Текст книги "Жнецы суть ангелы"
Автор книги: Олден Белл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Темпл хотела, чтобы Малкольм увидел эту статую. Ради нее они сделали крюк, остановили машину и начали глазеть на гиганта, чувствуя себя маленькими и тщедушными букашками.
– Кто создал ее? – спросил Малкольм.
– Не знаю. Наверное, городские власти.
– А зачем?
– Не знаю, – пожав плечами, ответила она. – Мне кажется, людям нравилось строить что-то большое. Возможно, они чувствовали гордость за свои свершения… за технический прогресс.
– Прогресс? К какой цели?
– Не важно. Лишь бы подниматься выше, опускаться глубже или перемещаться куда-то дальше. Пока находишься в движении, тебе не важно, куда ты идешь или за чем ты гонишься. Вот почему люди назвали это прогрессом. Волевым движением в какую-нибудь сторону.
– А теперь кто-то создает подобные статуи?
– Вряд ли, насколько я знаю.
– Потому что больше нет прогресса?
– О чем ты говоришь? Прогресс существует всегда. Просто его перестали воплощать в виде железных статуй.
– И где он теперь?
– Во многих вещах. Например, внутри тебя.
– Внутри меня?
– Конечно. В истории планеты еще никогда не было такого мальчика, как ты. Мальчика с твоим багажом впечатлений и с теми битвами, в которых ты сражался. Фактически, ты уникальное явление. Абсолютно новый тип человека.
Он почесал нос и поразмышлял над ее словами, затем снова перевел взгляд на железного человека.
– В любом случае, мне нравится эта статуя, – сказал Малкольм. – Она никогда не умрет.
Он был прав. Ради этой статуи они сделали крюк и остановили машину. Они смотрели на нее снизу вверх. И когда случилась беда, они уже не могли повернуть время вспять и изменить произошедшее. Хотя Малкольм был прав насчет железного человека. Могучий гигант являлся символом изобретательности, человеческой гордости и бессмертного духа эволюции. Эта мощная фигура бросала длинную тень, которая пересекала шоссе и тянулась к плодовитым равнинам Америки – через всю страну глупости и изумления, капитала и порочности.
Те прежние люди, наверное, чувствовали себя, как Господь на ужине в небесах между розовыми и синими горизонтами. Они взрывали границы мира своим дыханием и индустриализацией, и казалось, что даже Бог мог задохнуться в восторге от такой красоты и умереть бездыханным, глядя на свое творение. Все эти западные «Разор редс»[3]3
Название журнала мод.
[Закрыть] и виды нищего, но элегантного Юга, всегда остававшегося на плохом пайке; вой койотов и кудзу,[4]4
Кудзу – восточно-азиатское лазающее растение Pueraria lobata. Завезено в США для борьбы с эрозией почв, одичало, превратившись в злостный сорняк.
[Закрыть] эта зеленая чума, заполонившая всю территорию; запыленные окна, не видевшие тряпку уборщицы, с тех пор как…
– Эй, – окликнул ее Джеймс. – О чем ты задумалась?
Темпл поняла, что слишком долго ничего не говорила. Ей не нравилось думать о некоторых вещах, потому что такие размышления поглощали каждую клеточку ее ума и тела.
– Что? – отозвалась она.
– Я спросил тебя о мальчике. Что с ним случилось?
– Его больше нет.
– Но что произошло?
Она еще раз посмотрела на Джеймса, на его бледную кожу и темные глаза. Теперь он стал другим. Он будто плавал в воздухе. Чтобы заставить парня замолчать, она склонилась к нему и поцеловала его в губы. Бутылка, стоявшая между ними, упала на землю. Ее опалило мужское дыхание. Оно вдруг превратилось в ее дыхание, и вкус его губ вызывал жар упоения. Руки Джеймса ласкали ее лицо. Он целовал Темпл с такой страстью, словно хотел проглотить ее целиком.
Какое-то время прошло в поцелуях. Они напоминали двух горных волков, которые кусали друг друга, играя. Она приподнялась и, развернувшись, устроилась на коленях Джеймса, затем опустила руки и расстегнула «молнию» на его брюках.
– Эй, подожди, – проворчал он, отстраняясь от ее поцелуев. – Мы не можем так… Ты…
– Все нормально, – прошептала она, чувствуя на шее влагу от его нежных губ. – Я уже потеряла свой шанс когда-нибудь иметь детей.
Темпл провела пальцами по мужскому члену и сжала его в руке. Тот был горячим и твердым, готовым пройти через все препятствия. Она прижалась к Джеймсу.
– Нет, подожди, – возразил он опять. – Это неправильно. Мне двадцать пять, а тебе…
– Замолчи. Просто дари мне любовь. Я не хочу ни о чем думать. Давай сделаем это прямо сейчас.
Она накрыла его рот губами, приподняла платье из тафты и, приспустив трусики, направила горячий член в себя. Колени Темпл болели на деревянных планках скамьи, но внутри уже двигался живой стержень, и ей нравилось, как ее тело держалось на нем. Ей нравилось думать об удовольствии, которое Джеймс получал от ее нижней части тела, – той, что отличала ее от мужчин и делала женщиной. Это слово заплясало в звеневшей голове – женщина, женщина, женщина! – и она поверила, что их связь была правильной. Проклятье! Еще бы не верить, когда она чувствовала это в своем животе, и в пальцах ног, и даже на кончиках зубов.
* * *
На следующий день она проснулась рано – солнце только поднялось над горизонтом. Темпл подошла к окну и осмотрела прямую подъездную дорогу, длинный разлом, тянувшийся между холмов, и огромное румяное небо, открывавшееся за створом каньона. Заглянув в смежную комнату, она увидела громоздкое тело, запутавшееся в простынях и одеяле. Обе подушки валялись на полу. Одна рука мужчины покоилась на ночном столике, под которым лежал сбитый будильник.
– Глупыш! Ты образец беспомощности!
Она подняла будильник и попыталась накрыть простыней храпевшую фигуру. При этом оголились его ноги. Темпл обошла кровать с другой стороны, попробовала высвободить конец одеяла, но не смогла натянуть его до обнажившихся бедер. В конце концов, она отказалась от своей затеи и встала перед ним, упершись руками в бедра.
– Хорошо, что мы нашли тебе этот дом. В одном ты меня точно не переубедишь: я тебе не мама!
Спускаясь по лестнице, она услышала музыку, доносившуюся из гостиной. Миссис Гриерсон сидела в кресле с высокой спинкой, похожей на веер. Рядом на проигрывателе крутилась граммофонная пластинка. Пожилая женщина вязала какую-то длинную, голубую, как глаза ребенка, вещь.
– Ты рано встала, моя милая, – сказала миссис Гриерсон.
– Я не привыкла много спать.
– Ты такая же непоседа, как и я.
– Наверное, вы правы.
Сев рядом со старушкой, она меняла пластинки, когда те заканчивались. До сих пор она видела проигрыватели только в старых фильмах. Ей всегда нравились подобные устройства с точными механизмами. Веселые и быстрые мелодии, с множеством труб и барабанов, создавали впечатление, что в комнате находилась толпа танцующих людей, одетых в свитера и юбки.
Чуть позже их позвали на завтрак – с бисквитами, джемом и кофе. Все Гриерсоны сидели за столом. Ричард и его бабушка пытались вести приятную беседу. Джеймс посматривал на Темпл всякий раз, когда она переводила взгляд в сторону. Она видела это уголками глаз. После завтрака, взяв тарелку с несколькими бисквитами, она поднялась в комнату глупыша. Мейси помогла ей одеть и накормить медлительного «медвежонка». Горничная была очень доброй и разговаривала с ним, как с большим ребенком, а он, в свою очередь, послушно выполнял ее указания.
Через час Темпл устала от безделья. Миссис Гриерсон раскладывала пасьянс в гостиной. Ричард снова и снова разучивал на рояле одну и ту же мелодию – причем, насколько она могла судить, без вариаций. Джеймс куда-то пропал. Темпл не понимала, как люди могли жить такой жизнью, сидя в доме с окнами, откуда открывался вид на места, где они никогда не бывали.
Она вышла во двор и прогулялась до подъездной дороги, затем поднялась на поросший лесом холм, нашла электрическую ограду и, стараясь не влезать ногами в лужи, проследовала вдоль нее по всему периметру поместья. Это была обширная территория, и Темпл потребовалось полчаса, чтобы обойти ее кругом. У боковой стены особняка располагалась увитая виноградником беседка. С одной из шпалер свисали деревянные качели. Она села на них и сделала несколько махов вперед и назад.
– Чем занимаешься?
Джеймс стоял неподалеку, прислонившись к дереву.
– Ничем, – ответила Темпл. – Просто захотелось покачаться. Конструкция трещит, но работает.
– Это не все, что ты делаешь. Я заметил, что сегодня утром ты дважды прогулялась вокруг поместья. Проводишь рекогносцировку?
– Нет. Я просто удивляюсь тому, как мой мир вдруг уменьшился настолько, что мне дважды удалось обойти его за одно утро.
Джеймс кивнул головой.
– А ты, значит, следил за мной? – спросила она.
– Послушай, прошлой ночью… Я не должен был… Я не хочу, чтобы ты… Мне кажется, это была ошибка.
– Ты так считаешь? Ты хочешь сказать, что не любишь меня? Неужели ты не подаришь мне белое платье и не возьмешь меня в жены?
Она захохотала.
– Не смейся, – глядя на ее ноги, ответил он. – Я просто пытаюсь прояснить ситуацию. Ты…
– Выходит, я отдала свою цветущую женственность мужчине, который не строит в уме благородных планов о нашем совместном будущем?
Темпл снова рассмеялась. Джеймс выглядел жалким и смущенным.
– Когда ты собираешься отвести меня к своему отцу, чтобы мы получили его благословение?
– Прекрати! – крикнул он.
В его глазах сверкнули искры гнева.
– Ладно, успокойся. Я просто подшучиваю над тобой. Вы, Гриерсоны, очень обидчивые люди. Сначала угощаете бисквитами и показываете модели кораблей, а затем распространяете вокруг себя ярость и ужас. Такое впечатление, что ваше семейство обитает на двух полюсах, пока все остальные люди бродят по широкой середине мира.
– Прости, но ты заговорила о моем отце.
– Он болен, верно? Как долго он болеет?
– Около года.
– А что за болезнь? Что с ним случилось?
– Ну, во-первых, он родился Гриерсоном. Сама наша семья – уже болезнь.
– Ты преувеличиваешь. Не так уж вы и плохи. Возможно, немного странные, но достаточно сердечные.
– Сердечные?! – фыркнул он. – Ты хочешь увидеть нашу сердечность? Тогда я покажу тебе ее. Идем! Я познакомлю тебя с моим отцом.
– Джеймс, подожди! Это была только шутка. Я не хочу встречаться с еще одним Гриерсоном. Мне и остальных вполне достаточно.
– Он тебе понравится. Он совсем другой. Общительный и любознательный.
Джеймс схватил ее за руку и повел в дом. Оказавшись внутри, они не стали подниматься вверх по главной лестнице, а прошли на кухню – к той двери, которая вела в подвал. Воздух здесь был затхлым, и Темпл уловила в нем знакомый зловонный запах. Когда ее спутник щелкнул выключателем, на потолке засияло несколько люминесцентных ламп. Она увидела клетку, сделанную из досок и проволочной сетки. Цементный пол устилали вязаные коврики. Сначала ей показалось, что клетка была пустой, но затем она увидела фигуру, сидевшую в углу.
– Познакомься с Рэндольфом Гриерсоном, – произнес Джеймс, – патриархом нашего семейства и единственным сыном Эдны Гриерсон. Этот яркий образчик американской аристократии когда-то был моим отцом.
Зомби медленно приподнял голову, выставляя на обозрение пересохшие губы, впалые глаза и серую кожу с отвратительными черными пятнами, которые шелушились по краям. Его взгляд был мутным, как у слепого человека. Казалось, что он полагался скорее на слух, чем на зрение.
– Джеймс, как давно твой отец стал мертвяком?
– Около года назад. Ты должна понять, что Гриерсоны не желают расставаться со своим прошлым. Вот, наверное, на что ты ссылалась, говоря о сердечности моих родственников.
Рэндольф Гриерсон не походил на тех слизняков, которых она видела прежде. Он царапал голову истертыми кончиками пальцев, и кожа кусками отлетала от его скальпа. В покрасневших слезящихся глазах сиял азарт охоты. Он вопросительно смотрел на двух людей, стоявших перед ним за проволочной сеткой. Казалось, Рэндольф Гриерсон молча задавал им философские вопросы: какова форма Земли и где мы на ней находимся? Зомби сделал несколько вялых шагов и, стараясь дотянуться до Темпл, просунул пальцы через проволочную сетку. Она, привлеченная загадочным взглядом, еще раз взглянула в его глаза.
– Он когда-нибудь видел других слизняков?
– Нет, не видел, – ответил Джеймс.
– То есть он не знает, кем стал?
– Думаю, что не знает. О Господи!
Молодой человек покачал головой. Темпл приподняла руку и прикоснулась к пальцам Рэндольфа Гриерсона.
– Твой отец осознает неправильность происходящего. Но он не может понять, что с ним случилось. Ему кажется, что он совершил дурной поступок. И он ищет способ искупить свою вину.
– Будь осторожна! Он укусит тебя, если ты дашь ему такую возможность. Живой он был образцом благородства и чести. Однако, став мертвым, он ничем не отличается от любого слизняка.
– Я не сомневаюсь в этом, – скрестив руки, сказала Темпл. – Он очень слабый. Чем вы кормите его?
– В том-то вся и беда. Мой брат считает, что его можно обмануть, подсовывая свинину, телятину или конину. Но папочка Рэндольф не желает подмены.
– Иногда я видела, как слизняки питались животными. Хотя это случалось очень редко. После длительного голода кто-нибудь из них сходил с ума и показывал другим пример.
Джеймс с изумлением посмотрел на нее.
– Ты так много знаешь о зомби.
– Я постоянно путешествую. Когда ты в пути, слизняки создают большие сложности, и их приходится избегать.
– А ты когда-нибудь видела, чтобы кадавра держали как домашнее животное?
– Нет. Такого я еще не видела.
– Значит, Гриерсоны еще не разучились удивлять людей своими поступками! В любом случае, я был немного удивлен, что моя бабушка не скормила тебя этому слизняку.
– Ты должен ее понять. Она любит своего сына.
– Он больше не ее сын.
– Я знаю.
* * *
Она научилась называть этот большой дом по имени – «Белле Айл», – и ей нравилось исследовать его укромные уголки, потому что там хранились удивительные вещи. Например, зеленые кукольные домики, с белыми фронтонами и миниатюрными свинцовыми очагами, на которых стояли крохотные кастрюльки. Или полки со старыми иллюстрированными книгами. Она аккуратно брала их в руки и раскрывала на мохнатом ковре, любуясь красивыми рисунками. Коридоры на верхнем этаже вели к многочисленным комнатам, и никто не запрещал ей входить в любую из них.
Открыв очередную дверь, она обнаружила какую-то мастерскую. У дальнего окна стоял стол, заваленный мелкими инструментами, стальными щипчиками, миниатюрными тисками, болтами из светлого дерева и кусками тонкой бронзовой фольги. В центре стола на причудливой подставке располагался перевернутый вверх дном миниатюрный макет корабля. Его корпус был наполовину покрыт полосками меди длиной с зубочистку. На всех предметах виднелся тонкий слой опилок. Она с улыбкой склонилась над столешницей и попыталась сдуть вездесущую пыль.
На стенах висели географические карты, размеченные пунктирными линиями и красными крестиками – маршрутами путешествий, которые тянулись через синие океаны. Кончиком указательного пальца она проследила одну из пунктирных линий, прочерченных через демаркационные границы прежних стран, – от города с неизвестным названием к другому городу.
– Кто разрешил тебе входить сюда? – раздался голос за ее спиной.
Она повернулась и увидела Ричарда Гриерсона. Он, подбоченившись, стоял в дверном проеме. Парень был старше ее на пять лет, но он относился к тому виду молодых мужчин, которые еще не полностью прошли этап мальчишества.
– Я провожу инвентаризацию, – пошутила она. – Как здорово! У тебя тут настоящая капитанская каюта!
Стряхнув с себя напускной гнев, Ричард самодовольно поправил лацканы куртки.
– Прошу прощение за грубый тон, – сказал он с почти женским жеманством. – Мы не привыкли к гостям. Конечно, ты можешь входить сюда в любое время.
– Неужели все эти корабли, которые я видела в доме, сделаны твоими руками? – спросила она.
– Да, их сделал я.
– Ты настоящий мастер, Ричард! Чтобы создавать такие миниатюрные модели и музицировать на рояле, нужны чувствительные пальцы. К сожалению, мои руки предназначены для более грубой работы.
Темпл приподняла вверх ладони, и он, увидев ее отсеченный мизинец, брезгливо поморщился.
– Я согласен с тобой, – начал он, – но хотел бы заметить…
– Ты и карты рисуешь?
– Нет, – ответил юноша. – Я взял их из географических атласов. Джеймс приносит мне все книги, которые он находит в опустевших городах.
– Понятно. Значит, карты рисовал не ты. Но маршруты-то твои?
– Да, мои.
– И для чего они нужны?
Его лицо посветлело. Он подошел к ней и снял с нижней полки несколько книг.
– Когда все вернется к нормальной жизни, я отправлюсь путешествовать по этим местам. Я собираюсь пройти под парусом вокруг света.
– Ого! А ты сможешь?
– Люди плавали. Вот смотри! Ты что-нибудь знаешь о Новой Зеландии?
– Нет. Я даже ничего не слышала о Старой Зеландии.
– У меня тут собрана кое-какая информация, – сказал он, открывая альбом с яркими фотографиями покатых холмов, высоких гор, изогнутых кустов и чужеземных рынков, с уличными ларьками и людьми в цветастых одеждах.
Это были почтовые открытки со всего мира. Огромная коллекция красивых пейзажей.
– Видишь? Австралийская пустыня. Портовый город на Таити.
А дальше был Мадагаскар. И Гренландия, на самом деле оказавшаяся не зеленой страной, а островом, который круглый год был покрыт льдами.
– Подумать только! – прошептала Темпл. – И ты собираешься добраться до всех этих мест?
Он закрыл альбом и, нахмурив брови, посмотрел на переплет.
– Я должен попытаться, – ответил Ричард.
– Почему же ты не отправишься в путешествие прямо сейчас? – спросила она. – Ведь Гренландия не сдвинется с места. Чего ты ждешь?
Он бросил на нее недоумевающий взгляд.
– Пока свирепствует чума, это невозможно сделать. Но однажды мир вернется к своему прежнему состоянию.
– А что ты знаешь о прежнем состоянии? Ты старше меня на пять лет. Мы с тобой родились в одном и том же мире.
– Я много читал о тех временах.
Он указал рукой на потертые книги, стоявшие рядами на полках.
– Видишь эти тома? Их сотни! Я знаю, каким был наш мир! И каким он может стать снова. Бабушка говорит, что нужно подождать. Это лишь вопрос времени!
Ричард улыбался, но такие улыбки обычно бывали у людей, прятавшихся в дальних уголках своего разума, где хранились яркие фантазии, нарисованные детскими цветными мелками.
Темпл посмотрела на книги, на корочки томов, едва проступавшие под слоем опилок. Она взглянула на игрушечные корабли, сделанные для воображаемых путешествий по красным пунктирным линиям карты. Она еще раз посмотрела на экзотические почтовые открытки в альбоме, все еще раскрытом перед ней. И ей вдруг стало ясно, что эти страны и города были только названиями, хранившимися в уме Ричарда. Ей захотелось дополнить его чудесные несбыточные мечты, додумать их своими собственными вымыслами, но что-то в них заставило ее почувствовать тоску. Они показались ей самыми грустными и печальными надеждами, которые она когда-либо встречала в своей жизни.
* * *
Началась вторая неделя ее пребывания в особняке. Она задержалась здесь на больший срок, чем хотела. Иногда она обходила ограду в течение дня, иногда – помогала Мейси на кухне, чтобы заняться хотя бы каким-нибудь делом. Миссис Гриерсон научила ее пинаклу, но Темпл оказалась слишком хорошей в этой карточной игре. Из милосердия она проигрывала старой женщине в половине партий. Каждый вечер она поднималась на холм, смотрела на город и считала огоньки. В какие-то дни ее сопровождал Джеймс Гриерсон, в другие – она оставалась одна.
Порою ночами она проходила по коридору, открывала дверь его спальни, и он ждал ее в постели. Если Джеймс не был слишком пьян, они занимались сексом, но Темпл никогда не засыпала рядом с ним, потому что не имела такой привычки и не собиралась обретать ее. Глядя в темноте на лицо мужчины, она гадала, откуда исходил тот свет, который отражался в его глазах. Они пили из одной бутылки, и Джеймс говорил, что следующий раз она может пойти вместе с ним на поиски припасов. Темпл кивала головой, надеясь к тому времени уже уехать отсюда. Она мечтала о дороге, о длинной магистрали, которая вела бы в глубь страны навстречу новым городам с живым и мертвым населением.
Вставал вопрос, куда отправиться дальше. Она жила на юге долгое время – почти столько, сколько помнила себя. Она, как дрозд, летала взад и вперед от столба к столбу вдоль одной и той же рухнувшей ограды. А что если рвануть на север и посмотреть на Ниагарский водопад, о котором рассказывал охотник Ли? На всю эту воду, с грохотом падавшую с края Земли? На реку, которую Бог согнул под странными углами? Да, такое зрелище она хотела бы увидеть. Тут и сомневаться нечего. И дальше прямиком в Канаду! Потому что она никогда не бывала в других странах. Мексика не в счет. Граница с ней не была обозначена, и Темпл могла пересекать ее по два раза на дню, когда колесила по штату Техас.
А еще ей хотелось бы побывать на берегах Калифорнии, которые она видела в старых оборванных журналах. Пальмы на закате, белые меридианы песка, пирсы, уходившие к горизонту, и свирепые волны, бившие о покрытые ракушками пристани. Она слышала, что в Калифорнии были созданы большие и безопасные области для живых людей. Огороженные города, где шла бойкая торговля, и даже было свое небольшое правительство. Оазисы цивилизации. Возможные зачатки нового мира. Ей хотелось бы посмотреть на что-нибудь подобное.
Или взять, к примеру, заснеженные горы, где можно было строить замки изо льда. Однажды в горах Северной Каролины она видела настоящий снег. Люди там часами могли ездить по заснеженным дорогам, не встречая ни одного слизняка. Зомби не выносили холод. Они не умирали, но замедлялись почти до полной остановки или просто замерзали. Ей вспомнился небольшой городок, расположенный рядом с брошенной лыжной базой. Замерзшие слизняки на улицах напоминали статуи. Она шла среди них и удивлялась тому, что Бог создал такую живописную картину. А ведь Он точно знал, что нужно делать.
Даже Ричард Гриерсон не сомневался, что мир был огромной территорией. Это понимала и она, и любой другой человек. Но некоторые места всегда оставались с тобой – не важно, куда бы ты ни уезжал.
Тем вечером после ужина Джеймс нашел ее на краю обрыва. На небе не было ни облачка, и городские огни, сиявшие перед ними, казались отражениями звезд.
– Ты что-нибудь слышала о парне по имени Мозес Тодд?
Темпл почувствовала, как все ее внутренности сжались.
– Откуда ты узнал это имя?
– Он так представился, когда Джонс открыл ему ворота. Этот человек сейчас сидит в гостиной. Ричард развлекает его сольным концертом.
