Текст книги "Королева в услужении"
Автор книги: Нора Лофтс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Нора Лофтс
Королева в услужении
Глава 1
Июнь 1137 года. Еще до того, как в ночном небе над городом Бордо взошла и засияла холодным блеском полная луна, молодой мужчина, пробиравшийся крадучись по темным пустынным улицам, приблизился к высокой круглой башне. Постояв немного в тени, он сделал несколько шагов, взял один из трех небольших круглых камешков, зажатых в левой руке, и нацелился в узкое незастекленное окошко почти под крышей башни. Бросок оказался удачным. Отступив снова в тень, молодой человек подождал с минуту и уже нащупывал второй камень, как дверь рядом с ним бесшумно открылась и он услышал тихий мелодичный голос:
– Ришар?
Забыв всякую предосторожность, юноша громко воскликнул:
– Альенора…
– Ш-ш-ш! Повсюду опасность, – прошептала девушка, увлекая его в непроглядную темноту башни. – Держись стены, здесь сорок восемь ступенек, будь осторожен!
Сорок восемь ступенек, стертых и отшлифованных множеством ног, были не особенно надежными. Они были частью замка и в далекие времена римского владения Аквитанией вели к наблюдательной площадке на самом верху башни. Однако в последние двести пятьдесят лет этой лестницей пользовались преимущественно люди, выполнявшие секретные задания, любовники и наемные убийцы, темные личности, занимающиеся важными, но не подлежащими огласке делами, торопливые курьеры с тайными посланиями от римских пап, королей и султанов к властителям герцогства Аквитанского. Лестница оканчивалась дверью, расположенной на расстоянии вытянутой руки от кровати в личной спальне герцога, всегда запертой и занавешенной изнутри декоративной тканью. Этой ночью она была открыта, и когда молодой Ришар де Во преодолел последний поворот винтовой лестницы, то заметил впереди огонек. Ускорив шаги, он оказался в помещении и остановился; Альенора, которая шла следом, притворила за собой дверь.
– Может случиться, что тебе придется быстро скрыться, – сказала она, – поэтому я не стала ее совсем закрывать. Если кто-нибудь подойдет вон к той двери, – она кивнула головой на запертую на засов тяжелую дверь на противоположном конце комнаты, – тогда, не теряя время, беги. Как только ты узнаешь тайну, твоей жизни будет угрожать смертельная опасность!
– О какой тайне идет речь? – спросил он. – Альенора, что все это значит? Почему ты послала за мной с такими предосторожностями? И прошло столько времени…
Он нежно прикоснулся губами к ее руке, осознавая, что после долгой разлуки они как следует даже не поздоровались. Ее первые слова были лишь предупреждением об опасности.
– Что все-таки случилось? – спросил он снова.
– Произошло многое, – произнесла Альенора мрачно. – Ужасные вещи, Ришар. Возможно, мне не следовало посылать за тобой, но мне так не хотелось, чтобы ты все узнал из слухов. Я практически пленница с того самого момента… с того самого… – Голос у нее осекся. – Присядь, мой милый, я тебе все расскажу. Тебе не помешает глоток доброго вина, налей и мне. Ришар, во-первых, умер мой отец. Около шести недель назад в Кампостельи.
Ришар поставил на стол бутылку. Взяв ее руки в свои, он начал бормотать слова сочувствия.
– Любимая… – Он никогда не отличался особым красноречием, а когда волновался, речь его становилась еще более путаной.
– Да, знаю, ты тоже любил его, Ришар, а он – тебя. Но у меня не было времени скорбеть и печалиться о нем по-настоящему… О дорогой! – Альенора вновь овладела собой. – Я позвала тебя не затем, чтобы сообщить тебе только эту печальную новость. Мне нужно еще многое сказать, а времени у нас, пожалуй, слишком мало. – Она взглянула на запертую дверь и, перебивая Ришара, торопливо продолжала: – Позволь мне говорить. Сперва я расскажу, каким образом мне стало известно о смерти отца, и тогда ты поймешь, почему я боюсь за тебя. Когда мой отец отправился паломником в Испанию, он оставил здесь за себя барона Годфруа де Блея. Барон вел себя со мной, как всегда, учтиво и доброжелательно, мы с удовольствием проводили время в обществе друг друга. Однако в одно прекрасное утро, примерно шесть недель назад, когда мы вместе возвращались с соколиной охоты, у ворот замка нас догнал всадник на измученной лошади. Он успел крикнуть, что у него новости из Испании. Барон Годфруа моментально соскочил с коня, затащил посланца в караульную будку и выгнал оттуда всех стражников. Я знала, что отец отправился в путь очень больным, и боялась, как бы ему не стало хуже. Появился барон Годфруа, взял меня за руку и сказал, что есть известия, которые он сообщит мне позже. Заподозрив неладное, я сказала, что хотела бы поговорить с посланцем. Барон ответил, что это невозможно, поскольку посланец мертв. В это невозможно было поверить – пять минут назад я видела этого молодого человека вполне здоровым. Я вырвалась, вбежала в будку и увидела его мертвым, с посиневшим, вздутым лицом. Не перебивай… Барон Годфруа, без всякого сомнения, задушил его, мне же сказал, что гонец умер от чумы. В этот же день барон Годфруа выставил на дорогах, ведущих в Испанию, посты, приказав поворачивать назад, а если необходимо, то и убивать всякого, кто попытается вступить в пределы герцогства Аквитанского. По его словам, это было нужно, чтобы не допустить распространения заразы. Очень умно и очень хитро.
– И все только для того, чтобы скрыть факт смерти нашего герцога? Наш повелитель лежит мертвый в далекой чужеземной стране, а нас, тех, кто должен горячо молиться за упокой его души, держат в неведении? Что же здесь умного?
– Подожди, – ответила Альенора. – Сейчас объясню. Но сперва выпьем вина, Ришар. – Она поднесла кружку к губам и отхлебнула. – В тот же день барон Годфруа доверительно сообщил мне то, что я знала и без него, – что я теперь наследница моего отца, герцогиня Аквитанская и графиня де Пуатье. Он добавил также, что, как только весть о смерти герцога станет достоянием гласности, найдутся, по крайней мере, шесть честолюбивых и жестоких знатных особ, которые захотят жениться на мне, если потребуется – силой.
Лицо юноши приняло жесткое выражение, глаза сузились, он молча кивнул в знак понимания и согласия. Он прекрасно знал: повсюду в этом мире богатые и знатные наследницы считались желанной добычей, завладеть которой дозволялось любой ценой, даже хитростью или насилием. Даже когда речь шла о старых, уродливых и злых женщинах, то и тогда мужчины ссорились и сражались порой месяцами за право жениться на них, управлять их землями, пусть даже небольшими. А у Альеноры…
Как бы отвечая на его мысли, Альенора продолжала в нарочито спокойном тоне:
– Мое наследство – чрезвычайно лакомый кусок. По-настоящему я осознала его подлинные размеры только после того, как барон показал на карте границы моих владений. Они простираются от Оверни на востоке до океана на западе и от Луары на севере до Пиренеев на юге. Мои поля, виноградники и сады, как всем известно, – самые богатые в мире. Действительно заманчивая добыча для любого беззастенчивого мужчины… Я напомнила барону, что во время брачной церемонии в церкви невесту спрашивают о ее согласии и что я буду кричать и протестовать перед алтарем, если кто-то попробует принудить меня к замужеству. Он лишь рассмеялся. По его словам, не я первая попыталась бы безуспешно использовать подобный прием. Когда речь идет о таких огромных богатствах, всегда найдется священник, который за солидную мзду не прервет обряд, если даже визг невесты заглушит его собственные молитвы и песнопения. И барон Годфруа тут же привел наглядные примеры. Стоит только вести о смерти отца просочиться в общество, весь вопрос сведется к тому, кто первый успеет прибыть сюда с достаточно сильным отрядом. После брака не будет отбоя от завистников, которые непременно развяжут в Аквитании гражданскую войну. Тебе, Ришар, известен буйный нрав наших аристократов, радующихся любому предлогу, – лишь бы начать войну. В конце концов, он убедил меня, Я согласилась с его предложением – оставаться в своих апартаментах под предлогом легкого недомогания, не проявлять открытой скорби и держать известие в секрете до тех пор, пока он не выработает дальнейший план действий, который устроил бы мое будущее мирным путем, в приличествующей манере и в соответствии с моим титулом.
Альенора взглянула немного застенчиво на молодого человека и снова отвела взор. Оба они думали об одном и том же.
Отец Ришара погиб в одной из небольших междоусобных стычек, и мальчика много лет назад привезли в замок герцога Аквитанского, чтобы обучить рыцарскому искусству. Он был первым товарищем ее детских игр, а затем и наставником во всех совсем не женских забавах, которые ей нравились и против которых ее снисходительный отец не возражал. Взаимная привязанность обоих постоянно росла и достигла в конце концов той черты, за которой в их жизни должны были последовать радикальные перемены. Но около года назад Ришару пришлось вернуться в собственное поместье Польяк. Перед расставанием было достигнуто соглашение, что, когда Альеноре исполнится шестнадцать лет, когда Ришар удостоится звания рыцаря, а отец восстановит свое здоровье в результате паломничества к святым местам испанской Кампостельи, молодые люди смогут рассчитывать на официальную помолвку. Герцог, как и барон Годфруа, прекрасно понимал, что женившийся на Альеноре станет необычайно могущественным, и поэтому решил, что лучше взять в зятья простого, но знатного по происхождению рыцаря со скромным владением, чем крупного сеньора, чьи сила и удача могут возбудить зависть других сеньоров. Кроме того, герцог, будучи добрым и внимательным отцом, не мог не заметить расположения Альеноры к молодому Ришару.
Теперь же ситуация в корне изменилась… Обещания, уговор – все это показалось таким далеким. Отец лежал мертвым за тридевять земель в чужой Испании, а она осталась одна, обреченная самостоятельно пробираться по узкой тропинке через болото политических козней, опасных заговоров и закулисных интриг. И время истекало. Альеноре нужно было спешить высказать Ришару все необходимое, после чего ему следовало удалиться.
– Я допустила ошибку, Ришар, – сказала она, начиная торопиться. – Я заявила барону Годфруа, что с согласия отца мы с тобой обручились, но официально об этом не объявлялось из-за болезни отца. Ведь мои слова, по существу, соответствовали истине! Кроме того, я сказала барону: «Если я выйду замуж за Ришара де Во, то буду в безопасности от других возможных претендентов и отпадет причина для зависти со стороны крупных сеньоров, поскольку он не из их числа». Я попросила его послать за тобой и немедленно организовать бракосочетание.
Ришар по-прежнему молчал. Секретное послание Альеноры к нему, эта тайная встреча служили ему достаточным доказательством, что план не нашел поддержки у барона Годфруа.
– Этим своим шагом, Ришар, я достигла лишь одного – поставила под угрозу твою жизнь.
Причем опасность такова, что, пожалуй, не стоило вызывать тебя сюда. Но мне очень хотелось увидеть тебя и самой обрисовать обстановку. И я приняла меры предосторожности: попросила у барона Годфруа разрешения провести ночь в молитве в спальне отца. Та дверь заперта на засов, а о секретной лестнице никто не знает, кроме меня. Мне кажется, мы в безопасности… какое-то время. Однако не следует затягивать.
Будто чувствуя, что дальнейшие слова мучительны для них обоих, юноша ласково взял ее руку. Длинные, тонкие и холодные как лед пальцы Альеноры схватили его ладонь с удивительной силой. Он и раньше изумлялся энергии, таящейся в этой изящной и тонкой фигурке, он помнил, как эти руки, способные, казалось, только держать иголку или стебелек нежной лилии, неоднократно доказывали свое мастерство в стрельбе из лука и верховой езде.
– Пожалуйста, – проговорил он, наконец, – скажи, какое решение принято.
– Все это ужасно сложно и очень далеко от нас, нашего совместного прошлого и светлых воспоминаний. Капетинги и Плантагенеты, Франция и Англия, что у них общего с нами обоими? Но барон Годфруа растолковал мне, увы, очень наглядно. Понимаешь, сейчас королем Англии является Стефан, однако многие полагают, что королевой по праву должна быть императрица Матильда, и весьма возможно, что после смерти Стефана на трон взойдет ее сын – Генрих. Тогда он станет королем Англии, герцогом Нормандии, герцогом Анжуйским и графом Бретани и сделается более богатым и сильным, чем король Франции… Если только последний что-то не добавит к своим владениям. Две династии жестоко соперничают, и, как заявил барон Годфруа, французский король не остановится ни перед чем для укрепления своих позиций. Аквитания именно то, что ему нужно, и если она не отойдет к Франции мирным путем, то есть через бракосочетание, то король попробует присоединить его силой. Ришар, я не желаю быть причиной ужасной кровопролитной войны.
Альенора отняла руку и начала чересчур старательно снимать нагар с чадящей свечи. Когда она снова повернулась к нему, Ришар заметил у нее на глазах слезы, видно было, что она изо всех сил старается не расплакаться.
– Я не могу выйти за тебя замуж, – продолжала она. – Барон Годфруа не моргнув глазом убьет тебя, чтобы не допустить этого. А если ему не удастся, жадные до Аквитании Капетинги не успокоятся до тех пор, пока не убедят папу аннулировать наш брак, причем, с их точки зрения, на вполне законных основаниях. Мой отец никогда официально не объявлял о нашей помолвке, кроме того, король Франции может настаивать на своих правах сюзерена. Я много думала обо всем этом и вижу, что план барона – единственный мирный и достойный выход из этой путаницы. И уже предприняты первые шаги. Направлено тайное послание королю Франции. Принц Людовик уже выехал, будто на охоту, продвигаясь в южном направлении. Вчера он был в Лармоне. Как только он прибудет сюда, мы повенчаемся, и прежде чем кто-то из аквитанских аристократов или какой-нибудь герцог Плантагенетов пронюхает, что я стала товаром, я уже буду продана человеку, права которого не так-то легко оспорить.
Последние слова она произнесла с горечью, но Ришар почти не обратил на это внимания. Он думал, как быстро и досконально Альенора усвоила все эти правила политической игры. Казалось, лишь вчера они вместе забавлялись, и он, в силу старшинства и привилегированного положения мужчины, являлся главным действующим лицом, – преданным, но покровительствующим. А теперь…
Самое время признать, что она выделила Ришара среди множества юношей, населявших замок ее отца, не только из-за его красивой внешности, веселого нрава, умения владеть оружием и управлять лошадьми. Выслушав сейчас все ее рассуждения о королях, принцах, политических хитросплетениях и тому подобном, он проговорил тихо, но достаточно энергично и твердо:
– Есть еще один выход, моя милая. Тебе не обязательно становиться королевой Франции… Ты могла бы сейчас уехать со мной. Мой конь довезет нас до Польяка, где я достану свежих лошадей и соберу все деньги, какие смогу. Затем мы доберемся до Ла-Рошеля, где сядем на корабль. Хороший воин может понадобиться и королю английскому Стефану, и императору Германии или Византии. Мы найдем подходящее местечко, и я позабочусь о том, чтобы ты не нуждалась. Жизнь наша будет, пожалуй, менее удобной, чем здесь, но если ты уедешь со мной и предоставишь им самим ломать голову над тем, кому владеть Аквитанией, то мы будем всегда вместе и я отвоюю тебе своим мечом достойное место под солнцем и буду служить тебе, пока бьется мое сердце.
Ее лицо вспыхнуло, глаза засверкали, и она воскликнула:
– Как мы похожи друг на друга! Первая мысль у меня была точно такой же. Я сразу же вспомнила о своем дяде Раймонде в Антиохии, он с распростертыми объятиями примет отважного бойца и поддержит любую смелую и справедливую акцию. О, я бы с радостью пошла с тобой. Весь мир перед нами. Я уже думала об этом, но это невозможно, – Альенора отошла от Ришара и начала ходить из угла в угол просторного помещения. – И не думай, что на мое решение повлияла соблазнительная возможность сделаться королевой Франции. Я уже герцогиня Аквитанская, и мне этого вполне хватит. Если даже мне удастся благополучно покинуть Аквитанию, я лишусь всех нынешних титулов. Кроме того, нам придется уехать тайно, и, пока мы не доберемся до какого-нибудь отдаленного безопасного места, никто не будет знать, что случилось со мной. Подумай только о тех взаимных обвинениях, которые посыплются со всех сторон. Это будет означать войну: горящие и разграбленные города и деревни, вытоптанные и уничтоженные виноградники. Сравни весь этот ужас с тем, что я в состоянии сделать, чтобы предотвратить его. Союз Аквитании и Франции приведет к долгожданному миру, которого эта страна не знала шесть сотен лет… Никто не посмеет посягнуть на эту мощь. А если у меня появится сын, он станет с полным правом, которое ни одна душа не сможет оспорить, королем обширнейшего государства христианского мира. Таким образом, как ты видишь, у меня нет выбора.
Ришар с мрачным видом смотрел на Альенору, не пытаясь протестовать и переубеждать. Он знал, что будет любить и помнить ее всю жизнь, но понимал также, что при любом раскладе на пути его брака с Альенорой стояло бы множество других непреодолимых преград. Эти трубадуры могут петь о любви, ломающей любые препятствия, однако в основе брачных союзов чаще всего лежат другие причины: целесообразность, политический расчет, алчность. Поэтому он принял ее отказ точно так же, как воспринял бы сообщение ее отца, если бы он вернулся из Испании, что у него появились иные соображения относительно будущего своей дочери. Мечты были слишком радужными, чтобы осуществиться…
В приступе внезапного отчаяния Альенора воскликнула:
– Боже милостивый! Какое несчастье родиться знатной! Самая последняя грязная скотница свободнее в своем выборе. Мы могли быть такими счастливыми, Ришар. А теперь я должна распрощаться с тобой, со всеми нашими мечтами, надеждами. Я понимаю теперь: они были детскими, но тем не менее такими приятными. И где бы я ни была и что бы ни случилось со мной, я всегда буду помнить о тебе. Всегда.
Альенора протянула обе руки. Привлекая ее к себе, он вдруг заметил, что она побледнела как полотно, в широко раскрытых глазах застыл страх. Ришар быстро обернулся и увидел массивную, зловещую фигуру барона Годфруа, заполнившую собой дверной проем, который вел к секретной лестнице. Правую руку он держал на рукоятке меча, левой нащупывал висевший на поясе кинжал.
Прежде чем Альенора или Ришар успели что-то сказать, он вошел в комнату и проговорил насмешливо-веселым тоном:
– Так вот как, сударыня, вы молитесь! Мне очень обидно думать, что мое деятельное участие в ваших делах создало у вас впечатление, что меня можно легко обвести вокруг пальца.
– Вы заблуждаетесь, – сказала Альенора, быстро становясь между мужчинами. – Это не то, что вы предполагаете.
– И откуда вам известно, что именно я предполагаю? – спросил барон по-прежнему довольно дружелюбно. Его карие глаза, поблескивавшие подобно мокрым круглым камешкам, оценивающе бегали по лицу и фигуре Ришара. – На мой взгляд, такой красивый молодой рыцарь может иметь лишь благородные помыслы.
– Если быть моим сокольничим и хранителем псарни – благородное занятие, то вы, разумеется, правы, – заметила Альенора. – Именно поэтому я послала за ним, сударь. Мои птицы и мои собаки привыкли к нему, и он позаботится о них, пока я путешествую, и поддержит их в рабочей форме до моего возвращения.
– Весьма похвальное решение, – согласился барон Годфруа. – И принято совершенно справедливо без излишней огласки, поскольку подобное поручение от вас, сударыня, – особая честь, которая легко может возбудить ревность в других кавалерах. – Но внезапно тон его резко изменился. – Избавьте нас, сударыня, от этого недостойного спектакля. Я еще не ослеп и не выжил из ума. Знаю, зачем он здесь и о чем вы говорили. Должен признать: выслушать все это ему было нелегко. – Он в упор посмотрел на Ришара. – Если я сперва повел себя с вами немного грубо, молодой человек, то лишь потому, что не выношу, когда меня обманывают, а также потому, что у меня много забот. Вероятно, вы, зная, чем я занимаюсь, прекрасно это понимаете. Должен попросить вас дать честное слово, что все услышанное сегодня ночью вы сохраните в тайне.
– Клянусь честью.
– Тогда попрощайтесь и уходите так же, как и пришли, то есть тайно, – проговорил барон довольно приветливо.
Когда Альенора и Ришар вновь протянули друг другу руки, барон демонстративно повернулся к ним спиной и стал осматривать спальню, которая была обставлена с необычной для того времени роскошью и вкусом. Несколько предков Альеноры посетили страны Востока во время крестового похода или по личным делам и привезли в замок великолепные пушистые ковры для пола, шелковые подушки, украшенные причудливой резьбой сундуки и даже редкие тогда зеркала. У барона было чем полюбоваться. Между тем Альенора говорила:
– Мне нечего больше добавить, Ришар, кроме того, что мне всем сердцем хотелось, чтобы наши отношения закончились по-другому. Я никогда тебя не забуду.
– Не забывай самого главного: если тебе когда-нибудь потребуется моя помощь, то мое сердце и мой меч всегда к твоим услугам, – ответил Ришар, прижимая ее руку к своим губам.
– Мы все переживаем подобную слабость в молодости, а потом, сделавшись мудрее, сами же смеемся над нею, – заметил барон Годфруа.
Несмотря не некоторую бестактность слов, сказаны они были сердечным тоном, с желанием как-то утешить.
– Я запру за вами дверь, – добавил он, обращаясь к Ришару.
– А я провожу вас, – предложила Альенора и взяла со стоявшего у постели столика канделябр с пятью свечами.
Ришар прошел через дверь и вступил на винтовую лестницу. Барон последовал за ним. Альенора подоспела со светом как раз в тот момент, когда барон, выхватив меч, с хладнокровием человека, нанизывающего на нож кусок мяса с тарелки, вогнал клинок в тело несчастного Ришара. На лестнице послышался придушенный крик, а у двери – неистовый оглушительный женский вопль. Обагренный кровью, юноша какую-то долю секунды висел на мече, а потом, соскользнув, упал в темноту. С мечом в правой руке, с которого капала кровь, барон Годфруа резко повернулся, взял из слабеющих пальцев Альеноры канделябр, поставил его на безопасном расстоянии в сторону, запер дверь и завесил ее декоративной тканью.
– Дверь внизу я запер, когда вошел, – сказал он. – И я надеюсь, сударыня, что остальные свои интриги вы будете осуществлять с осмотрительностью.
Затем, подхватив покачнувшуюся Альенору, он уложил ее на громадную постель.
Через три недели, когда широко задуманный план был успешно завершен и Альенора, герцогиня Аквитанская, стала женой принца Франции, когда непокорные и строптивые сеньоры ее герцогства преклонили колени перед молодым принцем и поклялись быть его верными вассалами, старый барон Годфруа, довольный собой и богатым поместьем, полученным в дар за усердие в сложном и опасном предприятии, уселся за стол и занялся непривычным для себя делом – составлением письменного послания. Справившись в конце концов с письмом, он доверил его монаху по имени Одо, который принадлежал к свите, сопровождавшей принца в поездке из Парижа в Аквитанию. Проницательный взор барона распознал в монахе человека чрезвычайно ловкого, осторожного и неболтливого.
– Это письмо, – сказал Годфруа, – нужно передать только самому королю. Принц и госпожа Альенора не должны ни под каким видом узнать о его существовании.
Действительно ловкий и осторожный Одо – тут барон не ошибся – спрятал письмо в свою дорожную сумку и тщательно его берег. Однако передать письмо королю Франции ему не довелось. Пока французский принц с новой принцессой, свитой и несколькими рыцарями из Аквитании, пожелавшими последовать за своей госпожой в Париж, путешествовали жаркими летними днями по пыльным дорогам Турена, давно болевший Людовик VI скончался и был предан земле.
Письмо беспокоило Одо, и как только он прибыл в Париж, то не мешкая сразу же направился к аббату Бернару де Клерво, со смертью короля наиболее могущественному лицу Франции. Объясняя ситуацию, Одо подчеркнул:
– Барон особо настаивал, святой отец, чтобы письмо не попало в руки принца. Но ведь принц теперь король…
– Весьма любопытная ситуация, – заметил аббат. – Дай-ка сюда письмо.
Без всяких колебаний он сломал печати и прочитал коряво написанные, но достаточно отчетливо выраженные мысли. Вначале излагались детали предприятия, так успешно завершенного, а затем говорилось:
«За обходительными и учтивыми манерами принцессы Альеноры скрываются далеко идущие и коварные замыслы, требующие пристального внимания. Предупреждаю вас об этом для принятия соответствующих мер, тем более что мой господин, принц французский, покорен ее красотой и чарами сильнее, чем можно было ожидать при столь поспешном браке. У меня есть неопровержимые доказательства ее хитрости, своеволия и стремления делать все по своему усмотрению».
– Вы поступили правильно, – сказал аббат Бернар. – Письмо сугубо личного характера, воздает главным образом хвалу принцу. Эти слова, адресованные его отцу, который сейчас покоится в семейном склепе, только разбередят душевную рану. Сожгите его, Одо.
Но барон Годфруа правильно оценил достоинства монаха. Что-то полетело в огонь, затрещало и вспыхнуло ярким пламенем; что-то скрылось в рукаве широкой рясы Одо. Теперь в Париже существовало два человека, прочитавших предупреждение о том, что за учтивыми манерами новой королевы прячутся коварные замыслы и желание самостоятельно управлять. А поскольку оба стремились к тому же и не хотели иметь соперника, то они следили за ней так же пристально, хладнокровно и недоверчиво, как и хотелось барону Годфруа.
