Текст книги "Пенталогия «Хвак»"

Автор книги: О. Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Ху-хумм… Надо подумать. Я подумаю. Хорошо, Модзо, твоим докладом я доволен, объяснения твои приняты полностью, но…

– Виноват, ваша светлость!..

– В чем именно? Я же сказать еще не успел. Ты раб, что ли, виниться наобум?.. А собирался вот что: во-первых, повторю: укроти в себе самоуправство, занимайся только Гнездом, не то быть худу. Гнездом и поставкой всего необходимого в замок светлейшей маркизы Эрриси, моей дорогой матушки. А второе – почаще бы ты со мною беседовал о всяком таком отвлеченном… якобы отвлеченном, а на деле – очень полезном. Понял?

– Да, ваша светлость. Будет сделано.

– Ступай. Я крепко поразмышляю насчет золота, его бездействия и работы, и потом мы это дело еще с тобой обсудим, ибо мне очень уж понравились твои рассказы, хорошо поёшь, на мой вкус – пуще, чем поэты, да трубадуры-былинники.

Повинуясь неслышному свистку имущника, появился слуга, подхватил, кряхтя, тщательно запертую шкатулку в обе руки, и маркиз вновь остался наедине с утренними делами. Хоггроги, после разговора с имущником, сразу же повеселел, даже попытался напеть что-то и смущенно замолк: того и гляди на крик прибегут испуганные слуги. Так уже бывало пару раз: в собственном-то замке челядь попривыкла к руладам его сиятельства, а здесь пока еще… Теперь предстояло нудное, однако же в чем-то приятное для Хоггроги занятие: сверка ведомостей о продовольственных и иных запасах в заградных крепостях. Сушеные коренья, зерно, вяленая рыба, озерная и морская, вяленое мясо, ящерное и молочное, солонина, жир, сало, вина, уксус, даже питьевая вода в бочках… Кожи сапожные, кожи для тегиляев, для штанов… Полотно обтирочное, полотно бельевое, запасы подков да наконечников, да соль, да масло горючее… Все это обязано быть всегда под рукой, в заранее расчетных количествах, и обновляться своевременно – также должно. Близлежащие городки, дворянские поместья – все имели четкую разнарядку по натуральным налогам, все под страхом жесточайших немедленных кар своевременно исполняли эту почетную повинность, и все-таки лишь неусыпный надзор делал это исполнение по-настоящему безупречным. Хоггроги с детских лет нравилось сидеть рядом с отцом в его рабочем ка?бинете и перебирать свиток за свитком, ведомость за ведомостью, сравнивать должное с до?стигнутым, выявлять корень и причину спотыков, которые иногда случались… Ведди Малый, похвалив бдительного отпрыска, немедленно принимал меры и подробно объяснял для Хоггроги, почему в одном сбойном случае стоит казнить провинившегося, а в другом, внешне похожем, достаточно вслух и без крика указать на ошибку…

Опять скрипнула дверь. Двери в спальные и рабочие покои властителей удела всегда оставляли скрипучими, вроде как дополнительная бдительность, шумовая стража, но Хоггроги подумывал над тем, как бы этот устаревший обычай… того…

– Ваша светлость! – Керси уже не голову просунул, а весь вошел в кабинет и поклонился большим поясным поклоном. – Ее светлость маркиза Тури!

– Да сейчас я… скоро уже… Что, она уже здесь?

– Так точно, ваша светлость! – паж рукой показал на дверь и пожал плечами, как бы добавляя жестом: я тут не при чем.

Не было времени одергивать Керси за развязность, смешанную с солдафонским этикетом, поэтому Хоггроги просто дал ему подзатыльник, и пока юный паж с грохотом вылетал в дверь, Хоггроги успел запахнуться и перепоясать халат потуже.

– Ты уже проснулась, мой птерчик? Как себя чувствуешь? Какие сны видела?

– Все бы хорошо, но мои барабанные перепонки сейчас лопнут… от рева некоторых некормленых маркизов… Да, я проснулась и уже час безуспешно жду своего повелителя к завтраку.

– Уже? – Хоггроги обернулся к здоровенным водяным часам в углу кабинета… – А я и не заметил. Знаешь, как это бывает, пока то, да пока се… Свиток да другой… Э, э, э!.. Что это у тебя за… Стой, не подходи!

Только сейчас Хоггроги заметил, что его юная супруга что-то прячет в правой руке за спиною… Но маркиза Тури и не подумала внять оборонительным словам его светлости владетельного маркиза Короны Хоггроги Солнышко, напротив, она была полна решимости и подступала, выставив вперед объемистый, высоко вздернутый животик, все ближе, пока, наконец, ее оробевший супруг не уперся спиной и затылком в злосчастные водяные часы. Он уже обо всем догадался и просто тянул время, не надеясь даже на чудо.

– Осторожнее, мой дорогой, не разбей, они очень дорогие и древние, и вообще это мое приданое. Ну, иди же сюда, примирись с неизбежным. – Маркиза вывела руку из-за спины и – да, так и есть – зловеще взмахнула куаферным гребнем, выточенным из драгоценного панциря ящера капуни.

– Не буду.

– Но ты обещал, что будешь.

– Я обещал?

– Именно ты. Неужели ты боишься, что я, твоя законная супруга, более или менее светлая маркиза Тури, сумею причесать тебя хуже, чем пусть даже самый искушенный куафер в Империи?

– Да нет, я и не думал сомневаться, но…

– Но? Какое но, ты ведь слово давал?

– Я никакого слова не давал, а просто согласился, ты из меня ласками вытянула согласие…

– Ты отказываешься от своего согласия? – Карие глаза маркизы до краев наполнились презрительной жалостью к клятвопреступнику, розовые губки разочарованно поджались, словно бы отведали что-то горько-кислое…

– Ничего я не отказываюсь, но только ты потихонечку…

– Ура! Садись же! – Маркиза приподнялась на цыпочки и чмокнула супруга в колючий подбородок. Она сразу же, чуть ли не с первого дня совместной жизни полюбила причесывать своего мужа, приглаживать его жестчайшие вихры… пыталась приглаживать… Хоть водою их смачивай, хоть ароматным маслом, нарочно придуманным цирюльниками для жестких волос – ничего не помогает: стоит лишь Хогги тряхнуть головой – и все труды насмарку. Стричь же совсем коротко – никак нельзя, это не модно, а ее ненаглядному скоро надо будет ехать в столицу, и там он должен выглядеть лучше всех…

– Ай. Ты дергаешь.

– Я не дергаю, мой повелитель, но два зубца… даже три зубца только что сломались в буйных зарослях на твоей голове.

– Я есть хочу.

– Потерпи, мой дорогой. Завтрак ждет, свеженький, горяченький. Прямо за дверью и ждет… Повар тоже стоит за дверью и следит, чтобы ничего не остыло. А наша Нута тоже там же и следит, чтобы повар не отвлекался и все делал правильно…

– Угу. Похоже, ползамка собрались под дверью моего кабинета… Отец никогда не обедал и не завтракал у себя в покоях.

– Но теперь ты устанавливаешь порядки и законы. Прикажешь убрать?

– Гм… Ладно, в порядке исключения.

– И пусть Керси с нами позавтракает. За что ты его треснул?

– Я? За дело. И вообще я его пальцем, можно сказать, не тронул, дал легкого подзатыльника – и все.

– Ах-х… Ты когда-нибудь задумывался над тем, каково простому смертному неполных пятнадцати лет выдерживать твои «легкие подзатыльники»? Если ты думаешь, что я и нашего сына позволю так же лупцевать, Хогги, то ты глубоко заблуждаешься.

Хоггроги осторожно, двумя пальцами погладил торчащий огурчиком животик своей супруги и расплылся в улыбке до ушей.

– Сына??? Ну что ты, конечно, не трону, ни под каким видом. Разве что когда подрастет… и за дело. Мне, изредка, правда, тоже от батюшки доставалось – и только на пользу пошло.

– На пользу? По тебе не скажешь. Готово! Но ради всех богов: не тряси головою, не поворачивайся… не наклоняйся… не хватай рукою…

– Ага! А дышать-то можно хоть?

– Ну вот! – Огорченная маркиза всплеснула смуглыми, еще не отошедшими от летнего загара и цветочных притираний ручками. – Все пропало! Не голова – а какой-то овин после бури… А это что?..

«…Да по розыску вышло, что не из удела сей тать, но проходя из владений баронессы Мири Светлой явился, а после тако же дальше в ее владения убёг. Путь же его таков положился… задавил перстами горулю ихненного пастуха, борова же бесчестно унес… и трактирщик Карась, из трактира «По дороге», что во владениях… показал, что называл себя тот никому доселе не известный злоумышленник Хваком, оттого и по розыску проходит он – Хвак… зело толст, пьян и с секирою… половину туши тот Карась исправно вернул, а остатняя половина частью взыскана с того же… А всего же ущерба и урона от вышеупомянутого Хвака…»

Маркиза Тури оторвала взгляд от расправленного свитка, прижатого на рабочем столе двумя швыряльными ножами, и переспросила:

– О чем это, Хогги? На роман вроде как не похоже? Это ничего, что я посмотрела, он ведь развернут был?

– Это? А, ерунда. С северной границы донесение об улаженном недоразумении. Люди баронессы и мои люди подумали друг на друга, что некий объявившийся в тех краях разбойник – ими нарочно упущен, в ущерб соседям. Буйный больно, если верить донесениям, но он сбежал от погони в земли баронессы, туда, в северные пещеры, и теперь его уже, небось, нафы переварили. Я оттого свиток раскрытым держу, что думаю насчет земельного клинышка, глянь сама: вот бы нам с баронессой договориться и вы?править тот зубчик… Стара больно, объяснять умучаюсь, а все же глядишь – на общую пользу и удовольствие бы обменялись. Так – где обещанный завтрак, о пресветлая моя маркиза?

– Он тебя ждет, о, повелитель. – Тури приготовилась хлопнуть в ладоши. – Ты бы переоделся к завтраку?

– Не буду!

– Нута! Вели подавать сюда! Керси, ты сегодня завтракаешь с нами, бедный мальчик. Болит? – Маркиза осторожно коснулась пальчиками коротко стриженого затылка над тонкой, все еще мальчишеской шеей.

Юный паж состроил самое честное лицо, какое только сумел выискать в себе, и поклонился:

– Болит? Боюсь, я не вполне понимаю вашу светлость? – В левом ухе у Керси слегка звенело, это правда, но, во-первых, он и сам был чересчур развязен, а во-вторых – он воин и проходит обучение как воин, причем у величайшего рыцаря на всем белом свете, если не считать самого государя императора… а то даже если и считать…

– Ну что ты мне рыцаря портишь! При чем тут болит… Он воин. Ты знаешь, что Керси наш на позапрошлой неделе, на охоте, один на один с оборотнем разделался, да еще в самое полнолуние? Мы все видели, и никто ему не помогал. Разделал без ножей и меча, одною секирой – любо дорого: кишки у того – локтей на двен…

– Хогги! Я тебя умоляю! Пожалуйста… Всем к столу. Сегодня умывальная вода с запахом хвои, судари мои.

Тем временем слуги занесли и собрали посреди кабинета обеденный стол, покрыли его камчатой скатертью, уставили блюдами (маркиза Тури бдительно смотрела, чтобы все было по современному этикету, принятому ныне в столице), от которых исходили упоительные ароматы мяса и рыбы восемнадцати разных видов и приправ без счета…

Керси неверною рукой придвинул принесенную скамью, голова его сладко кружилась, на этот раз уже не от затрещины, а от похвал… О-о-о! О, если бы только он имел такую возможность, сейчас, немедленно, с мечом в руках, доказать повелителю свою преданность и отвагу! Но он ее обязательно докажет! М-м-м… нет, сласти чуть позже, никто за них не отругает, конечно, однако настоящий мужчина должен начинать с мяса… как его светлость…

Завтрак прошел в умеренном веселии: за столом присутствовали кроме четы маркизов только паж Керси и духовник молодой маркизы отец Скатис. Ну, Скатис – это неизбежно: при всей его глубочайшей жреческой учености имеет одну слабость: как только в замке запахнет трапезой – святой отец тут как тут. Под стать количеству завтракающих – и окружение: верной и рьяной Нуте достаточно было поймать взглядом, на какой манер молодой господин Хоггроги бровью шевельнул – немедленно погнала из кабинета всех слуг до единого, объявив, что сама управится и всех порядочно обслужит. И преуспела, как обычно, даже Тури смирилась, покоренная расторопностью и ловкостью толстухи ключницы, не стала делать ей замечаний по безнадежно поруганному столовому этикету.

