Текст книги "Без вести пропавший (СИ)"

Автор книги: Нюра Осинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Нюра Осинина
Цикл «Мир Рэвингейра». Книга 1
Без вести пропавший

Глава 1

Бои под Демидовом Смоленской области в августе-сентябре 1943 года были тяжёлыми, короткими и кровопролитными с обеих сторон. Три атаки захлебнулись под мощным огнём врага. Уже потеряна треть роты, в которой служил Фёдор, а Демидов ещё не освобождён. После небольшой дополнительной перестановки сил прозвучала команда: «В атаку!».

Подхватив автомат, Фёдор побежал вместе со своим взводом, ещё пока в полном составе, навстречу пулемётным очередям. До намеченного рубежа оставалось совсем немного, когда Фёдор наткнулся на препятствие. Сделав в горячке несколько шагов, упал, теряя сознание, и не почувствовал, как вблизи разорвался снаряд, осыпав его землёй.

Первый раз очнулся, когда два бойца тащили его на плащ-палатке.

– Как там? – спросил, прохрипев, но ответа не услышал, погрузившись в муть бессознания. И снова побежал в атаку.

Выплыл из нескончаемой атаки, где он бежал, падал, снова бежал и опять падал, в операционной палатке полевого госпиталя.

– Очнулся? – заглядывая ему в лицо, больше констатируя факт, чем спрашивая, проговорил, словно через толщу воды, худощавый, в очках в круглой металлической оправе, с аккуратной бородкой хирург. – Ноги я тебе собрал, дощечками закрепил, пули с осколочками вынул. Кровопотеря большая, но жить будешь.

Его переместили в соседнюю палатку, где лежали такие же, как и он, тяжелораненые. В полевом госпитале Фёдор задержался ненадолго. Через два дня подошли подводы для перевозки раненых в ближайший населённый пункт. Там,  в чудом сохранившемся здании школы, располагался стационарный госпиталь-распределитель, откуда тяжелораненых отправляли в глубокий тыл.

 И вот теперь Фёдор ехал дальше от боёв, в этот самый госпиталь-распределитель на тряской подводе весь в бинтах и с не стихающей болью в перебитых ногах, в правом плече, в груди, несмолкающим гулом в голове и с повторяющимися атаками, сопровождающими бредовое забытьё.

Он налетел неожиданно. Вражеский бомбардировщик, атакуемый шустрым ястребком. И оставалась-то у него всего одна бомба. И теперь эта бомба летела с визгом на обоз с ранеными, прямёхонько на подводу, где лежал в бреду Фёдор. В этот момент он очнулся, и время остановилось. Фёдор вдруг ясно увидел её, несущую смерть. Всё замерло. Движение, звуки. Только бомба неминуемой смертью нависала над подводой.

– У тебя нет выбора, но мы его тебе предоставим, – прозвучал в голове голос, отдаваясь болью. Не понять, мужской или женский. – Ты сейчас погибнешь или будешь жить, но не здесь. Ты станешь заботливым отцом для двоих детей, каким ты был своим детям. Ты станешь любящим мужем для другой женщины, таким, каким ты был для своей жены. Ты будешь жить. Или погибнешь. Таков выбор.

Чего только ни привидится и ни услышится в тяжёлом бреду. Перед глазами Фёдора замелькали кадры из его жизни. В левом кармане гимнастёрки лежала фотография, где он с женой, сыном и дочкой. Снимок был сделан за несколько дней до войны. И сейчас они появились рядом с ним. Улыбались ему. Жена сквозь слёзы. А он мысленно прощался с ними. Какой бы выбор он ни сделал, они его не дождутся. «Прощайте», – беззвучно шептали его губы.

Вдруг его резко дёрнуло вверх и в сторону, и всё пришло в движение. Но Фёдор, уже, ни чего не видел и не чувствовал. Его на подводе не было, когда бомба влетела в неё, образуя воронку, раскидывая землю, обломки телеги, куски и части человеческих тел и лошадиных туш.

А через два месяца жена Фёдора получит извещение, что её муж пропал без вести во время транспортировки в госпиталь 13 августа 1943 года. Через много лет выяснится, что обоз с ранеными подвергся налёту вражеской авиации.

***

– Сийра! Сийра! – вбежала в хозяйский кабинет взволнованная камеристка Аннель. – Сийра, егеря принесли из леса странного человека.

