Текст книги "Сицилийский клан"

Автор книги: Огюст Ле Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

III

В церкви было сумрачно и тихо. Горело всего несколько свечей, и их пламя колебалось от сквозняка. В исповедальнях кюре тихо перешептывались с прихожанами. Редкие посетители молились, стоя на коленях или сидя на скамьях. Мария и Сальвадоре Маналезе одновременно дочитали «Отче наш» и так же одновременно перекрестились. Они столько лет вместе молились Богу, что их движения стали синхронными. Поднявшись, они пошли к центральному проходу и преклонили колени перед алтарем, сверкавшим позолотой и, казалось, призывавшим всех верующих укрепить покой и надежду в сердце своем и отринуть насилие и ненависть. На пороге церкви Сальваторе прикрыл свои густые седые волосы старомодной жемчужно-серой шляпой и обмотал шарф вокруг мощной шеи. Рядом с ним почтительно, как и положено воспитанной на Сицилии женщине, стояла Мария; она подняла воротник черного суконного пальто и открыла зонт.

– Ты не успеешь промокнуть, жена. Машина совсем рядом, – сказал он ей на сицилийском диалекте, на котором они всегда объяснялись друг с другом.

Прижимаясь к стене, которая немного прикрывала их от ливня, супруги дошли до «бьюика» Сальваторе. Как и всегда, когда ей предстояло ехать на автомобиле, Мария невольно попятилась. Она не доверяла машинам и в глубине души тосковала по украшенным разноцветными помпонами повозкам, в которые обычно впрягали мула. Именно в такой двуколке она впервые увидела своего Сальваторе. Это было на лишенном растительности склоне горы, возвышавшейся над Таорминой, там, откуда видна была Этна.[5]5
  Этна – самый высокий в Европе действующий вулкан. Расположен на Сицилии.


[Закрыть]

Перед тем как завести мотор, Сальваторе закурил свернутую из черного табака твердую неровную сигару, едкий дым которой могли выносить лишь немногие женщины. Но старый сицилиец не боялся за свои легкие. В свои шестьдесят пять он был крепок, как скала, и только иногда жаловался на ноги.

Вскоре «бьюик» остановился на улице Ордене, рядом с ярко освещенной витриной бакалейного магазина. Супруги вошли внутрь, вдыхая знакомый сильный запах. Как и все итальянские бакалейные лавки, их магазин изобиловал аппетитной снедью, при виде которой у покупателей сразу возникало желание полезть за кошельком. Поэтому недостатка в клиентах не было. Их обслуживал целый штат продавцов и продавщиц. Все они были итальянцами и беспрекословно выполняли распоряжения сестры Сальваторе Розы.

Сейчас, едва старый сицилиец появился на пороге, его сестра, державшаяся строго и внушительно, поспешила к нему и шепнула на ухо:

– Тебя ждут.

Сальваторе кивнул, пожал несколько рук, бросил несколько слов по-итальянски клиентам, любившим звуки родного языка, и прошел за занавеску, сплетенную из разноцветных пластиковых полос. Он очутился в баре, где коротали время немногие посвященные, зажав в руке стаканы с «Чинзано» или «Кампари». Снова пожав протянутые ему руки, он прошел в следующую дверь. Мария шла за ним. Комната, где они оказались, служила столовой для персонала и одновременно кухней, где священнодействовала Мария, и сейчас была пуста. Пройдя через нее, Сальваторе Маналезе открыл дверь в зал, куда допускались только члены семьи. Он был обшит темным деревом, и каждого, кто туда входил, охватывали ароматы тушеного с овощами мяса, соррентских оливок, теста, масла и выдержанного сыра.

Потягивая аперитив, там сидели Серджо, Луи Бардан, которого по месту его рождения все называли Берлинцем, его жена Тереза, Альдо, Жанна и Муш. При появлении главы клана все встали. Опершись на дверную стройку, старый сицилиец разглядывал вновь прибывшего глазами много повидавшего человека и, наконец, проронил:

– Рад встрече.