– Одного кубка – более чем достаточно для завтрака, и если я поднимаю второй, то лишь с целью осушить во здравие обоих ваших светлостей! К-ху!

– На здоровье, святой отец. Нута, вон тех маринованных улиточек его преподобию…

Маркиз Хоггроги за столом слов не ронял, и только в конце завтрака обратился к своему пажу, который также усердно молчал, весь еще под впечатлением от публичного признания воинских его доблестей:

– Керси. Я хочу тебе показать кое-какие приемы по владению простым легким мечом, из тех, что на боку носят, это может пригодиться тебе в столице, при дворе, против местных задир. Как правило, ссоры среди придворных – дань суете, биться насмерть необязательно, легкий узкий одноручный меч в таких случаях наиболее уместен. Сразу же после завтрака этим и займемся. Ибо настоящий воин даже рыболовной удочкой против тургуна должен уметь сражаться, а мы… – Хоггроги осекся и прервал нравоучения, потому что его последние слова были покрыты дружным смехом: не только Тури и Керси со Скатисом, но даже Нута закурлыкала в голос, едва не пролив ему на плечо горячий отвар. Хоггроги сообразил, откуда смех у собеседников, и совершенно по-мальчишески сам прыснул своей случайной шутке, подтверждающей его репутацию острослова, но продолжить речь не сумел: резко постучав, явился из-за дверей сотник его личной дружины, дежурящий в этот день по замку, подошел, чеканя шаг, и вручил маркизу небольшую серебряную шкатулочку, не на подносе, как это положено по домашнему этикету замка, но из рук в руки, по-военному.

– Это что, от гномов? – Хоггроги нащупал мизинцем секретную пружинку… дзинннь… Во все стороны поплыл мягкий и нежный звон. – Ого, вот это гостинчик.

– Так точно, ваша светлость! Наш курьер от Гномьей горы, ночь напролет скакал.

– Где же он?

– В кордегардии, ваша светлость, завтракает. Я его расспросил – ничего дополнительно не знает: вечером вчера, при обычном обходе – шкатулка в условленном месте. Ему – приказ, он на коня, в замке – ко мне, я – немедленно сюда, как положено.

– Хогги, что-то случилось?

– Мм-нет… Да, случилось. Видишь, прислали: помощи просят.

Тури, испросив позволение взглядом, взяла в пальцы левой руки огромный, в половину сливы размером, изумруд с бриллиантовой огранкой.

– Какая прелесть! Это – что, дар?

– Да… Вроде того. Обмен услугами. Прямо присягнуть, словом и на бумаге, признать мой сюзеренитет – им скаредно, зато вот таким образом… Придется лично ехать, размер подарка показывает, что дело очень… – Хоггроги хотел было сказать: нешуточное, но посмотрел на животик супруги и поправился на ходу: – …срочное. Вернусь, Керси, тогда и продолжим занятия.

Маркиза Тури, несмотря на юность, была очень умна и осмотрительна: она уже успела испугаться за своего мужа и успела справиться с испугом: если уж она женщина и не может биться плечом к плечу, рядом, то пусть хотя бы ее Хогги беспокоится там, на рубежах, а в тылу все хорошо, все счастливы, спокойны и простодушны, ни о чем таком не подозревают.

– Какой превосходный камень! Это чудо! Отец Скатис, Керси… Нута, гляньте только! Дорогой, а куда он пойдет – в сокровищницу?

Хоггроги немедленно воспользовался удобным случаем, чтобы отвлечь супругу от ненужных тревог:

– Не обязательно. Если придумаешь, куда, в какие твои украшения можно этот булыжник пристроить – действуй, он твой…

– Ура! Я придумаю!.. И на ближайшем большом празднике я!.. у меня!..

– Ну, а мне пора в дорогу. Керси, дружине сбор! И сам собирайся. – Хоггроги осторожно зыркнул глазами в сторону супруги. – Сенешалей не трогать, полки не трогать, дело пустяковое, завтра к вечеру вернемся.

Весь путь шли походной рысью, неспешно, казалось бы, но даже в конце перехода все до единой лошади сохранили свежесть и силу, а мчись они во весь опор – не так уж много бы и выиграли по времени, только и хватило бы, чтобы всадникам дух перевести, да пыль дорожную откашлять…

Места в окрестностях Гномьей горы более или менее обжитые, хотя по ночам всякой пакости шатается в достатке, а подоспели воины как раз к закату.

Но когда дружина маркиза Короны становится лагерем в чистом поле – для всего живого, да и для нечисти, если прямо говорить – нет угрозы опаснее в округе, чем сама эта дружина: пять сотен отборных воинов, которые не боятся ни врагов, ни демонов, ни богов, ни зверей, а только пустых карманов и повелителя! Дружина ощетинилась дозором в полной боевой выкладке, но в гостевую гномью пещеру, как это и положено вековым обычаем, спустился один человек – владетельный маркиз Короны Хоггроги Солнышко. Меч за спиной, расчехленная секира на боку, пояс со швыряльными ножами, кинжал, узкая плеть вокруг пояса… Хоггроги не поленился на этот раз и рассовал по предплечьям два стилета… Да кечень в сапоге, да удавка в другом… Лучше всего, надежнее всего – меч, почти всегда, но не в узких и низких пещерах. Судя по «обменному» камню – гномам туго пришлось, а ведь они ко всякому привычные.

– Я здесь, о гномы, – негромко воззвал Хоггроги. И гномы почти тут же отозвались. На этот раз они не стали играть в ожидание, высыпались горохом из потайной двери, подошли поближе. Хоггроги показалось, что некоторые гномы из дюжины ему незнакомы, в прошлый раз состав участников мены-торга был чуть иной…

– Ты тот же, что и в прошлый раз? Маркиз?

– Да, я.

– А то, если другой – мы с тобой дел иметь не будем, только с ним!

– Не будем! – запищали недружным хором остальные гномы. – Только с маркизом!

– Именно я, он – это я и есть. Могу щит, показать, корону…

Серебрянобородый Вавур тяжело вздохнул в ответ:

– Это лишнее, да, лишнее. Ты вот что скажи: что мы тебе прислали? В шкатулке прислали, а? Только не ошибись, а то нам опять настоящего маркиза дожидаться… – Вавур пугливо оглянулся на сплошную стену, но взял себя в руки, повернулся к Хоггроги.

– Прислали изумруд, в бриллиантовой огранке. Очень хороший.

– Хороший! Не хороший, а великолепный! Вы слышали, гномы, он сказал – хороший!

Гномы засмеялись было над невежественным простаком, но насмешки вышли какими-то невеселыми.

– Сколько фацетов на камне?

– Что? – Хогги смешался на миг, но вспомнил уроки жрецов и сообразил:

– Граней, что ли? М-м… Точно не помню, не успел посчитать. Восемьдесят шесть. По-королевски.

– Еще больше, да и огранка-то непарная. Впрочем, это просто забава с огранкою, ибо по изумруду свет совсем иначе бежит… Беда у нас. – Вавур ухватил в горсть свою седую бороду и попытался стереть ею гримасу с лица, но не выдержал и зарыдал: – Обижают нас.

Остальные гномы словно ждали сигнала от старшего – заголосили и заплакали вразнобой:

– Обижают! Плохо нам! Ой, как плохо!.. А она обижает! И ест! Да, убивает и ест!..

– Объясните, о гномы! Кто это в моих землях смеет вас обижать? Когда мои предки на веки вечные даровали вам вольности и защиту перед кем бы то ни было! Кто???

– На землях-то одно, а в подземлях-то другое! Мы уж бились, бились… А она хвать… Она голодная… И ест нас…

– Мы бились… да, мы – ох, как бились!.. А она кусается и убивает! – Гномы, позабыв о гномьем чинопочитании, о страхе перед людьми сгрудились перед сидящим Хоггроги и наперебой, сквозь слезы и рыдания жаловались ему о неведомой беде. Некоторые даже, преодолев привычный ужас перед близостью грозного меча, пытались прикоснуться пальцами, кто к сапогу, кто к локтю, словно ища защиту и спокойствие в этих прикосновениях к маркизу Короны, живому воплощению войны.

– За этим я и пришел сюда, чтобы выручить вас, о гномы! И сделал бы это безо всяких подарков. Но – кто такая она? Цуцыриха? Медведица?

Наконец к Вавуру вернулось самообладание. Он опять растер бородой мокрое от слез личико и выдохнул:

– Щура.

– Щура??? – Хоггроги чуть было не рассмеялся от удивления, но удержался даже от улыбки. – Как это – щура? С каких это пор она вам достойная угроза? Щуры же сами вас боятся?

– Да, они нас боятся! – Гномы дружно закивали разноцветными шапками, заулыбались было, но… вспомнили ужасное – и опять в слезы!

Да что у них там такое???

– Объясни ты, почтенный Вавур. А они пусть помолчат.

– Гномы! Замолчите. Все молчат! Все стойте безмолвно, а я буду говорить, вот ему. Г-ха…

Рассказ Вавура был краток и горестен: в гномьих пещерах, как раз на путях, ведущих от северного склона горы к южному, объявилась щура, да не простая, а невероятно огромная.

– Как дракон!

– Ну, уж, как дракон…

– Да! Огроменная! Гномы, правильно я говорю? – Гномы, вслед за Вавуром, забыв, что они должны соблюдать молчание, загалдели, запищали, руками и прыжками показывая, какая огромная эта щура… Вавур спохватился, опять приказал всем молчать и продолжил, а вернее закончил рассказ.

Из гномьих объяснений следовало, что щура неправдоподобно огромна, локтей двадцати в длину, всегда голодна и уходить никуда не собирается. Гномам же деваться некуда, ибо шура поселилась в самом центре их маленького обжитого мирка, и покуда они сумеют найти другое подходящее для обитание место, да покуда пророют ходы, да обустроятся – они все умрут от лишений. Оставаться – тоже нельзя, она их всех убьет, и не только она, там еще и другие щуры появились, обычные.

– Хм… Я неплохо вижу в полутьме, особенно когда глаза попривыкнут, но в кромешной тьме… У меня есть кое-какие освещальные свечи, да они коротко горят, ярко, но коротко. Поможете со светом, почтенный Вавур?

– Со светом? Поможем! У нас есть свет, да гно?мы? Светло будет, все видно будет… – Вавур за-молчал вдруг, и борода его затряслась в рыданиях. – А она даже света не боится и хватает нас. Камдру вчера за ногу поймала и погубила!..

– Тогда – нечего рассиживаться. Пойдем, разберемся с этой тварью. Только, чур, я ее рублю, а куски от нее, всю падаль – вы сами на тачки грузите, сами в отвал увозите! – Хоггроги вовсе не был так беспечен и весел, как выказал гномам, но ему хотелось хотя бы немного обод?рить и успокоить дрожащих, насмерть запуганных малышей. И это ему вполне удалось: гномы обступили его со всех сторон, визжащей и хохочущей гурьбой, да так и повели по внезапно открывшемуся ходу туда, в самую глубь горы, к месту будущей битвы. На ходу они вновь и вновь повторяли слова громадины маркиза, показывали друг другу, как они будут укладывать в тачки порубленную на куски гадину-щуру… Однако, чем дальше они продвигались по подземелью, тем тише становился смех и короче словесные трели… Вавур не выдержал и уцепился рукой за край левой штанины маркиза, чтобы не так страшно было… Но он же властным окриком отогнал от маркиза других гномов, и вовремя, иначе Хоггроги и шагу дальше было бы не ступить… Наконец они вышли в огромную центральную пещеру, служившую гномам вечевой площадью. Чувство холодного и лютого страха пришло внезапно, волосы маркиза встали дыбом и едва не сдвинули на затылок тяжеленный шлем. Гномы тоже почуяли ужас и тихонечко взвыли, там за спиной…

– Свет, Вавур… дай свет. – Хоггроги постарался, чтобы сильный бас его прозвучал негромко и спокойно… это должно подействовать на гнома, он далеко не из трусов, а как раз из породы вождей. И подействовало. Гномы, повинуясь своему старшему, дружно, в один голос, запищали заклинания, пещера озарилась равномерным тусклым светом… Хоггроги подивился и восхитился древнему искусству гномов: враги – они ведь тоже бывают с магией на ты, и если колдовством свет явлен, то им же либо волшбой похожего свойства может быть погашен. А тут – погаси-ка! – если нет ни одного четкого источника! Свет тускловат, но льется отовсюду, и пока хотя бы половина гномов, затеявших это колдовство жива…

– Уа-ах, ты-ы-ы!!!

Чудовище и не подумало прятаться от ненавистного света! Вот это щура! Она даже имела наглость не нападать сразу! Гномы не соврали: локтей двадцать в ней, от хвоста до морды, и росту… Хогги прищурился слегка: угу… Ого, то есть! Под лапою у нее останки недогрызенного цуцыря! Небольшого, судя по когтям, но все-таки!

Меч вроде как заерзал за спиной, словно бы требуя по-соколиному, чтобы хозяин снял с него колпачок и выпустил на охоту… Искушение сразу же прибегнуть к мечу было велико, Хоггроги понимал, что никто из предков, увидь они все это, не попрекнул бы его трусостью и жаждой легкой жизни… Но – он воин или кто?

– Все назад. Не шевелиться, не бежать, не подходить. – Должны послушаться гномы, надо чтобы они послушались…

До щуры оставалось локтей двадцать пять, вряд ли она, при своих размерах, настолько прыгуча, чтобы преодолеть все расстояние одним махом. Хоггроги метнул швыряльный нож, но он смущенно звякнул о костяной нагрудник щуры и упал. Второй нож Хоггроги уже метнул как положено, во всю мощь, с разворотом туловища, с разгибом ног, на прямой руке… Вот теперь нож въехал в поганую плоть как надо, на всю пядь, и стало примерно понятно, что можно ждать от ее брони. Щура недовольно заурчала, с обманчивой неспешностью распахнула огромную пасть, чтобы глупый враг принял ее спокойствие за неповоротливость… Не было смысла расставаться с остальными ножами, и Хоггроги мягко сдернул с пояса секиру. В правой руке секира, в левой кинжал.

Магический удар хлестнул так, что Хоггроги едва не задохнулся холодом. Вместо кинжала бы щит сюда, запоздало раскаялся Хоггроги, а он – вырядился, как против людей воевать собрался. Хорошо еще, что не берет магия маркизов Короны, очень слабо действует, к тому же и меч изрядно вытягивает в себя всю колдовскую заразу, направленную против повелителя. Чудо, что гномы умудряются уворачиваться от подобной мощи, впрочем, на то они и гномы, ребята мелкие, но крепкие…

– Не плюйся ты дерьмом, щурная скотина, не напугаешь. Лучше всего – бежать бы тебе отсюда за тысячу долгих локтей, к своей богине, по добру, по здорову…

Хоггроги говорил пустые слова, но не попусту: он начал путь к щуре и зорко следил, как она отвечает на движения и звуки, от врага исходящие. Он уже приготовил прыжок и атаку, но вдруг в мозгу его заскрипел… зашуршал… глас…

– Это тебе надобно бежать куда глаза глядят… Отступи, смертный, убегай, смертный…

Хоггроги немедленно отступил на полный шаг, но не в послушание, а чтобы выгадать мгновения для раздумий…

Это не щуры слова, щуры безмозглы. Это не от чудовища глас исходит… Никак, Умана.

– Я с тобою не в ссоре, богиня. Я чту тебя, и не мешай мне.

– Смертный, не стоит дерзить. Ты должен…

Хоггроги не стал дослушивать чужой глас в своей голове и рванулся вперед. Все получилось как он хотел: богиня, или кто там еще, начала речь, а он на середине слов ее начал атаку, тем самым застав врасплох если не щуру, то ее не менее чудовищную хозяйку. Секира ударила три раза, тяжело скрежеща о роговой панцирь чудовища, и Хоггроги успел отскочить, не задетый ни разу ни лапой ее, ни слюнявыми зубами, ни ядовитым хвостом. Вот это броня! Выходит, второму швыряльному ножу просто повезло, что он нашел мягкое место в щурином боку… Зеленоватая слизь в три ручья хлестала из посеченной морды щуры, но та и не думала отступать или умирать… Она вообще ничего не думала, на это хозяйка есть. Щура привстала на все четыре лапы и оказалась ростом почти с маркиза: один таранный удар – и хрупнут человеческие косточки, перемешаются с железной чешуей… Все равно можно будет сожрать… Щура метнулась вперед, но все-таки мозгов у нее не было, а противостоял ее тарану один из маркизов Короны, величайших бойцов и стратегов Империи: Хоггроги успел исследовать скудное на неожиданности поле битвы и отпрыгнул, полусогнувшись, под каменный козырек, в который гигант?ская щура и врезалась со всей дури. Врезалась, и замерла, оглушенная на пару мгновений, но маркизу Короны этих мгновений вполне хватило, чтобы вывернуться из под низкого свода и с другого бока нанести четыре чудовищных удара. Два удара на мышцы шеечелюсти, да два на грудные-плечевые. Щура стала заваливаться на левый бок, не в силах ни огрызнуться омертвевшей пастью, ни дохлестнуть до ненавистного врага шипастым хвостом.

Хороша секира! Хоггроги мысленно поцеловал синеватую, в сей миг всю в щуриной слизи, сталь, и просто разжал руку. Потом оботрет и поднимет. Секира брякнулась на каменный пол, так ни разу не задействованный кинжал нырнул домой, на пояс, а в руках у Хоггроги тускло засверкал знаменитый меч.

– Не-ет! – взревел в мозгу призрачный голос.

– Да! – ухмыльнулся Хоггроги и в два удара прикончил чудовище. – Во-от. А ты говорила – нет!

– Ты не понимаешь, смертный, и запла… за это. – Голос богини слабел, уходил все дальше… – Хоггроги задержал дыхание, сосредоточился, чтобы… – Этой щуре два ве… она росла, дабы стать прегра… реву…

– Маркиз, а маркиз?

– А? Что? – Хоггроги наклонил голову. – Что такое, почтенный Вавур?

– Эта тварь, Умана, сказала тебе…

– Что именно?

– Ну это переэто, ну, про щуру она сказала, про морева. Кто такая морева?

– Морево? Это конец света. Которого равно боятся боги и люди, но которого никто, по крайней мере из людей, еще не видел. Значит, так, почтенный Вавур. Ты чуешь, что в округе еще щуры есть?

– Да, как это не чую. Чую. Вон там, одна, а вон, вон, другая побежала, за стеною не видно.

– И я их чувствую, хотя не столь остро. Мне уже пора в путь-дорогу собираться, но сделаем так: твои ребята, как мы и договаривались, сами уносят падаль, ты лично мне показываешь, где тут щуры, и я их погоняю немножко, меч покормлю. Развела погани без счету! Нет, вот же тварь бессмерт?ная, а? Сумела мне все-таки настроение испортить. Погоди. Я сначала за шкатулкой поднимусь и сразу спущусь, а ты мне пока вешки расставь.

– Какие еще вешки, что за вешки? А шкатулку давай. Только ничего ни в какую шкатулку мы класть сегодня не будем. Да гномы?

– Не будем!

– Потому что не договаривались. Ты нас не обхитришь, нет, мы сами кого хочешь обхитрим. Шкатулку возьмем, а класть туда ничего не будем!

Хоггроги покорно кивнул.

– Ладно. Вешки – это метки, обозначающие расположение добычи, сиречь умановых щур, которых я сейчас буду гонять по вашей пещере, уважаемые гномы, с мечом в руках. А потом в путь: я обещал завтра к вечеру дома быть…