Текст книги "На войне и в тылу — по-фронтовому"

Автор книги: Нина Карпенко

Соавторы: Степан Зубарев,Александра Нигматуллина,Александр Ляпустин,Анна Пальна,Николай Горшенев,Сергей Злодеев,Василий Архипов,Виктор Ясиновский,Леонид Чаринцев,Федор Коржаков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Прошло некоторое время, раковин в литье стало меньше, но дефекты полностью не были устранены. Тогда мы встретились с Марковым в домашней обстановке. Завязалась дружеская беседа с бригадиром литейщиков: как это получается, что его коллектив не может ликвидировать брак? Ведь советский танк должен иметь достаточный запас прочности, чтобы быть в бою надежным, крепким.

Видно было, что Марков расстроился. На другой день он пошел к начальнику цеха. Вскоре на литейном участке собралась солидная группа инженеров, разработавшая ряд мер, которые помогли в корне ликвидировать брак.

Боевое соревнование, гласность его во многом помогли нам добиться успеха. Не случайно в эти наполненные горячим трудом месяцы возле входа в завод можно было постоянно наблюдать такую картину. На щитах наклеивались свежие сводки Совинформбюро. И тут же итоги соревнования. С радостью глядя на сообщения о продвижении Советской Армии, люди с неменьшим интересом наблюдали, как увеличивалось число звездочек на заводских сводках.

Путь, который прошла бригада в борьбе за выполнение заказов фронта, стал широко известен на предприятии. Правительство высоко оценило мой труд, наградив орденом Ленина. Как отблагодарить Родину за эту честь? Бригада поставила перед собой новые задачи: максимально уплотнить рабочий день, оснастить трудоемкие операции новыми приспособлениями, упрощающими сварку и облегчающими труд, внедрить автоматическую сварку и построить внутриучастковый поток. Эти задачи оказались нелегкими, они потребовали длительного времени и большой помощи со стороны инженерно-технических работников.

Примененные нами ранее приспособления, внедренные рационализаторские предложения дали возможность в несколько раз повысить производительность труда. Однако останавливаться на этом было, нельзя. С каждым месяцем повышались задания по выпуску бронекорпусов. А людей не хватало.

Страна переживала решающий период борьбы с гитлеровскими захватчиками. Начала восстанавливаться промышленность в освобожденных районах. Туда требовались квалифицированные рабочие, опытные мастера. Мы не могли в этих условиях ожидать для себя дополнительные кадры.

Танковые башни обрабатывались у нас на двух участках. Было внесено предложение объединить наши две бригады. Укрупнение позволило создать единый поток с полным завершением всех операций на одном месте. Бригада стала комплексной. В нее вошли огнерезы, слесари, сварщики, крановщики. Теперь мы своими силами могли смонтировать, заварить и сдать готовую башню. Обслуживая нас, машинист 20-тонного мостового крана Маша Говоркова добилась безаварийной и четкой работы.

В результате лучшей организации работы производительность труда выросла в два-три раза, выпуск продукции увеличился на 166 процентов. Высвободились на другие участки квалифицированные специалисты.

Нашим почином заинтересовались на других челябинских предприятиях. Меня пригласили поделиться опытом.

Выступая на Всесоюзном совещании танкостроителей, нарком В. А. Малышев сказал о нашем начинании: «Да вы знаете, что это значит? Агарков нам почти целый танковый завод подарил…»

Нас, конечно, радовало то, что наши дела замечены и одобрены.

«Недавно на одном из заводов… – писала «Правда», – произошли события, привлекшие внимание всего коллектива предприятия. По предложению руководителя фронтовой бригады сварщиков Егора Агаркова была коренным образом пересмотрена работа по изготовлению танковых башен…»

А 8 декабря 1944 года в «Правде» была опубликована беседа с наркомом В. А. Малышевым. Вот о чем в ней говорилось:

«Корреспондент «Правды» попросил тов. Малышева высказать свое мнение о новом начинании фронтовой бригады тов. Агаркова.

Тов. Малышев в беседе заявил:

«На танковых заводах тысячи стахановских и фронтовых бригад ищут и находят все новые и новые способы и возможности для усиления своей помощи фронту.

