер Баху у сиделки, – что со стороны медицины возражений не последует.

– Со стороны медицины – нет, – отрезала девушка, подразумевая, что помимо медицинских существуют иные доводы против присутствия здесь мистера Баху. Рани, с помощью Муругана, поднялась со стула.

– Au revoir, mon cher [16]16
  До свидания, дорогой (франц.).


[Закрыть] Фарнеби, – сказала она, подавая ему украшенную драгоценностями руку. Улыбка ее была так сладка, что показалась Уиллу угрожающей.

– До свидания, мадам.

Рани повернулась, потрепала по щеке юную сиделку и выплыла из комнаты. Подобно полубаркасу в кильватере оснащенного всеми мачтами корабля, Му-руган проследовал за ней.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Потрясающе! – фыркнула юная сиделка, едва за посетителем захлопнулась входная дверь.

– Полностью с вами согласен, – сказал Уилл. На евангелическом лице мистера Баху промелькнула вольтеровская усмешка.

– Потрясающе, – повторил он. – Именно это слово услышал я от английского школьника, впервые увидевшего египетскую пирамиду. Рани производит похожее впечатление: ей присуща монументальность. Немцы о таких говорили: eine grosse Seele [17]17
  великая душа(нем.).


[Закрыть].

Усмешка исчезла, и лицо стало точь-в-точь как у Савонаролы – без сомнения, слова мистера Баху предназначались для печати. Маленькая сиделка неожиданно расхохоталась.

– Над чем вы смеетесь? – полюбопытствовал Уилл.

– Мне вдруг представилась египетская пирамида, закутанная в белый муслин, – сквозь смех проговорила девушка. – Доктор Роберт называет ее костюм мистической униформой.

– Остроумно, очень остроумно! – заметил мистер Баху. – Но, в самом деле, – добавил он уклончиво, – отчего бы мистикам не носить униформу, если им нравится?

Маленькая сиделка отдышалась, вытерла слезы и занялась приготовлением к инъекции.

– Я знаю, что вы сейчас думаете, – сказала она Уиллу. – Вы думаете, что я слишком молода и не умею как следует делать уколы.

– Да, я действительно считаю, что вы слишком молоды.

– У вас поступают в университет в восемнадцать лет и учатся четыре года. Мы становимся студентами в шестнадцать лет, а заканчиваем обучение в двадцать четыре. Но мы не только учимся, мы еще и работаем. Я вот уже два года изучаю биологию и работаю медсестрой. И потому я не так несмышлена, как кажется. Я уже довольно опытная сиделка.

– Что я могу подтвердить лично, – сказал мистер Баху.

По выражению лица этого весьма искушенного монаха можно было понять, что мисс Радха, помимо высокой профессиональной квалификации, обладает также первоклассной талией, первоклассными бедрами и первоклассным бюстом. Однако было ясно и то, что обладательница всех этих достоинств пренебрегла обожанием галантного Савонаролы. Но посол, не теряя надежды, вновь перешел в наступление.

Юная сиделка зажгла спиртовку и, пока кипятился шприц, измерила, пациенту температуру.

– Девяносто девять и две десятых.

– Это значит, что меня отсюда выставят? – поинтересовался мистер Баху.

– Если только пациент этого пожелает.

– Тогда оставайтесь, – сказал Уилл.

Сделав больному укол, маленькая сиделка достала из сумки пузырек с зеленоватой жидкостью. Наполнив наполовину стакан водой, она влила туда столовую ложку лекарства и разболтала.

– Выпейте-ка вот это, – велела она.

По виду смесь напоминала травяной отвар, наподобие тех, что ревнители здоровья пьют вместо чая.

– Что это? – осведомился Уилл.

Девушка объяснила, что это – экстракт травы, растущей в горах и по свойствам близкий к валериане. Успокаивает, но не действует как снотворное.

– Мы даем его выздоравливающим, – сказала Радха. – Его назначают также душевнобольным,

– Так кто же я, по-вашему, душевнобольной или выздоравливающий?

– И то, и другое, – не колеблясь, ответила девушка. Уилл рассмеялся.

– Вот что значит напрашиваться на комплименты.

– Я не хотела обидеть вас, – заверила его Радха. – Просто еще не встречался человек оттуда, который был бы душевно здоров.

– Включая посла?

– А как вы думаете? – ответила она вопросом на вопрос. Уилл переадресовал его послу.

– Вы в этом деле знаток, – сказал он.

– Решайте это между собой, – предложила юная сиделка. – А я пойду и приготовлю ленч для пациента.

Мистер Баху поглядел ей вслед; приподняв левую бровь, он выронил монокль и принялся полировать линзы носовым платком.

– У вас свое отклонение от нормы, – сказал он Уиллу, – а у меня свое. Вы шизоид – разве не так? А я параноик. Оба мы – жертва чумы двадцатого века; но, в данном случае, это – не Черная Смерть, а Серая Жизнь. Вас когда-нибудь привлекала власть? – спросил он, помолчав.

– Нет, никогда. – Уилл решительно покачал головой. – Можно ли достигнуть власти, не предав себя?

– И, опасаясь предать себя, вы отказывались от удовольствия помыкать другими людьми?

– Да, страх перевешивал стремление к удовольствию.

– Но хоть однажды вы испытали соблазн?

– Нет, никогда. Они помолчали. Наконец Уилл, переменив тон, сказал:

– Давайте вернемся к делу.

– Да, к делу, – повторил господин Баху. – Что вы мне скажете о лорде Альдехайде?

– Рани уже упоминала его редкостную щедрость.

– Меня не интересуют его добродетели. Насколько он умен, вот что меня занимает.

– Достаточно, чтобы понимать: ничего не делается задаром.

– Прекрасно, – сказал мистер Баху. – Тогда передайте ему от меня, что сведущим людям, стоящим у рычагов власти, следует платить примерно вдесятеро больше, чем вам.

– Я напишу ему об этом в письме.

– Напишите сегодня же, – посоветовал мистер Баху. – Завтра вечером из Шивапурама вылетает самолет, а следующего придется ждать целую неделю.

– Спасибо, что предупредили, – ответил Уилл. – А теперь, поскольку ее высочество и этот невыносимый юнец удалились, поговорим о другом искушении. Что вы скажете о сексе?

Мистер Баху замахал перед лицом костлявой коричневой рукой, словно пытаясь отогнать тучу насекомых.

– Телесный зуд, довольно досадный; унизительнейшее раздражение плоти. Но умный человек всегда способен справиться с ним.

– Как трудно понять чужие пороки!

– Вы правы. Каждый привязан к собственному безумию, особо подобранному для него Богом. «Ресса fortiter» [18]18
  Греши усердно (лат.).


[Закрыть], советует Лютер. Но старайтесь замечать свои пороки, а не чужие. И главное, в поступках своих старайтесь не подражать жителям этого острова. Не ведите себя так, словно вы здоровы и душой и телом. Все мы – умалишенные грешники на едином вселенском корабле, и корабль этот вот-вот утонет.

– Но крысы не торопятся убегать. Что вы на это скажете?

– Возможно, иные из них пытались бежать. Но не смогли уплыть далеко. История показывает, что крысы всегда тонут вместе с кораблем. Вот почему пример Палы не будет иметь успеха. Юная сиделка вошла в комнату, неся поднос.

– Пища буддистов, – сказала она, повязывая Уиллу салфетку, – за исключением рыбы. Но мы считаем, что рыба равноценна овощам. Уилл принялся за еду.

– Кроме рани, Муругана и нас с мистером Баху, – спросил он, прожевав и проглотив первый кусок, – много ли вам доводилось видеть людей оттуда?

– В прошлом году в Шивапурам приезжала группа американских врачей, – ответила девушка. – Я тогда как раз работала в Центральной больнице.

– С какой целью они приезжали?

– Их интересовало, отчего у нас так мало неврозов и кардиологических заболеваний. Вот уж врачи!.. – Девушка покачала головой. – Признаюсь вам, мистер Фарнеби, у меня волосы встали дыбом. Всех в больнице просто оторопь взяла.

– Вы находите, что наша медицина чрезвычайно примитивна?

– Нет, она не примитивна. Она ужасающа; ее и медициной-то нельзя назвать. Да, ваши антибиотики превосходны. Но лучше бы научиться повышать сопротивляемость организма, чтобы не приходилось к ним прибегать. Вы умеете делать фантастически сложные операции, но не умеете объяснить людям, как надо себя вести, чтобы прожить без них. И так абсолютно во всем. Если ваше здоровье подорвано, вам поставят заплату, но ничего не делается ради его поддержания. Помимо канализационных стоков и искусственных витаминов, профилактика почти отсутствует. А ведь у вас бытует пословица: лучше предупредить, чем лечить.

– Но лечить куда драматичней, чем предупреждать, – отозвался Уилл. – И для врачей значительно выгодней.

– Для ваших врачей – да, – ответила юная сиделка, – но не для наших. Нашим платят за то, что они сохраняют людям здоровье.

– Как же это делается?

– Мы задали себе этот вопрос еще в прошлом веке, и нашли множество ответов. Здесь все имеет значение: химия, психология, диетология, умение заниматься любовью, впечатления от окружающей обстановки, взгляд на свое место в мире…

– И где же вы нашли лучший ответ?

– Не существует отдельных ответов; все надо брать в совокупности.

– Следовательно, панацеи не существует.

– Откуда же ей быть?

И она прочитала стихотворение, которое каждая сиделка обязана затвердить наизусть в первый же день своего обучения: «Я» – общество, где столько же законов, Сколь граждан – и составом каждый сложен. Рецепт единый будет невозможен Там, где в основе – множество резонов.

– Поэтому, подбирая средства для профилактики или терапии, мы ведем наступление сразу на всех фронтах. Да, сразу на всех, – подчеркнула она, – от диеты до самовнушения, от отрицательных ионов до медитации.

– Разумно, – заметил Уилл.

– Слишком уж разумно, – отозвался мистер Баху. – Бы когда-нибудь пытались образумить маньяка? Уилл покачал головой.

– Я однажды пытался. – Мистер Баху приподнял со лба седую прядь. У самых корней волос виднелся шрам, странно бледный на коричневой коже. – К счастью, бутылка, которой он меня ударил, оказалась довольно хрупкой. Пригладив волнистые волосы, мистер Баху повернулся к маленькой сиделке.

– Запомните, мисс РадхаПрименительно к сумасшедшему, нет ничего безумней разума. Пала – крохотный остров, который со всех сторон окружают двести девяносто миллионов безумцев. И потому избегайте чрезмерного благоразумия. В стране дураков умный королем не станет. – На лице мистера Баху заиграла вольтеровская усмешка. – Его линчуют. Уилл рассмеялся и вновь взглянул на девушку.

– Много ли у вас кандидатов в психиатрическую лечебницу? – спросил он.

– Такой же процент, как и у вас в отношении к населению в целом. По крайней мере, так говорится в справочниках.

– Следовательно, никакой разницы, в разумном мире ты живешь или нет.

– Только не для тех, кто склонен к душевным заболеваниям в силу биохимических причин. Эти люди рождаются уязвимыми. Мелочи, которых другие не замечают, способны вывести их из равновесия. Мы как раз работаем над выяснением причин подобной уязвимости. Мы уже начали выявлять таких людей прежде, чем происходит срыв. И принимаем меры для повышения сопротивляемости. Вновь профилактика – и опять по всем направлениям в целом.

– Поэтому тем, кто склонен к психозам, следует родиться в разумно устроенном обществе.

– И тем, кто склонен к неврозам. У вас на пятерых, а то и четверых, приходится один невротик. А у нас только один на двадцать человек населения. Если срыв все же случается, такому человеку оказывается всесторонняя помощь. А в отношении остальных девятнадцати предпринимаются широкие профилактические меры. Но вернемся к американским врачам. Трое из них – психиатры, причем один непрерывно курит и говорит с немецким акцентом. И вот он читал нам лекцию. Что это была за лекция! – маленькая сиделка схватилась за голову. – Я никогда не слыхала ничего подобного.

– О чем же он рассказывал?

– О том, как лечат больных с невротическими симптомами. Они не применяют комплексного лечения, ограничиваясь полумерами. Физической стороны для них не существует. Пациент, помимо рта и ануса, ничего не имеет. Он не представляет собой целостный организм, не наделен от рождения определенным строением тела или темпераментом. Все, что у него имеется, – это два конца пищеварительного тракта, семья и душа. Но что представляет собой эта душа? Это не психические способности в целом; не та душа, каковой она на самом деле является. Да и как они могут изучать душу, не задумываясь об анатомии, биохимии, физиологии? Душа, оторванная от тела, – вот единственное направление, в котором они атакуют. Да и то далеко не в полном охвате. Лектор с сигарой говорил о бессознательном. Но единственный вид бессознательного, которому уделяется внимание – это негативное бессознательное, то есть мусор, от которого человек пытается избавиться, хороня его на самом дне. Никаких попыток помочь пациенту открыть в себе жизненную силу или природу Будды. Они даже не способны помочь пациенту лучше осознать повседневную жизнь. Вслушайтесь: – Здесь и теперь, друзья. Внимание. – Девушка искусно передразнила минаха. – Ваши врачи оставляют несчастного невротика биться в путах дурных привычек, которые не позволяют ему находиться «здесь» и «теперь». Это же чистейший идиотизм! Впрочем, врач с сигарой не заслужил подобного оправдания: он так умен, что дальше некуда. И потому идиотизм здесь ни при чем. Тут присутствует нечто умышленное, нечто намеренное, вроде того, как некоторые напиваются или убеждают себя, что любая нелепость, встречающаяся в священных писаниях, – истина. А теперь поглядите, кого они находят нормальными. Нормальным считается человек, испытывающий оргазм и приспособленный к жизни в обществе. Это просто поразительно! – Маленькая сиделка вновь схватилась за голову. – Они даже не задумываются, что для вас значит этот оргазм и каковы вообще ваши чувства, мысли, ощущения. И потом, что это за общество, в котором вам предстоит жить? Здоровое оно или больное? И даже если здоровое, разве может любой человек быть абсолютно приспособленным к нему?

– Кого Бог хочет погубить, – усмехнувшись, сказал посол, – того он лишает разума. Или, наоборот, делает слишком умным. – Мистер Баху поднялся и подошел к окну. – За мной пришла машина. Я возвращаюсь в Шивапурам, в свой рабочий кабинет.

Посол неспешно и торжественно распрощался с Уиллом. И вдруг добавил скороговоркой:

– Не забудьте про письмо. Это очень важно.

С заговорщицкой улыбкой он пошевелил сложенными в щепоть пальцами, словно пересчитывая невидимые деньги.

– Слава Богу, – сказала юная сиделка, когда он ушел.

– Чем он обидел вас? – поинтересовался Уилл. – Впрочем, догадываюсь. Банальный случай.

– Разве на родине господина посла принято предлагать деньги, чтобы уложить девушку в постель? А в случае отказа предлагать еще больше?

– Сплошь и рядом, – заверил ее Уилл.

– Мне это не нравится.

– Понимаю. Но могу ли я спросить: что вы думаете о Мурутане?

– А почему вы интересуетесь?

– Так просто, из любопытства. Я заметил, что вы с ним знакомы. Вы познакомились, наверное, полтора года назад, когда его мать была в отъезде?

– Откуда вам известно?

– Птичка прощебетала. Вернее, довольно крупная птица.

– Рани! Представляю… Она обрисовала это, как содом и гоморру?

– К сожалению, недостает некоторых сенсационных деталей. Рани ограничилась смутными намеками. Например, упомянула неких престарелых мессалин, которые дают уроки любви невинным юношам.

– Ему не помешали бы такие уроки!

– Рани также упоминала некую скороспелую беспутную девицу, ровесницу Муругана. Сиделка Аппу расхохоталась.

– Вы ее знаете?

– Эта скороспелая беспутная девица – я.

– Вы? Рани это известно?

– Муруган сообщил ей только факты, не называя имен, за что я ему очень благодарна. Видите ли, я вела себя очень глупо. Потерять голову из-за юноши, которого не любишь, и причинить боль тому, кого любишь. Что может быть глупей?

– Сердцу не прикажешь, – возразил Уилл, – не говоря уж о гормонах.

Они помолчали, думая каждый о своем. Уилл доел вареную рыбу с овощами. Сиделка Аппу подала тарелку с фруктовым салатом.

– Видели бы вы Муругана в белой атласной пижаме!

– А что, производит впечатление?

– Ах, как он хорош в ней! Вы не представляете. Нельзя быть таким красивым! Это даже нечестно. Достается же кому-то такое преимущество!

Увидев Муругана в белой пижаме, Радха окончательно потеряла голову. Два месяца, словно безумная, она, забыв о верном возлюбленном, преследовала человека, который ее терпеть не мог.

– И вам удалось добиться хоть малой благосклонности от юноши в белой пижаме?

– Да, мы уже были в постели. Но когда я поцеловала его, он выскользнул из-под простыни и заперся в ванной. Он не выходил до тех пор, пока я не передала ему пижаму через фрамугу и не пообещала, что не буду приставать. Сейчас я уже могу смеяться, но тогда…– Она покачала головой, – Трагедия, да и только. По моему сердитому виду все сразу поняли, что произошло. Нет, от скороспелой беспутной девицы там не было толку. В чем он нуждался, так это в регулярных уроках.

– Окончание истории мне известно, – сказал Уилл. – —Мальчик написал мамочке, та прилетела за ним и умчала в Швейцарию.

– Возвратились они примерно полгода назад. Месяца три провели в Рендане, у тетушки Муругана.

Уилл едва не упомянул полковника Дзйпу, но вспомнил о своем обещании Муругану и промолчал. Вдруг за окном в саду раздался свист.

– Простите, – сказала маленькая сиделка и подошла к окну. Радостно улыбнувшись, она помахала рукой.

– Это Ранга.

– Кто такой Ранга?

– Мой друг, которого я упоминала. Он хочет задать вам несколько вопросов. Можно ему зайти на минутку?

– Конечно. Радха обернулась и помахала юноше.

– Насколько я понимаю, белая атласная пижама уже позабыта. Девушка кивнула.

– Трагедия была одноактной. Потерянная голова быстро отыскалась, и я поняла, что он все еще любит и ждет меня.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел долговязый молодой человек в легких спортивных туфлях и шортах цвета хаки.

– Ранга Каракуран, – представился он, пожимая руку Уиллу.

– Если бы ты пришел на пять минут раньше, – сказала Радха, – имел бы удовольствие встретить мистера Баху.

– Он был здесь? – поморщился Ранга.

– Чем же он нехорош? – спросил Уилл. Ранга предъявил обвинения:

– Первое. Он нас ненавидит. Второе. Он дрессированный шакал полковника Дайпы. Третье. Он является неофициальным представителем всех нефтяных компаний. Четвертое. Этот грязный боров обхаживает Радху. И пятое: он выступает за возрождение религии. Выступает с лекциями и даже книгу об этом написал. Издана она с предисловием ученого богослова из Гарварда. Все это имеет отношение к кампании против независимости Палы. Бог – своего рода алиби для полковника Дайпы. Почему бы преступникам открыто не заявить о своих планах? Но они предпочитают прикрываться высокими устремлениями. Вся эта отвратительная идеалистическая болтовня способна вызвать тошноту. Радха подошла к нему и потянула за ухо.

– Ты, маленькая…– начал он сердито, но умолк и рассмеялся. – Все равно, – заметил он, – не надо дергать так больно.

– Вы всегда его так останавливаете?

– Да, когда он чересчур раздражен или говорит лишнее. Уилл обернулся к юноше.

– А вам приходилось драть ее за уши? Ранга засмеялся.

– Я предпочитаю шлепать ее по мягкому месту, – ответил он. – К сожалению, она редко этого заслуживает.

– Она уравновешенней, чем вы?

– Уравновешенней? Да она чересчур здорова.

– Следовательно, вы просто здоровы. Ранга покачал головой.

– Пожалуй, имеется небольшой сдвиг влево. Иногда я чувствую ужасную депрессию; мне кажется, я ни к чему не пригоден.

– На самом деле, – сказала Радха, – он такой способный студент, что его посылают в Манчестерский университет изучать биохимию. Даже специальную стипендию для этого выделили.

– И как вы поступаете, когда он принимается разыгрывать перед вами отчаявшегося грешника? Дерете за уши?

– Да, – ответила она, – но есть и другие средства… Радха и Ранга взглянули друг на друга и расхохотались.

– Совершенно верно, – сказал Уилл. – Но, учитывая эти обстоятельства, охотно ли Ранга расстанется с Палой? Пусть даже всего на пару лет.

– Не очень, – признался Ранга.

– Он должен ехать, – твердо сказала Радха.

– Но, живя там, будет ли он счастлив?

– А вот об этом я и хотел вас спросить, – сказал Ранга.

– Что ж, климат вам не понравится, пища тоже, не говоря уж о шуме и запахах, да и архитектура покажется непривлекательной. Но вы обязательно увлечетесь работой и, возможно, подружитесь со многими.

– А какие там девушки? – поинтересовалась Радха.

– Что бы вы хотели услышать в ответ? – сказал Уилл. – Утешительную ложь или слова истины?

– Я хочу знать правду.

– Правда, дорогая моя, заключается в том, что Ранга будет иметь головокружительный успех. Многие девушки найдут его неотразимым. И некоторые из них тоже окажутся привлекательными. Каково вам будет, если он не устоит?

– Я буду за него рада. Уилл поглядел на Рангу.

– А как вы отнесетесь к тому, если Радха найдет утешение с другим юношей, пока вас здесь не будет?

– Мне бы следовало за нее порадоваться; не знаю, сумею ли.

– Вы возьмете с нее обещание хранить верность?

– Я не буду требовать никаких обещаний.

– Несмотря на то, что она ваша девушка?

– Она сама себе хозяйка,

– И Ранга – сам себе хозяин, – ответила маленькая сиделка. – Он волен делать все, что ему хочется. Уилл вспомнил землянично-розовый альков Бэбз и злобно расхохотался.

– И даже то, чего не хочется, – сказал он. Юноша и девушка взглянули на него с некоторым изумлением. Уилл спохватился и сказал со спокойной улыбкой:

– Я забыл, что один из вас чересчур здоров, а у другого всего лишь небольшой сдвиг влево. Где вам понять, о чем болтает сумасшедший из больного мира? Не дав им ответить, он продолжал: – Скажите, давно ли…– Уилл замялся. – Возможно, я не достаточно скромен… Но тогда вы просто напомните мне, что не следует соваться не в свое дело. И все же, мне хотелось бы знать, из простого человеческого любопытства, давно ли вы стали друзьями.

– Именно друзьями? Или любовниками?

– Что ж, раз зашла о том речь, почему бы не выяснить сразу оба вопроса?

– Так вот, подружились мы с Рангой в раннем детстве. А любовниками стали, когда мне исполнилось пятнадцать с половиной, а Ранге семнадцать лет. И вот

уже два с половиной года мы вместе, не считая приключения с белой пижамой.

– И никто не возражал?

– А на каком основании?

– В самом деле, на каком основании? – откликнулся Уилл. – Однако в том мире, где я живу, возражать бы стал всякий.

– А что вы скажете нам о юношах?

– Теоретически, им предписано меньше запретов, чем девушкам. Но на практике… Вообразите, что происходит, когда пять – шесть сотен подростков помещают в одном пансионе. Случается ли у вас здесь такое?

– Конечно.

– Удивительно.

– Чему же тут удивляться?

– Хотя бы тому, что даже девушкам здесь все позволяется.

– Но один вид любви не исключает другой.

– И оба вида узаконены?

– Разумеется.

– Значит, никто бы не осудил Муругана, если бы он заинтересовался другим юношей в пижаме?

– Да, если бы они при этом были добрыми друзьями.

– Но, к сожалению, – сказала Радха, – рани сделала все, чтобы он интересовался только ею. Ею и собой.

– И никаких юношей?

– Возможно, сейчас кто-то есть. Не знаю. Но тогда – это я знаю точно – для него никого не существовало. Ни юношей, ни девушек. Только мама, мастурбации и Просветленный Учитель. Список дополнят пластинки с джазовой музыкой, спортивные автомобили и гитлеровские замыслы стать Великим Вождем и превратить Палу в то, что он называет современным государством.

– Три недели назад, – сказал Ранга, – он и рани были во дворце в Шивапураме. Они пригласили нас, студентов университета, и Муруган изложил свои идеи

о нефти, индустриализации, телевидении, вооружении и о Крестовом Походе Духа.

– Ему удалось кого-нибудь обратить? Ранга покачал головой.

– Кому же захочется променять богатую, бесконечно интересную, добрую жизнь на дурную, бедную и неизмеримо скучную? Мы не нуждаемся ни в ваших быстроходных катерах, ни в телевидении. Еще менее нам нужны ваши войны и революции, ваши восстания и политические призывы, и ваша метафизическая чушь из Рима или Москвы. Вы когда-либо слышали о мэйтхуне? – спросил он.

– Мэйтхуне? – спросил он. – Что это такое?

– Обратимся сначала к истории, – ответил Ранга и с солидностью и педантизмом студента, который читает доклад о вещах, недавно им изученных, принялся рассказывать: – Буддизм был занесен на Палу около двенадцати веков назад, но не с Цейлона, а из Бенгалии; была и вторая волна: через Бенгалию из Тибета. Поэтому на Пале исповедуют махаяна-буддизм, насквозь пронизанный тантрой. Вам известно, что такое тантра? Уилл признался, что имеет о тантре весьма туманное представление.

– Сказать правду, – заявил Ранга со смешком, пробившимся сквозь скорлупу лекторского педантизма, – я и сам знаю не больше вашего. О тантре можно говорить долго, там немало глупостей и предрассудков, которые не стоят внимания. Но есть и здоровая основа. Тантристы не отрицают существования мира, ни его ценности, не стремятся достичь нирваны, чтобы спрятаться от жизни, подобно монахам южной школы. Напротив, они принимают мир и используют все – начиная с собственных поступков и включая зрительные, слуховые, осязательные, вкусовые впечатления, – чтобы освободиться из тюрьмы собственного «я».

– Звучит неплохо, – скептически вежливо заметил Уилл.

– Но мы на этом не останавливаемся, – заявил Ранга, и студенческий педантизм растворился в горячности юношеского прозелитизма, – и здесь-то и видна разница между вашей и нашей философией. Западные философы, даже лучшие из них, всего лишь неплохие говоруны. Восточным философам зачастую недостает красноречия. Но это не важно. Цель их философии – не слова. Восточная философия прагматична и действенна. Она подобна философии современной физики, однако рассматривает предметы, относящиеся к психологии, и приводит к трансцендентальным результатам. Ваши метафизики, утверждая что-либо о природе человека и о вселенной, не способны научить читателя познавать истинность их высказываний. Мы же свои высказывания сопровождаем целым рядом советов, помогающих на деле убедиться в силе наших утверждений. Например, Tat tvam asi: Ты – это Тот, сердцевина всей нашей философии.

– Tat tvam asi, – повторил Уилл.

– Это кажется утверждением из области метафизики; но в действительности это касается психологического опыта, причем наши философы учат, что нужно сделать, чтобы этот опыт пережить самому и убедиться в истинности высказывания. Средства эти называются йога, дхьяна или дзен, а в особых случаях – мэйтхуна.

– Итак, мы возвращаемся к моему вопросу. Что же такое мэйтхуна?

– Вам следует спросить об этом Радху.

– Так что же это? – обратился Уилл к маленькой сиделке.

– Мэйтхуна, – серьезно ответила девушка, – это йога любви.

– Для посвященных или профанов?

– Не имеет значения.

– Видите ли, – пояснил Ранга, – прибегая к мэйт-хуне, вы из профана делаетесь посвященным.

– Буддхатван йоша йонисаншршпан, – процитировала девушка.

– Только не на санскрите! Что значат эти слова?

– Как переводится буддхатван, Ранга?

– Буддоподобность, буддоподобие; или состояние просветленности. Радха кивнула и вновь обратилась к Уиллу.

– Это означает буддрподобие, пребывающее в йони.

– В йони?

Уилл вспомнил маленькие каменные эмблемы Вечной Женственности, которые он купил как сувениры для девиц-секретарш у горбатого продавца bondieuseries в Бернаресе. Восемь анн с изображением черных йони, двенадцать – с почитающимися более священными йони-лингам.

– В буквальном смысле – в йони? Или метафорически?

– Что за нелепый вопрос! – воскликнула маленькая сиделка и звонко, от всей души, расхохоталась. – Кто же занимается любовью метафорически? Буддхатван йоши йонасаншритан– повторила она. – Полнее и буквальнее не скажешь.

– Вы когда-нибудь слышали об обществе Оней-да? – спросил Ранга.

Уилл кивнул. Он был знаком с одним американским историком, который специально изучал общества, возникавшие в девятнадцатом веке.

– Но откуда вы о нем знаете?

– О нем упоминается во всех наших учебниках философии. По существу, мэйтхуна – это то, что в обществе Онейда называлось Мужским Воздержанием и чему римские католики дали наименование coitus reservatus [19]19
  задержанное совокупление (лат.).


[Закрыть].

– Резерватус, – повторила маленькая сиделка, – слышать не могу без смеха это слово. Какой зарезервированный молодой человек! По обе стороны ослепительной белозубой улыбки вновь появились ямочки.

– Не дурачься, – строго сказал Ранга, – все это очень серьезно.

– Но «резерватус» и вправду такое смешное слово! – оправдывалась девушка.

– Короче говоря, – заключил Уилл, – это контроль над рождаемостью без применения контрацептивов.

– Но этим дело не ограничивается, – сказал Ранга. – Мэйтхуна означает нечто еще, гораздо более важное. Юный педант вновь заявил о себе.

– Вспомните, – настойчиво продолжал Ранга, – вспомните, что особенно подчеркивал Фрейд.

– Трудно сказать. Он выделял много мотивов.

– Но едва ли не важнейший из них – детская сексуальность. В младенчестве и раннем детстве мы обладаем врожденной сексуальностью, не сосредоточенной в половых органах; она как бы разлита по всему телу. Это унаследованный нами рай. Но мы теряем его, когда становимся взрослыми. Мэйтхуна помогает вернуть утраченный нами рай. – Он обернулся к Радхе. – У тебя хорошая память, – сказал он девушке. – Какое высказывание Спинозы приводится в учебнике прикладной философии?