355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ноэль Бейтс » Я призываю любовь » Текст книги (страница 1)
Я призываю любовь
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 11:53

Текст книги "Я призываю любовь"


Автор книги: Ноэль Бейтс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Бейтс Ноэль
Я призываю любовь

1

Уже потом, в новой счастливой жизни, Розалин, оглядываясь назад, частенько задумывалась: как она жила тогда, до того, как все восхитительно переменилось? Чувствовала ли себя несчастной? Нет, отвечала Розалин самой себе, не чувствовала.

Сделав работу смыслом жизни, Розалин Паркер постепенно вытеснила из жизни все, что для этой работы было не нужно. И все, на что не хватало времени. А времени не хватало практически ни на что. Выходные, отпуск, личная жизнь были излишней роскошью, недопустимой для врача. Нет, она никогда не жаловалась, просто знала, что так и должно быть.

Она не была несчастной… но и счастливой никогда не была. Теперь Розалин понимала это. В новом ярком и красочном мире, исполненном радостей и невзгод, в живом мире, куда она вошла с открытой душой, все было по-иному. И смотреть отсюда на прожитые дни было все равно что разглядывать странную мозаику из дней и фактов и пытаться угадать, где в ней ты. Поэтому Розалин никогда не предавалась долго воспоминаниям. Хорошо, что ее жизнь была такой, какой была. И какое счастье, что теперь она стала другой! Хотя события, знаменовавшие наступление перемен, не предвещали, казалось бы, ничего доброго.

В тот день, как помнится, она вернулась домой непривычно рано, где-то около половины одиннадцатого.

На ковре в прихожей лежали три конверта. Розалин машинально подняла их, сняла пальто и, пройдя в кухню, налила себе стакан соку.

Затем включила автоответчик. Итак, двое друзей хотели знать, жива ли она. Из химчистки сообщали, что костюм готов и спрашивали, когда его можно привезти. Еще звонил Роджер и интересовался, остается ли в силе договоренность об ужине в субботу. Роджер, милый Роджер… Она вздохнула… и поперхнулась соком. Затем вытерла заслезившиеся глаза и подумала, как бы это было замечательно – проспать сорок дней и сорок ночей без перерыва!

Розалин исполнилось тридцать четыре. Она была не замужем и иногда с завистью размышляла о том, что женщины ее возраста, не связанные семейными узами, могут наслаждаться жизнью, забывая о работе по окончании дня и имея достаточно времени и сил для общения.

Не бывает роз без шипов, напомнила себе Розалин, глядя из темной кухни на красиво обставленную гостиную. У меня интересная, пускай и нелегкая, работа, и еще у меня есть свобода. Свобода ни от кого и ни от чего не зависеть. И я не одинока, благодаря моему дорогому Роджеру.

Она прошла в ванную и открыла оба крана. Потом вынула шпильки и светлые прямые волосы упали ей почти до талии. Распущенные волосы молодили ее, вот почему Розалин всегда зачесывала их наверх и стягивала в узел. Конечно, всякой женщине хочется выглядеть моложе, но в ее профессии это было нежелательно. Пациенты с подозрением относятся к врачам, которые не выглядят достаточно пожилыми. Возраст, по их разумению, свидетельствует об опыте, и невозможно объяснить им, что это бывает далеко не всегда.

Только сняв туфли и выключив краны в ванной, Розалин вспомнила о почте. Два первых конверта пропустила. Это были счета, которые можно было отложить до выходных. Третье письмо, в плотном конверте кремового цвета, задержало ее внимание. Розалин с любопытством повертела его, потом разделась и вошла в ванну, пытаясь угадать, от кого оно. Детская игра, которая после напряженного дня в больнице немного расслабляла.

С некоторым нежеланием она наконец вскрыла конверт. Там лежала короткая записка, которую Розалин прочла сначала быстро, потом медленнее, с нарастающим недоверием и тревогой.

Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить информацию. Ее отец серьезно заболел. Состояние удовлетворительное, но присутствие Розалин, как саркастически замечал человек, написавший записку, было бы весьма желательно.

Она взглянула на подпись и постепенно восстановила в памяти образ Скотта Барфилда.

