Текст книги "Сила Трех"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Час спустя Мак устало топал вдоль заснеженного берега. Вода пришла и ушла, унеся с собой часть снега. Но влага и холод сделали свое дело; остатки превратились в настоящие кирпичи.

Ветер, дувший со стороны моря, был ледяным. Хотя Мак был тепло одет, пальцы рук и ног начинали ныть.

Лениво думая о горячем душе и огненном кофе, Мак изучал место, где ему явилась женщина в первый вечер пребывания на острове.

– Какого черта вы здесь делаете?

Он поднял взгляд, увидел стоявшую на волноломе Рипли и слегка смутился, поняв, что вместо горячего кофе тут же подумал о жарком сексе.

– Работаю. А вы?

Рипли подбоченилась. Мак, не видя ее ярко-зеленых глаз, прикрытых темными очками, пожалел о том, что не взял свои собственные солнечные лучи, отражавшиеся от снега, ослепляли.

– Работаете? Над чем? Хотите превратиться в снежного человека?

– В этих местах йети не водятся.

– Да? Посмотрите на себя.

Бук опустил глаза. Действительно, он был весь в снегу. Когда дойдет очередь до горячего душа, едва ли ему удастся быстро избавиться от одежды.

– Кажется, я с головой ушел в работу, – пожав плечами, сказал он.

Поскольку гора идти к Магомету явно не желала, Магомет сам пошел к горе. Сделать это было нелегко, потому что над коленями Мака образовались настоящие снежные заносы. Но он все же добрел до волнолома и остановился, пытаясь отдышаться.

– Вы когда-нибудь слышали про обморожение? – саркастически спросила Рипли.

– Я еще ощущаю кончики пальцев, но спасибо за заботу. Как насчет кофе?

– Увы, с собой у меня его нет.

– Если так, угощаю.

– Я на работе.

– А вдруг я действительно обморозился? – Мак повернул голову и бросил на нее умоляющий взгляд. – Разве долг слуги общества не велит доставить меня в теплое и безопасное место?

– Нет, но я могу вызвать вам «Скорую».

– Ну что ж, валяйте. – Он забрался на стену, прижав к себе камеру, и встал рядом с Рипли. – Куда вы направляетесь?

– А что?

– Я подумал, что там может быть кофе. Рипли вздохнула. Бук выглядел совершенно замерзшим. Это было душераздирающее зрелище.

– Ладно, пойдемте. Я отведу вас.

– Сегодня утром я не видел вас в спортивном зале.

– Я поздно встала.

– И в поселке тоже.

– Зато вы видите меня сейчас.

Походка у Рипли была стремительная и размашистая. Мак едва успевал за ней.

Она остановилась у полицейского участка и смерила Бука взглядом.

– Стряхните снег с ботинок.

Мак послушно затопал ногами; при этом с его пальто и брюк сошла небольшая лавина.

– О боже… Повернитесь. – Рипли стала смахивать снег с его спины. Зайдя спереди, она слегка нахмурилась. Потом она подняла глаза и увидела, что Мак улыбается.

– Над чем смеетесь? – сурово спросила она.

– Может быть, мне нравятся ваши прикосновения. Не хотите, чтобы я отряхнул вас?

– Думайте, что говорите, иначе не получите кофе. – Рипли распахнула дверь настежь и почувствовала острую досаду, не увидев Зака.

Она сняла перчатки, пальто и размотала шарф; Мак сделал то же самое.

– Какого черта вам понадобилось ползать в снегу?

– Вы действительно хотите это знать?

– Думаю, что нет. – Она вылила из кофеварки остатки бурой жидкости.

– И все же я отвечу. До того я был в роще и нашел место, где вы в ту ночь… столкнулись с Ремингтоном.

У Рипли вновь заныло внизу живота: похоже, именно так действовал на нее Бук.

– Откуда вы знаете?

Мак взял протянутую ею чашку.

– Это моя работа. Вы закрыли круг, верно?

– Поговорите об этом с Майей.

– Скажите только «да» или «нет». Это нетрудно.

– Да. – Ею овладело любопытство. – А что?

– Потому что там осталось энергетическое эхо такой силы, с которой мне до сих пор сталкиваться не приходилось. Сильнейшая магия.

– Я уже сказала, это по части Майи.

Он терпеливо ждал, пока кофе остынет.

– Есть какая-нибудь особая причина, из-за которой вы с ней не ладите, или так было всегда?

– Не ваше дело.

– Ладно, оставим это. – Он сделал глоток. Вкус был премерзкий, но Маку случалось пить кофе и хуже. – Хотите пообедать вечером?

– Хочу и собираюсь это сделать. Мак усмехнулся.

– Я имею в виду со мной.

– Нет.

– Если мы не пообедаем, мне будет трудно снова поцеловать вас на прощание.

Она оперлась о столик, на котором стояла кофеварка.

– Продолжения не будет.

– Я надеюсь, что после совместно съеденной пиццы вы передумаете.

Она уже и так передумала. Достаточно было одного взгляда на Мака, чтобы в ней проснулся аппетит.

– Вы все делаете так же хорошо, как целуетесь?

– Как я должен ответить на этот вопрос, чтобы не выглядеть идиотом?

– Разумно. Скажем так: я обдумаю ваше предложение. Но если соглашусь, это не будет иметь никакого отношения к вашей работе.

– Согласен. – Он протянул руку.

Рипли хотела сделать вид, что не заметила, но не пожелала показаться трусихой. Она обменялась с Маком рукопожатием и почувствовала большое облегчение, когда ничего особенного не случилось. Но Бук не торопился отпускать ее ладонь.

– Кофе чудовищный.

– Я знаю.

«Все это совершенно естественно, – сказала она себе. – Тяга женщины к мужчине. Дрожь ожидания. Воспоминание о том, на что способны его губы».

– О черт! – Она придвинулась к нему. – Ладно, твоя взяла.

– На это я и надеялся. – Мак поставил чашку, обхватил ладонями ее лицо, и от этого прикосновения по спине Рипли побежали мурашки.

Губы Мака прильнули к ее рту, и у Рипли закружилась голова.

– О боже… У тебя действительно здорово получается.

– Спасибо. – Ладонь Бука легла ей на шею. – А теперь постой спокойно, ладно?

Рипли обвила руками его талию, прижалась к нему и застыла на месте.

Сквозь ресницы она видела его широко открытые глаза. Бук смотрел на нее так, словно она была единственной женщиной на свете. Первой и последней. До сих пор Рипли в этом не нуждалась, но видеть такой взгляд было несказанно приятно.

Пальцы, лежавшие на ее шее, неторопливо задвигались, нащупывая точки, о существовании которых Рипли и не догадывалась. Удовольствие сменилось желанием.

Рипли прижалась к нему всем телом. Сердце безудержно заколотилось.

Мак на мгновение застыл и слегка отстранил ее дрожащими руками.

– О… – выдохнула она. – Надо отдать тебе должное. Ты изучал экзотическую сексуальную магию или как там это называется?

– Вообще-то… – Мак откашлялся. Ему действительно требовалось присесть. Ослабли ноги. – Можно сказать, да, но это не было моей главной целью.

Рипли пристально посмотрела на него:

– Кажется, ты не шутишь.

– Сексуальные обряды и обычаи часто являются важным элементом… Может быть, лучше показать?

– Нет, нет, – Рипли подняла руку. – Я на дежурстве, а ты уже довел меня до совершенно невозможного состояния. Я скажу, когда захочу съесть с тобой пиццу.

– Дай мне пять минут, и ты захочешь. – Бук сделал шаг вперед, но ладонь Рипли уперлась ему в грудь.

– Ни в коем случае. Надевай пальто и проваливай.

Какое-то мгновение ей казалось, что Мак не послушается. Но тот отступил, словно по мановению волшебной палочки.

– Когда придет время, я бы хотел, чтобы пицца оказалась огромной.

– Как ни странно, я тоже.

– Это упрощает дело. – Он натянул пальто и взял камеру. – Был безмерно рад встретиться вами, помощник шерифа Тодд. Спасибо за кофе.

– Мы всегда к вашим услугам, доктор Бук.

Выйдя на улицу, Мак натянул лыжную шапочку. «Придется вернуться на берег и нырнуть в ледяную воду, – подумал он. – Если не утону, то остыну».

Для этого потребовались разговоры со множеством людей, подкуп и упорство бульдога. Но ради хорошей истории Джонатан К. Хардинг не останавливался ни перед чем.

Чутье, которое Хардинг считал важнейшим условием успеха в избранной им области, подсказывало, что Ивен Ремингтон позволит ему написать лучший очерк десятилетия.

Дело было вовсе не в том, что скандал еще не утих. Хардинг плевать хотел на самого Ремингтона, скрывавшего свое подлинное лицо от окружающих, – в том числе от своих лощеных голливудских клиентов, принадлежавших к сливкам общества. И на подробности бегства его молодой жены, рискнувшей жизнью ради того, чтобы освободиться от оскорблений, издевательств, буйств и угроз, Хардингу было тоже наплевать.

Такие мелочи не стоили его внимания.

Он навел кое-какие справки и получил достаточное количество документально подтвержденных сведений о том, куда она бежала, как бежала, где работала и жила первые восемь месяцев после того, как сбросила свой «Мерседес» со скалы. Это был лакомый кусок – бывшая жена известной личности, балованная принцесса, жившая в дешевых меблированных комнатах, работавшая по договору поваром или официанткой и переезжавшая из города в город, выкрасив волосы и сменив имя.

На это стоило потратить немного чернил.

Но по-настоящему Хардинга волновал лишь период времени между ее высадкой на клочке суши посреди Атлантики и арестом Ремингтона.

Сведений об этом периоде было недостаточно для эффектной концовки очерка. Возможно, их искусно утаивали.

Ремингтон обнаруживает ее след. Совершенно случайно. Находит ее. Затем на сцене появляется герой-любовник, местный шериф, получивший удар ножом, но продолживший свою благородную миссию.

Шериф настиг Ремингтона в роще, уговорил его не перерезать горло неверной красавице-героине. Наконец он бросил злодея за решетку и отправился накладывать швы.

Хороший парень спасает девушку. Плохой парень попадает в палату с войлочными стенами. Хороший парень женится на девушке. Все счастливы.

В течение нескольких недель после ареста Ремингтона эту историю мусолили в прессе на все лады. После чего забыли, как случается с большинством сенсаций.

Но кое-какие слухи по-прежнему витают в воздухе салонов. Неподтвержденные слухи. Видите ли, тогда в роще произошло нечто большее, чем очень своевременный арест.

Колдовство. Магия.

Сначала Хардинг хотел развенчать эту идею, посвятив ей несколько дюймов в своей колонке, но только смеха ради. В конце концов, Ремингтон был буйнопомешанным. Его рассказ о событиях той ночи, за который Хардинг выложил немалые деньги, едва ли можно было воспринимать всерьез.

И все же…

Доктор Макаллистер Бук, этот Индиана Джонс паранормального, временно переселился на Три Сестры.

Разве этого недостаточно, чтобы навострить уши?

Хардинг знал, что Бук не из тех, кто тратит время даром. Ради своих странных исследований этот человек прорубался сквозь джунгли, странствовал в пустыне и поднимался в горы. Причем тратил на это главным образом собственные деньги, которых у него, правда, было полно.

Но времени даром он не тратил.

Он чаще опровергал случаи пресловутой магии, чем подтверждал их. Но если уж подтверждал, то люди к этому прислушивались. Во всяком случае, умные люди.

Если слухи были всего лишь слухами, то с какой стати Бук отправился на Три Сестры? Элен Ремингтон – прошу прощения, Нелл Ченнинг-Тодд – не делала никаких заявлений. Конечно, она дала показания полиции, но в ее рассказе не было ни слова о колдовстве. Репортеры пытались что-нибудь выудить у ее адвокатов, однако тоже потерпели неудачу.

И все же Макаллистер Бук счел, что Три Сестры стоят его времени. Это заинтересовало Хардинга. Заинтересовало до такой степени, что он сам прочитал все, имевшее отношение к острову, его загадке и легендам о нем.

Чутье репортера тут же подсказало ему, что тут пахнет сенсацией. Большой, жирной и пряной.

Он уже пытался получить интервью у Мака, но безуспешно. Буки были умопомрачительно богаты, влиятельны и до невозможности чопорны. Будь они чуть менее консервативны, он смог бы написать серию статей об этой семейке и ее отпрыске, гонявшемся за привидениями.

Но никто не пошел ему навстречу. В том числе сам Макаллистер.

Было очень обидно.

Требовалось найти подходящий рычаг и как следует нажать на него, чтобы добиться своего. Хардинг был уверен, что Ремингтон с удовольствием помог бы ему приподнять завесу, за которой скрывалась тайна.

В конце концов, это пошло бы ему только на пользу.

Хардинг шагал по коридору отделения для буйных. Ремингтон был официально признан невменяемым; это спасло налогоплательщиков как от долгого и дорогого судебного процесса, так и от пространных комментариев, которыми бы его сопровождала пресса.

Факты гласили, что на ноже, которым был ранен шериф острова, были найдены отпечатки пальцев Ремингтона. Шериф и две свидетельницы, среди которых была помощница шерифа, заявили, что Ремингтон приставил нож к горлу жены шерифа и угрожал ее убить.

Черт побери, Ремингтон не просто признался в содеянном, но продолжал вопить, что зарежет ее, бормотал, что их разлучит только смерть, и призывал сжечь эту распутную ведьму на костре.

Физическая улика, показания свидетелей и бессвязная болтовня Ремингтона позволили упрятать его в зарешеченное и тщательно охраняемое отделение сумасшедшего дома.

К лацкану безукоризненно сшитого пиджака Хардинга был прикреплен значок посетителя; безупречно завязанный галстук был того же цвета древесного угля, что и костюм.

Коротко подстриженные темные волосы, слегка тронутые сединой, обрамляли румяное прямоугольное лицо с грубыми чертами; когда Хардинг улыбался, его темно-карие глаза превращались в щелки. Губы у него были тонкими, а когда он злился, исчезали совсем.

Будь его внешность и тембр голоса немного более приятными, Хардинг мог бы пробиться на телевидение и вести новости.

Когда-то он хотел этого так же, как некоторые мальчики жаждут прикоснуться к женской груди. Жадно и сладострастно. Но телекамера была его врагом. Она подчеркивала его недостатки и превращала короткое тучное туловище в настоящий обрубок.

Как сказал один злоязычный звукооператор, его голос напоминал вопли гуся, которого режут.

Жестокое разочарование в детской мечте сделало Хардинга тем, кем он был в настоящее время. Холодным и бессердечным газетным репортером.

Он прислушивался к эху отпираемых замков и скрипу тяжелых дверей. Нужно будет использовать это, когда он станет описывать свой визит: зловещий скрежет металла о металл, бесстрастные лица охранников и санитаров, неожиданно приятный запах безумия.

У одной двери пришлось подождать. Его ждала последняя проверка. Тут дежурил служащий, на столе которого стояло несколько мониторов.

Хардингу сказали, что обитатели этого отсека находятся под круглосуточным наблюдением. Когда он окажется наедине с Ремингтоном, то и сам попадет под наблюдение. Мысль была успокаивающая.

Последняя дверь открылась. Хардингу напомнили, что в его распоряжении тридцать минут.

Он собирался использовать их с наибольшей пользой.

* * *

Ивен Ремингтон не был похож на человека, которого Хардинг привык видеть на страницах глянцевых журналов или на сверкающем экране цветного телевизора. Он сидел в кресле, облаченный в ярко-оранжевый комбинезон. Спина его была идеально прямой, запястья сковывали наручники.

Его волосы, прежде длинные и золотые, теперь были короткими и тускло-желтыми. Когда-то красивое лицо казалось одутловатым. Сказывались назначенная диета, лекарства и отсутствие визажиста. Рот был вялым, глаза – мертвыми, как у куклы.

«Его накачивают успокоительными», – подумал Хардинг. Возьмите человека с диагнозом «опасен для общества», добавьте к этому несколько психозов, склонность к Насилию, и каждый скажет, что для такого типа лекарства – настоящее благо.

Похоже, добраться до сознания Ремингтона через химический лабиринт и мечтать не приходилось.

У дверей за спиной Ремингтона стоял зевающий охранник. Хардинг сел по другую сторону стойки и посмотрел сквозь прутья.

– Мистер Ремингтон, меня зовут Хардинг. Джонатан К. Хардинг. Вы ждали меня?

Ответа не последовало. Хардинг мысленно чертыхнулся. Неужели они не могли дать ему эти зомбирующие таблетки после интервью?

– Мистер Ремингтон, вчера я говорил с вашей сестрой. – Молчание. – С вашей сестрой Барбарой.

Из уголка рта Ремингтона потекла слюна. Брезгливый Хардинг тут же отвел глаза.

– Я надеялся поговорить с вами о вашей бывшей жене и о том, что произошло на Трех Сестрах в ночь вашего ареста. Я работаю в «Ферст мэгэзин».

Во всяком случае, так было в данный момент. На взгляд Хардинга, издатели этого журнала становились все более скупыми и привередливыми.

– Я хочу написать о вас статью, мистер Ремингтон. Изложить вашу точку зрения на случившееся. Ваша сестра очень хотела, чтобы вы поговорили со мной.

Это было не совсем так, но он убедил Барбару, что интервью может вызвать сочувствие к Ивену и помочь ее адвокатам, хлопотавшим о переводе брата в частную клинику.

– Я мог бы помочь вам, мистер Ремингтон… Ивен, – поправился он. – Я хочу помочь вам.

Ответом ему был все тот же пустой и мертвый взгляд. От этого взгляда по спине бежали мурашки.

– Я собираюсь поговорить со всеми участниками и получить полную картину случившегося. Собираюсь поговорить с вашей бывшей женой. Собираюсь получить интервью у Элен.

При звуке этого имени что-то зажглось в глубине бесцветных глаз.

«Все-таки он не совсем спятил», – подумал Хардинг и слегка подался вперед.

– Вы ничего не хотите передать Элен? Какую-нибудь весточку?

– Элен.

Голос был хриплым и напоминал шепот. Хардингу показалось, что по его спине провели ледяным пальцем.

– Да, да, Элен. Я собираюсь вскоре увидеться с Элен.

– Я убил ее. – Слюнявые губы сложились в ослепительную улыбку. – В лесу, в темноте. Я убиваю ее каждую ночь, потому что она все время возвращается. Смеется надо мной, и я убиваю ее.

– Что случилось той ночью в лесу? Что случилось с Элен?

– Она убежала от меня. Сами понимаете, она сумасшедшая. Иначе, с какой стати ей было убегать. Совершенно ясно, что она не может от меня убежать! Мне пришлось убить ее. Ее глаза обжигали.

– Синим пламенем? Они жгли, как синее пламя?

– Это была не Элен. – Глаза Ремингтона стали острыми; казалось, из них вылетели черные птицы. – Элен была тихой и послушной. Она знала, кто из нас главный. Она знала. – Пальцы Ремингтона стали царапать ручки кресла.

– А кто же это был?

– Ведьма. Все они вышли из ада. И принесли с собой свет, много света. Они ослепляли и проклинали меня. Змеи под моей кожей. Змеи. Круг света. Круг крови. Вы видите, видите?

Какое-то мгновение Хардинг действительно видел. Картина была ясной, как на ладони, и очень страшной… Он с трудом поборол дрожь.

– Кто это «все они»?

– Все они были Элен. – Ивен засмеялся. От этого визгливого смеха по спине Хардинга побежали мурашки, а волосы встали дыбом. – Все Элен. Сожгите ведьму. Я убиваю ее каждую ночь. Каждую ночь, но она возвращается!

Он начал кричать так, что испуганный Хардинг вскочил с места. К Ремингтону быстро шагнул охранник.

«Сумасшедший, – твердил себе Хардинг, когда служители вывели его из комнаты. – Безумный, как Оболваненный Шляпник из „Алисы в стране чудес“.

И все же… все же…

Запах сенсации был слишком силен. Сопротивляться ему было невозможно.

* * *

При мысли провести вечер в доме ведьмы кое-кто стал бы нервничать. А занервничав, запасся бы веточкой аконита, который в Новой Англии называют «проклятием волков», или насыпал бы в карман соли.

Однако Мак приехал, вооруженный лишь диктофоном, блокнотом и бутылкой хорошего каберне. Всю первую неделю, проведенную на острове, он терпеливо ждал, надеясь на приглашение.

Ему предстоял обед с Майей Девлин.

У него было сильное искушение приехать самому, побродить в лесу и заглянуть в тень маяка. Но, по его понятиям, это было бы невежливо.

Терпение и вежливость окупают себя; в конце концов, Майя небрежно спросила, не хочет ли он приехать к ней на обед. Он так же небрежно принял предложение.

Сейчас, поднимаясь к дому Майи по прибрежному шоссе, Мак был полон ожиданий. Ему о многом хотелось расспросить Майю – в частности, потому, что Рипли умолкала каждый раз, когда он пытался задавать ей вопросы, а к Нелл еще нужно было найти подход.

Предупреждения двух ведьм сделали свое дело. Следовало ждать, когда Нелл придет к нему сама или когда путь к ней окажется свободен, с точки зрения ведьм, разумеется.

Что ж, времени хватало. Тем более что он прятал туза в рукаве…

Ему понравился старинный каменный дом на скале, противостоявший морю и времени. Искусно вырезанные фронтоны, романтичная «тропинка вдовы», таинственные башенки, белый луч маяка, разрубающий темноту, как широкий меч, озаряющий море, каменный дом и дремучий лес.

«Место уединенное, – подумал Мак, припарковавшись. – Вызывающе уединенное, поразительно красивое и очень подходящее для Майи».

Подъездная аллея и дорожка были аккуратно расчищены. Он не мог представить себе женщину типа Майи Девлин, орудующую лопатой. Может быть, это мужской шовинизм?

Он подумал и решил, что нет. Дело было не в принадлежности Майи к женскому полу, а в ее красоте. Просто нельзя было представить ее за таким неэлегантным занятием.

Как только Майя открыла дверь, он убедился, что был прав.

На ней было длинное закрытое платье цвета древесной листвы, говорящее мужчине, что все скрывающееся под этим платьем совершенно. От Майи нельзя было отвести глаз.

В ее ушах и на пальцах сверкали самоцветы. Резной диск на серебряной цепочке свисал с шеи и едва не доставал до талии. Ее ноги были соблазнительно босыми.

Галерея, окружающая верхний этаж.

Майя улыбнулась и протянула руку.

– Рада, что вы пришли, да еще с подарками. – Она приняла бутылку и заметила, что это ее любимое вино. – Как вы узнали?

– Что? Ах, вы про вино… Откапывание нужных данных – моя работа.

Майя засмеялась и впустила его.

– Добро пожаловать в мой дом. Давайте ваше пальто.

Она стояла близко и кончиками пальцев касалась его руки. Для обоих это было что-то вроде проверки.

– Велико искушение сказать: «Войди в мою светлицу». – Снова прозвучал ее негромкий грудной смех. – Так и скажу. – Она сделала жест в сторону комнаты, смежной с просторной прихожей. – Чувствуйте себя как дома. Я открою вино.

Слегка сбитый с толку, он вошел в большую комнату. В камине ярко пылал огонь. Комната была полна тканей теплой расцветки, сверкающего дерева и стекла. Пол с широкими половицами покрывали красивые ковры, поблекшие от времени.

Здесь царило богатство. Обстановка была удобная, изящная и очень женственная.

В высокой прозрачной вазе стояли белоснежные лилии, лепестки которых напоминали звезды.

В воздухе струился аромат лилий и самой хозяйки.

«От такого кровь побежала бы в жилах даже у мертвеца», – подумал Мак.

На полках с книгами лежали друзы хрусталя, стояли красивые флаконы и необычные статуэтки. Мак стал рассматривать книги. «Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты».

– Я практичная женщина.

Он вздрогнул. Майя возникла из пустоты, как струйка дыма.

– Простите, не понял.

– Практичная, – повторила она, ставя на стол поднос с бутылкой и двумя бокалами. – Книги – это моя страсть, и я открыла магазин, чтобы сочетать полезное с приятным.

– Ваша страсть довольно эклектична.

– Однообразие утомляет. – Майя наполнила бокал и протянула Маку, глядя ему прямо в глаза. – Вы не станете с этим спорить, потому что ваши интересы не менее разнообразны.

– Да. Спасибо.

– Раз так, то за разнообразие страстей. – Майя чокнулась с ним, улыбаясь одними глазами. Продолжая улыбаться, она села на диван и похлопала рукой по обивке. – Садитесь рядом. Расскажите, • что вы думаете о нашем маленьком острове.

То ли в комнате было слишком жарко, то ли Майя сама излучала тепло… Но он сел.

– Мне здесь нравится. Поселок достаточно необычен, чтобы не казаться скучным, а люди достаточно дружелюбны, чтобы не казаться излишне любопытными. Ваш магазин вносит нотку светскости, море – нотку очарования, а леса – нотку тайны. Мне здесь уютно.

– Очень рада. А в моем маленьком коттедже вам уютно?

– Не то слово. Я уже проделал большую работу.

– Вы тоже практичный человек, верно, Макаллистер? – Она сделала глоток, припав красными губами к красному вину. – Хотя многие считают избранную вами профессию непрактичной.

Внезапно Маку стал тесен воротник рубашки.

– Знание всегда практично.

– Значит, именно это вы и ищете? Знание? – Майя подобрала под себя ноги; при этом ее колено слегка коснулось голени Бука. – Ищущий ум очень притягателен.

– Да. Гм-м… – Он залпом выпил половину бокала.

– Каков ваш… аппетит? Мак покраснел.

– Аппетит?

«Он просто прелесть», – подумала Майя.

– Может быть, пройдем в столовую? Я накормлю вас.

– Замечательно. Спасибо.

Вставая, Майя вновь провела кончиками пальцев по его руке.

– Возьмите вино, красавчик.

«О боже», – только и подумал он.

Столовая могла бы показаться пугающе-чопорной: огромный стол красного дерева, просторные буфеты и стулья с высокими прямыми спинками. Но тут было не менее уютно, чем в гостиной. Здесь тоже царили теплые цвета: винный соседствовал с темно-золотистым.

Благоухали цветы тех же оттенков, стоявшие в вазе из резного хрусталя. Огонь слегка потрескивал, словно аккомпанируя негромкому звучанию арф и флейт.

Три окна вдоль стены оставались незашторенными, создавая контраст убранства комнаты с черной ночью и белым снегом. Все было совершенно, как на хорошей фотографии.

К этому великолепию добавлялись сочное баранье жаркое и пламя десятка свеч.

Если Майя собиралась оформить сцену для романтического свидания, то она явно преуспела.

Пока они ели, Майя поддерживала беседу о литературе, искусстве, театре и следила за гостем с лестным для того вниманием.

«Это почти гипноз, – думал он. – То, как она смотрит на мужчину. Прямо, открыто, во все глаза».

Ее кожа отражала пламя свеч так же, как мрамор отражает лучи солнца, дымчатые глаза казались золотыми. «Грубого карандашного наброска тут недостаточно, – думал Мак. – Чтобы написать ее портрет, нужны холст и масло».

Его удивило поразительное совпадение их вкусов. Те же любимые книги, та же музыка.

Впрочем, у каждого из них было достаточно времени, чтобы узнать подноготную друг друга. Он знал, что Майя выросла здесь, в этом доме, и была единственным ребенком в семье.. Родители сбросили с себя бремя заботы о дочери на плечи Лулу. Она окончила университет в Радклиффе и получила ученые степени по искусству и бизнесу.

Ее родители покинули остров еще до того, как она окончила университет, и приезжали сюда редко.

Родом Майя была из богатой семьи, как и он сам.

Она не участвовала в шабашах, не принадлежала к какой-либо группе или организации, тихо и одиноко жила там, где родилась. Никогда не была замужем и вообще никогда не жила с мужчиной.

Его это изумляло. Такая женственная, такая элегантная…

– Вам нравится путешествовать? – спросила она.

– Да как сказать… Путешествия доставляли мне удовольствие, когда я был моложе. Мне нравилось бросать все, паковать вещи и отправляться в путь по первому велению души или долга.

– А жизнь в Нью-Йорке? Атмосфера этого города так возбуждает, так стимулирует…

– В этом есть свои преимущества. Но моей работой можно заниматься где угодно. Вы часто бываете в Нью-Йорке?

– Нет. Я редко покидаю остров. Все, в чем я нуждаюсь и чего хочу, находится здесь.

– А музеи, театры, картинные галереи?

– Я не испытываю особой тяги к ним. Предпочитаю свои скалы, свой лес, свою работу. И свой сад, – добавила она. – Какая жалость, что сейчас зима и нельзя прогуляться по саду. Придется ограничиться кофе и десертом в гостиной.

Майя угостила его нежнейшими профитролями, которые он съел с удовольствием. Предложила бренди, от которого он отказался. Где-то в глубине дома часы пробили один раз, когда Майя снова уютно устроилась на диване рядом с ним.

– Доктор Бук, вы, должно быть, человек с необыкновенной силой воли, привыкший держать себя в узде.

– Сильно сомневаюсь. Что вы хотите этим сказать?

– То, что вы находитесь в моем доме и провели наедине со мной уже два часа. Я зажгла свечи, потчевала вас вином и музыкой. А вы не только не проявили ко мне профессионального интереса, но даже не попытались меня обольстить. Я не знаю, что делать. То ли восхититься вашей стойкостью, то ли обидеться.

– Я думал и о том и о другом.

– В самом деле? И что же вы надумали?

– Что вы пригласили меня к себе, поэтому вести разговор на профессиональные темы совершенно неприемлемо.

– Ах… – Майя закинула голову, давая ему возможность наклониться и прильнуть к ее губам. – А как насчет обольщения?

– Если мужчина находится от вас в радиусе полумили и не мечтает об этом, ему нужно немедленно обратиться к врачу.

– Послушайте, вы мне нравитесь. Честно говоря, куда сильнее, чем я ожидала. А теперь прошу прощения за то, что я пыталась поймать вас на крючок.

– За что? Это мне льстило.

– Мак… – Она наклонилась и слегка прикоснулась губами к его рту. – Мы будем друзьями, правда?

– Надеюсь, что да.

– Может быть, более тесные отношения доставили бы мне удовольствие, но это продолжалось бы недолго и сильно запутало бы судьбы.

– Вашу или мою?

– Обе, и не только. Нам не суждено быть любовниками. Я не знала, что вы уже поняли это.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что слегка разочарован.

– Я обиделась бы, если бы вы не испытывали разочарования. – Она забросила на спину водопад темно-рыжих кудрей. – Задавайте профессиональные вопросы, которые вертятся у вас на языке. Я отвечу, если смогу.

– Круг в роще у коттеджа. Когда вы его создали?

Удивленная Майя выпятила губы и встала, пытаясь выиграть время.

– Неплохо… – сказала она, подойдя к окну. – Как вы его обнаружили? – Майя помахала рукой, не дав Маку открыть рта. – Не обращайте внимания. Это ваша работа. Я не могу ответить на этот вопрос. Речь идет о других людях, которые могут не хотеть этого.

– Мне известно о Рипли и Нелл. Она быстро оглянулась.

– Откуда?

– Благодаря исследованию, использованию метода исключения и наблюдению. – Бук пожал плечами. – В конце концов, я неплохо знаю свое дело. Но к Нелл я не обращался, поскольку вы с Рипли возражали против этого.

– Понятно. Испугались того, что мы с вами сделаем, если вы не захотите считаться с нашими возражениями?

– Нет.

– Нет? Коротко и ясно. Вы смелый человек.

– Ничуть. Вы бы не стали использовать свой дар, чтобы наказать или причинить вред – разве что случайно или будучи спровоцированными на это. Предназначение вашего дара – защита. Рипли не обладает вашей выдержкой и верой в собственное предназначение, но имеет собственный моральный кодекс – возможно, более строгий, чем ваш.

– Вы хорошо разбираетесь в людях. Значит, к Рипли вы обращались? Разговаривали с ней?

– Да, разговаривал.

Уголки губ Майи приподнялись, но улыбка получилась невеселая.

– Да, на такое способен только очень смелый человек.

В ее словах было столько яда, что заинтригованный Мак не смог промолчать.

– Что произошло между вами?

– Это второй вопрос, а я еще не решила, стоит ли отвечать на первый. Пока Рипли не подтвердит ваше предположение…

– Это не предположение, а факт. Она подтвердила его.

– Вы удивляете меня. – Сбитая с толку Майя подошла к камину, а от него к столику с кофеваркой, хотя совершенно не хотела кофе.

– Вы защищаете и ее тоже, – тихо сказал Мак. – Она очень много для вас значит.