412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Оксана Одрина » Слепые отражения » Текст книги (страница 4)
Слепые отражения
  • Текст добавлен: 12 апреля 2021, 18:31

Текст книги "Слепые отражения"


Автор книги: Оксана Одрина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Глава 6. Верни мне моё

– Кто-то собирает осколки… – настойчиво выдохнули шёпотом Вадиму в затылок.

Голова его распадалась на части, а тут ещё упрямо доставали со своими осколками. Что такое осколки, в конце-то концов, может, скажет кто? Вадима раздражала назойливая до тошноты пульсация в левом виске. Тукало там, монотонно стучало, терпеливо покусывая изнутри. Приложил руку ко лбу – жаром обдало, а к ладони мгновенно прилепилась мокрая испарина. С трудом открыл глаза и увидел, что стоит в мрачном коридоре у подножия широкой лестницы. Подался назад, шаря руками в темноте, и ни во что не упёрся, ничего не нащупал. Что произошло и когда, где он и он ли это сейчас, Вадим? Может, отражения снова его путают. Может, он просто с ума сошёл. Фрей рассказывал, что такое иногда случается с теми, кто говорит с отражениями.

Огляделся, глаза чуть привыкли к полумраку и неуправляемо таращились в пустоту, пытаясь угадать знакомые образы. Не выходило, свет им нужен был, а вокруг монотонная чернота. Поднял голову, а там, наверху сквозь густой мрак пробивался слабый блик.

Он шагнул вперёд, осторожно подошвой кроссовка нащупал просторную ступеньку, и ещё шагнул. Нудный скрип из-под ног предательски выдавал его в непроглядном здесь, подвывал в такт шагам, жалобно поскуливал. Вадим не отступал, опасливо шарил по деревянному основанию внизу, поднимался всё выше. Нащупал рукой перила: гладкие и прохладные на ощупь, приятные. Оглядывался по сторонам и вниз смотрел, прищуривался, попытался разглядеть хоть что-то, но не выходило, слишком темно. Свет был лишь там, наверху. Ещё шаг и ещё. Жалостливая лестница осталась позади, замерла в темноте, стоны её стихли, скрип угомонился, а Вадим обеспокоился. Впереди глухой коридор, в конце которого из-за чуть приоткрытой двери сочилось слабое освещение.

Опасливо шагал вперёд, руками старался найти стены, не дотянулся, двигался размеренно, аккуратно переступал с ноги на ногу, как по туго натянутому канату, словно боялся оступиться и сорваться.

Выкрашенная в белый глянец незапертая дверь вырвалась из темноты прямо перед Вадимом. Чуть пихнул её ногой и оказался в просторной унылой комнате. Мутный свет, который проливался отсюда в коридор, оказался ложным. Фонари с улицы нехотя делились яркостью с дремлющей комнатой, а та сквозила им в коридор.

Широкая аудитория, высокие потолки, три огромных окна в деревянных рамах, в левом углу массивный потрепанный временем шкаф из тёмного дерева. Похоже на школьный класс, только без парт и доски. Ну, конечно, почему сразу не догадался. Он в школе, в своей школе, где в этом году успешно закончил одиннадцатый класс.

Сдержанно продвигаясь вперёд, добрался до одного из окон и, не дотрагиваясь, выглянул вниз сквозь стекло. Знакомый двор и само здание снаружи. Он на верхнем этаже школы под самой крышей, а освещением оказалась уличная подсветка со стен. Вот только, где именно находилась эта комната, Вадим всё никак не мог понять. Шагнул ближе и сдержанно упёрся ладонями в стекло, мягко тёрся лбом, пытался разглядеть соседние классы.

Чуть сильнее надавил руками на стекло, и послышался сжатый хруст. Голову рывком поднял, увидел, как по поверхности стекла побежала широкая трещина, разделяя его на две неравные части. Ещё и ещё трещины, много их глубоких и мелких: оплетали паутиной, царапали стекло в хитроумный узор, мерзко шурша, крошили на бесформенные осколки. Ещё немного, и рухнет израненное окно с высоты и погребёт Вадим под прозрачными обломками.

Он встрёпано подался назад, а рядом на соседнем и том, что самое крайнее, окне послышался знакомый слабый шелест, следом скрежет и звон рвущихся на осколки стёкол.

– Кто-то собирает осколки… – не унимались у Вадима за спиной.

Он порывисто развернулся к выходу. Сгорбился, пытался заткнуть уши руками, чтобы тошный треск не ранил голову. Бьют стёкла. Кто их бьёт и зачем? Вадим не понимал. Морщился, щурился, вглядывался: зеркала на стенах, они, как и стекла на окнах, в тонких трещинах. Уродливая заразная болезнь легко расползались по отражающим поверхностям и дробила их на истрёпанные куски.

Зеркало в человеческий рост на дверце старого шкафа, который притаился в углу и пыталось спрятаться от стекольной заразы в густой темноте, с визгом разорвало на две части извилистой глубокой трещиной.

– Ты с отражениями разговариваешь…

Вадима не понимал, лихорадочно дёргал головой, пытаясь разобраться, что происходит. Раздражённо шарил взглядом по стенам, углам, окнам. Откуда идёт голос, и чей он? Брюзжание раненных стёкол ни на секунду не прекращалось. Скрипели они и скулили, навязчиво и мерзко скрежетали, рвали ухо на части, настойчиво лезли в голову, буравя Вадима. Сам не заметил, как провалился в тугую духоту. Руками растерянно тёр лицо, нос, глаза, губы. Стало трудно дышать. Почему так трудно дышать?

– И он тоже…

Впился руками в шею, вдыхал-выдыхал со свистом. Воспаленно бросился к ближайшему окну и жёстко ударил в стекло кулаками, ещё и ещё. Что сил было, старался пробить брешь среди трещин, чтобы впустить воздух с улицы и свободно вдохнуть.

Не справился, порезал руки в кровь и вскипел тут же от злости на самого себя. Снова и снова грубо колотил стекло, слабеющими кулаками, не отставал, и быстро выдохся. Обессилев, сполз по стене на пол и упёрся головой в подоконник, пытаясь дышать. Глотал раскаленный воздух, обжигая губы, рот, лёгкие, захлёбывался духотой и медленно угасал. Упрямыми пальцами попытался расстегнуть верхние пуговицы на рубашке, но с горьким сожалением осознал, что на нём футболка и толстовка.

– Ты мешаешь ему…

А отражения как же?! Где отражения, которым он так часто и так дорого платит в последнее время?! Где они, где?! Почему помощи не предлагают?! Спрятались в стёклах и зеркалах и опасливо выглядывают с той стороны: «Жив ли там ещё Вадим или уже всё, можно выходить?» Трусливые мямли, от которых слова доброго не дождёшься! А как заплатить за разговор, так давай, парень, делись собой, да побольше, побольнее, наизнанку вывернись, но часть себя отдай! А сами?! Где они сейчас, когда нужны, где?!

Яростно шипя сквозь горько сжатые зубы, он рывком дёрнул сам себя вверх, развернулся, замахнулся на окно рукой, дерзко ударил ладонью в стекло и вызывающе крикнул:

– Помоги мне!

Вздрогнуло окно и испуганно завибрировало. Чего трясёшься, отвечай, давай! Помогай! Медленно поднял голову, и только секунды не хватило ему, чтобы отшатнуться назад, как немощное стекло, израненное трещинами, со звоном рухнуло вниз, погребая Вадима под собой. Он только и успел согнуться пополам и закрыть голову руками.

«Помогло, блин. Ну, спасибо», последнее, что мелькнуло в голове Вадима. И тут же все звуки вокруг захлестнул гулкий шум, как от непроглядного ливня, который без спроса накрывает мир стеной: коротко и колко. Секунду спустя, острые крупные крупинки проскользнули за шиворот его толстовки, прилипли к лицу, забились в нос и в рот, заскребли на шее, больно царапались и тыкались меж пальцев рук.

– Ты опасен и для него, и для его зеркала…

Он выдохнул, открыл глаза и сломлено упал на колени, упираясь слабыми руками в пол. Сам Вадим и всё вокруг него должно быть покрыто битыми стёклами, но их не оказалось совсем. По полу, разносимый ледяным ветром с улицы, еле слышно шуршал песок. Тряхнул головой, и мелкие частички с его русых волос посыпались на лицо и руки.

– Ты раскроешь все его тайны…

Придя в себя от глотка свежего морозного воздуха, Вадим осмотрелся. Под старым громоздким шкафом в углу что-то блеснуло. Яркая вспышка в песчаном полумраке. Ещё одна и ещё. Устало вглядывался в темноту. Он жив, он дышит, ему не навредили осколки гибнущего стекла. Может, отражения всё-таки одумались и помогли. Помогли ли? Медленно поднялся, пошатываясь на скрипучем песке, ёжась от холода, поплёлся в сторону отблеска. Надломлено дышал, с трудом передвигал ноги. Почему разбитый такой, понять не мог. Устал сильно. Только от чего устал?

– Раскопаешь прошлое… Разрушишь настоящее…

Раритетный ухоженный шкаф из тёмного дерева, вблизи оказался глянцевым. Лаком прикрыли его дряхлость, чтоб не так явно в глаза бросалась старость. А она бросалась, выдавая себя горьким запахом. Вадим присел на корточки и заглянул под шкаф. Рядом неустанно шептали:

– Он не допустит… Он избавится от тебя… Жестоко…

Но Вадим больше ничего и никого не слышал. Он нашёл нечто, чего уж точно не ожидал увидеть в обычном школьном классе – крупный осколок пыльного потемневшего от времени зеркала. Осторожно одним пальцем выковырял его из дряхлого тайника, покрутил туда-сюда по полу, пытался увидеть отражение, а там внутри чернота. Слепое оно, зеркало это, незрячее, в грязных разводах, потёртое, поцарапанное. Но ведь блик был? Был, и не один.

– Береги в себе себя…

Последнее, что услышал Вадим перед тем, как слепое зеркало заговорило. Он пригляделся внимательней, внутри отражение – незнакомый высокий молодой человек: чёрные аккуратно уложенные волосы, тонкие черты лица, глубокие карие глаза. Тот, что в зеркале, хищно щурясь, вальяжно стоял во весь рост по ту сторону осколка и надменно смотрел из стеклянной бездны. Внезапный выпад, и рука чужака броском вырвалась наружу из осколка, грубо перехватив шею Вадима колкими пальцами.

– Отдай! – резанул незнакомый зычный голос из осколка, сильнее и яростнее сжимая горло Вадима. – Отдай!

Вадим рванул назад, гулко ударился головой о грузный шкаф, старался отбросить осколок в сторону, но не выходило. Его собственные руки не слушались, неуправляемо впиваясь в острые края стекла, вдавливая его в свои ладони, разрезая кожу. Он взвыл от боли.

– Отдай! – густо наседал незнакомец, продолжая душить Вадима, тот в ответ хрипел, неистово вырвался, пытался выдернуть шею из цепкой руки. – Верни мне моё!

Вадим задыхался, он остервенело задёргался в стороны, тем самым облегчая крепкой руке задачу по его скорейшему удушению. Он страшно хрипел. Реальное разрушалось, как то самое стекло, разбитое им самим вот только что. В проём загубленного окна порывами холодного ветра заносило в комнату крупные хлопья снега. Там спасительный воздух и жизнь, но не пробраться туда, не вырваться. Осязаемое осыпалось чёрными точками перед глазами, расплывалось тусклыми красками, глохло от его собственных страшных хрипов.

– Отдай мне моё! – требовал тот, кто добивал Вадима одной левой рукой. – Я сам заберу, детка! Я заберу сейчас!

Вадим стремился спастись, бился за свою жизнь, кричал глухими сиплыми обрывками себя, но быстро угасал без воздуха. Он медленно затихал, изуродованный сухим удушьем. Куски искалеченных звуков натужно вырывались наружу из его жёстко раздавленного горла, чуть трепетали на немеющих губах, срывались, бесследно растворяясь в воздухе. Он тоже воздуха хотел, мучительно пересыхая изнутри.

Голова Вадима разбито завалилась на бок. А чужие щетинистые пальцы не остановились на достигнутом, они смело побеждали, ползли выше по его шее к лицу, через подбородок к губам, пытались закрыть ему глаза. Он измождено забеспокоился, слабо завозился спиной, всё так же стоя у старого шкафа, не способный просто поднять голову. Он всё ещё пытался вдохнуть, слабо цеплялся за ускользающую реальность, за холод вокруг, за боль в груди. Давят его, мучительно больно давят.