Он снял шляпу, пальто и Шарф, отдал их торопливо подбежавшим женщинам и уселся на свое место во главе стола, откуда мог наблюдать за всеми присутствующими. Потом ткнул вонючей сигарой в сторону стоящей на столе бутылки «Мартини», и Жанна поспешила наполнить его стакан. Отпив глоток, Сальваторе повернул голову к Серджо и приказал:

– Книгу!

Тот положил перед стариком альбом в роскошном переплете.

– Как тебе пришло в голову обратиться за помощью к Альдо?

Муш поставил на стол стакан.

– Все те, на кого я мог рассчитывать, либо умерли, либо сидели в тюрьме. И тогда я вспомнил об Альдо. Когда-то мы вместе провернули хорошее дельце. В нем я был уверен.

Он протянул руку и указал на альбом.

– И речи не могло быть о том, чтобы доверить эти марки первому встречному. Ведь они стоят целое состояние. Нужно было найти человека, которому бы я доверял.

Старик кивнул, принимая похвалу своему сыну. Муш продолжал:

– Но я не знал, где его можно встретить. Ведь он не общается с блатными.

– Никто из нас с ними не общается, – уточнил Сальваторе и сделал глоток.

На сей раз кивнул убийца. Он считал оправданной подобную замкнутость.

– Знаю. К счастью, я вспомнил о баре, в котором Альдо когда-то назначил мне встречу. Дочь была с ним знакома. Я велел ей последить за баром и постараться выйти на Альдо.

– Она так и сделала, – вмешался Альдо, продолжавший стоять, как и все молодые члены семьи.

Старик еще не разрешал им садиться. Сидели только он сам и Муш, не подозревавший о заведенном здесь порядке.

– От твоего имени она предложила мне коллекцию марок стоимостью сто десять миллионов, если я помогу тебе бежать, – добавил Альдо.

– Вот она, – подтвердил убийца, вновь показывая на альбом.

– Я отнес коллекцию специалисту, – проговорил Сальваторе. – Ее оценили ровно в сто пятнадцать кусков.

– Они ваши, – с сожалением вздохнул Муш.

– Именно поэтому ты сейчас здесь, – заметил старик и пошевелился, отчего крупная жемчужина в булавке его галстука блеснула. – Без этой гарантии я не отдал бы приказа заняться твоим делом.

Взгляд Муша обежал всех присутствующих и вновь остановился на Сальваторе.

– Я хотел бы тебя поблагодарить. Без всех вас…

Он остановился. Головы членов семейства дружно повернулись в его сторону, в их глазах читалось неодобрение. Убийца нахмурился, но сразу понял причину подобного поведения и поправился:

– Я очень вам благодарен.

На сей раз его обращение относилось не ко всему клану, а только к старику. Выражение неодобрения на лицах исчезло. Сальваторе, барабаня пальцами по переплету альбома, продолжил свою мысль:

– Этой гарантии было бы недостаточно, если бы твоей дочери был известен наш адрес. Но все, что она знала – имя Альдо и название бара. Даже если бы легавые сели ей на хвост, она не могла привести их сюда…

– Если бы Мартина знала, что я здесь, она никому бы ничего не рассказала, – ощетинился Муш.

Успокаивая его, глава семейства поднял руку с золотой печаткой на мизинце.

– Она молода и может совершить неосторожный поступок. Женщины часто делают глупости.

При этих словах Тереза и Жанна отвели глаза. Серджо состроил им гримасу.

– Два месяца назад ты попросил свою дочь передать Альдо, чтобы он не продавал коллекцию. Ты сказал, что выкупишь ее сам, когда окажешься на свободе. Объясни, что ты имел в виду.

– Все так и было, – подтвердил убийца. – За время, пока я сидел в тюрьме, кое-что произошло.

– Мы можем узнать, что именно?

Муш с недоверием посмотрел на женщин.

– Они привыкли к тому, что им говорят все, – успокоил его старик. – Если нужно, они и сами участвуют в деле. Впрочем, ты и сам мог в этом убедиться. Но я тебя понимаю.

Он кивнул Терезе и Жанне, и те вышли. Муш начал свой рассказ.

– В тюрьме я познакомился с одним типом. На свободе он был ювелиром и работал на Картье. Он утверждал, что в начале июня в Нью-Йорке будет проводиться международная выставка ювелирных изделий. В ней будут участвовать такие фирмы, как «Картье», «Бушрон». Всего не менее десятка.

– Ну и что?

– Они повезут с собой побрякушек на сорок миллиардов.

Казалось, даже массивный стол прогнулся под тяжестью этой цифры. Все замолчали. В наступившей тишине отчетливо был слышен щелчок зажигалки Луи Берлинца. Сальваторе допил вермут, поставил стакан и спросил:

– Как ты себе это представляешь?.. Кстати, что было дальше с тем типом?

Муш вытащил сигарету из лежащей перед ним пачки «Житан» и принялся машинально вертеть ее в пальцах.

– Он умер.

Серджо вздрогнул. Ему явно еще не хватало закалки. Убийца улыбнулся юноше уголками губ:

– От сердечного приступа…

Он снова повернулся к старику:

– Директора фирм вылетают в Нью-Йорк шестого июня в одиннадцать часов рейсом компании «Панам».

Сальваторе наконец вынул изо рта свою вонючую сигару.

– Кто их сопровождает?

– Их по очереди подбирает бронированный фургон, охраняемый эскортом мотоциклистов. Об этом уже писали в газетах.

– Тогда дело безнадежное.

– Почему?! – удивился Муш. – Мне приходилось проделывать и не такое.

Старик снова сунул сигару в рот и в упор посмотрел на собеседника.

– Нападать на бронированные машины с эскортом?

– Нет, – сознался убийца. – Но кое с чем в этом роде я все же сталкивался.

– Слишком большой риск, – отрезал Сальваторе. – Понадобится много людей. А мы работаем только со своими.

– Сорок миллиардов, папа! – вмешался Альдо.

Отец посмотрел на него долгим взглядом и пальцем сделал знак, что все могут сесть. Трое мужчин уселись, двигая стульями, и потянулись за «Мартини». Муш наблюдал за происходящим и обдумывал свое положение. Ему нужны были эти люди, чтобы попытаться поправить дела. Когда ты в бегах, требуется много денег, чтобы выжить. Осведомители полиции устраивают на тебя настоящую охоту. Ты же сам в отличие от коньяка с годами не становишься лучше и можешь чувствовать себя уверенно только если сорвешь хороший куш. Кроме того, с деньгами можно рвануть в Южную Америку или Азию. В тех краях любой, у кого голова на месте, может чувствовать себя королем… И Муш добавил, как опытный искуситель:

– Сорок миллиардов – это действительно хорошие деньги. Не думаю, что кто-нибудь раньше замахивался на такое.

– Он говорит правду, папа! – пришел в восторг Серджо. – Только представь себе! Сорок тысяч кусков за один раз! Это будет крупнейшее ограбление всех времен!

Старый сицилиец взглянул на сына. Он мог бы одним движением бровей заставить его прикусить язык, но ограничился замечанием:

– Все это прекрасно, но неосуществимо. Если мы нападем на бронированный фургон, убитых не избежать. Не говоря уже о том, что для такой операции нас слишком мало. А о привлечении французов даже речи быть не может. Здешние ребята уже не те, что когда-то.

Он особенно подчеркнул последние слова. Внезапно его мощная рука замерла на переплете альбома.

– Если только…

– Что ты имеешь в виду, папа? – осмелился спросить Альдо. Все смотрели на Сальваторе, не отводя глаз. Но тот ничего не ответил. С задумчивым видом он кивнул на свой стакан, и Серджо поспешил его наполнить. Потом старик достал из кожаного портсигара новую сигару, закурил ее, выпустил дым, отчего все закашлялись, и повторил:

– Если только… Наверное, эскорт будет сопровождать ювелиров только до самолета?

– Конечно, – подтвердил Муш. – Но такой же эскорт будет ждать их в Нью-Йорке.