Его отец владел огромным поместьем по соседству с куда более скромными земельными угодьями отца Розалин. Она вспомнила темноволосого молодого человека, которого изредка встречала во время школьных каникул, когда приезжала из интерната, и который ничего не делал, только читал и прогуливался и иногда ездил верхом. Не слишком дружелюбный молодой человек. Отец Скотта был приятелем и пациентом ее отца, как и большинство людей, живущих в городке, поскольку доктор Паркер был единственным врачом в округе…

Наскоро вытершись и пройдя в спальню, Розалин набрала номер телефона по записной книжке.

Было уже около одиннадцати, но ее это не волновало. Ответили после первого же сигнала, и Розалин с отработанной вежливостью попросила:

– Извините, что звоню так поздно, но не могли бы вы позвать к телефону мистера Барфилда?

Она откинулась на спинку кровати и посмотрела на себя в зеркало, висящее на противоположной стене. В полумраке спальни отражение было нечетким, но Розалин легко заполнила пробелы. Зеленые глаза, обрамленные густыми темными ресницами, маленький прямой нос, красиво очерченный рот. Лицо, которое можно было бы назвать сексуальным, если бы не выражение сдержанности и самоконтроля, которые стали неотъемлемой частью ее натуры.

По мере того как Розалин Паркер поднималась к вершинам медицинской карьеры, ее профессионализм и преданность делу сначала заставили замолчать смешки коллег-мужчин, а потом и их скептицизм. Но и она утратила ту долю женского тщеславия, которая превращает милое личико в неотразимое оружие.

– В чем дело? – Голос на другом конце провода звучал гораздо раздраженнее, чем Розалин ожидала. – Я спрашиваю, в чем дело? Во-первых, кто это, а во-вторых, что вам надо?

Растерявшаяся было Розалин взяла себя в руки и сдержанно ответила:

– Мне, пожалуйста, Скотта Барфилда. Срочно.

На линии воцарилась тишина, а потом снова послышался низкий, властный голос:

– Мисс Паркер? Узнаю голос деловой женщины. Мисс Паркер, это Скотт Барфилд. Полагаю, вы получили мое письмо.

Розалин набросила халатик, испытывая неловкое ощущение, словно обладатель этого голоса мог ее увидеть.

– Верно, – подтвердила она. – Как там мой отец? Я могу поговорить с ним?

– Ваш отец чувствует так, как обычно чувствуют себя люди в подобном состоянии. А поговорить с ним вы не можете, потому что он спит. Надеюсь, вы знаете, который час?

– Что точно случилось и почему меня не известили?

– У вашего отца был удар месяц назад, и…

– Месяц назад! И я только сейчас узнаю об этом!

В ее голосе прозвучали удивление и злость, а также некоторый оттенок вины, что, как Розалин надеялась, не было замечено собеседником. Отношения с отцом и в лучшие времена были напряженными, а в последние несколько месяцев – или лет? – они свелись к обмену почтовыми открытками по соответствующим случаям, редким телефонным звонкам или визитам. Хотя, задумавшись, она не могла бы точно сказать, когда в последний раз видела отца.

Розалин прикусила губу и почувствовала угрызения совести, которые вытеснили воспоминания о том, почему она избегала родительского дома. Нервотрепка, начинающаяся с первой минуты ее приезда и не прекращающаяся до самого отъезда, чувство одиночества, горькое осознание того, что она, единственное дитя, принесла отцу лишь разочарование.

– Роналд настаивал на том, что все в порядке и нет нужды сообщать вам.

– Понятно, – сухо произнесла Розалин. – И никто, включая вас, не удосужился принять во внимание, что я его дочь и меня может беспокоить его здоровье?

– Откровенно говоря, нет. – Возникла коротая пауза, которую нарушил Скотт Барфилд: – Он был тверд как кремень, мисс Паркер, и я не видел причины поступать против его воли. Вы, кажется, нечасто бывали в наших местах. По-моему, в последний раз навещали отца два с половиной года назад.

Он осуждает меня, подумала Розалин и покраснела. Как бы ей ни хотелось защитить себя, для подобного поведения не было оправдания.

– А отец знает, что сейчас вы связались со мной? – спросила она, меняя тему и стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Нет. – Снова возникла пауза, и Розалин показалось, что человек на другом конце провода обдумывает то, что собирается сказать дальше. – Я почувствовал, что должен это сделать. Состояние вашего отца подняло некоторые вопросы, которыми необходимо заняться.

– Вопросы? Что вы имеете в виду?

– Лучше обсудить это с глазу на глаз, я думаю, – равнодушно ответил Барфилд. – Когда вы сможете приехать?

Мозг Розалин лихорадочно заработал, перебирая то, что необходимо сделать в ближайшие две недели, какие из пациентов нуждаются в тщательном личном наблюдении, какие курсы следует посетить.

– Значит, вы сможете приехать сюда в обозримом будущем?

Голос Барфилда стал еще прохладнее, и Розалин легко представила, что он о ней думает. Деловая мисс Паркер, кипящая гневом оттого, что ее не известили о болезни отца, но неожиданно проявляющая нерешительность, когда речь заходит о том, чтобы навестить его. Скотт Барфилд просто был не в состоянии понять, что это связано с улаживанием кучи дел, и потому невозможно решить все в одно мгновение по телефону.

– Конечно же я приеду, мистер Барфидд, – холодно сказала она.

– Рад это слышать. – Похоже, ответ не произвел на него никакого впечатления. – В таком случае, как насчет этой субботы?

Розалин заметила, что у собеседника была привычка задавать вопросы, которые не предусматривали никаких возражений. Откуда у него это? Она попыталась вспомнить, чем Барфилд занимался, но не смогла. Ее участие в жизни родного городка было минимальным, а отец не любил писать содержательные письма. Он вообще был немногословным. Во всяком случае, с ней.

– Я боюсь…

– Послушайте, мисс Паркер, – заявил Барфилд низким, строгим голосом, – вы нужны вашему отцу. Полагаю, что вам придется изыскать возможность приехать сюда в субботу. Если вы выедете достаточно рано, то сможете добраться после полудня. Я пошлю за вами машину в аэропорт.

– До субботы осталось только два дня! Мне нужно время, чтобы заново спланировать свои дела…

Он наверняка сверялся с расписанием, пока Розалин говорила, потому что следующими его словами была информация о том, во сколько она должна вылететь в субботу и в какое время прибыть в аэропорт.

– Вас будут ждать, – сказал Барфилд и повесил трубку.

Именно так – повесил трубку! Она не могла поверить в это. Розалин была очень уважаема в своей области, к ее советам прислушивались. Давно прошло то время, когда ей приходилось защищаться от кого-то или отчитываться перед кем-то. Возникшая ситуация смущала и злила ее.

Неужели она настолько привыкла командовать, что теперь ей трудно стерпеть подобное отношение от кого-то другого? Розалин включила бра и нахмурилась. Она не любила копаться в своих эмоциях. Ее жизненное расписание не оставляло места для такой роскоши, как самоанализ.

Теперь давно забытое вторглось в реальность, возвращая образы прошлого, заставляя вспомнить далекие дни. Ее отношения с отцом основывались на гордости, упрямстве и молчании, которые в конечном счете не поддавались объяснению.

Даже сейчас Розалин ощущала боль и растерянность, преследовавшие ее в детстве. Недостаток привязанности, постепенное понимание того, что, что бы она ни сделала для отца, этого недостаточно и никогда не будет достаточно. А потом тот ужасный разговор, подслушанный под дверью кухни, когда ей было восемь или девять лет, и страх, что ее накажут, если поймают за этим делом. Служанка и кухарка болтали о бедной малютке Рози. Если бы ее мать не умерла при родах, оставив доктора Паркера с наследством… Если бы не родила, точно назло, девочку, когда все знали, что он хотел сына… Сына, чтобы сохранить фамилию…

Ей тридцать четыре года, она взрослая женщина, а воспоминания все равно ранят.

Однако к вечеру четверга эти воспоминания были снова задвинуты в самый дальний угол сознания, где им и надлежало быть. Розалин была слишком занята: за то малое время, что у нее оставалось, она лихорадочно улаживала свои дела, чтобы иметь возможность уехать в субботу.

Она понятия не имела, сколько времени будет отсутствовать, но не думала, что это займет больше недели. Тем более было сказано, что отец вне опасности и поправляется.

Самым трудным звонком, который теоретически должен был быть самым легким, оказался звонок Роджеру. Возможно, она предчувствовала это, потому что позвонила ему вечером в пятницу, незадолго до того, как лечь спать…

* * *

Роджер не был склонен принимать мою ситуацию близко к сердцу, вспоминала Розалин, глядя в иллюминатор самолета. На словах он был исполнен сочувствия, но в голосе сквозили недовольство и обида.

– Я не видел тебя две недели, – сказал он. – Это была бы наша первая суббота Бог знает с какого времени!

Словно она могла изменить обстоятельства по своему желанию. В который раз Розалин подумала, насколько же мало Роджер вникает в ее заботы. Он тоже был врачом, но частнопрактикующим, и время распределял по своему усмотрению, не боясь, что планы сорвутся из-за какой-то неожиданности. Розалин часто удивляло, что Роджер, который, как врач, должен был бы понимать ее положение, всякий раз дулся, когда время, отведенное им для свидания, совпадало с ее рабочими часами…

Странно было сидеть здесь, в салоне самолета, размышляя обо всем этом. Но постепенно мысли Розалин приняли иной оборот. Что ждет ее по прибытии домой? Вдруг отец будет еще более неприветливым и ворчливым, потому что ему теперь может потребоваться ее помощь? Эта мысль испугала Розалин до дрожи, и она почувствовала себя еще более виноватой в недостатке дочерних чувств.

Выход из самолета и дорога к зданию аэровокзала напоминали путешествие назад во времени, и Розалин ощутила горько-сладкий аромат воспоминаний. Воспоминаний о том, как она приезжала сюда из интерната, год за годом, пока постепенно, с возрастом, не начала проводить каникулы в других местах. Она отдыхала с друзьями в разных частях страны. Позже, уже учась в университете в Оксфорде, оставалась там, большую часть времени занимаясь, а в остальное – общаясь со студентами-медиками.

А на улице было замечательно. Чудесный весенний день обещал такие же прекрасные дни впереди.

Розалин остановилась, разглядывая машины, в поисках такси, присланного за ней, когда сзади послышался голос, который так действовал ей на нервы по телефону.

– Мисс Паркер?

Она повернулась, и послеполуденное солнце ослепило ее, так что пришлось прикрыть лицо рукой, чтобы взглянуть на говорившего.

Скотт Барфилд. Сначала смутное воспоминание увиденного детскими глазами. Теперь увиденное глазами взрослой женщины. Высокий, стройный мужчина. Лицо с волевыми, жесткими чертами, серые глаза и очень темные, почти черные волосы. Розалин поразила не столько внешность, сколько ощущение силы, исходящей от него.

– Верно, – вежливо ответила она, с усилием отводя взгляд. – А вы, должно быть, мистер Барфилд.

Розалин подумала, что Скотт Барфилд может счесть ее разглядывание навязчивым, хотя он, видимо, привык к тому, что женщины с интересом смотрят на него. Это, несомненно, добавляло ему самоуверенности.

– Да, это я. – Он кивнул влево. – Моя машина там. Давайте ваш чемодан.

– Все в порядке, я справлюсь сама.

Барфилд равнодушно пожал плечами и направился к темно-серому джипу. Розалин поспешила за ним, одновременно отвечая на вежливые расспросы о своем путешествии.

– Я положу ваш чемодан в багажник, вы не против? – спросил он, глядя, как Розалин забирается на сиденье для пассажира. – Или вы тоже предпочитаете сделать это сами?

– Благодарю вас.

Она посмотрела на склоненную темную голову с неожиданной неприязнью. Но она не хотела тратить свои душевные силы на этого, в сущности, незнакомого человека, который наверняка уже составил о ней мнение, причем явно нелестное.

– Как там мой отец? Только честно, – спросила Розалин, когда джип тронулся с места.

Она посмотрела на жесткий, точеный профиль Скотта Барфилда и неожиданно подумала, что долго отрабатываемая бесстрастность, похоже, покидает ее.

– Гораздо лучше… Честно. – Скотт бросил на нее быстрый взгляд. – У него затруднена речь, и он плохо владеет левыми рукой и ногой. Правда, говорят, что со временем это придет в норму. Но сейчас он с трудом переносит эти физические неудобства.

– Представляю, – сказала Розалин, глядя в окно.

Ее отец никогда не болел. Сейчас, думала она, он ощущает себя преданным собственным телом.

– Я нанял женщину присматривать за ним, – сообщил Скотт. – Опытная медсестра, с богатой практикой в этой области.

– Вы наняли?

– Естественно, я. А кто же еще это мог сделать?

Камень явно в мой огород, подумала Розалин и осведомилась:

– С каких пор вы сблизились с моим отцом?

– Я слышу в вашем голосе нотки неодобрения? – спросил Скотт, не отвечая на вопрос.

– Ничего подобного, мистер Барфилд…

Так оно и есть, неохотно признала Розалин. Что это – обида на то, что отец противился ее присутствию в доме, в то время как соседу была доверена честь заботиться о восстановлении его здоровья? Розалин потрясла головой, прогоняя нелепую мысль.

– Можете называть меня Скотт. В конце концов, мы были соседями.

– Ладно, Скотт.

На самом деле она предпочла бы «мистер Барфилд». Это сохраняло бы между ними определенную дистанцию, которую Розалин не хотела сокращать. Пускай они соседи, но что с того? Она больше знала о почтальоне, приносящем ей в Лондоне газеты, чем о человеке, сидящем рядом.

– Для полной ясности, Розалин…

– Да, – машинально отозвалась она.

– Ваш отец нуждался в уходе, когда вышел из больницы, и помощь со стороны была единственно возможным решением.

– Благодарю вас, но я не могу бросить работу, – произнесла Розалин.

Она сознавала, что забота о больном отце должна была лечь на ее плечи, поэтому уловила извиняющиеся интонации в своем голосе и возненавидела себя за это.

– Я и не подразумевал ничего подобного. Просто сказал, что Роналду требовалась помощь.

– Тогда почему он не дома? Почему у вас?

– Потому, – терпеливо объяснил Скотт, – что сиделка уходит в шесть вечера. А я полагал, что не следует оставлять вашего отца одного до восьми утра. Во всяком случае, не сейчас.

– Понятно. – Розалин некоторое время смотрела в окно, потом спросила: – Вы так и не сказали мне, каким образом вдруг стали с отцом такими близкими друзьями. Он не упоминал о вас ни в одном из писем.

Она умолчала, что в письмах отца отсутствовало все мало-мальски значимое для нее. Розалин знала мнение отца о правительстве, экономике, падающих уровнях обучения, медицинского обслуживания и ничего о людях, окружающих его.

– Мой отец был близким другом Роналда. Когда я возвратился, чтобы управлять поместьем после смерти моего отца, я продолжил эту дружбу. Это, – добавил Скотт, скосив на нее взгляд, – было почти четыре года назад.

– Вы намекаете…

– Ни на что я не намекаю. Просто отвечаю на ваш вопрос.

– Тогда почему у меня такое ощущение, будто вы меня осуждаете?

– Понятия не имею, – спокойно ответил Скотт. – Возможно, ваша совесть работает сверхурочно.

Розалин почувствовала, как кровь прихлынула к щекам. Кто дал этому человеку право делать о ней столь возмутительные выводы? Тихий голосок, нашептывающий, что у него есть на то основания, не мог успокоить ее гнева.

– Кажется, я не подхожу под ваше определение хорошей дочери…

– Под определение хорошей дочери большинство людей…

– …что достойно сожаления, но не думаю, что мы придем к чему-нибудь хорошему, если позволим этой теме стать предметом спора. Я абсолютно ничего не знаю о вас и узнавать не собираюсь. Буду очень признательна, если вы оставите свои мнения при себе. Я не рассчитываю на ваше понимание того, что двигало мной в те или иные моменты моей жизни, и не прошу о нем.

Теперь Розалин считала, что в их отношениях не осталось недомолвок. Но не тут-то было.

– А что двигало вами? – с любопытством спросил Скотт. – Мне это интересно.

Черт бы тебя подрал с твоим интересом! – рассердилась она.

– Стремление хорошо делать свою работу.

– Кардиология, – проявил осведомленность Скотт.

– Правильно. Из-за чего, собственно, я с трудом находила возможность навещать отца. У меня едва остается время присесть, чтобы выпить чашку кофе.

– И вам нравится постоянное ощущение того, что вы валитесь с ног?

– Это часть моей работы.

Розалин скептически посмотрела на своего спутника, сомневаясь, понял ли он. Почти наверняка Скотт Барфилд считает, что женщины должны выходить замуж, рожать детей и сидеть дома. Все эти красивые, утонченные жизнелюбы оставляют за собой право делать карьеру, но, когда речь заходит о женщинах, считают, что для тех лучше всего фартук и место возле кухонной раковины.

Розалин вспомнила время, когда была молодой и глупой, девятнадцати лет от роду и стояла на пороге будущего. Вспомнила быстротечный, окончившийся катастрофой роман с Джеймсом Личем – замечательным, обаятельным Джеймсом Личем, с чудесными золотыми кудрями и острым умом. И его твердой убежденностью в том, что она свихнулась на своей медицине.

О, это, возможно, было бы прекрасно для других женщин, заявлял Джеймс, но только не для нее, потому что он распланировал свое будущее. А по его мнению, любая женщина, которая могла стать частью этого будущего, не должна была заниматься тем, что требовало самоотдачи. Разве может иметь значение карьера, если ты собираешься создать семью? Мало того, разве может женщина считать себя полезной мужу, если не полностью посвящает себя его нуждам?

Розалин старалась не думать о Джеймсе. Но что-то в Скотте Барфидде, видимо, дало толчок этим воспоминаниям.

– Когда в последний раз вы брали отпуск? – услышала она вопрос, вернувший ее в настоящее.

– Это что – допрос? – с вызовом спросила Розалин.

Как бы то ни было, но Скотт Барфилд ухитрился настроить ее на оборонительный лад. Она чувствовала себя так, словно своими вопросами он загоняет ее в угол.

– Почему вы так обидчивы? – удивился Скотт и бросил на нее тяжелый изучающий взгляд, от которого Розалин стало не по себе.

– Я не обидчива. И кстати, в последний раз отпуск у меня был… – она задумалась, пытаясь вспомнить, – год или около того назад. Я летала в Венецию.

– Очаровательный город. И сколько времени вы там пробыли?

– Целый уик-энд! Скотт громко рассмеялся.

– Уик-энд! Что же вы смогли увидеть за уик-энд? Вы, должно быть, все время метались между достопримечательностями.

Честно говоря, так оно и было. Розалин поехала туда с Роджером, и это был вовсе не отдых.

– Я хорошо провела время, если вы это имеете в виду, – солгала она.

Они уже свернули со скоростной трассы и теперь ехали гораздо медленнее по проселкам. Вскоре должна была показаться развилка. Налево – к дому ее отца.

– Вы говорили по телефону, что болезнь моего отца породила некоторые вопросы, Которые надо обсудить. Вы не против того, чтобы напомнить мне, в чем суть дела?

– Всему свое время, – сообщил Скотт. – Полагаю, что лучше вам сначала увидеться с отцом. Я сообщил ему, что вы приезжаете.

Достигнув развилки, они повернули направо и минут через двадцать въехали в открытые деревянные ворота, от которых длинная аллея вела к дому.

– Боже мой! – воскликнула Розалин. – Ваше поместье… оно в тысячу раз больше, чем я помню!

– Мне казалось, что вещи кажутся меньше, когда человек взрослеет.

Она заметила его легкую усмешку и едва подавила в себе неожиданную вспышку эмоций. За этой бьющей через край энергией, которая так раздражала ее, скрывалось нечто опасное и притягательное одновременно. Розалин быстро отвела взгляд и посмотрела в сторону дома, который приближался с каждой минутой.

Это было старинное здание, содержащееся в идеальном порядке благодаря значительному состоянию семьи Барфилд. Стены светло-желтого цвета местами были скрыты плющом, а окружающие столетние деревья впечатляли так же, как и сам дом. В тех редких случаях, когда они с отцом навещали старого мистера Барфидда, они срезали угол, подъезжая к боковому входу, так что детские воспоминания о фасаде здания были утрачены.

Дорожка вела на покрытый гравием двор. И по мере того как приближался момент встречи с отцом, Розалин ощущала знакомую нервозность.

Наконец они вошли внутрь.

– Теперь дом кажется меньше, да? – прошептал Скотт ей на ухо.

Розалин оглядела огромный холл с черными и белыми изразцовыми плитами на полу и большим количеством дверей, ведущих в комнаты, которые она даже не могла представить, и медленно покачала головой.

– Напротив. Думаю, нужна карта, чтобы не заблудиться. – Она неуверенно посмотрела на Скотта. – Но мне ведь нет необходимости оставаться здесь, вы же знаете. Я могу забрать отца домой, раз уж приехала сюда.

– Это бессмысленно. Во всяком случае, в настоящее время.

В настоящее время… Почему ей не понравилось, как это прозвучало?

Скотт повернулся и пошел по длинному коридору, стены которого были увешаны картинами с изображениями лошадей.

– Ваш отец ожидает в гостиной, – бросил он через плечо. – Я не спросил вас, не желаете ли вы передохнуть после перелета, потому что полагал, что не желаете.

– Вы любите решать за других, верно, мистер Барфилд! Я хотела сказать… Скотт…

Он резко остановился и повернулся к ней.

– У вас слишком властная манера разговаривать. Вам это известно? – Выражение его лица смягчилось, и Розалин почувствовала, как у нее участилось сердцебиение. – Как у учительницы. Я почти чувствую, что должен стать по стойке «смирно». Это тоже часть вашей работы?

Розалин посмотрела на него снизу вверх, задетая его замечанием. Дело было не в том, что он сказал, а как он это сказал. Время укрепило ее защитные реакции, сделав неуязвимой для словесных уколов. Но сейчас Розалин была разозлена и обижена, реагируя на этого человека так, словно то, что он говорит и думает, имело для нее значение.

– Вы проводите меня к отцу? – ответила она вопросом на вопрос, складывая руки на груди. – Или же мы будем попусту тратить время на ваши колкости в мой адрес?

– Идемте же, миледи, – усмехнулся он, направляясь дальше. – Или мне следует обращаться к вам «сэр»?

– Очень смешно, – пробормотала Розалин чуть слышно.

Ей неожиданно захотелось, чтобы волосы у нее были распущены, а не собраны в пучок, как обычно. Тогда он бы заметил, что перед ним женщина, а не врач с вереницей букв после имени, обозначающих научные степени и почетные звания. Хотя, конечно, это не имело значения. Во всяком случае, для таких, как Скотт Барфилд…

Розалин увидела отца раньше, чем он ее, потому что Роналд смотрел в окно. Руки лежат на коленях, губы поджаты – олицетворение человека, страдающего от своей физической неполноценности.

Непроизвольно она взяла Скотта за локоть, задержав его на мгновение в дверях, чтобы иметь возможность еще чуть-чуть понаблюдать за отцом, не будучи им замеченной.

Тот выглядел еще более слабым, чем она думала. Но Розалин все еще не могла представить его в рядах тех, кого можно назвать беспомощными. Хотя в комнате было тепло, на нем была надета рубашка с длинными рукавами, шерстяная безрукавка и галстук-бабочка. Отец всегда придерживался строгого стиля в одежде. Но как же он исхудал!

Розалин ощутила знакомую тревогу от близости кого-то, с кем предстоит вступить в бой хотя никаких открытых столкновений с отцом у нее никогда не происходило. Просто бездна разделяла родных по крови людей, давным-давно ставших чужими.

Розалин перевела дыхание, убрала руку и тихо сказала:

– Все в порядке, я готова.

Эти слова вроде бы были обращены к Скотту, но предназначались для самой Розалин. Она почувствовала, что ее лоб покрылся испариной и провела по нему ладонью.

– Здравствуй, папа.

Отец медленно повернул голову и посмотрел на нее. После долгого разглядывания он угрюмо кивнул.

– Здравствуй, Рози. Я говорил Скотту, что нет нужды беспокоить тебя.

Розалин вздохнула и прошла в комнату. Подойдя к креслу, она заставила себя поцеловать отца в лоб.

– Я очень волнуюсь из-за этого удара, папа. – Она села в кресло напротив, заметив, что Скотт тактично покинул комнату. – Тебе нужно было позвонить мне. Я приехала бы раньше.

– Ерунда, детка. – Роналд внимательно посмотрел на дочь. – Скоро я встану на ноги. В самом деле не было необходимости мчаться сюда. Чертовски неудобно для тебя, я уверен.

– Вовсе нет, – улыбнулась Розалин и почувствовала, как дрогнуло сердце.

Почему у них всегда так? Вежливые, но чужие друг другу люди, ведущие разговор, который им никак не удается направить в нужное русло. Разве когда-нибудь получалось по-другому? Нет, не получалось – те же дежурные вопросы и ответы, та же скрытая подозрительность в изучающих отцовских глазах. И всякий раз, когда Розалин говорила себе, что должна смириться с этим, ее при очередной встрече с отцом вновь переполняла обида.

– Ладно. В любом случае, я рад тебя видеть. Расскажи, как дела в Лондоне. Читал в газетах, что больница ваша вот-вот прикроется. В чем там дело, детка?

– У них неверная информация, папа. Розалин вздохнула и посмотрела в окно на огромный сад, залитый весенним солнцем. Она подумала, сможет ли когда-либо по-настоящему узнать человека, сидящего напротив нее, и сможет ли он когда-нибудь узнать ее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю