Текст книги "Сицилийский клан"

Автор книги: Огюст Ле Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

XV

Рондье притронулся к спине шофера.

– Остановись. Это здесь.

Он, Ле Гофф и художник из группы документации вошли в жалкую на вид лавчонку, расположенную в конце улицы Лепик.

Владелица, старая шлюха с густо накрашенным по привычке лицом, любезно приветствовала их, показав фальшивые зубы.

– Что угодно господам?

– Комиссар Ле Гофф. Служба уголовного розыска. Вы сказали одному из моих людей, что два месяца назад давали напрокат жандармский мундир?

Выглядывая из-под возвышавшейся на ее голове прически, похожей на ромовую бабу, старуха подтвердила:

– Точно. Какой-то господин брал у меня такой мундир.

– И не вернул его?

Она беззаботно махнула рукой.

– Это не важно. Залог был больше цены мундира.

– Часто вам не возвращают вещи?

– Бывает. Некоторые оставляют их себе, чтобы переодеваться. Она засмеялась, и ее глаза под слишком длинными накладными ресницами цинично блеснули.

– Некоторые психи, извращенцы, любят переодеваться и никогда не возвращают одежду. Они воображают себя кто Людовиком XV, кто Нероном, кто мушкетером, кто балериной… Какое мне дело?! В интимные минуты они чувствуют себя как бы другими людьми, и это их возбуждает.

– Но вы же даете костюмы не только чокнутым! – воскликнул Рондье. – Многие переодеваются для забавы!

Старая сводня показала рукой в кольцах на набитые шкафы.

– Конечно, нет. Среди моих клиентов есть артисты и те, кто берут костюмы для маскарадов.

– А человек, о котором речь? Из какой он среды? Артист? Псих? Как вы думаете?

На этот раз вопросы задавал Ле Гофф. Старуха наморщила лоб.

– Сколько помню, он был нормальным. Красивый парень.

– Блондин?

У Ле Гоффа было описание, сделанное рыжим жандармом, который сопровождал Муша в тот день.

– Да. Теперь я ясно его вспоминаю. Блондин, голубые глаза, красивый рот.

– А возраст? От тридцати до сорока?

– Лет тридцать пять.

– Челюсти?

– Довольно тяжелые. Упрямый мужчина.

Старуха отвечала, не задумываясь.

– Рост?

На этот раз она заколебалась, боясь ошибиться.

– Ну… Может быть, метр восемьдесят. Красивый мужик, ничего не скажешь. Я видела его почти в чем мама родила. Он примерял костюм.

Она вульгарно, двусмысленно захохотала.

– Лицо?

– Удлиненное.

– Особые приметы?

– Ну…

По мере того, как она говорила, художник карандашом набрасывал в блокноте рисунок.

– Ну, – неуверенно повторила она. – Теперь, когда я поразмыслила, мне показалось, что у него был шрам в углу рта. С левой стороны.

Она подняла руку, как будто пытаясь остановить художника.

– Почти незаметный. И вообще я не уверена. И все же…

– Похож он на этого типа?

Рондье показал ей карточку. Старуха отрицательно покачала головой, и ромовая баба заколыхалась.

– А на этого?

Прежде чем она успела ответить, Ле Гофф пояснил:

– Если между вашим клиентом и портретами, которые мы вам показываем, есть сходство в деталях, скажите. Это может быть подбородок, нос, ухо, рот. Короче, любая деталь, которая напомнит вам этого типа.

Новенький зубной протез сверкал на наштукатуренном лице старухи.

– Я поняла. Вы называете это фотороботом?

– Именно, – подтвердил Рондье. – Сядем и начнем. И имейте в виду – кто поможет в его поимке, получит пять кусков.

– Пять кусков? Без обмана? Господи Боже, да садитесь же поудобнее!

Она засеменила к стоявшему посреди комнаты столу и принялась убирать с него посуду и пустые бутылки.

XVI

«Радуйся, Мария благодатная, Господь с тобой. Благословенна ты между женами, благословен и Иисус, плод чрева твоего».

Вечерняя служба подходила к концу, и в церкви царила величественная тишина. Священник, перед которым юный служка нес крест, благословил немногочисленных молящихся и исчез, будто растворившись в стене.

Стоя на коленях, Сальваторе Маналезе перебирал сильными пальцами бусины четок. Время от времени до него долетал нежный голос Марии. Она так и не научилась молиться молча. Что-то заставляло ее выражать благочестивые чувства вполголоса. Может быть, она надеялась, что так ее мольба об избавлении семьи Маналезе от горестей лучше дойдет до Господа.

Справа от сицилийца кто-то пошевелился. Тишину святого места нарушил едва слышный звук. Сесилия, стоявшая между дедом и матерью, увидела издали, как служительница гасит свечи, и не смогла удержаться от восклицания. Тереза подняла карающую длань, но задела старика. Тот всегда был снисходителен к малышке. Властным жестом он остановил руку дочери. Сесилия опустила голову, как будто сгорая от стыда, но это было чистой воды притворством. В присутствии деда у нее не могло быть никаких неприятностей, скорее наоборот.

Стоявшая слева от Сальваторе Мария призвала членов своей семьи к порядку. Все повторили за ней: «Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, бедных грешников, и ныне, и в час нашей кончины. Да будет так», – и перекрестились. То же сделала и малышка, не отводя взгляда от служительницы и давясь от смеха. Затем все направились к выходу вслед за главой семьи.

Вскоре старый авантюрист, которого окружающие считали уважаемым коммерсантом, остановил «бьюик» перед своим магазином. Он проводил женщин до дверей, но сам не вошел. Наклонившись, он поднял девочку, торопливо прижал ее к себе, перекрестил и с улыбкой пробормотал:

– Будь умницей, бамбина.

Потом отдал ребенка матери и сказал ей:

– Ты знаешь, где меня найти. До отъезда мне еще нужно кое-что сделать.

Гордо кивнув, Тереза увела дочь. Старики посмотрели друг на друга, не произнося ни слова. Перед тем, как повернуться, глава клана Маналезе сказал:

– До скорого, жена.

– Храни тебя Господь, Сальваторе.

Прежде чем войти в дом, она подождала, пока он отъедет. Мария никогда не задавала вопросов. Ей никогда ни о чем не говорили. Она все знала и так. Интуиция… Сколько раз за их долгую жизнь она прощалась с мужем, не зная, вернется ли он? Как правило, ей было неизвестно, куда он отправляется. Только однажды, когда его ранили, он приказал ей приехать в Колумбию, в Боготу. Но это было уже давно, еще до рождения детей. Теперь к тревоге за Сальваторе прибавилась новая: сыновья пошли по его пути. Она не смогла воспротивиться этому. У нее было только одно право: подчиняться и страдать. Она ведь была Маналезе, а ее Сальваторе – главой клана.

* * *

Набитая полицейскими черная «ДС» с длинной антенной затормозила у дверей магазина «Картье». За ней остановился бронированный фургон, за ним – еще одна «ДС». Справа пристроились шесть мотоциклистов-полицейских в шлемах и высоких сапогах. Они оставались в седле, поставив ногу на землю и не включая работавшие на малом газу двигатели. Время было рассчитано точно, потому что всего через три секунды из дверей вышел директор знаменитой фирмы с чемоданчиком в руке. Пока он шел по тротуару, полицейские провожали его взглядом, одновременно следя за происходящим вокруг. Задняя дверь фургона приоткрылась, пропуская директора и его драгоценную ношу. Потом дверь захлопнулась, сухо щелкнула внутренняя задвижка, и конвой тронулся с места.

Серджо быстро вышел из бистро, откуда он наблюдал за происходящим, и вскочил в свою «симку».

* * *

Несмотря на довольно поздний час, аэропорт Орли продолжал извергать из своих недр пассажиров, прибывавших со всех концов земли. Сальваторе предъявил посадочный талон и прошел через ограждение. Впереди него шел Джек. Недоверчивый старик не решился кому-нибудь доверить заботу о пилоте, ведь в задуманном деле тот был его главным козырем. Нельзя было позволять ему напиваться, бегать по девкам или пасть духом. Вот уже несколько дней Сальваторе не спускал с него глаз. Он постоянно был начеку, и от его присутствия у бывшего летчика возникало ощущение неотвратимой опасности. Ведь Сальваторе представлял здесь Фрэнки Витторио. От Витторио же зависело, будет ли ввязавшийся в темную историю американец жив или умрет, получит солидный куш или окажется за решеткой.