Патриотический почин бригадира тов. Агаркова имеет важное значение для производства. Произведенное укрупнение бригад и производственных участков позволило высвободить трех мастеров, двух бригадиров и двух рабочих для использования на других заводах и участках. Это дело имеет государственное значение и выходит за рамки одного завода, где работает тов. Агарков. На других предприятиях Наркомтанкопрома имеются все возможности для укрупнения бригад и участков, а также цехов.

Нет сомнения, что работа по укрупнению бригад, участков и цехов позволит нам не только укомплектовать квалифицированными рабочими «узкие» места на действующих заводах, но и направить значительное число квалифицированных работников на восстанавливаемые заводы.

Наркомат танковой промышленности поддерживает инициативу, проявленную бригадиром тов. Агарковым. Всем заводам дано указание о распространении его опыта».

У нас появилось много друзей, начавших работать по нашему методу в различных областях промышленности. Ежедневно просматривая центральные газеты, мы с радостью находили сообщения о том, какое широкое распространение получает этот опыт на заводах страны. «Правда» печатала беседы с директорами крупнейших промышленных предприятий, которые рассказывали о том, что делается у них по укрупнению бригад, участков, цехов.

За первые четыре месяца только в танковой промышленности было ликвидировано более 600 бригад, 513 участков и 115 цехов, высвобождено более двух тысяч инженерно-технических работников и служащих, около четырех тысяч рабочих было направлено на другие предприятия.

Я получал огромное количество писем. Вот что сообщили, например, из Криворожья:

«Здравствуй, тов. Агарков, – писала мне незнакомая девушка Надя Егорова, – пишу тебе из-под земли на глубине 170 метров. Эта весточка из Криворожского бассейна, с шахты имени Кирова. С гордостью сообщаю, что я работаю по твоему методу. У нас говорили, что агарковский метод в шахте неприменим, а я на деле доказала, что у нас неисчерпаемые перспективы для дальнейшего внедрения этого метода».

Советское государство высоко оценило труд членов бригады. Все мои товарищи были отмечены правительственными наградами. Решением Совета Министров СССР за предложенный метод усовершенствования организации производства мне было присвоено звание лауреата Государственной премии СССР.

Я вот о чем сейчас размышляю: установили премию имени рабочего – что это значит? Как я понимаю, это признание заслуг не одного лишь Егора Агаркова, который в лихую годину варил танковые башни. Это признание того огромного вклада в Победу, который внесли тысячи и тысячи рабочих в тылу – будь то на Урале или в Сибири, на Дальнем Востоке или в Средней Азии.

Велик подвиг советского народа в годы Великой Отечественной. Выступая на встрече с рабочими московского металлургического завода «Серп и молот», Генеральный секретарь ЦК КПСС К. У. Черненко сказал: «В каждой советской семье никогда не утихнет боль утрат, которые принесла минувшая война. 20 миллионов человеческих жизней отдала наша страна за свою независимость, за спасение мировой цивилизации от угрозы порабощения фашистскими варварами.

Центральный Комитет партии и Советское правительство понимают свою высочайшую ответственность перед народом. Июнь 1941 года не повторится. Любого агрессора настигнет незамедлительное возмездие. Пусть это знают все – и наши друзья, и наши недруги».

В. С. Архипов,
дважды Герой Советского Союза
ТОЛЬКО РАЗ ПРИСЯГАЮТ СОЛДАТЫ

Василий Сергеевич Архипов родом из Тютняр Аргаяшского района Челябинской области. Когда исполнилось 19 лет, приехал в Челябинск, работал землекопом на строительстве ГРЭС. В 1928 году его призвали в Красную Армию. С той поры В. С. Архипов кадровый военный. Командир танковой роты, он принял участие в боях с белофиннами на Карельском перешейке. За храбрость и воинскую доблесть был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

На фронтах Великой Отечественной В. С. Архипов с первого до последнего дня. Начал войну комбатом, а закончил комбригом. 53-я гвардейская танковая бригада, которой он командовал, вместе с другими подразделениями 3-й гвардейской танковой армии П. С. Рыбалко прошла славный боевой путь от Сталинграда до Праги, удостоена почетных званий и многих правительственных наград. Сам комбриг за мужество и отвагу, за умелое руководство танковыми подразделениями был второй раз удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

В. С. Архипов награжден тремя орденами Ленина, пятью – Красного Знамени, орденами Кутузова 2-й степени, Красной Звезды и Октябрьской Революции, медалями «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги». Ушел в отставку в звании генерал-полковника танковых войск.

В селе Губернском Аргаяшского района, где учился комбриг, ему поставлен бронзовый бюст. Пионерская организация местной школы носит его имя.

В 1928 году я, двадцатидвухлетний рабочий парень, принял военную присягу, поклялся защищать Отчизну, не щадя крови и самой жизни. Помнится, один из поэтов-фронтовиков писал: «Только раз присягают солдаты!» Как это емко и волнующе сказано! Мне довелось на деле доказать свою верность солдатской присяге. Начав свою воинскую службу рядовым, в отставку ушел генерал-полковником танковых войск.

В конце ноября 1939 года началась советско-финляндская война, спровоцированная реакционными кругами Финляндии. Большим испытанием для наших войск явились бои с белофиннами. В этих сражениях участвовали и танковые подразделения, в которых я служил командиром роты.

На самой границе с Советским Союзом белофинны соорудили с помощью фашистской Германии мощную, сильно укрепленную линию Маннергейма. Когда мы вышли к первой линии, перед нами открылась такая картина. Полосы полевых укреплений тянулись в глубь Карельского перешейка вплоть до основных, долговременных укреплений: они состояли из пушечно-пулеметных дотов, убежищ и других инженерных сооружений и заграждений. Это была, можно сказать, железобетонная стена, насыщенная огневыми средствами, прикрытая колючей проволокой, противотанковыми рвами и минными полями. Она пересекала Карельский перешеек от Финского залива до Ладожского озера.

Мы наткнулись на противотанковый ров, глубина и ширина которого более двух метров. Как преодолеть его? Кто-то предложил срубить бревенчатый мост. Но как это сделать под прицельным огнем противника? Ведь снег буквально кипел от разрывов снарядов и мин. И пока я колебался, мимо нашей машины, взвихривая плотную снежную пыль, промчался танк номер восемнадцать. Он остановился на лесной опушке, из башни выскочил с топором в руках политрук Анаскин, следом за ним заряжающий Мартынович. Мы поняли политрука без всяких слов: взялись за пилы и топоры, принялись валить лес, бревна буксировали танками ко рву и укладывали их поперек препятствия.

Наш политрук Василий Федорович Анаскин, сам командир танка, был все время впереди, под самым жестоким огнем противника. Он увлекал бойцов своим личным примером. Когда наши машины проскочили этот мост и, уничтожая противотанковые орудия и дзоты, с ходу ворвались в деревню Монтельки, я не удержался и крикнул: «Нашему политруку – танковое ура!» Меня дружно поддержал весь экипаж.

Только мы очистили Монтельки и вышли на северную окраину деревни, как политрук доложил по рации: «Вижу бой южнее деревни Мяткеля. Артиллерия финнов бьет по танкам роты Кулабухова». Мы решили пойти на выручку. Связались с комбатом В. И. Калядиным, он одобрил наше решение.

…Смолкли последние выстрелы, утих рев двигателей. Я доложил комбату, что боевая задача выполнена, он от души поблагодарил нас. Запрашиваю по рации Анаскина. Политрук молчит. Ищу с помощью прибора наблюдения. Сердце мое содрогнулось от боли, когда вдали увидел его машину: прямо под номером две рваных дыры – пробоины от снарядов. Экипаж танка номер восемнадцать во главе с политруком первым в нашей роте открыл боевой счет, уничтожив в этот день дзот с противотанковой пушкой. И вот на исходе тяжелого горячего дня героев уже не было среди нас. Анаскин, наш политрук и боевой товарищ, погиб. И заряжающий П. В. Мартынович погиб. Механик-водитель И. Г. Гриценко получил тяжелое ранение. Это были наши первые потери, и мы переживали их особенно остро.

Потом начались основные, долговременные укрепления – высокие бетонные надолбы в несколько рядов, через которые не пройти ни танкам, ни пехоте. Мы снарядами в упор срезали один столб за другим и таким образом проделывали проходы. Когда подошли к дотам на близкое расстояние и ударили по ним прямой наводкой, поразились: снаряды отскакивали от дотов как орехи, не причинив им никакого ущерба. Вызвали дальнобойную артиллерию – тот же результат: увесистые снаряды, словно чиркнув спичкой о валуны, лишь вздымали кверху земную подушку, нисколько не повредив само сооружение.

Нашу роту послали на разведку. Подойдя под огнем противника как можно ближе, мы пришли к выводу: доты ничем не возьмешь – их нужно взрывать.

И вот вместе с группой саперов, взяв мешки взрывчатки и песка, мы снова подошли к укреплениям. Из дотов хлестал кинжальный огонь. Саперам не поднять головы. Тогда танки почти вплотную приблизились к крайнему доту и в упор ударили по амбразуре – внутри автоматически закрылись бронированные створки.

Мы воспользовались этим: мешки с песком забили в амбразуру. Дот ослеп. Тут принялись за работу взрывники. Они заложили в шурфы огромное количество взрывчатки. Когда все было готово, мы отошли на исходные позиции. Вскоре воздух потряс необыкновенной силы взрыв. Даже наши танки, поставленные на тормоза, заходили ходуном. В небо взлетели темно-серые тучи земли и снега, мощная сила разворотила глыбы бетона. С этим дотом было покончено.

Точно так же взорвали второй, третий. Осажденные стали сдаваться в плен.

Однажды вечером, вернувшись с выполнения боевого задания, мы попали, как говорится, с корабля на бал. Наш комсорг Анатолий Калинов, еле сдерживая улыбку, крикнул: «Качать именинников!» Сильные руки танкистов тотчас подхватили меня. Вижу: рядом взлетает Илья Сачков, за ним еще кто-то. «Вы что, одурели?» – ворчу я безобидно. «Поздравляем с орденом, товарищ командир!» – слышу в ответ восторженные голоса друзей. Оказалось, сам Михаил Иванович Калинин, Всесоюзный староста, днем на командном пункте корпуса вручал правительственные награды. Некоторые из награжденных в то время вели бой на высоте 65,5. Узнав об этом, Михаил Иванович сказал, что непременно вызовет нас в Москву, как только позволит обстановка.

В этот вечер в нашей землянке меня поджидал военный корреспондент. Он был плотен, круглолиц, чем-то сразу располагал к себе. Он назвал себя и протянул мне широкую ладонь. Это был Александр Твардовский. Мы, бойцы и командиры, получив свежий номер нашей армейской газеты «На страже Родины», сразу искали его статьи, очерки или фельетоны, героем которых уже в ту пору был легендарный Василий Теркин.

Наш разговор с Александром Трифоновичем начался сразу:

– Весь день добираюсь до вас, никак не доберусь, – признался он. – Ничего себе высотка вам досталась. Вот подарок, а?

– Три танка за сегодняшний день потеряли, – ответил я удрученно.

– Я видел, – сказал он с горечью. – Одному даже башню оторвало.

– Так вы были на высоте? – удивился я.

– Ходил с подносчиками патронов, – заметил он как бы между прочим. – Часа два пролежали между надолбами, головы поднять не могли.

И он стал рассказывать, как сегодня впервые лежал под минометным огнем, как страшно было и как он подавлял в себе этот страх. И я принялся рассказывать ему о сегодняшнем бое, о самом наболевшем.

После той встречи мы подружились с Александром Трифоновичем, он буквально дневал и ночевал в роте. Ходил вместе с нами в разведку, помогал спасать подбитые танки, коротал время на перекурах, с удовольствием выслушивая от бойцов различные прибаутки, забавные истории. Некоторые из них он записывал потом.

В ту пору был я довольно-таки крепок, как говорится, в плечах косая сажень. В полушубке не влезал в танковый люк, поэтому нередко ходил в одной гимнастерке. Твардовский набрасывался на меня:

– Ты что делаешь, Сергеич? Ведь сейчас сорок градусов мороза. Закоченеешь.

– Финны не дадут. Скоро они снова устроят нам такую пропарку, что опять жарко станет.

Так и жил у нас наш дорогой Трифонович. В первой роте 112-го танкового батальона 123-й стрелковой дивизии. И во время подготовки к штурму, и в ходе штурма линии Маннергейма. Не раз писал о наших танкистах. Конечно, не все, что ему доводилось видеть и слышать на передовой, вбирали в себя скупые газетные строки. Уже тогда мы догадывались, что собирает он материал для более основательной работы. И вот спустя тридцать лет, в феврале 1969 года, мы, участники тех далеких событий, с большим интересом и волнением прочли его фронтовые записи «С Карельского перешейка». Многие страницы посвящены бойцам и командирам нашей роты, находившейся в самых первых рядах наступавших частей.

Как-то вдруг сразу пришла на Карельский перешеек весна сорокового года. Закончились бои на советско-финской границе. Перед праздником Первое Мая большая группа бойцов 35-й танковой бригады была удостоена правительственных наград, в том числе товарищи из моей роты. Двенадцать танкистов бригады стали Героями Советского Союза. Среди них – комбриг генерал-майор В. Н. Кашуба, старшие лейтенанты В. Ф. Кулабухов и Г. В. Старков, лейтенант П. Ф. Юрченко. Этой высокой награды был удостоен и я.

Нас вызвали в Москву. Михаил Иванович Калинин, когда вручил мне орден Ленина и Золотую Звезду, взял со стола еще одну коробочку – с орденом Красного Знамени. Улыбнулся тепло и сказал:

– Тоже ваш, тогда не врученный. Как именовать-то ее, ту высоту?

– Шестьдесят пять и пять, товарищ Калинин.

– Вот-вот! – вспомнил он. – Показывали мне ее издали. Крута и вся ощетинилась. Но ведь одолели. Одолеем и все другие, не так ли, товарищ Архипов?

Этот день – один из самых памятных в моей жизни. Помню, восторженными и окрыленными вышли мы из Кремля. Поспешили на Красную площадь. Очень жаль было, что до этих радостных минут не дожили мои боевые товарищи В. Ф. Анаскин, И. И. Сачков и другие. Они тоже были награждены правительственными наградами, политрук Василий Анаскин – орденом Ленина. Посмертно.

К началу Великой Отечественной войны я уже был командиром отдельного разведывательного батальона 43-й танковой дивизии. Наше подразделение находилось в 350 километрах от границы. От пограничников мы знали, что по ту сторону неспокойно – вот уже несколько недель подряд там сосредоточивались немецкие войска, танки, самолеты, артиллерийские орудия. Об этом сообщали и перебежчики, и наша агентура. Время было тревожное. В дивизии отменили отпуска и увольнительные. Был отдан приказ привести всю технику в боевую готовность.

На воскресенье 22 июня у нас в дивизии наметили провести спортивный праздник. Мне поручили возглавить мотокросс. Накануне, в субботу, мы весь день возились с мотоциклами: ремонтировали, смазывали, проверяли работу двигателей. Уснули как убитые. А в четвертом часу утра меня вызвали в штаб дивизии. Дежурный сообщил, что звонили из Киева, потребовали срочно к аппарату комдива, а за мной он послал как за командиром разведбата – так, на всякий случай.

Вошел командир дивизии полковник И. Г. Цибин, он сразу же направился в свой кабинет – у него была прямая связь со штабом округа. Вскоре он вышел суровый, взволнованный, даже видно было, как легкая жилка на шее сильно вздрагивала. Но, сохраняя присутствие духа, ровным и твердым голосом приказал дежурному:

– Объявите боевую тревогу! Командиров и политработников – ко мне! Срочно! – и после непродолжительной паузы добавил глухо: – Война, товарищи. Фашисты перешли нашу границу.

Так в мирную созидательную жизнь ворвалась эта страшная война. О ней написаны тысячи книг – художественных и документальных, сняты сотни кинофильмов, опубликованы воспоминания видных военачальников. И все-таки о подвиге нашего народа в этой войне сказано далеко не все. Память о ней острым осколком живет в сердцах и душах фронтовиков. И каждый раз, когда я возвращаюсь к этой теме, снова и снова испытываю огромное волнение и боль. Память будит во мне живые картины горького отступления наших войск в первые месяцы войны, жестоких танковых схваток, беспримерных подвигов и героической гибели моих фронтовых друзей. Вот взялся за перо – и память опять уносит меня в огненную даль сороковых годов.

Да, у нас было намного меньше машин, чем у врага, но бились наши танкисты смелее, отчаяннее, лучше, ведь мы защищали свою родную землю, своих матерей, жен, ребятишек. Вспоминается одна из первых танковых схваток под городом Дубно. Обстановка в те июньские дни сорок первого изменялась не по дням, а по часам. То, что полсуток назад считалось нашим надежным тылом, становилось фронтом, а иногда и тылом вражеских, войск.

В ночь на 26 июня, обходя город Дубно с севера, мы вышли на дорогу Млинов – Демидовка. Под покровом мрака спешили на восток беженцы. К нам подошел красноармеец, отставший от своих, и сказал, что мы находимся в тылу немецких танковых частей. Несколько позднее его сообщение подтвердили и наши разведчики.

– В Демидовке фашисты, – доложили они. – Дорога километра на два забита автомашинами и легкими танками.

– Какая охрана? – интересуюсь я.

– Какая там охрана? Все дрыхнут мертвецким сном. Прямо в машинах и даже на обочинах дорог.

Мы пустили вперед «тридцатьчетверки» и устремились к Демидовке. Увидев недалеко от деревни немецкую колонну, дали по ней залп из пушек тут и там прогрохотали взрывы, взметнулись к небу огромные языки пламени. Так началась эта огненная ночь. Наши «тридцатьчетверки» ворвались в колонну вражеской техники и давай утюжить ее. Обработали дорогу до самой Демидовки, потом южнее. Думали, конец бою, но разведчики обнаружили еще одну колонну фашистов. Трудно сказать, сколько и каких машин уничтожили мы в ту ночь. Когда рассвело, увидели, что броня на наших танках стала черна от сажи и копоти. А кругом – разбитые немецкие танки. Ну, прямо танковое кладбище.

На рассвете ко мне подошел боец мотоциклетной роты и доложил, что пленный офицер просит «руссиш командир». Он был тяжело ранен. Сказал, что в сороковом году воевал во Франции. Но разве там была война? Он видел на днях, как русская пехота шла в атаку. А сегодня ночью какой-то русский танкист таранил его машину. Вот это – война! Потом мне еще не раз доводилось видеть и слышать признание противника, что он не ожидал встретить такого мужественного сопротивления.

После боев за Полтаву к нам в часть (я в то время уже командовал полком) приехал новый командующий 38-й армией генерал-майор В. В. Цыганов с членом Военного совета бригадным комиссаром Н. К. Попелем, с ними были гости – Председатель Президиума Верховного Совета Украинской ССР М. С. Гречуха и корреспонденты фронтовой газеты «Красная Армия» Александр Твардовский и Сергей Вашенцев. Михаил Сергеевич Гречуха поинтересовался, как зарекомендовал себя в боях батальон харьковских коммунистов и комсомольцев, который передали нашему полку. Комиссар бригады рассказал, как героически дрались харьковчане и что они оправдали звание коммунистического батальона.

А вечером ко мне в землянку пришли Твардовский с Вашенцевым. Говорили о разном, конечно же, вспомнили и бои на Карельском перешейке. Попросили Александра Трифоновича прочесть стихи о нашем давнем приятеле Василии Теркине.

Военкоры побывали в батальоне Василия Гавриловича Богачева, одного из лучших наших комбатов, вскоре В. Г. Богачев погиб в одном из боев, он был посмертно удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

На обратном пути Твардовский и Вашенцев опять заехали к нам в штаб полка. За чашкой чая, который Александр Трифонович очень любил, он вдруг спросил меня:

– Сергеич, вот ты – уралец. Скажи, что такое сабантуй. Мы с Сергеем Ивановичем слышали от богачевцев, что «юнкерсы» устроили им сабантуй в Полтаве. А другой боец с восторгом поделился: вот мы под Мачихами устроили фашистам такой сабантуй! Так что же это такое?

Я улыбнулся – это слово мне было хорошо знакомо еще с детства. У нас, на Южном Урале, в башкирских и татарских селах после окончания весенних полевых работ всегда устраивали веселый и лихой праздник – сабантуй. И я с удовольствием рассказал об этом нашим гостям.

А вскоре мы в своем полку читали и передавали друг другу газету «Красная Армия» с очерком Сергея Вашенцева «Сабантуй» – о боевых делах богачевцев. Позднее газета напечатала материалы Александра Твардовского о боях наших танкистов под Полтавой. И тут же – стихи о мальчишке, указавшем советским танкистам расположение артдивизиона фашистов, который мы с ходу раздавили. Твардовский нередко бывал в нашей 53-й гвардейской танковой бригаде, которой я командовал. Как-то наш комиссар, радушно встречая его, пошутил:

– Скоро, Александр Трифонович, нашей бригаде присвоят ваше имя.

– Не может быть, – удивился тот.

– А вот увидите! Где вы еще так часто бываете?

– Да, вы правы. К вам я как-то особенно прикипел душой. Еще с Карельского перешейка.

В ноябре сорок третьего, накануне освобождения Киева, мы снова встретились с любимым поэтом.

– Насколько мне известно, со дня на день должны начать освобождение Киева. Так у меня просьба, – вполушутку-вполусерьез обратился Александр Трифонович. – Я знаю, вы танкисты – народ горячий, вам бы побольше накрошить кирпича, наломать дров. А Киев – первый стольный город нашей Руси. И какой красавец! Попробуйте сохранить все, что можно.

– Хорошо, Александр Трифонович, постараемся.

Наши войска взяли Киев без больших разрушений. Очень дорог был нам этот город.

53-я гвардейская танковая бригада (до Курской битвы – 106-я) была сформирована на Урале, в Свердловске. Вчерашние горновые и сталевары, машиностроители и хлеборобы садились за рычаги танков и смело шли в бой.

У нашего уральского поэта-фронтовика Михаила Львова есть такие пронзительные строки:

 
Полковник, помните Скалат,
Где «тигр» с обугленною кожей
И танк уральский, в пепле тоже,
Лоб в лоб уткнулись и стоят?
Полковник, помните, по трактам
Тогда и нас водил сквозь смерть
Такой же танковый характер —
Или прорваться, иль сгореть.
 

Эти стихи о верных сынах нашего края. Так дрались они в Уральском добровольческом танковом корпусе, который входил в состав 4-й гвардейской танковой армии Д. Д. Лелюшенко. Так же отважно и умеючи дрались уральцы и в нашей 53-й танковой бригаде 3-й гвардейской танковой армии П. С. Рыбалко. Нередко наши армии воевали в полном взаимодействии, выполняя одни и те же боевые задачи.

А с командиром Челябинской добровольческой танковой бригады полковником М. Г. Фомичевым (впоследствии он стал дважды Героем Советского Союза) меня связывала крепкая фронтовая дружба. Когда нам было трудновато в бою, фомичевцы спешили на помощь, а когда они оказывались в переделке, мы по-братски помогали им. В редкие минуты передышек между боями мы также встречались с Михаилом Георгиевичем. Как-то мы получили посылки от уральцев. У меня появились две бутылки доброго вина. Звоню Фомичеву: «Слушай, Георгич, тут наши земляки гостинец прислали, приезжай!» И вскоре он оказался у меня в гостях. Вспомнили наш седой Урал-батюшку, старых и верных друзей.

Прошли мы с ним от Курска и Орла до Польши, здесь вместе брали Сандомирский плацдарм. Нашу бригаду фашисты основательно потрепали, так фомичевцы выручили нас. А потом вместе штурмовали Берлин, освобождали Прагу. После мы спорили: кто первым вошел в Прагу? Я утверждал, что наша бригада, а Фомичев – что его. В конце концов выяснилось, что вошли мы одновременно – с северо-востока, только фомичевцы севернее нас, а мы чуть-чуть южнее.

Никогда не забыть мне уральцев из нашей танковой бригады – артиллериста М. А. Никольского из Кыштыма, Д. Д. Бахметьева, Ю. Н. Соловьева, П. Л. Романенко и многих-многих других. Все они воевали так, как и подобает настоящим уральским мастерам.

Это произошло под Житомиром. Мы приближались к реке Тетерев – естественному оборонительному рубежу восточнее города. Предполагали: если фашистское командование решило удержать Житомир, оно постарается использовать этот рубеж – лучше его не найти. Значит, надо готовиться форсировать реку с ходу, захватить плацдарм и продолжать наступление не мешкая.

Тетерев, если судить по карте и нашим данным, – речка небольшая. Но наступившая оттепель могла превратить ее в труднопреодолимое для танков препятствие. Каждый фронтовик знает, каковы в дождливую погоду эти речки, про которые принято говорить: «А, воробью по колено!» Так оказалось и с Тетеревом. Автоматчики во главе с уральцем замполитом И. А. Варлаковым перебрались на противоположный берег сразу с помощью нехитрых подручных средств – бревен, бочек, старых лодок. А для танков пришлось поискать броды с твердым дном и надежными берегами.

Тем временем фашисты перешли в контратаку. С десяток бронетранспортеров, ведя огонь из крупнокалиберных пулеметов, двинулись к роще, где держали оборону наши автоматчики. Иван Алексеевич Варлаков, как всегда очень спокойный, прошел вдоль цепи, ободряя гвардейцев. И они встретили противника дружным и метким огнем. Расчеты противотанковых ружей подбили три вражеские машины, еще одну связкой гранат подорвал старший сержант Г. А. Плехов. Но скоро последовала новая атака. Бронетранспортеры подошли к реке совсем близко, высыпала вражеская пехота. Пустили в ход гранаты, а потом и холодное оружие – штыки, ножи, саперные лопатки. Противник опять был отброшен, но Варлакова в этом бою тяжело ранило. Очередь крупнокалиберного пулемета прошла по его ногам.

Три года боролись военные врачи за жизнь отважного политработника, но ноги ему пришлось ампутировать. Иван Алексеевич вернулся на Урал, в родной город Березовский. Он возглавляет местный совет ветеранов 53-й гвардейской танковой бригады, ведет немалую общественную работу.

И еще хочется рассказать о сержанте Василии Васильевиче Холкине – командире орудия батареи нашего батальона автоматчиков. Пришел он к нам с пополнением тоже с Урала. Не помню, почему он – инженер тракторного завода – попал не в танковый батальон, а в артиллерию. Однако, став за прицел пушки сначала наводчиком, затем командиром расчета, Василий Васильевич отлично зарекомендовал себя в трудных боях. В каждой операции расчет его орудия уничтожал несколько вражеских танков. Он прекрасно владел всеми видами артиллерийского и стрелкового оружия, а в рукопашном бою шел на врага, как, наверное, ходили в старину русские богатыри.

Могучий, большой физической силы и отваги человек, он предпочитал бить фашистов ручным пулеметом. В его руках это достаточно тяжелое оружие казалось легким. Он никогда не ставил пулемет на сошки, стрелял из него прямо с руки. А при необходимости и прикладом крушил гитлеровцев. К началу боев на Сандомирском плацдарме В. В. Холкин уже был награжден орденами Славы 3-й и 2-й степени. Фронтовики знают, как нелегко заслужить этот почетнейший солдатский орден. В нашей бригаде к концу войны четыре человека имели награды всех трех степеней. В. В. Холкин за бои на Сандомирском плацдарме получил орден Славы 1-й степени. Он стал первым в бригаде полным кавалером ордена Славы. Василий Васильевич очень хотел воевать на танке. Мастер на все руки, он освоил боевую машину в считанные дни и прошел в ней до конца войны. Был и заряжающим, и механиком-водителем, а уж при стрельбе из танковой пушки по меткости ему не было равных.