И Алиса кричит:

– Вадим, Вадим, ты слышишь меня?! Ты меня слышишь…

Ты меня слышишь? Слышу, только, ответить не могу, и не смогу уже никогда. Где ты, Алиса, откуда твой голос, как тебя увидеть? Ты, Алиса, меня услышь.

– Дыши, пожалуйста, дыши, – дрожащий шёпот Алисы. – Хочешь, кричи на меня…

Хочу кричать, хочу, не могу. Почему не могу, не понимаю? Почему?..

– Сколько хочешь, кричи после… Дыши только сейчас…

После чего, Алиса? Когда после, где оно это самое после, зачем после? Будет ли после? После ‒ это всегда ловушка без выхода и возможности всё вернуть, как было до. А как было? Было ли у меня до? До чего?

Ему больно драли на лице, неустанно царапали глаза, пытались раскрыть рот, ковыряли, настойчиво лезли внутрь живого человека. Зачем?! Вадим неуправляем встрепенулся, когда его неподвижных губ коснулись тёплые незнакомые губы. Голову его лениво потянули назад, неуклюже выгнули шею чуть вверх. Губы, чужие губы не отпускали, прижимались сильно и пылко.

От страстного поцелуя больно полыхнуло внутри, и охрипший воздух, обезумевши, ворвался в его лёгкие. Глубокий вдох, но не его собственный, нет. А чей тогда?.. Очень больно в груди, хотел прекратить, остановить это болезненное дыхание, но кто-то управлял им, решая за него, как вдыхать и когда выдыхать. Грудь его упорно прессовали непосильной тяжестью, ломая рёбра. Ещё чужой вдох – Вадим проглотил, подавился и надрывно засипел, а сам не мог продолжить дышать. Безжалостный удар в грудь, ещё и ещё. Выдохнул, дёрнув головой в сторону. Прекратите уже, больно же! Он и сам сможет, он сможет всё. Вдох, но уже его собственный. Говорил же, что сможет, вот и смог…

Яростно шипя, Вадим отбросил прочь от себя злосчастное зеркало, задышал больно, но свободно и чисто. Осколок, остро звякнув, упал рядом на пол, но не разлетелся на части, а остался целым и невредимым. Незнакомец там, внутри, громко рассмеялся наперекор Вадиму, надменно задрав вверх голову, приговорил:

– Ты отдашь мне моё! Скоро! Я рядом! Я всегда рядом, детка! Всегда!

Отражение не унималось, насмехалось над ним, захлёбываясь ехидством. Вадим, остервенело сипя, качнулся чуть назад, тут же поймал шаткое равновесие, сосредоточился, прицелился, замахнулся ногой, чтобы раздавить неполноценное отражение, но в нос его ударил резкий запах – защипало во рту, загорелось в глазах. Да, что ж вы делаете?! Зажмурился, закрыл лицо руками, отшатнулся к стене. Открыл глаза, и слепящий свет с потолка безжалостно согнул его в корявой позе, и он, жалко проскрипев, зарылся в своих обессиливших руках. Вадим болезненно скорчился в попытке кричать и безвольно осел обратно, упал, а глаза его неподвижно впились в потолок. Не мог моргать, дрожал мелко-мелко. Вновь провалился в темноту и тут же врывался обратно в яркость. Вздрагивал резко и неуправляемо. Ноги ломало, выворачивало, стягивало в тугие мучительные узлы, тут же отпускало. Не понимал, не принимал сам себя. Это не с ним так сейчас. Как судороги, так умирают, наверное. А он умирать не собирался. Не умирает ведь, правда?! Почему молчите все?! Почему же вы все молчите?!

Сознание играло с Вадимом в необъяснимые игры. Он бесплотно цеплялся за голоса вокруг, за лица. Алиса, Артём, Павел Петрович, доктор Григ. Доктор… Доктор сейчас точно поможет. А сам он всё продолжал биться за себя с жуткими конвульсиями, вырываясь из темноты туда, где его называли по имени, где Алиса прикладывала к его голове холод, приносящий облегчение и покой. Снова засасывало в плотную слепоту и глухоту, а он не хотел, противился, бесполезно тянулся к Алисе руками, но не дотягивался. Безумно жаждал дотронуться, вцепиться в неё, чтобы видеть её яркие зелёные глаза, слышать голос, чувствовать то глупое тепло, что за ним по пятом ходило, грело и хранило, а он так и не сохранился, рассыпался в мелкий колкий песок. Хотел, чтобы Алиса удержала его среди живых и не позволяла погружаться в бессознательное.

