Текст книги ""Я есть кто Я есть""

Автор книги: Нодар Джин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

СОЦИАЛИЗМ БЕРНШТЕЙНА

В стане мудрецов Израиля никогда не было недостатка в людях, которые – хотя кажутся «сыновьями всей земли» – являются поборниками именно еврейской традиции мышления. Еврейский интеллект Эдуарда Бернштейна (1850-1932) проявляется уже в том, что он стремился быть гражданином Вселенной, а его заслуга в том, что ему выпало быть одним из самых адекватных толкователей марксовых пророчеств.

Трудно назвать учение, которое было бы столь основательно оболгано и обездушено, как учение Маркса. Это проявилось хотя бы в том, что марксизм расценивали с самого начала в ряду т.н. позитивных языческих теорий нового времени, но не в связи с гуманизмом библейских пророков, не в русле того еврейского духа, который с ходом времени ищет разнообразные формы выражения.

Значение Бернштейна следует рассматривать именно в попытках "возвращения" марксизма Марксу, который, в свою очередь, ратовал прежде всего за возвращение человека к человеческому, за возрождение социализма еврейских пророков. Те истины гуманизма, которые называл марксовыми Бернштейн – это по существу исконная тема еврейского духа, и о развитии библейского социализма тут следует говорить прежде всего в плане его очищения от шлаковых напластований истории, практики.

История, однако, меняет и звучание сквозных идей, примеряя их к иным задачам и к иному материалу, что требует от глашатая этих идей не только иной артикуляции, но и нового языка. Вот почему предлагаемые ниже пассажи мы озаглавили "Социализмом Бернштейна", имея в виду представить один из путей обновления еврейской мудрости, и в частности, такое толкование социализма, которое казалось наиболее точным этому мечтателю.

Об отношении к марксизму

Дальнейшее развитие и обработку марксистского учения следует начинать с его критики. К сегодняшнему дню дело обстоит так, что с помощью сочинений Маркса доказывает все что угодно. Это обстоятельство предоставляет широкие возможности всякого рода защитникам существующего стиля жизни и всевозможным махинаторам. Однако каждый, кто сохранил в себе здравый смысл, каждый, кто относится к идеям социализма отнюдь не как к серебрянным безделушкам, предназначенным лишь для праздничного стола, но начисто лишенным какого-либо значения, – обязан навести порядок в этой области.

Кажется, сам Маркс сказал как-то, что "женщина, возлюбленная Мором, если и погибнет, то от руки самого Мора". Ошибки какого-либо учения могут считаться выявленными лишь тогда, когда станут очевидными заблуждения приверженцев этого учения. Между тем выявление ошибок в учении отнюдь ещё не означает его окончательного краха. Скорее всего случится иное: после выявления ошибок марксистского учения, Маркс – так говорил, кстати, и Лассаль, – останется прав по отношению к Марксу.

Исторический материализм, Спб., 1901, стр. 32-34

В своей первоначальной форме марксова теория научного социализма ещё могла стать в руках Маркса инструментом для замечательнейших откровений, но уже тогда она подталкивала его гений к ошибочным заключениям. К каким же ошибкам может эта терия привести тех, кто не обладает ни его гением, ни его познаниями…

Сегодня люди придают экономическому фактору гораздо большее значение, чем прежде, а потому многим может показаться, что этот фактор играет ныне как никогда важную роль. На самом же деле все обстоит иначе. Нынешние заблуждения обусловлены тем, что всюду, где прежде экономический фактор "хоронился" от глаз за всякого рода отношениями господства одного человека над другим, за всякого рода идеологическими построениями, теперь уже он выпирает наружу и поддается разглядыванию. Именно в этом и кроется причина нынешних заблуждений, ибо совершенно очевидно, что сегодня человечество располагает гораздо большим количеством тех идей и идеологий, которые обязаны своим рождением отнюдь не экономическому фактору. Наука, искусство, социальные отношения зависят сегодня от экономики меньше, чем когда-либо прежде. Точнее, достигнутый сегодня уровень экономического развития мира предаставляет сегодня этическому фактору гораздо большую самостоятельность, чем прежде. Вот почему связь между техникой и экономикой, с одной стороны, и р развитием нравственных устоев общества, определяющих его движение, становится всё более далёкой и нестрогой…

Там же, стр. I6-20

Как понимать социализм?

В современном социалистическом движении можно различить два крупных течения, в разные времена принимавших разный облик и часто противопоставляющихся друг другу. Первое течение обусловлено теми проектами реформ, которые вырабатывались социалистическими мыслителями; это движение направлено на созидание. Второе усматривает свою основную силу а народно-революционном бунте и преследует прежде всего цель разрушения. В зависимости от конкретных исторических условий первое из этих движений оказывается по существу то утопическим, то сектантским, то мирно-эволюционным, тогда как второе – конспиративным, демагогическим, террористическим…

Марксова теория стремилась объединить, слить оба этих направления: у революционеров она заимствовала понимание освободительной борьбы как борьбы политической, борьбы классовой, от социалистов же – обостренное внимание именно к социально-экономическим условиям жизни общества. Какое бы дальнейшее развитие не получала позже теория Маркса, в ней навсегда сохранился характер этого компромиссного союза двух направлений социалистического движения, характер дуализма. Именно в этом обстоятельстве и должны мы искать объяснения того факта, что в разные промежутки времени марксизм принимает существенно разнообразное обличье…

Что же касается меня, то я считая победу будущего, социалистического, строя непременной, но ставлю её в зависимость не от экономической необходимости, а от роста общественного богатства, от социального прогресса, – от интеллектуальной и моральной зрелости.

Я не могу подписаться под марксовым положением, будто "рабочему классу не приходится осуществлять идеалов"… Социалистическому движению нужен новый Кант (т.е. новый разрушитель принципа практицизма и проповедник моральной ориентации общественной и личной жизни – Н.Д.), который направил бы оружие своей критики против устарелых взглядов и который доказал бы всем, что т.н. материализм есть лишь заблудившаяся идеология, доказал бы, что презрение к идеалу, т.е. признание материального фактора в качестве всемогущей силы есть на деле жестокий самообман.

Там же, стр. 54-56, 3I5-3I6, 329-330

Голод является сильнейшей, хотя далеко не единственной движущей силой хозяйственной деятельности человека. А поскольку хозяйственная деятельность людей состоитъ в устройстве жилищ – такой движущей силой служит потребность въ защите. Но голод можетъ быть удовлетворен сравнительно легко, также сравнительно нетрудно построить простое жилище. Следовательно, для того, чтобы хозяйственная деятельность людей могла стать более совершенной, на нее должны были влиять еще и другие силы. Такими силами явились эстетические потребности, честолюбие, а затем мало-по-малу и любовь к собственности… В связи с этямъ фактором находится и другой, а именно стремление к власти.

Что эти манчестерские мотивы живы еще и теперь, доказывает аргументация противников социализма, которые ведь утверждают, что осуществление сощализма убьетъ въ человеке все то, что толкаетъ его по пути хозяйственного развития. Социализмъ, по мнению этих людей, уничтожит всякое чувство ответственности, парализуетъ дух предприимчивости, усыпит стремление отыскивать себе подходящую работу,-и все это, вместе взятое, поведет человечество не вперед, а назад. Производство придетъ въ упадок или въ лучшем случай опустится гораздо ниже современного уровня. И если мы будемъ иметь въ виду, что действительно вышеназванные мотивы: голод, честолюбие, жадность и т.д. были факторами экономического прогресса, то нам необходимо задать ce6е вопрос, не существуют ли еще другие импульсы экономической деятельности, которые въ свое время могутъ сделать излишними прежние мотивы, обладающие очень непривлекательной оборотной стороной. Итак, существуютъ ли еще другие мотивы хозяйственной деятельности, кроме голода, жадности, стремления к господству и т. п.?

Этотъ вопрос приводит нас вплотную к такому фактору хозяйственной деятельности, который в наше время остается мало заметнымъ и обнаруживает свои основныя черты в различных явлениях социальной жизни только для более проницательнаго взора. Этот мотив, толкающий нас к работе, к деятельности вообще, мы можемъ назвать совнанием общественного долга, т.е. долга по отношению к нашим ближним, сознанием общественной солидарности, охватывающей всех без исключения.

Лекции по истории культуры, СПб., стр. 47-48

СЕНТЕНЦИИ КОГЕНА

Герман Коген (1842-1918) – немецкий философ, с именем которого связано рождение знаменитой Марбургской школы неокантианства. В его творчестве выразилось традиционное для еврейских мудрецов галута* стремление измерить новейшими идеями прочность и величие еврейского духа. Ориентация на И.Канта как «лучшего из новых философов» обусловлена у Когена тем, что для Канта центральным звеном человеческого духа является именно нравственность, а человек выступает в его системе не средством, а целью всего сущего. Эта идея, однако, берет, по мнению и свидетельству Когена, свое начало именно в «религии Пророков». В этой же «религии Пророков» он усматривает и истоки того социалистического учения, которое обретало нарастающую популярность среди просвещенного мира. Между тем, очищая это учение от вульгаризующего его материализма и атеизма, Коген ратует за социализм посредством утверждения этического идеализма и кладет начало утвердившейся позже традиции взаимоприближения Маркса и Канта, что опять же полностью соответствует, по словам философа, «догматам нашей веры».

Значение Когена для развития еврейского духа заключается прежде всего в его успешной попытке совершенствования путей обоснования высокой миссии Израиля в деле всечеловеческого спасения.

Действие – вот что является доказательством существования и мерилом Священного Духа.

Die Religion der Vernunft

Смысл Бога в том, что Он Себя проявляет.

Ethik des Reinen Willens

Бог есть прообраз человеческой нравственности. Что же иное может составлять сущность Бога, – я лично не знаю и не желаю знать.

Religion und Sittlichkeit

Царство Божие вбирает в себя все те нравственные принципы, которым принадлежит действенное место в современном представлении об обществе.

DOS Gottesreich

Судьба Господа Бога вверена Израилю.

Там же

Все народц без исключения обязаны идти вместе с евреями к Иерусалиму, ибо всем дано стать священниками.

Religiose Postulate

Все, что вы зовете христианством, я называю профетическим иудаизмом.*

Из письма

* Т. е. иудаизмом библейских Пророков

Иудаизм – религия разума.

Название сочинения

Единобожие, предложенное иудаизмом, оказалось неизменным оплотом нравственной культуры всех последующих эпох.

DOS Gottesreich

Заповедь о Субботе является квинтэссенцией доктрины этического монотеизма. Заповедь эта есть символ Господней любви. Суббота оказалась самым действенным ангелом-хранителем еврейского народа. За субботней свечой еврей из гетто забывает все свои невзгоды и тревоги. В свете субботней лампы растворяется весь его позор и все его обиды. Господня любовь, обращаемая на него в каждый седьмой день недели, каждый раз заново вселяет в него чувство гордости и человеческого достоинства даже под прокопченной и приземистой крышей его покривившейся хибарки… Если б даже иудаизм подарил миру одну только Субботу, то и в этом случае он зарекомендовал бы себя как явление, предоставляющее радость и обеспечивающее покой и мир всему человечеству. Суббота явилась первым шагом на том пути, который ведет к посрамлению рабства.

Die Religion der Vernunft

Тому, кому не приходилось никогда видеть еврея, нашептывающего «Шемах Исраэл»* в минуты молитвенной службы Неила или в минуты предсмертные, – тому неведома сущность религиозного экстаза.

Там же

*Т.е. "Слушай, Израиль!", – начальные слова важнейшей из еврейских молитв, утверждающей принципы единобожия и приверженность делу отцов.

Еврейский Бог есть идея, благодаря которой только и может быть достигнуто полное согласие между нашей нравственностью и

нашей природой.

Ethik des reinen Willens

Призыв к тому, что все вокруг обязаны отдыхать раз в неделю, принципиально устранил разницу между господином и рабом.

Из лекции

Не тому, что есть Бог, но тому, что есть человек, – вот чему должен учить меня Бог.

Из лекции

Этика и именно этика составляет центр любого учения об истории, т.е. учения о духе.

Religion und Sittlichkeit

Еврейский мессианизм есть этический социализм. Социализм может быть обоснован только с помощью этического идеализма, и истинный социализм так же мало может согласоваться с материализмом, как с атеизмом. Вера в силу идеи и в существование Бога есть не что иное, как надежда на фактическое осуществление правды и справедливости на земле.

Там же

Еврейство мыслит Бога как гарантию социального мира, как залог водворения «Царства Божия» на земле.

Там же

Наше изгнание, невзирая на все страдания, которые мы должны были принять на себя как роковую судьбу нашей веры, давно уже перестало быть для нас изгнанием. Всюду теперь мы живем в своем государстве и для своего же государства.

Там же

Нет никакой европейской культуры, нет никакого истинного прогресса и никакой истинной этики без идеи об Едином Боге как Боге нравственности. Следовательно, не существует никакой европейской культуры, если исключить из нее все, что привнесено в нее иудаизмом.

Там же

У евреев идеализация земной жизни в мессианские времена осуществляется одновременно с кристаллизацией представлений о загробной жизни.

Charakteristik der Ethik Maimunis

Евреи отличаются ценнейшим качеством – сдержанностью в стремлении познать Божественную сущность и тайны загробной жизни. Это качество является свидетельством их религиозного целомудрия.

Religion und Sittlichkeit

Мессия, которого ожидает еврейство, это – не Мессия, спасающий единичную личность, но Мессия, приносящий спасение всему миру, возвышение и очищение всему человеческому роду от его исторических грехов.

Die Bedeutung des Judentums

Необходимой предпосылкой для мессианского времени является требование, чтобы потребности материального существования не являлись больше помехой для развития духовной культуры. Таким образом, мы видим, что в догматах нашей веры социальная проблема была познана во всей ее определенности; она нашла свое разрешение, исходя из основных постулатов этики.

Das Gottesreich

Конечный смысл и содержание нашего учения – это подчинение интересов отдельной нации интересам человечества.

Там же

Именно в государстве следует видеть принцип согласования человека со своей религией.

Ethik des reinen Willens

Религия возникла в устремлении к будущему, в отличие от мифа, устремленного к прошлому.

Там же

Библейские Пророки, эти прародители идеи будущего и творцы нового типа религиозного мышления, не довольствуясь тем, что говорят: «так должно быть», тотчас же прибавляют: «так оно и будет».

Там же

Человечество должно ориентироваться на будущее, но это будущее отнюдь не непременно должно стать реальностью.

Там же

Понятие истории является продуктом пророчества.

Die Religion der Vemunft

Зло властвует только лишь в мифе.

Ethik des reinen Willens

ЛАЗАРУС: ЕЩЕ ОБ ЭТИКЕ

Если в средние века еврейский дух зиждится в целом на гении се-фардов, то в прошлом столетии лидерами интеллектуальной жизни Израиля оказались ашкеназим – немецкие евреи. Помимо ряда иных причин, этот последний факт можно объяснять упоминавшейся уже потребностью в переориентации еврейского духа, той самой потребностью, которая была обусловлена возможностью утверждения политического равноправия Израиля среди народов земли. На смену поэтически-философскому гению должен был придти гений политически-философский, и не мудрено, что он объявил себя именно в Германии, известной своим пристрастием именно к подобному типу мышления. Конечно, не Германии обязаны евреи своим политически-социальным гением, но именно в Германии еврейский дух столкнулся в новое время с шансами на возрождение того органического взаимосплетения нравственности и политики, который так наглядно символизирован в Библии.

Между тем, как известно, выпрямляя кривую палку, ее перегибают в другую сторону: увлечение политической философией грозило оказаться самодовлеющим. Вот почему с точки зрения гармонического развития еврейского духа важное значение следует придавать появлению в этот период таких фигур, как Мориц Лазарус (1824-1903), еще и еще раз напомнивших миру о революционности открытий евреев прежде всего в области нравственности. Примечательно, что, хотя Лазарус и числится в списке немецко-еврейских мыслителей, воспитывался он в семье польского раввина, где дух хасидизма, т.е. поэтически-этического восприятия мира был еще достаточно силен, чтобы оказаться начисто смазанным западным прагматизмом. Выступая за самопознание Израиля в эпоху нарождения сионизма и углубления антисемитизма, значение еврейской этики Лазарус видит прежде всего в ее способности сплотить народы, и утверждает он ее не с целью вознесения Израиля над остальным миром, но потому, что искренне расценивает ее как лучшее в этике, как возвышенный, но практически значимый эталон нравственной жизни человечества.

Нравственность как счастье

Ближайшее знакомство с историей нравственных учений показывает, что различные системы отличаются друг от друга не столько конкретным пониманием нравственности, сколько тем, что они принимают за основание и цель учения о нем.

Основное содержание теории счастья следующее: целью всякого стремления является счастье, и поведение человека нравственно постольку, поскольку оно преследует достижение счастья. Такому воззрению противостоит другое, свойственное духу иудаизма: основание и цель нравственности содержатся в ней самой. Движущую силу нравственного начала составляет не состояние, к которому стремятся, не благо, которого ищут, и не зло, которого избегают; в нем самом, в этом начале, заложен некий творческий инстинкт. Да, само по себе нравственное поведение приносит и счастье, но не потому поведение нравственно, что оно приносит счастье, а потому оно и приносит счастье, что нравственно. На нравственность не следует смотреть как на средство для достижения других целей, – она сама себе единственная цель, она – цель всех целей.

Этика иудаизма

Нравственность как универсализм

Относительно умышленного обособления Израиля от других народов все придерживаются одинакового мнения, причем единодушие это касается как самого факта обособления, так и того – имел ли Израиль на это какое-нибудь право. Все народы партикуляристичны, и всегда таковыми были. Все они чувствовали только свою противопос-тавленность другим народам, едва считались с ними и никогда не признавали их равными себе по происхождению. Однако партикуляристи-ческое направление еврейской народной души имело ту особенность, что оно было проникнуто обетованием, чаянием и требованием универсализма, общечеловеческого единства, как высшей жизненной цели. С точки зрения этики в этом наиболее ярко и резко проявилось противостояние Израиля всем иным народам, и для того, чтобы сохранить это свое преимущество и деятельно его проявлять, Израиль должен был обособляться.

Там же

Нравственность как знание добра

здесь не хватает(

Гармония Розенцвейга

Герцль: дело вместо слова

Ахад Хаам: дух вместо силы

Лики русского сионизма

Ярость Бялика

Зангвил против обособленности)

СОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД
ВВЕДЕНИЕ

Два крупнейших события в истории еврейства, случившихся почти одновременно, не могут не побуждать к поискам новых образов в еврейском духе. Одно из них – самая масштабная из катастроф, пережитых еврейством – убийство шести миллионов, совершенное «во имя спас-сения мира» одним из наиболее цивилизованных народов Европы на виду у почти невозмутимого «спасаемого мира». Другое – столь же невиданная по своим масштабам победа еврейства: учреждение государства. Эти события не могли, казалось бы, не подорвать самих основ национального мироощущения; с одной стороны, проповеднику гуманизма, Израилю, был учинен погром, равного которому человечество не знало, а с другой -немощный Израиль отвоевывает назад свою землю и учреждает государство, воспринимающееся врагами как воплощение неодолимой силы.

Естественно, что после этих событий в голосе еврейства тут и там прорезались соответствующие нотки: в одном случае – исполненные безысходности конца, в другом – проникнутые ребяческим умилением мышечными буграми. Поразительно другое: ни торжество, ни катастрофа никак не изменили еврейского духа. Этот парадокс легко объясним: в еврейском сознании история сжижена до пределов, легко охватываемых памятью одной человеческой жизни. В еврейском восприятии вся история еврейства, с первого ее дня до нынешнего, есть тот фон, на котором проходит жизнь каждого человека, те условия, которые реально направляют наше сиюминутное поведение, чувствование и мышление. И когда это так, – ни в катастрофе, ни в торжестве не было для евреев ничего нового.

Никогда не забывали евреи того, что после египетского плена они создали государство, и что Саул, Давид и Соломон вряд ли уступали в величии Габсбургам, Стюартам и Романовым; память о родной земле еврейский дух увековечил в каждодневной молитве. Не забывали евреи и того, что варвары дважды разрушили Иерусалимский Храм в знак презрения и вражды к иудеям, и что изо дня в день и из века в век их обделяли, били и убивали только потому, что они -евреи; они, евреи, давно увековечили память о мучениках и Храме. Храме, где их предки, облаченные в прошитое золотом платье, совершали служение незримому Богу в то время, когда предки нынешних ноблей, кичащихся утонченностью, рыскали в лесах, помышляя об убийстве зверя и красуясь повязками из шкуры зверя уже убитого… Память обо всем, что было с предками, воспринимается евреем как воспоминание о том, что приключилось с ним самим. Оставаясь с Богом даже наедине, он обращается к Нему как к "нашему Богу и Богу отцов наших". В этом обращении выражена не только цельность и единство времени – мы и отцы, но цельность евреев в пространстве: Бог не только мой и отца моего, но наш и отцов наших. Вот почему еврейский дух как таковой остался тем же, чем он был до катастрофы и до победы: еще одно свидетельство его надысто-ричности, еще одно проявление вечного народа и его "пребывания у цели", где он терпеливо дожидается всех остальных, погруженных в коловорот истории.

Если этим двум событиям и предназначено было научить чему-нибудь кого-нибудь, то им должен был быть остальной мир. Один из самых осторожных теоретиков антисемитизма, француз М. Мюре писал в начале нынешнего века в известной книге "Еврейский ум", что в своем "индивидуализме и надменности еврей задумал заменить социальный строй фантазиями и химерами. Он выказал и выказывает полную неспособность к общественной жизни, и особенно не способен на жертвы, требуемые общественным благом. Индивидуализмом можно объянить также неспособность еврея к военному делу".

Теперь уже, после того, как, скажем, русскую революцию вдохновили и возглавили евреи, мечтавшие о лучшем социальном строе; после создания Израиля, – государства, как и любое другое, со своей общественной жизнью и со своей историей воинского и каждодневного гражданского героизма, – теперь уже любому мюре было бы труднее убеждать в правоте своих идей своих же французов. Другой теоретик, русский по рождению, будучи по праву убежден в том, что "книга Мюре найдет своих читателей в России, как она нашла их во Франции", писал в предисловии к ней, что "гонимый Израиль готовится наложить на всех свое иго" и предупреждал, что "всемирный кагал распнет современное человечество на золотом кресте". Что ж, подобные строки без особых усилий найдут читателя не только в нынешней России, однако, после катастрофы шести миллионов доказывать их "прозорливость", пожалуй, труднее…

Итак, "остальному" миру было что уразуметь на уроках названных событий, однако он проявил к этому минимальное рвение: скрытая или неприкрытая неприязнь к евреям вооб-ще или к Израилю в частности остается – за редким исключением – столь же традиционной, сколь одновременно логически объяснимой и мистически непостижимой.

Единственные, кто попытались измениться в свете катастрофы или торжества, оказались те же евреи. Мы являемся последними евреями, или первым поколением новой еврейской расы, говорили первые русские сионисты. Некоторые пошли дальше: одно из двух – нам суждено либо оказаться последними на земле евреями, либо первым поколением нового еврейства. Подобный экстремизм был и есть понятен. "Изысканный" Мюре объяснял миролюбивость еврейства его военно-политической бездарностью, но отнюдь не нравственным его кредо. Мудрено ли, если находятся евреи, которых пусть и можно уговорить пропускать мимо ушей подобные "откровения", то трудно заставить оставаться миротворцами, когда более "одаренные" воители объявляют резню еврейству или еврейскому государству, что одно и то же. В целом, однако, дух еврейства остается тем же, чем был всегда – настолько чутким к принципам Библии, что с ходом веков вырастает до значения совести человечества: "евреи не спят и спать никому не позволяют."

Более того. Рассерженный юдофобством и еврейской пассивностью, Т. Герцль воскликнул как-то, что история еврейства должна перестать быть историей того, что с ним проделывает человечество. Понять его нетрудно, так же как нетрудно понять и принять другую мысль: история культуры в немалой степени есть история того, как направлял ее еврейский дух и что он создавал. Современный период – новое тому доказательство: как и прежде, евреи продолжают творить, развивать и предвосхищать универсальные концепции; как и прежде, библейские принципы мудрости и благочестия пребывают в самой сердцевине мирового духа; как и прежде, еврейская идея единости всего сущего, т.е. идея единичности Бога, остается небитой; наконец, несмотря на создание собственного государства, евреи, как и прежде, остаются самым космополитическим народом в мире, – аристократами истории.