– Таким образом, в течение какого-то времени сорок миллиардов будут охраняться не так уж строго, – констатировал глава клана, обволакивая себя облаком едкого дыма.

– Да, во время полета! – догадался Серджо. Его отец согласно кивнул.

– Именно во время полета. Не исключено, что только в этот момент можно будет…

Несмотря на присущее ему хладнокровие, Муш вздрогнул:

– Надеюсь, вы не собираетесь устраивать ограбление прямо в «Боинге»? Такого еще не делал никто.

– А почему бы и нет? – вопросом ответил ему Серджо. – Я недавно смотрел фильм. Он называется «Цель – 500 миллионов». Так там один парень нападает на почтовый самолет.

Он смолк, заметив, что отец нахмурил брови. Старик поставил свой стакан на стол и уточнил:

– Я думал не о фильме. Даже если он недурен, это всего лишь кино. Мне известно о двух реальных ограблениях в открытом небе. Оба они были в Южной Америке: одно в Бразилии, другое в Мексике.

– В «Боингах», папа? – удивился Альдо.

– Нет, в «ДС-3». Сколько я помню, в первом случае речь шла о перевозке бриллиантов. Нападавшие наставили свои пушки на пилота и заставили его приземлиться…

Внезапно старик смолк, как будто пораженный открывшейся его глазам картиной.

– Не представляю себе, как это можно будет сделать, – резко сказал Муш. – Не нужно забывать, что в Нью-Йорке нас будет ждать куча полиции!

– Именно о посадке я и думаю, – бросил Сальваторе. – Возможно, нам могли бы помочь мои американские друзья. Конечно, для этого нужно, чтобы дело показалось им интересным.

Он задумчиво потер подбородок и медленно обвел взглядом сидевших перед ним мужчин.

– Сорок миллиардов… Недурной куш!

Повернувшись к Мушу, старый сицилиец улыбнулся, но глаза его смотрели как бы внутрь себя:

– Не исключено, что ты все-таки получишь назад свою коллекцию. Может быть… Во всяком случае, у нас есть еще месяц, чтобы подготовить это дело.

Его внушительный кулак опустился на красный переплет альбома. Поднявшись, причем все последовали его примеру, он толкнул дверь в соседнюю комнату. Едва он туда вошел, раздался детский крик:

– Деда! Деда!

Маленькая девочка в голубом домашнем платье обняла ногу Сальваторе. С лица сицилийца исчезло строгое выражение. Он нагнулся и, взяв внучку на руки, понес ее к столу, где сидела Тереза, безуспешно пытавшаяся накормить дочь. Вокруг них суетилась Жанна, и вся сцена сопровождалась веселым лаем Салями.

– Хочу с дедом! – решила Сесилия, отшвыривая ложку.

– С дедом так с дедом, – согласился старик.

Он поднял ложку и сел перед тарелкой, взяв девочку на колени.

– Не надо дыма, – капризно сказала та, состроив гримасу. – От него плохо пахнет.

– Ты права, милая, – согласился глава клана. – Он действительно плохо пахнет.

Он протянул сигару дочери, чтобы та ее погасила, и поднес ложку ко рту трехлетнего тирана.

IV

– Это всегда так долго, мама?

Франсуаз Ле Гофф оторвалась от портрета своего младшего сына, украшавшего первую страницу «Франс-суар». Ее темное пальто резко выделялось на фоне стены клиники. Седые волосы, гладко зачесанные назад, прикрывала серая шляпка, давно вышедшая из моды. Казалось, женщина излучает безмятежное спокойствие. Она сняла очки в железной оправе и посмотрела на сына.

– С тобой было проще. А с Жобиком действительно затянулось.

Помахав в воздухе сложенной газетой, она с гордостью спросила:

– Ты читал, какие надежды возлагаются на него в связи с лондонским чемпионатом? Здесь пишут, что во время встречи с мексиканцами он будет самым опасным нападающим.

Ален Ле Гофф, меривший коридор большими шагами, на секунду остановился и с той же гордостью подтвердил:

– Лучшего центрального нападающего в сборной Франции никогда не было, мама.

Он подошел к закрытой двери, прислушался, закурил десятую за время ожидания сигарету и воскликнул:

– Господи, как же долго! Как ты считаешь…

– Посиди немного! – прервала его мать, подняв руку в серой перчатке. – От тебя у меня начинает кружиться голова!

– Пойми же, мама! Это мой ребенок…

Не закончив фразу, он бросился к вышедшей из-за двери санитарке.

– Что там, мадам?

Та с понимающим видом отрицательно покачала головой.

– Пока ничего. Однако беспокоиться не нужно. Все идет нормально.

– Вы будете накладывать щипцы?

В голосе его слышалась тревога. Подобно всем мужчинам, он склонен был драматизировать ситуацию.

– Доктор полагает, что до этого не дойдет, – ободряюще сказала санитарка, обходя его. – Главное, не мучьте себя. Обычно все проходит прекрасно. Не правда ли, мадам?

Старая бретонка пожала плечами.

– Мужчины беспокоятся о нас только тогда, когда мы производим на свет их ребенка. В другое время они нас просто не замечают.

Она снова махнула газетой в сторону сына.

– В день, когда ты появился на свет, твой отец выпил целую бутылку коньяка. Он так накачался, что на следующий день не мог вспомнить дорогу в больницу… Когда у мужчины рождается сын, он полагает, что все кругом должно остановиться. К счастью, этого не происходит.

Она засмеялась, и санитарка последовала ее примеру. В это время дальняя дверь коридора открылась, и в ней показался старший инспектор Рондье. Плащ его блестел от дождя. Все головы повернулись к нему. Поздоровавшись с женщинами, вошедший отвел Ле Гоффа в сторону и пробормотал:

– Прошу прощения, патрон… Мне показалось, что будет лучше, если я сообщу вам об этом лично… Муш сбежал!

– Что? Сарте?! – вздрогнув, воскликнул комиссар. – Я же видел его сегодня!

– Он удрал из фургона, когда его везли в Сантэ.

– У него оказалась пушка?

– Нет. Он поднял пол. И при этом пристукнул бродягу, который был с ним в одной камере.

Лицо Ле Гоффа застыло. Он переводил взгляд с матери на своего заместителя.

– Какие приняты меры?

– Комиссар Тупир приказал, чтобы до вашего прибытия подследственных не разводили по камерам. Я послал людей на улицу Кассини, где фургон едва не попал в аварию и на какое-то время остановился.

– Что там произошло?

– Его чуть не протаранила легковушка, за рулем которой сидела женщина.

– Что еще?

– Была объявлена общая тревога. Пока это все. Я помчался сюда, чтобы сообщить вам о случившемся.

Лицо комиссара говорило о том, что он одобряет все эти шаги.

– Что вы думаете предпринять? – спросил его Рондье.

– Немедленно допросить всех, кто может иметь хоть какое-то отношение к побегу. Все перерыть. Попытаться понять, как это было. Спасибо, что приехали ко мне в клинику.

Ле Гофф сделал шаг по направлению к матери, но Рондье удержал его за рукав.

– Может быть, вам лучше присоединиться к нам позднее, патрон? Я имею в виду, когда…

Он неловко коснулся рукой стены коридора, за которой рождалась новая жизнь. Однако колебания Ле Гоффа были недолгими. Встретив вопросительный взгляд матери, он проговорил:

– У меня неприятности, мама. Большие неприятности. Боюсь, что мне придется уйти. Скажи Анжеле…

Он снял с вешалки плащ, подошел к двери в родильное отделение, задержался возле нее на минуту, опустив голову, а потом стряхнул с себя оцепенение и решительно бросил:

– В дорогу!

Голос его был неприятным, как будто он пытался скрыть овладевшее им волнение. Франсуаз Ле Гофф встала, прежде чем обратиться к сыну.

– Ты не преувеличиваешь? Тебе не кажется, что ты мог бы повременить? Этой минуты ты ждал шесть лет. Когда же, благодарение Богу, она настала, ты уходишь…

Смущенный Рондье отошел на несколько шагов. Он ругал себя за то, что пришел. Однако он понимал, что поступил правильно. Инспектор слишком хорошо знал Ле Гоффа. Тот никогда бы ему не простил, если бы даже в подобных обстоятельствах ему не сообщили о побеге. Комиссар несколько секунд смотрел на сигарету, тлевшую в его пальцах, потом поднял глаза.

– Мне очень жаль, мама. Дело действительно серьезное.

Бежал Роже Сарте. Тот самый, который убил Врийяра. Ты, наверное, помнишь…

– Я помню только об одном, Ален Ле Гофф, – отрезала его мать. – В момент, когда ты станешь отцом, тебя не будет рядом с твоей женой.

Комиссар протянул к ней руку, но не осмелился даже прикоснуться к ее одежде.

– Мне очень жаль, мама…

Лицо его выражало страдание. Он взглянул на санитарку, входившую в родильное отделение с чистыми полотенцами в руках, сделал шаг вслед за ней, потом, как будто передумав, круто повернулся и присоединился к Рондье, который ждал его в подъезде, глядя на частую сетку дождя.

V

Витрина магазина была надежно закрыта шторой, персонал давно ушел. В этом районе Парижа привыкли ложиться рано, и улицы были почти пусты. К тому же ливший без перерыва дождь не располагал к буколическим прогулкам. Мария убралась в большой зале и, устав за день, ушла в свою комнату. Тереза поставила перед мужчинами стол для игры в карты. Те изредка поглядывали на экран телевизора, установленного в стенной нише. Передача новостей завершилась сообщением о побеге Муша. Ткнув в сторону убийцы зажатой между пальцами сигарой, Сальваторе заметил:

– Тебе придется побыть здесь семь-восемь дней. Может быть, даже больше, потому что полицейские как с цепи сорвались. Потом мы перевезем тебя на мою виллу. Это недалеко от Рамбуйе.

Он подождал, пока Жанна нальет ему рому, и продолжил:

– Спать ты будешь в комнате наверху. Выходить из нее не стоит. Не нужно, чтобы продавцы знали о том, что ты здесь. Еду тебе будут приносить женщины.

Он взял карты и принялся тасовать их рукой опытного игрока.

– Отрасти усы, – посоветовал он Мушу. – Может быть, тебе стоит покрасить волосы.

– Пожалуй, – согласился убийца. – А что с моей дочерью? Сальваторе сделал Жанне знак, чтобы та уменьшила звук телевизора, и снова повернулся к столу.

– Тебе придется потерпеть. Полиция наверняка не выпускает ее из виду. Тебя могут выследить. Мы устроим вам свидание попозже.

Он еще продолжал сдавать, когда зазвонил телефон.

– Должно быть, это Нью-Йорк, – заметил Альдо, взглянув на старинные часы, всегда ходившие очень точно.

Трубку сняла Тереза. Она утвердительно кивнула пристально смотревшим на нее мужчинам и сказала по-итальянски:

– Попросите, пожалуйста, мистера Фрэнки Витторио. С ним хочет поговорить мистер Сальваторе из Парижа.

Повернувшись к отцу, она проговорила:

– Он дома. Дворецкий сейчас его позовет. Старый сицилиец посмотрел на Муша, который раскладывал свои карты.

– Ты понимаешь по-итальянски?

– И по-итальянски, и по-английски. Мне пришлось много помотаться по миру.

– Это сильно облегчит дело, если мы согласимся на твое предложение.

– Мистер Витторио? Одну минуту, – сказала Тереза в трубку и передала ее отцу. Тот сразу же заговорил веселым током:

– Алло, Фрэнки? Как твои дела? Надеюсь, все хорошо? Мне нужно с тобой повидаться. Это довольно срочно.

Он выслушал собеседника и доверительно добавил:

– Да, очень важно. Ты же знаешь, что иначе я не стал бы тебя беспокоить. Встретимся в обычном месте. Что ты скажешь относительно послезавтра? О'кей. Как твоя жена? А дети?.. Мария чувствует себя хорошо, только тоскует по родине… Твоя жена тоже?.. Чао, Фрэнки. До четверга.

Сальваторе положил трубку, затянулся и повернулся к зятю.

– Завтра тебе нужно будет купить два билета в Монреаль, Луи. Ты полетишь вместе со мной. Ты, Жанна, дай телеграмму в «Хилтон» и закажи нам двухкомнатный номер на четверг.

Он подождал, пока его невестка поставит телефон на место, и пояснил Мушу:

– Если мне нужно увидеть старого друга из Штатов, мы всегда встречаемся в Монреале. Это помогает избежать любопытных глаз и ушей. Мне не приходится показываться в Нью-Йорке, а мой друг не привлекает внимания ФБР, что неизбежно при полетах за границу. Фрэнки поедет в Канаду на машине. Американские полицейские, которые приставлены к нему, ничего не заподозрят, когда увидят, как он садится в собственный лимузин. Границу Фрэнки пересечет по фальшивому паспорту.

– Я вижу, вы не забываете об осторожности! – воскликнул Муш, восхищенно присвистнув.

– Потому-то мы и уцелели, – спокойно ответил сицилиец, снова беря карты.

– Этот Фрэнки Витторио, наверное, один из боссов мафии? Хозяин дома оставил вопрос без внимания, но не стал переводить разговор на другую тему.

– Я рассчитываю, что мне удастся заинтересовать его. Но ты уверен, что речь действительно идет о сорока миллиардах?

– Нет, конечно, – признался убийца. – Но если верить газетам, которые я читал, пока сидел на даче, это недалеко от истины.

– Да, они называли эту сумму, – вмешался Альдо. – В газетах утверждалось, что на выставку поедут представители лучших ювелирных фирм Парижа. Они наверняка постараются не ударить в грязь лицом и захватят самое дорогое, что у них есть.

– Все равно скупщики не дадут эту цену, – вставил Луи. – Украшения понадобится переделать, а некоторые камни, возможно, перегранить, иначе их не перепродашь. На этом всегда очень много теряешь.

Его тесть разложил свои карты и тихо засмеялся.

– Несмотря на все убытки, у нас останется немало миллиардов. Почти тридцать… Я никогда не видел такой кучи денег, а ведь через мои руки прошло немало монет. Я даже не мечтал о подобной операции…

Он посмотрел на карту, которую сбросил Луи, и пояснил специально для Муша:

– Насколько я себе представляю, мы можем провернуть это дело только при поддержке из Нью-Йорка. В противном случае у нас не будет ни малейших шансов, и ты окончательно лишишься своих марок.

Муш, искоса разглядывавший Жанну, которая сидела в кресле, держа фокстерьера на коленях, улыбнулся:

– Если ваш друг Фрэнки действительно тот человек, который нам нужен, я смогу выкупить коллекцию… Более того, я прикуплю еще марок.

– Глядя на тебя, никогда не подумаешь, что ты любишь марки, – заметил Альдо.

Убийца поправил свои карты и невесело засмеялся.

– Я увлекся ими, когда был мальчишкой, но тогда у меня не было денег. Позднее, когда они у меня появились, я начал собирать марки всерьез…

Краем глаза он заметил, как Жанна положила ногу на ногу, и невольно умолк. Давал себя знать год, проведенный в одиночке, без женщин. Он взял себя в руки, поднял голову и, заметив, что Сальваторе хмуро смотрит в его сторону, закончил мысль:

– Я понял, что это прекрасный способ вкладывать деньги. С тех пор я стал настоящим знатоком в этой области. Когда полицейские взяли меня за жабры, они, наверное, не меньше тысячи раз спросили, что я сделал со своей добычей. Если бы они только знали, что вся она здесь!

И он показал на альбом, лежавший на сервировочном столике.

– Недурная мысль! – похвалил Сальваторе и знаком приказал Терезе налить ему еще рому.