Текст книги "Орден Крона. Банда изгоев"

Автор книги: Нина Малкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Мы снимем их, когда придёт время, – хмурится король.

Между бровей его залегла тяжёлая складка, знаменующая сожаление. Сейчас он особенно напоминает мне юного Дормунда. Такой же наклон головы, такая же напряжённая поза и лиловый взгляд, который он старательно отводит. Тибр пристыжен. Он стыдится своей ненормальной внучки Везулии. Он стыдится меня… Помоги мне, Крон. Помоги выдержать презрение и собственное безумие. Или дай сил прекратить это…

– Прошу простить, Ваше Величество, – между мной и Тибром в реверансе тяжело склоняется моя престарелая кормилица. – Везулии с самого утра не здоровится.

– Милда Торн, – удовлетворённо кивает Тибр в ответ на поклон женщины. – Отведите мою внучку в её покои. И вернитесь для назначения. Хочу отправить вас с супругом к новым землям, давно пора навести там порядок. Прибрежным городам нужна крепкая рука и верные Квертинду люди для укрепления наших позиций. Вы отправитесь в Нуотолинис – это крупный порт на границе северной территории. Сейчас там бушует серая хворь, и целительский дар вашей многочисленной семьи будет очень кстати.

– Разумно ли лечить бывших веллапольцев? – вклинивается один из советников со знаком трёхглавой змеи на одежде. – Может стоит подождать, пока болезнь сама выкосит ряды местного населения? Они могут поднять мятеж, оправившись.

– Мы завоеватели, но не палачи, – строго отвечает Тибр. – И отныне эти люди – квертиндцы. Мы дадим им всё, что имеем сами – порядок, довольство и магию.

– Они обязаны присягнуть на верность королю! – взвизгивает Дормунд. – Верноподданство – первейшая обязанность каждого жителя, нового или старого!

Выходит неубедительно, но никто даже и не думает высмеивать будущего короля Квертинда. В ярком свете тронного зала глаза его под пушистыми светлыми ресницами кажутся пурпурными. И они беспрестанно бегают – от отца к прадеду на троне. Потом останавливаются на мне. Престарелая кормилица, спохватившись, больно дёргает меня за локоть и тащит прочь. Я едва успеваю перебирать ногами в мелких туфельках. Каблуки почти не стучат, и двор быстро теряет ко мне интерес, переключившись на моего сына. Тот кидает последний стыдливый взгляд мне вслед и пытается приосаниться. Высоко задирает подбородок, кладёт ладонь на эфес клинка и приподнимает уголки губ, изображая доброжелательное лицо. Всё верно, мой сынок. Тебя очень хорошо научили. Нас всех этому учат. Всех принцев и принцесс.

– Пришла пора расставаться, Ваше Высочество, – вздыхает поседевшая Милда Торн, утаскивая меня из величественного зала. – Столько лет я вас берегла, а теперь отсылает меня правитель за верную службу. Воистину говорят, королевская благодарность обрекает на большее служение.

Коридоры Иверийского замка проносятся мимо меня расписными картинами магов Нарцины. Некоторые ещё свежие – пахнут краской и маслом. И зовут меня в свои истории…

– Кто теперь будет моей кормилицей, Милда? – обречённо спрашиваю я, покорно перебирая ногами.

Мне горько от расставания со строгой и мудрой женщиной, что с рождения наставляла меня, но я знаю, что не смогу этому противостоять. Мне остаётся только принять своё новое окружение, которое давно уже не запоминается мною. И эти голоса, которые слышу только я. От них болит голова и мутится сознание. Они снова и снова зовут меня в чужие истории.

– Вы уже давно не дитя, – скрипит зубами Милда Торн. – Вам самим впору нянчить. Дормунда, к примеру. Ох, нелегко ему теперь придётся… Квертинду нужна королева, а мальчику нужна мать. Он строптив, избалован и самовлюблён. Но хуже всего то, что он несчастен и оттого податлив своим страстям. Подумайте о сыне, Везулия Иверийская. Вспомните своё истинное предназначение – править королевством! Служить Квертинду, беречь его своей магией! А то “Флажки снять”… ох. Сдались вам эти тряпки!

– Ты права, Милда, – привычно соглашаюсь я, больше для вида.

И ещё – чтобы прекратить этот разговор. Чтобы хотя бы Милда замолчала.

Створка двери скрипит, и кормилица вталкивает меня в мои покои, слишком душные и роскошные.

– Вышивайте пока, – женщина кивает на пяльцы у окна.

Потом раздумывает, берёт ключ со стола, выходит и замыкает меня в моей золочёной бархатной тюрьме. Слёзы катятся по моим щекам беззвучно, глухо, будто капли и не принадлежали никогда моим глазам. За спиной вмиг заговорили траурные флажки голосом моего отца – величайшего Галиофа Завоевателя.

– Папа, – отозвалась я, подбежала к балкону, потянулась к скорбному ряду. – Папа, ты любишь меня? Должен же быть кто-то, кто любит меня.

И рассмеялась довольным солёным от слёз смехом. Комната знакомо заголосила – пожалуй, только я одна и могла понять эти голоса, звучащие из каждого предмета. Я – Ванда Ностра, что была сейчас в теле Везулии и не могла ощутить ни сожаления, ни сочувствия. Только безумное, сводящее скулы ликование от непонятного ответа.

– Я иду к тебе, папа, – ноги сами собой забегали по комнате, остановились у вышивки. – Только сейчас… Сейчас. Нужно ещё кое-что сделать для Дормунда. Я ведь мать. Да, я его мать!

Ровные гладки стежки ложатся на удивление споро, повинуясь широким белоснежным пальцам. Я раскачиваюсь и пою мелодию, которую Квертинду только предстоит услышать. Мелодию из своих видений, что засела у меня в голове. “Как сладок сна конец” – снова и снова завожу я надоедливые строки, собирающиеся в мантру, заклинание, беспрерывный вой. И игла выводит ту самую вышивку – картину танцующей пары.

– Его высочество Дормунд Иверийский, наследник престола Квертинда и его владений, истинный Иверийский хранитель магии, – раздаётся за спиной голос фрейлины.

А я и не заметила, как она вошла. Кажется, пока вышивала, я не замечала совсем ничего. И это было великолепно. Щёки уже совсем высохли и нежную кожу стянуло от соли.

– Так скоро? – поднимаю голову и встревоженно окидываю взглядом свою работу. – Уже и пора?

– Ваш сын желает посетить Вас, – медленно уточняет фрейлина.

– Конечно, – я обрезаю нить вышивки тонким лезвием. – Я готова. Жаль, не успела до конца… Но этого достаточно.

В ответ девушка лишь неуверенно кивает и открывает дверь, впуская юного наследника в сопровождении свиты из трёх человек. Мой сын – чернильноокий Дормунд, весь в ангельских кудрях, с ещё круглым безбородым лицом, – важно проходит вдоль покоев и останавливается у прикроватного столика.

– Благословите меня, матушка, – мальчик не склоняет головы, смотрит серьёзно, исподлобья, но взгляд всё равно детский.

Трое сопровождающих мнутся у порога, не решаясь пройти в покои. Но мне до них никакого дела.

– Смотри, Дормунд, – я подбегаю к сыну, показываю вышивку, вкладываю в его руки. – Это твой брат, видишь?

Будущий король открывает рот от удивления и отступает на шаг, становится совсем ребёнком. Пару секунд он верит, рассматривая гладь ткани, но потом его взгляд наполняется понимающим снисхождением. Увы.

– У меня не может быть братьев, матушка, – горько вздыхает Дормунд, как будто это он говорит с ребёнком. – Истинные Иверийцы не могут иметь больше одного наследника. Это особенность магии, что мы несём в себе. Вы несёте, матушка. Вы и я.

– Слушайся его, Дормунд, – наставляю я строго. – Своего единственного брата. Обязательно слушайся! Он поможет тебе. Он будет великим человеком. И очень могущественным.

– Вы не можете больше иметь детей, – шёпотом сообщает Дормунд мне великую тайну, которая и без него мне давно известна.

Он смотрит мне в глаза, словно надеясь мысленно внушить мне свою правоту. Но потом не выдерживает, отворачивается к наставникам.

– Посмотри, – пытаюсь я привлечь внимание и подношу пяльцы к его лицу. – Ему ведомо милосердие, честь и душа. Ты должен сберечь их, и из тьмы за ним никогда не придут. Всё может быть по-другому. Всё должно быть по-другому, Дормунд!

– Хватит! – мальчик с криком кидает вышивку на пол. – Матушка, вы безумны! Вы просто сбрендили, свихнулись! У меня не может быть никаких братьев!

В его крике ещё слышны визгливые нотки, хоть голос уже и ломается. Сзади на Дормунда одновременно шикают камердинер и ментор, указывая на неподобающее поведение. Юноша немедленно выправляется, принимая горделивую позу. Улыбается достойно – не слишком широко, но понятливо и благосклонно.

– Прошу простить, Ваше Высочество, – ровно извиняется сын. – Вы нездоровы. Вам лучше прилечь. Я зайду в другой раз.

– Нет! – я кидаюсь к его ногам, подбираю своё рукоделие. – Поверь мне, Дормунд. Я видела его, твоего брата. Видела, как тебя сейчас. С этой девушкой… Не знаю, кто она. Но точно знаю, кто он. Твой брат может стать величайшим правителем или мудрым советником. Только позволь ему, слышишь? Не толкай его во тьму. Слышишь, Дормунд?

– Тибр Иверийский назначил меня королём, – обиженно отмахивается белокурый принц. – Ты сама слышала – только истинный Ивериец может взойти на престол Квертинда! Если ты вообще способна что-то слышать, кроме своих иллюзий.

Мне горько и больно от его слов. Но я не знаю, как ещё убедить Дормунда. Как завоевать расположение собственного сына? Я не способна на это. Я ничтожная принцесса. И стану ещё более ничтожной королевой-матерью. Мне хочется сказать ещё что-то, убедить, но голоса звенят невыносимо громко… Заполняют мою голову гулом. И я вою – балладу про конец сна, тот самый мотив, просто чтобы скрыть отчаяние за песней. Укачиваю саму себя.

– Я позову Милду Торн, – Дормунд сморщил нос и скривил губы в отвращении. – Она зайдёт к вам после аудиенции у короля.

– Слушайся его, Дормунд, – успеваю я прошептать вслед уходящей процессии прежде, чем за ними закрывается дверь. – И всё будет по-другому.

Я снова остаюсь одна в своих покоях, маленькая, ненужная, безумная принцесса Квертинда. Я способна останавливать время и создавать артефакты, меняющие его ход. Я – истинная Иверийская наследница. Но что толку от величайшей из магий, если я не способна повлиять даже на своего сына?

– Папа, – снова зову я, обращаясь к флажкам. – Ты был сильным. А я – слабая. У меня ничего не получается.

Жалость заполняет меня всю, до кончиков ресниц. Я поднимаюсь и на дрожащих ногах иду к балкону. В жизни нет радости. В жизни нет любви. Это иллюзия, обман для простолюдинов, чтобы отвлекать их от политических решений и несостоятельности власти. Именно так учила меня Милда Торн, мудрейшая из всех женщин.

Королям и королевам не позволено любить и быть любимыми. Но может… может в пекле Толмунда я встречу того, кто почти не замечал меня при жизни? Встречу своего отца. В пекло ведь попадают те, кто лишает жизни. Лишает жизни других людей или себя.

Я иду к тебе, папа… Я поднимаюсь на широкие перила своего балкона и смотрю вниз без страха и сожаления. Наверное, кто-то другой смог бы оценить красоту Лангсорда, – кто-то, кто не видел его с самого своего рождения. Но шум его каналов я не слышу уже так же, как биение своего сердца в ушах.

У подножья замка раскинулся королевский сад с каскадом водопадов, заполненный людьми от белоснежных стен до самой площади. Отсюда виден новенький Преторий – первое консульство Квертинда. Я видела его в разные времена и знаю, что он простоит ещё долго. Кто-то сильный непременно сможет сохранить его и защитить. Кто-то, но не Везулия Иверийская. Но самое главное…

– Кто-то должен снять эти проклятые флажки, – шепчу я и делаю шаг в прекрасную пустоту.

Я лечу над Квертиндом, и сердце колотится бешено, подскакивая к горлу. И дышу… всё ещё дышу.

Я резко вдохнула, пытаясь унять сердцебиение. Моё лицо намокло от слёз и холодного пота – как всегда бывает после видения. Воздух с шумом, или скорее со стоном, ворвался в мои лёгкие, плечи задрожали. Мех горжетки намок и прилип к щекам. Я развалилась на диванчике, подняла глаза к потолку, обитому алой тканью с россыпью мелких корон.

– Да что же это опять, ваша милость, – запричитала Нэнке, обмахивая меня веером. – Вам бы в постель теперь, отдохнуть.

– Нет, – выдохнула я в ответ. – Сейчас пройдёт. Перестань, Нэнке.

Я некрасиво хлюпнула носом, очень по-плебейски, и сразу же приняла из рук обиженной сиделицы вышитый платок. Инициалы напомнили мне, что я не Везулия, а Ванда Ностра. И я непременно должна научиться жить.

“Везулия Иверийская была нездорова и от своей болезни покончила жизнь самоубийством в 64 году от коронации Тибра Иверийского, не выдержав новости о престолонаследии своего сына” – так написано в учебниках Квертинда. Каково было первой истинной Иверийской наследнице на самом деле теперь знаю только я… И, возможно, Великий Консул Камлен, что молча держал меня за руку, пока я пыталась прийти в себя. Мы с ним храним столько тайн, которые не имеем права раскрывать и обсуждать даже друг с другом. Я слабо сглотнула, успокаиваясь.

Дилижанс уже выехал на площадь, оставив позади Иверийский замок и тот самый балкон, с которого рухнула моя недавняя проводница.

Сейчас тут тоже было людно, но вместо траурных флажков висели праздничные, разноцветные, переплетённые с рябиновыми бусами. Большой фонтан переливался семью разными цветами, перекидывал струи воды и играл бликами огромной короны, покрытой пластинами сусального золота. Ему вторил плеск водопадов с каскада у подножья Иверийского замка, что за шумом людной площади был едва слышен.

Лангсордцы праздновали начало нового года и встречали осень. Люди веселились, пели, смотрели выступление уличных артистов, ели сладости. Некоторые сидели прямо на зелёных островках травы, обрамляющих площадь, наслаждаясь мягкими лучами и потягивая вязкие напитки. Ленивое солнце разлило густую прозрачную медь вдоль лоснящейся мостовой, почти осязаемую, тягучую, как масло райского дерева.

– Остановите, – попросила я хрипло. – Я хочу прогуляться.

– Мы почти приехали, Ванда, – Камлен нарочно выделил моё имя, чтобы напомнить мне о том, кто я есть. – В Претории есть лауданум, ты сможешь прилечь и восстановить силы.

– Я не хочу лежать! – взмолилась я. – И не хочу лауданум. Я хочу попробовать жизнь!

Мимо пронеслась карета, запряжённая резвой тройкой. Такой вид транспорта почти вытеснили дилижансы, общественные и личные, но многие квертиндцы по-прежнему предпочитали силу живых коней энергии пара. До меня донеслись звуки струн и раскатистый нестройный хор пассажиров.

– Тут нельзя, Ваше Сиятельство, – снова затараторила Нэнке. – Знаете ведь, какая вы ценная персона для Квертинда. А вокруг простолюдины и попрошайки. Воришки, пройдохи и просто твердолобые остолопы. Они пьют вязкий бузовник и закусывают горячими сайками, почти не пережёвывая! Не чета вам с ними прогуливаться. Вот вернёмся домой – я вам сготовлю мармелад из свежих ягод, Лерна-лентяйка уже и бруснику процедила, и смородину, – что за чудный вкус жизни попробуете!

Я обернулась на Иверийский замок. Два золочёных шпиля тянулись вдоль всей высоты белоснежного здания, как две воздетые к небу длани. Зажатые в небесах часы мерно тикали, отсчитывая мгновения между прошлым и будущим. А за ними белели шпили помельче, выгибались арками высокие окна, пробегались касками ступени, соединяя многочисленные балконы…

– Остановите! – громко потребовала я в порыве неизвестно откуда взявшейся решимости.

Или известно. Мне нужно было доказать всем и в первую очередь – самой себе, что я не Везулия, которая покоряется воле каждого, кто пробует ею помыкать. Которую сломил Квертинд, как и многих. Принцесса была заперта в клетке чужой воли и королевского замка так же, как я в этом дилижансе. Я задышала ещё чаще, промакивая платочком лоб.

– Да остановите же! – прикрикнула я совершенно невоспитанно.

Камлен Видящий молча постучал по стенке, и дилижанс пыхнул, заскрипел и остановился. Я потянулась к дверце, но она сама распахнулась, являя нам сосредоточенного стязателя.

– Что случилось? – он спешно оглядел каждого из нас троих. – Позвать целителя?

– Я хочу прогуляться, – ровно сообщила я, не теряя напора.

Сопровождающий стязатель с подозрением покосился на Великого Консула, но тот промолчал. С некоторых пор Камлен не оспаривал моих решений прилюдно, даже если был с ними не согласен. За это я всегда была бесконечно благодарна слепому старику, но его расположением почти никогда не пользовалась из благоразумия и предпочитала все свои мысли обсуждать заранее. Но сейчас мне была просто необходима эта спонтанность, неожиданная взбалмошность, которая присуща юным леди. Да, именно сейчас, после гнетущего видения принцессы, которая так и не нашла своего места в жизни, мне хотелось быть той, кем я являлась. Нет, не только ценнейшей прорицательницей Квертинда, которую прочили на место Великого Консула, но ещё и молодой девушкой, что может чувствовать и радоваться простым праздникам.

– Мне необходимо вас сопровождать до Претория, – не то согласился, не то возразил стязатель.

За спиной его отрывисто фыркал чёрный конь, разряженный в помпоны для процессии. Одинокие ездоки всё ещё предпочитали породистых лошадей, поскольку те были быстрее и манёвреннее любого механизма. Я уже немного растеряла свою решимость и стушевалась под любопытными взглядами зевак, которые пытались заглянуть в открытую дверцу королевского дилижанса. Ледяные пальчики мои поглаживали нити Везулии.

О мостовую застучали копыта и подъехал ещё один всадник, отгоняя людей. Конечно, мы всегда путешествовали по городу в сопровождении многочисленной охраны.

– Я сам, – раздалось сверху, и всадник спрыгнул. – Здравствуйте, госпожа Ностра. Ваша Милость Великий Консул.

Стязатель поклонился Камлену, как того требовал этикет, и старик благосклонно кивнул, хотя не мог видеть приветствия.

– Грэхам! – заулыбался Великий Консул и даже протянул руку.

– Экзарх Арган? – удивилась я. – Разве вы уже вернулись в столицу?

Верховный стязатель очень много времени проводил в командировках и всё чаще пропускал советы, лишь изредка появляясь в Претории. Весь последний год, что мне удалось его знать, он был очень обеспокоен политической обстановкой в Квертинде. Расследования заговоров и преступлений изматывали экзарха и всю ложу стязателей, а Орден Крона только креп и набирал силу.

Обычно я избегала кровавого мага, выслушивая его послания через рудвика-секретаря. Не только из-за его магического могущества и высокой должности, но и из-за пристальных и слишком мужских взглядов в мою сторону.

– Ненадолго, – он быстро кивнул стязателю, и тот отошёл, отгоняя не в меру любопытных горожан. – Мы почти у Претория, но всё же стоит подъехать ближе. На площади сегодня слишком людно, народ отмечает начало нового краснолунного года. Чем вызвана остановка?

От моего эмоционального порыва не осталось и следа, и я стыдливо опустила глаза на вышивку. Холод поднимался по голубеющим венкам, ледяными ручейками растекался по трещинкам на площади моей кожи.

– Мне заплохело от тряски, Ваша Милость, – после короткой заминки вступилась Нэнке, подаваясь вперёд. – Но уже всё прошло, слава милостивой Девейне! Поедемте уже, а?

Сиделица заметно нервничала от близости служителя Толмунда, поддаваясь религиозной сентиментальности. Я не могла её осуждать. Он пугал меня так же, как и всех. От Грэхама Аргана веяло неизбежностью чужой смерти и его собственной тревогой. И мне казалось, что и то и другое очень заразительно.

– Ванда хотела прогуляться, – неожиданно громко известил Камлен. – Ты не мог бы сопроводить её, Грэхам?

Я подняла на Великого Консула уставшие глаза. Он улыбался мне мягко, почти по-отечески. Я знала эту улыбку – она знаменовала все тайны, которые мы хранили, но не могли высказать. Только в этот раз тайна была совсем мелкая и моя личная, которую Камлен беззастенчиво выдал экзарху.

– Это не обязательно, – мне не хотелось доставлять неудобства одному из членов Верховного Совета, да и целой процессии.

Но Грэхам Арган неуверенно подал мне руку. Он явно сомневался в том, что я возьму её. Должно быть, экзарх стязателей больше других страдал от недоверия и страха, которым в нашем королевстве наделяли всех кровавых магов в бордовых перчатках. Это было испытанием для нас обоих. И именно поэтому я оперлась на мужскую ладонь.

Моя бледная рука утонула в мягкой замше с символичным оттиском, отчего сердце вдруг забилось часто, но радостно. Слабость от потери магической памяти всё ещё донимала меня, и я почти рухнула в мужские объятия. Наши взгляды встретились, но лишь на миг. Грэхам Арган отвёл глаза первым, не позволяя себе лишнего.

– Вы уверены, что готовы к прогулке? – спросил экзарх, осматривая площадь.

Внимательный взгляд мужчины с огромными почерневшими радужками собранно оценивал окружение, но обе руки крепко держали мой локоть.

– Мне хочется этого, – призналась я, опираясь на своего спутника. – Я благодарю вас за эту возможность.

Волнение ускорило меня и придало сил, оно горячило мою кровь и разгоняло слабость. Экзарх отдал распоряжения, организуя охрану кареты и нашей маленькой прогулки.

Нэнке, охая, попыталась спуститься с мелких ступенек дилижанса, но Камлен не позволил ей выйти, и недовольная сиделица вернулась обратно. Двое вооружённых мужчин сразу же двинулись впереди нас, расчищая дорогу и загораживая обзор. Но даже так мне была прекрасно видна почти вся заполненная людьми площадь Тибра, раскинувшаяся перед Преторием.

Простолюдины открывали рты, тыкали в нас пальцами, но охотно расступались перед идущей процессией. Толпа застывала, а потом вскипала бурным потоком. Более знатные горожане приседали в неглубоких поклонах, выражая приветствие и почтение.

Браслеты на запястьях звенели в такт моим шагам и музыке, под которую плясал хоровод молодых леди. В их косах подпрыгивали яркие мониста и алые ленты, лёгкие кафтаны разлетались полами в танце, щёки горели. Должно быть, как и мои собственные. Я почти побежала вслед за весёлым громким хороводом, но стязатели легко меня задержали, не позволяя вырваться из круга оцепления.

Потревоженные воробьи взмыли в воздух, едва не опалив свои крылья о летящие в воздухе факелы. Жонглёры собрали вокруг себя широкий круг публики, заслуживая восхищённые и завороженные выкрики. От непрерывного движения закружилась голова, но как-то особенно – дурманяще и счастливо. Захотелось сменить шнуровку корсета на простые холщовые нити и затеряться в толпе горожан, взмыть над площадью пташкой, чтобы беззаботно предаться празднованию.

Вся мостовая вокруг огромного фонтана кружилась яркой пятнистой красотой, больше похожей на живопись, чем на реальность.

На моих глазах у одного из увлечённых напитком горожанина представительный господин срезал тонким стилетом расшитый кисет. Меня это возмутило, но Грэхам Арган лишь усмехнулся и даже не отправил стязателей предупредить городовых. Блюстители уличного порядка предавались увеселениям не меньше, чем не состоящие на охранной службе горожане и, казалось, совсем игнорировали свои обязанности. Ложа стязателей же и вовсе не имела никакого отношения к мелким кражам и уличным беззакониям.

– Во время празднеств власти снисходительно смотрят на человеческие грешки, – объяснил экзарх. – В земных радостях люди забываются и становятся лёгкой добычей.

Я видела, как он украдкой кидал на меня взгляды. Шаг мой был лёгким, почти невесомым, но гулом отдавался в утомлённом разуме. Лёгкий взмах кудрей рассыпал аромат мяты, но пара прядей прилипли ко лбу и не желали вовлекаться в кокетливую игру. Я задышала чаще от усталости.

– Может, всё-таки вернёмся в Преторий? – учтиво предложил экзарх.

– Расскажите мне о них, – я кивнула на группу восторженной публики, столпившейся у уличного театра.

Верховный стязатель не стал настаивать и уличать меня в пренебрежении его заботой, только подался за мной ближе к импровизированным подмосткам. Над собравшимся возвышались двое актёров на высоких ходулях. Их речи было трудно расслышать отсюда, но толпа иногда сотрясалась смехом и даже присвистывала.

– О простых квертиндцах? – удивлённо уточнил Грэхам Арган и тут же продолжил: – Удивительно жизнелюбивый и жизнестойкий народ. Почти бессмертный и постоянный в своих незатейливых желаниях. Толпа всегда хочет хлеба, зрелищ и любви.

– О, само собой, – мы подошли почти вплотную к комичному представлению. – У народа всегда есть время для глупостей. Смертны лишь короли.

– Чёрный Консул! – раздалось сверху. – Прочь с моей дороги к престолу!

Один из актёров на ходулях, совсем ещё юнец с приклеенной бородкой, угрожал бутафорским оружием своему оппоненту. Очевидно, что он изображал Консула-Наместника Галиофских Утёсов. Орлеан Рутзский с началом этого года отправился в испытание изгнанием, и его кресло в Верховном совете пустовало так же, как и кресло Консула лин де Блайта. Об этом говорил весь город, и это был ещё один повод для торжества.

– Вы возжелали мою единственную любовь, Консул Рутзский! – забасил выкрашенный сажей актёр. – Мой возлюбленный Квертинд! За это я выпью вашу кровь!

Актёр откинул голову и наигранно зловеще рассмеялся.

Юнец зарычал и кинулся в атаку с таким душевным рвением, что кудри его растрепались, и он чуть не потерял ленту со своих волос. Представление прервалось на миг, пока незадачливый лицедей поправлял причёску. Народ улюлюкал и потешался над неправдоподобным промедлением. Я ласково улыбнулась экзарху, лицемерно убеждая его в своём превосходном самочувствии.

– По правилам дуэлей вы не можете применять магию! – наконец, вернулся в игру юный Консул Рутзский. – Умрите достойно!

Он снова кинулся в бой, едва не задев ходулями толпу. Своим лёгким мечом он орудовал неожиданно умело, как будто брал уроки сражений. Консул лин де Блайт отбивался одной рукой, другой же грыз яблоко, при этом не забывая корчить гримасы с каждой новой атакой своего политического конкурента. В какой-то момент юный лицедей слишком увлёкся боем – должно быть, чуть больше, чем актёрской игрой, и мне показалось, что дуэль может перерасти во вполне реальную. Тот из актёров, что изображал Консула лин де Блайта, посерьёзнел и покрылся потом. Вдоль измазанных сажей рук пошли светлые дорожки от стекающих капель.

– Победитель очевиден, – прокомментировал Грэхам до этого молча наблюдавший за представлением. – В своём яростном неистовстве господин с лентой упускает главное – внимание к деталям и контроль над ситуацией. Такими темпами он очень быстро окажется не у дел.

Экзарх Арган говорил не об актёрах, а об их реальных прототипах. В отличие от него, я ни в чём не могла быть уверена – слишком близко была знакома с историей Квертинда. Что же касалось представления… молодой театрал был проворнее и активнее. Но словно в подтверждение слов стязателя, клинок уже не слишком чёрного Консула достал бок юнца, и тот ошарашенно отступил, не веря в своё поражение. Актёр быстро нашёлся и принялся изображать ранение, громко взывая к богам и протяжно требуя к себе целителей.

– Как вы могли знать?.. – воскликнула я. – Мне итог казался совершенно непредсказуемым!

Окружившие люди одарили меня новой волной внимания. Я прижала ладонь к груди и легко кивнула простолюдинам, отчего получила не меньшие аплодисменты и возгласы, чем актёры. Стязатели вокруг напряглись, готовые к защите. Увы, с моей приметливостью в Квертинде невозможно было спрятать свою личность или хотя бы вызвать сомнения. Я не выслужила ещё такой славы, но слухи и пересуды о бледной прорицательнице были раздуты до гигантских масштабов.

– У меня был хороший учитель, – Грэхам подозвал девушку с большой корзиной пёстрых цветов, и охранники неохотно пропустили её к нам. – Который, надеюсь, вскоре станет хорошим правителем.

Конечно, я знала, кто был наставником Грэхама Аргана. Человек, чьё имя произносили почти с таким же благоговением, как и имена величайших королей Иверийской династии, и который был в изгнании вот уже целый год. Мы все ждали его возвращения или хотя бы весточки о его благополучии. Для меня это было особенно важно, поскольку Консул-наместник Полустрова Змеи являлся надеждой на успешное разрешение конфликтов, что наседали на Квертинд со всех сторон. Внешние и внутренние угрозы тревожили меня не меньше Грэхама Аргана, поскольку я не имела представлений о ведении войны. Да и где мы было научиться, девочке, едва научившийся контролю над самой собой?

– Надеюсь, он научил вас правилам победы? – попыталась пошутить я.

Получал ли экзарх Арган распоряжения от своего покровителя? Этого я спросить не могла.

Цветочница предложила алый плотный бутон с хрустальным подрагивающими капельками свежей росы, но стязатель сам безошибочно выбрал орхидею, что выделялась бледным мазком среди буйной яркости корзины.

– Чтобы победить нужно быть достойным победы, правило первое, – он насмешливо протянул мне нежную ветку с гроздью белоснежных соцветий. – И второе, – Грэхам Арган помедлил, на этот раз откровенно рассматривая меня, – нужно быть хищником, а не добычей.

Разве мы всё ещё говорили о политике, как преданные подданные королевства?

– Будьте осторожны, экзарх Арган, – я приняла подарок, ощущая, как трепещет моё беспокойное сердце и замирает в томлении. – В лабиринте историй Квертинда за каждым поворотом таится неизвестность. А это самый опасный враг даже для хищников. Ваш наставник только намеревается стать правителем, а мой уже правит им последние пятнадцать лет.

– Значит, у вас тоже есть свои правила, – голос у Грэхама был хрипловатый, как скрежет застарелого механизма шкатулки.

– И они меня полностью устраивают, хоть установила их не я сама, – вместе с ароматом орхидеи я глубоко втянула воздух праздничной площади, вязкий от запахов карамели, сдобы и некоего благостного народного единства. – Знаете, мне здесь очень нравится. Я очарована праздничными гуляниями, впервые вижу их так близко, что, пожалуй, даже сама участвую.

– Этот город приносит удачу, – Грэхам покосился на недовольного стязателя, что прокладывал нам путь сквозь поток людей. – Лангсорд – мечта романтичных леди и честолюбцев. Мраморный фасад Квертинда. Город неутешимой скорби и грандиозного торжества.

Мужчины в чёрных масках кидали хмурые взгляды на своего экзарха. Вооружённые мечами и десятками кинжалов, снабжённые боевыми артефактами и впитавшие чужую смерть кровавые маги тяготились прогулкой. Они привыкли к другому окружению, и бездействие угнетало служителей ложи. Но моё слово было для них не менее важно, чем слово Грэхама Аргана. И сейчас я требовала подчинения, пусть даже собственной прихоти. После видений голоса почти не донимали меня, и я наслаждалась окружением, звуками жизни и веселья. Но всё же мне захотелось напомнить присутствующим, кем я являюсь в первую очередь.

– Экзарх Арган, я прекрасно понимаю, что Квертинд – это не только лёгкие прогулки, нарядные горожане и белый мрамор столицы. Я молюсь за здоровье Великого Консула и за успешное разрешение изгнания вашего наставника, но пути Квертинда неисповедимы. Йоллу сообщает в отчётах, что Орден Крона со своей утопической идеологией привлекает всё больше сторонников. Ваша ложа сдерживает их вероломство, но вскоре чаша весов может качнуться в их сторону, – у белокаменной аркады я кивнула удивлённой чете Молливер в окружении не менее удивлённых слуг, и продолжила: – Но и это ещё не всё. Веллапольское княжество требует незамедлительного политического брака и вряд ли станет ждать десятилетия. Мне страшно представить, что случится, если Консул лин де Блайт не сможет успешно завершить последнее испытание.