Поднявшись наверх, в огромный застекленный зал, откуда можно было наблюдать за приземлением и взлетом самолетов. Сальваторе подошел к окошку почты и сделал вид, что листает справочник. Проходя мимо, Серджо задел отца и вместо извинений прошептал:

– О'кей. Погрузка началась.

Сальваторе даже не посмотрел в его сторону. Склонившись над справочником, он выписал из него какой-то номер и вернулся в зал. При взгляде на него никто не смог бы догадаться, кто он такой. В перчатках из кожи пекари, иденовской шляпе, блестящих черных ботинках, темно-сером костюме и отлично сшитом габардиновом пальто, с дорогим чемоданчиком в руке, он казался воплощением строгого достоинства.

Вокруг огромного «Боинга-707», под чудовищной тяжестью которого прогибалась земля, суетились служащие и грузчики. В теплом воздухе, вызывая тошноту, стоял запах авиационного топлива. В небе мигали огни, а на земле, ревели двигатели готовых к взлету «Каравелл».

У трапа, ведущего в салон первого класса, выстроились в ряд вооруженные полицейские, готовые дать отпор налетчикам. Но кто бы осмелился… Командир дал знак охране фургона, задняя дверь его открылась, и из нее друг за другом вышли восемь ювелиров. Это были представители лучших ювелирных фирм: «Клерк», «Бушрон», «Картье», «Шоме», «Альбукерк», «Ван Клифф и Арпельс», «Мобуссен» и «Хэрри Уинстон», – магазины которых располагаются на Вандомской площади, на Рю-де-ля-Пэ и в прочих местах, где мало дешевых доходных домов. В руках каждого из сошедших на бетон аэродрома был маленький чемодан, для безопасности прикрепленный цепочкой к поясу. Тому, кто решил бы лишить их драгоценного груза, пришлось бы не сладко! Ювелиры поднялись по трапу в салон. Их шествие замыкали два полицейских из специального подразделения, которые должны были лететь вместе с ними. Жрецы золота и драгоценных камней настояли на дополнительных мерах предосторожности, хотя в сущности это было простой формальностью. Ведь в Нью-Йорке их должен был ожидать крупный отряд полицейских, чтобы доставить в надежное место. Как только ювелиры расселись по уже давно заказанным для них местам, мотоциклисты сопровождения под восхищенными взглядами потеющих в своих синих халатах грузчиков развернулись, оглушив окружающих треском моторов.

* * *

Луи Берлинец и Тереза, даже под фальшивыми паспортами остававшиеся супружеской четой, не сводили глаз с аэродромного медпункта. Матовое стекло не позволяло им видеть происходящее внутри, но они знали, что Муш уже там. В соответствии с планом, как только они прибыли в Орли, Жанна отвезла его туда. Без труда изображая влюбленных, Луи и Тереза казались со стороны элегантной беззаботной парой, на деле же были крайне напряжены. Они прогуливались взад и вперед и не замедлили шага, когда в медпункт вошли сотрудник службы безопасности и инспектор аэропорта. Все в порядке или… Они знали, что убийца не сдастся живым. В случае провала они должны были выручить Жанну, пока Муш с оружием в руках попытается воспользоваться своим последним шансом. При таком повороте событий предполагалось, что все встретятся у старика. Едва оба фараона исчезли в дверях, супруги остановились неподалеку от маленькой китаянки в длинном черном платье классического покроя, готовые к действию, как и Альдо, ожидавший развития событий, стоя снаружи.

Войдя в медпункт, полицейские вежливо поздоровались. Из-за своего стола врач кивнул на сидевшего перед ним Муша:

– Если вас это не слишком затруднит, пожалуйста, выполните предполетные формальности здесь. Этому господину сделал операцию сам профессор Маргутье. Будет лучше, если мы не станем утомлять его ожиданием в общем зале.

– Ваш паспорт, мсье! – потребовал сотрудник службы безопасности, вежливый, как все его лихие коллеги.

Муш не шевельнулся. Он стал неузнаваем. Его руки, затянутые в серые перчатки, лежали на набалдашнике зажатой между ног белой трости слепого, усы были подстрижены щеточкой, глаза скрывала черная повязка. И ткань, и покрой его одежды ясно свидетельствовали о ее американском происхождении. Жанна была одета, как медсестра, но не без претензии на роскошь. На ней были туфли на низком каблуке, светло-синий английский костюм из габардина, демисезонное пальто и голубая косынка, окаймлявшая хорошенькое личико. Она сразу же вмешалась в происходящее:

– Он не говорит по-французски. Все его документы у меня. Мне же поручено доставить его домой, в Америку.

И Жанна достала американский паспорт. Он был сработан на совесть и выглядел лучше, чем настоящий. Итальянцы, изготовившие его, были настоящими мастерами своего дела и, вероятно, могли бы сделать себе карьеру в живописи, если бы предпочли богемный образ жизни. Повертев его в руках, инспектор вопросительно посмотрел на врача. Тот с увлечением изучал документы, на которых стояла печать известной клиники.

– Он приезжал сюда, чтобы сделать операцию у нашего лучшего специалиста, и теперь возвращается домой. Повязку можно будет снять не раньше, чем через месяц. Профессор Маргутье – настоящий волшебник!

В голосе врача звучали нотки восхищения. Полицейский, который, как и всякий добрый француз, был немного шовинистом, кивнул в знак одобрения и снова повернулся к Жанне:

– Вы тоже гражданка США? Но ваш акцент…

Она одарила его улыбкой, заставившей дрогнуть черствое сердце стража порядка.

– Нет, я парижанка. Вот мой паспорт. Я бегло говорю по-английски, и мне поручили сопровождать больного.

– Вижу, – пробормотал чиновник, быстро пролистывая бумаги. – Что ж, нам остается только пожелать вам счастливого пути. Наверное, его лучше подвезти на машине прямо к трапу…

Врач уже возвращал жене Альдо фальшивые документы больного.

– Я распорядился, – сказал он. – Извините за беспокойство и спасибо за понимание, господа.

Полицейские отдали честь. Прежде, чем исчезнуть, инспектор подошел к Мушу и обратился к нему по-английски:

– До свидания, сэр! Доброго вам здоровья!

– До свидания, – ответил тот, причем нижняя половина его лица ни на секунду не выдала страшного нервного напряжения. – Спасибо за ваши пожелания.

Выйдя из медпункта, полицейские прошли мимо Берлинца и Терезы, которые едва сдержали вздох облегчения. Идея Сальваторе сработала! Старый авантюрист еще раз доказал, что по части выдумок с ним никому не сравниться. Дойдя до двери, супруги условным сигналом дали знать о происходящем Альдо, после чего поднялись на эскалаторе и присоединились к главе клана. Тем временем санитары помогали Жанне подвезти Муша к «Боингу».

* * *

После получения виз пассажиры ожидали посадки в специально отведенном зале. Посторонним вход туда был запрещен. Всякий, кто проходил предполетные формальности, становился неприкосновенным. Одни пассажиры готовились погрузиться в сон. Другие явно боялись предстоящего полета, и это было видно по озабоченному выражению их лиц. Сидевшая в углу молодая мать кормила грудью своего младенца. Юный араб, похожий в своем черно-белом одеянии на Валентино в «Сыне шейха»,[14]14
  Рудольф Валентино (1895–1926) – знаменитый американский киноактер.


[Закрыть] молчаливо курил. Его несколько заносчивый вид сочетался с непередаваемой грациозностью движений. Расположившийся напротив него толстяк жаловался по-голландски, что его заставили заплатить за багаж дополнительную пошлину. Члены семейства Маналезе делали вид, что незнакомы друг с другом. Старик держался рядом с Джеком. Тереза надела модные очки, чтобы ее сходство с отцом не бросалось в глаза, и продолжала ворковать с Берлинцем. Очки, правда, черепаховые, были и на Альдо. Воплощение корректности, он погрузился в решение кроссворда.

В другом конце зала Серджо пытался заигрывать с похожей на английского пупса юной красоткой, скучавшей под охраной цербера женского пола с пронзительным взглядом. Однако юного денди это нисколько не смущало. Стоя рядом с симпатичной малышкой, он щекотал ей шею газетой. Девушка в почти ничего не скрывавшей мини-юбке хихикала, а цербер бросал на Серджо убийственные взоры, на которые тот, впрочем, не обращал ни малейшего внимания. Чтобы призвать своего отпрыска к порядку, Сальваторе пришлось несколько раз кашлянуть. Время явно не подходило для того, чтобы устраивать скандал из-за девчонки. Ох уж эти юнцы! Вечно они куда-то лезут. На них обязательно нужно прикрикнуть. Серджо покосился на отца и послушно ретировался. Впрочем, недалеко. Он все время держал английского пупса под прицелом своих блестящих глаз.

У дверей аэропорта затормозили два автобуса, и стюардесса из «Панамерикэн» объявила по-английски:

– Пассажиры, отправляющиеся в Нью-Йорк! С красными билетами, пожалуйста, проходите здесь. С зелеными – с другой стороны.

Пока она повторяла приглашение по-французски, Сальваторе и Джек подошли к указанной двери. Остальные пассажиры направились к выходу туристического класса.

Короткая поездка в автобусе – и Сальваторе с Джеком вошли в салон первого класса. Сицилиец отдал стюардессе шляпу и пальто, но остался в перчатках и с чемоданчиком. Американец последовал его примеру. Старику хватило одного взгляда, чтобы уяснить себе и внутреннее устройство самолета, и расположение пассажиров. Муш и Жанна сидели справа в первом ряду. За ними виднелась тесная группа обсуждавших свои проблемы ювелиров. Одинокий и все такой же надменный нефтяной принц курил рядом с недовольным голландцем. Сальваторе позволил проводить себя в конец салона. По пути он засек двух полицейских в штатском, хотя ничем особым они не выделялись. Однако переодевание не помогло им скрыть характерных физиономий и грубых подбородков.

После нового ожидания, объявлений стюардессы и приветствия командира корабля пассажиры пристегнули ремни, погасили сигареты и принялись сосать леденцы, предложенные им щедрой авиакомпанией. Турбореактивные двигатели наполнили воздух диким ревом, и чудовище медленно поползло к взлетной полосе. Четверть часа спустя все 140 тонн его веса, в том числе 180 пассажиров, уже плыли в испещренном звездами бледно-синем небе. Жанна отстегивала ремень Муша, когда к ним подошла стюардесса, хорошенькая зеленоглазая блондинка.

– Может быть, принести ему что-нибудь выпить?

– Спасибо, не надо, – отказалась Жанна. – Главное для него – покой. Но я не отказалась бы от виски.

Блондинка удалилась. Муш, чувствовавший телом тепло затянутого в нейлон бедра жены Альдо, проворчал:

– Кто вам позволил решать за меня, хочу я пить или нет?

Она склонилась над ним и, делая вид, что усаживает его поудобнее, прошептала:

– Это моя месть. Я все еще вас хочу.

– Прекратите. Мы больше не увидимся. Вы вернетесь во Францию, я нет.

Он говорил сухо и по-французски, так что ей пришлось напомнить:

– Не забывайте, вы знаете только английский.

Он чувствовал дразнящий запах ее духов и близость ее рта.

– Берегитесь, чтобы ваш свекор ничего не заметил, – процедил он сквозь зубы. – Да отодвиньтесь же, Бога ради. Вы что, с ума сошли?

Не обращая внимания на слова Муша, она продолжала прижиматься и откровенно поглаживать его ляжку.

– Вы разожгли во мне огонь!

Он вцепился в трость. По телу Жанны пробежала дрожь удовольствия.

– Я буду часто вспоминать вас, – проговорила она. – И наш сарай, и грозу… А вы?

– Дерьмо!

Рокот двигателей, работавших на полную мощность, заглушил ее смешок. Муш повернулся к ней, но повязка на глазах лишала его лицо всякого выражения. Она снова засмеялась, на этот раз над его временной беспомощностью.

– Вам хотелось бы сделать мне больно, правда?

Он открыл рот. Его короткие усы топорщились от гнева.

– Заткнитесь же, черт побери!

Она ногтями вцепилась ему в руку сквозь ткань пиджака.

– Мне нравится твоя ярость.

– Дьявол!

Он едва не сорвался на крик. Ее возбуждение находило выход в смехе. Однако ей пришлось успокоиться, когда подошедшая стюардесса раздвинула перед ней столик, на который стюард в белоснежной куртке водрузил рюмку «Лонг Джон». Подождав, пока он уйдет, Жанна прошептала:

– Твое здоровье!

Он отвернулся, так что виден был только его профиль, перечеркнутый повязкой. Отпив глоток, она заметила, что Сальваторе в обществе Джека направляется к бару для пассажиров первого класса. Ее удивило, что бар располагался в передней части салона, а не в задней, как обычно. Старик держался превосходно. То, что он даже в самолете не снял перчаток, как это делают некоторые богачи, придавало ему особый шик. Впрочем, на то были свои причины. Отпечатки его пальцев имелись в картотеке Интерпола… Перчатки были только на старике и Муше. Остальные были неизвестны полиции, и ничем не рисковали даже в том случае, если после операции американской службе идентификации удалось бы обнаружить их отпечатки пальцев. Сквозь повязку Муш разглядел спину итальянца и спросил:

– Куда он?

– Я думаю, хочет осмотреться.

– Держитесь на расстоянии. Он может засечь нас из бара.

Прикусив край рюмки, Жанна тихонько засмеялась:

– Вы его боитесь?

Муш запрокинул голову, чтобы следить за действиями старика, не слишком сдвигая повязку.

– Глупышка! Я боюсь только за вас. Вы ведь лучше моего знаете сицилийцев, раз замужем за одним из них…

Она отодвинула от него ногу и уселась поглубже в свое кресло. И в самом деле, этот народ не шутит с супружеской изменой. Вновь по ее телу пробежала дрожь, но теперь причиной ее был вернувшийся страх. Однако она ни о чем не жалела. Убийца с самого начала поразил ее, и, может быть, именно поэтому в тот памятный день, в сарае, ему удалось сделать ее счастливой. Украдкой Жанна поглядывала в сторону бара, который не был отгорожен ширмой. Ее свекор стоял со стаканом в руке и о чем-то беседовал с Джеком, не переставая внимательно следить за окружающими.

Муш неожиданно сказал:

– Время рассчитано по минутам, и мне больше не удастся с ним поговорить. Я забыл кое о чем его попросить.

– О чем?

– Это касается моей коллекции марок. Пожалуйста, скажите ему, чтобы он отдал ее моей дочери.

Жанна повернула голову к своему соседу. Решительно, он сбивал ее с толку. Он думал о дочери в тот самый момент, когда они готовились к ограблению века. И все же она пообещала:

– Не беспокойтесь, я не забуду.

– Спасибо. Пусть он с ней свяжется, когда сочтет нужным.

Она допила виски и искренне сказала:

– Вы странный человек!

– Могу я на вас рассчитывать?

– Я ничего не забуду…

– Спасибо, – повторил он, вытягивая ноги и откидывая спинку кресла. – Не могли бы вы попросить для меня плед? Я хочу немного вздремнуть. Разбудите меня, когда будет нужно.

Фиалковые глаза Жанны широко раскрылись.

– Вы сумеете заснуть перед тем, что нас ждет?

Из-под щеточки усов, придававших Мушу немного смешной вид, блеснули зубы.

– Я могу спать где угодно. Думаю, что сумел бы вздремнуть даже накануне собственной казни, если бы мне не удалось смыться.

И снова Жанна почувствовала дрожь, но ничего не ответила, потому что стоявший у бара свекор бросил на нее внимательный взгляд, прежде чем обратить его на готовившихся отойти ко сну ювелиров.

– Нельзя ли принести плед для больного? – спросила она у стюардессы, которая танцующей походкой шла по проходу, приводя в восхищение следивших за ней мужчин.

– Сию минуту, мадемуазель, – ответила, удаляясь, блондинка. – Вам тоже?

– Будьте добры, – согласилась Жанна и вытянула ноги.

* * *

Одна за другой в самолете гасли сигары и трубки, смолкала болтовня. Пассажиров «Боинга», приближавшегося к Соединенным Штатам со скоростью 950 километров в час, сморила усталость. И в первом, и в туристическом классе почти все спали. Часы, висевшие над входом в салон первого класса, показывали двенадцать сорок. Альдо, сидевший в середине правого ряда, в синем свете ночника разглядел стрелки своих часов. На них было столько же. Запустив руку в саквояж, он достал спрятанную там «беретту». Предполагалось, что «Боинг» приземлится ровно в час. Разумеется, по нью-йоркскому времени. Чтобы избежать путаницы, Сальваторе приказал всем членам их группы поставить часы по Нью-Йорку. Вылетев из Орли ровно в 11 вечера, они должны были оказаться на месте в час ночи, с учетом временного разрыва. Альдо потянулся и закурил. Он закашлялся от дыма и встал, попросив прощения у дремавшего соседа, который что-то проворчал в ответ. В самолете царил голубоватый полумрак. Пассажиры туристического класса, сняв обувь и накрывшись пледами, мирно дремали. Некоторым что-то снилось, и они вертелись во сне. Другие читали при свете индивидуальных ламп, но таких было немного. Альдо направился в хвост самолета, пытаясь разглядеть Серджо. Однако там, где он должен был находиться, того не было, и Альдо нахмурился. Вскоре он успокоился, обнаружив младшего брата в предпоследнем ряду справа. Парень не скучал и не терял времени впустую. Растянувшись, насколько хватало места, он прижимал к себе английского пупса, и оба спали, как добродетельные супруги, уже отпраздновавшие золотую свадьбу. Альдо поискал глазами цербера в юбке, призванного оберегать невинность, и увидел ее рядом с пустым креслом. Из ее широко открытого рта исходил богатырский храп. Должно быть, Серджо дождался момента, когда усталость сомкнула очи бдительной стражницы, и при помощи красноречия увлек за собой сговорчивую малышку. Что ж, многие прелестные младенцы были зачаты лишь по счастливой случайности и без всякого комфорта. Именно они выступают в конкурсах и берут все призы. Как бы то ни было, пришла пора навести порядок, чтобы при виде прелестной пары старуха не развопилась, как извозчик. Альдо нагнулся к брату и потряс его за плечо.

– Что такое? – промычал сонный Серджо. – В чем дело?

Покоренное создание глубоко вздохнуло на его груди и обняло его за шею. В полумраке Серджо разглядел лицо брата, измененное черепаховыми очками.

– Приготовься, – прошептал тот.

Серджо поцеловал английского пупса в лоб, мягко освободился от объятий и вернулся на свое место. Достав из-под сидения сумку с надписью «Эр Франс», он вытащил оттуда свое снаряжение. Успокоенный Альдо отправился в переднюю часть салона. Проходя мимо своего кресла, он захватил саквояж. Места Луи и Терезы были в первом ряду. Альдо дотронулся до плеча зятя пальцем, чтобы узнать, спит ли он, и по движению его тела понял, что нет. У мужчин их ремесла, пока кровь их еще не загустела от обжорства и мягких кроватей, быстрая реакция. Взглянув на электрические часы над дверью салона, Берлинец разбудил застонавшую со сна Терезу. Альдо сделал вид, что отправился в туалет, но остановился в узком коридоре, ведущем в салон первого класса. Луи отбросил с ног покрывало, вытащил из-под сиденья кожаный чемодан, достал оттуда тяжелый пистолет и прикрепил к нему съемный приклад. Тем временем Тереза рылась в своей сумке.

В носовой части самолета Сальваторе между тем растолкал Джека, и в слабом синеватом свете они направились к бару. Проходя мимо ювелиров, старик отметил, что они спят, как и сопровождающие их полицейские. Вот что значит чистая совесть в сочетании с самоуверенностью! Глядя на этих сонь, никто бы не подумал, что находившихся при них драгоценностей вполне бы хватило для финансирования войны во Вьетнаме в течение нескольких дней. Перед тем, как отодвинуть скрывавшую бар драпировку, сицилиец остановился, сунул в рот черную сигару и зажег ее. Жанна тотчас же наступила на ногу немедленно проснувшегося Муша. Пока Жанна вставала и непринужденной походкой приближалась к свекру, убийца снял с глаз повязку, в мгновение ока вынул из портфеля их главное оружие – автомат – и тихим движением дослал патрон. Лязг стали был отчетливо слышен в привычном гуле самолетных двигателей, и Муш насторожился. Но необычный звук не привлек внимания соседей, они по-прежнему спали. Положив прикрытый пледом автомат на колени, прислушиваясь к движениям пассажиров и устремив взор в сторону бара, убийца ждал.

В баре же операция набирала обороты. Две стюардессы и бармен коротали последние часы полета, потягивая виски. Однако их передышка была прервана самым неожиданным образом. При виде Сальваторе и Жанны, которые, не заметив их, шли к кабине пилотов, бармен попытался им помешать:

– Но…

Он осекся, увидев направленный в его сторону пистолет Жанны.

– Оставайтесь на месте! – приказала та. – Речь идет о вашей жизни.

Девушки чуть пошевелились, и ствол пистолета немедленно переместился.

– Это относится и к вам!

Американки в крайнем изумлении смотрели на медсестру. Подобный способ ухода за больными казался им очень странным. Происходящее представлялось невероятным. Может быть, это нападение – не более, чем розыгрыш, неудачная шутка? Блондинка заупрямилась и попыталась обойти вокруг стойки.

– Вы что, не хотите встретить прекрасного принца и завести кучу детей? – рявкнула Жанна по-английски. – Я же сказала, не двигаться!

Ноздри жены Альдо рездувались, глаза сверкали. Она упивалась опасностью, это было у нее в крови. Она не была рождена для того, чтобы участвовать в семейных викторинах и получать из рук Длинного Шарля[15]15
  Шарль де Голль, президент Франции в 1958–1969 гг.


[Закрыть] медали за многодетность. Что ж, каждый идет своим путем. Не все женщины годятся на роль наседки.

Сальваторе отодвинул дверь кабины и оказался перед бортрадистом. Тот сидел без пиджака, курил «Кэмел» и время от времени смахивал со лба капли пота.

– Кругом! – приказал итальянец.

Даже если бы перед бортрадистом вдруг возникло привидение, его глаза едва ли открылись бы шире. Они стали размером с летающую тарелку.

– Ну же, кругом! – повторил Сальваторе, подталкивая парня внутрь кабины стволом полицейского револьвера 38 калибра. Дыхание бедняги пресеклось, и он отступил. Вошедший вслед за итальянцем Джек сказал своему коллеге, сидевшему за штурвалом:

– Будь послушным, делай, что тебе скажут. Выбора у тебя нет.

Второй пилот, дремавший в правом кресле, вскочил, как будто его кольнули сзади шилом.

– Что? Что? – пролепетал он.

– Заткнись и сиди! – рявкнул Джек.

Сальваторе, решивший на всякий случай проверить карманы висевших на крючках курток пилотов, восхитился. Джек совсем неплохо взялся за дело. Главным теперь было не позволить ему залить слишком много виски в собственный мотор.

Второй пилот потерял самообладание и закричал. Джеку пришлось ударить его рукояткой револьвера по основанию черепа. Пилот затих. Сальваторе присел рядом с командиром корабля, который сразу после прихода неожиданных гостей включил автопилот.

– У вас нет выбора. Делайте, что вам скажут.

– А если я откажусь?

Летчик был атлетического сложения, – а мужественное лицо наверняка обеспечивало ему успех у дам во всех аэропортах. Сальваторе показал ему свой револьвер:

– В таком случае…

Тот только усмехнулся, не переставая следить за светящимися циферблатами приборов.

– Кто поведет самолет, если вы меня прикончите? Сицилиец повел стволом револьвера в сторону Джека, который, наставив оружие на бортрадиста, приказал ему сесть на место.

– Он. С «Боингом» он знаком не хуже вашего.

В слабом освещении кабины командир попытался разглядеть лицо Джека. Однако оно ни о чем ему не говорило, никого не напоминало. Если то был товарищ по профессии, то откуда он взялся? Как бы то ни было, он был соотечественником, о чем свидетельствовала его речь. Слова пилота прозвучали скорее утверждением, чем вопросом: