Текст книги "Глинтвейн для Снежной королевы"

Автор книги: Нина Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Азарт

Получив долгожданную копию, Самойлов сидел над нею почти трое суток, но сам во всем разобрался, если не считать маленькой неувязочки. По документам из БТИ, а также по плану электроразводки, за ним числилась четырехкомнатная квартира. Прохор Аверьянович это знал и всегда поздравлял сам себя с подобной роскошью в виде кладовки, но тут он по документам обнаружил присутствие лишних квадратных метров, сопоставил данные с планом электроразводки и нарисовал в соответствии с этим планом приблизительную разметку своей квартиры. Получалось, что в комнате, которую он всегда считал кладовкой, есть три розетки, проводка для двух потолочных светильников и два окна, и все это размещается на двадцати трех квадратных метрах.

Он пошел в кладовку и постоял там с закрытыми глазами, представляя себе, как темная комнатушка по ночам в полнолуние превращается в спальню с прекрасной незнакомкой на огромной кровати под висячей, сверкающей хрусталем люстрой, и пахнет женщина, как и полагается в данной ситуации, изящно и пугающе – безумием.

На самом деле комната оказалась кабинетом менеджера Тамариной Е.К. Когда Самойлов, еще плохо представляя себе, что он будет говорить соседям через стену, пошел в соседний подъезд, он меньше всего предполагал обнаружить продолжение своей кладовки в каком-то офисе. Но табличка на металлической двери у лифта гласила, что за дверью находится «Рабочая группа „Альтаир“, и на втором этаже, как уверил Самойлова охранник, находятся помещения той же группы. Самойлова пустили в холл, выслушали, но беспокоить руководство отказывались, не считая причину, по которой он пришел в „Альтаир“, достаточно важной. Тогда Самойлов стал проникновенно извиняться: мол, не туда попал, надо было сначала пойти в милицию и написать заявление на „Альтаир“, так что простите дурака, приду попозже – с милицией. Это помогло, и через несколько минут он поднимался на второй этаж в кабинет менеджера Тамариной Е.К., и кабинет этот как раз оказался той самой комнатой, и определил это Прохор Аверьянович сразу, как только угодил в душную волну парфюма.

Менеджер Тамарина, выслушав историю его кладовки с совершенно непроницаемым выражением лица, спросила: «Сколько?»

Самойлов не понял и попытался разложить перед нею на столе планы, чтобы не ошибиться в квадратных метрах. Но бумаги были тут же отшвырнуты брезгливым движением пальца с ногтем зеленого цвета. Присев, чтобы их собрать, Самойлов ощутил внутри себя знакомую рабочую злость и спросил снизу:

– Это у вас тут безумие в воздухе витает? Концентрация безумия на один квадратный метр явно превышена, явно.

На непроницаемом лице поднялись вверх ниточки бровей.

– Я в смысле – духи. Или – туалетная вода? – Прохор Аверьянович покосился на пузатый флакон с пульверизатором на тумбочке у стола. – Сейчас вспомню, она говорила… «Ля Фоли», кажется, что в переводе означает безумие, – объяснил Самойлов, не спеша подняться, – все это время он стоял одним коленом на полу, изображая неудачные попытки собрать сброшенные бумаги.

На самом деле ему просто было интересно, нажмет ли палец с зеленым ногтем кнопочку под столом, на которой уже примостился на изготовку.

– Сколько? – перешла ко второй попытке менеджер Тамарина.

И следователь стал натурально валять дурака. Он стенал о тяжелой доле пенсионера, которому приходится платить за чужие киловатты электричества, да и плату за пользование квадратными метрами этой комнаты тоже наверняка вписывают ему в квитанцию… Менеджер Тамарина прервала его страдания почти сразу, он даже не успел войти в роль и начать угрожать пробить стену в кладовке, раз уж эта самая комната числится его собственностью.

Она молча выдвинула ящик стола и достала тысячную бумажку. Подумала и положила сверху еще пятисотку. Подумала еще, и на пятисотку с пластиковым щелчком легла визитка. Тамарина подвинула деньги зеленым ногтем к тому краю стола, о который опирался немощный пенсионер, и уставилась после этого на Самойлова выжидающе. Чтобы он не сомневался, чего она ждет, менеджер пару раз многозначительно посмотрела на дверь своего кабинета.

– Это как понимать? Помесячно или с учетом предварительной эксплуатации? – бормотал Самойлов, быстренько сгребая деньги. – Опять же стоит рассмотреть условия сотрудничества, в смысле, как найм, или отношения на доверии… – все бормотал он, пятясь к двери. Его мучения были прерваны то ли просьбой, то ли приказом не приходить без предварительного звонка.

Вернувшись домой, Самойлов рассмотрел визитку и понял серьезность намерений рабочей группы «Альтаир». Менеджер Тамарина сочла нужным вручить ему визитку юриста группы, и, соответственно, если пенсионеру Самойлову захочется еще раз прийти за cвоими киловаттными деньгами, он сначала должен будет обсудить вопрос с юристом. Прохор Аверьянович развеселился, достал припрятанную для исключительных случаев бутылочку кагора, открыл ее и задумался, кого бы пригласить посмеяться над ситуацией. И вдруг понял, что единственный человек, который поймет его веселье в данном случае, может быть только Лера Капустина. Счетчик и духи объединились, ей понравится!

Номер телефона Капустиных он набрал по памяти – у следователя Самойлова была отличная память.

Тоскливость

Трубку взял папа Капустин. И так искренне обрадовался, так взахлеб, что Самойлов даже пожалел о звонке – он не любил раскаявшихся задним числом, а эта любящая супружеская чета поразила его навек своей инфантильностью в горе и согласием с исчезновением ребенка. Но потом оказалось, что Капустины искали Самойлова для дела, а на прежнем месте работы им наотрез отказались дать его домашний телефон.

Капустин настаивал на встрече, Прохор Аверьянович лениво отказывался, потягивая у телефона кагор (он не любил пить один, а так вроде получалось, что в компании). Как-то так случилось, что Самойлов устал сопротивляться и согласился принять у себя дома Капустина, но одного – категорически. Без жены и без тещи.

Через полчаса Валентин приехал.

– Понимаете, мы с женой хотели бы нанять вас для одного дела. Мы знаем, что вы больше не работаете, а в наших семейных проблемах вы, как никто… – замялся Капустин. – К тому же по роду вашей деятельности эта работа не должна представлять для вас трудности, я сейчас зарабатываю достаточно, чтобы оплатить услуги любого частного агента, но ваша квалификация…

– Стоп, – Самойлов прервал бормотание Капустина шлепком ладони по столу. – Будете вино?

– Нет, спасибо, я с этим делом теперь очень осторожен, понимаете, как выпью, сразу вижу козу.

Прохор Аверьянович всмотрелся в лицо собеседника. На спившегося алкоголика Капустин не походил. Совсем не походил. Ухоженный, в дорогом костюме, с маникюром.

– В смысле – козла рогатого? – уточнил он все-таки.

– Нет. Козу, но тоже очень рогатую. Гуси-лебеди опять же недавно тут прилетели. В смысле – на пруд, но это к делу не относится. Мы хотели просить вас найти ребенка.

– Как – опять? – дернулся Самойлов от неожиданности.

– Нет… да, в смысле – нашу дочь, Валерию. Она пропала.

– Давно? – напрягся Самойлов.

– Семьдесят четыре дня…

– По порядку, с самого начала, – Самойлов уставился на галстук Валентина, стараясь сосредоточиться.

– Она поссорилась с нами, то есть бросила нас и ушла жить к бабушке. Через две недели после этого нам сообщили, что девочка перестала ходить в школу. Мы не волновались, Лера с пятого класса учится нестандартным образом, то ходит в школу, а то по месяцу не ходит, потом как-то сама договаривается с преподавателями…

– Начните со слова «поссорилась». Что это значит? – перебил Самойлов.

– Ну, как это бывает с подростками, – прятал глаза Капустин. – Накричала, обозвала, хлопнула дверью.

– Тогда начните с разъяснения слова «накричала», что мне все из вас вытягивать приходится?! – Самойлов отметил, что нервничает.

– Мы с женой сказали Лере, что не будем больше искать Антона. Объяснили, как могли, что лучше постараться наладить дружеские отношения с Корамисом и уговорить его привезти мальчика на встречу. Встретиться где-нибудь на нейтральной территории, вы понимаете? На курорте, например, в Греции. Это бы всех успокоило, потому что американец Корамис категорически отказался приезжать в Москву, и вообще он в Россию больше ни ногой и намерения свои подтвердил тем, что расторг очень дорогой контракт, по которому он, собственно, сюда и ездил. Да! – просиял Капустин. – Мы поговорили с Антошей по телефону! Он разговаривал с нами по-английски, представляете? – увидев лицо Самойлова, Капустин сник. – О чем я?…

– Вы сказали дочери, что не будете искать мальчика. Я думаю, вы так решили из-за беременности жены, я еще при нашей последней встрече понял, что ее беременность окажется решающим фактором в этом вопросе. Вы сказали Лере об этом?

– Ну да, и об этом тоже…

– А она?

– Обозвала нас.

– Как? – Прохор Аверьянович подался к Капустину через стол.

Подумав, Валентин с трудом выдавил:

– Говнюками. Без влияния Элизы тут не обошлось.

– Да нет, – откинулся на спинку стула Самойлов, – я думаю, это ее слово выстраданное, так сказать. Ударили? Что вы так смотрите? Пощечиной наградили?

– Что вы?! – ужаснулся Капустин. – Валентина заплакала, а я пытался объяснить дочери фатальность сложившихся обстоятельств. Но Лера сказала, что сама будет искать брата и что не хочет больше с нами общаться.

– Что говорит Элиза? – спросил Самойлов, нюхая свой опустевший бокал – хорошее вино, после него донышко пахнет давленым виноградом.

– Ей по барабану, как выражается наш дворовый друг. Несет черт знает что! Что девочка должна сама пробиваться в жизни, что любая работа почетна, а в последний раз она сказала, что у Леры есть хороший богатый покровитель и нам нечего беспокоиться, представляете? Нам с Валей удалось ее заманить в гости, применили кое-какие методы допроса. Ничего толком узнать не удалось, кроме даты, когда она последний раз видела девочку. Получается – семьдесят четыре дня прошло.

– И что – никаких известий? – задумался Самойлов.

– Лера звонила Элизе. Раз пять или десять… Двенадцать, – определился Капустин. – Большинство звонков записалось на автоответчик.

– Так какого черта вы тогда морочите мне голову? – вскочил Самойлов. – Что вы подразумеваете под словом «пропала»?

– Никто ее не видел с тех пор, понимаете? А звонки – они могут быть записанными на пленку, а потом кто-то прокручивает их в трубку…

– Значит, когда пропавший мальчик звонит вам из счастливой американской жизни, на английском! – только вдумайтесь, на английском языке, вас это не настораживает, никаких мыслей о подделке в голову не приходит. А тут!..

– Из немецкой, – заметил Капустин.

– Что?… – опешил Самойлов.

– Из счастливой немецкой жизни. Антоша с Корамисом месяц назад еще были в Германии. Найдите Леру, пожалуйста, – жалобно попросил Капустин. – На меня без Лерки напала такая тоскливость, впору мебель грызть.

– Ничего, потерпите несколько месяцев, – не мог успокоиться Самойлов, – жена разродится, будет чем дома заняться, от тоски и следа не останется!

– Это другая тоска, это как будто вырвали кусочек сердца, и никаким другим ребенком его не нарастить.

Самойлов обещал подумать – только таким образом ему удалось выпроводить Капустина. Тот совал деньги – аванс – и просил подписать хотя бы условный договор на поиски дочери.

– Мне бы только знать, где она и чем занимается! – повторил он.

Аутизм

В половине седьмого следующего утра Самойлов уже замерзал на детской площадке возле дома Капустиных. В семь с минутами наконец из подъезда вышла Мария Ивановна Мукалова, натягивая на ходу перчатки. Не заметила Самойлова, пока он не преградил ей путь.

– Где ваша собака? – без предисловий спросил замерзший Прохор Аверьянович, стуча зубами.

Маруся не сразу узнала его и долго еще с удивлением разглядывала странный головной убор Самойлова – поверх старой меховой шапки бывший следователь повязал шарф, чтобы спасти от ледяного ветра уши и щеки.

– Зачем вам? – спросила она наконец, стараясь сдержать улыбку.

– Хочу знать, где ваша собака.

– Ее нет, – просто ответила Маруся.

– Давно?

– Две недели. Третья пошла.

– Собака у Валерии, так? – без объяснений своего интереса спросил Самойлов.

– У Леры, – кивнула Маруся. – Я спешу, а вы замерзли. Почему ко мне не поднялись?

– Я хотел убедиться, что вы не выгуливаете собаку утром. Если бы вы ее выгуливали, я бы ушел без всяких вопросов.

– Странный вы какой-то, – вздохнула Маруся. – Ладно, пойдемте ко мне, я позвоню на работу, что опоздаю.

– Я в подъезд зайду, а к вам подниматься не буду.

– Хорошо, только пойдемте скорее, а то у вас сейчас нос отвалится.

В подъезде они поднялись на один пролет, и Самойлов тут же прилип к батарее. Маруся молча стояла и ждала.

– Вы ведь больше не дружите с Капустиными, так? – то ли спросил, то ли выразил надежду Самойлов.

– Да, у нас разладились отношения после пропажи Антоши.

– И вы знаете, где Лера, – констатировал Самойлов и отлепился от батареи, только чтобы прижаться к ней спиной.

– Знаю, – кивнула Маруся. – Когда ее родители отказались искать мальчика, она пришла ко мне.

– А вы?

– Я сказала, что тоже не буду его искать. Тогда Лера отказалась остаться у меня и попросила найти для нее интернат.

– Нашли? – Самойлов уставился в лицо женщины, выискивая причину ее поразительного спокойствия и тихой радости в лице. «Такие лица бывают у сектанток», – подумал он.

– Нашла.

– Капустиным сообщили, где их дочь?

– Они меня не спрашивали, – с легкой улыбкой ответила Маруся.

– А меня спрашивали! Хотели нанять для розыска! – заявил Самойлов.

– Хорошо, я занесу им адрес, не кричите. Девочка просила ничего им не говорить, но я занесу.

– Где она?

– Интернат для детей с отклонениями. Под Истрой. Хорошее место.

– С какими еще отклонениями? – опешил Самойлов.

– С умственными. Дауны, олигофрены. Лера выбрала группу аутистов.

Самойлов уставился в лицо Маруси с остервенелым отчаянием.

– Да вы не беспокойтесь, – тронула его руку Маруся. – Там отличные условия проживания. И потом, Лера сама выбрала этот интернат. Она отвергла две частные загородные школы. А под Истрой отличные педагоги и специалисты по детской психиатрии и неврологии. Она там не столько учится, сколько помогает взрослым, ухаживает за детьми. Ее все сразу полюбили безоглядно…

– Не сомневаюсь, – процедил Самойлов.

– Разрешили туда собаку взять. Артист теперь для всех – главное лекарство от беспокойства и тоски.

– Дауны, олигофрены… – обреченно прошептал Самойлов.

– Аутизм – это не умственное отклонение… – начала было объяснять Маруся, но Самойлов перебил.

– А дауны – это просто люди с лишней хромосомой! – закричал Прохор Аверьянович. – Мало этой девочке было одиночества, теперь она научится замыкать его на себя, как оголенные провода! С риском для жизни, так сказать!..

Не попрощавшись, Самойлов тяжело затопал вниз по ступенькам. На улице он остановился, осмотрел двор и заметил Марусю в окне площадки между первым и вторым этажом. Она смотрела на него сверху. Даже сквозь пыльное стекло ему почудилась джокондовская улыбка.

– Не беспокоиться, да? Пошли вы все!.. – обозлился Самойлов и поехал на Истру.

Он решил, что в данном случае поверит только своим глазам. Приехал. Долго искал интернат – Лесную школу, как его здесь называли. Уже в сумерках увидел сквозь натянутую сетку девочку с собакой. И уехал.

В электричке он представил себе физиономии родителей Леры, когда те узнают, в каком именно заведении их дочь пожелала закончить среднее образование, и развеселился.

Время

Прошло почти два года.

Условия

Самойлов Прохор Аверьянович за это время сильно постарел. Было много волнений, потому что сослуживцы по доброй памяти решили слегка разнообразить его жизнь и устроили приходящим консультантом по криминалу в крупную страховую компанию. Директором компании был бывший начальник таможенной погранслужбы, старый знакомый Самойлова. Он думал, что сильно облегчит работу своему другу, объяснив ему некоторые особенности не совсем легального бизнеса в страховании, например автомобилей и недвижимости, но для Самойлова осознание своего участия в подобных делах закончилось инфарктом. Выкарабкавшись, он получил «спокойную» должность консультанта в отделе по страхованию жизни и здоровья граждан. Со свободным графиком работы. Ему вручили пейджер, который верещал в случае срочной потребности в консультанте. И познакомили с помощником, обязанностью которого было после сигнала пейджера доставлять консультанта к месту расследования, вести всю бумажную работу и при этом учиться у Старика навыкам интуиции и профессионального сыска.

Первый же взятый наугад для просмотра страховой полис привел Самойлова приблизительно в такое состояние, в которое впадает хорошо натасканный пойнтер в пяти метрах от затаившегося глухаря. Вьетнамская женщина Саия Чен застраховала свою жизнь на огромную сумму, указав в договоре получателей страховки в случае ее смерти – двенадцать человек. Это были ее братья, сестры и две бабушки.

– Пустое! – отмахнулся начальник, которому Самойлов описал свои опасения. – Любой первый попавшийся обезображенный труп ее двенадцать наследничков нам подсунуть не смогут. У этой женщины есть отличительные особенности в строении организма. А ты думал, я первую попавшуюся вьетнамку застрахую, да? При всей моей любви к Востоку – нет и нет, только с отличительными особенностями.

– Ты не понимаешь особого отношения к жизни и смерти у этих людей. Ради обеспечения благополучия семьи они на все готовы. Им самих себя порешить – раз плюнуть! Но даже этого делать не придется – всегда отыщется близкая подруга и из любви и чувства долга устроит самое доказуемое убийство, – сказал Старик.

– Аверьяныч! – укоризненно посмотрел на Самойлова начальник. – Для сюжетов на эту тему я держу лучшего специалиста в Москве.

– Скажи этому специалисту!.. – завелся было Самойлов, но по веселым глазам начальника понял, кого именно тот имеет в виду. Хотел было рассердиться, но лесть сработала, и они выпили на рюмочке коньяку.

Сюжет

Саия заснула в метро. Она судорожно дернулась, когда поезд затормозил, нарушив ее медленный полет во сне. Вытерев мокрый подтек у рта, Саия огляделась и сразу заметила своего преследователя. В вагоне было несколько вьетнамских студентов, но этот стоял спиной, настороженно наблюдая за ее лицом в отражении темного стекла.

Саия ездила по кольцу уже больше часа. Она очень устала. Почти не думая, наугад, она вышла из вагона, грустно оглянулась на поднимающейся лестнице. И вдруг вспомнила, что здесь, именно здесь, в пяти минутах от метро живут ее давние знакомые. Он – художник, как-то рисовал ее, она – его жена, еврейка. Проблема была в том, что имя жены напрочь вылетело из головы. Саия поудобней перехватила пальцами ручку небольшого чемоданчика. Она точно помнила подъезд и этаж и шла по улице, не оглядываясь. Но в подъезде побежала по лестнице вверх, прислушиваясь, не стукнет ли дверь внизу. Звонила, не отнимая пальца. Только здесь она поняла, что, если дверь не откроется, она просто умрет в этом подъезде.

Даже если бы Саия вспомнила имя женщины, оно бы не понадобилось. Ее радостно втащили в квартиру, толкнули, выдернув чемоданчик, в кресло, и объяснили, что ей очень рады, но внизу стоит такси, а через три часа – самолет в Германию, а квартира сдана с начала следующего месяца какой-то фирме за ремонт, а паспорта – хоть убей! – куда-то подевались вместе с билетами, и даже в холодильнике их нет, что она может перекантоваться тут пару недель, ее никто не побеспокоит: дети в лагерях, а теща в больнице. «Если мы не найдем эти чертовы билеты, я повешусь! На кухню не ходи, – это ей, сидящей с вытаращенными глазами в кресле и ни разу еще не открывшей рот. – Хотя, если хочешь, ходи, тебе же надо будет что-то есть, только не упади там… Я нашел билеты! Ключ на гвозде у двери. Просто захлопни дверь, когда уйдешь. Не скучай, извини, но холодильник пустой. Сайка, выше нос, узкоглазенькая, приедем зимой, обязательно тебя нарисую!»

Оглушительно хлопнула дверь, Саия дернулась и судорожно сглотнула, не веря наступившей тишине. В раскрытом окне слегка отодвинул занавеску заблудившийся ветер, напоминанием о лете тренькнул трамвай, проезжая под окнами. Понадобилось еще несколько минут, чтобы она поняла: ее оставили в квартире одну, ничего не надо объяснять и придумывать предлог для ночевки. Саия вскочила, подбежала к двери и закрыла замок на несколько оборотов. Она осмотрела дверь и удовлетворенно кивнула. Дверь была качественная, металлическая, с дополнительным засовом. На окнах – решетки. Саия знала, что здесь есть балкон. Она прошла в маленькую спальню, перешагивая через валяющиеся на полу вещи, закрыла распахнутую балконную дверь, прижалась к ней, вздохнув. Полежать в ванной – и спать! Саия побрела в ванную, включила свет и задержала дыхание. Она никогда не видела такого разорения, даже на туристическом слете после страшной бури, сорвавшей с места палатки. Ванная комната была завалена вещами, в раковине стояла кастрюля с пригоревшей едой, на полу валялись устрашающего вида рваная обувь и пачки со стиральным порошком. Ржавое нутро ванной с потеками и веником в грязной лужице. Саия, закрыв рот рукой, быстро прошла на кухню. Дверь не открывалась. Сквозь грязное стекло Саия увидела стол, заваленный кусками хлеба, затекшую сбежавшим кофе турку и огромное количество надорванных пачек с кошачьей едой. Она побрела по коридору, отодвигая ногами коробки и брошенные за ненужностью вещи. Во всех комнатах было то же самое. К вещам, грязной посуде, большим клочьям старой свалявшейся пыли добавлялись равномерно разбросанные по всей квартире окурки папирос. Саия поняла, что целиком квартиру ей не одолеть. Она присела в коридоре, обреченно оглядываясь, и выбрала самую маленькую спальню с балконом. Дверь в детскую и в гостиную закрыла поплотней. В туалет она решила войти в самом критическом случае. Нашла ведро, разогнав тараканью семью под ним.

Через три часа, пошатываясь и стараясь не сталкиваться со стенами и притолокой двери, Саия вылила очередной «замой», бросила в ведро тряпку, осмотрела вымытую комнату и достала из шкафа несколько одеял. Она постелила их на полу, тщательно расправив. Сняла с батареи выстиранную шелковую занавеску, постелила ее поверх одеял. Легла, вытянув руки вдоль тела, поглаживая пальцами скользкую поверхность шелка, услышала, как где-то у соседей вверху громко объявили время по радио – пятнадцать часов, и медленно выключила окружавший ее мир, опустив тяжелые веки.

Ее разбудил странный звук. Осторожная возня. Где-то совсем рядом. Саия повела глазами, обнаружив, что наступила ночь и в комнате темно. Звук шел из-под кровати. Саия медленно повернула голову и посмотрела. Из черного пространства на нее смотрели желтые глаза животного. Уличный фонарь освещал слабым светом контуры кровати. Женщина сильно сжала веки, потом открыла их и посмотрела под кровать. Сначала было темно, потом из теплой живой темноты выплыли яркие кошачьи глаза. Они смотрели, не мигая. Саия вздохнула и отвернулась. Еще несколько минут она прислушивалась в тревоге. Потом заблудилась в воспоминаниях. Она давно уехала из страны пахнущих ночей и желтых, расплывающихся в мокром сумраке огней. Когда она открыла глаза, было утро и в кухне кто-то шумел. Неслышно ступая по вымытому полу босыми ногами, Саия подошла к кухонной двери и заглянула в стекло. Большой щекастый кот сидел на столе и поедал сухой корм из разорванного пакета. Он услышал ее, чуть повел ухом, не поворачиваясь. Саия застыла, соображая, как кот оказался в кухне, если дверь по-прежнему закрыта?! Кот доел и показал, как. Он неспешно спустился со стола, наступив на табуретку, подошел к двери, стал на задние лапы и надавил передними на ручку. Дверь приоткрылась совсем немного, что-то на полу в кухне мешало ей. Кот с трудом пролез в образовавшуюся щель и чудом спас свой хвост. Дверь с грохотом захлопнулась от сквозняка. Кот постоял, раздумывая и поводя раздраженно кончиком хвоста, и ушел в ванную. Саия пронаблюдала все это, прижавшись спиной к стене. Она не любила кошек.

Через два часа, собрав на кухне всю грязную посуду в огромную коробку и пять раз вымыв стол, подоконник и пол, Саия сидела в оцепенении, наблюдая за синим пламенем газовой горелки под чайником. Из крана текло. Саия поймала себя на том, что считает капли. В открытую дверь вошел кот, легко, с места, запрыгнул на стол, залез передними лапами в раковину и стал пить то, что накапало. «Эй!» – не выдержала его невозмутимого безразличия Саия. Кот поднял голову, словно прислушиваясь, но морды не повернул. «Кис-кис…» Никакой реакции. Напившись, он спрыгнул и удалился, чуть ускорившись у двери. Саия вздохнула и достала из шкафа убранные ею пакеты с сухим кормом. Один поставила в углу на пол, другой – в коридоре. Налила в тарелку воды. «Я смогу!» – убеждала она себя, и действительно к обеду одолела туалет и ванную. Но не могла вынести мусор. Две коробки с грязной посудой, мусором и рваной обувью поставила в коридоре. Пошатываясь, побрела в маленькую спальню и схватилась ладонями за щеки: на желтом шелке ее ночной постели лежала свежая, распространяющая отвратительный запах кучка.

«Ах ты!..» Кота нигде не было. Саия обошла коридор и даже открыла неубранные комнаты. А кот спокойно сидел на подоконнике в кухне и рассматривал улицу. Саия взяла его сзади – одной рукой за шкирку, другой захватила поудобней шкурку на спине у хвоста. Кот протестующе взвыл, растопырил лапы в стороны, но особенно не сопротивлялся. Ей удалось ткнуть его приоткрытым ртом прямо в кучку. Кот стал мотать головой, напрягся, и Саия испугалась, что не справится с ним. Она никак не могла решить, куда же можно деть такого грязного кота, и в конце концов бросила его в одну из неубранных комнат.

Снова – ведро воды с порошком. Кот открыл дверь гостиной изнутри, вышел, все так же невозмутимо глядя в никуда, и медленно прошел в кухню. Саия повесила сушить занавеску, вымылась, а когда зашла в кухню, ее ждала… Маленькая отвратительно пахнущая кучка на кухонном столе. Кот не убегал – сидел на полу и спокойно мылся. Саия открыла дверь на балкон, потом, отстраненно глядя перед собой, чтобы кот ничего не заподозрил, подошла к нему сзади и, быстро наклонившись, бросилась на кота. Но тот подстерег ее последнее движение. Он метнулся в сторону, но открыть дверь кухни не успел, и Саия накинула на него тряпку, прижала к полу и вместе с тряпкой отнесла на балкон. Там она решила, что кот должен все видеть, чтобы не убиться, тряпку убрала, ухватила кота поудобней за шкирку, опустила руку через перила балкона как можно ниже и отпустила его. Второй этаж, ничего страшного! Кот извернулся и приземлился на лапы. Постоял, подергивая хвостом, посмотрел вверх, Саия показала ему язык. И в этот момент она поняла, что совсем забыла о том, что ее преследуют, о своем вчерашнем ужасе и предчувствии смерти! Оглядевшись, она рассмотрела в подробностях небольшой дворик. Потом прошлась по другим комнатам. Из окна гостиной отлично просматривалась небольшая фигурка в летней белой шапочке, сидевшая на скамейке. Ее вчерашний преследователь. Интересно, он знает, в какой она квартире? Он не будет рваться в дверь и шуметь. Он должен все сделать с ней тихо и… как это? – естественно. Да, естественно. Саия вздохнула и стала отматывать туалетную бумагу, чтобы справиться с кучкой на столе. К вечеру она совсем отдохнула, прислушалась к себе и не обнаружила никакой паники. Тогда она села у телефона, решилась и позвонила. Ей назвали адрес в маленьком поселке в часе езды от Москвы. Саия решила отоспаться еще пару дней, пока хватит еды, а потом придумать, как выйти из квартиры незамеченной и пробраться за город. Она не включала свет, в сумерках легла на пол на одеяла и тут же услышала душераздирающее мяуканье за окном.

Саия вышла на балкон. Кот ходил внизу кругами, задрав хвост, и орал. Саия ушла в комнату, закрыла балкон и постаралась себя убедить, что кот не имеет к ней никакого отношения. Мяуканье продолжалось. Она пошла искать коробку или сумку, потом привязывала веревки к старой корзинке, потом спускала корзинку вниз. Глупый кот терся о корзинку, но внутрь не лез. Саия подняла корзинку и положила в нее кусочек из банки с рыбными консервами. Кот стал передними лапами в корзинку, Саия дернула ее вверх, кот закричал и повис, уцепившись когтями, потом подтянул задние лапы и залез в шатающуюся корзинку. Он продолжал орать в испуге, пока корзинка не опустилась на пол. Потом его словно выключили: он медленно выбрался, огляделся и пошел в кухню. Саия шла за ним. Заметив это, кот оглянулся и брезгливо дернул хвостом. Поев, он направился в ванную, Саия отбросила его ногой, направив в туалет. Там стоял поддон с обрывками туалетной бумаги. Кот повернулся, встал на задние лапы и, шипя, показал все свои когти на передних. Саия убежала в спальню и закрыла дверь, подперев ее стулом.

Следующие три дня Саия ловила кота при помощи тряпки после каждой обнаруженной кучки, пачкала его кое-как в области морды и выбрасывала с балкона. Потом она приходила через несколько часов на его возмущенный крик, поднимала вверх, он ел, и так далее… На четвертый день ей пришла в голову одна идея, и теперь Саия хватала кота, когда он еще не успел доесть, и выкидывала его с балкона, не дожидаясь неизбежной кучки. Кот перестал орать на улице. Выглянув с балкона после особенно длительного его отсутствия, Саия увидела кота, молча и терпеливо сидевшего снизу, спустила корзинку, кот прыгнул в нее, не дожидаясь, пока корзинка опустится до земли: на улице шел дождь.

Саия отдохнула и хорошо продумала план действий. Наблюдатель день за днем сидел у подъезда, она не знала точно, уходит ли он на ночь, сколько человек его сменяют, где они спят, но он был рядом постоянно – она чувствовала это.

В день, когда Саия решила уйти из квартиры, она не выкинула кота после еды.

– Мне нужно с тобой поговорить, – она села на пол. – Ты можешь делать вид, что не видишь и не слышишь меня, это все равно, но я должна сказать… Я сейчас уйду. Я не люблю кошек… И котов, – неуверенно добавила она, покосившись на кота, закончившего еду и тщательно нализывающего лапу перед тем, как провести несколько раз за ушами и по морде. – Но тебя оставили здесь. Если ты хочешь, я могу отвезти тебя совсем в другой мир. Там нет больших домов, нет сухого корма. Зато есть кузнечики, червяки, высокая трава, мыши, суслики и даже птицы. Все это можно есть. Ты будешь жить на свободе – сам себе хозяин. Тебе не придется просить, чтобы кто-то поднял корзинку и дал еды. Сейчас я посажу тебя в рюкзак. Потом выйду на минутку, чтобы одеться. Если ты не хочешь ехать со мной, быстро вылезай и прячься. Если хочешь – сиди тихо и не ори.