– Ты что так кричишь, Аннель, – спокойно выговорила графиня Элоизалия ду Кэррогес-Грэфикс, кладя на стол только что принесённое посыльным письмо от герцога. – Чем же он так странен?

– Он весь в бинтах и в странной одежде. А ещё он без сознания, – взволнованно сообщила молодая женщина, ровесница графини.

– Так пусть им займётся наш лекарь, – ощутив непонятное волнение, приказала графиня. – Я сейчас подойду.

Странное волнение, охватившее женщину, не проходило, а только усиливалось. Она не стала мучить себя отгадыванием причины своего состояния. Оно возникло, когда камеристка сообщила о найденном в лесу человеке. Значит ей нужно сходить и посмотреть на этого человека. Элоизалия встала с кресла, кинула взгляд на послание, вызвавшее тревогу. Она прочтёт его позже, а сейчас ей нужно поспешить в лекарскую, располагавшуюся в небольшом здании на территории замка. В этом же здании было обустроено жильё для лекаря и его двух помощников.

В лекарской, кроме самих лекарей, толпилось не менее десятка любопытствующих. Слышались шёпотки: «Это хозяин?» – «Да ну, не может быть». «Похож». «А, может, и сам», – «Смотри, и впрямь похож».

– И что вы тут столпились? Заняться нечем? – окинув всех взглядом, с холодной строгостью спросила графиня. – Мешаете лекарям работать.

Челядь, толпившаяся в лекарской, быстро покинула помещение. И тут Элоизалия увидела его. На кушетке лежал высокий, худощавый мужчина с обветренным лицом в странной одежде светло-зелёного цвета из грубой ткани, выцветшей от долгой носки, местами в дырках. Штаны вместе с нательными разрезаны до бедра. К голеням обеих ног от ступни до колена туго прибинтованы плашки с двух сторон ноги. Босой. Сквозь бинты выступили кровавые пятна. Но, не это шокировало женщину. Она побледнела, голова закружилась. Графиня начала медленно оседать по стенке. Но упасть ей не дали. Один из помощников лекаря подхватил и бережно усадил на стул.

– Сийра, Вы это тоже заметили? – проговорил лекарь, подавая ей кружку с успокоительным питьём. Вопрос, скорее всего, был риторическим.

Мужчина был, как брат-близнец, похож на её мужа, графа Теодора ду Кэррогес-Грэфикс. Нет-нет, это не он. Но такое сходство! Боги! Элоизалия подошла к кушетке, пристально разглядывая лицо и сравнивая с  родными чертами. Тео был магом и носил косу до середины спины. У этого мужчины тёмно-русые, как и у мужа, волосы были очень коротко острижены. Такую стрижку никто не носил, разве что наёмники, да и то не так коротко. Женщина отметила три тоненьких морщинки пролегающих по высокому лбу. Нет, у Тео их не было, но за год могли появиться. А вот эта, меж чёрных аккуратных  бровей над переносицей вертикальная глубокая…. Ей всегда хотелось её расправить. Нос прямой, тонкий…. Верхняя губа чётко очерчена красивой линией, нижняя чуть толще, слегка выпячена, и казалась короче. Впалые щёки. Глазные яблоки под плотно сжатыми веками быстро перекатывались вправо-влево, сверху вниз. Нижнюю часть лица обрамляла отросшая щетина. И выглядит он старше Тео. Тео шестьдесят лет всего. А этому сколько?

– Джулиус, – обратилась графиня к лекарю, – ты уже провёл диагностику? Что с ним?

– Чтобы сделать окончательные выводы и заняться лечением, мне нужно его раздеть. Сейчас же могу сказать, что у него полное магическое истощение, большая потеря крови, перебиты обе ноги, повреждены рука и в трёх местах правая сторона груди. Справа в груди определяется небольшое инородное тело. Характер повреждений, пока не увижу, не скажу. Сильное сотрясение головы. Вы бы, сийра, вышли, пока мы разденем мужчину. Приходите позже. А лучше, когда проснётся. Я снял боль, и он уснул.

– Хорошо, Джулиус. Сообщи, когда проснётся? – не дожидаясь ответа, женщина вышла.

Глава 2

Графиня металась по гостиной своих покоев. Через две недели исполнится год, как пропал её муж, граф Теодор  ду Кэррогес-Грэфикс. Во время возвращения графа из столицы в сопровождении десяти человек личной охраны на его кортеж было совершено нападение. Как утверждали двое оставшихся в живых, но изрядно пострадавших, воинов из его сопровождения, это не были разбойники. Это были наёмники в количестве пятнадцати человек. Среди них были два мага. Каждый в отдельности был слабее графа, но всё-таки двое на одного.

При обследовании места сражения нашли убитыми всех наёмников кроме одного исчезнувшего мага. Тела графа тоже не нашли. Был обнаружен след от портала, но куда был открыт портал, установить не удалось.

Через две недели истекает срок, установленный Законом, когда человек, пропавший без вести, считается живым. Затем он будет признан умершим, а жена вдовой, даже если брачный браслет спал с руки гораздо раньше. Если же по истечении означенного срока брачная метка сохранялась, то всё равно назначался опекун до возвращения главы семьи, жена его оставалась жить в семье. Об этом Элоизалии напоминал в своём послании герцог Сэммил ду Кэррогес-Бругсгорд, он же глава рода Кэррогес, который ни разу не поинтересовался состоянием её брачной метки. Как только Теодор  ду Кэррогес-Грэфикс будет признан умершим, вдове будет определено содержание и место проживания в домах, являющихся её собственностью. Титул перейдёт сыну, коему будет назначен опекун из рода Кэррогес. До исполнения полного совершеннолетия, тоесть двадцати пяти лет, графством будет управлять опекун. Дочь останется при матери до двенадцати лет, затем будет отправлена в пансион для девушек-аристократок до восемнадцатилетия. Ей будет выделено содержание и приданое.

Две недели! Всего две недели… и её судьбу, и судьбу детей будет решать Глава рода Кэррогес. Процветающее графство – лакомый кусочек. Элоизалия могла с уверенностью сказать, кто станет опекуном десятилетнего графа Верона ду Кэррогес-Грэфикс, на пятнадцать лет хозяином замка Грэфикс и одноимённого графства. Она подозревала, что именно этот человек стоял за покушением на Теодора, и ей было страшно за судьбу сына.

О себе и дочери графиня не тревожилась, будучи единственной прямой наследницей своего отца, Главного мага королевства, виконта, довольно богатого владельца территории с залежами драгоценных камней и плодородных земель. Точнее, наследовать всему богатству и титулу будет её дочь Эжениелия, четырёхлетняя малышка Эжен, когда исполнится первое совершеннолетие, тоесть восемнадцать лет. Если к тому времени виконта не будет в живых. Но, слава Богам, он ещё не  стар.

То, что мужа нет в живых, она знала точно. Это произошло нынешней ночью. Утром Элоизалия обнаружила, что исчезла брачная метка с левого запястья, а в постели нашёлся брачный браслет из особого сплава. Метка и так-то была не яркой, потому что заключали союз не в Храме Праматери, а в домашнем святилище рода. Позавчера вечером она начала блекнуть ещё более. Весь день Элоизалия наблюдала со страхом, как угасает метка-браслет. Значит, муж где-то умирал, а она ничем ему не могла помочь. И сегодня же был найден в лесу израненный мужчина, двойник мужа.

Прошло более четырёх часов, как был найден странный мужчина, а лекарь всё ещё не пригласил сийру и сам не пришёл.  Элоизалия позвонила в колокольчик. Вошла служанка.

– Мэй, позови Джулиуса. Я буду ждать его в кабинете.

Но вместо Джулиуса пришёл его старший помощник лекарь Пит.

– Сийра, мэтр Джулиус не может сейчас придти к тебе. Он занят с тем человеком. Ему потребовалась сильная ментальная поддержка. Этот человек из другого мира, техногенного, слабомагического. Он приходил в себя, но его пришлось погрузить в магический целебный сон. Мэтр сам придёт к тебе с докладом, когда полностью разберётся во всём.

– И как долго он будет разбираться?

– Мужчина будет спать двое суток под магическим ментальным воздействием, чтобы он не сошёл с ума от полученной информации. Через двое суток с ним можно будет разговаривать.

– Спасибо, Пит, – тяжело вздохнув, поблагодарила лекаря графиня. – Можешь идти.

***

Очнулся Фёдор с ощущением необычности. Тишина. Не слышно звуков боя, нет под ним тряской подводы. А ещё обнаружил, что он совершенно голый, укрыт лёгкой простынёй. Изучал себя и обстановку не открывая глаз. Он в светлом помещении, но не госпиталь со специфическими запахами. Здесь витали совсем другие запахи, незнакомые, лёгкие. Боли он не чувствует совсем, в голове шум и давление пропали. В теле странная лёгкость. Вывод: он умер.

Услышал какой-то бубнёж. Разговаривают трое, очень тихо, чтобы он не слышал. Как там поп говорил? Что после смерти душа попадает на распределение. Грешников отправляют в Ад, а праведников в Рай. А если ты не грешник и не праведник, то куда? Стал вспоминать серьёзные, наказуемые свои прегрешения. Не убий! Сколько он душ на тот свет отправил? Не считал. А врагов убивать, защищая свою семью, свою Отчизну – грех?  От церкви отошёл, крест нательный снял, когда в одиннадцать лет в пионерский отряд вступил. Отец его тогда здорово высек. Потом  в комсомол, а затем в партию вступил. И всё против воли отца. Это тоже грех?  И в колхоз вошёл. Безлошадный, зато грамотный. И мать сагитировал вместе с детьми. Тогда уж хозяйство поделили. Отцу его кузня осталась, да жеребчик второгодок, а матери с детьми корова с подтёлком. Кур в счёт не брали. Дом пополам, да кто ж его делить будет. Отец на печь спать перебрался, на семью обиделся и во всём его, Фёдора винил. Такой вот развод у родителей получился.  И женился опять-таки против воли отца, взяв в жёны весёлую певунью из неугодной семьи. Зато по любви. Брат Фёдора, младше его на три года, остался с отцом. В кузнице отцу помогал. У него к железу талант был, а у Фёдора к кузнечному делу душа не лежала, хоть и мог многое сделать. Книг много читал, разных. В избе-читальне, в школе. Его за грамотность первым председателем Совета рабоче-крестьянских депутатов села выбрали.   Если это тоже грех, то тогда он согласен принять наказание Божие.

– Очнулся? – Фёдор вздрогнул от звонкого молодого мужского голоса. – А почему глаз не открываешь? Мэтр Джулиус, очнулся найдёныш.

Фёдор открыл глаза. Перед его лежаком стоял молоденький, но довольно рослый паренёк и улыбался. Чёрные, волнистые волосы убраны назад. Карие глаза сияли весельем. Парень повернул голову в сторону, на кого-то глядя, и Фёдор увидел длинные волосы ниже плеч связанные на затылке в пучок, словно конский хвост. На парне надет серый балахон. Впереди темнело большое пятно.

– Чем это ты опять облился, Губерт? – спросил парня басовитый голос.

Губерт оглядел себя, хмыкнул, провёл рукой по пятну. Пятно исчезло. Вспыхнувшее удивление, тут же угасло. К Фёдору подошел мужчина лет сорока, тоже в сером балахоне.

– Как самочувствие? – спросил, слегка склонившись и вглядываясь в лицо Фёдора.

Голос приятный, мягкий баритон. Тёмно-русые волосы тоже забраны назад. Серые глаза смотрят изучающе.

– Что молчишь? – заволновался мужчина. – Ты меня понимаешь?

– Да, – хрипло выдавил из себя Фёдор.

– Пит, питьё готово? Напоите его. Голос не пробивается, – распорядился, видимо главный здесь, мужчина тот самый Метр Джулиус.

Странное имя – Метр. Или это не имя? Тогда почему метр?

– Готово, – ответил басовито ещё один мужчина в балахоне, подходя с глиняной кружкой.

Пит вдвоём с Губертом, приподняв Фёдора, напоили чем-то похожим на компот. Жидкость была приятного кисло-сладкого вкуса и с запахом мяты. Горячее питьё прокатилось по горлу, смягчая гортань, снимая сушь и в то же время охлаждая. Странное свойство.

– Ну, как? – спросил главный.

– Спасибо. Нормально, – ответил, отмечая в голове чужеродность речи. – Где я? – спросил, оглядывая помещение.

Светлые потолки и стены. Но не чисто белые, а с каким-то мягким оттенком. Сразу и не определишь. За головой видимо окно, потому что свет идёт оттуда. Повернул голову в ту сторону, откуда подошли мужики в балахонах. Вдоль стен стоят шкафы с застеклёнными дверцами. В них виднеются бутылки и бутылочки, горшочки, колбы большие и маленькие, разноцветные камешки, книги. Два стола, уставленные тоже бутылочками, колбами, аптечные весы, песочные часы разных размеров, штативы с пробирками.

– Ты в лекарской, – ответил главный. – Мы лекари. Моё имя Джулиус. А твоё?

– Фёдор. Как я тут оказался?

– Тебя нашли в лесу, – разговор вёл Джулиус, а помощники отошли. Губерт принёс стул. – У тебя странные ранения, – проговорил Джулиус, садясь на стул.

– Не понимаю, чем они странные, – с недоумением проговорил Фёдор. – Пулевые и ещё осколочные. Где я? – повторил вопрос Фёдор.

– Тебе сказали, что ты в лекарской. Дополню, что в графстве Грэфикс герцогства Бругсгорд королевства Зегор.

Мысли Фёдора заметались. Какое графство? Какое герцогство? Что за чушь! Королевство? Бред! Да, это бред.

– Пит, настойку! – приказал Джулиус, заметив вспыхнувшее волнение Фёдора. – Давай-ка, дружок, выпей это, а то снова будет срыв. Не волнуйся, это успокоительное, – уговаривал Джулиус Фёдора, пока Пит и Губерт пытались его напоить.

Настойка оказалась горькой, приторно тошнотворной. Но после принятия её, наступило спокойствие, и восприятие информации не вызывало сильного волнения. Почему-то эта ситуация показалась знакомой. Он вроде бы уже пил эту гадость.

– Фьёдор, мы можем продолжить беседу? – сочувствующе спросил Джулиус.

– Куда же деваться? Я всё равно не понимаю, где я нахожусь. Но, кажется, догадываюсь, почему здесь.

– Ты находишься в другом мире. Наш мир называется Рэвингейра – дочь Рэвингеилии. Светило или звезда называется Вейриис. Как называется твой мир?

– Для меня это всё слишком необычно, – проговорил Фёдор, удивляясь своему спокойствию. – Если так, то мир, откуда я попал к вам, называется Земля. Светило – Солнце. Государство – Советский Союз, или Союз Советских Социалистических Республик, СССР. Моя родная республика называется Россия. У нас нет королей, царей, графов, герцогов и прочих титулов. Но это было в прошлые века.

– Я всё понял, – сказал Джулиус. – Но мне не понятны твои ранения. Они не могли быть нанесёнными мечом или арбалетом, за исключением некоторых. Те раны, что похожи на нанесённые мечом мы заживили. А вот другие заживлению поддаются трудно.

– У нас не используют названный Вами вид оружия. Это шестисотлетняя давность. Как только изобрели порох, это такое взрывчатое вещество, изобрели огнестрельное оружие.

– Мы извлекли из твоих лёгких вот этот предмет, – на раскрытой ладони Джулиуса лежала пуля, выпущенная пулемётом.

– Так вот чем меня скосило, – на родном языке тихо проговорил Фёдор. – Это пуля, – ответил. – Заряд, выпущенный из огнестрельного оружия. «А доктор сказал, что все пули вынул», – подумал.

– У тебя немало дырок было от таких, наверно, пуль. Что ты помнишь, прежде чем попасть в наш мир? – продолжал расспрашивать Джулиус.

– Я помню всю свою жизнь с малолетства. У меня дома осталась семья. Жена, двое детей, младшая сестра. На нашу страну напали враги, чтобы захватить наши земли и поработить нас. Началась война и мне пришлось взять в руки оружие.

– Ты был воином? – спросил Джулиус.

– Нет, я не был воином, но мне пришлось им стать.

– Я видел твою войну, – сказал лекарь. – Это страшно.

– Как ты мог увидеть войну, если там не был?

– Я маг, и у меня есть способность считывать информацию прямо из головы человека. Увидеть вашу войну твоими глазами оказалось легко, потому что ты был в бреду. Твой мозг был открыт. Я не стал углубляться, мне хватило и той картины, что я увидел.

– У вас все так могут?

– Нет. Только маги, имеющие такие способности.

– Маги?! – удивился Фёдор.

– Да. Наш мир магический. И все жители нашего мира в большей или меньшей степени владеют магией.

– У нас нет магии. Даже понятия такого нет. Только в сказках: волшебники, колдуны, ведьмы.

– Сказки – это что?

– Это выдуманные народом истории.

– Нельзя выдумать то, чего нет или не было на самом деле, – безапелляционно заявил Джулиус. – Может, это всё было у вас в далёком прошлом, и сохранилось в народной памяти. Ну, хватит об этом. Ты ещё многое узнаешь и разберёшься сам. Тебя мы вылечили  почти полностью и расширили каналы движения магической энергии. Они у тебя были слишком узкими, местами заросшими.

Фёдор с изумлением слушал Джулиуса, с трудом воспринимая сказанное.

– Джулиус, почему я так спокойно воспринимаю ту, прости, чушь, что ты мне говоришь? – расстроено спросил Фёдор, не заметив, что перешёл на «ты». – Чем вы меня опоили?

– Фьёдор, успокойся. Это для твоего блага. Ты не помнишь, но ты уже приходил в себя и устроил страшную истерику. Мы с трудом привели тебя в чувство. Пришлось применить ментальное воздействие и погрузить в сон. Извини. Ты же чуть не ушёл за грань восприятия и осознания. Здесь ты нужен в крепком уме. Сейчас же тебе дали выпить всего лишь успокоительную настойку. Действие её непродолжительно. Тебе нужно принять данную действительность и жить.

– Джулиус, сколько времени я проспал?

– Трое суток. Ты говорил, что догадываешься, почему ты здесь. Так почему?

– Ты же видел, что произошло в последнее мгновение?

– Видел, но не понял. В небе летали железные птицы и издавали ужасные звуки. Потом огромная птица прямо в полёте снесла яйцо странной формы. Яйцо тоже издавало ужасный непрерывный звук. Мне показалось, что кто-то остановил время. У меня картинка погасла, и я больше ничего не увидел.

– Это не птицы, это самолёты, летающие машины, технические создания. Падало не яйцо. Это тоже вид оружия – бомба. Её сбрасывают с самолётов, бомба взрывается и уничтожает ту цель, куда её сбросили. Но слышал ли ты ещё что-нибудь, кроме звуков боя? Чьи-нибудь слова?

– Нет. Мне больше ничего не было доступно.

– Когда летела на меня бомба, у меня появилось ощущение, что время остановилось, и я услышал голос. Не было понятно, кто говорит, мужчина или женщина. Мне предложили выбор: «У тебя нет выбора, но мы его тебе предоставим. Ты сейчас погибнешь или будешь жить, но не здесь. Ты станешь заботливым отцом для двоих детей, каким ты был своим детям. Ты станешь любящим мужем для другой женщины, таким, каким ты был для своей жены. Ты будешь жить. Или погибнешь. Таков выбор». Я принял это за предсмертный бред, но вот я здесь. Я с ранней юности перестал верить в Бога и поклоняться ему. Теперь же, кажется, я в него верю. Если мне предстоит стать здесь кому-то опорой и защитой, я выполню своё предназначение.

– Праматерь вняла просьбам хозяйки и вернула в семью мужчину, – произнёс благоговейно Джулиус. – Слава Праматери.

– Слава Праматери, – в унисон вторили Пит и Губерт, сидевшие словно мышки, со сдержанным дыханием слушая беседу мэтра Джулиуса с иномирянином.

– Фьёдор, ты, можно сказать, здоров. Раны от пуль почти затянулись, но сильно беспокоить тебя не будут. Они будут быстро заживать, как только в тебе начнёт по каналам движение магия. У тебя были перебиты ноги, но кости уже срослись. Так что вставай, одевайся, –  проговорил Джулиус. – Вот, домашняя одежда хозяина графа Теодора ду Кэррогес-Грэфикс. Ростом вы одинаковые, а вот комплекцией ты подкачал. Худой уж очень. Но это от истощения. Поправишься. Пит, пригласи хозяйку, – отправил помощника за графиней.

– А где моя одежда? – Фёдор огляделся. – Там фотокарточка была и письмо. Ещё у меня на шее на шнурке медальон солдатский был. Они где?

– Одежду твою не выбросили. С хозяйкой решите, что с ней делать. А картинка с письмом и, как ты назвал, медальоном, тут, на столе лежат. Одевайся пока.

В голове Фёдора никак не укладывалось происходящее с ним. Разве так бывает, чтобы раны от пуль ещё не затянулись полностью, а  кости срослись за три дня? Как там Джулиус сказал? Магия? Что это такое, магия? Какие такие каналы ему расширили и прочистили? Все эти мысли беспорядочно роились в голове, пока Фёдор одевался. Это что? Исподнее? Лёгкие, зауженные белые штаны до середины голени на верёвочках с разрезом впереди на месте ширинки, из этой же ткани рубаха, не достающая до колена на ладонь, со свободным воротом и небольшим разрезом со шнуровкой. Толи короткие чулки, толи длинные носки до колена с завязками. Как они изготовлены и из чего, не понятно. Структурой они не погожи на земные чулки и носки. На ощупь шелковистые. Ни швов, ни плетения, но всё же ткань. Тёмно-синие штаны из ткани похожей на шерстянку, из коей бабы праздничные юбки шьют да платья. И тоже на завязках. По нужде пойдёшь, если сильно приспичит, пока с завязками путаешься, так и опозориться можешь. Синяя верхняя рубаха на выпуск, расшита по горловине, рукавам и подолу цветными узорами с серебряной нитью и опять шнуровка с завязками. Надевается через голову, как и нижняя. Что они тут пуговиц наделать не могут? Хоть деревянных или костяных. Туфли. Тонкая плоская подошва. Но крепкая. Кожа на туфлях мягкая, коричневая. Застёгиваются пряжкой на ремешке. Пряжка металлическая, похоже, серебряная и украшена камешками, синенькими. Он серебряное колечко с таким камушком жене Павле подарил, когда она дочку Женечку родила. А когда сын Володька родился, серёжки золотые дутые.  Уфф! Пока одевался, что-то ослаб. Шутка ль в деле, трое суток проспать!

Только присел на кровать, в лекарскую вбежала девушка со шкатулкой в руках. Стройная, аккуратная, высокая. Тёмно-зелёное шёлковое платье, длинное, свободно ниспадающее, носы туфелек едва выглядывают. По подолу и по груди золотое шитьё. Вырез платья скромный. На шее, на серебряной цепочке и в серебряной оправе висел прозрачный зеленоватый плоский камень.  Каштановые волосы убраны в косу и свёрнуты на затылке, закреплены шпильками с зелёными камешками. Серо-зелёные большие глаза миндалевидной формы смотрят с отчаянной решимостью и с затаённой надеждой. Носик прямой, аккуратный, скулы высокие, подбородочек кругленький.

Всё это Фёдор одним взглядом увидел. И фигуру по-мужски оценил. Породистая. Не крестьянка, уж точно. Матушка Фёдора тоже была породистой, стройной, высокой. Отец, хоть и был кузнецом, но низкорослым, жене до подбородка лишь доставал. А уж поиздевался он над ней, поизголялся вдосталь. Любви-то между ними не было. А откуда она возьмётся, если они друг друга в церкви увидели. Отцы сговорились да и оженили их. Как пьяный напьётся, так вся семья из дому вылетала в чём была, даже зимой. По соседям не прятались. Мать стыдилась, сор из избы не выносила.  Летом под яблоней ночевали, а то на сеновале и в клети. А уж когда Фёдор в силу вошёл, шестнадцать лет исполнилось, встал на защиту матери, руку отцовскую удержал, вот тогда и прекратились материнские мучения. А к шестнадцати-то годам Фёдор уже выше матери вымахал да на кузне силушки набрался. Хоть и худой был, да жилистый. Помаши-ко молотом изо дня в день. Отец не любил его, потому что в мать пошёл и непокорный уж слишком был, своевольный.

– Джулиус, – окликнула девушка лекаря грудным голосом, выдернув Фёдора из воспоминаний. – Как состояние раненого?

– Здоров, почти, хозяюшка, – сообщил лекарь, с доброй снисходительностью глядя на девушку.

– Что значит почти?

– Раны у него особенные, слабо поддаются лечению, а магии у него с коготок чвирка (воробья).

– Как твоё имя, пришелец? – обратилась она к Фёдору.

– Фьёдор у него имя, – ответил Джулиус.

– Джулиус, я не тебя спросила, – холодно одёрнула лекаря девушка.

«Ого! А девица-то с характером», – подумал Фёдор, тяжело вставая с кровати.

– Сиди, сиди, – девушка подскочила к нему, мягко нажимая на правое плечо.

Фёдор вернулся в прежнее положение, слегка поморщился.

– Болит? – участливо спросила.

– Немного побаливает, если потревожить.

 Вблизи он разглядел, что она не так уж юна, как ему показалось в начале. Это была женщина, хоть и выглядевшая юно, лет двадцати, но пережившая, или ещё переживающая большое горе.

– Моё имя Элоизалия, но ты можешь меня называть Элоиза. Джулиус, вот, как ты велел, – поставила на стол шкатулку. – Пит сейчас подойдёт. Я его на кухню отправила за бульоном.

Вошёл Пит, неся на подносе глиняную кружку на пол-литра и небольшой ломтик хлеба. Поставил на стол. На Фёдора пахнуло крепким наваристым куриным бульоном. Желудок отреагировал голодным болезненным спазмом.

– Поешь, Фьёдор, – пробасил Пит, подставляя к столу стул. – Тебе сейчас кроме бульона и лечебного хлеба ничего нельзя. Через два часа поешь более сытно.

Фёдор  подошёл к столу, сел на стул и поспешно схватил кружку обеими руками, поднёс к губам. Горячий, но не обжигающий бульон плеснулся в рот. Первый жадный глоток прокатился по пищеводу и растёкся теплом по желудку, ещё более разжигая аппетит. Второй глоток был уже более спокойным. Фёдор взял хлеб, понюхал. Кроме хлебного духа почувствовал аромат какой-то приправы, не знакомой, но приятной. Судорожно вздохнул и начал есть, откусывая хлеб и запивая бульоном. Ел размеренно, спокойно, смакуя и не обращая внимания на присутствующих людей.

Сколько он не ел? В полевом госпитале  давали жидкую овсяную кашу, сдобренную подсолнечным маслом. Кормили ли перед отправкой, Фёдор не помнил, потому что часто уходил в бредовое состояние. Мозг работал вяло, память подводила. Ему сказали, что он спал трое суток. А до этого? Сколько времени он здесь?

Фёдор поставил пустую кружку, вытер губы салфеткой, заботливо поданной хозяйкой.

– Благодарствую, госпожа, – встал со стула и слегка склонил голову, обозначив уважение и благодарность.

– Нет, нет, – подошла почти вплотную Элоизалия, легко коснулась левой руки. – Нет, Теодор, нет, – проговорила мягко, а в глазах слезинки вот-вот выплеснутся. – Я для тебя не госпожа.

Поддерживая, помогла дойти до кровати. После еды на Фёдора накатила слабость.

– Посиди пока. Мы сейчас быстро, потом уйдём отсюда.

А потом… потом Фёдор наблюдал странную сцену. Шкатулка была открыта. В ней что-то лежало. Лекари по одному подходили, сделав надрез на пальце и назвав себя, капали кровью на это нечто и произносили клятву о сохранении тайны сийра Теодора ду Кэррогес-Грэфикс и сийры Элоизалии ду Кэррогес-Грэфикс. Когда капля крови попадала на предмет, лежащий в шкатулке, появлялась вспышка сияния. Закончив с принятием клятвы, графиня закрыла шкатулку.

Неожиданно дверь лекарской резко распахнулась, и в неё буквально ворвался пожилой  мужчина и, через одышку быстро бежавшего, прохрипел: «Хозяин!», – кинулся к Фёдору, сидевшему на кушетке. Со слезами на глазах опустился перед ним на колени, шепча: «Хозяин, вернулся! Слава Проматери!». Фёдор с удивлением и недоумением смотрел на мужчину, пытаясь сказать, что он не хозяин, но язык не слушался, не поворачивался, и он вопросительно посмотрел на графиню.

– Павлис, успокойся, – мягко, успокаивающе, сказала графиня. –  Граф ещё не совсем здоров. Лучше проверь, как подготовили покои графа, и через два часа прикажи подать в них обед. Для меня, как обычно, и для графа то, что сготовили.

Павлис поднял глаза на хозяйку, вытер ладонью сбежавшую слезу.

– Дда, дда, я сейчас, – поднялся с колен. – Простите, что не сдержался.