Текст книги "Награда для Регьярда (СИ)"
Автор книги: Оксана Глинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 7
Вилия
Там, откуда я была родом, на мои просьбы даже не обратили бы внимания, в лучшем случае попросили закрыть рот и ждать, что решат мужчины. Правда, Гила была женщиной необычной и весьма грозной: после смерти мужа в одиночку она вела хозяйство и весьма неплохо. Тётка заставила всех мужчин в округе считаться с собой не только тем, что была единственной сестрой правителя, но и тем, что за общим столом могла на ровне с другими распить бочонок крепкой браги. Даже Хельдог побаивался её, не смотря на его пренебрежительное отношение к слабому полу. Но Гилу слабой было назвать трудно.
Тем обиднее стало при воспоминании о ее смерти, жестокой и ужасной. Такая сильная духом и все же нашлись те, кто взял числом и сломил этот дух.
В памяти возникло распластанное изувеченное тело, от чего я дернулась.
‒ Тебе плохо? ‒ озабоченное лицо Регьярда возникло перед моим взором.
‒ Нет, я… ‒ даже не знала, как объяснить ему свой порыв. ‒ Просто вспомнила свое пленение, извини.
‒ Тебе не за что извиняться, то, что ты пережила ‒ ужасно. Они убили твоих родичей? На твоих глазах?
Странно, что мы заговорили об этом только сейчас, казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как я попала в плен к кочевникам. Всего несколько дней, а кажется целая жизнь промелькнула с тех пор, как я попала к сугурам. Ещё непривычнее говорить об этом ему ‒ незнакомцу, присвоившему, по сути, чужую добычу. Меня…
‒ Они… ‒ озвучить на словах, произошедшее с Гилой, было не легче, чем проглотить пригоршню колких булавок. ‒ Убили мою тётю, которая вырастила меня.
И еще массу народу, на наших глазах с Силен. В тот момент нас накрыло непреодолимой пеленой, в невероятном оцепенении не получалось даже кричать. Сестра тихо плакала, а я так и не смогла проронить ни слезинки. До сих пор…
‒ Она была тебе дорога? ‒ вопрос Регьярда вывел из задумчивости.
‒ Гила была непростая женщина, но очень сильная. Мне она казалась несокрушимой, тем обиднее было увидеть, как над ней издеваются и истязают, а я ничего не смогла сделать.
О! Я сказала это! Так вот, что больше всего меня беспокоило ‒ мое бессилие перед яростью сугуров, тем более неприятно было осознавать бессилие сейчас, когда моей судьбой могли распорядиться совсем чужие люди.
‒ Ты ни в чем не виновата, Вилия, ‒ Регьярд старался говорить спокойно, с долей участия, но легче от этого не становилось. Наоборот, внутри все как будто сжималось, в ожидании тяжелого удара, после мгновения милостивого обращения.
‒ Где мы? ‒ оглядевшись, наконец, спросила я. ‒ Это сад?
Но я точно помнила, что из помещения я не выходила.
‒ Да, это сад моей матери.
За спиной остался проход, затерявшийся среди резных каменных колон, перед нами же на открытой скальной площадке раскинулись цветочные кусты и деревья, цеплявшиеся за скудные островки почвы меж поросших мхом каменных столбов и мощёных дорожек. Большинство колышущихся ветвей и стеблей были голы, растеряв нежные лепестки на горном ветру, но кое-где ещё только распустились трепетные бутоны, радуя мир своей недолговечным светом. У Гилы такой красоты не было, она считала глупостью тратить время на «благовонную» траву, выращивая только самое необходимое. Жене моего отца возиться с землёй и ростками тоже было не интересно. От того и удивительно было видеть такую красоту в столь суровом краю.
‒ Моя мать была южанкой, ‒ полынная горечь в голосе словно пыталась укрыться за тёплом медового блеска глаз, ‒ она очень скучала по своей стране, в которой было много удивительных растений. У нас много леса, но из-за климата редко приживаются южные растения. Вот отец и приказал приспособить для её причуд это место. Нравится?
Еще бы не нравилось? Я розы видела только по праздникам ‒ все они были привозными, стоили будто из самоцветов сделанные. А здесь они просто росли ‒ только руку протяни, радуя глаз и душу случайному свидетелю этого чуда.
‒ Красиво! ‒ восхищенно прошептала я. ‒ Твой отец любил твою маму, раз устроил для нее такое.
‒ Любил… ‒ голос Регьярда напрягся, а улыбка сошла с лица. ‒ Ты хотела поговорить Вилия.
Если он и родился в любви, то от чего-то радостью воспоминания владетеля о родителях не отличались.
‒ Да, конечно, ‒ очарование моментом немного спало, холодный порыв закрыл лицо прядями волос, которые я поспешила убрать. Время обсудить уготованное мне грядущее.
‒ Регьярд, ‒ начала я, посмотрев в глаза мужчине, ‒ умоляю, отошли меня домой! Это самое правильное, что ты можешь сделать со мной.
‒ Почему ты так рвешься туда? ‒ владетель нахмурился, но не выглядел грозно.
‒ Я же тебе уже говорила! На родине остался мой жених, там мой дом, ‒ от чего-то я отвела взгляд от пристальных черных омутов, всматривающихся мне в самую душу.
‒ Иногда наша судьба сама выбирает горную тропу. Знаешь, почему я выбрал именно тебя?
И что-то в его тоне мне показалось странным. Голос Регьярда сделался низким, он наклонился ко мне так близко, что его дыхание согрела мою щеку.
‒ Ты одна единственная среди других пленников шла на смерть.
‒ Что…
‒ Да, ‒ он наклонился еще ближе и зашептал мне прямо в ухо, ‒ кто-то смирился со своей участью пленника, кто-то собирался бороться до последнего ‒ все это виделось в лицах людей, шедших за своими поработителями. И только ты решила умереть ‒ это было написано на твоем лице, виделось в твоих глазах.
От его дыхания по коже разбежались мурашки, от рук, обнявших меня за плечи, разошлись волны тепла по телу. Что со мною происходит? Что он вообще творит? Этот мужчина, которого я совсем не знаю, но который за пару дней присутствия в моей жизни сумел так взволновать. Не только поступками, но и словами.
‒ Если бы тебя так тянуло к возлюбленному или будь у тебя столь заветный дом, ты бы не мечтала о скорой смерти. Горы предназначены дарить свободу, а не смерть.
Горячие мужские руки коснулись моей шеи, а меня как будто опалило жаром. Губы Регьярда оказались на щеке.
‒ Так вот, Вилия ‒ чистая река, в один момент я решил для себя ‒ мне совсем не хочется, чтобы ты умирала. Более того, я все сделаю, чтобы тебе понравилась жизнь, покажу целый мир… научу тебя любить по-настоящему…
Дыхание его опалило ресницы, холодные крылья носа коснулись щеки. Я не успела отпрянуть или не нашла в себе сил. Поцелуй… первый, жаркий. Такой невероятно сладкий. Регьярд, казалось, свел меня с ума, усыпил мое сознание. Но от чего-то было удивительно легко, будто бы меня подняло облако и несло в неведомую даль.
Кем ты станешь для меня, Регьярд, жизнью или погибелью? Я ведь совсем тебя не знаю…
‒ Что ты со мной делаешь? ‒ потрясенно прошептала я, переведя дыхание после поцелуя.
‒ Обнимаю, ‒ он улыбался, хоть я этого не видела, но чувствовала. И он, правда, меня обнимал, гладил по спине, успокаивая, как будто чувствовал, что мое сердце, словно сумасшедшее, бьётся в груди попавшейся в клетку птицей.
‒ Ты такая хрупкая и нежная, ‒ Регьярд снова поцеловал меня, на этот раз в висок, ‒ тебя просто хочется защищать и оберегать.
‒ Никогда не отличалась внушительным телосложением, ‒ грустно вздохнула я.
‒ Нет, ‒ промолвил владетель и поцеловал мои волосы, ‒ дело не в телосложении. Можно быть большим и мощным с виду, но слабым и трусливым внутри, а можно обладать огромной силой духа, но при этом не иметь ни роста, ни мощи в руках. Я много где бывал и повидал всякого. Люди очень разные, Вилия, ты даже не представляешь порой, на сколько они могут быть разными: от минуты к минуте, от улыбки на лице, до оскала в сердце.
Может и не представляю, за пределами Смежных земель я никогда не бывала раньше, да и за пределы дома Гилы выезжала не часто, разве что на праздники к моему отцу, где улыбчивые помещики услужливо лебезили и натужно хохотали за, ломившимися от яств, столами. Мой мир был очень ограничен, не спорю. Людей я тоже знала не очень хорошо ‒ гостям тётка нас с Силен старалась лишний раз не показывать, а мы и не спорили. Бражничество и хозяйственные тяжбы не подходили в качестве уроков воспитания и этикета.
Я очень плохо знала мир и людей, от того и было страшно. Смогу ли я уверенно идти по тонкой ниточке своей судьбы над бездонной пропастью людской жестокости и безразличия?
‒ Ничего не бойся! ‒ Регьярд отстранился, только чтобы посмотреть мне в глаза. ‒ Доверься мне. Я тебя не обижу, просто дай нам время поближе узнать друг друга. Для меня это очень важно!
‒ Регьярд, пойми, я не набиваю себе цену, ‒ честно призналась я, ‒ но и быть твоей любовницей не хочу…
‒ Я бы никогда не привел тебя в свой дом любовницей, поэтому и говорю, просто доверься мне.
Наши лбы соприкоснулись, мужчина смотрел мне прямо в глаза. Внутри все колотилось от переживаний, а внутренний голос молчал или я его просто не слышала за шумом бушующей крови в ушах. Я только чувствовала… Мне вдруг захотелось выдохнуть саму себя, выскользнуть прочь от этого прикосновения тонким духом, и, одновременно, истаять податливой свечкой в его ладонях. Кто я сейчас, кем я хочу быть и кем я была до этого мгновения?
‒ Все будет хорошо! ‒ его руки гладят меня по волосам. ‒ Вот увидишь.
В то, что все будет хорошо не верилось. Осознание пришло очень неожиданно, видимо, под воздействием бури чувств, что пробудил во мне владетель Гримхайла, мне открылась своими острыми льдистыми гранями истина.
‒ Я боюсь, что у тебя могут быть проблемы, сосредоточием которых суждено быть мне.
‒ Жизнь вообще одна сплошная проблема! ‒ в голосе Регьярда звучала горечь. ‒ Сам факт моего рождения ‒ уже проблема.
‒ О чем ты?
Было видно, что эта тема ему неприятна, но, казалось, что продолжать мужчине совсем не хочется.
‒ Ни о чем, ‒ Регьярд окончательно отстранился, ‒ просто верь мне.
‒ Я верю, но…
‒ Вот и хорошо!
Быстрый поцелуй в лоб и уже удаляющаяся фигура мужчины. Та же широкая прямая спина незнакомца и чужака. Вот и поговорили.
‒ Регьярд! ‒ не могла я не окликнуть этого самоуверенного гордеца.
Он обернулся, к счастью.
‒ Не будь так самонадеян! Ничего не бывает просто и легко.
‒ Я знаю! Но ты уже есть у меня, а значит я не один. Вместе у нас получится справится.
С этими словами владетель покинул сад.
Ну и ну! Кажется, я попалась в сети Регьярда. Так и не успела сказать ему о том, кто я. Не уговорила отпустить домой. Вот что за слабохарактерная девица?! Неужели глубоко внутри, я и правда хотела остаться здесь? Руки владетеля теплы и ласковы, слова приятны, а поцелуи сладки ‒ мне так не хватало этого тепла дома. А здесь столько всего дарит один единственный мужчина. Песня соловья в неволе безрадостна, от чего же моё сердце заливается, как птаха на вольном ветру?
Что же делать?
‒ Вот ты где!
Я подскочила от неожиданности. Ошана выпорхнула из-за кривого ствола орехового дерева совсем рядом со мной, как будто из-под земли выскочила.
‒ Не хочешь ли тут все осмотреть? В конце концов, это мне брат поручил заботу о тебе, поэтому надо выполнять, иначе он будет не доволен.
‒ Ну, если гнев твоего брата такой же неминуемый, как его гостеприимство…
Вот уж эта сестринская исполнительность. Не очень улыбалось идти с ней, но и отказом не хотелось обижать Ошану.
‒ Кстати, ты против не будешь, если к нам присоединится Кира? ‒ продолжала трещать неугомонная девица, нежно приобняв меня за плечо и не давая мне возможности вставить хоть слово. ‒ Она совсем не помешает, ни капельки.
‒ Не помешает, ‒ согласилась я.
‒ Вот и славненько! ‒ девушка сунула мне сверток грубой ткани. ‒ Это плащ. По крепости мы сегодня ходить не будем ‒ скучно. В такой чудесный день лучше прогуляться в горы. Вот увидишь, они чудесны.
Всё это Ошана говорила с видом заговорщицы, сойдя до шепота и выпучив глаза.
Нет, просто ничего не будет, пусть Регьярд даже не рассчитывает. Уж больно он самоуверен тогда, как у других его родичей на него совсем другие планы.
‒ Я хотела потащить с нами Кристофа, ‒ как много слов для нескольких минут. ‒ Но он сбежал вслед за Регьярдом, сегодня Совет старейшин кланов.
Вон оно как! Вот почему Регьярд уговаривал подождать. Но почему он упорно не желает знать ничего обо мне, и не спешит рассказывать о себе самом?
Что ж, ради этого стоит сходить и в горы, потерпеть общество вездесущей Ошаны, но обязательно поподробнее узнать о владетеле Гримхайла всю подноготную.
‒ Готова? ‒ уже через плечо бросила девица. ‒ Догоняй, Кира к нам выйдет за садовой оградой. Вперед! Нас ждут приключения!
В её устах это больше походило на угрозу, нежели на призыв к авантюрам.
Глава 8
Регьярд
Мысли о Вилии еще долго не покидали меня.
Меня разочаровал не самый теплый прием близких. Оши, ладно ‒ вредная и избалованная девчонка, но могла бы вести себя согласно своему благородному положению, все-таки я привел в дом свою невесту, которую выбрал сам, следовало бы уважать выбор старшего брата. Кристоф удивил, он-то может ли давать мне советы, при его скромных познаниях в тонкостях женского нрава? Это не из арбалета по скачущим сугурам стрелять, да в рукопашную с врагом сходиться, тут нужен подход ремесленника или ловца. А эти его восклицания и вспыльчивые взмахи руками… Странное ребячество с его стороны.
Киру словно в горный ключ окунули. Понятно, что иноземка при дворце похожа больше на горлицу в орлиной стае, но что обременительного в таком соседстве? Тем паче, что её глаза были цвета, застывших в зимнем оцепенении гор. Так что страдальческий вид Киры и вздохи явно говорили не в пользу Вилии, но, когда Кристоф сорвался, девушка поддержала гостью. Было ли это желанием насолить деспотичному брату, или же сестра лучшего друга решила угодить хозяину горной крепости, чтобы выгадать некоторых высочайших милостей?
И, тем не менее, такое отношение близких людей к моей избраннице, да и к моему мнению, в конце концов, ‒ дало возможность увидеть общую картину целиком. В удержании высочайшего венца помощь вождей племен ‒ просто жизненно необходима. А ещё и старейшины, чей совет позволит выявить нетерпеливых претендентов на высокие чертоги. Понимание, что рано или поздно мне припомнят факт моей незаконнорожденности, было прозрачнее ледяного ручья. Старейшины, как бы мудры они не были, очень жаждали перемен. Не все, но многие. Гибель моего отца от рук собственного брата ‒ доказала существование скрытого конклава. Правление Сашьяра не принесло желаемого передела контроля над торговыми перевалами, поэтому мне было легко найти союзников. Но теперь опять, кто-то из старейшин пожелал указать моё место посредством, якобы, достойного брака с Кирой. Мне это не нравилось. Поэтому я выбрал Вилию.
Чужестранка, сирота, далекая от когтей старых интриганов девушка, которая не относится ни к одному из кланов Гримхайла. Вилия не будет представлять ни чьи интересы, кроме моих собственных, как жена и… соратница. Главное, чтобы она сама не пошла на заклание под сладкие речи «доброхотов». Но я прослежу за этим.
Спроси меня кто, зачем я цепляюсь за голые скалы и ледяные пики, подобно ненасытному коршуну, широко раскинувшему крылья верных скорых на расправу отрядов от диких степей до солёных вод Верцальского моря, я бы не нашелся что ответить. Разве что мне до зубовного скрежета хотелось сохранить наследие моего отца, не дать на растерзание сугурским каганам тяжелый каменный кулак, образование которого стоило многим славным воинам жизней. Я пришел сюда владетелем не для того, чтобы утопить королевство в крови, Гримхайл заслужил мира и процветания.
Вилия нужна мне. Нутром я чувствовал, что она подходит мне во всем. Словно малый удобный щит к быстрому разящему клинку. Оставалось только убедить девушку не боятся и смело смотреть нашему общему будущему в глаза.
А она боялась. После тяжелого молчания за завтраком впала в смятение и должно быть, окончательно запуталась в водовороте событий, чужаков вокруг и обуревающих страхов. Чтобы ее успокоить и утвердить своё всецелое покровительство ‒ поцеловал. Может это и подло, воровать первый поцелуй у находящейся в твоей власти девушки, чьё доверие должно раскрыться само ‒ лепестками весенних первоцветов. Но мог ли я противиться призыву этих мягких гранатовых губ, мог ли удержаться, чтобы не вдохнуть чуть уловимый запах волос? Этот лавандовый или васильковый аромат, я даже не знаю… Главное, что она не отвернулась, не отпрянула, будто и сама почувствовала, что мы должны вступить на эту опасную тропу вместе, рука об руку.
Но сколько уже можно думать об этом, снова и снова вспоминая шум ветра в обнаженных кронах, расслабленные тонкие плечи в ладонях, и широко распахнутые, как весеннее небо, глаза?
Сможешь ли ты довериться мне хоть когда-нибудь на столько, чтобы вернуть этот поцелуй, который так выбил меня из колеи, что сад пришлось в спешке покинуть, оставив Вилию в еще большем смятении, но, надеюсь, что страхи, бушующие в ее душе хоть немного утихли.
О том, чего ждать на Совете старейшин, меня уже предупредил Магор, поэтому все попытки заговорить о наследии, я старался пресечь сразу же. Проблем хватало и так, надо было сначала поговорить о насущном, и тогда переходить к прихотям. Несмотря на то, что я вполне сдерживался в своих высказываниях, выдвигал взвешенные предложения, в зале все равно нарастало напряжение. Приближенные и советники старейшин все громче роптали из своих скрытых полумраком ниш за спинами совета, вливаясь в усиливающийся гул разъяренного роя пчёл.
‒ Хан сугурского народа будет недоволен гибелью одного из своих славных отрядов, ‒ спор о наместниках приграничных территорий прервал скрипучий голос Зондарга ‒ самого старого из всех собравшихся.
‒ Что ж, пусть степной шакал поскрипит зубами, ‒ отзываюсь я намеренно безразличным тоном, ‒ алчные до падали проходимцы должны запомнить, кто на этой земле хозяин.
‒ Сугуры с нами никогда не воевали! ‒ старик затрясся, как арба на каменистой дороге. Ничего, свое место он знать должен.
‒ Каждый из нас знает, что если сегодня дать псу укусить тебя за палец ‒ завтра он вцепиться тебе в горло! Прямые пути на Аштан и морские заливы ‒ лакомый кусок для каганата.
Старик пёкся об ускользающем покое ещё и не подозревая, на каких шатких камнях мы все стоим. Я был благодарен Зондаргу за то, что он помог мне когда-то. Подобрал меня полуживого от палочного радушия обожаемого дяди. Вернее, тогда Зондарг просто не выполнил приказ о моём убийстве. Право на устранение бастарда позволило ему выволочь меня из подземелий, где я находился довольно долгое время, снося побои надзирателей. Мне было всего двенадцать лет, мои ноги были перебиты, руки переломаны я не мог ни идти, ни ползти. Но Зондарг отволок меня в лес, где благородно оставил, не тронув мечом сына бывшего владетеля и соратника. Это было своеобразное испытание судьбы и воли ‒ выживешь, значит чего-то еще достоин, подохнешь ‒ так тому и быть.
Боги ли смилостивились, или унаследованная от отца крепость тела дала о себе знать ‒ и я не подох. Нет.
Желание вернуться и поквитаться с бешенными псами, пирующими в только познавших спокойствие долинах, было столь велико, что я не мог вот так просто взять и умереть.
Я выжил и вернулся.
И, если уставшие от разгульных кровопусканий Сашьяра, кланы поддержали меня тогда, то сейчас снова, кто-то встал за спины старейшинам и нашептывает, что уже пора бы мне потесниться на престоле ‒ кому-то очень хотелось власти. И не из тени, как гомонливым советникам, а встать во всей красе на пенных бурунах кровавого потопа. Вопрос только, кому?
Зондарг слишком стар, его сыновья обычные вояки, и вряд ли способны сплести хоть одну интригу.
Если бы… Если бы за этим мог стоять тот, кто попирает мою тень и закрывает мне спину ‒ верный Кристоф. Он давно бы уже нанес удар, хоть бы и в последнем бое с сугурами, в пылу сражения ткнув коротким мечом в бок или пустив отравленную стрелу в шею. Но он, как и прежде, служил вернее моей правой руки.
Нападение на войско степняков могло развязать языки приверженцам ханской десницы, но все замолчали, будто уже предвкушая скорую расправу над собой ‒ старые хитрые вороны. Недаром вы столь долго сидите на своих насестах. Один Зондарг раскудахтался вслух, памятуя о моей лояльности к его брюзжанию. Старик, старик, знал бы ты, по какому тонкому льду ходишь…
Я стал всматриваться в лица своих соратников, которые когда-то предали моего отца из страха перед Сашьяром, а потом предали и его самого. Я ждал того момента, когда предадут и меня, но не думал, что это произойдет так скоро. Когда же Совет стал гнить? Почему отец опустил руки, а я закрыл глаза? Но у отца были другие проблемы ‒ он отстраивал крепость Гримхайл. А я все же надеялся, что как только люди вздохнут свободно от войн и межклановых стычек, то обязательно воцарится мир и покой.
Я был очень беспечен.
‒ Сугуры знают уговор! ‒ снова произнес я в полной тишине. ‒ Знают так же, что их ждет за нарушение соглашения. И пусть будут благодарны хотя бы за то, что я не собрал войско и не покарал их племена, обитающие у границ.
‒ Ты слишком категоричен, Регьярд! ‒ это отозвался Грайар, старейшина клана, проживающего у самых границ с Великой степью. ‒ Они заплатили бы неплохую дань за перевод пленных через наши территории.
Не подаю вида, в каком я бешенстве. Интересно, сколько взял сам Грайар за то, что степняки перешли через его территории на Смежные земли, понимает ли, на сколько необдуманный поступок совершил? Неужто не знает, что даже волк может порвать себе пасть, ухватив кус не по размеру?
‒ Ты ведь не думал, Грайяр, когда брал мзду, что Хельдогу не особенно понравится нападение на его земли сугров, ведь так? ‒ я произнес это нарочито медленно и спокойно, с удовольствием подмечая, как бледнеет лицо старика. ‒ Не уж то вы думаете, что седобородый смутьян не разъярится за нападение на свои земли и не сообразит, через чьи территории прошли степняки?
В зале повисла тяжелая тишина.
‒ Ты настолько алчен и жалок, Грайяр, что мне стыдно сидеть с тобой за одним столом!
‒ Кто-то должен подумать о благополучии народа у границ! ‒ с вызовом посмотрел на меня самый не старый из всех членов совета. Грайяр был ещё крепок для своих лет, мог натянуть тетиву до уха и разрубить щит напополам ‒ отсюда самоуверенность, желание показать силу хозяина предгорий.
‒ Ты думал о своем благополучии! ‒ воскликнул Зондарг. ‒ И мне стыдно, что я когда-то поддержал тебя и рекомендовал в старейшины
Тишину зала стал медленно разрезать гул возмущения, словно пчелиный рой, нарастал ропот и недовольство собратьев.
‒ Твои деяния слишком недальновидны и не имеют гибкости! ‒ Граяар вскочил со своего места, в упор глядя на меня. ‒Ты не желаешь видеть дальше собственного носа и решать проблемы нашей страны.
‒ Вот как? Ты берешься мерять длину моего носа чем? Своим пальцем, ладонью, локтем? Выбирай, и я с удовольствием укорочу тебя на длину своей недальновидности!
‒ Ты забываешься, владетель, кто ты есть на самом деле… ‒ не так уверенно начал защищаться Грайар, ‒ И именно благодаря нам ты теперь сидишь во главе стола!
Вот! Наконец-то!
Грайар или не первый клинок в этом змеином клубке, или искусно отводит мне глаза, боясь преждевременного раскрытия. В зале снова повисла тишина.
‒ Ты больше не будешь заседать в совете, ‒ спокойно произнес я, ‒ хотя за подобное тебя стоило судить, но изгнание будет наивысшим твоим наказанием.
‒ Не посмеешь… ‒ оторопело уставился на меня старейшина.
‒ Посмею! ‒ тяжелый взгляд Грайара было выдержать не сложно. ‒ Ты ходил по краю с самого начала, всегда. Чего тебе не хватало? Серебра? Власти? Ты хотя бы знаешь, какую беду накликал, на что обрек несколько десятков ни в чем не повинных людей?
‒ Это были люди не с наших земель!
‒ Довольно! ‒ Магор громко ударил посохом о каменный пол. ‒ Ты все сказал, Грайар, мы поняли тебя. Твои беспринципные меры чуть не стоили мира Гримхайлу! Хельдог не самый разумный правитель, но жестокий и мстительный, особенно, если это касается его земель.
‒ Эти ублюдки резали наш народ, как скот, во время войны…
‒ Но войны больше нет! ‒ произнес я. ‒ И не будет! Мы тоже убивали их людей. Довольно! Гримхайлу нужен мир, чтобы встать с колен, действуя недостойными методами, мы только ухудшим свое положение.
‒ Можешь и дальше пресмыкаться перед северянами, ‒ словно выплюнул свои слова мне в лицо, теперь уже, бывший старейшина, ‒ их шлюха, видимо, хорошо согрела твою постель!
С этими словами Грайар развернулся и покинул зал. Хотелось бы верить, что у меня стало одной проблемой меньше, но сомнения грызли меня изнутри ‒ старик так просто не успокоиться.
‒ И еще, ‒ промолвил я, вставая, ‒ вы должны все знать, что девушку я взял себе в награду за спасенных чужаков. Теперь она моя законная невеста!
‒ Это твое решение, владетель! ‒ ответил Зондарг. – За достойное дело и награда должна быть тоже достойной. Пусть она станет хорошей женой и владетельницей.
Вот и все.
Я получил благословение совета. Слишком легко. Неужели старейшины так боятся за свое положение? Или действительно хотят мира?
Но день не мог закончится хорошими новостями.
Не успели старейшины встать со своих каменных кресел, как в зал ворвался обеспокоенный Кристоф. Его растрепанный вид и шальные глаза говорили о дурных вестях. Нехорошее чувство тревоги зародилось, где-то в самом средоточии души. Сердце окутало ледяное поветрие. От чего-то вспомнился день, когда к моему отцу явился в гости младший брат, а ночью это закончилось трагедией.
