Текст книги "Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных"

Автор книги: Нурбей Гулиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Я чувствовал, как бешено колотится сердце, не хватает возду ха, силы совершенно покинули меня – руки. не мог оторвать от тахты.

Постепенно сердце успокоилось, дыхание нормализовалось, голова перестала кружиться. Я легко привстал с тахты и про шелся по комнате – все недомогание закончилось бесследно. У меня не осталось и сомнения – надо идти на тренировку, как намечалось. Посмотрел на часы – пять минут шестого, успе ваю с запасом. Подсобрал вещи и пошел. Тренировка прошла хорошо, сил было даже больше, чем обычно.

Около половины восьмого весело возвращаюсь домой – у мамы и бабушки суровые лица. Бабушка протягивает мне те леграмму из Сухуми, я помню ее наизусть: "Дорогие мои сегод ня в пять часов скончался отец Дмитрий Иосифович Гулиа тчк Жора".

Так вот в чем дело, сразу подумал я – время моего приступа совпало со временем смерти деда!

Но почему только от смерти деда мне передался на расстоя нии такой мощный импульс? Ведь умирали же у меня и другие близкие люди – и ничего! Мама умерла вообще в соседней ком нате, почти в том же возрасте, что и дедушка, – никакой теле патии, утром заглядывая к ней в комнату, я и представить не мог, что ее уже нет в живых.

Я не специалист по телепатии, но уверен, что она в этот момент была – поступил сильнейший сигнал от умирающего деда ко мне, и удивительно, что только ко мне, – ни у кого другого из близких родственников сходных ощущений не воз никло. Может быть потому, что мы с дедом были очень схожи и по характеру, и по поведению, и по отношению к жизни?

Самой колоритной фигурой из моих предков по отцу был, вне всякого сомнения, Дмитрий Гулиа, мой дед – основатель письменности, литературы и театра, то есть всей культуры аб хазского народа. Он создал алфавит (это в 18то лет от роду – вундеркинд!) абхазского языка. Более того, известен факт, что в Абхазии тех времен жених и невеста не могли, не имели пра ва даже разговаривать друг с другом, – только через посред ников. Дмитрий Гулиа нарушил этот вековой обычай и напи сал стихотворные обращения жениха и невесты. И теперь, когда сваты знакомили жениха и невесту, те вынимали лист ки со стихотворными посланиями Дмитрия Гулиа и складно говорили по ним.

Но, став мужем и женой, они все равно, чаще всего, меняли имена, чтобы нечистые силы не внесли раздора. Так, например, мои двоюродные дядя и тетя, крещеные православные Зоя и Па вел, стали после женитьбы (не формально, а друг для друга, для родственников и, видимо, для нечистой силы!) Ицкой и Джам фером, но и так они не имели права непосредственно обращать ся друг к другу.

– Пусть Ицка несет на стол чачу и мамалыгу! – провозглашал в пустоту, не глядя на жену, Джамфер.

– Пусть Джамфер меньше приказывает, а то не получитничего! – отвечала уже в другую пустоту Ицка. Сначала гостям это казалось довольно диким, но после рюмкидругой привыка ли. То есть православие существовало в Абхазии достаточно формально. Но не для Дмитрия Гулиа, который, как и Сталин, и в одно с ним время, учился в Горийской семинарии.

Дмитрий Иосифович был не покавказски педантом. Уже при советской власти, когда он стал Народным поэтом Абхазии, депутатом, орденоносцем и вообще очень влиятельным челове ком, его часто приглашали на всякие там собрания «актива» рес публики, чаще всего в качестве «свадебного генерала». Назна чали, допустим, собрание на 17.00. Дмитрий Гулиа приходил в половине пятого и ждал начала собрания. Видя, что народ подходит медленно, он постепенно свирепел, багровел, а точно в 17.00 вставал и уходил, если собрание не начиналось. Так он приучал абхазов к точности.

Но в отношении своего здоровья он таким педантом не был. У него был сильнейший диабет, ему запрещались многие про дукты. Но он улавливал момент, когда строгая жена Елена отво рачивалась, хватал со стола то, что ему не положено, и убегал, на ходу сжевывая запрещенный продукт. В конце концов, его стали кормить за отдельным столом.

Когда наступила советская власть, деда несколько раз пыта лись арестовать и даже расстрелять. Это потому, что он был внешне похож на белогвардейского генерала Кауфмана, и по тому, что он нагрубил (сказал правду) местному партийному вождю Нестору Лакобе. Но Господь спасал его каждый раз. Умер Дмитрий в глубокой старости в 1960 году.

Мы с мамой на следующий же день выехали в Сухуми и при были как раз к панихиде, которая состоялась в Доме литератора. Меня, да и не только меня, поразило, как выглядел дедушка – лицо розовое, ни одной морщинки, как живой спящий человек. При том, что он болел диабетом почти сорок лет, а под конец жизни практически ослеп и оглох. И внешне выглядел он неваж но – совершенно высохший, бледный старик. А тут – помоло девший и румяный! Бабушка никак не могла успокоиться – она говорила всем и каждому: "Посмотрите на него, как он выгля дит – ни одной морщинки!"

На следующий день гроб перенесли в здание театра им. Сам сона Чанба, что в центре Сухуми, на набережной Руставели.

Два дня проходили панихиды в здании театра, народ шел не прерывным потоком. Казалось, во всем Сухуми, во всей Абха зии нет столько людей, сколько проходило мимо его гроба.

И характерно еще одно: хоронили деда в Сухуми, а ночева ли мы с мамой, как и все близкие родственники, в загородном доме в Агудзера. По дороге мама захотела купить цветы на по хороны. И вот парадокс – в конце апреля, когда в Абхазии цве тет все, когда цветы можно собирать с любого куста, с любого дерева – цветов в продаже не оказалось.

– Вы что не знаете, где сегодня все цветы? – сурово спросила нас продавщица. – Все цветы сегодня у Дмитрия Гулиа, и ничего больше не осталось!

Во время панихиды и митинга на центральной площади Су хуми вдруг заморосил небольшой дождик. И люди мигом дога дались снять с магазинной витрины гнутое стекло и покрыть им открытый гроб.

Похоронили деда в саду филармонии в центре Сухуми. В под готовленной бетонированной яме был заготовлен массивный железный ящик, погруженный в расплавленный битум – гидро изоляцию. Гроб стали опускать в этот железный ящик и обнару жили, что он не проходит по длине. Тут же отпилили в ногах не большую полоску дерева, и гроб прошел в ящик. Железный ящик покрыли железной же плитой, которую несколько сварщиков приварили к ящику толстым и плотным швом. Сверху уже зак рытый ящик снова залили битумом, а затем – бетоном.

Бабушка при этом постоянно спрашивала у моего дяди Жоры, своего сына:

– Для чего это, Жорочка, для чего так сильно закрывают?

– Мама, это же на тысячелетия! – скороговоркой отвечалвзволнованный Жора.

Позже на могиле деда установили гранитный бюст. Дед изображен этаким энергичным красавцеммужчиной в галсту ке. В жизни же он был сутулым, нерешительным в движениях, а в галстуке я лично его никогда не видел. Конечно, хорошо, что у народного поэта такой энергичный и жизнерадостный вид. Как у Гоголя на Гоголевском бульваре в Москве – он там стоит веселый и жизнерадостный! Но у Гоголя есть и другой памят ник – в сквере на Арбате, более "естественный". Так и у мое го деда есть памятник в Тбилиси в районе Ортачала: дед сидит в кресле, у него задумчивый и сосредоточенный вид. На мой взгляд, этот памятник больше похож на реального Дмитрия Гу лиа. Кстати, памятник цел, и слухи о том, что его снесли грузи ны во время грузиноабхазской войны, не обоснованы.

Вот и все про мою печальную телепатию. Дальше, как я и обе щал, будет все веселее и веселее.

ВНУШЕНИЕ В ГЛАЗА

Я с детства увлекался гипнозом, даже научился вводить сво их товарищей в гипнотический транс. Помогла мне в этом бро шюрка "Сон и гипнотизм", выпущенная вскоре после оконча ния войны в серии "Библиотечка солдата и матроса".

Я всерьез увлекся гипнозом, считая его могущественным и таинственным явлением, средством подчинения людей своей воле. Ведь можно было выделывать со своими школьными това рищами черт знает что, причем при наблюдателях из нашего же класса. Усажу, бывало, в затемненную комнату когонибудь, сам сажусь напротив, беру в руку блестящую чайную ложку, держу ее перед глазами подопытного и начинаю нудно бормотать:

– Тебе хочется спать, тебе очень хочется спать! Блестящийпредмет в моей руке мешает тебе, он слепит тебя, но ты закро ешь веки, и тебе станет хорошо! У тебя тяжелеют веки, глаза слипаются, тебе тепло и уютно – ты спишь! Спать! – приказы ваю я, и подопытный "кролик" засыпает.

– Ты – собака, – продолжаю я, – ты мой сторожевой пес.Вот идет чужой. Чужой! – почти кричу я, – а ну, облай его, напугай чужого!

– Гав, гав, гав! – вяло, с закрытыми глазами, облаивает "чужого" подопытный.

– Молодец! – хвалю я его. – А ну, теперь лизни мне руку,ты же мой верный пес! – приказываю я и тычу подопытному в нос руку. Тот покорно лижет руку с умильной улыбкой на лице, и кажется, будь у него хвост, то он подобострастно завилял бы им!

Иногда подопытный не поддавался гипнозу – таращился на ложку, а засыпать не хотел. Тогда я применял запрещен ный прием: незаметно поглаживая подопытного по горлу, я слегка прижимал ему сонные артерии, и тогда уже он, чаще всего, просто сваливался со стула. Не очень честно, конечно, но эффектно.

Классе в десятом захотелось мне выучить английский так, чтобы можно было говорить на нем. Я установил в моей комна те магнитофон – этакую приставку на проигрыватель для пла стинок, с крупными открытыми катушками для пленки. Такие в то время были в Тбилиси магнитофоны. Ленту я перекинул через блоки, закрепленные на стенах комнаты, а конец замк нул на начало. Получилась замкнутая система с циклом между повторами минут в десять. Я наговорил в микрофон в эти десять минут английских слов с переводом.

Будильник, перепаянный на таймер, должен был включать систему часа в три ночи и отключать в шесть утра. И что ж, утром я с удивлением понял, что знаю с полсотни новых английских слов! Назавтра – новые слова, а через неделю – повтор. Не про шло и месяца, как я смог говорить на ломаном английском, свя зывая слова по своему усмотрению. Но учительница меня по нимала. Редкие иностранцы, которые попадались в то время в Тбилиси и с которыми я мог завязать беседу, тоже понимали меня, правда, со смехом.

Все закончилось приводом в НКВД, контора (сейчас сказали бы "офис") которого находилась тогда на площади имени това рища Бебеля. Знать не знаю, что за это птица – товарищ Бе бель, и как она залетела в Тбилиси, но вышел я из этой конторы, как вы понимаете, живым, однако гораздо более осторожным в разговорах с иностранцами.

Полученные знания в области гипноза я пытался использо вать для улучшения успеваемости, исподволь гипнотизируя учи телей. Конечно же, ложку я им показать не мог, но, совершен ствуя свою практику, я научился вводить людей в транс, не до водя до сна. В трансе человек становится податливым, как бы подчиняясь чужой воле, но не замечая этого.

Самое главное – полностью завладеть вниманием челове ка, чтобы он слушал тебя, не отвлекаясь, и глядел тебе в глаза. Вот так я, в конце концов, "подкатил" после уроков к молодому учителю латинского языка Джуаншеру Иосифовичу Мчедлиш вили и, преданно глядя в глаза, уселся напротив него.

– Джуаншер Иосифович, – монотонно и не отрывая взгляда начал я, – понимаю, что виноват перед вами, я не ходил на за нятия, но подумайте сами, что мне будет, если я получу двойку в четверти... Вы, пожалуйста, поставьте себя на мое место, вот вы приходите домой...

По взгляду учителя я понимаю, что он уже в трансе, он ли шен своей воли. Со стороны это выглядит как мирная, спокой ная беседа, а ведь идет "зомбирование" объекта.

Здесь все определяет опыт и практика гипнотизера, тут не тре буется особых знаний – только опыт. Ведь известно, что и без грамотная цыганка может спокойно ввести вас в транс, заставить не только передать ей все ваши деньги и ценности, но и привести ее в квартиру на разграбление последней.

Итак, латинист ставит мне в четверти пятерку и мы догова риваемся, что я приду опять только в конце следующей четвер ти. Все путем, все добровольно!

Правда, иногда, когда преподавателя отвлекали, или он спе шил, или начинал замечать чтото странное в моем поведении – "опыт" не удавался. Так, например, при всех отличных оценках в аттестате, у меня оказалась тройка по... Конституции СССР! Да, да – была такая дисциплина в школе! Так я и остался без медали – ни золотой, ни серебряной, все медали были уже рас пределены заранее. Кавказс! И все мои попытки пересдать эту Конституцию, даже с помощью гипноза, успеха не имели, по скольку преподаватель – хитрый и опытный Александр Ильич Шуандер (не путать со Швондером!), был начеку и не дал себя охмурить.

Но "нет худа без добра". Уже при поступлении в институт я на собеседовании с проректором (а оно было обязательным для всех!) сумел тайно внушить ему, что "тройка" эта – резуль тат моей нелояльности к советской власти. Все знали, что про ректор этот был грузинским националистом, скрытым против ником "советов". Проректор был очень доволен и обещал, что меня в институте обязательно научат "нашей" конституции. Но для этого нужно было еще в этот институт поступить. И я прошел по конкурсу с высшим баллом – 25 из 25 возможных! Но если честно, я готовился очень тщательно.

Правда, на устном экзамене по математике чуть не получил ся "облом". Видимо, все отличные и хорошие оценки были уже распределены по "своим" (Кавказс!), и математик уже соби рался ставить мне тройку. Я, пристально глядя ему в глаза, при нялся монотонно рассказывать, почему такая оценка мне не под ходит. Предлагал ему стать на мое место и подумать, как бы он сам поступил в этом случае. Математик слушал меня очень вни мательно, а затем, быстро заглянув в список группы, нашел мою фамилию. После чего ошалело посмотрев на меня, тут же про ставил в ведомость пятерку.

Что тут повлияло – мои гипнотические способности или "галочка", проставленная проректором возле моей фамилии, – я до сих пор не знаю. Но ведь и "галочка" – тоже результат внушения проректору моего антисоветского кредо. Так что – без гипноза не учиться бы мне на инженера!

ВНУШЕНИЕ В ЗАТЫЛОК

И вот я уже на целине по комсомольской путевке. До убо рочной нас – студентов, привлекали к различным строитель ным работам. У меня завелся "заклятый друг" – десятник Ар хипов, который постоянно хотел объегорить меня, а я, в свою очередь, его. Последний раз в выигрыше был я, но злопамят ный Архипов решил доконать меня следующим заданием. Он предложил уложить фундамент для большой печи в строящей ся конторе. Цоколь конторы был уже выложен саманными блоками – "самана.ми". Изготовлены они были из навоза, глины и рубленой соломы и весили, наверно, по пуду штука. На дворе валялись куча саманов и куча земли, вырытой из ямы под фундамент. Нужно было замесить глину (бочка воды и гли на имелись), уложить саманы в фундаментную яму в пять сло ев, подогнать их, положить на глину и подровнять топором и ло патой, которые лежали тут же рядом.

Кучу земли нужно было вывезти подальше и рассыпать – для этого стояла лошадь с телегой. Одной бочки воды не хвати ло бы, и на этой же телеге мне пришлось бы привозить воду из озера. На это давался целый день и двести рублей оплаты. Архипов должен был заехать часов в шесть и проверить работу.

Я почесал голову и понял, что не в коня корм. Работу эту я не осилю, а уж Архипов разнесет "парашу" по всему совхозу. Тогда я (даром что ли отличник!) решил схитрить. Я вылил боч ку воды в глину и размешал ее, затем засыпал лопатой кучу зем ли обратно в фундаментную яму и как следует утрамбовал ее ногами. Небольшой остаток разровнял по полу конторы. Затем уложил сверху один слой саманов, обильно смазанный глиной и даже отштукатуренный ею же сверху. Остальные саманы на брал в телегу, отвез подальше и свалил в овраг, а затем улегся отдохнуть на траву близ строящейся конторы.

И вдруг, выражаясь словами гения: "я помню чудное мгно венье, передо мной явилась ты..." По тропинке мимо стройки идет крепко сбитая, загорелая молодая женщина в косынке с хо зяйственной сумкой в руках. А я – девятнадцатилетний здоро вяк, кавказец, да еще с отсутствием сексуального опыта, смот рю на нее лежа и страдаю от неудовлетворенности. Я заметил, что если смотреть на женщину лежа, то она кажется существен но красивее, вот проверьте, если не верите! Тепло, солнечно, птички поют. И мне так сильно, почти безумно захотелось люб ви – вы меня понимаете – простой земной, неплатонической любви, иначе говоря – секса!

Догоню и изнасилую – было моей первой мыслью. Но я быстро прогнал ее, как нереальную и опасную. "А что, – было моей второй мыслью, – не попробовать ли применить гипно тический опыт и здесь?" Но ведь женщина не смотрит на меня и уже удаляется. Я уставился ей взглядом в затылок, напрягся, что было сил, и молча приказал: "Остановись, повернись и по дойди ко мне! Я ведь так тебя хочу, захоти и ты меня!"

И женщина остановилась. Потом медленно повернулась и, заметив меня, пошла в мою сторону. Я быстро закрыл глаза и притворился спящим. Но вскоре почувствовал, что меня будят, нежно тряся за плечи. Открываю глаза: надо мной стоит жен щина в косынке, загорелая, глаза голубые, улыбается. Зубы – как у всех местных – находка для стоматолога.

– Я – Ульяна, – представилась она, – подойду, думаю, посмотрю, не помер ли часом? Вижу – здоров!

Увидев, что я в порядке, Ульяна улыбалась все шире и шире.

– Может, за здоровьечко самогончику по чутьчуть? – подмигнув, предложила Ульяна и, раскрыв холщовую сумку, пока зала горлышко бутылки, заткнутое газетной пробкой.

Я поднялся и оглядел Ульяну. Надо сказать, что снизу она ка залась существенно привлекательнее. Маленького роста, кре пышка лет тридцати, Ульяна была скорее не загорелой, а вся в коричневых веснушкахконопушках. Нос – чухонский, губы обветренные. Настроение упало, но сразу поднялось при мыс ли о самогоне, а возможно, и закуске. Какникак – весь день без обеда!

Мы уселись на цоколь, Ульяна постелила газету, поставила бутылку и один граненый стакан. Затем положила на газету на резанное соленое сало, полбулки хлеба и несколько огурцов.

– Стаканто один всего, – виновато улыбнулась Ульяна.Но я быстро налил самогон в стакан, вручил его Ульяне, а сам взял в руки бутылку.

– У нас на Кавказе, откуда я приехал, пьют только из бутылки! – уверенно соврал я.

– Так ты тоже с Кавказа? – радостно удивилась Ульяна. – Ты что, не грузин ли? Слово "тоже" насторожило меня, но я бодро доложил:

– Грузин – первый сорт, мегрел называется, мы на Черномморе живем, – хвастался я, хлопая себя кулаком в грудь, со всем как это делает самец гориллы, который, правда, живет еще несколько южнее.

Мы выпили за здоровье, как предложила Ульяна, потом – за встречу, а последнюю – уже за любовь. Меня поразила ме таморфоза, которую я испытал тогда впервые в жизни. До пер вого глотка Ульяна, как я уже говорил, казалась мне невзрач ной, даже некрасивой женщиной, намного старше меня. После первого тоста я стал находить ее загадочной незнакомкой, эта кой пастушкой, забредшей к соседнему пастушку на посидел ки. После второго тоста Ульяна преобразилась в красивую му латку, необычайно привлекательную и сексуальную. Обнимая ее за талию, я ощутил здоровую упругость сильного тела, создан ного как будто специально для плотской любви. Тогда я еще не знал народной мудрости: «Не бывает некрасивых женщин, бы вает только мало водки!» Солнце грело, но не пекло, вокруг кон торы зеленела густая трава, поодаль – кусты.

Мы выпили по третьему разу и както вместе встали. Обняв друг друга за талии, мы, пошатываясь, пошли в известную нам одним сторону. Я пошатывался больше (наверно, больше выпил или привычки было меньше!), но Ульяна твердой рукой направ ляла мое движение в нужную нам сторону – к кустам.

Как голодные звери набрасываются на свою добычу, как вольные борцы горячо схватываются друг с другом после сиг нала судьи, так и мы с Ульяной, рухнув на траву, обхватили друг друга всем, чем можно было только обхватить. Задыхаясь и рыча, мы срывали друг с друга одежды, стараясь не очень повредить их, так как помнили, что надо будет еще и одеваться...

Опыта подобных встреч у меня еще не было, но както все получилось само собой. Вот она – сила инстинкта! Вокруг нико го не было, но я все же прикрывал рот Ульяны рукой – мне каза лось, что ее финальный вопль слышен аж в архиповской конто ре. Затем мы разом откинулись друг от друга и, лежа на спинах на прохладной траве, дышали так тяжело, как будто выполнили всю работу, порученную мне прощелыгой Архиповым.

Постепенно наше дыхание стало ровнее, реже; мы снова посмотрели друг на друга – и снова в бой. Второй раунд был поспокойнее, но и подольше.

– Ты не оченьто вопи под конец,– попросил я Ульяну, – десятник скоро должен подойти, как бы не услышал, гад!

Ульяна, страдальчески улыбаясь, кивнула, но обещания сво его не сдержала...

Когда Ульяна уже пришла в себя и, отдохнув немного, стала собираться уходить, я спросил ее:

– Ульяна, а почему ты, проходя мимо, остановилась, а по

том подошла ко мне? Я же не спал и все видел! Ульяна поцеловала меня и ответила улыбаясь:

– А мне показалось, что ты позвал меня, что прошептална ушко, как ты хочешь меня! Что, разве неправда?

– Правда, Ульяна, еще какая правда! – вздохнул я и сам

поцеловал Ульяну.

Это был первый секс в моей жизни.

Архипов пришел, как и обещал, в шесть. Увидев выполнен

ную работу, он потоптался на фундаменте, похвалил его, но, посмотрев на меня – уставшего и всего взмокшего, выжатого, простите за банальность, как лимон, даже пожалел:

– Ты уж не убивался бы так, завтра можно было бы закончить!

– Я – человек слова! – был мой ответ Архипову. – Я – ком

сомолец, на целину не отдыхать приехал!

Тот молча выдал мне обещанные двести рублей.

Вот так, внушением взглядом в затылок, произведенным с колоссальным напряжением воли и с огромным желанием ус пеха, я его и добился. Иначе ждал бы я своего первого секса еще неопределенно долго.

Про затылок человека говорят много и всякое. Чаще всего утверждают, что там находится рудиментарный "третий глаз", который вроде бы когдато в древности был, а потом исчез за не надобностью. В полном соответствии с теорией Дарвина. Не знаю, не биолог, а тем более не палеонтолог и не дарвинист тоже. Но что от пристального взгляда в затылок люди оборачиваются, знаю не понаслышке. Правда, в основном, без описанных выше последствий.

А тем, кто не верит, предлагаю проделать следующий опыт. На тихой малолюдной улице (чтобы не мешали шум и сутолока) вы встречаетесь с идущим навстречу прохожим противополож ного пола (так надежнее!). Желательно, чтобы он шел спокой но, неторопливо, а не несся во весь опор. Пропустив его шагов на пять вперед, обернитесь и напряженно, вложив всю волю в свой взгляд, пристально посмотрите этому человеку в заты лок. И приказывайте про себя: "Остановись, я тебе приказы ваю!". А потом подсчитайте, в скольких случаях из десяти у вас получится. Согласно общепринятой науке он не должен обер нуться ни разу!

Необходимое предостережение! Проделывая этот опыт на ма лолюдной улице, всетаки обращайте внимание на личность прохожего. Чтобы потом не случилось беды! Например, чтобы он не был явно душевнобольным, пьяным или накачанным "братком" с бритой головой, толстой шеей и с такой же золотой цепочкой на ней... Боже, да я, кажется, описал здесь свой соб ственный портрет! До чего же бывает обманчива внешность – просто диву даешься!

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ КАДР

Ну что, обещал я вам, что дальше будет веселее? Тогда по слушайте историю про внушение на уровне подсознания – метод, уже имеющий колоссальное применение. В чем же тог да необычность этой истории? А в пикантности применения метода.

Шел 1965 год, я заканчивал аспирантуру, и дело шло к защи те диссертации. Всю весну я готовил материалы к защите. На писал автореферат, после чего ученый совет официально утвер дил оппонентов и день защиты – чтото в конце июня. В июле все массово уходили в отпуск, и уже кворума на совете не собе решь. Отпечатали и разослали по списку адресов авторефера ты, и я стал готовить плакаты к докладу. Двадцать – двадцать пять плакатов – это нешуточная работа месяца на полторадва. Да еще их надо было выполнить красиво – денегто на худож ника не было.

Но главная проблема была в том, что я под конец испортил отношения с аспирантурой. В аспирантуру поступила анонимка (как говорил мой другсобутыльник пенсионер Лукьяныч – "онанимка"), что я хулиганю в общежитии, веду аморальный образ жизни и даже целюсь из пистолета в аспиранта Уткина. Уткина вызвали, он подтвердил, что я целился в него, но поче муто не выстрелил.

Так или иначе, мне в характеристику (которая была обяза тельна при защите диссертации) все это вписали. Подписали начальник аспирантуры и профорг, который меня даже не знал. А комсорг Саша Лисицын, который учился в том же вузе, что и я, и который потом стал директором нашего огромного ин ститута – ВНИИЖТа, подписывать отказался, дескать, нужно разобраться. Он встретился со мной и сказал, что эту характе ристику не подпишет, а руководство не напишет хорошую. И по этому бери, говорит, другую характеристику в другом месте, где сможешь. Я – к моему научному руководителю Федорову, по каялся, так, мол, и так. Он, сощурясь, посмотрел на меня и выс казал свое мнение:

– Ну и сволочи же у тебя друзьяаспиранты! Хорошо, еслиты морду побил комунибудь, то это, может, так и надо было. Особенно автору анонимки! А то, что ты целился из пистолета в аспиранта – не верю! Ты же мог запросто его побить, зачем же стрелять в него? Будет тебе характеристика!

Но несколько членов ученого совета были настроены враж дебно, и число таковых было мне неизвестно. Они могли суще ственно повлиять на ход голосования при защите диссертации.

И вот что тогда я придумал. Гдето я слышал или читал в газе те под рубрикой "Их нравы" про двадцать пятый кадр. Сейчас все знают про него, даже используют при изучении иностран ных языков, а тогда это было совсем в новинку.

Писали, что некоторые "недобросовестные западные фир мы" вставляют в киноленты, где в секунду проходит 24 кадра, этот 25й кадр, например, с надписью: "Пейте кокаколу!". Пос ле чего все, кто просмотрит фильм с этими вставками, тут же гурьбой отправляются пить эту неведомую нам тогда кокаколу до полного мочеизнурения. При этом никто не осознает этого 25го кадра, его просто невозможно заметить, но на подсозна ние он вроде бы действует.

А у меня имелся фильм – 10ти минутка про испытания скре пера, – который я хотел показать на защите диссертации. И на чал меня точить червь экспериментаторства – дайка, вставлю в этот фильм через каждые 24 кадра еще один – с надписью: "Голосуй – за!" Но что бы я сам ни сделал с пленкой, мимо киномеханика ведь это не пройдет.

Поэтому познакомился я с киномехаником, мрачным парнем по имени Леша, и полушутяполусерьезно рассказал ему о своей затее. Леша уже слышал про эти "западные штучки" и заинте ресовался. Мы выпили с ним за эксперимент, и он не только дал согласие на демонстрацию такого сборного фильма, но и обе щал помочь.

Я изготовил бумажный плакат с четкой надписью: "Голо суй – за!". Затем Леша около минуты снимал этот плакат кино аппаратом. Кадров получилось даже больше, чем надо. А потом мы нарезали весь фильм на кусочки по 24 кадра и вклеивали 25й кадр. Заняло это часа два, причем на это время мы запер ли монтажную комнату и никого туда не пускали. Коробку с филь мом забрал я, а плакат и лишние кадры мы уничтожили. Я по просил Лешу держать язык за зубами, и он ответил: "Моги ла!", сделав такой жест, как будто зашивает себе губы иголкой с ниткой.

Итак, 26 ноября в 14.00 – защита. Я принял "на грудь" ста кан портвейна для храбрости и пошел в конференцзал разве шивать плакаты. Фильм отдал мрачному Лешекиномеханику.

Члены совета, покашливая, собирались. Среди гостей был мой дядя со своей женой, моя жена Лиля и специально приехав ший из Тбилиси ее начальник Геракл Маникашвили.

По залу прошел слух, что известный писатель Георгий Гу лиа пришел послушать защиту своего племянника. Члены сове та подходили к нему – поздороваться и выказать восхищение его произведениями. Это подняло мой, как сегодня скажут, "рей тинг".

Я бодро и, главное, громко сделал доклад. На сей раз без кав казского акцента, даже со столичным "шиком". Да и работа была, говорят, неплохой, много публикаций, ну а скрепер мой все члены совета знали, – если не видели на опытном заводе, то, по крайней мере, слышали "реактивный" свист его раскру ченного маховика.

А в заключение я предложил членам совета посмотреть фильм про испытания скрепера. Я нажал кнопку на пульте, в зале погас свет и пошел фильм. Я так боялся, что лента оборвется и остановится на кадре: "Голосуй за!", но этого не случилось. Фильм я потом забрал у Леши и уничтожил.

Все члены совета поступили так, как рекомендовал им сде лать 25й кадр, и после подсчета голосов меня стали поздравлять. Банкет был назначен вечером того же дня в ресторане Будапешт. Деньги привезла из Тбилиси Лиля, да и дядя помог. Все было путем, Лиля танцевала с моими коллегами по лаборатории. Она блистала своей прической и танцевальным мастерством – гим настка всетаки! Я постарался не "нажраться" и не устроить де бош. Короче говоря, все было до неправдоподобия культурно!

КОШАЧЬЯ ТЕЛЕПАТИЯ

Ну а сейчас и вовсе неправдоподобная история. Мало нам человечьей телепатии, а тут – нате вам еще и кошачью! Прямо чушь собачья, вернее, кошачья, получается! Но как ни крути, все, о чем я сейчас вам расскажу, – истинная правда.

Живет у нас в семье любимый кот по кличке Бася. Важный сибиряк такой, с большим собственным достоинством. Главней ший член нашей семьи – у него и паспорт есть, в нем так и запи сано – Бася Гулиа. Национальность? Да! Кошачья, разумеется.

Так вот, с некоторых пор наш Бася, стоит моей жене Тамаре войти в подъезд, подходит к дверям на лестницу и начинает, мяукая, царапать обивку. Как будто пытается открыть дверь. Даже если он до этого спал, то внезапно просыпается и уверен но бежит к двери.

Живем мы на девятом этаже, в подъезде постоянно ходят люди, да и дверь там закрывается бесшумно. Пока подойдет лифт, пока он останавливается на промежуточных этажах, про ходит до трех минут. Но Бася подходит к дверям именно тогда, когда Тамара заходит в подъезд. "Вычислить" время ее прихода домой Бася не мог бы – Тамара может появиться когда угодно, здесь нет никакой закономерности.

Но это не все. Бывало, что Бася не подходил к двери даже тогда, когда Тамара уже входила в квартиру, открывая дверь ключом. Поднимет голову, посмотрит – кто пришел, и снова засыпает. В чем же дело?