Текст книги "Караван счастья"

Автор книги: Оксана Булгакова

Самый уважаемый на подлодке человек – старшина 1-й статьи Василий Савочкин, он – командир центрального отсека, отвечает за всплытие и погружение. В случае аварии может заменить товарищей, так как хорошо ориентируется во всех механизмах субмарины. Ребята подражают ему во всем – от мелочей, жестов до серьезного. И это не зазорно стать на втором году службы, как Савочкин, специалистом 1-го класса, как он, не гнушаясь никакого труда, получить несколько специальностей и, как он, всегда чувствовать, «что участвуешь не в детской игре, а за спиной – покой твоей Родины».

Тогда мы с Гаазом и задали командиру вопрос: по каким чертам характера наших ребят он, никогда не бывавший на Урале, составил себе впечатление о людях края:

– Если бы вас попросили нарисовать собирательный образ уральца…

– …Я включил бы убежденность Н. Меньшенина, трудолюбие В. Савочкина, приспособленность к жизни в коллективе, контактность Н. Чулкова, большую надежность, порядочность В. Александрова, стремление к знаниям В. Халабаева.

По-моему, командир забыл еще об одном. Об этом у Гааза сказано так:

«…Скорей бы на работу. С головой прямо. А также уйти в общественную работу. Без этого мне теперь не обойтись».

Далеко Урал от Северного края – тысячи сухопутных миль. Но есть и здесь свой морской экипаж и тоже носит имя «Челябинский комсомолец». В разных концах области живут бывшие старшины и матросы, но раз в году, в День Военно-Морского Флота, если удается собраться вместе, вновь надевают они тельняшки, поднимают морской флаг и снова для них нет «крепче почвы под ногами, чем палубы подводных кораблей». Командиром резервного экипажа избран Гааз.

В Челябинске уже после нашего разговора я неожиданно встретила Виталия Андреевича в военной форме. Лейтенант запаса Гааз в заводском оборонно-спортивном лагере готовит к службе в армии парней своего завода. С сентября – вновь металлургический завод, железнодорожный цех, тепловоз, а летом он комиссар «Искры».

В лагере на берегу озера – военный быт: часовые, подъем флага, ученья, политзанятия. «Искра» существует уже лет пятнадцать. И за сезон много парней изучают здесь строевые уставы, получают первые представления об армии, сдают нормы ГТО.

Виталий Гааз – один из первых выпускников-искровцев, отсюда ушел на морскую службу. Искровцем был и Владимир Ильин, призванный в армию вслед за Гаазом. Теперь оба воспитывают будущих воинов. В. Ильин – тоже рабочий, дежурный электромонтер в третьем электросталеплавильном: так же, как Гааз, как начальник лагеря, как и все остальные, о ком так тепло пишут ребята во взводных газетах.

Листаю их и нахожу много интересных строк. Хотя бы такие:

«За время пребывания в «Искре» многому научились: ходить строем с песней, выполнять приказы командиров и – что самое главное – все курсанты поняли, что такое мужская дружба, без которой просто в жизни пе обойтись».

Молодец, комиссар: дружба – это уже по его части. И кто знает, может, именно авторы этой заметки еще придут в резервный экипаж, чтобы научить уже следующее поколение великой силе – мужской дружбе и братству.

* * *

Последние зимние метели еще цепляются за Уральский хребет, а за Полярным кругом все бушует и бушует Баренцево море, и, обгоняя полярную ночь, грядут холодные рассветы. На свою непростую вахту заступают наши земляки.

 
Пожелайте вернуться с победой.
Лучше этого можно ль желать?
 

Этими строчками из стихотворения краснофлотца Тихона Красовского, фронтового североморского поэта, я и заканчиваю свой рассказ о людях, с которыми соприкоснулась сердцем.

Краснознаменный Северный флот – Челябинск,

1976 г.

Североморск. Старший матрос Северного флота.

«Челябинский комсомолец» в походе.

Шефы приехали! Члены делегации молодежи Челябинской области среди экипажа именной подводной лодки.

Концерт на рейде.

ДИРЕКТОР ПАМИРА

 
ЖИВЕТ НА КРЫШЕ МИРА МОЙ НАРОД,
ГОРДЯСЬ, ЧТО РЯДОМ С КОСМОСОМ ЖИВЕТ.
НАД НИМ ВЫСЬ СЕРЕБРИТСЯ ДНЕМ И НОЧЬЮ.
ОН СЧАСТЛИВ, КАК СРЕДЬ ПРАЗДНИЧНЫХ ЗАБОТ.
 
 
ВИДНА ПЛАНЕТА ВСЯ С ЕЕ ВЫСОТ,
С НЕЕ О МИРЕ РЕЧЬ ТАДЖИК ВЕДЕТ.
РАВНЫ У НАС ВСЕ ЯЗЫКИ И РАСЫ,
НАМ ЯСЕН ПУТЬ И ЯСЕН НЕБОСВОД
 

Мирзо Турсун-заде

Перевод Владимира Цыбина

Докторской диссертации Юсуфбеков не писал – степень присвоили за труды, за ту выхоженную ногами, опробованную и доказанную опытом высокогорных хозяйств науку, что обернулась спасительной для скотоводства и земледелия всей горной страны практикой.

Председатель ученого совета спросил: доктором каких – биологических или сельскохозяйственных – наук видит себя ученый: возможно и то, и другое – работы тянут не на одну диссертацию. Юсуфбеков ответил: только сельскохозяйственных.

За научными формулировками стояла четкая жизненная линия:

«Ввел систему реконструкции растительного мира Западного Памира», «Предложил и доказал возможность залужения пустынных пастбищ», «Разработал систему улучшения пастбищ и сенокосов всего Памира и Алайской долины», «В десять раз увеличил коллекцию Ботанического сада».

Это совершено не многоопытным стариком – кандидатскую защищал комсомолец, член Горно-Бадахшанского обкома ЛКСМТ. Доктором наук, членом-корреспондентом Академии наук Таджикистана он стал в возрасте, когда о нем говорили «молодой ученый», академиком – в 44 года.

…Горд и неприступен Памир. Недаром Подножием смерти именовали его жители Гиндукуша и соседней нагорной Азии. Даже птица не долетит до его вершин, даже кутас не всегда подымется за их снежную черту, ну а человек… Что может он? Не по силам слабому человеку состязаться с грозной стихией.

А люди на памирских плато жили издревле. Жили на пределе возможностей, в условиях, которые теперь принято называть экстремальными. В холоде, при недостатке трети кислорода, при сахарской сухости, когда даже снег испаряется, не успев согреть землю, – это на Восточном Памире. В недоступных горах, лишенные земли и скотины, в разреженном воздухе, отрезанные от всего мира, – это на Западном.

Но люди приспосабливались, как все живое: растения, звери. Они пасли овец и кутасов в горных пустынях, передавая маршруты пастушеских троп из поколения к поколению, от стариков к молодым. Лечились травами, горной смолой – от кишлака к кишлаку, от юрты к юрте рассказывали о чудесах исцеления и называли горные хребты, долины, где это произошло. Горцы западного Бадахшана знали дивные сады в расщелинах с плодами крупными, сладкими, яркими, словно вырастили их высокоученые садовники, только добраться до них мог не каждый.

Кочевникам Востока была хорошо знакома чудо-колючка терескен. Только, не помышляя о заготовке сена впрок, в суровые зимы, когда скот погибал от голода, они топили ею юрты. И они не были совсем знакомы с земледелием.

Дехкане же с гор вдоль Пянджа умели получить просо, горох, ячмень на малюсеньких грядках, землю для которых носили в корзинах прямо в поднебесье, куда не залетал орел и не забегал козел-нахчир. Но не пробовали они вплоть до 40-х годов двадцатого века овощей.

Не умели горцы вступать в схватки с песками, осыпями, камнепадами, целиком отдавая себя на милость природы, помня, что так было на Памире во все времена.

Но пришли в горы сильные люди, и зазвучало новое слово – «реконструкция». Пришельцы захотели подчинить себе Памир, они сказали: да, почвы в горах каменистые, но они пригодны для посевов: конечно, галечники, скалы и осыпи не очень удобны, но их можно засадить лесами, а склоны западных гор – садами, на восточных плато засеять новые пастбища, в высокогорные пустыни выгонять на зиму кутасов и овец. Они вспомнили венецианского путешественника Марко Поло: «Лучшие в свете пастбища тут, самая худая скотина разжиреет в десять дней» – и запретили согревать жилища терескеном. Питательная колючка не должна вырубаться: один кустик на высоте живет 300 лет и выкормит несколько поколений животных.

Эти люди стали выращивать овощи и лучшие из них передавать для посадки создающимся колхозам. Так на Крышу мира, в дикую страну ПО-МИ-ЛО, пришла наука. Это был подвиг, подвиг спустя всего лишь полтора-два десятилетия, после того, как «в пору цветения урюка» дошла в сплошь неграмотные горные кишлаки весть о революции.

…В пионеры советской естественной науки на Памире Юсуфбеков не успел. Когда П. А. Баранова, Р. Я. Перлов, И. А. Райкова приступили к первым опытам освоения высокогорий Памира под земледелие, он не мог о них даже слышать. Когда А. В. Гурский, имя которого носит сегодня Ботанический высокогорный сад, у подножья Висхарва начал первые посадки, Худоер Юсуфбеков был еще мальчишкой. За чисто символическую плату помогал он копать арыки, рыхлить землю, да и просто готовил чай директору еще не существующего сада.

Немало лет должно было пройти, пока Худоер Юсуфбеков познакомится с этими людьми, с их практическими опытами и научными системами, продолжит их дело, работая на заложенной ими биологической станции, в Ботаническом саду – впоследствии их объединят в Памирский биологический институт, и Худоер станет его первым директором.

От мальчишки-пастушонка из ущелья Дармарахт, что разыскивал своим козам и овцам малюсенькие пастбища-«изумруды» и горевал, видя, как страдают голодные животные зимой, – у Худоера Юсуфбекова главная забота его жизни. Он рос в трудное, военное время, жизнь сладкими лепешками не баловала. А с восьми лет, когда от матери осталась лишь фотография, что успел сделать живший у них русский комиссар, и на трудовой фронт ушел отец, мальчик узнал и нужду. В зимнюю памирскую стужу бегал босиком, отогревал ноги в печках-тандырах. Учился писать деревянными расщепленными палочками, парту заменяла коленка – до сих пор стесняется своего почерка.

В Душанбинском музее просвещения видела я макет мактаба – школы в кибитке, и деревянные перья – атрибуты и его детства.

Раз в неделю в школе готовили общий обед, и все ребята кишлака собирались как на праздник, за одним дастарханом. А когда открыли чайхану, это событие запомнилось навсегда: началось приобщение к миру. И продолжилось оно в Хороге, в школе-интернате, куда на учебу свозили ребят со всего Горного Бадахшана.

Дядя Худоера Давлат Шабдолов был там единственным математиком – на весь край. Сегодня кавалера ордена Ленина, заслуженного учителя школы Таджикской ССР, отличника народного образования СССР, хранителя истории своей земли Давлата Шабдоловича Шабдолова знают все жители Горного Бадахшана. Ведь все, кто учился в школе в 30—50-е годы, учились у него… Со всей области, со всех кишлаков. Он отдал школе 50 лет. Именно Давлат Шабдолович привил Худоеру Юсуфбекову пытливость, любознательность, переросшие впоследствии в страстную жажду знаний, творческого поиска, основательность суждений.

Шабдолов был учителем в широком смысле слова. Он старался передать ученикам все знания – и не только математические, – которые удалось получить самому. Этим и объясняется, что, не изучая химию, русский язык: не было преподавателей, – Худоер смог поступить в институт.

От Давлата Шабдолова услышал мальчик о первой Ленинской премии на Памире, что ввели пограничники для лучших учеников первой советской школы в Хороге и начисляли из собственного денежного содержания. Был Давлат среди первых пионеров, что 1 Мая 1926 года прошагали по Хорогу. К этому дню в погранотряде ребятам сшили специальную форму: рубашки с отложными воротниками, штанишки до колен, пионерские галстуки. Но шли они босиком. Впереди отряда несли знамена – какие были в кишлаке. Посмотреть на такой праздник прискакали с гор всадники, приехали афганцы – и потом долго рассказывали о нем из кишлака в кишлак.

Я видела фотографию этого отряда в альбоме Давлата Шабдоловича рядом с фотографиями из детства уже его учеников. На одной из них – на нас в упор глянул плотный приземистый парень в тюбетейке.

– Худоер Юсуфбеков – мой ученик, ныне академик, – с гордостью пояснил Давлат Шабдолович.

От своего учителя услышал Юсуфбеков впервые имена Райковой, Гурского, у него увидел плоды невиданных на Памире овощей. Учитель же рассказал ему историю, ныне ставшую легендой. До меня она дошла при необычных обстоятельствах.

Когда с бывшими учениками Давлата Шабдоловича пришла к нему в дом, он заканчивал украшать стол. Жены уже давно нет в живых, учитель один воспитывал меньших дочерей-двойняшек – Шамсию и Джамилю – и привык управляться по хозяйству сам.

Стол манил яркими плодами осени: помидоры, огурцы, капуста, морковь, картофель, зелень лука рядом с традиционным бульоном, румяные лепешки, ароматный чай, в небольшой тарелке – сушеные ягоды и травы. Дочери принесли кувшины для мытья рук, и мы сели за стол. И вот тут-то старый учитель преподал урок, ради которого и затеял он столь красочные приготовления.

– Как вы думаете, – спросил он меня лукаво, – какие продукты из тех, что видите перед собой, могли употреблять в пищу мои родители? А о чем они даже не имели представления? Да что родители: я сам почти половину своей жизни.

Памирцы не знали совсем ни картошки, ни редиски, ни моркови, ни брюквы, ни помидоров, ни огурцов, ни лука, ни чеснока, ни свеклы, ни репы, ни кабачков, ни перца, ни петрушки. А урожаи пшеницы собирали в тюбетейку. И получилось, что главный продукт – скромная сушеная ягодка – «тут», или шелковица, да травы, коренья. Их размалывали и добавляли в кислое молоко, чай, воду, ели просто сушеные ягоды и просто муку.

За нарядным изобильным столом и рассказал мне старый учитель вот какую историю.

В самом конце 20-х годов на памирский пограничный пост прибыл новый командир. Два месяца добирались он и его семья с сопровождающими из Оша. Верблюжья тропа вилась по поднебесным перевалам, головокружительным кручам, отвесным карнизам. Жену пограничника и детей несли под балдахином на специальных носилках. Привез с собой командир интересный багаж: семена помидоров, огурцов и капусты, клубни картофеля. Посадил прямо на территории погранотряда. Сосед – дехканин Кишкарбек Рызобеков попросил диковинных семечек и тоже посеял на своих грядках.

Жизнь командира была неспокойной: недаром первым на Памире за бои с басмачами в тот год его удостоили ордена. Словом, не до посадок. Ну и урожай получился чахлым. Когда командира перевели в другое место, расставаясь, он сказал, что овощи в этих краях выращивать – только добро переводить.

Ну а Кишкарбек уже после его отъезда собрал богатый урожай никогда до этого не виданных плодов. Семена раздал родственникам, соседям. А через год, как утверждает молва, продиктовали дехкане письмо красному командиру Ивану Васильевичу Панфилову, а это был он – будущий Герой Советского Союза, легендарный генерал-майор. В письме написали, что-де прекрасный ты человек, Иван Васильевич, хорошо бьешь басмачей, отлично говоришь, но плохой… земледелец.

А дети Кишкарбека – Хособек и Довронбек, – когда подросли, стали известными на весь Бадахшан «картофельными чемпионами» – урожаи меньше 500—600 центнеров с гектара не получали. Да только долог был путь к этим урожаям.

Когда Худоеру Юсуфбекову было совсем мало лет, впервые пересек он Памир на шее верблюдицы, к которой привязала его мать. Уже потом, лет через пять, пастушонком, исходил много горных троп пешком, в деревянных колодках-каушах и просто босиком, а еще больше, когда одевал уже кожаные ичиги и на стартовую точку высоко в горы его привозила машина. Горцы не зря окрестили Худоера Юсуфбекова Директором Памира. Сколько же тысяч километров прошагал он!

Привычка так и осталась на всю жизнь. И сегодня на работу он ходит с одного конца Душанбе на другой пешком.

– Чему вы так и не научились в жизни? – спрашиваю Юсуфбекова.

– Двум вещам. Не умею танцевать. И не стал оратором. Все имеет объяснение. В студенчестве было не до танцев: по ночам ходил на завод бутылки мыть, разгружать брички с хлебом в магазине, на старших курсах – в карантинной инспекции работал. Знаете, как питался? Утром – чечевичная каша, в обед лепешка со сметаной, вечером – хлеб, соль и вода. Первый костюм на четвертом курсе купил – заработал деньги на практике. Даже был грустный курьез: в юбилей института наградили меня Почетной грамотой ЦК комсомола, вручать должны были на торжественном собрании в оперном театре. А меня туда не пустили билетеры: не понравился мой ватник и хлопчатобумажный свитер.

А почему говорю неважно? Много месяцев, целые годы провел в горах в одиночестве. Это уже после института. Бывало и зимовал один в саду.

Если бы начать жизнь снова, хотел бы что-то изменить в ней? Пожалуй, нет. Каждому человеку нужны трудности. Они закаляют, вырабатывают твердый характер, формируют убеждения.

Сегодня Худоер Юсуфбеков – ректор того самого сельскохозяйственного института – главного вуза республики, который закончил в 1954 году. Да только был до ректорства и другой путь, 27-летний. Его избрал Худоер осознанно, когда уехал по окончании учебы на родину, в край, где горы встречаются со вселенной и где только пытливым и одержимым позволяет гордый Памир посмотреть на себя свысока.

На Памир я попала, когда Худоера Юсуфбековича там не было уже несколько месяцев. Встретили меня его ученики и последователи. Но присутствие Юсуфбекова я чувствовала во всем так же, как мои собеседники его отсутствие. В разговорах нет-нет да и мелькнет: «Юсуфбеков звонил… говорил… советует… напоминал, …приглашал аспирантов».

В яководческом совхозе «Булункульский», что на четырехкилометровой высоте, рассказывал директор Осман Атабаев, как по технологии Юсуфбекова засевают они горные склоны травами, сколько получают сенной массы, как проходят гарантированные зимовки овец и кутасов – не страшны теперь животным суровые зимы, – и каждый раз называл имя Юсуфбекова. Даже уголь завозят жителям его стараниями. А терескен – лучшая пища кутасов – идет только на корм. И опять «доказал», «ввел», «добился» Директор Памира.

Большой друг комсомола и его воспитанник, он еще ни морально, ни физически не перешагнул возрастной академической черты. И хотя я уже была с ним знакома лично, значимость всего сделанного академиком поняла только здесь.

…С Алешей Ивановым, 24-летним ученым Памирского биологического института, целый день бродим осенним садом. Сад диковинный – единственный на такой высоте в мире. 612 гектаров отданы под эксперименты. На высоте альпийских перевалов. В Европе, пожалуй, ее штурмуют лишь смельчаки. Здесь же штурмовать ничего не надо: сел в центре Хорога на городской автобус, попетляет тот вдоль Гунта то правым, то левым его берегом восемь километров до Шахдары и, пожалуйста, приехали: сад. Прямо на склоне Шугнанского хребта. Правда еще надо попыхтеть, чтобы до него подняться, хоть и асфальт ведет до самого городка. Если отсюда смотреть в бинокль, то высоко, прямо у вершины Висхарва, видны зеленые заросли его высокогорного участка – береза, смородина, боярышник, жимолость. Целых 50 видов на высоте 2900 метров. Основная часть сада пониже на полкилометра.

Октябрьский сад расцвечен оттенками осени всех континентов. Из бирюзово-изумрудных зарослей Восточной и Средней Азии попадаем в привычное золотое увядание Европы и Кавказа, дивимся черному американскому ореху и «оленьему рогу» с того же континента, подымаем опадающие багряные листья клена, словно с государственного флага далекой страны.

Летних посетителей сад поражает подсолнухами с десятками голов, ромашками величиной с блюдце, смородиной размером с вишню и клубникой – чуть ли ни с чайную чашку. Я всего этого не видела. Но когда Алеша подвел к восьми ли-десяти ли ствольному дереву и оно оказалось рябиной, а по соседству так же раскустилась липа, я сдалась: действительно, чудеса!

А розы! Какие на Памире розы в октябре, – необычной величины и дивной красоты. Лимонам из этого сада удивлялась еще лет пять назад, читая информацию в «Правде». А картофельные клубни весом до килограмма каждый! И это на высоте двух с лишним километров!

Довольный произведенным эффектом, Алеша терпеливо объясняет, что чудеса эти вызваны, как полагают некоторые исследователи, особым режимом ультрафиолетовой радиации, так называемым горным светом. Но он лично считает, что нужно анализировать комплексно: тут и высоту следует учитывать, и температуру, и влажность, ну и ультрафиолет, конечно, ведь прозрачность воздуха в горах исключительная.

О памирском ультрафиолете я читала в статьях прежнего директора ботанического сада, имя которого он носит теперь, – А. В. Гурского, рассказывал мне о чудесах памирской радиации Х. Ю. Юсуфбеков: в десятки раз выше, чем в долине, но смертоносные ультракороткие лучи нейтрализуются другим длинноволновым излучением – и отсюда буйная растительность, активное безвредное солнце, «культурные» дикие сады в горах, ранняя вегетация и в перспективе – возможность применения ультрафиолета при селекции сельскохозяйственных растений.

Оказалось, что в саду опробовано 3000 образцов картофеля, десятки сортов его рекомендованы хозяйствам Бадахшана, так же как помидоры, капуста, морковь, лук. Словом, все, что украсило стол старого учителя.

В кишлаке Тем, что кудрявой зеленью и румяными плодами манит приезжающих в Хорогский аэропорт, и сегодня еще помнят бахчи дедушки Имамберды. Пятеро братьев-дехкан чуть ли не столетие выращивали на песчаных и наносных землях дыни, арбузы, тыквы, секреты выхаживания которых им передали их отцы. От стариков же слышали братья Давлетмир и Имамберды о волшебной траве хичихор: подстрелил в сумерки горец нахчира – ранил того в ногу, пошел по следу, а след пропал, оборвался. Дождался человек утра, смотрит: лежит козел под скалой на траве. Увидел охотника, вскочил и убежал. Удивился горец, спустился со скалы, нарвал траву, на которой лежал нахчир, принес в кишлак. Старики сказали: лучше лекарства при ранах нет, останавливает кровь, быстро заживляет.

Внук Давлетмира – Дилавар Мунаваров рассказ деда не забыл: травку эту разыскал – «непета», железистый котовник, родственница российской мяты. Дилавар – ученый, в лаборатории геоботаники занимается растениями, диссертацию пишет о флоре Западного Памира. А началось все с дедушкиных уроков: как посадить дерево, как сохранить плоды, какие растения переселить в кишлак из ущелья, что из кореньев, листьев, стеблей можно есть, если заблудишься в горах.

С советов старцев из долинного Шахдарынского кишлака начался путь в науку Козимамада Абдуламонова. Он специализируется теперь на селекции, гибридизации ячменя. Как и Ильдар Абдулов, и другие ученые с биологической станции в урочище Чечекты.

Темы диссертаций здесь навеяны не модой. Практическое значение многих из них превышает ценность обычного научного труда.

Заведующий лабораторией генетики и селекции Фаткрахман Габдурахманович Нигматуллин вывел новый, специально для Восточного Памира, сорт ячменя «Памир-1». Уже получено зерно. И теперь молодые ученые работают над совершенствованием сорта. На Восточном Памире в году всего 30—35 безморозных дней, а суточные колебания температур достигают 40—45 градусов. И высота – три-четыре километра. И вдруг зерно!

– И не жалеете, что так далеко заехали, вернее, так высоко забрались? – когда мы с Алешей спустились к дому, где живут молодые специалисты, спросила я у аспиранта Юры Данилова.

– Нисколько, – твердо ответил он. – Более того, мы с Люсей, – кивок в сторону жены, – считаем, что верный выбор сделали.

– Через год уже тему имеешь. И помогут определиться, и нацелят верно, – продолжает Юра. – На два месяца домой в Ленинград уехал – так потянул Памир обратно. Худоер Юсуфбекович правильно говорит: «Здесь под каждым камнем – диссертация лежит. Важно лишь свой камень отыскать». Ведь очень заманчиво, и лестно, и ответственно сказать свое слово в науке не в 80 лет, а в 27, и именно свое, не вычитанное из чужих трудов. Разве этого мало? Не каждый и мечтать о таком смеет. Через пять-шесть лет после окончания института – кандидат наук. Да дело не только в степени. Те, кто держатся за крупные города, могут и не стать истинными учеными, так и просидят лаборантами, ассистентами всю свою жизнь. А разве это жизнь! – вот такой монолог произнес Юра Данилов.

У Юры с Люсей – симпатичная семья: ждут уже второго ребенка, работают над самостоятельными темами, готовят диссертации. Люся занимается вопросами интродукции хвойных пород, то есть перенесением на Памир наиболее удачных образцов. Работа имеет немалое значение не только для горного Бадахшана – затрагивает проблемы укрепления горных склонов, улучшения водного режима почв, да и просто декоративно-озеленительские. Недалеко от дома на террасах сада проходят опыт Люсины елочки.

Юра увлечен интродукцией лекарственных растений. Над проблемами их теперь в институте работают сотрудники специальной лаборатории. Химический состав горных растений заметно отличается от качеств их собратьев из долины, в иных сахара до 30 процентов. Как происходит накопление в растении лечебных свойств, возможно ли окультуривание наиболее перспективных видов, сортов, форм, удастся ли перенести на Памир наиболее ценные из других районов страны? Опыты, поиски. Вот с какими сильными людьми познакомилась я на улице Мичурина, с которой в Хороге начинается Памирский биологический институт.

На вид они самые обычные. Не богатыри. Не силачи. Смотрят телепередачи. Болеют за Анатолия Карпова. В отпуск ездят сдавать кандидатские. Зимой «спускаются» в аспирантуру. А летом «безадресные люди» нехожеными горными тропами ищут необжитые земли, редкие экземпляры растений, выкапывают, переносят, пересаживают, собирают семена, ведут наблюдения. Цель? Реконструкция растительности Горного Бадахшана во имя развития его экономики.

И тут же:

– А возможно, наши опыты пригодятся при освоении Луны.

– Или других территорий с подобным суровым климатом. Не забывайте: Памир – природная барокамера.

Жизнь на Памире трудна и сложна. Снежные барсы, словно эскалатором, сносимые лавинами с хребтов, впечатляют лишь путешественника-однодневку. Рериховские краски вспоминаются только после отъезда. Тех, кто живет здесь и работает постоянно, красивости романтических репортажей не волнуют. Лишь сильные люди остаются верны Памиру на всю жизнь.

– Вы когда-нибудь видели тунеядца-долгожителя? 100-летнего лодыря? – спросил Юсуфбеков меня, когда в Душанбе коснулись мы этой темы. – Трудности, работа формируют настоящего человека. Здоровье? По мне: много работы – я здоров. Вот и растения: в суровых условиях гор они живут дольше. Терескен на высоте четырех километров – 300 лет растет, трех – уже 60, еще ниже – 20. Так и человек…

Да, лишь сильные люди живут на Памире.

Душанбе – Хорог,

1981 г.