Прояснилось всё постепенно. Дыхание выровнялось, ломать перестало и внутри и снаружи, тугие узлы, которые скручивали ноги, развязались. Звуки вернулись и запахи, и цвета. Медленно открыл глаза, поморгал пару раз, и увидел над собой школьного доктора Грига. Понурый уставший взгляд. Смотрел он на Вадима и пытался улыбнуться, а выходила тревога.

– Молодец, Вадим, молодец. Отпустили тебя. И мы молодцы. Мы вытащили, – с облегчением выдохнул Григ, присаживаясь рядом с Вадимом. – Ты вернулся, ты справился. Напугал ты нас. Как же ты нас всех напугал. Дыши только теперь. Дыши.

Глава 7. Сыщик

Дышать оказалось больно и хрипло, говорить трудно и неуклюже, нос и глаза в слёзы продрало от запаха нашатыря. Осознавать, что находишься в школе в личном кабинете директора Павла Петровича Фрея – помешательство. Всё в пробитой скулящей от боли голове Вадима окончательно перепуталось: город, набережная, нападение неизвестных в балаклавах, странная комната с живым человеком внутри зеркального осколка, и тот, кто просил отдать что-то, о чём Вадим уж точно не знал. И холодно, в кабинете директора оказалось невыносимо холодно.

Чуть осмотрелся и понял, откуда тянет ледяным воздухом. Окна в комнате распахнуты настежь в ночь, впуская внутрь колкий ветер и мелкие снежинки. Рядом за столом директора сидел Артём. У окна сам Фрей и Григ о чём-то бурно переговаривались, Вадим видел их в полглаза. Артём был ещё бледнее, чем в том доме, где они совсем недавно нашли Кирилла. Друг с нескрываемой злостью монотонно тарабанил по столешнице кулаком, глядя в никуда.

Вадим, безжалостно истрёпанный отражениями, неподвижно лежал на кожаном диване директора. Он не мог пошевелиться, не мог распрямиться и расправиться из уродливой позы, в которую вернулся из отражений, в полноценного человека. Город, набережная, Кирилл, комната. Город, набережная, зеркала, стекла. Зеркала… Бьют зеркала… Зачем бьют?

Когда он судорожно подёрнул плечами, как-то неуправляемо встрепенулись обессилившие его руки, тут же остро кольнуло под ребрами, ухнуло тяжестью в живот и покатило горечью к горлу. Слабость уверенно поедала Вадима. Взмок весь, испарина проявилась на лице и на шее. Тошнота вверх поднималась. Чуть голову вверх выгнул, часто-часто сухо сглатывая. Может, умирает он сейчас, почему никто не подходит и не помогает? Стоят, молчат, смотрят. Приятно, что ли им всем наблюдать, как Вадима ломает?

– Пей, давай, Вадим. Пей, – рука доктора Грига осторожно приподнял голову Вадима.

Он вымученно выдохнул, на тихий стон и то сил не было. Помогите же уже, в конце концов.

– Сейчас отпустит, – подбодрил доктор. Уточнил тут же: – Отпустят.

Вадим силился разлепить губы, чтоб утолить мучительную жажду, но не справлялся. Пожух целиком изнутри, промок снаружи. Док всё понял, бесстрастно разжал ему зубы и влил воды. Вадим и глотать в одночасье разучился. Обратно жидкость вытягивало, но он не пускал, старался, как мог, в себя тянул и побеждал слабость, неярко так, но упорно. Ещё доктор вливал воды и ещё. Вадим же напористо прорывался сквозь безвольное «не могу», проглатывал, давился, хрипел, а после легче пошло. Когда вдоволь напился, навалилось насыщенное облегчение. Вот теперь только его отпустили.

Рывком Вадима отправили в вертикальное положение, не спросили, может, не может. Дёрнули дерзко вверх его изможденного и разбитого, усадили прямо, спиной прижали к мягкой кожаной спинке дивана, поддерживали за плечи, чтоб не свалился.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю