Текст книги "Искушение злом (Обожествленное зло) (др.перевод)"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

10

Клер и сама не поняла, почему проснулась. Отрывочных воспоминаний сна, а уж тем более приступа страха после ночного кошмара не было. Но Морфей все-таки разжал свои объятия, и сейчас она лежала в абсолютной темноте, ощущая, как напряжен каждый мускул. В тишине были слышны только гулкие удары ее собственного сердца.

Клер вытянула ноги. Несмотря на то, что в спальном мешке ей было тепло, как в коконе, ступни оказались не просто холодными – ледяными. Молодая женщина потянулась за халатом, который сняла и бросила рядом со своей импровизированной постелью перед тем как лечь спать.

Она прислушивалась в надежде услышать хоть какой-либо звук, свидетельствующий о том, что жизнь продолжается. Клер родилась и выросла в этом доме и наизусть знала все его скрипы и шорохи, но сейчас дом погрузился в полное безмолвие. По коже молодой женщины побежали мурашки.

Не происходило ровным счетом ничего, и в то же время происходило что-то странное. Она вышла в коридор, с трудом ориентируясь в темноте. Конечно, там никого не было. Клер включила свет, хотя необходимости в этом, прямо скажем, не было. Свет лишь укрепил ощущение одиночества и сознания того, что она по какой-то причине проснулась среди ночи.

– Мне нужна настоящая кровать.

Клер сказала это вслух, чтобы успокоить себя звуком собственного голоса. Кроме того, она потерла левую сторону грудной клетки, словно стараясь унять бешено колотившееся сердце.

«Надо выпить чашку чая», – решила Клер. Чтобы воплотить это решение в жизнь, предстояло спуститься вниз, зайти на кухню, вскипятить и налить его себе. Затем можно будет свернуться калачиком на диване. Наверное, если сделать вид, что решила просто вздремнуть, она сможет заснуть.

Еще надо будет включить отопление. Она совсем забыла об этом, а ночи весной прохладные. Очевидно, поэтому сейчас ее просто трясло.

«Чай, отопление, побольше света и музыка», – подумала Клер. Тогда она наверняка заснет.

Около лестницы молодая женщина остановилась. Обернулась и стала задумчиво смотреть на ее верхнюю узкую часть, ведущую в мансарду, где располагался отцовский кабинет. Четырнадцать вытертых деревянных ступенек упирались в запертую дверь. Этот короткий путь когда-то стал последним в жизни ее отца. Клер после возвращения домой туда еще не заходила, хотя и думала об этом с того момента, как только снова переступила порог родного дома. Нет, она стала думать об этом задолго до того, как вернулась в Эммитсборо.

Она вернулась в свою спальню, чтобы взять ключи. Там по-прежнему было темно, и Клер двигалась осторожно. Она помнила, что положила ключи на подоконник. Клер подошла к окну и на минуту застыла.

Эрни Баттс стоял в темноте на первом этаже и прислушивался к тому, что происходило наверху. Его сердце тоже громко стучало, но это были удары молота. Наверное, ее сердце отозвалось на этот стук. Она проснулась. Она спускается к нему. Идет к нему. Но тут шаги почему-то стали глохнуть. Клер повернула назад… Возвращается к себе? Может быть, так она дает ему знать, что нужно подняться наверх? Между тем стало ясно, что она поднимается в мансарду.

Она хочет его, это ясно, ведь дверь в дом оказалась незапертой. А сейчас она желает, чтобы он последовал за ней в ту комнату, из окна которой выбросился ее отец. Комнату, полную мрачных предчувствий и в то же время давшую Джеку Кимболлу силы принять решение. Эрни стал медленно подниматься, стараясь оставаться таким же невидимым, каким был до сих пор.

У Клер перехватило дыхание. Боль была острая, колющая, как если бы ей в грудь воткнули сосульку. Она усиливалась с каждым шагом. Теперь даже дышать ей стало трудно. Руки дрожали, и Клер даже не смогла сразу вставить ключ в замочную скважину.

– Тебе надо посмотреть правде в глаза, Клер, – сказал бы, наверное, сейчас ее психоаналитик, окажись он рядом. – Научись уже принимать собственные чувства такими, какие они есть. В жизни часто бывает больно, а смерть близких людей – это часть жизни.

– Вам хорошо рассуждать, – ответила бы она на эти сентенции. – Что вы можете знать о боли?

Скрипнули петли, и дверь открылась. Из комнаты пахнуло пылью. Клер почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она почему-то была уверена в том, что запах окажется все тем же и напомнит ей об отце. Клер ждала, что уловит аромат его одеколона или столь любимых им шоколадных конфет. Пусть бы даже это оказался запах виски… Но все запахи поглотило время. Ничего не осталось, кроме запаха пыли. Это была правда, которой предстояло посмотреть в глаза.

Она включила свет. Отцовский кабинет оказался практически пустым, пол покрывал толстый слой пыли. Клер знала, что мать уже давно продала мебель отсюда. Конечно, это было правильное решение. Но как же ей сейчас хотелось провести рукой по исцарапанной поверхности отцовского стола или посидеть на потертом, скрипучем стуле, стоявшем около него!..

В углу Клер увидела несколько коробок в упаковочной бумаге, заклеенной скотчем. Сверху все это было прикрыто опять же пылью. Она подошла к коробкам, ключами, все еще зажатыми в руке, прорезала бумагу на одной из них и открыла ее.

Клер наконец почувствовала запах – запах отца.

Она вздохнула, наполовину радостно, наполовину грустно, сунула руку в коробку и достала оттуда рубашку, в которой он работал в саду. Конечно, она была постирана, но разве отстираешь пятна от травы?

Клер даже зажмурилась, настолько яркой оказалась картинка, представшая ее мысленному взору. Вот отец, в этой самой хлопчатобумажной рубашке, насвистывая что-то себе по нос, пересаживает цветы.

– Ты только посмотри на этот дельфиниум, Клер! – он улыбнулся и показал перепачканными землей пальцами на темно-голубые цветки. – Они вырастут даже больше, чем в прошлом году. Это тебе не незабудки на дорожке около гаража!

Молодая женщина зарылась лицом в рубашку и один за другим делала глубокие вдохи. Она так отчетливо чувствовала запах отца, как будто сидела с ним рядом.

– Почему ты поступил так? – она стала раскачиваться из стороны в сторону, все сильнее прижимая рубашку к лицу, словно старалась вобрать в себя все, что осталось от отца. – Ты не должен был уходить от нас, когда все мы так сильно нуждались в тебе, особенно я. Ты был нужен мне, папа!

Плечи ее стали содрогаться. Клер рыдала.

Эрни Баттс слышал и даже видел все это. Еще минуту назад его тело было исполнено предчувствия того, чему предстояло произойти этой ночью. Но вдруг это чувство растворилось, и на Эрни накатила нежданная и нежеланная волна стыда. Стыд обжег его лицо и шею, и было нестерпимо слушать ее глубокие, надрывные стоны. Он потихоньку попятился и стал крадучись спускаться по лестнице. Еще через минуту Эрни вышел из дома – так же бесшумно, как недавно вошел в него.

Следователь полицейского управления штата Лумис сидел около стола шерифа Рафферти в участке Эммитсборо. Разговор начался с ожидаемой новости.

– Я узнал, что человек, тело которого найдено вчера днем в лесу, был вашим…

– Отчимом, – не очень вежливо перебил Кэм.

– Да, отчимом, – кивнул Лумис. – Когда выяснилось это обстоятельство, я решил приехать к вам и поговорить об этом подробнее. Вот отчет о вскрытии.

– Благодарю. – Кэм стал читать отчет и через минуту нахмурился. Было отчего – одно заключение мрачнее другого. – Это подтверждает версию об убийстве.

– Сомнений в том, что Биффа Стоуки убили, нет, – кивнул следователь. – Вскрытие подтвердило версию, которую я выдвинул во время осмотра места происшествия. Его забили до смерти. По характеру травм, приведших к летальному исходу, судебно-медицинский эксперт сделал предположение, что использовались по крайней мере две биты. К тому же криминалисты обнаружили частицы материала, из которого были сделаны орудия убийства. Одна бита из сосны, а вторая – из эбенового дерева.

– Это значит, что преступников было как минимум двое.

– Возможно. Вы позволите? – Лумис взял фотографии, сделанные Кэмом на месте происшествия, и стал показывать их шерифу. – Видите след от удара под основание черепа? Это единственная рана, нанесенная со спины. Эксперт предполагает, что ее нанесли первой. Это могло быть сделано для того, чтобы оглушить жертву. Теперь обратите внимание на запястья и лодыжки мистера Стоуки.

– Значит, кто-то оглушил его ударом биты сзади. Потом его связали, – Кэм наполовину вытащил из пачки сигарету, но тут же щелкнул ее обратно. – До последнего мгновения он лежал на спине.

– Именно так, – согласился следователь. – Глубина повреждений на запястьях и лодыжках, а также частицы ворсинок веревки в них свидетельствуют о том, что жертва отчаянно сопротивлялась.

– Полагаю, мы пришли к одному и тому же выводу. Биффа Стоуки убили не там, где мы обнаружили его труп.

– Безусловно.

Кэм все-таки вытащил сигарету и вопросительно посмотрел на следователя. Тот кивнул.

– Мы нашли его машину, – сообщил новость Рафферти. – Оттуда исчезла стереосистема и, что намного хуже, пистолет. Стереоситема в «кадиллаке» была последней модели, – Кэм стряхнул пепел в пепельницу. – В большом городе людей убивали и не за такое.

– Вот именно, в большом городе.

– Сколько убийств в год бывает в нашем штате?

Лумис немного помедлил:

– Немного, и за восемь лет работы я не припомню ни одного такого зверского.

Кэм кивнул. Именно такого ответа он и ожидал.

– Я не думаю, что Биффа Стоуки убили из-за стереосистемы.

– Да, этот мотив выглядит несостоятельным.

Рафферти затушил сигарету.

– Большое спасибо, что вы привезли нам отчет о вскрытии так быстро.

– Не за что, – следователь встал. – Тело уже передано ближайшим родственникам. – Лумис сделал вид, что в этом сообщении нет никакой подоплеки. – Миссис Стоуки, насколько мне известно, обратилась в похоронную контору Гриффитса в Эммитсборо.

– Ясно.

«Она не попросила меня о помощи», – с горечью подумал Кэм и подал следователю руку.

– Еще раз благодарю вас.

После того как Лумис ушел, Рафферти запер отчет и фотографии с места происшествия – отнюдь не с места преступления – в сейф. Он вышел на улицу и, постояв секунду в раздумье, решил не брать машину. Похоронная контора располагалась всего в нескольких кварталах от полицейского участка. Он пройдется.

Все встречные кивали ему или здоровались, и мало кто из них мог скрыть блеск любопытства в глазах. Кэм готов был держать пари, что через минуту они начинали строить предположения и обмениваться мнениями по поводу того, что произошло. Еще бы – Бифф Стоуки найден в лесу мертвым. В таком городке, как Эммитсборо, столь неординарное событие должно было стать и стало новостью номер один. А еще в городке ни для кого не было секретом то, что пасынок Стоуки, нынешний шериф Кэмерон Рафферти, ненавидел своего отчима, и это чувство было более чем взаимным.

Если бы он не являлся шерифом, проводящим расследование, то, наверное, стал бы главным подозреваемым и должен был сказать, есть ли у него алиби. В ночь убийства Биффа он спал сном праведника, но подтвердить то, что он не вставал с постели и не шатался по лесу с бейсбольной битой в руке, было некому.

За несколько дней до смерти Биффа они подрались в баре у Клайда, и каждый, кто там присутствовал, видел, что противники были готовы растерзать друг друга. На следующее утро об этом знал весь город. В воскресенье знакомые и родственники жителей Эммитсборо, живущие за его пределами, тоже оказались в курсе благодаря телефонным разговорам по сниженному тарифу.

Может быть, какой-нибудь умник решил использовать это удачное стечение обстоятельств себе на пользу?

Конечно, Биффа убили не из-за стереосистемы в машине и даже не из-за пистолета. У них полгорода имеет разрешение на ношение оружия, но преступники воспользовались не им, а бейсбольными битами. Дикость какая-то! Биффа убили преднамеренно и очень жестоко. Долг шерифа – узнать, кто это сделал и почему. И он, Кэм, это узнает.

Возле здания, где располагалась похоронная контора Гриффитса, было что-то уж очень много людей. Одни разговаривали друг с другом, другие ходили взад-вперед, третьи курили. На обычно безлюдной улице припарковалось столько машин, сколько редко бывало даже в дни траурных церемоний. Мику Моргану с трудом удалось навести порядок на парковке. Его помощник пытался как-то воздействовать на жаждущих зрелищ, но никто не уходил и не уезжал.

– Шли бы вы все по домам! Подумайте, каково будет миссис Стоуки увидеть такую демонстрацию!

– Послушай, Мик! Биффа что, внесли с заднего входа? – поинтересовался кто-то из особо любопытных. – Говорят, на нем живого места не осталось. Это правда?

– Я слышал, это дело рук банды мотоциклистов из Вашингтона, – послышался еще один голос. – Как, бишь, их?

– «Падшие ангелы», – пояснил кто-то сведущий.

– Да нет же! Это, конечно, придурки из Вашингтона, но не мотоциклисты, а наркоманы.

Словом, версий было уже достаточно, во всяком случае, больше, чем у полиции.

– Наверное, Бифф снова напился и полез в драку, – высказал предположение Оскар Бруди.

Присутствовали здесь и женщины, ведь салон красоты Бетти был совсем рядом. Дамы высказывали собственную точку зрения.

– Он загубил жизнь бедняжке Джейн! – на улице стояла и сама хозяйка салона. – Ей приходилось полгода копить деньги на то, чтобы сделать химическую завивку. Бифф даже не позволял ей пользоваться лаком для волос! Джейн сейчас нуждается в нашей поддержке.

Минни Атертон, которая вышла следом за Бетти, похоже, совсем не смущало то, что ее голова была полностью покрыта розовыми бигуди. Они подошли к двери похоронной конторы. Жена мэра подумала, что если ей удастся проникнуть внутрь, то, возможно, она сумеет хотя бы мельком взглянуть на тело, а главное, на лицо Стоуки до того, как Чарлз Гриффитс приведет его в порядок. Она двинулась вперед. Бетти не отставала.

– Миссис Атертон, мэм, вам туда нельзя.

– Что ты такое говоришь, Мик? – Минни Атертон сделала вид, что ее очень удивило это заявление. – Почему это нам туда нельзя? Я подружилась с миссис Стоуки еще до того, как ты надел форму полицейского.

– Почему бы вам не вернуться в салон, миссис Атертон? И вам, Бетти, тоже? – Кэм подошел к своему помощнику и загородил спиной дверь.

После появления Рафферти разговоры стихли, но тихое бормотание слышалось то тут, то там. Он смотрел на жителей Эммитсборо. Здесь собралось много его знакомых. С некоторыми из этих мужчин он, возможно, пил пиво у Клайда, кто-то из этих женщин останавливал его на улице, чтобы спросить время. На противоположной стороне улицы Кэм заметил Сару Хьюитт. Она стояла, прислонившись к стволу дерева, и улыбнулась ему.

Минни Атертон схватилась руками за голову. В ажиотаже она совсем забыла про бигуди, но отступать не собиралась.

– Вот что, Кэмерон! Это совсем неважно, как я сейчас выгляжу. Важно, что я хочу поддержать твою мать в трудную для нее минуту.

– Я передам ей ваши соболезнования.

Он всматривался в лица стоявших около похоронной конторы и поодаль людей. Жители Эммитсборо, в свою очередь, рассматривали своего шерифа – синяки на его скуле и ссадины. Синяки и ссадины, оставленные Биффом Стоуки несколько дней назад.

– Я не сомневаюсь в том, что маме потребуется ваша поддержка на похоронах. А теперь все-таки прошу согласиться с тем, что большинству из вас, нет, пожалуй, всем, сейчас здесь оставаться незачем. Это семейное дело.

Толпа любопытных стала расходиться. Некоторые пошли к своим машинам, остальные отправились на почту или в бар, где можно будет обсудить все произошедшее. Бетти подхватила Минни Атертон под локоть и потащила в салон. Там ведь тоже можно поговорить!

– Я ничего не мог с ними сделать, Кэм, – сокрушенно вздохнул Мик Морган.

– Понятно. Я не в претензии.

– Биффа внесли через черный ход. Оскар был в конторе – чинил им туалет. Этого оказалось достаточно. Старый хмырь сказал, что забыл какой-то там ключ, и понесся в свой магазин. Все, кого он встретил по пути, получили от него информацию, сразу с комментариями…

– Этого следовало ожидать. Моя мать там?

– Да.

– Возвращайся в участок, Мик. Я буду здесь.

– Понял. Мне очень жаль, что все так сложилось, Кэм. Если ты хочешь передохнуть пару дней, побыть с матерью, мы с Бадом тебя заменим.

– Спасибо. Полагаю, это не понадобится, – он протянул руку к двери, на которой красовалось большое медное кольцо.

Внутри приторно пахло гладиолусами и соперничающим с ними освежителем воздуха с лимонным ароматом. В задрапированном черной тканью коридоре слышалась тихая музыка, подобающая обстоятельствам. В высокой вазе на столе черного дерева стояли цветы – те самые гладиолусы. Рядом лежали книга соболезнований и кипа визитных карточек.

В ВАШЕМ ГОРЕ МЫ С ВАМИ

Чарлз Гриффитс и сыновья

Эммитсборо, Мэриленд

Предприятие основано в 1839 году

«Ну куда же нынче без рекламы?» – вздохнул Кэм.

Покрытая темным ковром лестница вела на второй этаж. Там были две комнаты, где до похорон лежали умершие. Сюда приходили с ними попрощаться. Кэм никогда не мог понять, почему люди являются посмотреть на тех, кого они плохо знали при жизни, а потом обсуждают гроб, венки, даже костюм покойного.

Он вспомнил, как поднимался по этой лестнице ребенком – пришел последний раз увидеть отца. Его мать, всхлипывая, шла впереди, а Бифф поддерживал ее за локоть. Майкла Рафферти еще не отпели, а Бифф Стоуки уже утешал его вдову…

Кэм двинулся дальше по коридору. Двойные двери главного зала были закрыты. Немного посомневавшись, то ли он делает, Рафферти постучался. Через несколько мгновений одна из створок распахнулась.

На пороге стоял Чарлз Гриффитс – в черном костюме, с подобающим выражением лица. Гриффитсы были хозяевами похоронной конторы в Эммитсборо больше ста пятидесяти лет. Сын Чарлза уже принимал участие во всех траурных церемониях, собираясь со временем возглавить семейный бизнес, но пока, в свои сорок пять лет, Чарлз был абсолютно на своем месте.

Услуги Чарлза стоили очень дорого, но он не зря брал такие деньги – все покойники у Гриффитса были красавцами. Чарлз мог позволить всей своей семье двухнедельный отдых каждый год и раз в три года менял жене машину. У них был прекрасный дом с бассейном на окраине города.

Наряду с этим Чарлз прекрасно играл в бейсбол. На площадке он был шумным, неукротимым, всегда стремящимся к победе. В своей похоронной конторе Гриффитс становился тихим, немногословным и полным сочувствия к клиентам. Он протянул Кэму широкую, крепкую ладонь.

– Хорошо, что вы пришли, шериф.

– Моя мать здесь?

– Да, – Чарлз понизил голос. – Никак не могу убедить ее в том, что при сложившихся обстоятельствах следует отдать предпочтение закрытому гробу.

Даже так? Значит, у Гриффитса становились красавцами не все покойники… Кэм вспомнил, каким последний раз видел лицо Биффа, и понимающе кивнул.

– Я поговорю с ней.

– Да уж, пожалуйста. Входите. – Он жестом пригласил Кэма в слабо освещенный зал, украшенный цветами.

Из скрытых динамиков лилась тихая музыка. Какая-то мягкая и успокаивающая мелодия.

– Мы только что решили выпить чаю, – Гриффитс показал глазами на маленький столик в углу. – Пойду принесу еще одну чашку.

Кэм кивнул и направился к матери. Она сидела на диване с высокой деревянной спинкой. На коленях – упаковка бумажных носовых платков. На ней было черное, незнакомое ему платье. Рафферти подумал, что мать, должно быть, попросила купить его кого-нибудь из женщин, со вчерашнего дня не отходивших от нее. Около дивана стоял небольшой старый чемоданчик.

– Мама, – Кэм сел рядом и осторожно положил руку ей на плечо.

Джейн не взглянула на сына.

– Ты пришел, чтобы посмотреть на него?

– Нет. Я пришел, чтобы побыть с тобой.

– Не стоит, – голос у нее был холодный, безжизненный. – Мне уже приходилось хоронить мужа.

Кэм убрал руку с плеча матери, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сжать ее в кулак и не ударить изо всей силы по спинке дивана.

– Я хотел помочь тебе в приготовлениях к похоронам. В такие моменты сложно принимать решения. Вдобавок все это дорого. Я хочу оплатить счета.

– Зачем? – она наконец посмотрела на сына. – Ты ведь ненавидел его.

– Я предлагаю помощь тебе.

– Биффу бы это не понравилось.

– Ты что, все еще думаешь о том, что бы ему понравилось, а что нет?

Она резко подняла руку, останавливая дальнейшие вопросы.

– Не смей говорить о нем плохо! Он умер такой страшной смертью… Такой страшной смертью, – повторила Джейн шепотом. – Ты представляешь в нашем городе закон. Вот и найди убийцу моего мужа! Найди того, кто это сделал.

На пороге показался Чарлз Гриффитс.

– Миссис Стоуки, может быть, вы хотите…

– Спасибо, я больше ничего не хочу. Ничего не нужно! – Она встала и нагнулась. – Я принесла одежду. Бифф будет похоронен в этом. Джейн протянула Гриффитсу чемоданчик. – А теперь отведите меня к мужу.

– Миссис Стоуки, его еще не подготовили.

– Я прожила с ним двадцать лет и видела его всяким. И сейчас увижу таким, какой он есть.

– Мама…

Она резко повернулась к сыну:

– Уходи отсюда. Думаешь, я стану смотреть на Биффа, если ты будешь стоять за моей спиной, зная, как ты к нему относился? Мне всю жизнь, с тех пор, как тебе исполнилось девять лет, приходилось выбирать между вами. Подчас это был очень нелегкий выбор… а теперь… теперь Бифф… он умер, и я выбираю его.

«Ты давно выбрала его», – подумал Кэм, но говорить, конечно, ничего не стал.

Джейн вышла из зала. Гриффитс последовал за ней. Оставшись один, Кэм снова сел на диван. Он понимал, что ждать мать бессмысленно, но ему необходимо было побыть здесь еще немного – нужно было собраться с силами и выйти на улицу, где опять вполне могла собраться толпа зевак.

На столе лежала Библия в кожаном переплете, залоснившемся оттого, что прошла через сотни, если не тысячи рук. Не поискать ли и ему в ней хоть какое-то утешение?

– Кэмерон!

Рафферти поднял глаза и увидел стоящего в дверях мэра.

– Мистер Атертон?

– Не хочу показаться назойливым, но… Дело в том, что моя жена считает, что вашей матушке сейчас нужна поддержка.

– С ней мистер Гриффитс.

– Понятно, – Атертон шагнул было назад, но передумал. – Не могу ли я что-нибудь сделать для вас? Я понимаю, в таких ситуациях люди всегда говорят одно и то же, но…

Он нервно теребил костлявыми пальцами пуговицу. Вид у мэра Эммитсборо был смущенный.

– Вообще-то надо, чтобы кто-нибудь отвез ее домой, когда здесь все закончится. Вряд ли мама захочет, чтобы это был я.

– Я охотно отвезу миссис Стоуки. Люди по-разному ведут себя в горе, Кэмерон.

– Да, конечно, – Рафферти встал. – Я сегодня получил отчет о вскрытии. Завтра я сниму для вас копию.

– Хорошо, – Атертон оставил в покое пуговицу и потер глаза рукой. – Должен вам сказать, что я никак не приду в себя.

– Скажите, сэр, а нет ли в школе учеников, способных на, скажем так, экстраординарные поступки? И не объединяются ли такие парни в группы?

Атертон – сейчас учитель, а не мэр – нахмурился.

– Нет. У нас, конечно, есть смутьяны и случаются драки, но вам ли об этом не знать? – Вдруг глаза Атертона расширились. – Вы же не считаете, что Биффа Стоуки могли убить… забить до смерти подростки?

– Надо же нам с чего-нибудь начинать. Эта версия ничуть не хуже другой.

– В школе Эммитсборо, шериф… Кэмерон… У нас нет даже проблем с наркотиками! Вы же это знаете! Случается, мальчишки иной раз разбивают друг другу носы, а девчонки вцепляются в волосы, но не более того. – Он вытащил из кармана аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им лоб. – Я уверен в том, что в этом преступлении окажется повинен какой-то чужак. Кто-то не из нашего города.

– Трудно представить, чтобы чужой человек бросил тело на самом краю леса, там, где постоянно бывают наши мальчишки. И чтобы чужак загнал машину своей жертвы в кусты как раз в том месте, где каждый вечер проезжает Бад Хьюитт. Все это сделано несколько демонстративно, вы не находите?

– Но… кто бы это ни был… Я хочу сказать вот что. Разве это не подтверждает мою точку зрения? Чужой человек не знал всего этого. Едва ли преступник думал, что тело найдут так быстро.

– Я в этом совсем не уверен, – пробормотал Кэм. – Благодарю вас, сэр, за то, что согласились отвезти домой мою мать.

– Что? Ах, да! Рад помочь.

Рафферти вышел. Атертон еще раз вытер платком лоб и обвел глазами зал. В глазах мэра появилась тревога.

Сумасшедшая Энни стояла около автомобиля Кэма и гладила капот, словно это была собака. Ей очень нравилась эта машина – такая блестящая, синяя. Если нагнуться, можно даже рассмотреть свое отражение. Энни широко улыбнулась.

Мик Морган заметил ее из окна кабинета шерифа и решил призвать к порядку, насколько это возможно.

– Эй, Энни! Кэм вряд ли обрадуется, если ты заляпаешь своими пальцами всю его машину.

– Она такая красивая! – тем не менее сумасшедшая провела по капоту грязным рукавом, стирая следы.

– Ты, часом, есть не хочешь?

– У меня есть сэндвич. Элис дала мне сэндвич. Белый хлеб, рыба и майонез.

– Ну тогда нам не о чем беспокоиться.

К машине подошел Рафферти. Настроение у него по-прежнему было отвратительное, но при виде Энни, поглаживаюшей его автомобиль, шериф улыбнулся.

– Как дела, Энни?

Она перевела на шерифа взгляд и затеребила пуговицы на блузке. На руке сумасшедшей звякнули браслеты.

– Ты не прокатишь меня на мотоцикле?

– Ты же видишь, я сегодня на машине.

У Энни задрожала нижняя губа. Эта детская гримаска выглядела на немолодом лице такой жалкой…

– А не прокатиться ли нам на машине? Хочешь, отвезу тебя домой?

– И я могу сесть впереди?

– Конечно, садись.

Кэм машинально протянул руку, чтобы взять у нее мешок, но Энни крепко прижала его к груди.

– Это мое. Я сама могу нести.

– Ладно. Залезай. Сможешь пристегнуться?

– Да. Ты мне в прошлый раз показал. Показал мне…

Энни плюхнулась на переднее сиденье, взгромоздила на колени свой мешок, высунула язык и принялась за работу. Через минуту она вскрикнула от удовольствия – карабин ремня щелкнул.

– Видишь? Я сама все сделала. Все сама.

– Вот и прекрасно.

Сев в машину, Кэм сразу опустил стекла. Энни уже не мешало бы помыться… Хорошо, что вечер был теплый и с легким ветерком.

Он нажал на педаль газа.

– Радио!

– Вот эта кнопка, – Кэм показал на кнопку, зная, что Энни захочет включить ее сама.

Из динамика полилась музыка, и сумасшедшая захлопала в ладоши. Браслеты заскользили по ее рукам вверх и вниз.

– Я знаю эту песню! – она стала подпевать.

Проезжая мимо дома Кимболлов, Кэм сбросил скорость и скосил глаза, но Клер в мастерской не увидел.

Энни перестала петь и тоже посмотрела в ту сторону.

– Я видела свет на чердаке.

– Никакого света на чердаке не было, Энни, – он знал, что Клер в мансарду не заходит.

– Нет, был. Я все никак не засыпала. А по лесу ночью гулять нельзя. Ночью в лесу страшно. Я ходила по городу. На чердаке был свет.

Она крепко зажмурилась. Перед мысленным взором Энни мелькали воспоминания. Кто-то кричал? Нет, нет, не в тот раз. В тот раз она пряталась в кустах и видела, как мужчины пробежали мимо и уехали. Пробежали мимо и уехали. Ей понравился ритм этой фразы, и она стала ее напевать.

– Когда ты видела свет на чердаке, Энни?

– Не помню, – сумасшедшая принялась крутить ручку, открывающую окошко. – Как ты думаешь, мистер Кимболл работал? Он иногда поздно работает. Но ведь он умер… – сообразила Энни и обрадовалась, что не запуталась. – Умер и похоронен, так что он работать не мог. Дочка его вернулась. Дочка… С такими красивыми рыжими волосами.

– Клер.

– Клер, – повторила Энни. – Красивые волосы. – Она завернула свою прядь вокруг пальца. – Она уехала в Нью-Йорк, а теперь вернулась. Мне Элис сказала. Может быть, она ходила на чердак, искала своего папу. Но его ведь там нет.

– Нет. Его там нет.

– Я тоже искала мою мамочку, – Энни вздохнула и принялась перебирать свои браслеты, проводя пальцем по серебряному, с выгравированными буквами. – Я люблю гулять. Бывает, что целый день гуляю. И нахожу всякие штучки. Симпатичные штучки. – Она протянула ему руку. – Видишь?

– Вижу-вижу.

Но мысли шерифа Рафферти были заняты Клер, и он не обратил внимания на серебряный браслет с выгравированным на нем именем «КАРЛИ».

Клер не могла преодолеть смущение, даже подойдя к боковому крыльцу аккуратного двухэтажного кирпичного здания. «Вход для больных», – прочитала она и вздохнула. Она ведь идет к доктору не для того, чтобы лечить насморк. Просто ей необходимо кое-что уточнить. То, что касается ее отца.

На нее нахлынули воспоминания, воскрешая в памяти годы детства. Вот она сидит в приемной у доктора. На стенах висят картинки с утятами и цветами. Вот заходит в кабинет, садится на стул, открывает рот и говорит: «А-а…» Вот доктор дает ей воздушный шарик, потому что она не плакала, когда ей делали укол.

Она не успела войти – увидела доктора Крэмптона, который полол клумбу с лилиями. Садоводство было его страстным увлечением. Этим отец Элис очень походил на ее отца.

– Мое почтение, доктор!

Он быстро выпрямился, слегка поморщившись из-за боли в спине. Круглое лицо доктора просияло. Из-под обвисших полей старой шляпы виднелись густые седые волосы, достигавшие плеч. Она подумала, что в этой шляпе он очень похож на Марка Твена.

– Клер! А я все думал, когда же ты нас навестишь! У Джейн мы не смогли поговорить…

– Элис сказала, что теперь вы работаете только полдня, и я решила наведаться, когда вы не будете заняты.

– Я и не занят. Просто обихаживаю свои лилии.

– Они у вас чудесные!

Ей было тяжело смотреть на цветы и вспоминать, как доктор Крэмптон и ее отец рассуждали о подрезании и удобрениях, но приходилось улыбаться.

Тем не менее доктор увидел в ее глазах тревогу. Врач в маленьком городке привык выслушивать не только жалобы пациентов на свое здоровье, но и все их проблемы. Доктор кивнул на скамейку около клумбы.

– Составь старику компанию. Расскажи, чем сейчас занималась.

Они сели рядом и немного поговорили о том о сем и ни о чем. Оба знали, что так Клер легче будет приступить к тому, с чем она пришла к доктору, или к тому, о чем хотела спросить.

– …так что мама и Джерри через пару недель будут уже в Вирджинии. Ей там нравится.

– Раз уж ты так далеко заехала, наверное, навестишь их, прежде чем надумаешь возвращаться назад.

– Возможно, – Клер опустила глаза. – Я рада, что мама счастлива. На самом деле рада, что она счастлива.

– Еще бы тебе не радоваться!

– Я и не представляла себе, что будет так тяжело, – голос молодой женщины дрогнул и сорвался. Ей пришлось сделать два глубоких вдоха, чтобы взять себя в руки. – Вчера вечером я поднялась наверх, в мансарду.

– Клер! – доктор взял ее руку и ласково сжал в своих ладонях. – Тебе не надо было ходить туда одной.

– Я ведь уже не маленькая девочка, которая боится привидений.

– Ты все еще тоскуешь по отцу… Я это понимаю. Я тоже тоскую по своему другу.