Текст книги "Тонкий лед (СИ)"

Автор книги: Оксана Кольцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Не так-то просто верхом атаковать узкую щель между валунами, подумала Альвдис. Им с Мейнардом повезло, что здесь сыскалось такое укрытие, иначе их бы обездвижили в считанные мгновения. А так есть шанс просто перестрелять нападающих. Альвдис подняла лук, наложила стрелу и, прицелившись, выстрелила у Мейнарда из-за плеча. Стрела попала в цель, однако лишь ранила воина Хродвальда.

Может, следует выстрелить в самого зачинщика? Но на это Альвдис не решалась. Одно дело – сопротивляться разбойникам, и другое – убить соседа. Вражда начинается и из-за меньших поступков.

Она испытывала лишь легкое волнение, поднимая лук снова. Холодная злость поднималась из глубины души, заливая остатки страха, словно вода – едва теплящийся костер. Мейнард шагнул вперед и выстрелил снова, однако стрела прошла мимо.

Все-таки глупцами воины Хродвальда не были. Они отъехали чуть назад, спешились и укрылись за лошадьми. Луки имелись только у двоих нападавших, но это не спасет Альвдис и Мейнарда: Хродвальд велел взять их живыми, про раны он ничего не сказал. Девушка догадывалась, что воины станут делать дальше, и оказалась права. Они сняли крикливо расписанные красным щиты (Красный цвет у северян символизировал власть; Хродвальд – мелкий землевладелец, однако он любит хвастаться. – Прим. автора), отцепив их от седельных сумок и, загородившись ими и обнажив мечи, двинулись вперед. Лучники не стреляли, опасаясь задеть своих или будущих пленников. Хродвальд стоял за живым заслоном, а пятеро сильных воинов приближались, и стало понятно, что скрутят они Мейнарда и Альвдис за несколько мгновений. Даже если один или двое падут, остальные довершат дело.

Мейнард повернулся к Альвдис. Глаза у него были тоскливые и какие-то больные.

– Видит Господь, я не хотел этого делать, – пробормотал он. – Но именно это и должен… Отступи еще дальше, госпожа, и возьми мой лук и стрелы. Они не пригодятся.

– Что ты делаешь? – ужаснулась Альвдис, видя, как он извлекает из ножен кинжал, которым обычно свежевал зайцев. – Ты не можешь выйти против пятерых вооруженных воинов с огрызком железа!

– Видит Бог, я и не хотел бы, – повторил он. – Но так придется сделать. Натяни тетиву, госпожа, и если кто-то из них обойдет меня и приблизится к тебе, стреляй.

– Мейнард!

Он ничего не сказал больше, только посмотрел на нее мрачно, отстегнул плащ и бросил его на землю, а потом развернулся и спокойно пошел навстречу приближающимся воинам. Альвдис сделала, как Мейнард велел, подняла лук, наложила стрелу и стояла так, понимая, что сейчас ее защитник погибнет, а она сама постарается погибнуть тоже, не доставшись Хродвальду. Лучше умереть, чем уехать с ним.

Северяне, казалось, удивились такому маневру франка, даже щиты слегка опустили. Хродвальд, стоявший вдалеке, захохотал и крикнул:

– Да ты ещё более глуп, чем я думал, раб! Хочешь смерти? Эй, дружинники! Так и быть, я разрешаю его прикончить, зачем мне глупая игрушка!

А потом случилось что-то, чего никто не ожидал. Кроме, видимо, Мейнарда.

Все-таки Альвдис была немного видящей – никак без этого той, у кого есть лекарский дар. И сейчас она увидела, как темная стена, до сих пор окружавшая Мейнарда и не дававшая дару Альвдис добраться до его сердца, пошла трещинами. А за ними ворочалось нечто… этому не было названия. Нечто огромное, словно легендарный дракон, страшное и притягательное одновременно.

Магия.

Приблизившись к идущим ему навстречу северянам вплотную, франк разом растерял всю свою неторопливость и, по-кошачьи извернувшись, поднырнул под ближайший щит и достал его обладателя кинжалом. Раб словно ускорился в несколько раз, прорывавшаяся сила, как ветер, подталкивала его вперед, несла на крыльях, взвивалась вокруг вместо сброшенного плаща. Воин повалился назад, Мейнард перекатился через него и встал уже с мечом в руке, нехорошо улыбаясь. Щит франку не потребовался, зато кинжал он перебросил в левую руку. Он тек, как вода, двигался быстро, гораздо быстрее, чем Альвдис когда-либо видела. Так не сражался никто, даже ее отец. Ни разу за свою жизнь она не видала подобной битвы.

Еще двоих он убил за несколько мгновений, их не спасли ни щиты, ни мечи, ни нашитые на войлочные куртки железные пластинки. Двое оставшихся наседали на Мейнарда, словно медведи на верткого волка, пытаясь задавить не столько умением, сколько тяжестью. Меч одного чиркнул по плечу франка, и Альвдис сглотнула.

Хродвальд больше не улыбался. Он орал своим людям, чтобы они поторапливались.

Не вышло.

Сначала Мейнард воткнул кинжал в горло одному, уклонился от брызнувшей крови и, даже не оборачиваясь, мечом достал второго, с ревом кинувшегося на него сзади. Воин напоролся на выставленный меч и, захрипев, стал заваливаться назад. Мейнард выдернул оружие, прокрутил его в руке, бросил свой кинжал, подобрал щит и мягким шагом двинулся на тех, кто оставался.

– Что вы смотрите? – орал Хродвальд. – Стреляйте!

В Мейнарда полетели стрелы; от большинства он загородился щитом, только одна вонзилась в его ногу выше колена, франк едва не упал, однако продолжил идти. Альвдис, наконец, рассчитала силу ветра и расстояние и выпустила стрелу, достав одного лучника; тот с воплем повалился на землю. Второго убил Мейнард, поднырнув под брюхо лошади – та стояла спокойно, ее происходящее никоим образом не касалось. А затем франк двинулся к Хродвальду.

Тот понял, что сейчас будет и, оскалившись, вытащил меч. Альвдис снова натянула тетиву, жалея, что не выстрелила в Черного раньше, когда была такая возможность. Теперь стрелять опасно, как бы в Мейнарда не угодить. Того, казалось, не останавливала ни стрела, торчавшая в ноге, ни грязные ругательства, которыми осыпал его Хродвальд. Франк просто молча шел к врагу, неотвратимо, как смерть, и смерть это означало. Потому что сиявшее в нем не могло быть ничем иным, кроме гибели.

– Ты оскорбил мою госпожу, – порыв ветра донес слова, произнесенные очень спокойно. – Ты умрешь.

– Это ты умрешь, рабская тварь! – прошипел Хродвальд и бросился на Мейнарда.

Клинки сшиблись, и франку пришлось отступить – таким сильным и бешеным оказался напор северянина. Хродвальд дрался как загнанный в угол зверь, он был взбешен потерей своих воинов и растерян, он не ожидал произошедшего, и все же он умел отлично сражаться. Противники кружили, мечи сталкивались, вышибая бледные искры, и казалось, эта пляска никогда не кончится.

А потом Мейнард стал двигаться еще быстрее, хотя казалось, это невозможно. Он бил так, как не делал никто из северян, и теперь уже Хродвальду пришлось попятиться. Магические крылья стали шире, поднимаясь и словно затягивая противников в водоворот. Черный отмахивался от выпадов франка, словно от кружащей осы, и стало видно, что им владеет страх. В какой-то момент Мейнард просто чуть отступил в сторону, меч Хродвальда ударил воздух там, где только что находился франк, и тот распорол ему живот одним ударом. Хрипя, северянин повалился на землю. Мейнард оказал ему милосердие и добил. Удар в горло оказался столь силен, что почти отделил голову Хродвальда от тела.

Альвдис медленно опустила лук. Над лугом вдруг повисла невзаправдашняя тишина, все та же, что обычно – шелест травы, стук дятла далеко в лесу, дыхание лошадей – но после звона клинков и подступившей вплотную смерти тишина эта казалась оглушительной. На мгновение замерло все, будто заколдовали. Затем Мейнард, стоявший рядом с телом Хродвальда, воткнул в землю меч и опустился на одно колено, держась за рукоять. Альвдис забросила лук за спину и поспешила к своему защитнику. Она видела, как стихает волшебный вихрь, укладываются невидимые другим крылья, как срастаются трещины на броне – одна за другой.

Мейнард выглядел страшно. Не в том было дело, что его покрывала кровь, и не в том, что он сломал стрелу – из раны теперь торчал лишь обломок, и его франк пока не выдернул, дабы не потерять слишком много крови. Но взгляд у Мейнарда сделался совершенно безумный, и Альвдис вдруг с ужасом узнала его. Так он смотрел, когда бредил, когда его мучили кошмары и он не мог от них очнуться, даже если глаза открывал.

– Госпожа… – Ее он, тем не менее, узнал. – Ты спасена. Нужно идти домой.

– Мейнард, ты ранен. – Альвдис присела рядом с ним, осмотрела плечо – нет, там рана неглубокая, а вот нога внушала нехорошие опасения. – Нам незачем идти, мы поедем верхом.

У Бейнира были хорошие лошади – ни звуки боя, ни кровь их не напугали, кони только разбрелись слегка. Некоторые уже начали щипать траву.

– Ты не пострадала? – он моргал, словно пытался избавиться от крови, капавшей на глаза – вот только ее не было. На щеках и на подбородке была, а на лбу лишь несколько брызг осело.

– Нет, Мейнард, я цела. Благодаря тебе.

– Хорошо.

– Не говори ничего. Пойдем.

Альвдис помогла ему подняться (откуда только силы взялись), ухватила под уздцы ближайшую лошадь, помогла Мейнарду забраться на нее, затем выбрала скакуна и себе. Всех этих лошадей она знала, и по-хорошему следовало бы забрать их отсюда, теперь они снова принадлежат Бейниру. Однако сейчас требовалось как можно скорее доставить Мейнарда в деревню. Этот человек ценнее всех лошадей, вместе взятых.

ГЛАВА 10

– Кажется, это там, – сказал человек, ехавший рядом с Мейнардом.

Они придержали лошадей. Дождь закончился, однако сырость никуда не делась – проникала под одежду, елозила там холодными ладонями, словно нетерпеливая любовница. Мейнард посмотрел вниз, в долину, лежавшую между двумя грядами холмов: там дальше на дороге, как одинокая бусина на шнурке, висела деревенька. Ветер доносил запах дыма и слабый собачий лай.

– Непохоже, что там что-то происходит.

– Враги хитры, – пожал плечами его спутник, – и пытаются ввести нас в заблуждение. Вспомни, сколько раз такое бывало? Сведения верные, да и не станут же врать такие люди, которые их нам прислали.

– Ты прав, – мгновение поколебавшись, согласился Мейнард. – Едем.

Копыта лошадей иногда уходили в грязь по самые бабки, и потому передвигаться приходилось осторожно, очень уж разбитой и ненадежной оказалась эта сельская дорога в глуши. Телеги по ней небось гоняли на осенние ярмарки в большие города, а теперь колеи размокли, зачервивели, наполнились водой и грязью. Мейнард ненавидел это глубокое осеннее болото, когда и огонь не разожжешь, и долг никуда не делся.

– А что, потом вернемся в замок да согреемся. – Спутник словно прочитал его мысли. Он вообще часто угадывал, о чем Мейнард думает, не зря они сражались плечом к плечу уже много лет. – Вчера ребята Войцеха кабана уложили. Вкусный небось кабан.

– Так они с нами и поделятся.

– Поделятся. Я им вино обещал из монастырских подвалов.

– Откуда бы у тебя?

– Это я с отцом Христофором договорюсь. Он-то, небось, от кабанятинки тоже не откажется.

– Не хватит на всех того кабана.

– Ну, может, нам и хватит… Как полагаешь, прибавить ходу?

– Не стоит. Лошадям ноги переломаем.

Деревня была уже довольно близко. Собачий лай сделался отчетливее, потянуло запахом свежего навоза, а Мейнард, опустив взгляд, вдруг увидел, что кони идут не в воде по колено – в крови.

– Госпожа Альвдис, – в комнату заглянула Бирта, – твой отец велит тебе прийти в длинный зал.

– Сейчас. Останешься с ним?

Мейнард бредил. Точно так же, как тогда, едва его привезли сюда вместе с остальными в начале осени. Он доехал до деревни, где появление окровавленного франка и злой, как сотня троллей, Альвдис вызвало небольшой переполох, сам слез с лошади у крыльца лекарского дома и лишь тогда упал. Его перенесли внутрь, женщины обработали раны, и крови Мейнард вроде бы немного потерял – однако с тех пор так и не очнулся, что-то бормоча и мечась на постели в бреду. Альвдис подозревала, дело здесь не только в ранах. На самом деле, она знала.

Мейнард не хотел убивать. Это против его Бога, и Хродвальд на такое рассчитывал, что монах не станет пятнать себя страшными грехами. Однако грехи эти показались Мейнарду меньше, чем плен – и особенно плен Альвдис. Он ее защищал и из-за того нарушил обеты, запачкался перед Богом.

Она слышала о таком. О людях с даром убивать, волшебным даром. Христианская церковь смотрела на это сквозь пальцы, пока этот талант служил ей. И все-таки подобные маги жили на грани: слишком жестоким было их волшебство, слишком сильными они были, чтобы их не опасаться. А потому таких, как рассказывал старичок-проповедник, имелось не слишком много; и служили они, в основном, особам очень знатным. Защищали королей и полководцев от покушений и гибели на поле битвы, уничтожали сильных противников, которых никто не мог победить. До сих пор Альвдис считала, что христиане, рассказывающие эти истории, привирают; теперь она готова была перед ними всеми измениться. Ведь она видела, что сделал Мейнард на самом деле, хотя ни слова никому не сказала.

Альвдис очень хотела ему помочь и понимала, что она виновата. Надо было сразу стрелять в Хродвальда, тогда остальные бы, может, отступили. Им-то дочь вождя без надобности, это сосед ее возжелал, а они подчинялись его приказам… Может, и отпустили бы их. А может, и нет. Если бы опасались, что на них падет гнев Бейнира, довели бы дело до конца…

Как бы там ни было, все это уже в прошлом. И принятых решений не изменить. Теперь главное, чтобы Мейнард выздоровел. Альвдис снова и снова шепотом просила об этом богинь. Могут ли они помочь христианину? Кто знает.

Она вновь прикасалась к нему, как раньше, отирала пот со лба, меняла повязки на ранах, но теперь то были другие прикосновения. Каждый раз, кладя ладонь на горячий лоб Мейнарда, Альвдис просила: излечись, вернись назад из страны кошмаров, посмотри осмысленно! Однако болезнь, вызванная чем-то, о чем девушка не имела понятия, не спешила отступать. Сутки прошли, а состояние Мейнарда не изменилось. Обычно раненые так чувствуют себя по-другому. Он же снова лежал, словно закованный в темную скорлупу, только теперь Альвдис знала, какая сила скрывается под нею. И… почему-то совсем ее не боялась.

Вчера Бейниру быстро должили о том, что произошло. Он выбежал из большого дома, где вкушал утреннюю трапезу с теми гостями, что ещё не разъехались, и сжал дочь в объятиях. Альвдис коротко рассказала отцу о вероломстве соседа, и Бейнир, как и ожидалось, пришел в ярость.

– Как он посмел, песий сын! Как он решился напасть на мою дочь!

– Отец, меня спас Мейнард, – Альвдис понимала, что для раба такой поступок означает по меньшей мере свободу, и не собиралась упускать шанс – пусть даже не свой собственный. – Их было десять, и он их убил, в том числе и Хродвальда.

– Я награжу его, когда очнется, – сказал Бейнир, – а ты позаботься, чтоб он выжил и получил эту награду. За такое ему многое полагается… Иди, дочь.

Бейнир быстро созвал дружину и в сопровождении своих воинов и тех гостей, кто пожелал поехать, отправился посмотреть на место битвы. Они возвратились к вечеру, приведя лошадей и привезя мертвые тела. Воины говорили о павших с презрением – как можно запятнать себя похищением женщины и попыткой причинить ей вред! Да еще если это дочь соседа, дочь вождя! Никто не пожалел павших, и по приказу Бейнира их зароют через три положенных дня без почестей, в простых грунтовых ямах, и даже кургана не насыплют. Хродвальд не удостоится такой чести тоже, ибо был виновен больше других.

Но все это Альвдис слушала краем уха. Она и день тут провела, и ночь – безрезультатно. Заходил Сайф, пощупал виски Мейнарда, покачал головой с сожалением.

– Я многое знаю, но в основном стихи да песни. Вот так ученый муж! Надо было другому учиться, хотя бы травы различать, как ты, госпожа. У нас, говорят, лекари творят чудеса, а я всегда себя считал к такому не способным. Не думал, что пригодится и захочу вылечить друга…

– Не понимаю, что с ним, – созналась Альвдис. – Я никогда не видела такой болезни.

Сарацин подумал немного.

– Я видел, – наконец, изрек он. – Что-то не дает ему покоя, настолько сильное, что единственное спасение – в бреду. Так полагает его разум. Только вот в видениях обыкновенно тоже нету спасения, ему и снится сейчас то, от чего он хотел убежать… Не знаю, понятно ли объяснил.

– Понятно, Сайф. Я и сама так предполагала.

Сарацин зашел еще утром, но все было без изменений. А теперь Альвдис звал отец.

– …Я останусь, – сказала Бирта, она уже давно не боялась этого франка. – Иди.

Альвдис надела плащ, вышла из лекарского дома и медленно направилась в сторону большого. Сегодня утром Бейнир держал совет: следовало решить, как поступить дальше. Но думала девушка не об этом, а о темноволосом франке, метавшемся сейчас в бреду.

Значит, он был воином до того, как пришел в монастырь, теперь и сомневаться не приходится. И воином особым. Обычные охотники и крестьяне из других земель с мечами обращаться не умеют, это Альвдис знала, иначе северяне не брали бы их в плен так легко и не собирали бы столь богатую дань на далеких берегах. Это в здешних землях почти каждый крестьянин – воин, и в случае войны можно всех мужчин призвать, они умеют держать в руках оружие. И женщины умеют, им ведь приходится растить сыновей, пока мужья в походах. А в монастыре не научишься так сражаться.

Мейнард не просто путешествовал. Он пользовался своим даром, он воевал. Вот только где и с кем?

Хотя мало ли войн под небесами…

Ночью с севера пригнало грозовые облака, и посыпался снег. Он укутал всю долину и окрестные горы, заслонил их вершины сплошной пеленой. Альвдис шла, подметая снег полой плаща, и думала о том, что отец теперь скажет.

В длинном зале было хорошо натоплено, в очаге тлело целое бревно. Если бы не вчерашнее происшествие, сегодня бы уже пировали, весело и безудержно, а так стол был накрыт, однако собравшиеся не пели песен и не слушали игру на арфе. Тут собралось довольно большое количество воинов – дружинники из отцова отряда, самые доверенные люди, и помощник Бейнира Тинд, и Эгиль, и гости – четыре землевладельца из окрестностей, задержавшиеся во Флааме. Всего человек тридцать. Из женщин позвали только Даллу и Альвдис.

Далла, кстати, узнав вчера, что над ее падчерицей едва не совершили насилие, тут же Альвдис обняла, чем удивила и растрогала девушку. И хотя позже, за ужином, Далла больше не выказала никаких особых чувств, все равно осталось ощущение, будто между ними что-то изменилось. Сейчас Альвдис села рядом с мачехой, и та коротко улыбнулась ей. С другой стороны от Даллы пристроился молчаливый Тейт. Все правильно, это будущий вождь тоже должен знать – как решать такие вопросы.

– Ну, так, – произнес Бейнир, едва девушка заняла свое место, – все уже знают, что случилось вчера, и все своими глазами видели, что сделал раб Мейнард. Он защитил мою дочь от человека, поправшего все законы гостеприимства!

– Это потому, что твоя дочь отказала, – весело произнес один из гостей, седоволосый Торлейв. Он был среди присутствующих самым старшим. – Все мы слышали об этом, Хродвальд не стал молчать, а уж его дружинники и подавно! Он желал твою дочь в жены, но та не желала, с моим сыном танцевала. – Он кивнул на молодого парня, с которым Альвдис «ломала кольцо» позавчера – а кажется, так давно…

– Верно ты сказал, Торлейв, сын Хальфдана. Мы не захотели Хродвальда в мужья Альвдис. Но это не означает, что нужно идти против законов, которые дали нам боги, и похищать девушку силой. Ты знаешь, что это означает. Он бы сделал ее своей наложницей, и честь Альвдис была бы утрачена навеки. – Бейнир был неумолим. В таких вещах с ним договориться было невозможно. – А потому Хродвальд Черный смерть заслужил!

– Конечно, заслужил, кто же с этим спорит, – сказал другой гость, Игур Скворец, невысокий востроглазый человек. Он Альвдис нравился, и жена его, которая приехала с ним, тоже. – Только говорим мы не об этом. Хродвальд свою землю сам захватил у старого Эрна много лет назад, и семьи у Черного не было, так кому владения достанутся?

Собрание зашумело.

– Нужно поделить!

– На погребение отложить, как по обычаю!

– Тихо! – гаркнул Бейнир, и все замолчали. Отец в окрестностях владел самым большим числом кораблей и земель, и потому его слушали всегда, его слово в любом случае решающее – именно ему и было нанесено оскорбление. – Обычай к предателям не относится. Закопаем, как собаку, на склоне, в могилу опустим только то, что на нем было – на то не позаримся. Остальное же… Там земля, один «дракон», один кнорр, деревня, пахотные наделы. Рабов у него было мало, а вот свободные люди там селились, конечно. Им новый хозяин нужен.

Собравшиеся молчали, никто не решался заговорить первым. Альвдис положила руки на колени и сцепила пальцы. Кусок земли – богатая добыча, и никто не отказался бы от нее. Только владения остальных лежали дальше и не соприкасались с землями Хродгальда, а владения Бейнира соприкасались. По всему выходит, что тот, кому было нанесено оскорбление, и должен заполучить имущество. Однако, видимо, втайне собравшиеся надеялись, что понемногу достанется всем.

Заговорил, наконец, седовласый Торлейв:

– Тут ведь как судить надо… по справедливости, Бейнир Мохнатый.

– Я по справедливости и хочу. Хватит уже богов гневить. Только в чем она, та самая справедливость?

– А ты древний закон вспомни, – посоветовал Торлейв.

– Это какой же? – Законов у северян хватало на все случаи жизни, и даже Альвдис, которая всегда интересовалась этим, не понимала, о чем сейчас говорит старик.

– Закон таков, и действует он до сих пор: кто поймал подлеца и предателя за недостойным деянием и справедливо его наказал, тот имущество его и наследует. Обычно часть семье все-таки отходит, но у Хродвальда семьи нет. Значит, победителю.

– А убил его раб, – негромко проговорил Эгиль. Торлейв воздел палец вверх.

– Так-то оно так. Да подумать все же надо. Раб, он вроде тебе принадлежит, Бейнир, и получается, что твой человек Хродвальда убил. И все же… Этот Мейнард, кем он был, когда его пленили?

– Монахом, – сказал Тинд, ходивший вместе с отцом в тот поход и видевший все, что там произошло. – Он вышел нам навстречу, когда все было уже почти кончено. И я вот сомневался, что блаженный кого-то убивал, а сейчас думаю – не он ли положил большинство наших воинов…

– Если и он, так это подвиг, а не преступление, – заметил Игур Скворец, и все согласно закивали. Бейнир выглядел хмуро. – Великий воин, из какого бы он ни пришел народа, остается великим.

– Ты таким полагаешь этого Мейнарда, Скворец? – иронически спросил кто-то из дружинников. – Раба?

– До того, как стать рабом, он, как говорят, был монахом, – не согласился Игур, – а до того учился где-то воинскому искусству, и овладел им так хорошо, что убил вчера десятерых. Кто из вас, насмешники, может похвастаться тем же самым?

Дружинники недовольно загудели, однако против никто не высказывался больше.

– Где он, этот великий воин? – спросил Торлейв. – Поговорить бы с ним.

Взоры обратились к Альвдис. Та вздохнула:

– Он в бреду и никого не узнает. Может, ему станет лучше к вечеру. – Она надеялась на это, но помнила, как долго выздоравливал чужак в прошлый раз.

– Тогда без него станем решать, – сказал Бейнир. – Хорошо, давай о справедливости поговорим, Торлейв. Значит, кто убил предателя, тот его землю и получит?

– Так гласит древний закон. Нарушить его – снова оскорбить богов, Бейнир. А ты сам сказал, что в этом году и так едва не испил чашу их терпения.

– Но не могу же я отдать землю рабу.

– Так освободи его, – сказал Торлейв беспечно.

Повисла тишина, некоторое время слышно было только, как потрескивает в очаге упорное бревно.

– Ты хочешь, чтобы я сделал раба свободным и даровал ему землю, которую не каждому из моих воинов мог бы пожаловать?

– Посмотри так, Бейнир Мохнатый. – Торлейв пользовался авторитетом, и его слушали. – Ты не хочешь гневить богов. Разве тебе не ясна их воля? Я, конечно, толкователь неважный, но тут все кажется очевидным. Или желаешь выйти на судилище, созвать тинг и при всех решать, что делать? Это твое право. Но что скажут твои люди – как наградить человека, спасшего дочь их вождя и убившего предателя, убившего воинов предателя, человека, подвиг совершившего? Хуже было бы только, если б Хродвальд меч обнажил внутри священного союза (Священный союз, Vеbоnd, – ограда из камней, окружавшая святилище, посвященное богам. Осквернить его считалось наистрашнейшим преступлением, и обнажать оружие там было строго запрещено. – Прим. автора) да там попытался твою дочку похитить. Тогда, впрочем, его бы сами боги покарали сразу же. Такое не прощается. Но и то, что Хродвальд Черный сделал, простить нельзя. Боги охраняли твою дочь, Бейнир, и если они избрали своим орудием этого франка – что ж, по мне, так очевидно все. Их воля, их закон.

– А может ли монах владеть таким имуществом? – спросил Эгиль. – Он не верит в наших богов.

– Если победитель не захочет принять такой дар, тогда вождь решит снова, и решит по справедливости. – У Торлейва, кажется, на все был заготовлен ответ. – Нашим богам нет дела до его Бога, и нам нет, мы для себя это решаем. А?

Внезапно Альвдис поняла, что делает Торлейв. Мудрый старик пытался предотвратить ссору из-за внезапно оказавшихся ничейными земель. Если бы Бейнир победил Хродвальда, тогда никаких разговоров бы не велось; но отец не имел к этому случаю никакого отношения, кроме того, что произошло это с его дочерью и на его земле. Если поделить добычу как-то по-иному, то могут и споры начаться, и ссора возникнуть. Только разругаться с соседями сейчас и не хватало! Альвдис благодарно посмотрела на Торлейва, и тот незаметно подмигнул ей.

Бейнир, видимо, тоже сообразил, куда клонит старик. Ссориться никому не хотелось, даже отцу; а возможно, он так рассудил потому, что последний поход оказался очень удачным. Если тебе самому повезло, несложно проявить щедрость.

– В твоих словах много справедливости, Торлейв. Что же, ты говоришь верно. Я и так должен бы освободить этого раба после того, что он совершил; пусть же отныне считается свободным человеком, и владения Хродвальда будут его.

Если бы те земли были богатыми да плодородными, отец бы их так легко не отдал, подумала Альвдис.

– А что, если раб не выживет? – поинтересовался Тинд. Помощнику отца решение явно пришлось не по нраву, тем не менее, возражать отцу он не рискнул.

– Тогда мы постановим по-другому. И если он, будучи монахом, откажется владеть землей, рабами и властвовать над свободными поселенцами, пускай он решает, кому отойдут те земли. Мы же сделаем так, как велит древний закон. Пусть боги не думают, что мы хотим оскорбить их. – Бейнир уперся кулаками в стол. – Я так сказал. Так и будет.