Текст книги "Дело возбуждено... (сборник)"

Автор книги: Октем Эминов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Старик, поднявший голову на приветствие, узнал инспектора и остановился. Поздоровавшись, он сказал, что идет на почту послать телеграмму дочери. Веллек-ага посетовал, что забыл дома очки. Хаиткулы вызвался написать что нужно. Телеграмма гласила: «Той Корпе двадцать седьмого. Обязательно приезжай. Отец».

«Если Марал поспешит на той, то через четыре дня она будет здесь!» У Хаиткулы словно крылья выросли.

В тот же вечер он позвонил в Ашхабад. Как только Марал подошла к телефону, он заявил ей:

– Ты непременно должна быть на тое, независимо от того, получишь диплом или нет.

Марал не на шутку забеспокоилась:

– Что-нибудь случилось?

– Ничего. Но ведь решается судьба Корпе, твоей сестры. Ты должна быть! И вообще… я хочу, чтобы ты приехала.

Марал рассмеялась.

– Завтра возьму билет на утренний рейс. До скорого свидания!

Хаиткулы хотел выйти в сад, чтобы там, среди зелени, насладиться своей радостью, подумать о любимой, но телефон зазвонил снова. Инспектор досадливо поморщился, решив, что это Ачилов от скуки решил перекинуться парой слов. Он неторопливо вернулся к телефону и снял трубку.

– Алло.

– Мне нужен Мовлямбердыев, – раздался густой бас Ходжи Назарова. – Ах это вы? Немедленно сдавайте дела и вылетайте в Ашхабад – в отделе работы невпроворот, а вы прохлаждаетесь в селе. Я знаю, что преступник уже арестован, остальное доделают без вас.

Назаров был явно раздражен, и, когда инспектор попробовал отсрочить свой отъезд еще на неделю, он коротко приказал: «Завтра же вылетайте» – и повесил трубку.

От хорошего настроения не осталось и следа. Но Хаиткулы быстро сообразил, что делать. Он попросил телефонистку связать его с генералом и добился продления командировки еще на десять дней.

Хаиткулы встретил Марал в аэропорту и в ответ на просьбу девушки объяснить, почему он торопил ее с приездом, сказал:

– Через три дня будет той… Скажи, Марал, твоя сестра Корпе любит своего будущего мужа или она выходит за него по воле родителей?

Она недоуменно пожала плечами:

– Только затем и вызывал? Ты бы мог сам спросить ее. – С лица Марал сбежала улыбка, и она досадливо отвернулась.

– Марал, милая, конечно, не за этим… Потерпи еще три дня, и я скажу тебе истинную причину. Только три дня, и ты все узнаешь. – Хаиткулы замялся. – Вообще все это связано со следствием, все зависит от его исхода…

Он проводил ее домой и договорился встретиться с ней вечером в кино.

В туркменских кишлаках, прежде чем затеять той, устраивают за день-два генеш – совет старейшин и самых уважаемых людей. Сюда приглашаются также те, кто будет обслуживать гостей на тое. Комнаты в доме Най-мираба, празднично убранные, были сейчас в распоряжении собравшихся на генеш.

Хозяин тоя Най-мираб часто выглядывал из окна – он ожидал прихода Хаиткулы и его товарищей. Они вошли в калитку в точно назначенное время. Не увидев среди них Ачилова, мираб обиженно спросил:

– Мы с Палтой Ачиловичем как будто не ссорились, или он нездоров?

Когда Хаиткулы ответил, что он уехал в Керки к семье, хозяин добродушно закивал:

– А, это дело хорошее. Перво-наперво семья, а все остальное потом.

Усадив пришедших на почетные места, Най-мираб представил их собравшимся:

– Пиримкулы-милисе свой человек. А этот молодой человек – ашхабадский следователь Хаиткулы Мовлямбердыевич, который раскрыл уголовное дело десятилетней давности. Может, слышали?

Конечно, о том, что ведется следствие и что Худайберды вот уже несколько дней находится под стражей, было известно всем. Но кто именно руководит расследованием, знал не каждый. Так как люди относились к этому факту неодинаково, множество глаз смотрело на Хаиткулы с разным выражением: дружески, холодно, отчужденно.

Инспектор почувствовал себя неловко, но, не показывая вида, принялся пить чай. «Вот сейчас посыплются вопросы». И действительно, грузный старик в красном шелковом халате подал голос:

– Послушай, сынок, мы люди сельские, в законах не смыслим. Но я слышал, власти прощают того, кто десять лет скрывался и не попал в руки правосудия. – Аксакал вопросительно посмотрел на инспектора.

– Нет, яшулы, это неверно. Закон не может оставлять безнаказанным преступника только потому, что он доказал свою ловкость, скрываясь десять лет.

Старик одобрительно кивнул.

Другой аксакал, медленно оглядев всех собравшихся, снял шапку и положил ее себе на колени.

– А теперь поговорим о завтрашнем деле.

Обсуждение затянулось дотемна: выяснили, кто сможет прийти, кто будет копать очаги для котлов, кто займется дровами, кто будет готовить. После угощения народ стал расходиться с пожеланиями мира и благополучия семейству Най-мираба.

Среди прочих должны были прийти на помощь Пиримкулы Абдуллаев, Салаетдин, а также комсомольцы, которых парторганизация колхоза отрядила в помощь следствию.

Едва Хаиткулы переступил порог номера, как затрезвонил телефон. Сняв трубку, инспектор услышал голос Палты Ачиловича:

– Коллега, вы еще не собираетесь отходить ко сну?

– Пока нет. – Хаиткулы взглянул на часы. – Еще не так поздно.

– Я тоже так думаю. Надо обсудить кое-какие вопросы… Звоню вам из прокуратуры – полдня просидел у себя в кабинете, все ломал голову над этим Ялкабовым. Ходил в тюрьму, говорил с ним… Короче, я теперь разделяю ваше мнение о его невиновности. И вот почему…

– Кстати, Палта Ачилович, – прервал его инспектор, – как он себя чувствует в заключении? Вы хоть объяснили ему, что больше не подозреваете его?

– Не только объяснил, – усмехнулся Ачилов. – Я освободил его из-под стражи и велел ехать домой…

– Что?! – вскричал Хаиткулы. – Когда это было?!

– Не очень давно, но, думаю, он мог уже добраться в Сурху, – растерянно отвечал следователь.

– Палта Ачилович, Худайберды не должен попасть в поселок! Задержите его всеми возможными средствами! Я сию минуту тоже лечу ему на перехват. Все объясню потом. – И, бросив трубку, Хаиткулы выбежал из гостиницы.

Он ворвался к Пиримкулы Абдуллаеву, который было прилег на кошму с газетой в руках:

– Где мотоцикл?! Срочно еду в Керки.

– Зачем одному на ночь глядя? Вдвоем сподручней. – С этими словами старый милиционер встал и, надев френч и сапоги, отправился во двор к мотоциклу.

Худайберды сильно оброс, пока сидел в КПЗ. Он не решился приехать домой в таком виде и, прежде чем идти на автостанцию, завернул в парикмахерскую.

Очередь была небольшая, но каждый клиент сидел у единственного мастера, пока не обсудит с ним все новости. Так что Худайберды потерял на ожидание своей очереди больше часа. Когда наконец он уселся в кресло, старик парикмахер шутливо посетовал:

– Э, братец, если все наши клиенты будут отращивать такую щетину, нам придется помирать с голоду…

– В наше время никто с голоду не умер, – в тон ему ответил Худайберды. – А если у тебя слишком хороший аппетит, то придется менять профессию.

– Легко тебе говорить, земляк, – с улыбкой вздохнул мастер. – В моем возрасте менять профессию все равно что беззубому кость обгрызать.

Худайберды весело смотрел в зеркало, радуясь неожиданной свободе, покою, установившемуся на душе. Вдруг лицо его побледнело, весь он обмяк: в зеркале отразились сурхинский участковый и молодой инспектор. Хаиткулы жестами показал Ялкабову, что он может добриться, и уселся на один из стульев.

Когда они втроем вышли из парикмахерской, первое, что увидел Худайберды, была милицейская машина. Он безропотно влез в открытую дверь и тяжко вздохнул на заднем сиденье.

Хаиткулы, усевшись рядом, взял его за плечо:

– Не хмурься. Ничего страшного не случилось. Никто не собирается тебя судить… Но, прошу тебя, в интересах следствия… не езди домой еще три дня. Надо, чтобы настоящий преступник ни о чем не подозревал.

Ялкабов доверчиво взглянул на инспектора:

– Я согласен… Мне тоже хочется, чтобы убийцу нашли. Я поеду к дяде в Джиликуль.

– Куда угодно. Но никто не должен знать, что тебя освободили.

Велев Салаетдину отвезти Ялкабова на автостанцию, следователи отправились ужинать к Палте Ачиловичу.

Когда немного подкрепились и жена Ачилова подала чай, Хаиткулы откинулся на подушку и начал:

– Итак, в последнее время мы вели следствие как бы раздельно, по двум направлениям – вы занимались Ялкабовым, а я… Но теперь, кажется, осталась только одна версия.

– Так, земляк, – кивнул Ачилов.

– Одна дорога привела нас к глухой стене, о которую мы стукнулись лбами, а другая – свободна для нас. Теперь я кое-что сообщу вам… Но для полноты картины недостает еще самой малости, и поэтому я сегодня же вылечу в Ашхабад, а завтра-послезавтра вернусь.

– Тогда вам надо поторопиться, – сказал Палта Ачилович. – Последний самолет в десять.

– У нас еще полчаса, – взглянув на часы, ответил Хаиткулы.

И все оставшееся время он выкладывал коллеге результаты своих поисков за последние дни. Проводив его до двери, Ачилов положил ему на плечо руку и сказал:

– Это прекрасная операция, Хаиткулы Мовлямбердыевич, вы настоящий Мегрэ. Без кавычек.

Наутро, когда Хаиткулы пришел в министерство, Ходжа Назаров был в мрачном настроении. Ему вспомнился вчерашний неприятный разговор с женой, и он никак не мог сосредоточиться на текущих делах.

Хаиткулы же был в самом радостном расположении духа: и близкое завершение дела, и предстоящий решительный разговор с Марал вселяли в него радужные мечты о славе и счастье.

Аннамамед встретил друга с распростертыми объятиями. Они уселись на диван и, перебивая друг друга, рассказывали все накопившиеся новости. Наконец Хаиткулы вспомнил о цели своего приезда и спросил:

– А зачем ты меня вызвал?

Аннамамед хлопнул себя ладонью по лбу. Подбежав к своему столу, взял из папки какое-то письмо и торжественно вручил его другу. Хаиткулы взглянул на адрес и достал из конверта сложенный вчетверо лист бумаги. По мере того как он читал, лицо его все более светлело, и, когда он прочел последнюю строчку письма, Аннамамед шутливо заметил:

– Глядя на тебя, можно подумать, что ты читал любовное послание.

– Да это, может быть, почище всякого любовного письма… Ну спасибо, дружище. Это последнее звено той цепи доказательств, которой мы скрутим преступника… Подожди минуту, я зайду к Назарову.

Невзирая на протесты секретарши, Хаиткулы решительно открыл дверь кабинета начальника. Назаров недовольно взглянул на вошедшего, но, узнав инспектора, расплылся в улыбке:

– А, дорогой наш сыщик! Как делишки?

– Осталось побеседовать с одним человеком, неким Лопбыкулы Таррыховым, и можно брать убийцу.

– Убийцу? Да вы ведь уже его арестовали…

– Мы арестовали другого, но наши подозрения не подтвердились. Теперь настоящий преступник у нас в руках. Завтра кончаем дело.

– Отлично! – Назаров вышел из-за стола и, взяв Хаиткулы за плечи, усадил его в кресло. – Вы исправили мою ошибку… Да, жизнь такова: сыновьям приходится расплачиваться за долги отцов. Молодец! Теперь можно оставить дело местным органам милиции и прокуратуры.

– Нет, я должен довести дело до конца, – твердо ответил Хаиткулы. – С генералом согласовано.

– Ну что ж, прекрасно, – согласился Назаров. – Вы поддержали авторитет отдела. Мы работаем в коллективе, и всякая удача одного – удача отдела.

Через час Хаиткулы вместе с другом Аннамамедом был уже в исправительно-трудовой колонии. Конвоир привел Таррыхова в кабинет начальника колонии, где расположились следователи.

Лопбыкулы исподлобья кинул взгляд на Хаиткулы и сразу узнал его.

Хаиткулы предложил заключенному сесть и сразу перешел к делу.

– Один ваш знакомый написал вам письмо. Но он не знал, что вы в колонии, и послал его на дом. Я приехал зачитать вам несколько строк из этого письма, представляющих, так сказать, взаимный интерес. Вот послушайте: «Лопбыкулы-хан, как здоровье? Как успехи по работе? Здесь все по-старому, кроме одной неприятной вещи… Беда, кажется, обошла нас стороной, но на всякий случай будь осторожнее на язык… Мы оба связаны одной веревочкой. Одинаково виноваты и тот, кто сделал дело, и тот, кто не сообщил об этом…» Что вы на это скажете?

Невозмутимость Таррыхова как рукой сняло:

– Врет он, врет! Я виноват, что промолчал, но я… я от него зависел. Он когда-то был завмагом, а я продавцом, ну, кое-какие грехи за мной были… Он убил, он… А я не виноват ни в чем, просто я боялся его…

Свадьба прошла весело, мирно. Най-мираб встал спозаранку, зарезал барана, разделал и распорядился начать варить шурпу и плов.

Скоро должны прийти те, что вчера работали на тое. Приятно мирабу породниться с родом Веллек-аги. Скромную, трудолюбивую дочку воспитал он. Ради большого дела ничего не жалко.

Най-мираб расхаживал по двору в стеганом халате и подкручивал свои вислые усы.

Он вошел в дом и, со вздохом присев на кошму, сказал:

– Ну-ка, старуха, подай чаю – жарко сегодня.

В эту минуту дверь отворилась, и на пороге вырос участковый Абдуллаев. Най-мираб с широкой улыбкой указал ему место возле себя:

– Садись, братец, попьем чайку, поболтаем, пока никого нет.

– В другой раз поболтаем, – ответил участковый. – Сегодня, видишь ли, Хаиткулы Мовлямбердыевич и Палта Ачилович уезжают. Я тоже поеду с ними. Вот мы и заскочили с тобой попрощаться… Они сейчас придут.

Най-мираб огорченно покачал головой:

– Что за спешка, Пиримкулы-хан? Посидели бы… Сейчас будем пировать.

В дверях появились Хаиткулы, Ачилов и Салаетдин. Най-мираб встал и поспешил им навстречу, приговаривая:

– Не понимаю, куда так торопитесь. Самые желанные гости – и уезжают. Почему не подождать еще день?!

– Ничего не поделаешь – работа прежде всего, – ответил за всех Хаиткулы.

– Ну тогда на прощание хоть чайку попейте да закусите чем бог послал.

– Чаю – это можно. А потом и в машину…

Най-мираб усадил рядом с собой Палту Ачиловича и Хаиткулы. Налив всем гостям чаю и подвинув сахар и сласти, спросил:

– Так что, конец следствию?

– Да, Най-мираб, следствие закончено. Правда, мы ошиблись с начала, заподозрив и арестовав Худайберды Ялкабова… Бекджана убил другой.

Най-мираб резко повернулся к Хаиткулы:

– Кто же он?

– Вы знаете его… Этого человека зовут Най-мираб.

Вислоусый оцепенел. Пиримкулы Абдуллаев поднялся со своего места и, достав из кармана наручники, строго сказал:

– А ну, руки!

Най-мираб, зачарованно глядя на блестящие обручи наручников, медленно протянул руки. Щелкнули замки, и Салаетдин с участковым повели старика к машине.

Хаиткулы вышел на двор и махнул сидевшим в другой машине людям в штатском. Затем поставил у ворот постового и повел подошедших экспертов в сад.

– Начинайте, – сказал он двум молодым людям и показал на землю между раскидистых старых яблонь.

Молодые люди взялись за лопаты, и вскоре возле прямоугольной ямы вырос холмик свежей земли.

– Осторожней, – предупредил инспектор, когда работавшие углубились на полметра.

Скоро лопата одного из копавших ударилась обо что-то, и Хаиткулы сказал:

– Вылезайте, теперь очередь специалистов.

Двое экспертов соскочили в яму и тщательно стали убирать землю вокруг показавшейся бедренной кости человека.

Маленький юркий фотограф забегал то с той, то с другой стороны могилы и щелкал аппаратом, один из экспертов делал обмеры скелета, второй записывал в блокнот результаты.

Понадобилось около трех часов, чтобы закончить работу. Было уже темно, когда машины, освещая дорогу фарами, тронулись в путь. Их провожала возбужденная толпа, в которой Хаиткулы заметил Веллек-агу и Марал. Он велел остановиться и, подозвав девушку, сказал:

– Марал, не волнуйся так сильно, я вижу, у тебя глаза заплаканы… Не надо, пойди лучше успокой родителей и сестру… Завтра я вернусь и все расскажу.

На следующее утро в кабинете начальника Керкинской милиции сидели трое: за письменным столом – хозяин кабинета, в глубоком кожаном кресле Палта Ачилович, на диване поодаль – ашхабадский инспектор. Они обсуждали последние дела, которые местным органам следовало завершить по отъезде Хаиткулы. Когда все было обговорено, Ачилов спросил:

– Ну что, пусть приведут Най-мираба?

– Конечно, – в один голос сказали начальник милиции и Хаиткулы.

Через несколько минут конвоир ввел в кабинет ссутулившегося, почерневшего убийцу. Видимо, он провел бессонную ночь – под глазами у него висели мешки, которых раньше Хаиткулы не замечал.

Инспектор заговорил первым:

– Мы вызвали вас не для допроса. Допросы будут потом. А так как я завтра улетаю в Ашхабад, мне хотелось бы рассказать вам, каким образом мы вели следствие и как наконец добрались до вас. Вам, наверное, будет интересно узнать об этом?

Най-мираб мрачно кивнул, ничего не ответив.

– Итак, в начале следствия в центре нашего внимания был Довлетгельды Довханов – кое-что наводило нас на мысль, что виновником смерти Бекджана мог быть он… Но такое подозрение вскоре отпало, да, кроме того, появился более достоверный «кандидат в убийцы» – Худайберды Ялкабов. Кстати, за два дня до вас он сидел в той же камере, где сегодня ночевали вы. И знаете, почему мы его заподозрили, – он подделал надпись на фотографии Бекджана, подаренной им вашей дочери. Кроме того, он попросил зарезать барана не своего соседа, а того именно мясника, с которым возвращался с вечеринки Бекджан. Вначале мы пришли к такому выводу: у Худайберды была действительная причина желать смерти Бекджану: Назли любила этого паренька и потому не стала женой Ялкабова…

Но тут вы сами помогли Худайберды избавиться от наших подозрений. Вы написали анонимку, в которой советовали не упустить его. Мне стало ясно, что есть человек, который по какой-то причине желает устранения Худайберды, а может быть, хочет навести нас на ложный след. Первым, кто пришел мне на ум, были вы:у вас имелись основания желать зла Ялкабову, который опозорил вас, «выгнав» Назли. Когда я поговорил после этого с вами и не услышал ни слова осуждения в его адрес, я еще больше укрепился в своем подозрении: как бы ни был добр человек, он все-таки должен чувствовать обиду, хотя бы и необоснованную, на того, кто явился причиной его позора. Да и сам тон вашего самобичевания показался мне неискренним… А потом Пиримкулы Абдуллаевич подтвердил мою догадку, установив ваше авторство по почерку, хотя вы и накорябали письмо левой рукой.

Вы сказали тогда, что не знали о любви вашей дочери к кому-либо. Но через день мы получили письмо от Назли, где она пишет, что вы не только знали о ее любви к Бекджану, но и силой заставили выйти замуж за нелюбимого человека. Итак, мне стало ясно, что у Бекджана был еще один враг – скрытый, отец любимой им девушки.

Тот факт, что по дороге домой Бекджан должен был идти мимо вашего дома, еще больше укрепил мои подозрения.

Когда было принято решение об аресте Ялкабова, я настоял, чтобы мы превратили арест в маленькое представление, а для этого провели Худайберды под конвоем по поселку. Вас я вызвал в гостиницу немного раньше и из окна наблюдал за вашей реакцией: сначала испуг при виде машины с зарешеченным окошком, а потом радость при виде арестованного Ялкабова. Это почти полностью уверило меня в том, что истинный преступник – вы.

Тот факт, что старик дежурный в гостинице оказался вашим родичем и по вашей просьбе постоянно подслушивал наши разговоры, выяснился позже и ничего уже не менял. Нам нужны были точные доказательства. Они нашлись бы, может быть, но не так скоро, если бы вы опять не поспешили на помощь: вы послали письмо Таррыхову, заклиная его молчать…

Таррыхов-то все и рассказал: и то, как вы зазвали Бекджана во двор, и то, как подпаивали его водкой, и то, как зачем-то увели его в сад. Таррыхова вы напоили заранее – вы знали по опыту работы с ним его слабоволие и то, что под хмельком он на все согласен. Вы убили Бекджана, а потом позвали Лопбыкулы и с его помощью закопали тело в огороде. Таррыхов согласился молчать, так как вы могли шантажировать его, зная многочисленные случаи его мелких покраж со склада и из магазина. А потом вы помогли ему перебраться в Ашхабад… Но память у него оказалась хорошая – Лопбыкулы даже точно указал нам место захоронения Бекджана.

Пока Хаиткулы говорил, Най-мираб сидел, обхватив голову руками, и мерно раскачивался. Не сказал он ни слова и тогда, когда следователь умолк. Вошел милиционер и жестом приказал мирабу идти из кабинета. Старик, еще сильнее сутулясь, шаркая ногами, пошел к двери.

* * *

Полчаса спустя Хаиткулы мчался на мотоцикле в Сурху. Он думал о том, что не раз еще ему предстоит ехать этой степной дорогой – уже не по делам следствия, а в гости к Веллек-аге и тете Хаджат. Ехать вместе с Марал.

Чарджоу, 1969–1971 гг.

Перевод с туркменского С. Плеханова