Текст книги "Люди и ложи. Русские масоны XX столетия"

Автор книги: Нина Берберова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

А.Ф. КЕРЕНСКИЙ
(1881-1970)

Когда В.А Маклаков спрашивал: «В чем мы ошиблись?» – Керенский всегда отвечал: «Мы никогда не ошибались». Зная его лично около сорока лет, я не всегда была уверена, что он действительно так считает. Он часто старался, иногда примитивно, а иногда и обдуманно, сбивать своих противников, и надо признать, что в большинстве случаев это удавалось ему. Но два случая в его поведении мне кажутся необъяснимыми. Они произошли уже в поздних годах, в США, когда он писал о своем прошлом. Я не могу их разгадать, и они смущают меня. Оба случая связаны с его последней книгой «Russia and History's Turning Point» (1966), где он вспоминает свой «русский» период.

Первый касается цитаты, приведенной Керенским из книги воспоминаний французского агента Ф. Гренара, друга английского агента Роберта Б. Локкарта, «La Revolution russe»: Гренар оставался в России до последней минуты – т.е. до начала октября 1918 г., когда его, со всеми союзными дипломатами, какие еще оставались в Москве, выслали через Торнео в Европу.

Вот эта цитата:

«Союзники России были ослеплены своим желанием держать Россию в состоянии войны, не заботясь о том, сколько это будет ей стоить. Они были неспособны судить, что было возможно, что было невозможно в это время. Они только помогали Ленину в его игре с целью изолировать главу правительства от народа все больше и больше. Они не могли понять, что насильно удерживая Россию в войне, они тем самым обязаны принять и последствия этого: внутреннее недовольство в стране, отсутствие стабильности в этот переходный период. Настаивая без передышки на своих требованиях, почти приказаниях, обращенных к Керенскому, о том, чтобы страна вернулась на нормальный путь, они не принимали во внимание обстоятельства, в которых ему приходилось работать, и фактически только еще усиливали тот хаос, с которым ему приходилось бороться. Брюс Локкарт, работавший во время войны в Английском консульстве в Москве, был такого же мнения о политической роли союзников, которую они играли в России в то время».

Этого абзаца в книге Гренара «La Revolution russe» нет, и имени Локкарта – тоже нет. Откуда Керенский взял этот абзац, из чьей книги – неизвестно. В книге Керенского она напечатана на стр. 385-386. Перевод мой.

Названный здесь Локкарт (см. Н.Б., «Железная женщина»), отсидевший в тюрьме, позже был обменен большевиками на сов. представителя в Лондоне, М.М. Литвинова. Он хорошо знал Керенского и сыграл решающую роль в его судьбе, дав ему летом 1918 г. сербский паспорт для переезда в Архангельск, а оттуда в Англию, и тем самым спасши его от ареста и казни.

Вторая загадка, которая менее значительна, чем первая, тоже не имеет объяснения.

Передо мной лежит донесение агентуры Департамента полиции (царского министерства внутренних дел) о «присяжном поверенном А.Ф. Керенском». В нем 58 страниц, и в нем говорится о слежке филеров, которую производили по приказу директора департамента в 1915 г. К нему приложены два секретных циркуляра, один от 16 января 1915 г. по 9-му делопроизводству за № 165377, и второй, от 30 мая 1915 г. по 6-му делопроизводству за № 169823. По причинам, остающимся непонятными, Керенский в вышеупомянутой книге дает только один номер, и то не лично своего дела, но дела тайного общества розенкрейцеров, где главой был, как известно, вел. кн. Александр Михайлович. Номер этот 171902.

В своей последней книге Керенский говорит о своем масонстве, но не много. Он вовсе не связал его с ни «тройкой» (или триумвиратом) – Керенский, Терещенко, Некрасов, ни, как тогда говорили, с «пятеркой» – Керенский, Терещенко, Некрасов, Коновалов и Федоров (которого скоро сменил кн. Львов), а также обошел молчанием причины, по которым между январем и августом 1917 г. в Россию приезжали члены французской радикально-социалистической партии, которая во Франции в это время быстрым шагом шла к власти[108]108
  В палате депутатов (французском парламенте) между двумя войнами из общего числа 847 депутатов 733 были членами партии радикал-социалистов. Де Голль не дал им воскреснуть в такой силе, и в 1970-х гг. партия насчитывала 14 депутатов в Национальной Ассамблее.


[Закрыть]. Эти люди приезжали к нему напомнить о клятве, данной им при принятии его в члены тайного общества, в 1912 г., в случае войны никогда не бросать союзников и братьев по Великому Востоку, тем самым не давая ему абсолютно никакой возможности не только стать соучастником тех, кто желал сепаратного мира, но и обещать его.

Иностранным дипломатам было известно о его масонстве, как, конечно, и царской агентуре. Уже упомянутый Локкарт знал, что Керенский с 1912 г. состоит в «Малой Медведице». Он писал в своих воспоминаниях:

«Он выжил бы только при одном условии: если бы французское и британское правительства летом – осенью 1917 г. дали ему возможность заключить сепаратный мир…

Чтобы скрыть свою связь с масонами и сдержать клятву, данную Великому Востоку, Керенский говорил после 1918 г. в Лондоне, что он потому хотел продолжать войну, что якобы царский режим хотел сепаратного мира. Мельгунов считает, что царский режим этого никогда не хотел, но выдумка Керенского очень удобно помогла ему скрыть действительную причину желания продолжать войну во что бы то ни стало: связь с масонами Франции и Англии и масонская клятва».

(«Two Revolutions». 1967, с. 88, 113).

Бывший секретарь царского посольства в Лондоне, К.Д. Набоков, несмотря на то, что оба они были масонами (разных Послушаний), относился к Керенскому крайне отрицательно:

«Еще в 1918 г., когда он приехал в Англию, он говорил, что у него мандат „Союза Возрождения России“, и что Франция и Англия обещали ему поддержку».

(К.Д. Набоков. «Испытания дипломата», с. 226).

Локкарт возражал ему:

«В 1917 г., когда лейбористы приезжали в Россию, Керенский говорил О’Грэди, что у него, Керенского, есть документ, из которого ясно видно, что царь хотел заключить сепаратный мир 2/15 марта 1917 г. Керенский бережет этот документ, чтобы судить царя и реакционеров»

(«Two Revolutions»).

Но Набоков настаивает на своем:

«Керенский и Терещенко продолжали до конца лгать англичанам и французам»

(«Испытания дипломата», с. 152).

Любопытно сопоставить с этими двумя мнениями – третье: в первом «Письме из далека» Ленин из Швейцарии писал в марте 1917 года:

«…Войну ведет и германская и англо-французская буржуазия из-за грабежа чужих стран, из-за удушения малых народов, из-за финансового господства над миром, из-за раздела и передела колоний, из-за спасения гибнущего капиталистического строя путем одурачения и разъединения рабочих разных стран.

Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства с их агентами и «связями», давно делавшие самые отчаянные усилия, чтобы помешать «сепаратным» соглашениям и сепаратному миру Николая Второго (и будем надеяться и добиваться этого – последнего) с Вильгельмом II, непосредственно организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и офицерского состава армии и петербургского гарнизона особенно для смещения Николая Романова[109]109
  И дальше: «…Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К° к захвату власти в интересах продолжения империалистской войны, в интересах еще более ярого и упорного ведения ее, в интересах избиения новых миллионов рабочих и крестьян России для получения Константинополя… Гучковыми, Сирии… французскими, Месопотамии… английскими капиталистами и т.д.
  …Англо-французский империалистский капитал, в интересах продолжения и усиления этой бойни, ковал дворцовые интриги, устраивал заговор с гвардейскими офицерами, подстрекал и обнадеживал Гучковых и Милюковых, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть после первых же ударов пролетарской борьбы, нанесенных царизму…
  Рядом с этим правительством, – в сущности простым приказчиком миллиардных «фирм»: «Англия и Франция», с точки зрения данной войны, – возникло главное, неофициальное, неразвитое еще, сравнительно слабое рабочее правительство.
  …Октябристско-кадетское буржуазное правительство, желающее вести «до конца» империалистическую войну, на деле приказчик финансовой фирмы «Англия и Франция», вынужденное обещать народу максимум свобод и подачек, совместимых с тем, чтобы это правительство сохранило свою власть над народом и возможность продолжать империалистическую бойню.
  (…) правительство войны, правительство продолжения империалистической бойни, правительство грабежа, желающее грабить Армению, Галицию, Турцию, отнимать Константинополь, снова завоевать Польшу, Литовский край и т.д. Это правительство связано по рукам и ногам англо-французским империалистическим капиталом. Русский капитал есть отделение всемирной «фирмы», ворочающей сотнями миллиардов рублей и носящей название «Англия и Франция».
  (В.И. Ленин. «Письма из далека». Письмо I. Впервые полностью напечатано в 1949 г. в т. 23 собр. сочинений).


[Закрыть].

(Собр. соч., М., 1970, т. 31, с. 12-21).

Однако не все министры ни в первой, ни во второй, ни, тем более, в третьей коалиции, были в полном согласии с председателем Совета министров (и Верховным Главнокомандующим). Были случаи протеста. В № 4 «Архива русской революции» находим такой рассказ А. Демьянова о сцене между Керенским и Терещенко:

«Когда Терещенко захотел уйти из министров в отставку (после второго коалиционного правительства), то Керенский прерывающимся от волнения голосом, в котором слышались ноты рыданий, упрекнул Терещенко в том, что тот его покидает, тогда как обещал не расставаться с ним до последнего момента».

Такие сцены, возможно, повторялись несколько раз, т. к. при каждой смене министров для Керенского было очень важно, кто масон и кто не масон: не-масонов он удержать не мог, масонам он напоминал о клятве.

Но не-масонов было немного: в первом составе Временного правительства не-масоном был один Милюков, во втором (первая коалиция) их было не более двух, в третьем – столько же, и в последнем – Верховский, который скоро «бежал». Так обстоит дело по архивным документам на сегодняшний день. К этому надо прибавить, что когда в первом составе (март – апрель) Керенский возглавлял министерство юстиции, он назначил себе следующих помощников: Сомов, Скарятин, Исаев, Муравьев, Демьянов, Тесленко, Зарудный, Переверзев, Чубинский.

Кроме первых трех, все остальные поименованы в Биографическом словаре.

Четыре статьи Аронсона в газете «Новое русское слово» о масонах в русской политике серьезно взволновали Керенского. Кускова умерла в 1958 г., но у Керенского появились другие корреспонденты и советники. Он опять стал задавать все тот же вопрос: что делать? Написать все, как было, или ничего не писать, или написать и напечатать, или написать и зарыть? К этому времени оставалось все меньше и меньше людей его поколения, и даже те, которые были живы, теряли память, а то и всякое соображение о том, о чем их спрашивают. Четыре человека отозвались на его письма. Это были Я.Л. Рубинштейн[110]110
  Я.Л. Рубинштейн между двумя войнами состоял при Лиге Наций экспертом по делам беженцев вместе с бар. Б.Э. Нольде и К.Н. Гулькевичем.


[Закрыть], юрист, который работал в Лиге Наций до войны и теперь начал серьезно болеть; старый масон, член Исполкома Петроградского Совета В. Станкевич; старый петербургский друг Керенского Я.Г. Фрумкин, человек мудрый и спокойный, народный социалист, друг и Станкевича, и Рубинштейна по Берлину еще с 1920-х гг.; и, наконец, – самый младший из них, М.М. Тер-Погосян, бывший эсер, служивший управляющим в одном из парижских кинотеатров, которого друзья звали Тером, и который, как будет видно из его писем к Керенскому, никак не мог перейти с ним на «ты».

Письма Керенского к названным лицам, вероятно, сохранились в их архивах, но я решила обойтись без них. Их письма к нему достаточно красноречиво говорят о тех сомнениях, которые, видимо, мучили их корреспондента.

Одиннадцать писем четырех лиц печатаются хронологически, старое правописание переведено на новое. Они все слегка сокращены, пунктуация их исправлена.

ПИСЬМА МАСОНОВ К КЕРЕНСКОМУ

1

Фрумкин – Керенскому. Нью-Йорк, 20 октября 1959.

…Статей Аронсона я не имел никакого намерения Вам послать – я не сомневался в том, что Вам факт их появления будет неприятен, и решительно не видел для себя причины причинять Вам неприятности… Но раз Вы не только о них узнали, а большую часть их прочли, посылаю Вам при сем все четыре (их было только 4, а не 5). Удивляет меня Ваш вопрос: откуда он все это взял? Ведь он сообщает о всех источниках, на которых базируется. В этом отношении он, может быть, даже пошел дальше, чем надо. Он не назвал ни одного человека масоном, кто раньше не был в печати таковым назван, хотя он знал ряд лиц, в принадлежности которых к масонству он, да и никто, не сомневался[111]111
  Аронсон в своих статьях в газете дал неверные данные о деятелях 1917 г., об их принадлежности (и не принадлежности) к масонству. Позже, когда эти статьи были перепечатаны в его книге, кое-что он исправил, но далеко не все.


[Закрыть]. Этот метод он применил и к тому списку «не масонов», которых он распределил по разным партиям. Это все лица, о непринадлежности которых к масонству появилось утверждение в печати, притом этого не сказав, и не упомянув и о том, что он решил в этом контексте назвать только покойников. В результате этого, огромное количество лиц оказалось подозрительным по масонству, и притом – без всяких оснований. Вообще говоря, считаю эти статьи мало удачными, т. к. более или менее осведомленным – со мною в том числе – они ничего нового не дали, а лица неосведомленные по его статьям не поймут, в чем дело. Итак, не принимайте этого слишком близко к сердцу.

2

Тер-Погосян – Керенскому. Конец октября 1959.

Конечно, кн. Львов не принадлежал к ф(ранк)-м(асонст)-ву[112]112
  Кн. Г.Е. Львов, как теперь известно, был не только связан с ранними масонскими ложами в России, но и с заговорами 1915 – 1916 гг. Здесь мы имеем пример масонского камуфляжа.


[Закрыть], и вообще все это было бы ему абсолютно чуждо. В.В. (Вырубов)[113]113
  Василий Васильевич Вырубов, по бесспорным архивным данным, был еще до 1917 г. масоном 33° и делегатом на всех масонских Конгрессах.


[Закрыть] на мой вопрос о его личной принадлежности, сказал, что «был лишь принят, но участия в работах не принимал», и это было будто бы в самом конце. Мне кажется, что он вообще не принадлежал… Здесь мои статьи, не перепечатанные – жалею очень, что ты не прислал мне статей. Я.Л. (Рубинштейн) думает, что, конечно отвечать «им» ни в коем случае не следует, но для будущего материал нужно собрать.

3

Станкевич –Керенскому. Вашингтон, 6 ноября 1959.

…Книга не упоминается у Аронсона[114]114
  Как явствует из этого письма, Керенский просил Станкевича достать ему книгу Сидоренко Итальянские угольщики (см. в разделе «Е.Д. Кускова»). Видимо, Керенскому она оказалась срочно нужна, когда он предполагал написать ответ Аронсону. Книга эта сейчас редчайшая, ксерокопия ее была мне передана проф. Натаном Смитом.


[Закрыть]. Кто автор книги? Мне кажется, что удалось найти то, что Вы ищете, а именно: Евграф Сидоренко. «Итальянские угольщики XIX в.» СПБ, 1913. Вы ее можете выписать через библиотеку, или я закажу микрофильм….

4

Тер-Погосян – Керенскому. 1 ноября 1959.

…Имел продолжительную беседу с Як. Л. (Рубинштейном) – он тебе подробно написал. По поводу моральной и формальной невозможности ответить А(ронсону)[115]115
  Т.е. на фельетоны Аронеона в «Новом русском слове».


[Закрыть] сейчас – я согласен с Я(ковом) Л(ьвовичем), но вместе с тем я полагаю, что эта «страница истории» революции не должна ни в коем случае оставаться «закрытой». Посему ты должен (единственное лицо) подробно изложить и в закрытом конверте оставить в Hoover Library, для опубликования, скажем, через 20-25 лет. Я пришел к этому заключению после очень скрупулезного рассуждения. Возможный ответ сейчас А(ронсону) или Н(иколаевскому)[116]116
  Инспиратором фельетонов Аронсона Рубинштейн подозревал Николаевского.


[Закрыть] поневоле пошел бы по линии фельетонной сенсации, данной А-ом. Между тем эта страница общественного движения может принять свои подлинные размеры лишь в климате исторической объективности, лишенной полемической или личной страстности. В особенности имея в виду такие страницы (неразборч.) как с К(усковой…)… и др.

5

Рубинштейн – Керенскому. Париж, 15 ноября 1959.

Дорогой Александр Федорович,

Спасибо за письмо от 26 октября и за фельетоны. Я ждал их с интересом, но они оказались совершенно низкой пробы. Газетное вранье. Потуги состряпать сенсационное блюдо из потерявших вкус объедков.

Сейчас интерес к мистерии не так уж велик. Его можно разбудить и раздуть. В некоторой мере это сделано, вероятно, фельетонами, которые Вы прислали. Надо думать, что с несколько большим успехом это сделал бы инспиратор фельетонов, если бы он опубликовал собранный им материал. Но в этом случае интерес быстро рассеется. Тому три причины: дальность времени, несоответствие возможной роли мистерии с действительным размером событий и недостоверность материалов разоблачителей.

В настоящее время следопытам аутентичного подтверждения факта не хватает. Им приходится оперировать слухами, домыслами, личными доверительными беседами. Того, что когда-то называлось «царицей доказательств», собственного признания «обвиняемого», у них нет. Болтовня покойного «управляющего делами» в счет не идет. Его имя никому ничего не говорит[117]117
  Василий Алексеевич Маклаков.


[Закрыть].

Положение в корне изменилось бы, если бы Вы привели в исполнение Ваше намерение. Любителям сенсационных разоблачений будет дан прочный базис для дальнейшего мифотворчества. Учтите то обстоятельство, что с момента опубликования Вашего ответа, разъяснений и уточнений, опубликованное Вами перестанет быть Вашим достоянием. Вы утратите право распоряжаться его дальнейшей судьбой.

Сейчас ничего предосудительного Вам и Вашим друзьям не приписывается. Что дурного в том, что у политического деятеля, жизнь и работа которого протекала у всех на глазах, были не только враги, но и друзья, с которыми он был связан интимно, которым безоговорочно доверял. Положение будет иное, если Вы дадите отправную базу для любителей сенсационного вранья.

План М.М. (Тер-Погосяна) об опубликовании через 30 лет – компромисс, которого я не одобряю. На худой конец, это все же лучше задуманного Вами.

6

Рубинштейн – Керенскому. Париж, 21 декабря 1959.

…Благодарю Вас за письмо от 30 ноября… В преддверии Нового года не хочу с Вами спорить. К тому же повторяться не стоит. Мы с Тером внимательно прочли Ваше письмо. По существу на наши аргументы оно не отвечает…

Ссылка на покойного В.А. М(аклакова) не убедительна. Ведь он был в ином созвездии, и к тому же в свое время купно с другими был притушен[118]118
  Т.е. «усыплен», активного участия в это время не принимал.


[Закрыть].

Наконец, ни Тер, ни я, не думали, что кто-либо будет назван. Мы лишь утверждаем, что «признание факта» даст возможность любителям сенсаций заняться «пришиванием уклонов» усопшим, верившим, что по этой линии их тревожить не станут.

7

Тер-Погосян – Керенскому. 22 декабря 1959.

…Ни Палеолог, ни Альбер Тома не были масонами[119]119
  Французский посол в России, Палеолог, почти наверное не был масоном, но Альбер Тома им был, и на этой почве его дружба с Керенским продолжалась до смерти Тома. Он упомянут во многих французских списках и имел 33°.


[Закрыть]. Тома относился с симпатией к масонам, судя по тому, что он несколько раз выступал в Grande Loge в Tenue Blanche[120]120
  Вечер, на который приглашались профаны.


[Закрыть]. Вас(илия) Васильевича Вырубова) сейчас в Париже нет; по приезде спрошу о Мих. А-че[121]121
  Михаилом Андреевичем звали Осоргина. Он умер в 1942 г. О чем, в связи с этим, собирался Тер-Погосян спросить Вырубова – неизвестно.


[Закрыть]. Мне представляется, что ты с одной стороны преувеличиваешь значение «фельетона», а с другой стороны непонятно считаешься с реакцией – православной церковью: «наложено пятно», и т.д. На тебя, на Февраль вешали всех собак, ни один человек, ни одно историческое событие не было столь подло, гнусно оболгано, как ты и Февраль… Что могут означать последние фельетоны, сравнительно со всей грязью, которой нас покрывали и справа и слева! Повторяю, нужно чтобы твое свидетельство было запечатлено и оставлено, как исторический документ. Настоящая история Февраля еще не написана, и упомянутое сообщение войдет в эту историю лишь небольшой частью.

Здесь реакция была почти ничтожна. Вольский мне сказал при встрече: «Обратили ли Вы внимание на фельетон Аронсона?» И больше ничего. Суварин[122]122
  Борис Суварин, известный французский журналист и литератор, одно время троцкист, редактор Contrat Social.


[Закрыть] спрашивал Т.А Осоргину, знает ли она кого-либо, который мог бы дать сведения. Она указала на меня, но он ко мне не обращался…

8

Фрумкин – Керенскому. Париж, 16 ноября 1960[123]123
  Ровно год прошел со времени колебаний по поводу фельетонов Аронсона.


[Закрыть].

…Вы спрашиваете меня об иностранных масонах. Вам известно, что в Россию в 1917 г. приезжали иностранные масоны. Я всегда избегал касаться в разговорах с Вами и в письмах к Вам этой темы, зная, что Вы к ней аллергичны. Несколько был удивлен тем, что Вы сами ее коснулись в письме ко мне, в связи со статьей Аронсона. Поразительно и, я бы сказал, импозантно, в какой мере в России масонство сумело сохранить конспирацию. Не знали о роли масонства очень многие, вне масонства. Не знал например И.В. Гессен, и очевидно П.Н. Милюков, не догадавшийся, каким образом во Временное правительство попал Терещенко. Но это было давно, а теперь уже многое известно. Известно даже и то, что Вы настояли на том, чтобы Ек. Дм. (Кускова) все, что она знала, оставила под замком на 50 – кажется – лет после ее смерти. Имеется и ответ Чхеидзе ЦК меньшевиков с объяснениями, почему он примкнул к масонству. Не секрет больше, что масонами были не только Вы, но и Некрасов, Коновалов и мн. др. Роль Браудо в разоблачении Азефа установлена в книге, посвященной его памяти, появившейся много лет тому назад, многое опубликовал Мельгунов, многое рассказали не столь, как Вы, скрытные. Впрочем, один видный масон говорил мне, что он вправе ответить на вопрос о том, был ли такой-то масоном, если речь идет о покойнике. А покойный Давыдов – масон высокой степени – мне сказал, что русские масоны были не масонами, а заговорщиками, вся деятельность которых противоречила тому, что и как должны были поступать… При этих условиях я не понимаю, как Вы можете игнорировать то, что многое известно и делать вид, что все это фантазия, и что Вы вообще не знаете, о чем идет речь. Вряд ли это целесообразно. Замалчивание приводит лишь к тому, что масонам приписывают многое, в чем они неповинны.

Примите, дорогой Александр Федорович, мои извинения за то, что говоря о Ваших воспоминаниях, коснулся масонов. Вы можете мне ничего не ответить на то, что я пишу по этому вопросу – я знаю много больше того, о чем пишу. Я примирюсь с тем, что, как я писал, «УВЫ», обо всем этом писать и говорить, даже в тесном кругу, не станете. Я считаюсь с Вашей аллергией, но мне казалось правильным сказать Вам, что многие – и я в том числе – многим о масонстве – и Вашем в нем участии – осведомлены и поэтому мало целесообразно, как мне кажется, с этим не считаться. Тема эта – важная, без нее многого нельзя понять в том, что произошло в 1917 г., и многое еще до сих пор.

9

Тер-Погосян – Керенскому. 22 декабря 1962[124]124
  В этом году вышла книга Аронсона Россия накануне революции, где он перепечатал свои статьи о масонстве.


[Закрыть].

…Я показал Ваше письмо Я.Л. (Рубинштейну) и мы с ним дважды виделись и обсудили положение. Мы согласны с Вами, оно теперь представляется иным, чем три года тому назад.

Теперь покров прорван. Существование Организации[125]125
  «Организация», или дальше – «О.» – масонство.


[Закрыть] удостоверено Ек. Дм. (Кусковой), которую никто не заподозрит во лжи. Фактические данные имеются в руках лиц, правдивость которых не вызывает сомнений. Если некоторые из этих лиц пока молчат, то молчанию этому наступит конец, и если не при жизни, то в посмертных записках они поведают то, что им было известно. Все они знают мало. В сущности, и материала много меньше, чем того хотелось бы любителям сенсационных разоблачений. В Февральской революции Организация не играла руководящей роли. Если она облегчала сотрудничество некоторых членов Врем(енного) прав(ительства) и, в частности, Вам служила подсобным орудием в Вашей работе, то не она поставила Вас на то место, которое Вы заняли в 17 году, и не она определяла Ваши действия. Между тем: на узкой базе разглашенного заслуживающими доверия лицами, пользуясь именно тем, что эта база бедна и узка, безответственные писаки в угоду охочей до сенсаций публики будут сочинять всяческие небылицы. Доброе имя О. от этого пострадает. Тем, кто добросовестно будет стараться выяснить эту главу истории обществ(енных) движений, разобраться во всем этом вранье будет нелегко.

В этом вся суть дела.

Что касается личного выпада Г. А(ронсона) на стр. 120 его книжки, то он не заслуживает внимания, и просто не умен.

По нашему мнению – а Вы просите нас откровенно Вам его высказать, задача Ваша заключается единственно в том, чтобы Ваше свидетельское показание в будущем защитило доброе имя О. и поведало о ней правду.

Мы убеждены, что опубликование Вами в настоящее время подробной Записки этому не послужит, а лишь даст повод нагреть руки разным борзописцам, а иным лишний раз охаять ненавистные им наши убеждения. Вас будут упрекать в утайке существенных данных, Вам будут ставить самые нелепые вопросы, Ваши слова будут извращать и из написанного Вами будут делать самые нелепые выводы. В результате Ваша правда будет погребена под кучей мусора. Мы думаем поэтому, что в настоящее время Вам следовало бы ограничиться самым кратким заявлением, предупредив, что ни в какую полемику Вы вступать не станете и что к сказанному Вы ничего не прибавите. Что более детальное изображение истинного лица О. Вы дадите в особой Записке, которую доверяете на хранение…[126]126
  Так в подлиннике.


[Закрыть]. Университету с тем, чтобы через 25 лет после Вашей смерти записка стала доступна лицам, изучающим историю Росс(ийских) Общ(ественных) Движений. В настоящее время, ввиду того, что в печати появились сообщения об О., и что некоторые из них исходят от Е.Д. К(усковой), Вы сочли необходимым в интересах истины заявить примерно:

Что среди различных конспиративных объединений предреволюционного времени существовала О., о которой говорит Е.Д. К.

Что О. эта не была политической партией, не имела определенной социально-политической программы.

Что ее задачей было установить личные отношения дружбы и доверия между людьми, одинаково чаявшими превращения России в свободное, правовое государство.

Что от своих членов О. не требовала подчинения, что она не давала им политических приказов и миссий.

Что ее члены сохраняли полную свободу действий, и могли поэтому оставаться лояльными членами различных политических партий.

Что О. к захвату власти не стремилась и такое стремление было бы чуждо ее духу и строению.

Что будучи преемственно связана духовно с одноименными О. прежних времен, она была совершенно независима от каких бы то ни было иностранных организаций.

Что по своему строению и духу О. активной роли, как таковая, в Февральской революции играть не могла, никаких директив своим членам, некоторые из которых оказались членами Вр. прав., она не давала.

Что О. была крайне малочисленна.

К этому полезно было бы прибавить, что оглашать имена известных Вам членов О. Вы не считаете ни возможным, ни нужным, но что во всяком случае список лиц, прямо или косвенно названных членами О., страдает неточностями.

Что касается Записки, доверяемой хранению…. университету, то по нашему мнению она должна была бы подробнее развить 9 пунктов Вашего Заявления. На истории О., на судьбе ее последнего состава, нам казалось бы, не следовало останавливаться.

Вот кажется все. Я.Л. (Рубинштейн) и я шлем Вам братские новогодние пожелания.

Пост-скриптум. (На отдельном листке.) Я бы считал особенно важным (как и Як. Л.– в значительной степени) дать исчерпывающий материал в большой записке, предназначенной для хранения в У-те. Тебе (!) сердечный привет от В. В-ча, А.Л.К., (инициалы неразбор.).

10

Тер-Погосян – Керенскому. Январь 1963.

Очень рад, что наши точки зрения совпали, да иначе и не могло быть. Завтра я буду у Як. Л-ча, подробно переговорим.

11

Тер-Погосян – Керенскому. 10 декабря 1963.

….2 декабря Яков Львович умер – умер в полном сознании, я был у него накануне, уходят последние свидетели Февральских дней и вместе с тем нашей жизни.

Суварин начал печатать в «Contrat Social» страницы из книги Аронсона о русском масонстве. В прошлом году он мне сообщил, что прежде чем дать напечатать, он хотел бы иметь мое мнение, собирался прислать рукопись. Рукописи он не прислал, а теперь прислал письмо в коем полуоправдываясь – «важная страница истории» – пишет, что статья будет напечатана. Книгу Аронсона я читал – мое мнение ты знаешь. Ушел Яков Львович. Мне представляется, что тебе надлежит для истории дать подлинную картину для опубликования впоследствии. Насколько я помню, у тебя все материалы (ты мне говорил) в «сыром виде». Я думаю, что нам нужно было бы встретиться, и ты мог бы мне продиктовать все, что твоя память сохранила. Вопреки Я. Л-чу, я считаю роль м-ва, в особенности до самой революции 1917 г., весьма значительной.