Текст книги "Сила Трех"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Можно сделать вид, что ничего не было – тем более, что ничего и не должно было быть…
Рипли пробралась к себе в спальню и заперлась, решив, что в ближайшие восемь часов ей следует избегать контактов с другими людьми.
Уснуть оказалось нелегко, но она решила, что переела шоколадного крема. Это было справедливое наказание за совершенное преступление.
Когда сон наконец пришел, он оказался куда более страшным наказанием. Такого она не заслужила.
Зимний берег был пустынным. От одиночества у нее сжималось сердце. Светила полная луна; ее лучи серебрили море и берег. Казалось, можно было пересчитать каждую песчинку, блестевшую в лунном сиянии.
В ее ушах звучал шум прибоя, мерный звук, напоминавший о том, что она одинока. И всегда будет одинока.
Она подняла руки и испустила крик, полный боли и гнева. Ветер отозвался и закружил сверкающие песчинки. Все быстрее и быстрее.
Ее пронзил обжигающе ледяной клинок силы. Вызванная ею буря завывала, белую луну закрыли грозовые тучи.
– Зачем ты это делаешь?
Охваченная вихрем, она повернулась и посмотрела на мертвую сестру. Золотые волосы той мерцали, голубые глаза потемнели от скорби.
– Ради справедливости. – Ей было необходимо верить в это. – Ради тебя.
– Нет. – Та, которую звали Воздух, не тянулась к ней, но стояла неподвижно, сложив руки на груди. – Ты делаешь это ради мести. Ради ненависти. Мы никогда не пользовались нашим даром, чтобы проливать чью-то кровь.
– Сначала он пролил твою.
– Думаешь, моя слабость и мои страхи оправдывают твои?
– Слабость? – Внутри ее кипела черная сила. – Я никогда не была такой сильной. Я ничего не боюсь.
– Ты одинока. Ты принесла в жертву того, кого любила.
И она увидела, как сон во сне, мужчину, который владел ее сердцем. Она следила за ним и снова видела, как он падает, отнятый у нее и у детей тем, что она сделала.
Слезы, выступившие на ее глазах, жгли, как кислота.
– Он должен был отступить.
– Он любил тебя.
– Теперь я выше любви.
Женщина по имени Воздух развела руками, которые блестели так же, как ослепительный лунный свет.
– Без любви нет ни жизни, ни надежды. Я порвала первое звено, связывавшее нас, и мне не хватило смелости сковать его вновь. А сейчас ты рвешь второе. Цепь слабеет.
– Я ничего не могу изменить.
– Нашей сестре предстоит тяжелое испытание. – Та, которую звали Воздух, решительно шагнула к ней. – Без нас она может не справиться. Если наш круг разорвется раз и навсегда, расплачиваться придется детям наших детей. Я вижу это.
– Ты просишь меня отказаться от того, к чему я уже успела привыкнуть. Знаешь, что я теперь могу вызывать одной только силой мысли? – Она вытянула руку, и в море поднялась гигантская волна, готовая броситься на сверкающую стену из песка и поглотить ее. В реве бури слышались крики тысяч отчаявшихся людей. – Я откажусь от этой силы только тогда, когда каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок, которые поносили нас, которые охотились на нас как на зверей, будут корчиться в агонии!
– Тогда ты навлечешь на нас проклятие, – тихо сказала та, которую звали Воздух. – И на всех, кто придет за нами. Посмотри, что может случиться.
Песчаная стена исчезла. Гневное море попятилось и на мгновение замерло. Белая и чистая луна раскололась, и с нее закапала ледяная кровь. Черное небо хлестали молнии, устремлявшиеся к земле и сжигавшие все подряд.
Буйный и жадный ветер раздул пламя, и тьма сменилась ослепительным светом.
Когда море поглотило остров, ночь издала долгий мучительный крик.
Сон огорчил Рипли, но ей удалось убедить себя, что он был результатом чувства вины. И вообще от шоколада часто снятся кошмары. При свете дня все показалось пустяками. Рипли решительно сгребла снег, стараясь не задумываться ни о чем.
Когда к ней присоединился Зак, Рипли уже очистила крыльцо и половину дорожки.
– Остальное доделаю я. А ты ступай завтракать и пить кофе, – проворчал Зак.
– Не могу. Вчера вечером я объелась булочек с шоколадным кремом и теперь должна поработать физически.
– Эй… – Зак взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. – У тебя усталый вид.
– Я плохо спала.
– Что не дает тебе покоя?
– Ничего. Я съела слишком много сладкого, не выспалась и теперь расплачиваюсь за это.
– Малышка, ты говоришь с человеком, который хорошо тебя знает. Когда у тебя возникает какая-то проблема, ты берешься за неприятную работу и успокаиваешься только тогда, когда эта работа остается позади. Так что колись.
– Отстань. – Она переступила с ноги на ногу и тяжело вздохнула, зная, что брат может стоять и ждать ответа целую геологическую эпоху. – Ну хорошо, поговорим позже. Мне нужно подумать.
– Ладно. Если махание лопатой этому поможет, то валяй. Я ухожу.
Зак повернулся к ней спиной. Рипли выглядела не усталой, а несчастной. Раз так, требовалось ее отвлечь. Он зачерпнул пригоршню снега и слепил снежок. Иначе для чего нужны старшие братья?
Снежок угодил Рипли в затылок. Зак недаром был лучшим подающим в сборной острова по софт-болу <Разновидность бейсбола.>.
Рипли медленно повернулась и увидела его радостную улыбку.
– Что, хочешь поиграть?
Она сделала шаг в сторону и тоже слепила снежок. Как только Зак нагнулся за новой порцией боеприпасов, снаряд угодил ему точно между глаз. Рипли была в сборной третьим номером, и только очень смелый или очень глупый игрок мог надеяться ускользнуть от нее.
Через полурасчищенную дорожку полетели снежки, дразнилки и оскорбления.
Когда на пороге появилась Нелл, безукоризненно белый газон был испещрен следами и ямами от падения тел.
Люси с громким лаем вылетела во двор и бросилась в бой.
Нелл рассмеялась, вышла на крыльцо и поежилась от холода.
– Эй вы, дети, идите в дом и стряхните с себя снег! – крикнула она. – А то в школу опоздаете!
Брат и сестра, действуя скорее инстинктивно, чем с обдуманным намерением, повернулись одновременно. Два снежка угодили Нелл прямо в живот. Раздался такой вопль, что Рипли от смеха опустилась на колени. Люси воспользовалась этим и прыгнула на нее.
– Ой… – Увидев грозно сузившиеся глаза жены, Зак перестал смеяться. – Извини, милая. Это вышло нечаянно.
– Я тебе покажу «нечаянно»! Вся полиция острова стреляет в безоружного человека! – Нелл фыркнула и вздернула подбородок. – Когда твой приступ веселья пройдет, расчистишь дорожку, а заодно смахнешь снег с моей машины, понял?
Она вернулась в дом и захлопнула за собой дверь.
– Вот это да, – Рипли снова затряслась от смеха. – Похоже, сегодня ночью ты будешь спать на диване!
– До вечера она успокоится. – Однако Зак поморщился и опустил плечи. – Пойду чистить ее машину.
– Иначе она тебя высечет?
Он бросил на сестру испепеляющий взгляд.
– Ладно, после рассчитаемся.
Все еще смеясь, она поднялась на ноги. Тем временем Зак и Люси торили тропу на задний двор. «Ничто так не восстанавливает присутствие духа, как игра в снежки, – подумала Рипли. – Как только она закончит расчищать дорожку, нужно будет извиниться перед Нелл».
И все же ей казалось, что у невестки есть чувство юмора. Подумаешь, какой-то снежок… Рипли стряхнула с себя снег и взяла лопату. Вдруг до нее донесся крик и бешеный лай.
Схватив лопату, как биту, она бегом припустила к заднему двору. Едва Рипли свернула за угол, как ей в лицо полетела целая лавина снега. Она ахнула от неожиданности, проглотила холодный кусок и закашлялась. Когда Рипли удалось протереть глаза, она увидела брата, засыпанного снегом по самые плечи, и довольно улыбавшуюся Нелл.
Невестка стукнула двумя пустыми ведрами, вытряхивая из них остатки снега.
– Это вышло нечаянно, – с поклоном сказала она.
– Вот это да! – восхитилась Рипли, вытаскивая из-под воротника холодный и мокрый снег. – Молодец!
Хорошее настроение не покидало Рипли большую половину дня. Возможно, его хватило бы до вечера, если бы в комнату не вошел хмурый и недовольный Деннис Рипли.
– Ага, мой любимый правонарушитель. – Поскольку племянник редко обманывал ее ожидания, Рипли положила ноги на письменный стол и приготовилась к очередному шоу. – Что случилось?
– Мне велено попросить прощения за причиненные хлопоты, сказать спасибо за то, что меня отвели в школу, и так далее.
– О боже, Ден… – Рипли смахнула воображаемую слезу. – Я тронута.
Он усмехнулся.
– Мама сказала, что я должен это сделать. Меня на два дня оставили после уроков, велели три недели не выходить из дома и написать сочинение на тему «Долг и честность».
– Сочинение? Это самое худшее наказание, верно?
– Да. – Он плюхнулся на стул и тяжело вздохнул. – Наверно, это было очень глупо.
– Да уж.
– Нет смысла прогуливать школу зимой, – добавил Ден.
– Без комментариев. А как насчет контрольной по истории?
– Написал.
– Да ну? Ден, ты молодчина.
– Это оказалось не так трудно, как я думал. И мама ругалась не очень сильно. Папа тоже. Так – прочитали нотацию.
– Бр-р… – Рипли передернула плечами, заставив мальчика улыбнуться. – Ненавижу нотации!
– Зато я смогу использовать ее для сочинения. Кажется, я усвоил урок.
– Выкладывай.
– Ну, во-первых, школу имеет смысл прогуливать тогда, когда на улице нельзя отморозить уши.
А во-вторых, чаще всего легче и проще сделать то, чего от тебя требуют.
– Чаще всего, – подтвердила Рипли и встала, чтобы угостить любимого племянника растворимым какао.
– Понимаешь, ты привела меня в школу и заставила во всем признаться. В результате мне не пришлось потеть от страха. Папа сказал: если ты что-то натворил, имей мужество признать свою ошибку и исправить ее. Тогда люди будут тебя уважать. Более того, ты будешь уважать сам себя.
Рипли, которая клала в кружку порошок, ощутила чувствительный укол совести.
– О боже, – пробормотала она.
– Каждый совершает ошибки, но скрывают их только трусы. Правда, хорошо, тетя Рип? Я напишу про это в сочинении.
– Да. – Она чертыхнулась сквозь зубы. – Хорошо.
Если двенадцатилетний мальчик понимает, что к чему, сказала себе Рипли, то тридцатилетняя женщина не должна, как страус, прятать голову в песок.
Она предпочла бы выслушать нравоучительную лекцию или написать скучнейшее сочинение, чем стучать в дверь Мака, но ей не давало покоя чувство вины, стыд и пример двенадцатилетнего ребенка.
Рипли боялась, что Мак просто захлопнет дверь перед ее носом. Поступи он так, она бы его не осудила. Конечно, если бы он поступил так, она просто написала бы ему вежливую записку с просьбой о прощении. Это было бы то же самое сочинение.
Но сначала следовало попробовать встретиться с ним лично. Поэтому она в сумерках стояла перед дверью коттеджа и готовилась проглотить горсть горьких пилюль.
Мак открыл дверь. На нем были очки и футболка с гербом Черт-Его-Знает-Какого университета. В других обстоятельствах это было бы забавно.
– Помощник шерифа Тодд, – сказал он холодно.
– Можно войти? – Первая пилюля была проглочена. – Я на минутку. Пожалуйста.
Он отошел в сторону и сделал приглашающий жест.
Рипли видела, что он работал. На столе стояли два включенных монитора. Экран одного из них был испещрен зигзагообразными линиями; при взгляде на него Рипли вспомнила о больничном оборудовании.
Плита была включена, и чувствовался запах убежавшего кофе.
– Я помешала… – начала она.
– Все в порядке. Давай пальто.
– Нет! – Рипли запахнула его, как будто защищаясь. – Я ненадолго, скоро избавлю тебя от своего присутствия. Просто хочу извиниться за вчерашнее. Я была не права. Абсолютно не права, в чем искренне раскаиваюсь. Моим поступкам, словам и поведению нет никакого оправдания.
– Что ж, инцидент исчерпан, – произнес он, хотя быть в ссоре с нею было очень удобно. – Извинения приняты.
Рипли сунула руки в карманы. Ей не нравилось, когда все проходило слишком легко.
– Моя реакция была неадекватной, – сказала она.
– Не стану спорить.
– Дай мне закончить. – Тон Рипли стал ледяным.
– Валяй.
– Я сама не знаю, почему так реагировала, но это было именно так. Даже если ты вступил с Майей в… в интимные отношения, это не мое дело. Я отвечаю только за собственные действия, собственные решения и собственный выбор, остальное меня не касается.
– Рипли, – на сей раз мягко сказал Мак, – дай мне свое пальто.
– Нет, я не останусь. Я все время думаю, пытаясь понять, как это случилось. Я просто в ярости. Я вбила себе в голову, что ты ухлестывал сначала за мной, а потом за Майей, чтобы мы размякли и помогли тебе в твоей работе.
– Ах так… – Он снял очки и начал крутить их в пальцах. – Это оскорбительно.
– Знаю, – мрачно ответила она. – И прошу за это прощения. Кроме того, мне стыдно, что я вела себя как… ну, возбуждала тебя, а потом… Женщины, которые так поступают, отвратительны.
Рипли шумно выдохнула и прислушалась к себе. Нет, черт побери, легче не стало. Она чувствовала себя ужасно.
– Ну, вот и все. Не стану мешать.
Она шагнула к двери, но Мак преградил ей дорогу.
– Твоя попытка объяснить причину происшедшего, а именно этим я всю жизнь и занимаюсь, доставила мне удовлетворение. Признаюсь, очень мелкое и эгоистическое.
Она не смотрела на него. Зачем, если в его голосе звучала насмешка?
– Я и так знаю, что я идиотка, – мрачно сказала она.
– Не стану спорить, – Мак провел рукой по ее длинным волосам, собранным в конский хвост. – А пальто все-таки надо снять. – Он стащил его чуть ли не силой. – Хочешь пива?
– Нет. – Рипли хотелось, чтобы ее обняли. И может быть, даже слегка покачали. Это ее удивило. До сих пор она такого желания не испытывала. – Нет, я на дежурстве.
Он снова погладил ее мягкие волосы.
– Ну что, поцелуемся и помиримся?
– Думаю, пока нам следует воздержаться от поцелуев. – Рипли взяла у Мака пальто и бросила на пол у входной двери. Потом ткнула пальцем в надпись на футболке Бука. – Твоя альма-матер?
– Что? – Он посмотрел на футболку. – Да. Я защищал там диссертацию. «Ты не жил, если не видел весну во Фростбит-Фоллс…»
Рипли улыбнулась, и у нее полегчало на душе.
– Мак, я не знаю, чего от тебя ждать.
– Я тоже. Ты хочешь… – Он осекся, услышав звонок телефона, и растерянно обвел взглядом комнату.
– Похоже на телефон, – весело подсказала Рипли.
– Да. Но какой аппарат? В спальне, – решил он и убежал.
Рипли потянулась за пальто. Наверно, лучше уйти, пока он занят. Но тут она услышала его голос. Похоже, Мак говорил по-испански.
«Почему меня всегда возбуждает иностранная речь?» – подумала она, оставила пальто на месте и медленно пошла в сторону спальни.
Он стоял у кровати, сунув дужку очков в передний карман джинсов. Постель была застелена. Это понравилось Рипли, ценившей в мужчинах стремление к аккуратности. Часть книг была сложена в стопки; остальные валялись повсюду. Во время разговора Мак расхаживал по комнате. Рипли заметила, что на нем нет ботинок. Только толстые носки, один черный, другой темно-синий. Это было очаровательно.
Он говорил очень быстро. Иностранная речь всегда казалась Рипли потоком звуков, складывающихся в чарующую мелодию.
Мак был очень сосредоточен, но не потому, что говорил по-испански. Беглость речи говорила, что этот язык стал для него почти родным.
Потом он вдруг огляделся и похлопал себя по карману футболки.
– Правый передний карман, – сказала она, заставив Мака удивленно обернуться. – Очки?
– Гм-м… нет. Да. Куда девалась моя ручка?
Рипли вошла в спальню и взяла одну из трех ручек, лежавших на тумбочке. Видя, что Мак все еще раздосадован, она добавила к ним блокнот.
– Спасибо. Не знаю, почему они всегда…
Он сел на край кровати и начал что-то записывать. Рипли решила, что зашла слишком далеко и терять ей нечего. Она, приглядевшись, попыталась прочесть его каракули, но тут же убедилась, что это опять стенография или он пишет по-испански.
Она стала рассматривать его спальню.
Никакой разбросанной одежды, все свободное место занимали книги, журналы и пачки бумаги. Фотографий близких людей не было, а жаль.
На туалетном столике лежали горка мелочи и медаль Святого Христофора. Она вспомнила про амулет в «бардачке» и задумалась. Интересно, есть такие места, в которых он не был?
Чуть в стороне она увидела нож фирмы «Лезер-мен», набор маленьких отверток, несколько непонятных кусков пластика и металла и какой-то блестящий черный камень.
Рипли потрогала его, ощутила вибрацию, услышала негромкое гудение и быстро отдернула руку.
Когда она повернулась, Мак все еще сидел на кровати. Он положил трубку и смотрел в пространство. Выражение его лица было рассеянным и мечтательным одновременно.
Рипли откашлялась, пытаясь привлечь его внимание.
– Ты говорил по-испански?
– Угу…
– Плохие новости?
– Что? Нет. Нет, интересные. Коллега из Коста-Рики. Думает, что он может связаться с ВБС.
– Это еще что такое?
– ВБС? Внеземное биологическое существо.
– Маленький зеленый человечек?
– Да. – Мак отложил блокнот. – Они мало чем отличаются от ведьм, летающих на помеле.
– Ха-ха…
– Как бы там ни было, это интересно. Посмотрим, что из этого выйдет. Если не найдем другого, более подходящего для спальни занятия.
– Ты не так рассеян, как кажешься.
– Я рассеян далеко не всегда. – Он похлопал по кровати.
– Предложение заманчивое, но я – пас. Мне пора домой.
– Может быть, пообедаем? – Он снял очки и небрежно бросил их на кровать. – Не дома. Съездим куда-нибудь. Кажется, время для этого самое подходящее.
– Может быть. Убери очки с кровати. А то забудешь и сядешь на них.
– Правильно. – Он взял очки и положил их на тумбочку. – Откуда ты знаешь, что со мной такое бывает?
– Просто догадалась. Ничего, если я позвоню домой и скажу, чтобы меня не ждали?
– Конечно.
Когда Рипли шагнула к телефону, Мак взял ее за руку, развернул и заставил встать между его колен.
– Давай обсудим вопрос о поцелуях. Раз уж ты просишь прощения, то должна меня поцеловать.
– Я подумаю. – Не сводя с него глаз, Рипли набрала номер, быстро поговорила с Заком и положила трубку. – Так и быть. Руки на кровать. Держать их там. Никаких прикосновений и никаких объятий.
– Это очень сурово, но будь по-твоему. – Он положил руки на край кровати.
Настало время показать этому типу, что не он один умеет целоваться. Рипли медленно наклонилась, провела ладонями по голове Мака и положила их ему на плечи. Улыбающиеся губы Рипли застыли в нескольких сантиметрах от его рта.
– Без рук, – повторила она.
Прикосновение губ, легкий укус, движение языком… Она сделала глубокий вдох.
Потом немного отодвинулась и выдохнула, нагнетая напряжение. Ее пальцы вплелись в его волосы.
Мак ощутил внезапный жар, сжигавший его изнутри. Его руки тисками сжали край кровати, сердце заколотилось как сумасшедшее.
Казалось, его едят живьем, алчно и беспощадно.
Она проникла в него как быстродействующий наркотик, который возбуждает нервные окончания. Мак ощущал бурю чувств и боялся, что вот-вот взорвется.
Рипли была готова повалить его навзничь, уступив бушевавшему внутри желанию. Каждый раз, когда она оказывалась рядом с этим человеком, с ней происходило что-то непонятное. Сознание затуманивалось, тело цепенело, сердце сжималось – даже сейчас, когда она владела инициативой.
Рипли почувствовала, что он дрожит, и ощутила ответный трепет.
Чтобы прервать поцелуй и отстраниться, потребовалось неимоверное усилие воли.
Мак судорожно выдохнул. На его шее бешено пульсировала жилка, и все же он не прикоснулся к Рипли, как договаривались. Она невольно восхитилась его умением владеть собой. Это внушало уважение.
Рипли провела пальцем по его губам.
– Поехали есть, – буркнула она и быстро вышла из спальни.
«Теперь мы в расчете», – решила она, застегивая пальто.
Джонатан К. Хардинг знал, как заставить людей говорить. Он отлично понимал, что в глубине души все люди хотят говорить, а чувство собственного достоинства, осторожность или нежелание отвечать – всего лишь дымовая завеса. Чем непригляднее или страннее предмет разговора, тем больше им хочется болтать.
Нужно было только проявить настойчивость, терпение, а иногда сунуть в ладонь сложенную вчетверо двадцатидолларовую банкноту. На интервью он собаку съел, и даже не одну.
Он смотрел на скалы у скоростного шоссе номер один, где отчаявшаяся женщина инсценировала собственную смерть. Картина была живописная – море, небо, утесы. Он представлял себе черно-белые фотографии, запечатлевшие эту драму.
Статья в каком-нибудь паршивом журнале его больше не прельщала. Из этого можно было сделать настоящий бестселлер.
Семена честолюбия дали первые всходы после посещения Ремингтона. «Странно, что это не пришло мне в голову раньше, – думал Хардинг. – Я сам не понимал, до какой степени желаю славы и богатства».
Другие делали это на каждом шагу. Превращали собственный опыт или дурацкое хобби в бестселлеры в глянцевых обложках. А он чем хуже?
Зачем тратить время и умение на дешевые журнальные репортажи? Зачем бегать за Ларри Кингом, упрашивая его дать интервью, если можно сделать так, чтобы Ларри Кинг сам пришел к нему?
Внутренний голос, о существовании которого он и не подозревал, проснулся и не уставал нашептывать ему: «Куй железо, пока горячо».
Именно это он и собирался сделать.
Собрав крупицы информации, слухи и неопровержимые факты из полицейских отчетов, он пошел по следу Элен Ремингтон, ныне Нелл Ченнинг-Тодд.
У него состоялась интересная беседа с человеком, который утверждал, что продал ей подержанный велосипед, когда она, видимо, была совсем на мели. После этого он задал несколько вопросов служащим автовокзала в Кармеле и убедился, что такой велосипед там видели.
Элен Ремингтон начала свое долгое путешествие, нажимая на педали голубого велосипеда с шестью скоростями.
Хардинг представил себе, как она поднималась и спускалась по холмам. На ней был парик – в одних отчетах говорилось о рыжем, в других – о черном. Сам Хардинг склонялся в пользу брюнетки. Вряд ли она хотела бросаться в глаза.
Хардинг потратил больше двух недель, идя по ложному следу и возвращаясь обратно, пока не сорвал куш в Далласе, где Нелл Ченнинг снимала номер в дешевом мотеле и работала по договору в какой-то забегаловке.
Девицу, поделившуюся с ним подробностями, звали Лайдамэй. Во всяком случае, так гласила табличка, пришпиленная к ярко-розовому лифу форменного платья. Она работала официанткой тридцать лет и считала, что поданным ею кофе можно было бы заполнить Мексиканский залив. Дважды была замужем, пинками выгнала обоих ленивых ублюдков и вновь свободна.
У нее был дрессированный кот по кличке Снежок и техасский акцент, такой резкий, что им можно было гранить алмазы.
Она ничуть не возражала против беседы с репортером. И не стала отказываться от двадцати Долларов «за доставленные хлопоты». Лайдамэй сунула бумажку именно туда, куда следовало, – в объемистый бюстгальтер.
Типаж был классический: обесцвеченные волосы, фонтаном падавшие на плечи, расплывшееся тело, голубые тени, нанесенные на веки до самых бровей. Хардинг тут же начал гадать, кто мог бы сыграть эту роль в фильме, поставленном по его книге.
– Я говорила Тайдасу – это наш шеф, – что в этой девушке было что-то странное, необычное.
– Что вы имеете в виду?
– Ее взгляд. У нее был взгляд кролика, который боится собственной тени. Она всегда следила за дверью. Конечно, я сразу поняла, что она в бегах. – Лайдамэй решительно кивнула и вынула из кармана передника пачку «Кэмела». – Мы, женщины, всегда чувствуем такие вещи. Мой второй муж пару раз пытался колотить меня. – Она выдохнула облако дыма. – Ха! Я сама надавала ему по заднице. У мужчины, который поднимет на меня руку, должна быть хорошая медицинская страховка, потому что он наверняка проведет несколько дней в больнице.
– Вы о чем-нибудь расспрашивали ее?
– Зачем пугать карасиков? – Лайдамэй фыркнула и выпустила из ноздрей облако дыма, которое сделало бы честь дракону. – Она предпочитала помалкивать. Ничего не скажу, она делала свою работу исправно и всегда была вежлива. «Леди, – сказала я Тайдасу, – эта Нелл – леди. У нее на лбу Написано». Тонкая как тростинка, короткая стрижка, волосы выкрашены паршивой темно-русой краской. Но класс есть класс, тут уж ничего не попишешь.
Она сделала еще одну затяжку и взмахнула сигаретой.
– Я ничуть не удивилась, когда увидела ее в теленовостях. Узнала сразу, хотя на экране она была ухоженная и светловолосая. Я сказала Сьюзен – мы со Сьюзен работаем в одну смену, – так вот, я сказала: «Сьюзен, глянь-ка в телевизор»… Он вон там, за стойкой, – добавила она для сведения Хардинга. – «Это же та самая малышка Нелл, которая несколько недель работала у нас в прошлом году», – говорю я Сьюзен. Она чуть из штанов не выпрыгнула, но я нисколько не удивилась.
– И сколько она у вас проработала?
– Около трех недель. Однажды она просто не вышла в свою смену. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Скажу вам по секрету, Тайдас тогда здорово разозлился. Эта девушка умела готовить.
– Кто-нибудь разыскивал ее? Проявлял повышенный интерес?
– Ничего подобного. Тем более что она носу не высовывала с кухни.
– Как вы думаете, Тайдас покажет мне ее договор о найме?
Лайдамэй сделала последнюю затяжку и посмотрела на Хардинга сквозь облако голубого дыма.
– Попытка – не пытка, – усмехнувшись, сказала она.
Знакомство с документами Нелл обошлось Хардингу еще в двадцать долларов, но зато он точно установил дату ее увольнения. С этими сведениями, подкрепленными знанием ее финансового положения, Хардинг отправился на автовокзал.
Он проследил путь Нелл до Эль-Пасо, там чуть не потерял след, но все же нашел человека, который продал ей машину.
Хардинг день за днем шел по ее маршруту, попутно снова и снова перечитывая статьи, интервью, заявления и комментарии, опубликованные после ареста Ремингтона.
Она работала в закусочных, гостиничных ресторанах, кафе и первые шесть месяцев бродячей жизни редко останавливалась где-то дольше, чем на три недели. В ее поведении не было ни капли здравого смысла.
«В том-то и дело», – думал Хардинг.
Она устремлялась то на юг, то на восток, затем пересекала собственный след и снова ехала на север. Но в конечном счете Нелл неуклонно продвигалась на восток.
Хотя он не слишком верил в россказни Лайда-мэй о ее сверхпроницательности, но вскоре обнаружил, что во всех его интервью с нанимателями и коллегами просматривалась общая черта.
Нелл Ченнинг действительно была леди.
Кем она была еще, Хардингу предстояло выяснить самому. Он не мог дождаться, когда встретится с ней лично. Но до того следовало закончить историю Ивена Ремингтона.
Нелл, не догадывавшаяся, что находится под колпаком, радовалась выходному дню и хорошей погоде. Шел февраль, в воздухе пахло приближавшейся весной, стало тепло, и можно было ходить в одном легком жакете.
Она гуляла с Люси вдоль берега и подумывала сходить в поселок и купить какой-нибудь пустячок для собственного удовольствия. То, что она могла позволить себе такие мысли, было настоящим маленьким чудом.
В данный момент ей вполне хватало пляжа, моря и большой черной собаки. Пока Люси развлекалась, гоняя чаек, Нелл сидела на песке и смотрела на волны.
– Скажи спасибо, что у меня хорошее настроение, иначе я бы тебя оштрафовала. Почему собака без поводка?
Нелл посмотрела на присевшую рядом Рипли.
– Тогда оштрафуй заодно и себя. Когда вы с Люси утром уходили на пробежку, никакого поводка на ней не было.
– Просто сегодня утром поводок был невидимый. – Рипли обхватила руками согнутые колени. – Ну и денек! Я бы не возражала против сотни таких.
– Я тебя понимаю. Сама не смогла сидеть в четырех стенах. Список дел у меня длиной с руку, но я все равно сбежала.
– Такая погода еще продержится.
– Дай-то бог.
Видя, что Нелл не сводит с нее глаз, Рипли сдвинула темные очки на кончик носа и поглядела на невестку поверх оправы.
– Что?
– Ничего. Ты выглядишь… как сытая кошка, – наконец нашла подходящее слово Нелл. – Последние две недели я тебя почти не видела, но когда мы встречались, физиономия у тебя была до невозможности веселая.
– Ну и что? Жизнь – хорошая штука.
– Ага, как же… Просто ты часто встречаешься с Макаллистером Буком.
Рипли провела пальцами по песку, оставив на нем извилистый след.
– Это вежливый способ спросить, сплю ли я с ним?
– Нет. – Нелл немного подождала, а потом негромко выдохнула: – Это так?
– Нет. Пока нет. – Довольная Рипли откинулась и уперлась локтями в песок. – Как ни странно, прелюдия доставляет мне большее удовольствие, чем я рассчитывала. Я всегда думала: если хочется танцевать, то иди и танцуй. Но…
– Романтические отношения – это тоже танец. Взгляд Рипли стал жестким.
– Я не говорила, что у нас роман. Роман – это сердечки, цветочки и глупо вытаращенные глаза. Просто мне с ним интересно, вот и все, разумеется, когда он не гоняется за привидениями. Он объездил весь мир и бывал в таких местах, о которых я и не слыхивала. Он даже знал, как называется столица Лихтенштейна. Подумать только… Тебе известно, что он закончил университет в шестнадцать лет? – продолжила Рипли. – Это кое-что значит. Но нос не задирает. Любит кино и бейсбол.
– Иными словами, он не интеллектуальный сноб, – наслаждаясь собственной ученостью, откликнулась Нелл.
– Ага. Похоже, мозг у него такой вместительный, что там есть место и для теории относительности, и для «Босоногой леди». Кроме того, у него великолепная фигура, плавает он как рыба, но иногда путается в собственных ногах. Это делает его еще милее.
Нелл открыла рот, собираясь что-то сказать, но Рипли ее перебила.
– Конечно, он совершенно чокнутый, но руки у него приделаны неплохо. Починил мои наушники, которые я собиралась выбросить. А вчера… – Тут она увидела широкую улыбку Нелл и нахмурилась. – А теперь что?
– Ты сражена.
– Ай, брось. Это еще что за слово? – Она насмешливо фыркнула. – Сражена. О господи!
– Слово самое подходящее. По-моему, это чудесно.
– Нелл, не садись на своего любимого конька. Мы просто встречаемся. Потом займемся сексом, будем продолжать встречаться и поддерживать дружеские отношения, если он не станет приставать ко мне со всей этой чушью о ведьмах. Потом он вернется в Нью-Йорк, напишет свою книгу, статью или как там это называется. Не обольщайся.
– Говори, что хочешь. Но за те несколько месяцев, которые я прожила на Сестрах, ты ни с кем не проводила столько времени и не была такой счастливой.
– Ну и что? Он нравится мне больше, чем кто-нибудь другой. – Рипли выпрямилась и пожала плечами. – А его тянет ко мне больше, чем к кому-нибудь другому.
– Сражена наповал, – пробормотала себе под нос Нелл.
– Ой, замолчи…
– Приведешь его обедать?
– Что?
– Пригласи его пообедать у нас. Сегодня.
– Зачем?
– Затем, что я приготовлю любимое блюдо Зака, и этого блюда будет много.
– Неужто жаркое по-новоанглийски? – У Рипли тут же потекли слюнки.
– Я думаю, Мак по достоинству оценит домашнюю еду. Он наверняка по горло сыт ресторанными блюдами и моими разогретыми полуфабрикатами. – Нелл встала и отряхнула песок с брюк.
