Текст книги "Пленник ада"

Автор книги: Олард Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Олард Диксон
Пленники ада

Самая опасная демонская ересь – отрицание демонов и существования ада.

Генрих Инститорис

…А человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру; ведь человек терпелив.

Коран 17:12(11)

…тела человеческие, наделенные душой и жизнью, не только не распадаются и не разлагаются после смерти, но бытие их продолжается и среди мук вечного огня.

Св. Августин «Град Божий»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Доктор Женарт сидел в крутящемся кресле и задумчиво смотрел на пациента, время от времени записывая что-то в историю болезни – толстый растрепанный том, лежащий перед ним на столе. Его тонкие аристократические пальцы нервно теребили синюю перьевую ручку, заставляя ее очерчивать в воздухе невидимые фигуры. Еще в колледже он пытался избавиться от этой привычки, скрывая от всех свою нервозность, но после бесчисленных и безрезультатных попыток плюнул и оставил все как есть. Сейчас ему уже перевалило за сорок, наметилось круглое брюшко – факт пока не дающий о себе знать, но тем не менее довольно неприятный. Прямые черные волосы доктор Женарт тщательно зачесывал назад, открывая миру свой высокий покатый лоб.

Кабинет, в котором принимал своих пациентов доктор Женарт, имел квадратную форму, стены его были выкрашены в ярко-желтый цвет. Они были абсолютно голые, лишь небольшой плакат, изображающий человеческую голову в разрезе, одиноко висел над сейфом в углу.

Перед столом, прикрученный к полу винтами, стоял высокий, грубо сколоченный табурет, на котором, как на коне, восседал худенький человек в желтой пижаме. Он все время поправлял очки на носу и размахивал руками.

– Ну-с, что же вы замолчали, – обратился к нему доктор Женарт, привычно растянув губы в деланной, все понимающей улыбке.

– Прислушайтесь, – прошептал пациент. – Слышите, как мысли уходят, пронзая пространство… Вы слышите, как токи создают энергию, способную разорвать все на своем пути?

– Простите, я что-то не понимаю. О чем вы?

– А вы внимательно проследите за движением разума. Вот ОНА… МЫСЛЬ, а вот ее уже нет… Куда она делась? Не знаете?

– Не знаю, – согласился доктор.

– А я знаю. – Пациент замолчал, самодовольно подбоченившись и взирая вокруг с видом полнейшего превосходства.

– Ну, хорошо. Если вы знаете, поделитесь со мной. Я ваш лечащий врач – все останется между нами.

– Вы действительно никому не скажете? – засомневался больной.

– Обещаю, – положа руку на историю болезни, торжественно произнес доктор Женарт.

Пациент поерзал на табурете и сказал, понизив голос до шепота.

– Наши мысли, уходя из сознания, порождают отрицательную или положительную энергию. Эта энергия – продукт распада эмоций. Она может пробить стену, взорвать мир, – вещал он, форсируя голос. – Ей не нужно прохода, она не материальна, как пища. Но она колоссальна!

– Так, так. Это интересно! – доктор Женарт многозначительно качнул головой, с трудом подавляя желание зевнуть.

– И после смерти, – больной снова перешел на еле слышимый шепот, – из ячеек мозга высвобождается значительное количество энергии, ее еще называют душой. Да что душа. Дьявол – сгусток энергии, неважно – негативная она или позитивная. Энергия стремится к своему заряду и отталкивается от противоположного. Не так ли?

Женарт мучительно вспоминал что-нибудь из области школьной физики, он поднял брови и открыл было рот, но, к счастью, пациент перебил его, не дав сказать ни слова.

– Не здесь ли идет вечная борьба добра и зла, Бога и Сатаны! Кто такой Дьявол? Это не материальный, это эфирный образ. Он может показываться людям в любом обличье, причем сгусток энергии принимает именно тот вид, который ассоциируется у конкретного индивидуума с нечистой силой. В Средние века это был козел, в наше время – НЛО. Все прогрессирует, все развивается. Человек сам породил Дьявола, своей негативной энергией, своей жадностью, своей жестокостью, своей необузданностью! И он поплатится за это!

– Так, понятно, – доктор Женарт покрутил в воздухе ручкой. – А почему же эта энергия приносит людям столько несчастий? Ведь, по вашим словам, это человек породил ее.

– А разве продукты отходов вашей пищи не пачкают вам руку? – С этим трудно было не согласиться, и Женарт нажал на кнопку, прикрепленную к внутренней поверхности его стола.

Где-то за дверью, в коридоре раздался еле слышный звонок. Дверь открылась, и в приемную вошли два мощных молодца с квадратными челюстями; голубые халаты без рукавов на них казались детскими майками, напяленными на греческие статуи олимпийских атлетов.

– Уведите, – бросил им Женарт.

– Подождите! – запротестовал больной, видя, что голубые гиганты уже зашли ему за спину. – Я вам не все сказал… Я знаю, как уничтожить эту энергию, применив ее потенциал…

– Уведите, – еще раз жестко повторил доктор.

– На терапию? – деловито спросил его один из санитаров.

– Нет, в одиночку. И тащите ко мне этого… как его… – он перевернул другую папку, лежащую на его столе, – Брауна.

Дверь за санитарами захлопнулась.

«Кто они, эти психи? – хмуря брови, думал Женарт, водя ручкой по чистому тетрадному листу. – Люди с ненормальной психикой?» Добрая половина пациентов сходит с ума без всякого видимого повода. По крайней мере, с медицинской точки зрения их мозг вполне нормален. Истинная причина многих помешательств – демоническая одержимость. А происходит это потому, что их угораздило взглянуть на вещи, которые человеку видеть не положено.

И доктор знал это. Недаром, посвятив психоанализу половину своей жизни, он никак не мог найти ответа на мучивший его вопрос.

В дверь постучали, она открылась. Те же два здоровенных санитара появились с другим пациентом – он был в смирительной рубахе, рукава которой были связаны за спиной.

Усадив больного на табурет, напротив Женарта, они удалились, защелкивая за собой замок двери. Связанный пациент демонстративно отвернулся, проявив интерес к висевшему в углу плакату с изображением человеческого мозга.

– Ну, что вы, мой дорогой, – в голосе доктора появились ласковые нотки. – Не надо нервничать, мистер…

Женарт еще раз перевернул увесистую историю болезни и взглянул на имя.

– …Мистер Браун!

– Я уже сто пять лет здесь, а вы все еще не знаете, как меня зовут, – заметил Браун.

– Извините меня, пожалуйста. Я постараюсь запомнить ваше имя.

– Снимите с меня эту чертову рубаху!

– Я думаю, не стоит. Вы помните, как вы вели себя во время нашей последней встречи?

Сморщив лоб и походя на растревоженного сыча, пациент сказал:

– Этого больше не повторится. Нам ведь так много нужно сказать друг другу.

– Надеюсь, – Доктор поставил ручку в стаканчик с карандашами, положил руки перед собой и сцепил их в замок. – В прошлый раз мы говорили, с вами, кажется, о вечности. Не продолжить ли нам разговор, м-м-м-м-мистер Браун?

– Почешите мне нос!

Перегнувшись через стол, Женарт выполнил просьбу.

– Вы очень любезны, – поблагодарил больной.

– Итак? – произнес доктор.

– Значит, насколько я понимаю, вам тоже захотелось жить вечно, не старея, как я? Ну, что ж, похвальное желание. Но его одного мало. На вашем месте, сначала я постарался бы узнать механизм действия. Начнем с того, что, как утверждал в своих парадоксах греческий философ Зенон, движение невозможно, ибо чтобы достичь цели, движущийся объект должен пройти половину расстояния, а до того – половину половины, а еще раньше – половину той половины и так далее. Думаю, старик из Элея знал, что говорил, хотя жил давненько – умер он где-то в 430 году до новой эры. А век спустя китайский софист Уй Цзы доказывал, что палка, у которой ежедневно отрезают половину, бесконечна. Но ведь то же можно сказать и о цифрах. Ни одно число не имеет непосредственно за ним следующего или, предшествующего.

Доктор взглянул на Брауна с интересом и взял из стаканчика ручку.

– Итак, что стоит между единицей и двойкой? – пациент задал этот вопрос и ждал ответа, улыбаясь, словно понимал, что все сказанное доктором будет обычной глупостью.

– Полтора…

– А между полутора и двойкой? Видите… Всегда найдется число, которое можно поставить перед предыдущим. Отсюда вывод – между ними бесконечность. После каждого числа и перед ним – пропасть, края которой приближаются, но никогда не сходятся до конца. Их нельзя соединить. Они существуют независимо друг от друга. Сложение невозможно, и поэтому время – по отношению к Вселенной – немыслимо. Отсчет времени бред. Старение – ерунда, потому что между двадцатью и двадцатью одним годом – бесконечность. Часы могут сколько угодно перешагивать этот рубеж из нарисованных на них цифр, но время вообще перешагнуть они не могут.

– Очень интересно, – заметил Женарт, записывая что-то в историю болезни.

– Поэтому я и буду жить вечно. И вы можете.

– Но ведь, к примеру, я же старею.

– А вы это делаете искусственно. Вы, доктор Женарт, знаете, что старитесь, потому старение и происходит. Реальность существует только в нашем воображении. Посмотрите на меня. Я у вас уже сто пять лет, но на мне это нисколько не отразилось, – и Браун гордо повертел головой в разные стороны.

Взглянув на него, Женарт открыл самое начало истории болезни. Там значилось, что Майкла Брауна поместили в психиатрическую лечебницу два года назад по настоянию его сестры Джудит Браун, диагноз – параноидальная шизофрения.

Женарт снова посмотрел на пациента, который все еще продолжал с гордым видом вертеть головой, и нажал на кнопку под столом.

– Ну что же, вы свободны, мистер Браун! Встретимся мы с вами на следующей неделе. Посмотрим, как пойдут дальше ваши дела. – Доктор Женарт захлопнул папку и кивнул вошедшим санитарам. – Продолжить курс лечения бензодиазелином. Соотношение то же.

Взяв Майкла Брауна под локти, санитары удалились.

Доктор остался один. «Все не то… – думал он созерцая свои тщательно ухоженные ногти, – все не то». Посидев неподвижно, он поднялся со своего кресла, сгреб в охапку папки, лежащие на столе, и отправился к стоявшему в углу темно-зеленому несгораемому сейфу. В нем хранились документы и наркотики, вызывающие у пациентов бурные галлюцинации. Набрав код и повернув ручку, он открыл стальную дверцу. Из глубины сейфа на него смотрели пожелтевшие от времени корешки толстых и тонких папок, в каждой – история болезни, какие-то книги в потрепанных кожаных и матерчатых переплетах. Все истории болезни были расставлены строго в алфавитном порядке, разделенные по группам картонными полосками, на которых были четко выведены большие красные буквы. Доктор посмотрел на них, его рука пробежала по стертым картонкам, пока не остановилась на литере «С». Он вытянул из середины ряда новую папку с вложенными в нее двумя мелко исписанными листами. На папке фломастером было выведено: «Керсти Алан Коттон». Закрыв сейф, Женарт вернулся в свое вращающееся кресло, раскрыл папку и углубился в чтение.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сознание медленно, но неуклонно возвращалось к Керсти. Сначала она слышала нарастающий гомон голосов, болью отзывавшийся в голове, затем все стихло. Остался только один. Он говорил строго, словно обращаясь к кому-то, но смысл его слов был абсолютно непонятен: как только говоривший заканчивал фразу, все уходило, разбиваясь на пульсирующие отзвуки и теряясь где-то в темных уголках сознания.

Керсти попробовала приоткрыть глаза. Это далось ей с трудом: веки были словно свинцовые, их хотелось смежить. Яркий солнечный свет острой стрелой врезался в сознание. Перед глазами поплыли круги, они вертелись в неистовом хороводе радужных пятен. Керсти зажмурилась, собираясь с силами, чтобы открыть глаза. На этот раз свет уже не так больно обжег хрусталик, но все же был еще невыносим. Среди хаотично двигающихся пятен взгляд Керсти выхватил размытую голубую фигуру. Постепенно контуры ее обозначились более четко. Голубое пятно оказалось пиджаком, хорошо сидевшим на мужчине с гладкими каштановыми, чуть засаленными волосами. Помимо пиджака, на нем была одета светлая рубашка и галстук в тонкую синюю полоску. Увидев, что Керсти очнулась, он заулыбался и что-то произнес. Смысл его слов вновь ускользнул от Керсти, и она повертела головой на белоснежной подушке. Тогда человек повторил свою фразу, изобразив на своем полном лице что-то похожее на улыбку:

– Добро пожаловать обратно, Керсти!

Керсти уставилась на него, ничего не понимая, обшарив глазами помещение, в центре которого стояла ее железная никелированная кровать. Потом она спросила:

– Обратно? Где я?

Голос ее звучал так, будто спрашивала не она, а кто-то другой. Тембр не соответствовал привычному звучанию, и Керсти невольно посмотрела по сторонам, еще раз повторяя свою фразу, чтобы убедиться, что это действительно ее речь.

– Где я?

– Это институт Женерро, – получила она ответ. – Психиатрическая больница.

– Психиатрическая? – вздрогнула Керсти, вновь чуть не теряя сознание.

– Помнишь, ты и твой приятель Стив… – заметив, что Керсти волнуется, человек поспешил добавить:

– Не волнуйся, с ним все в порядке, мы его отправили домой несколько часов назад. Да… – незнакомец помолчал. – Ну и истории он нам тут рассказывал.

– Кто вы такой, черт возьми! – воскликнула Керсти, с трудом сдерживаясь.

– Извините, на этой работе часто бывает не до хороших манер, – человек в голубом пиджаке вытащил из внутреннего кармана удостоверение с приколотым к нему полицейским значком. – Ронсон. Отдел по расследованию убийств. Я был в доме вашего отца…

– Папа… – Керсти прижала холодные ладони к вискам, чтобы как-то успокоить внезапно нахлынувшую боль. События вихрем пронеслись в голове, заставляя сознание цепенеть. Лица каруселью пронеслись в памяти, накладываясь друг на друга и создавая чудовищные образы: человек, утыканный гвоздями, Джулия, папа, смеющийся Стив, Фрэнк, растянутый на крюках и проклинающий Христа. Все беспрестанно крутилось и перемешивалось, пока не остановилось на образе Святой Троицы со сверкающими нимбами вокруг голов: Отец, Сын и Святой Дух.

– Мне нужен священник, – твердо выговорила Керсти. Она четко осознала, что все, ею рассказанное, полиция посчитает нереальным, а тогда попробуй докажи, что ты не верблюд, то бишь не сумасшедшая!

– Священник? – повторил задумчиво инспектор Ронсон. Вы хотите и ему наплести истории про демонов?

– Мне нужен священник!

– Ну хорошо, хорошо, – согласился Ронсон. – В общем-то, в вашей просьбе нет ничего противоречащего закону. Я оповещу врача.

Керсти, казалось, успокоилась.

– Можно мне встать? – спросила она.

– Я думаю, можно.

Она сбросила с себя одеяло и поднялась, держась за спинку кровати. Ее качнуло, и Керсти опустилась на пружинный матрас, повернув голову к окну. У самой рамы, в углу каждого стекла стоял синий штамп «Закаленное, пуленепробиваемое. Сделано в Соединенных Штатах Америки». Керсти сделалось неприятно от мысли, что ее как душевнобольную держат здесь за небьющимися стеклами на зарешеченном для верности окне. Стараясь отогнать от себя эти мысли, она встала, ухватившись за каменный подоконник. «Хорошо еще, что не в комнате с мягкими стенами и не в наручниках», – размышляла она, глядя на окно, за которым мелко моросил дождь. На деревьях, обнесенных высоким белым забором, желтели листья. Небо заволокли тучи, не предвещающие скорое окончание дождя. Все было серым и унылым, совсем не улучшало и без того скверное настроение.

Сзади к ней подошел инспектор и тоже выглянул на улицу, он посмотрел на лужи и вспомнил, что забыл дома зонт.

– Давай поговорим с тобой серьезно, – обратился он к Керсти. – Только не рассказывай мне сказки про демонов и вампиров.

– Сказки? – Керсти оторвала взгляд от пейзажа за окном.

– Сказки, – утвердительно кивнул Ронсон.

– Мой отец тоже не верил в сказки.

– Что? – не понял инспектор.

– Некоторые из сказок становятся правдой, мистер Ронсон, причем, самые плохие.

– Да-да, конечно, – поспешил согласиться инспектор, чтобы не потерять возможность вести откровенный разговор. – Но я не понимаю…

– У вас есть семья, мистер Ронсон?

Разговор прервал резкий щелчок, исходивший из кармана инспектора и голос, немного искаженный диктофоном.

Уполномоченный Робинсон шагал по паркетному полу холла. В доме Ларри Коттона царили разруха и запустение. На ковре валялись куски штукатурки и лепнины, отбитой с потолка. Тишина была настолько полной, что был слышен стук сердца молодого полицейского.

Робинсон перешагнул через осколки стекла и расстегнул кобуру с пистолетом у себя на поясе. Пощелкав выключателем, он убедился, что света нет, и включил карманный фонарик с длинной круглой ручкой. Луч выхватил сломанные перила лестницы, ведущей на второй этаж.

Раздавшийся сзади шорох заставил Робинсона оглянуться, рука невольно потянулась к пистолету. Мимо опрокинутого стула прошмыгнула крыса с огрызком карандаша в зубах.

Робинсон расслабился, пригладил пышные черные усы и снова направил свет на ступеньки.

Доски громко скрипели под его ногами, когда он, держа руку на кобуре, поднимался по лестнице. Выйдя на лестничную площадку второго этажа, он увидел три двери: две рядом, а одна чуть подальше по коридору. Подумав, полицейский толкнул ближнюю дверь. Это оказался черный ход с небольшой кладовой. Здесь стоял вместительный, неуклюжий шкаф, занимающий почти все свободное место. Повернувшись, чтобы рассмотреть противоположную стену, полицейский задел ручку, и дверца шкафа открылась. Резко повернувшись и выхватывая из кобуры «Смит энд Вессон», Робинсон несколько раз выстрелил в падающую на него фигуру Иисуса Христа с лампочками вокруг головы. Выстрелы эхом разнеслись по всему дому.

– Дьявол! – процедил он сквозь зубы, увидев, что на него упала просто гипсовая статуя.

Выйдя из кладовой, он спустился по узкой железной лестнице. Наружная дверь была полуоткрыта и свисала на единственной петле. Рядом, с уличной стороны, стоял мусорный контейнер, от него исходил тошнотворный запах гниющего мяса. Откинув крышку, Робинсон отшатнулся от роя мух, вылетевших из бака. Зажав нос платком, он осторожно заглянул внутрь и встретился глазами с остекленевшим взором изувеченного трупа. Преодолевая тошноту, он захлопнул контейнер и поспешил снова наверх. Открыв следующую дверь, он увидел лежащего на полу человека, с которого была содрана кожа. Крысы выели его глаза, а в пустых глазницах копошились черви.

Зажимая рот рукой, Робинсон выскочил на площадку и, перегнувшись через перила, выплеснул содержимое своего желудка.

– Черт возьми! – выругался он, утираясь носовым платком. – Если в спальне меня ожидает такая же картина, мои нервы просто не выдержат, и у меня поедет крыша, как у его дочки…

Постояв немного и придя в себя, полицейский шагнул в дверь спальни.

Сквозь не плотно зашторенное окно пробивался слабый луч обложенного тучами осеннего солнца, высвечивая окровавленный матрас на большой двуспальной кровати. На нем валялись обрывки каких-то цепей с крюками. Один из крюков, вспоров матерчатую обивку, глубоко вошел в поролон. Разбитое трюмо, стоявшее у стены, повторяло царивший в спальне разгром в десятках разбитых зеркальных кусочков.

– Да-а… – выдохнул Робинсон и выдвинув антенну радиопереговорного устройства, болтающегося на груди, нажал на клавишу вызова.

Сквозь помехи на линии он услышал хриплый голос:

– Инспектор Ронсон слушает.

– Это Робинсон, сэр! Только что нашел еще одного. В мусорном контейнере. Правда, сильно попорчен разложением и крысами. Единственная улика, которая у нас есть, кроме трупов, это матрас. Кто-то на нем пострадал. Прислать его?

– Да, Робинсон. Матрас – это улика. Упакуй его и привези.

– Слушаюсь, сэр.

Ронсон отключил рацию и положил ее обратно в нагрудный карман пиджака.

– Что такое? – обратился он к Керсти, у которой от ужаса расширились глаза.

– Джулия, – прошептала она и присела на кровати, сдерживая готовый вырваться крик.

– Сознание – это лабиринт, дамы и господа, – через марлевую повязку на лице проговорил доктор Женарт, обращаясь к молодым психиатрам, столпившимся вокруг операционного стола.

Круглые мощные лампы хорошо освещали лежащую на столе молодую девушку. Она была под общим наркозом. Забинтованная голова покоилась на резиновой подушке, руки и ноги были крепко привязаны к поручням кожаными ремнями. Энцефалограф жужжал, выписывая кривую деятельности головного мозга.

– Это лабиринт, – повторил Женарт. – Загадка. В то время, как части мозга явно видны, пути его работы неизведанны. Назначение многих его участков непознано. Секреты остаются секретами, и мы будем предельно откровенны, если мы согласимся, что именно запутанный лабиринт притягивает нас открыть эту загадку. Как знать, что скрывается в центре, не мифическое ли чудовище – Минотавр, который заставляет людей сходить с ума? Этот монстр, по легенде, родился от любовного союза царицы Крита Пасифаи с белым быком, который, по велению Посейдона, вышел из моря. Дедал построил лабиринт, дабы заточить и скрыть от посторонних глаз сына. Минотавр требовал от Афин ежегодную дань – семерых юношей и семерых девушек. Тесей, решивший избавить Родину от повинности, вызвался пойти и уничтожить Минотавра. Чтобы он не заблудился, дочь критского царя Ариадна дала ему клубок пряжи, с помощью которой он вышел из лабиринта невредимым.

Но это всего лишь миф. Тесей не оставил нам знаков и Ариадна не даст нам клубок ниток, чтобы выйти наружу. Мы сами должны идти вперед и исследовать неизвестные отсеки, отыскивая окончательное решение. Мы должны увидеть. Мы обязаны узнать, как и почему у человека возникают те или иные эмоции. Это долг врача. Это долг врача-психиатра.

Женарт замолчал. Ощущая наполнившую его уверенность, он внимательно оглядел слушающих его молодых врачей и, довольный произведенным впечатлением, подвел итог:

– Итак, часть моей работы закончена, – Женарт еще раз осмотрел выбритый участок кожи на голове пациентки, рассеченный кровавым рубцом, и, кивнув одному из врачей, добавил: – Карр, идемте со мной, а вы… наложите шов.

Выйдя из операционной, они сняли с лиц марлевые повязки, и, оставив их болтающимися на груди, пошли по коридору, выстланному в шахматном порядке двухцветной линолеумной плиткой.

Женарт относился к Карелу Макгрею с отеческой любовью, считая его лучшим своим учеником и верил, что он станет талантливым психиатром. Несмотря на ветреность, свойственную молодости, Карел подавал стойкую надежду на то, что лет через пять из него получится выдающийся специалист своего дела.

– Это интересный случай, Карел, – сказал доктор Женарт, кивая головой проходящим мимо врачам и медсестрам. – Девушка травмирована. Она была свидетельницей многочисленных убийств, в том числе – и убийств членов ее семьи. Ее привезли сюда несколько часов назад. Она была почти потеряна, а сейчас – вернулась в сознание. Какие рассказы принесет ее мозг с той стороны сознания? – Они повернули за угол и остановились у лифта, вызвав его на этаж. Войдя в кабину, Женарт ткнул пальцем в кнопку и заявил:

– Да, аналитику необходимо воображение, но все диагнозы начинаются с обследования.

– С обследования, – согласился с ним Карел.

Лифт приехал на нужный этаж, и двери его раздвинулись. Мимо выходящих врачей санитары провезли в лифт кушетку на колесиках с привязанным к ней бородатым человеком. Когда их взгляды встретились, он окатил доктора полным ненависти взглядом и сделал попытку порвать связывающие его путы, при этом он дико вращал глазами. Зеленый потертый плащ упал с перекладины каталки, санитар поспешил его поднять и повесить на место.

С сожалением посмотрев на нового пациента, Женарт взял Карела под руку и продолжил разговор.

– Диагнозы начинаются с обследования пациентов, – значит, нужно добиться у них доверия и забрать их боль.

За разговором они дошли до нужного бокса, Женарт повернул ручку на двери с большим глазком, закрывающимся круглой железной пластиной.

Керсти металась по палате, опрокидывая все на своем пути, а инспектор Ронсон пытался ее успокоить, хватая за талию и бедра.

– Подожди, не горячись, – упрашивал ее Ронсон. – Все кончено. Что бы ты не видела – их больше нет.

– Я видела…

– О'кей.

– Я видела его, а потом я взяла кубик, похожий на шкатулку, а затем появились ОНИ.

– Кто?

– Кенобиты… демоны, – Керсти пыталась вспомнить спрятанные далеко-далеко в сознании слова, так необходимые ей сейчас. Она постояла, закрыв глаза ладонями, и вдруг ее словно током ударило. Она произнесла: «Исследователи далеких областей сознания. Демоны для одних, ангелы для других», – Взглянув на инспектора, она поняла, что его недоверие к ней так и не было поколеблено.

– Я доктор Женарт, – представился психиатр, входя в бокс вместе с Карелом.

Полицейский посмотрел на них, оставив в покое Керсти и, достав удостоверение, назвал свое имя:

– Ронсон. Инспектор Ронсон, Отдел по расследованию убийств.

– Это мой помощник, – кивнул на своего спутника Женарт, – Карел Макгрей.

Немного помолчав, доктор повернулся к Керсти, которая отпрянула от его взгляда к подоконнику.

– А это видимо, наша больная. Да, малышка?

Керсти не ответила.

– Я прочитал показания ее парня, – обратился Женарт к Ронсону. – Ну и приключения у них были… Я хотел бы поговорить с ней наедине. Вы не возражаете?

– Пожалуйста, – пожал плечами инспектор. – Она, скорее, ваш клиент, чем мой.

– Вот и славно.

– Керсти, – сказал Ронсон девушке в больничной пижаме. – Теперь тобой займется доктор Женарт. А мы, может быть, поговорим завтра. Хорошо?

Ронсон взял со стула плащ и стал одевать его, неуклюже просовывать руки в рукава.

– Подождите! – метнулась к нему Керсти, пытаясь его удержать. – Постойте! Этот матрас… Вы должны уничтожить его. Джулия умерла на нем. Она теперь может вернуться, как Фрэнк.

– Да, конечно, – не стал спорить Ронсон, осторожно убирая ее руки.

– Вы должны уничтожить этот матрас! – настаивала Керсти. – Вы должны… обязаны его сжечь!..

Ронсон взглянул в окно, за которым по-прежнему моросил дождь, и повернулся к доктору Женарту, протягивая руку для прощания.

– Присмотри за ней, – кивнул Женарт Карелу. – Нам с инспектором надо потолковать.

– Хорошо.

– Инспектор, – сказал доктор, когда они вышли в коридор. – Я смогу помочь девушке, но без вашей поддержки мне будет трудно.

– Я к вашим услугам, доктор, – ответил Ронсон, не торопясь повернулся и пошел по коридору, стараясь ступать на каждую вторую пластину выложенного разноцветным пластиком пола.

Карел и Керсти остались вдвоем.

Керсти улеглась в постель, отвернувшись от молодого врача.

– Меня зовут Карел Макгрей, – подошел он к кровати. – Зови меня просто Карел.

Керсти повернулась, с любопытством разглядывая его круглое лицо с чуть выступающими скулами, крепко сбитую фигуру, руки с узкими крепкими ладонями и длинными пальцами, такие часто встречаются именно у скульпторов и хирургов. Чуть раскосые глаза глядели на нее тепло и понимающе.

Почувствовав к нему доверие, Керсти расслабилась и произнесла с горечью:

– Они не верят мне…

– Может, и не верят, но ведь это не значит, что ты говоришь неправду. Доктор Женарт один из ведущих специалистов по нервным заболеваниям и ты можешь…

– Но я не душевнобольная, – Керсти поднялась на локте.

– Конечно, нет! Просто у тебя, скажем так, немного расшатались нервы.

Керсти рывком натянула на себя одеяло, поняв, что этот молодой симпатичный парень, как и все остальные, не поймет ее.

Дверь отворилась, появился доктор Женарт и подошел к лежащей девушке.

– Прошу меня извинить, Керсти. Мне сейчас надо заняться одним моим больным. Карр даст тебе что-нибудь, что поможет уснуть. Поговорим завтра. Хорошо?

– Доктор, – сказала Керсти. – Мне можно выходить?

– Да, разумеется. Карел, распорядись, чтобы привинтили ручку на эту сторону.

Макгрей кивнул.

– И еще, – Керсти села на постели. – Я хотела бы поговорить со священником.

– Инспектор Ронсон мне передал. Сегодня, конечно, не получиться. Но я это устрою как можно быстрее.

– Спасибо.

Керсти уставилась в потолок, где была прикреплена изогнутая трубка лампы дневного освещения, спрятанная под квадратом матового стекла. «Интересно, почему они отпустили Стива, – размышляла Керсти. – И сколько я еще тут проваляюсь. Некоторые лежат здесь годами, а то и всю жизнь, – от этой мысли ей сделалось не по себе. – Правда, этот институт основан на добровольном излечении… А что с теми, которых никто не ждет? Которым некуда пойти? Правда, у меня есть комната и… работа. – Керсти усмехнулась – с работы ее, наверняка, уже выперли. – В общем, все не так плохо. Нужно только найти выход. Единственное правильное решение… Но они не верят мне…» А сама, Керсти, поверила бы, еще неделю назад, если бы кто-нибудь рассказал ей что-либо подобное? Немного поразмыслив, она пришла к выводу: НЕТ! Слишком уж все казалось, на первый взгляд, неправдоподобным и нереальным. Но ведь это было! БЫЛО. Она видела все своими глазами и может поклясться, что все было именно так. А доказательства – мертвые, истерзанные тела. И среди них – ее отец.

– Папа! – шепотом произнесла она и заплакала, уткнувшись в подушку.