Текст книги "Уролога. net"

Автор книги: Оганес Диланян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

СТРАННЫЕ БЫВАЮТ ПАЦИЕНТЫ…

Надо отметить, что я довольно психически устойчивый человек.

Но, поверьте, иногда происходят события, которые срывают мозг.

Итак, консультативный прием. То есть ко мне записаны человек пятнадцать, а то и двадцать.

– Оганес Эдуардович, к вам просится женщина, без записи, говорит, что на пять минут.

– Знаем мы эти пять минут, – привычно бурчу я. – Ладно, пригласи.

Заходит женщина. Довольно миловидная, лет пятидесяти.

– Здравствуйте, – говорит, – Оганес Эдуардович, миленький!

– Здравствуйте, проходите. – Где бы я мог слышать этот голос, а?

– Я на секундочку. Показать!

– Давайте…

И тут женщина… Нет, поймите меня правильно, я не для этого специальность «урология» выбирал… Женщина быстрым движением стягивает с себя брюки, снимает трусы и… начинает хохотать. Явно притворно хохотать. Потом ее пробирает приступ кашля. Такое ощущение, что приступ тоже какой-то наигранный, что ли… Потом женщина умолкает, надевает трусы, брюки и с серьезным выражением лица говорит:

– Видели? А ведь пузырь полный!

С этими словами она достает из пакета… коробку моего любимого торта!

– Спасибо вам, доктор!

Нет, вы не подумайте, я умею не показывать эмоции. На лице ни один мускул не дрогнул. В смысле – не дрогнула жевательная мышца, дабы закрыть рот. И очень зря она не дрогнула. Немигающий доктор с открытым ртом – это как-то… Несолидно, что ли.

– Отлично, Вера Степановна. Поздравляю в-вас и с-с-себя заодно… Покажитесь через год, ладно? Не пропадайте.

Год назад. Утренняя пятиминутка

– На операцию подготовлена женщина пятидесяти лет с диагнозом «Стрессовое недержание мочи, десоциализация, депрессия…»

БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!

– Оганес Эдуардович, к вам на прием графиня N.

– А, да. Зовите.

– Добрый день, князь!

Старушечий голос абсолютно не гармонирует с потрясающей внешностью истинного потомка императора. На первый взгляд ей не дашь больше пятидесяти. На деле – под девяносто.

– Здравствуйте, графиня. – Я чуть-чуть тушуюсь, делаю неуклюжую попытку поклониться. – Мое почтение!

Графиня начинает смеяться. Искренне, просто ухохатывается. Достает платок (Бог мой, платок с вензелем!), аккуратно промокает глаза.

– Дорогой мой доктор! Вы очаровательны! Но никогда более не выражайте женщине почтение! Это означает, что вы не восхищены ее ослепляющей красотой!

– Ну, собственно, это и явилось причиной моего замешательства, графиня! – выкручиваюсь я и улыбаюсь. – Что вас ко мне привело?

Диагноз ее широкого интереса не представляет, посему не будем оглашать. Скажем только, что жалобы ее вынудили меня сделать гинекологический осмотр.

Осматриваю. То, что вижу, мне очень не нравится. Ну, совсем не нравится!

– Дорогой мой доктор! – В глазах ее веселые, я бы сказал, озорные огоньки. – А вы большой оригинал!

– А? Да, графиня? – Меня все еще тревожит то, что я увидел, посему я не улыбаюсь.

– Вы первый мужчина, который при взгляде туда не сияет лицом. И даже более того, хмурится!

ЧТО НАМ ДАЕТ ЛАТЫНЬ?

В больнице у меня спрашивают про ведущего хирурга (он опаздывает на конференцию, интересуется новенькая медсестра, профиль больницы – акушерство-гинекология). Я по старой московской привычке говорю, он, мол, опаздывает, к нему приехала Рима Пуденда [3]3
  Rima pudendi ( лат.) – половая щель.


