Текст книги "Американское сало"
Автор книги: О. Воля
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– В. Янушевич призвал развивать дружеские отношения с Россией в интервью телеканалу «Интерс».
У Марата Гельбаха сидел Повлонский.
– Как хорошо, что я вас обоих застал! – воскликнул Евгений Васильевич. – А то я уже совсем приуныл.
– Уныние есть очень тяжкий грех, – с тонкой ироничной улыбкой, глядя поверх очков, сказал Повлонский и протянул руку Евгению Васильевичу.
– А я вот и приехал посоветоваться к друзьям, да и исповедаться, чтобы не помереть во грехе, – шутливо улыбаясь и пожимая поданную Повлонским ладонь, ответил Дружинин.
– Пить будешь?
На модном столике со стеклянной столешницей стояла распечатанная бутылка коньяку «Суворов», и подле соблазнительно лежала деревянная коробка доминиканских сигар.
– Буду, – коротко ответил Дружинин, – за тем и приехал.
Марат вызвал секретаршу, и та тут же принесла еще один большой шарообразный бокал.
Выпили.
Марат чуть пригубил, Повлонский глотнул и тут же, попыхивая, принялся раскуривать сигару. А Дружинину вдруг захотелось слегка отпустить напряженно-сдавленные нервами тормоза, и он залпом опрокинул в себя весь drink без остатка.
– Ты его как водку пьешь, – заметил Марат, – а ведь «Суворов», даром что приднестровский коньяк, а шестьсот баксов стоит! Сорокалетний!
– Хочу нервы снять, – потряся головой, сказал Дружинин, – тяжело жить стало, ребята.
– Что такое, Женя? Что случилось, родной? – беря с блюдечка ломтик лимона и отправляя его в рот, ласково поинтересовался Гельбах. – Расскажи, и на душе легче станет, а то, может, и мы с Глебом чем твоему горю поможем.
– В общем, затеял я в свое время строительство в Крыму, – как заученный урок, с выражением начал Евгений свой рассказ, – после смерти жены, вы же знаете, что Катя моя трагически погибла, так вот, после ее смерти решил я, знаете, что надо после себя оставить что-то на земле, такое, чтоб на сто лет, решил построить в Бахчисарае санаторно-оздоровительный комплекс, да еще и с четырехзвездочной гостиницей для коммерческого туризма.
– Прямо так, с бухты-барахты решил? На ровном месте? – недоверчиво поинтересовался Повлонский.
– Ну, конечно же, не на ровном месте, – разведя руками и улыбаясь, ответил Дружинин. – Кто же на такие авантюры просто так, с бухты-барахты решается! У меня в Крыму друг есть, мы еще в армии с ним вместе служили, он строитель профессиональный, у него целое строительное управление на тот момент под началом было. Небольшое такое управленьице, но как база для раскрутки годилось. В общем, мы с другом на паях и организовали наш с ним Крымспецстрой. Он вложился базой. Свой бетонный заводик, пилорамы, автопарк с техникой, опять-таки прорабы, рабочие, специалисты, не на голом месте начинать, ну, а я вложился деньгами, кредитами, ну, и влиянием, естественно.
– А как добились разрешения? – спросил Марат.
– А легко, – хмыкнул Дружинин, – это в первую очередь не коммерческая тургостиница с бассейнами, пляжами да дискотеками, а в первую голову санаторий для чернобыльцев, понимаете? – Евгений Васильевич с выражением поглядел на Повлонского. – Такая формулировка сразу понравилась Хоронько и Козленко, они даже Кушме о нашем строительстве, как о личных своих достижениях, докладывали, и Кушма, между прочим, одобрил.
– Козленко, это который в Симферополе? – уточнил Гельбах.
– Точно, – кивнул Дружинин, – а Хоронько – это замминистра строительства.
– Ну и дальше? – нетерпеливо спросил Повлонский.
– А дальше развернулись мы на полную ширь, сделали все работы нулевого цикла, решили вопросы врезок и коммуникаций, начали уже коробки возводить, и тут…
– Что? – подняв брови, спросил Гельбах.
– И тут начались беспорядки с этими вернувшимися в Крым татарами, – всплеснув руками, сказал Дружинин.
– Видали мы по телевизору, – сочувственно вздохнув, сказал Повловский, – попал ты, брат.
– Ну, банк меня пока за кредиты не душит, – согласился Евгений Васильевич, – но ведь сама стройка стоит, и неизвестно, состоится ли теперь вообще? Ведь там, где должна была быть гостиница, там теперь сарайчики этих татар, что они из моего же материала построили, они ведь теперь там, понимаете ли, живут!
– И что теперь ты собираешься делать? – спросил Марат.
– Собираюсь вложиться в будущую власть, чтобы с приходом новой выбранной администрации не только вернуть отобранное, но и завершить мое начатое дело, – твердо и решительно подвел итог Евгений Васильевич.
– Ну, и на кого ты собираешься поставить? – наливая еще по одной, поинтересовался Марат.
– Думал, вы мне подскажете, – дипломатично ответил Дружинин, – за тем и приехал.
– Мы подскажем, – не сговариваясь, дуэтом в голос сказали Повлонский с Гельбахом и рассмеялись, переглянувшись.
– Тут вот какое дело, – начал Повлонский, – ты не знаешь, наверное, но нас с Маратом откомандировали из Кремля помогать премьер-министру Янушевичу на этих выборах. Он и победит. Мы тебя к нему заведем. Но охотников денег дать много, а вот дельный совет иной раз больше стоит.
– Да я в этом не разбираюсь, какие советы я дать могу?
– А мы с Маратом на что? Мы тебе скажем, какой ему совет посоветовать.
– Так почему вы сами ему этот совет не посоветуете?
– Не все он готов услышать от нас, и не все можем сказать ему мы. Мы с Маратом понимаем, что Янушевич легко может проиграть. А чтобы он выиграл, ему нужно сделать радикальные шаги. Но если мы посоветуем ему эти шаги, то он нас выгонит – вот и все. Более того, как бы от нас, ты тоже зайти не можешь, а то он поймет, что мы тебя подучили. Мы тебя через депутата Сидоренко выведем на шефа его охраны – Николая Козака. Попросишь его о встрече с Янушевичем. А дальше расскажешь ему вот что…
Глава девятая
Февраль 2004 г.
– Глава администрации Президента Украины Медвешук отрицает свою причастность и использование административного ресурса на выборах глав местного самоуправления, идущих в разных городах Украины, – сообщает агентство «АПН».
– Давай вылетай в Киев, – почти крикнул Дружинин в трубку, хотя связь с Торонто работала отлично и не было никакой необходимости кричать или вообще повышать голос. Ксендзюк на том конце эфира в своей далекой Канаде все распрекрасно слышал.
– Что? Есть зацепка по нашим делам? – поинтересовался Павло.
– Ты что там, жрешь, что ли? – снова недовольно заорал Дружинин. – Чего там? Жуешь?
– Сало с борщом жру, – засмеявшись, подтвердил Ксендзюк, – я зараз, тильки борщ з салом доïм i вiдразу негайно поïду в аеропорт летiти до Києва как дожру, так до аеропорту пиду, и вилету.
– Хватит глумиться, – уже более спокойно сказал Дружинин, – я согласен на все твои авантюры с этими консервами, мне деньги нужны.
– Усим гроши трэба, – хмыкнул Павло Ксендзюк.
– Ну, так прилетишь? – спросил Дружинин.
– Прилечу, жди, – ответил друг.
* * *– ЦИК Украины сообщил о девяностопроцентной готовности Украины к предстоящим осенью выборам президента.
– Ой, Алка! Ты как с Мальдивских островов из отпуска отдохнувшая приехала, а не из командировки, ей-богу! – всплеснула руками Лена Асланян, когда, входя в родную редакцию, Алла столкнулась в коридоре с подругой. – Ты, наверное, там хорошего любовника себе уже завела? Две недели в Киеве, достаточный срок!
– Потом все расскажу, – отмахнулась Алла, – мне Главный на одиннадцать аудиенцию назначил, а сейчас уже четверть двенадцатого, я в пробках застряла, опаздываю, так что потом поболтаем.
Но Главный и сам на сорок минут опоздал, звонил секретарю из машины по мобильному, сказал, что плотно стоит в пробке на Профсоюзной, так что Алла Лисовская могла теперь не беспокоиться и, более того, могла даже злорадствовать и торжествовать.
– А я там в Киеве совсем бросила курить, – сказала Алла Ленке Асланян, когда они вышли на заднюю лестницу, куда по редакционному распорядку, словно индейцев в резервацию, выдавили всех курильщиц.
– Ладно брехать-то, – перебила Ленка, – расскажи лучше про мужичков! Как там, роман у тебя был?
– Не знаю, – как-то неопределенно ответила Алла.
– Что значит «не знаю»? – хмыкнула Ленка. – Не помнишь, спала с мужиком или нет? Пьяная, что ли, была?
– Влюбилась я, Ленка, вот что, – ответила Алла.
– Ой, – всплеснула руками Лена Асланян, – расскажи, подруга!
– Сегодня вечером не могу, – ответила Алла, о бортик металлической урны гася сигарету, – сегодня лечь пораньше, чтоб выспаться, а завтра давай сходим в «Галерею», там расскажу подробно.
– Лучше в «Эль-Гаучо», – сказала Ленка, – там так стильно! Я в прошлый раз там за соседним столиком с Борисом Моисеевым сидела, представляешь!
На том и порешили.
Главный встретил радушно:
– Твои материалы мы девять раз на полосы ставили, читала?
– По Интернету видела, – кивнула Алла, – в Киеве нашей газеты не достать, если только в посольстве.
– Я как раз про твою киевскую командировку хотел с тобой поговорить, – выдвигая средний ящик старомодного письменного стола и таинственно заглядывая куда-то в его недра, словно у него там были какие-то сокровища или кольт, проговорил Главный, – я вчера был на встрече с журналистами в администрации президента, и мне удалось там узнать кое-что интересное.
– Я вся внимание, – отчего-то по-школьному, озорно захлопав ресничками, сказала Алла.
– Ты там что, в Киеве влюбилась, что ли? – с тихим изумлением Главный поглядел на свою лучшую корреспондентку. – Странная какая-то вернулась.
– А я думала, незаметно! – Алла кокетливо поправила прическу и выпрямила спину.
– Ладно, короче, разговаривал я с одним из наших главных идеологов в администрации, – вздохнув, продолжил Главный, – и, в общем, хорошо бы послать тебя в Киев еще на месяцок, туда теперь Повлонского с Гельбахом отправили, там интересная предвыборная тусня теперь начинается, сама, наверное, там видела и слышала.
– Слыхала кой-чего, – кивнула Алла, – там вся Украина, затаив дыхание, ждет, на кого в Москве ставки сделают, чтобы, как в хорошем тотализаторе, сразу поставить на другого.
– Наш на Янушевича упор делает, за тем и Повлонского с Гельбахом послали, – сказал Главный, снова заглядывая в ящик стола.
– Слушай, что у тебя там? Наркотики или книги из библиотеки Ивана Грозного? – поинтересовалась Алла. – На что ты там все смотришь?
– Да сигары там у меня, вот на день рождения мне Гусин из «МК» подарил, теперь не знаю, курить или не курить? Все, пошутили, и хватит! – Главный сделал серьезное лицо. – Итак, я хочу, чтобы ты еще минимум на месяц поехала в Киев, командировку я тебе сегодня же выпишу и скажу Вере Георгиевне, чтобы тебе дали командировочный аванс тысячи четыре евров, надеюсь, хватит? Киев ведь не такой дорогой, как Париж, да и за такую красивую корреспондентку там, наверное, везде кавалеры в очередь, чтобы счета ей оплатить?
– Ладно, поеду, согласна я, – вздохнув, сказала Алла, – хотела сама о командировке тебя просить, да ты меня упредил.
– Связь по мэйлу, как обычно, – вытаскивая наконец сигару и обнюхивая ее, сказал Главный, – задание я буду корректировать после каждого твоего материала, поняла?
– Поняла, – кивнула Алла.
* * *– Генеральная прокуратура Украины заявила, что располагает достаточными доказательствами преступных действий Ю. Тимоченко в ее бытность вице-премьером Украины, – сообщает газета «Дело».
На террасе самой дорогой гостиницы Ялты «Ореанда» было необычайно пусто. Но тот, кто бы подумал, что все дело в февральском межсезонье, серьезно ошибся бы. С тех пор как в СССР вышел фильм Соловьева «Асса», действие которого происходит именно в прекрасной зимней Ялте, приезжать на берег Черного моря зимой стало своеобразной модой у советской элиты. СССР давно нет, «новые русские» научились проводить зимние выходные в Куршевелях и Давосах, а «новые украинцы» по советской привычке на пару-тройку дней подтянулись в Ялту. Гостей и в городе, и в самой гостинице «Ореанда» был достаточно, но служба безпеки премьер-министра постаралась сделать так, чтобы Виктора Федоровича Янушевича не изволили беспокоить.
Виктор Федорович сидел в большом кресле и дивился на шикарный интерьер ресторана. Ему это было чуждо и противно. До сих пор он не мог привыкнуть к роскоши, которой никогда не знал. Вся его жизнь прошла среди окурков, битых бутылок, машинного масла, запаха бензина, пота и мочи, бетона, среди красных пьяных рож и огромных кулачищ, а тут… «салфет вашей милости», «аллюры, велюры и тужуры»… А он родился в месте, которое зовут Раздоловка, – самое помойное место, в поселке Енакиево, самом грязном месте индустриального Донбасса. Мать померла, когда ему было два года, отец отдал Витьку бабушке, а сам в этом же доме зажил с другой тетей.
Каждый день после работы металлург Янушевич-старший покупал свои «законные пол-литра беленькой» и устраивался с дружками тут же на лавочке. Витя рано повзрослел. Уже лет в шесть он знал, откуда берутся дети, и даже пару раз видел, как их делают дяди и тети, гуляющие по кустам после кино в клубе. Бабушка за ним не следила, и он рос дворовой шпаной, которая жила по своим законам. Много в Раздоловке было и бывших уголовников, которые любили рассказать ребятам о «понятиях», по которым живут зоны. А пацанва слушала авторитетов развесив уши. Лет с десяти Витек ходил со всеми драться район на район, школа на школу, а потом и просто бить всяких заезжих аккуратненьких «мальчиков со скрипочками». После школы Витек пошел в шахтерский техникум, как все ребята, и, наверное, стал бы обычным шахтером, как все, и спился бы в сорок лет, как все, если бы не неприятный случай. Как-то вечером гуляли с другом в поисках девчонок, а нарвались на пьяного штриха, который сам же их обматерил за то, что его толкнули плечом, назвал обидным словом «козлы», а за это по понятиям надо отвечать… Дали ему пару раз по печени, сняли часы и сказали: «Слышь, дядя, завтра придешь сюда за часами и извинишься, когда трезвый будешь, подумаем, чем за базар ответишь». А на следующий день штрих привел ментов… Понятия есть понятия. Дружок был старше Витьки, если он – главный, то ему за грабеж трубить лет пять-семь. А Витек – малолеток – дадут года два, не больше, и то потом скостят.
Короче, по-пацански поступил Витек – все на себя взял. За что и в зоне была ему уважуха. Но больше он туда возвращаться не хотел – хватило. По молодости кажется – ерунда, отсидел, и все. А вышел – на работу не устроиться, все вокруг косо смотрят. Сколько раз проклинал себя Виктор, уже когда начал делать карьеру, за эту бурную шальную молодость! И вот сейчас, пишут ищенковские газеты, разносят бабушки слухи, что сидел, мол, Янушевич, за изнасилование. Какое там! Ему в Янакиеве любая баба просто так давала уже в восемнадцать лет! По дурости он сидел, а не по изнасилованию. А еще особенно раздражало, что всякая шваль ему стала судимостью этой в морду тыкать. Завелся как-то у его Зинки какой-то новый хахаль, Витек, понятное дело, подошел и сказал: «Увижу – морду набью». А этот ему в ответ: «А я вот сейчас пойду к участковому и скажу, что ты меня ударил. Кому поверят, мне или тебе – уголовнику? Еще раз сядешь». И пришлось ведь отступиться от Зинки… В зону точно не хотелось, ведь за рецидив больше дают. Но как увидел хахаля еще раз с Зинкой, да ухмылочку его поганенькую, да рубашечку его беленькую, не удержался – и вмазал. Раз все равно нажалуется участковому, то пусть уж жалуется за дело… Сколько морд набил в жизни Витек, сколько ребер переломал, если за все сидеть – жизни не хватит. Но тут другой случай, тут знал, гнида, потерпевший, место его уязвимое, наличную судимость… И сел Витек второй раз. Правда, опять быстро выпустили по амнистии. Но третий раз точно нельзя – тут уж никакой амнистии не будет, упекут за что угодно на десять лет – и прощай жизнь. Объясняли ему и участковый, и воспитатель в зоне, что жизнь-то еще впереди, что можно еще заново все начать. Устроился Витька на завод сварщиком, потом на автобазу – электриком. Потом был смешной случай. В КПСС стали звать рабочих. Там ведь квоты, на каждого принятого в партию инженера должно приходиться по три работяги. Инженеры-то не могут вступить, по квоте мест нету, а рабочих – зазывают. Позвали и Виктора. А он – судимый я, мол… Тут завгар и говорит: «Дело поправимо, судимости твои снимем, я летчик, служил в одном полку с Героем Советского Союза, космонавтом Береговым, депутатом Верховного Совета СССР. Письмо ему напишешь – а я с ним договорюсь…»
И правда, не подвел завгар, через месяца три пришло от Берегового в местный суд разгромное письмо. Дескать, что за ерунда, парень рос без родителей, оступился, но нашел силы исправиться, стремится в партию, а его – не пускают. Найдите возможность снять судимости! Быстро пересмотрели дела. А чего там пересматривать? Ведь и в первом, и втором случае все держалось на показаниях свидетелей и потерпевших – ясно дело, мальца просто оговорили. Поэтому за отсутствием состава преступления судимости погасили. Какой тяжкий груз свалился с души у Виктора Федоровича! С тех пор карьера его пошла как по маслу. Каждые несколько лет – новая должность. Стал директором автобазы, затем директором ремонтного предприятия, депутатом местного совета, к моменту развала Союза всем транспортом в Донбассе он уже командовал, медали имел как отличник отрасли. А что такое транспорт в индустриальном регионе? Это вены – по которым бежит кровь. Так что и с прежними директорами, и с новыми владельцами предприятий, и с партэлитой, и со «спортсменами» у Виктора Федоровича были прекрасные отношения. «Донецких» называют бандитами, но это от незнания дела. Бандиты разные бывают: есть «синие» – уголовники из матерой среды, воры в законе, «положенцы» и «смотрящие». Есть «афганцы». А есть «спортсмены». Спортивная жизнь боксера или борца на ринге заканчивается в тридцать лет, а дальше не идти же баранку крутить? Надо в бизнес идти, а бизнес хотят крышевать «синие» или «афганцы»… А «спортсмены» тоже не лыком шиты – в обиду себя не давали. Более того, не только защищались, но и сами активно предлагали «крыши» другим бизнесменам. Потом установили связи с такими же околоспортивными группировками из России – чтоб легче было вместе противостоять «синим» ворам и «афганцам»… В Донецке был футбольный клуб «Шахтер», вокруг него группировались «спортсмены», они взяли под контроль весь Донбасс, вели между собой разборки и перестрелки, в которые сам Виктор Федорович не очень вникал. А вот когда его друг депутат облсовета Колесник познакомил его с Ринатом Ахматовым – тоже своим другом детства – и представил Рината как владельца всего в Донбассе, то Виктор Федорович от дружбы не отказался, более того, стал политическим лицом «донецких». Сначала стал вице-губернатором, потом губернатором, а потом «донецкие» купили ему и должность премьер-министра. Не было никого на всей Украине богаче и влиятельнее их.
«Ореанда» принадлежала русским, конкретно – так называемой «московской лужниковской группировке», тоже из бывших спортсменов, начинавших движение от московского стадиона «Лужники». Представители группы сидели в Государственной думе России, рулили московскими банками, торговыми центрами и футбольными командами. Все счета братвы находились в прибалтийских банках, а дальше и концы терялись в каких-то офшорах. Группировка пустила корни и на Украине: пара рынков в Харькове, пяток гостиниц в Киеве, десяток энергетических компаний… А Ялта принадлежала им почти целиком. Они избрали своего мэра, приватизировали земли и гостиницы и начали вкладывать деньги в восстановление былого курорта. Известная блатная поговорка «Куплю «Волгу», пошью костюм с отливом и – в Ялту!» вызывала у «лужниковцев» смутную уверенность, что народ, ошалевший от свободы и съездивший в Турцию в четырнадцатый раз, в конце концов вернется к родным пенатам. Крым вообще и Ялта в частности возродятся.
Поэтому и вваливали «лужниковские» в Ялту денег больше, чем весь украинский государственный бюджет. Смотрящим от «лужниковских» на Украине был Макс Курицын, в блатном мире больше известный под кличками Макс Харьковский или Макс Бесноватый. В начале девяностых он являл собой классического героя анекдотов про «новых русских»: малиновый пиджак, болты на пальцах, пудовая золотая цепь на шее. «Сначала бьет, потом разговаривает», – говорили про Макса среди братвы. Удивительно вообще, как ему удалось выжить в девяностые с его характером. Бывало, в хорошем настроении сидя в ресторане, он мог начать швыряться десятитысячедолларовыми пачками. Мог выбросить за вечер миллион и потешаться, глядя, как посетители ползают под столами и рвут друг у друга из рук зеленые бумажки. В плохом настроении, например, проигравшись в казино, Макс мог начать выгонять из зала всех посетителей и до смерти избить какого-нибудь препятствующего ему охранника. Но сегодня Максим Курицын был респектабельным бизнесменом, радушным хозяином, принимающим высокопоставленных гостей. Вышколенные строгим Курицыным официантки рядами стояли в ресторане «Ореанда», правда, на достаточно большом расстоянии, чтобы не мешать разговору, и готовы были лететь навстречу каждому взгляду гостей. Виктор Федорович прибыл на отдых с самыми преданными людьми – Владимиром Клюквиным, хозяином завода в Донбассе, производящего двадцать процентов мировых подшипников, и Эдуардом Прудником, бывшим спортсменом, а сегодня владельцем телеканалов – помощником Янушевича по политическим вопросам.
Премьер-министр восседал в большом кресле и недовольно ковырял вилкой в зубах, разглядывая шикарный интерьер гостиницы:
– Да, мля… Мы добываем сталь, производим уголь, а потом из этого делают всякое говно! – с философским видом сказал он.
– Виктор Федорович, хозяин обидится, – кивнул в сторону подходящего к столу Курицына Прудник.
– Ну, – сказал Янушевич, поднимая стопку водки, – за хозяина этого дома! За тебя, Максим Николаевич!
– Спасибо, Виктор Федорович! – мощным басом гоготнул Курицын, садясь в кресло. – Очень приятны нам ваши слова! Разрешите алаверды: за будущего президента Украины! За вас, Виктор Федорович!
Прудник и Клюквин энергично закивали и чокнулись.
– Ну, до этого еще дожить надо, – довольно улыбнулся Янушевич, цепляя с тарелки блин с черной икрой.
– Да какие могут быть вопросы! Все уже решено! Мне вчера звонил Медвешук, сказал, что Кушма поручил ему заниматься вашей кампанией.
Прудник вскинулся:
– Этот интриган нам придумает кампанию! С тех пор как он возглавил администрацию нашего президента, его лисья хитрость не знает удержу. Без него обойдемся!
– Упаси нас бог от таких помощничков! – подтвердил Янушевич.
В разговор вступил и Клюквин:
– Нам главное, чтоб никто не мешал. Ни от кого помощи не надо. Все, что надо, у нас есть: деньги, люди, СМИ, власть. А чего нет – то докупим.
– Что же, и от меня помощь не примете? – лукаво спросил Курицын.
– Ты деньги-то побереги! Вон в Ялту вкладывай, чтоб народ видел, что жизнь налаживается, вот будет твоя лучшая помощь! – ответил Янушевич.
– Да я не насчет денег, есть другая задумка! Приезжали вчера ко мне из Москвы пиарщики кремлевские Повлонский и Гельбах. Говорят, давай, Макс, открывай в Киеве «Русский дом», большое представительство всех русских компаний, с рестораном, клубными картами. А мы, говорит, к тебе на открытие президента России привезем. А заодно он и Янушевича поддержит. Но не впрямую, а просто они вместе ленточки будут резать. Так вот я и интересуюсь, вкладывать мне бабки в этот «Русский дом» или фиг с ним?
– Ну, если такое дело, то тогда, конечно, надо. Давай вкладывай, символизируй, так сказать, русско-украинскую дружбу… – отрезал Янушевич. – Мне-то по фигу, президент российский и так в мою поддержку приедет, уже договорено, а вот ты лишний раз с ним рядом потрешься, тебе польза будет. Так что это не мне от тебя помощь, а тебе от меня…
Курицын слегка оскалился, но затем быстро придумал, как выкрутиться:
– Ну, насчет помощи, я же не про то. Мы же в этом «Русском доме» весь русский бизнес соберем, что на Украине работает. Все платить будут за вашу кампанию.
– Мы за себя сами заплатить можем, – возразил Клюквин. – Главное – не мешали бы нам.
– Ну, мое дело – предложить, – насупился Курицын. – Чем завтра думаете заняться?
– А в Массандру съездим, в подвалы, Данила Леонидович хвастал, что там вино пил стопятидесятилетнее. Надо попробовать. Чем мы хуже? – ответил Янушевич.
В рядах официантов произошло шевеление, вызванное тем, что рослый парень из охраны направился к столу высокопоставленных гостей. Это был шеф охраны Янушевича Николай Козак.
– Виктор Федорович, помните, я вам говорил про Дружинина? Он как раз сейчас в Крыму, в Ялте. Может, пригласите его к столу? Я ему позвоню – и он здесь через двадцать минут будет.
– А он знает, что я уже здесь?
– Знает, ему кто-то доложил уже. Вот он и позвонил мне.
– А, черт! Отдохнуть спокойно не дадут. Но отказывать неудобно, звони, пусть едет.
Янушевич посмотрел на гостей:
– Щас еще один приедет помощь предлагать.
– Все хотят поставить на фаворита, это понятно, – развел руками Прудник, – беспроигрышная ставка.
Официанты принесли суп, солидные мужчины чокнулись с тостом «За нас и за Донбасс!» и принялись за уху из свежей черноморской рыбы.
Дружинин появился быстрее, чем ожидалось. Он вошел в сопровождении Козака и вежливо поздоровался, подойдя к столу.
– Евгений Васильевич Дружинин, – представил гостя Козак.
– Ну, он, как и мы, в представлении не нуждается. Газеты читаем, телевизор смотрим. Правда, лично еще не приходилось встречаться. Рад знакомству, – протянул руку Курицын, как будто Дружинин приехал к нему.
На самом деле встречаться и общаться с Максом Бесноватым, которого Дружинин считал тупым бандюганом, не добитым в девяностые, совершенно не входило в его планы. Он, не глядя на Курицына, пожал протянутую руку и сел напротив Янушевича.
– Виктор Федорович, не буду занимать ваше время, я по поводу вашей выборной кампании…
Дружинин хотел произвести на Янушевича впечатление человека делового и конкретного, не болтающего лишнего, поэтому он оглянулся, как бы спрашивая, всем ли здесь можно доверять, и продолжил:
– Все уже знают, что вы будете выдвигаться в президенты и что единственный ваш конкурент – это выигравший выборы в Верховную Раду – Ищенко. На чем он набирает очки? На том, что критикует власть. Таким образом, у людей в головах складывается повестка дня, альтернатива, простой выбор: быть «за власть» или «против власти»? Давайте будем честными, в этой стране, где президент имеет рейтинг в пять процентов, где татарские экстремисты могут отнять бизнес у любого, где половина девушек работает проститутками в Москве, а половина мужиков строит дачи «новым русским» в Подмосковье, быть на стороне власти – значит верно проиграть! А быть против такой власти – выиграть. И Ищенко выиграет эти выборы, если будет сохранена повестка дня: «власть или оппозиция».
Присутствующие вели себя по-разному. Козак ловил каждое слово и согласно кивал головой. Янушевич по-бычьи нагнул голову и сморщил лоб, Курицын просто таращил глаза, а Прудник ухмылялся во всю рожу. Определить, какое впечатление производит его речь, Дружинин затруднялся и поэтому решил выкладывать все до конца.
– Виктор Федорович, если альтернатива «власть или оппозиция» останется, то, чтобы выиграть, надо быть на стороне оппозиции. Если процесс не остановить, его надо возглавить. Я думаю, что лучшим ходом, лучшим началом вашей избирательной кампании будет ваша отставка с поста премьер-министра! Судите сами: вы тут же становитесь главным оппозиционером, про Ищенко все забывают! Кушма срочно ищет другого кандидата, выставляет какого-нибудь картонного клоуна, который при поддержке Кушмы наберет пятнадцать процентов, не более. Вы наберете сорок процентов за счет Восточной Украины, Ищенко – тридцать процентов за счет Западной, еще десять процентов возьмет коммунист. Во втором туре кушмовский кандидат и коммунист поддерживают вас, и вы спокойно выигрываете у Ищенко! Все как по нотам! Главное, поймите, поддержка Кушмы вам сейчас ничего не дает. Она в минус только идет. Нахождение во власти ваше тоже идет в минус – ответственность за все. А как главный оппозиционер вы набираете вес – Ищенко будет не интересен, все будут ставить на вас.
Дружинин замолчал, а остальные уставились на Янушевича, чтобы понять, как оценить сказанное.
Сам Янушевич наконец поднял голову и сказал:
– Спасибо… э…
– Евгений Васильевич, – подсказал Козак.
– Да, Евгений Васильевич, – Янушевич взглянул на помощников. – Что думаете?
– Я думаю, – начал Клюквин, – что Евгений Васильевич преувеличивает опасность Ищенко. Трюк, который он предлагает, выглядит интересно, но я думаю, мы в силах победить в первом туре и без этих фокусов.
Дружинин был готов к такому возражению:
– Без фокусов ни у кого никогда не получалось. Украина – это окраина России, сюда все доходит медленно, будем честными. Здесь до сих пор еще СССР сохранился. Поэтому надо пользоваться нашим опытом. Когда в 1995 году у Ельцина был рейтинг восемь процентов, как у вашего Кушмы, разве он пошел один на один против Зюганова? Специально был придуман Лебедь, который потом, во втором туре, слил Ельцину голоса. Это же элементарно!
– Вы, конечно, извините, – вмешался Прудник, – но сколько времени вы работаете в Украине?
– Какое это имеет значение? – разозлился Дружинин. – Можно подумать, какой-нибудь дед Опанас, который живет тут всю жизнь, придумает вам лучшую стратегию выборной кампании?!
– И все же надо знать местную специфику, – повысил голос Прудник.
Неожиданно Янушевич произнес:
– Я подумаю над вашим предложением. Это все, Евгений Васильевич, что вы хотели сказать?
– В общем, да.
– Ну, я посоветуюсь тут.
Дружинин понял, что аудиенция окончена, и отодвинул стул.
– Спасибо, что выслушали. Надеюсь, что окажусь полезен. У меня еще есть идеи… Хорошо, не буду вам мешать. – Он махнул рукой и двинулся к выходу.
Козак догнал его, шепнул: «Подожди, узнаю реакцию, будь неподалеку» – и быстро метнулся к столу.
Первым молчание нарушил Курицын:
– Во, мля, а вы говорите – деньги предлагать придет! Афганец хренов!
– Этот еще хуже! Советы дает, денег даже жалеет, – возмутился Прудник, – ты видал, че он говорит, что проигрыш неизбежен.
– Да, неизбежен, если всякий москаль со своими советами будет лезть. У нас одна проблема в кампании – помощники добровольные! – продолжил мысль Клюквин.
– А что он про Украину сказал? Нет, вы слышали?
Козак понял, что если Янушевич будет молчать, а этих ребят не остановить, то через пять минут Дружинина объявят самым главным врагом рода человеческого, и решил прервать начинающееся групповое изнасилование в отсутствие жертвы.