[Закрыть](очень, очень старая шутка, еще с советских времен… Ну не знал я, не предполагал, что медсестра в акушерстве на это купится).

– А кто это?

– Министр здравоохранения Латвии, ее все знают.

Доклад. Главный врач:

– А где Закарян?

Медсестра:

– К нему приехала Рима Пуденда, он опоздает… (При этом вид у нее такой – мол, кто не знает Риму Пуденду?)

Хохочет весь конференц-зал.

Главный врач:

– Кто же тебе, детка, такое передал? Неужели сам Закарян позвонил?

– Нет… – полная растерянность на лице. – Доктор Диланян сказал…

– Ох уж мне эти урологи!

ВОЕНКОМАТ И МИОКАРДИТ

Пять часов утра. Почти что закончена громадная выписка пациента, которого, по сути, и не надо было класть в урологический стационар. Склеивая между собой двенадцать пленок его электрокардиограмм, я невольно вспомнил свое хождение на тринадцатый этаж (ЭКГ, как не сложно догадаться).

Злая и угрюмая женщина в военкомате г. Волоколамска исподлобья посмотрела на меня и сказала: «Без ЭКГ вы здесь – никто. Никаких документов я вам не выдам».

Ладно, бог с тобой.

Приехав на следующее утро на работу, переделав кучу дел, перенервничав чуть более обычного, поднялся я на тринадцатый этаж. Подошел к медсестре и спросил: «А не сделаете ли вы мне ЭКГ?» Глаза ее резко расширились, и в них можно было прочитать тревогу и немой вопрос: «Что же беспокоит столь юного отрока?»

– Да так… Диспансеризация… Военкомат и все такое…

– Ложитесь на кушетку, доктор. Возьмите чистую простыню.

– Хи-хи-и-и, ой, щекотно, не могу…

Наконец пленка распечатана, и я, все еще хихикая, одеваюсь.

Достаю из кармана сто рублей, на что сразу же получаю:

– Немедленно. Уберите. В карман. (Пауза.) В свой карман, разумеется…

– Спасибо.

– Сейчас доктор посмотрит.

– Да я уж сам… как-нибудь… (С некоторым смущением, ибо доктора отрывать от работы – для него эвон сколько пленок заготовлено… и это только за вторую половину сегодняшнего дня – не хочется, а написать «Патологических изменений на ЭКГ не выявлено» я и сам смогу.)

– Нет. Мне вот это не нравится. С чего это тут так вот? А? Доктор?

– Э-э-э… М-м-м… Знаете, что такое двойное слепое исследование? Это когда хирург и уролог вместе анализируют ЭКГ.

– А, ну да, ну да. – Улыбается. Как-то жалостливо улыбается. Я начинаю нервничать.

– Веньямин Алексеевич! Тут доктор из урологии. Посмотрите ЭКГ по cito?

– Ага. Заходите. Садитесь. Если курите, курите.

Закуриваю. С наслаждением затягиваюсь, втайне завидуя ему. Он-то может курить в кабинете, а мне приходится для этого улучить минутку и сбежать в санитарку. Неудобно, черт побери.

– Та-а-а-ак… анаболики не принимали? Стероиды? М-м-м… Нет, говорите? А что беспокоит? Ничего? Ну да, ну да…

Его тон мне совершенно не нравится, равно как и резкая перемена выражения его уставших красных глаз.

Он хмурится:

Нервы ни к черту… (Это он верно подметил, думаю я, отдохнуть надо капитально.)

Он берет штангенциркуль, что-то долго измеряет… Хмурится… Хмурится… Сейчас огласит приговор… Нет, берет лупу… Манипулирует…

– Ничего не беспокоит, говорите? Боли там в области сердца? Потливость рук? Плохой сон? Может, он гриппом болел? (О ком он, черт побери, говорит? Это же моя ЭКГ. Но молчу, возраст не позволяет перебить его.)

– М-да, покалывание в области миокарда, да? Ясно…

Мне не нравится эта пауза. Я уже серьезно нервничаю.

– Миокардит, батенька. Процентов на девяносто пять – миокардит.

Он внимательно смотрит на меня. Голову на отсечение, ни один мускул на лице у меня не дрогнул.

– М-м-м… Так-с… А это, случаем, не ваша ЭКГ? Ваша? А я думал – из отделения… М-да. Дайте сигаретку… О! Каждый день такие курите? Каждый час даже?

В голосе почему-то нотки уважения. Почему – не пойму.

– Что ж, батенька… Не переживайте. Надо ФКГ сделать, ЭхоКГ, холтеровское мониторирование… Приходите каждый день, посмотрим в динамике… А что заставило обратиться? Военкомат… Эх, мать их… Ладно. С нашей стороны ни в чем отказа не будет.

Он явно в замешательстве. Он не знает, что же мне сказать. Ему неловко, хотя голову на отгрыз, он сто раз на дню оглашает диагноз. К нему приходит вся Московская область с неясными ЭКГ. Он профессионал. Но ему неловко.

– Вам больничный выписать? Дней на десять? Нет? Отдохните, батенька, отвлекитесь. Гробите же себя. Нервы ни к черту…

Он умолкает. Мне немного грустно, немного смешно… Я встаю.

– Спасибо вам, – улыбаюсь широко, даже как-то по-дружески. – Спасибо. Я приду.

– Ага, ага…

Вдруг я замечаю, что он – старик-горемыка. Сгорбленный весь такой… Мне его немножечко жаль. Я испортил ему весь день. Улыбаюсь вновь, мол, ничего, все будет путем. Оставляю ему свои сигареты. Ухожу.

Мораль. Проходите диспансеризацию, господа… Хоть иногда. Да, и не забудьте зубы чистить дважды в день так, как учит доктор Салям.

ДЕЖУРСТВО

Вообще дежурство – это особая статья в жизни врача. Ты его любишь и ненавидишь, ты скучаешь по нему и проклинаешь его…

В отделении – ни единого тяжелого больного, кроме дежурного доктора. Он пришел сюда на вторую ночь. Он хочет спать. Впервые в жизни он не спал подряд две ночи, кроме этого, активно работал днем: две нефрэктомии, пиелолитотомия, ассистенция при иссечении олеогранулемы… Двенадцать мелких операций в неотложке… куча историй болезней… Короче, кошмар очей любого хирурга.

Итак, дежурство… Обход. Почечная колика после дробления камня у пожилого мужчины… Купирована…

Сон. Сон в больнице, надо сказать, очень и очень поверхностный… Дежурный доктор где-то в районе четырех часов утра открыл глаза от неясного предчувствия. Понял, что вот-вот в дежурную комнату зайдет больной. Но, пока он не зашел, можно лежать. Больной (пожилой мужчина) заходит… Заходит без стука, очень тихо и медленно открывая дверь. У дежурного доктора глаза полуоткрыты, он с интересом наблюдает за этой картиной… Больной подходит к доктору, прислушивается, держится за поясницу. Наклоняется. Внимательно оглядывает дежурного доктора… И как заорет:

– О-о-о-ой, как почка болит… О-о-о-ой, помогите!

Доктор вскакивает… Молча, ибо понимает, что угроза отлучить от церкви данного больного никакого впечатления на него не произведет, осматривает его, делает укол в вену… (Отступление: если дежурный доктор хочет хороших отношений с медсестрами, то он их ночью ни за что не разбудит. За это сестры будут его боготворить и очень-очень-очень облегчат ему жизнь.)

Через четыре дня. Дежурный доктор, наученный горьким опытом, устанавливает перед дверью стул, чтобы при открытии было больше шума. Четыре часа. Доктор спит… Спит на редкость спокойно… Вдруг сон его прерывается мощным спазмом брюшных мышц и бицепсов… Ибо мозг, почувствовав угрозу, импульсивно группирует тело, защищая его… от летящего на него стула. Нет, господа, вы не подумайте… Стулья пока не научились летать сами по себе. Просто тот же пожилой больной на сей раз резко попытался ворваться в дежурную комнату… Он, бедняга, терпеть не может больше, осколок камня встал в простатической части уретры и не дает ему мочиться…

Потирая ушибленную проклятым стулом правую руку, дежурный доктор встает и молча (ибо понимает, что угроза отлучения от церкви лечащего врача, оставившего «роженицу» на его голову, на больного не произведет ни малейшего впечатления) завозит больного в цистоскопическую, убирает камень, оставляет записку медсестрам с просьбой убраться утром в операционной, идет досыпать…

Доктор счастлив: ему сегодня не надо дежурить. Ему надо лишь выйти из клиники, сесть в машину и доехать до дома… Спать… Утром можно вообще не проснуться, ибо утро будет субботнее… Доктор заходит в пятьсот шестнадцатую палату, в родимую, до боли родную палату, дает наставления больным… На выходе его ждет благообразный старец. У старца красиво уложенные седые волосы, он брит до зеркального блеска, он при галстуке. У старца в руках пакет. Пакет этот протягивается доктору. Доктор присматривается: пациент не его, так с чего же вдруг? Старец заговаривает:

– Доктор, спасибо вам, если бы не вы… Я бы той ночью умер.

Доктор по голосу узнает свой ночной кошмар, вымучивает улыбку, желает ему не болеть больше. Тут старец просит доктора:

– Доктор, дайте мне ваш номер телефона, пожалуйста?

– Зачем? У вас есть лечащий доктор, с ним и свяжетесь…

Больной улыбается:

– ДОКТОР, Я ВАМ ПОСЛЕЗАВТРА В ЧЕТЫРЕ УТРА ПОЗВОНЮ…

В пакете была бутылка коньяка «Мартель VSOP» и сто долларов…

Но не все дежурства одинаково полезны! Ибо после некоторых рождаются такие рассказы…

Не буду я больше брать книги на дежурства, не возьму и журналы. КПК дома оставлю… Ибо бесполезно…

В шесть вечера в отделении появились две докторицы. Молодые, красивые, явно ординаторы первого года. Попытался угадать, с какой кафедры. Терапия? Нет, фонендоскопа нету. Хирургия? Не-е-е… Какой хирург во время дежурства будет в обычной одежде с небрежно накинутым халатиком? А никакой. Видать, гематологи? Нет, слишком богато одеты. Хм-м… Массаракш! Завры караваном!

– Здравствуйте, госпожи дерматологи!

Хлоп ресницами. Синхронно хлопают две пары ресниц. Хлоп-хлоп. Длинные, триста процентов объема!

– А с чего вы взяли, что мы дерматологи?

– Интуиция, девушки, интуиция.

– А-а-а, м-м-м…

– Так в чем проблема?

– Не поможете катетер поставить?

– А что, не проходит?

– Да нет, просто катетера нет в отделении.

Кто знал, кто мог предположить, что продолжением сего невинного разговора станут ужас и кошмар.

– О'кей. Пойдемте.

Идем по подвалу.

– Расскажите о больном (вопрос задан, лишь чтобы поддержать разговор. Я же и так все увижу).

– Экстренное поступление.

– Экстренное? В кожу?

– Ага. Агранулоцитоз у него.

Массаракш. Завры караваном! Тридцать три раза массаракш!!!

– Так, стоп, девчонки. Ничего не путаете? Агранулоцитоз – это гематологи. А точнее – реаниматоры.

– Не берет его реанимация…

– Так. Поподробнее.

Рассказ получился довольный сбивчивый и неясный.

Пациент Коромыслоглазов (это я всегда такую фамилию придумываю для пациентов, о ком рассказать надо. Истинную фамилию же не будешь публиковать… Тайна медицинская, понимаешь). 1937 года рождения. Болел псориатическим полиартритом. Принимал «Метотрексат» (Тридцать три раза массаракш и завры караваном! Твайу мать! Это же пахнет уже вовсе не аденомой, а острой почечной недостаточностью!!!), как результат – агранулоцитоз, токсидермия. Слезает и кровит вся кожа. Вот почему он в коже. Но я чего-то не понимаю.

– А кто дежурит сегодня?

– А. Е.

А-а-а, давняя знакомая. Отличный доктор, классный человек и прекрасная женщина. О'кей, ей помочь всегда приятно. У нее в запасе наверняка кофе найдется.

Доходим.

В сборе вся команда дерматологов.

Осматриваю больного. Кровит всей кожей. Незаметно, неинтенсивно, но кровит. Перкутирую пузырь, полный.

– Можете помочиться?

– Он два дня ничего не ел, не пил… Мочился в последний раз утром в семь… Я жена…

– Ладно.

Ставлю катетер. 450 мл концентрированной мочи. Мочеприемника нет. Ну, как известно, нужда – мать разума. Использую перчатку в качестве мочеприемника.

Иду писать. Приглашают на консилиум. Где-то минут пятнадцать молча слушаю.

Подозревается ДВС-синдром. Возможно развитие острой полиорганной (в том числе почечной) недостаточности.

Заведующая хочет, чтобы в отделении была аминокапроновая кислота… Завры караваном…

Подаю голос:

– При ДВС аминокапронку нельзя.

– А что можно?

– Я считаю, что необходимы реанимационные мероприятия. Надо капать полтора литра плазмы, тромбоцитарную массу, он должен получать два вида антибиотиков: «Тиенам» и «Ванкомицин». Его надо переводить как минимум в реанимацию, как максимум – в «Склиф» в асептическую палату. Также сейчас его надо раскапать.

– Больно вы умный.

– Давайте не будем переходить на личности.

– Реаниматоры отказываются. Говорят: нет жизнеугрожающего состояния.

Завры караваном… Массаракш…

– Он получает «Цефезол», глюкозу с инсулином, «Децинон». Полагаете, это адекватное лечение?

– Если вы (каждое слово чеканится, будто я ей экзамен сдаю и проваливаюсь) считаете себя таким умным, напишите назначения. И не только напишите, но и попытайтесь получить все то, что назначите.

– Историю.

Вывожу красивым почерком… Когда я злюсь, почерк до безобразия красивый, почти каллиграфический.

Состояние крайне тяжелое, бла-бла-бла…

Рекомендовано:

1. Перевод в реанимацию. Экстренно. Асептическая палата.

2. Установка двух центральных катетеров.

3. «Тиенам» 1000 мг внутривенно капельно каждые восемь часов (инфузия не быстрее 30 минут!).

4. «Ванкомицин» 1000 мг внутривенно капельно каждые восемь часов (инфузия не быстрее 60 минут!).

5. Sol. Glucosae 5 % – 400,0. Insulini – 4 Ед. внутривенно капельно.

6. Свежезамороженная плазма 1500 мл внутривенно капельно.

7. Контроль креатинина каждый час.

8. Контроль электролитов каждый час.

9. Sol. Euphyllini 2,4 % – 10,0 внутривенно струйно медленно (в течение 5 минут).

10. Sol. Prednisolone 75 mg – 3,0 внутривенно струйно.

10. Динамический контроль диуреза.

11. Общий анализ крови каждые 3 часа.

Ставлю подпись.

– А теперь попытайтесь достать все это.

Звоню в трансфузию. Плазму не дают. Суки. Завры караваном!

– Очень хорошо. Я сейчас в присутствии трех докторов составлю и подпишу акт вашего отказа. Пять человек подпишутся из различных отделений.

– Присылайте сестру… Выдам литр…

Звоню в аптеку.

– «Тиенам»? «Ванкомицин»? Молодой человек, вы бы опохмелились перед звонком…

– Очень хорошо. Я сейчас в присутствии…

– Присылаем лекарства.

Звоню в ЭКГ:

– Экстренно ЭКГ в кожу.

– Через полчасика буду.

– Вашу мать! Вы будете здесь через три минуты или я вас лично на дерево загоню!

Почему на дерево?? При чем тут дерево?

– Уже бегу.

Звоню в реанимацию:

– Забирайте больного.

– Ни хера. Он не реанимационный.

– Если вас здесь не будет через пять минут, я отлучу вас от церкви!

Опять непонятно… при чем тут церковь?

– Ладно, иду…

Короче, к одиннадцати часам вечера больной был в реанимации…

Но все равно к утру погиб…

Пусто все. Грустно…

Рассказать, как до этого в отделение поступила девочка с острым пиелонефритом? А как через полчасика после поступления у пациента был анафилактический шок со всеми прелестями на физрастворе? А как пришел сам главврач и сказал, что за урологией числится большой начальник, которого положили в люкс-палату в хирургии? Или что строитель будил меня трижды с почечной коликой? Все потому, что боялся внутривенного укола…

А сколько бумажной работы было…

А еще я не успел посмотреть сериал «Скорая помощь»…

СЛОНИКИ И ПИЖАМА

Пролог

Надо отметить, что я часто сплю в пижаме. Ну, нравится мне. Ну, не люблю я мерзнуть. И потно-липким тоже спать не люблю. Мешает это мне. Но тут есть один парадокс. Брутальность не позволяет мне самому покупать себе пижамы. Посему их покупает мама… Ну, а каждый из нас для своей мамы – это в любом случае маленький ребенок.

Результат: у меня есть летняя пижама. Очень хорошая. Но на ней… нарисованы веселые и сонные слоники. Ну, что ты будешь делать…

Собственно событие

Ереван. Весна. Ночь. Спокойный сон обрывается звонком телефона. Звонит сестра.

– Ов, папе плохо, – голос сестры срывается на плач.

– А? Что? Почему плохо? Где плохо? Что болит? Я сейчас приеду.

– Он уже сознание теряет от… от… от… – Понять ничего невозможно, в трубке – сдержанные рыдания.

– Еду.

А вот теперь представьте себе тушку в 102 кг, которая, как колобок, срывается с места, в три часа ночи бежит вон из дома, захватив довольно обширную аптечку.

– Братан! – кричит тушка шоферу. – Отцу плохо, рви в Массив.

Следующие пять минут, которые потребовались водителю, дабы доставить тушку из Касьяна в Массив, слились в один сплошной гудок. Тушка роется в карманах штанов, достает пять тысяч драмов, выпрыгивает на ходу из машины, бросая водителю: «Жди!», и влетает в квартиру отца. На этаже никто не спит, человек пять с мобильников звонят разным врачам, кричат в трубку: «Будите профессора Ананикяна, академика Агаджаняна, позвоните в Нью-Йорк Араму Аристагесовичу, человеку очень плохо».

Появление сына было встречено гулом облегчения и… странными взглядами. Отец буквально ходит по потолку, громко стонет, периодически падая на кровать, и, как завзятый наркоман, умоляет дать ему морфий. Тушка Диланяна подходит к отцу, оценивает на взгляд его состояние и слегка бьет по пояснице справа, дабы удостовериться в верности своего диагноза. Лучше было ему этого не делать, ибо в результате Диланян-старший страшно закричал, выбежал из квартиры и начал убежденно доказывать всем испуганным соседям, что Диланян-младший является прямым потомком Самвела (Примечание: Самвел – историческая личность, убил отца и мать за предательство родины.), желает смерти родному отцу, дабы стать единоличным владельцем машины Диланяна-старшего. (Примечание: «Волга-21» в состоянии «если сильно толкнете, то, может быть, сдвинете с места… Но не остановите.»)

Тушка Диланяна-младшего, привыкшая к похожим эпизодам, терпеливо достает сигарету, равнодушно прикуривает и выдает диагноз: «Камень отходит. Ничего страшного, сейчас уколю, все пройдет». Надо сказать, что хитрожопость тушки Диланяна-джуниора не знает границ, и ход этот был, по сути, популистским. Он-то знал, насколько сложно уговорить собственного отца на ма-а-а-а-а-аленький укольчик… Дальше произошел следующий разговор.

– Ты что мне колоть будешь, сын?

– «Баралгин» в вену, «Диклофенак» в мышцу, не поможет – блокаду по Лорин-Эпштейну. Закатай рукав.

– Сначала иглу покажи.

– Вот.

– Если эта штука называется иглой, то, люди честные, объясните мне, что называется шилом?

– Прекрати. Закатай рукав.

– Послушай. Ты врач. Ты же не медсестра. Давай позовем соседку, она работала медсестрой.

Ха. Ха-ха-ха. Я хочу на это посмотреть…

– Давай, – Диланян-джуниор достает вторую сигарету, прикуривает, со смаком вдыхает дым и ждет продолжения событий.

Приходит медсестра. Молодая женщина на сносях, с такими отеками, что ее впору саму класть в больницу. Молча закатывает рукав Диланяна-старшего, долго прицеливается и… Втыкает иглу, судя по реакции болезного, прямо в срединный нерв. Болезный тихо уходит в обморок, успев высказать мысль: «Вахмамаджан, что же с детьми будет».

Тушка Диланяна-младшего начинает злиться. Ласково отодвигает мегатонную гестозницу-медсестру, в мыслях кроет матом Атанеса Диланяна, первородного князя Гориса, молча достает нашатырный спирт и дает отцу понюхать. Отец приходит в себя. Окружающую его толпу он воспринимает как дорогих гостей, непонимающе смотрит на них, делает пригласительный жест и говорит:

– Проходите, садитесь, попейте кофе, сейчас обед будет готов.

– Отец, ложись, а? А вы, любезные и уважаемые дорогие гости, можете быть свободны.

Тонометр, давление – уже норма, внутривенно «Баралгин», внутримышечно «Диклофенак», две таблетки «Но-шпы», «Омник»… Приступ боли купирован.

– Пойду таксиста отпущу, он меня там ждет…

Эпилог

– Братан, спасибо тебе большое, все хорошо, зайди попей кофе, потом можешь поехать.

– Послушай… Можно я тебе один вопрос задам? – водитель такси мнется, пугливо озираясь по сторонам.

– Давай.

– Скажи мне, ты же ведь врач?

– Ну да.

– Вот ты такой достойный сын такого достойного отца (не удивляйтесь, за те полчаса, пока он стоял у подъезда и курил, он успел узнать все семейные тайны Диланяна, включая историю с форелью в трусах)…

– Ну…

– Скажи мне, я, повидавший жизнь человек… – Выражение лица водителя указывает на то, что он крайне стойкий человек и вполне может стерпеть жестокие удары судьбы, как было неоднократно.

– Что сказать-то? – Диланяну уже начинает надоедать этот непонятный разговор.

– Ты же ведь не из этих?

– Из каких?

– Ну, ты же не… Ты только не обижайся, ты же не гомик? – На лице водителя нарисованы тревога и искреннее волнение.

– С чего вдруг такой вопрос? – удивился Диланян-младший.

– Ну… Зачем ты носишь… такую… педерастическую майку? – осуждение в голосе таксиста смешалось с обидой за честь армянского народа.

…Только тут Диланян-джуниор заметил, что в штанах-то он нормальных… А с так называемой «майки» таксисту подмигивают десятки маленьких, сонных и веселых слоников…