Текст книги "На войне и в тылу — по-фронтовому"

Автор книги: Нина Карпенко

Р. Ф. Шнейвайс
СРЕДИ ОГНЯ

Рафаил Фадеевич Шнейвайс – участник Великой Отечественной войны с первого до последнего дня. Был политработником – заместителем начальника политотдела полка бронепоездов, военным комиссаром особого бронепоезда. После окончания высших офицерских курсов танкистов стал комбатом в 1402-м полку самоходной артиллерии 2-й гвардейской армии. Воевал на Брянском, Центральном, Калининском, 3-м Белорусском фронтах. Был дважды ранен. Награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга» и другими.

После войны работал инженером на Магнитогорском металлургическом комбинате, с 1947 года – в газете «Челябинский рабочий» заместителем редактора. Ныне Р. Ф. Шнейвайс – персональный пенсионер республиканского значения, заслуженный работник культуры РСФСР. Он – автор (литературный псевдоним Н. Карташов) девяти книг.

Первые дни войны

Тяжелое – забудется,

Хорошее – останется,

Что с Родиною сбудется,

То и с народом станется.

Иосиф Уткин

В середине июня сорок первого года наш четвертый отдельный дивизион бронепоездов, который дислоцировался в Брянске, ночью подняли по боевой тревоге. Начались учения – обычные, ранее запланированные.

Я был тогда политруком, секретарем парторганизации дивизиона. На учения выехал с бронепоездом, которым командовал капитан Андрей Руденко. Это опытный командир. Великорослый, широкоплечий, немногословный. Сейчас он двинет в путь всю махину, которую мы называем «Борисом Петровичем» – БП.

Бронепоезд почти без остановок шел, пробиваясь сквозь пелену дождя. Если посмотреть на него из леса, который образовал как бы зеленый коридор, то и не понять – есть ли кто-нибудь за этой стальной броней, окрашенной в зеленый цвет.

Но это – кажущееся безлюдье. Все, что в эти часы и минуты происходит в бронеплощадках, на бронепаровозе, контрольных платформах и на проселочных дорогах, по которым, направляясь в грязном месиве, буксуют наши разведчики-бронемашины, все это – боевая и политическая подготовка. «Тяжело в ученье – легко в бою» – суворовский завет стал нашим лозунгом, мерой поведения, воинской жизнью, учебой.

Через смотровые щели, через триплексы видно, что уже заиграл рассвет, промелькнуло пока еще безлюдное сонное село. Бронепоезд громыхает по железнодорожным мостам, пересекает линию Волго-Днепровского водораздела – реки Рессета, Вытебеть, Цон. Сосновые и сосново-дубовые леса, ель, береза, осина, боры-брусничники, переходящие в полосу травяных боров…

Все это – Брянщина. Отчий край. Ратная доблесть этой земли уходит в седое прошлое, еще к походу князя Игоря через Севск в Половецкие степи – брянская земля дала легендарного Пересвета, зачинателя Куликовской битвы. (Об этом надо рассказать бойцам, совсем еще юным, как один, стриженным под машинку, только-только начинающим познавать, что такое срочная служба. Напомнить урок истории: Пересвет – это мерило всенародного мужества и объединения!)

Накануне учений мы говорили на партийном собрании, что такое боевая готовность. Пока – в учебно-тренировочных целях. А завтра?

Кто бы мог подумать, что это «завтра» ворвется в нашу жизнь так скоро – сегодня!

…В боевой рубке командира радист Сергей Михайлик «ловит эфир». Когда капитан Руденко выходит на паровоз, радист передает его приказания в бронеплощадки. В его распоряжении целая система связи и сигнализации: световая, звуковая, телефонная.

Вдруг взволнованный голос Михайлика:

– Товарищ капитан!

– Слушаю.

– Товарищ капитан, война…

По радио передавалась первая сводка Главного Командования Красной Армии о первом дне Великой Отечественной войны:

«С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря…»

Не верилось в страшную реальность: может быть, в те минуты не хватило мужества, чтобы поверить. А там, на наших границах, уже восемь часов идет бой – как там? Ответ на этот вопрос был получен только через несколько дней.

«К концу первого дня, – говорилось в вечернем сообщении Совинформбюро 29 июня 1941 года, – и весь второй день войны только передовые части наших регулярных войск имели возможность принимать участие в боях, и только на третий, а кое-где на четвертый день войны наши регулярные войска успели войти в соприкосновение с противником».

Пришли свежие газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда». Политработники, коммунисты читали вслух бойцам Заявление Советского правительства, Указ Президиума Верховного Совета СССР «О военном положении», сводки Главного Командования, статьи, отчеты о митингах.

Врезались в память, в сердце слова академика П. Л. Капицы: «Нас заставляют драться – будем драться. Мы знаем, что борьба эта будет тяжелой, потребует от всех нас больших жертв, но весь мир увидит, что никогда в истории человечества не было страны столь объединенной, столь сплоченной, как Советский Союз. Мы, граждане подлинно демократического государства, отдадим все свои силы и способности этой борьбе».

Взволновали слова человека, с которым не раз довелось мне встречаться в Магнитке, академика И. П. Бардина: «Нет таких врагов у советской земли, которые бы не были побеждены».

В «Известиях» напечатано стихотворение В. Лебедева-Кумача: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой. Пусть ярость благородная вскипает как волна…»

Ярость благородная! Да, именно эти слова выражали наши чувства, наши переживания. И наше яростное нетерпение немедленно, сейчас же идти навстречу врагу, вступить с ним в схватку. В эти первые дни войны командованию части, в партбюро поступили десятки заявлений с просьбой отправить в действующую Армию.

В клубе нашей части появился большой плакат и на нем – слова Владимира Маяковского:

 
Лезут?
          Хорошо.
Сотрем
          в порошок.
 

Эти пророческие слова поэта выражали глубокую веру в победу над врагом. Это была и вера в правоту нашего дела, нашего образа жизни, нашей цели.

Сводки Совинформбюро передавали: «Наши части прикрытия, переходя в контратаки, задерживают противника до подхода наших главных сил». Но что скрывается за этой фразой, тогда не очень ясно представлял себе. Да и размышлять было некогда: захлестнули, закрутили дела, связанные с развертыванием дивизиона в учебный полк, отправкой бронепоездов на фронт.

Где в этот час мое место – секретаря партбюро учебного полка, что главное? Комиссар полка батальонный комиссар Иван Жорин, – у него огромный опыт политической работы в армии, – как бы размышляя, неторопливо отвечает на мои вопросы.

– Важно вот что учесть: три четверти политсостава формирований укомплектовывается за счет мобилизованных из запаса. На первых порах они будут испытывать большие трудности и нуждаться в помощи. Надо, чтобы рядом с ними были коммунисты, кадровые военные, политбойцы. Надо отбирать людей, расставлять по дивизионам, бронепоездам, бронеплощадкам. Укрепить партийные, комсомольские звенья.

Жорин помолчал, задумавшись.

– Только ты не робей, – сказал он, продолжая разговор, – действуй смелее и решительнее, ориентируйся по обстановке. И еще вот что, политрук. Фронт приближается. Если понадобится, пошлем в качестве комиссара.

Такой был у нас откровенный разговор.

Скоро в наш полк начали прибывать бронепоезда, которые мы отправили на западную границу за несколько дней до начала войны. И тогда, слушая рассказы фронтовиков, вдумываясь в их тяжкий опыт, можно было более ясно представить, что происходило в первые дни войны, что значило выполнить приказ – задержать противника до подхода главных сил.

Я прочел в «Красной звезде» корреспонденцию Константина Симонова «Части прикрытия». В ней есть такие строки:

«Военный язык лаконичен. В приказе сказано – задержать противника. Но слово «задержать» в нашей армии значит – задержать во что бы то ни стало, слово «драться» в нашей армии значит – драться до последней капли крови.

Части прикрытия – это значит части, которые приняли на себя первый удар врага, первыми прощупали его стратегию, тактику, первыми на ходу, во время боя, научились новым приемам борьбы с ним.

Они задержали врага, они совершали иногда дорого обходившиеся ошибки, они исправляли эти ошибки, накопили новый боевой опыт, которым сегодня и завтра воспользуется вся армия для разгрома врага».

Да, первый боевой опыт бронепоездов имел огромное значение для всех нас. Мы тщательно изучали его, готовясь к новым боям. Но главный вывод вот в чем: бронепоезда в современной войне могут действовать эффективно и наносить тяжелые удары по врагу.

Всем нам казалось, что вот-вот подоспеют к линии фронта резервы и положение стабилизируется. Но в начале июля вернулся в Брянск один из сформированных нами бронепоездов, разбитый и истерзанный. Оказалось, что сражался он под Смоленском. Смоленск горит. Дорогой моему сердцу город, где прошли мои школьные годы, где начал свой трудовой путь.

Древний, славный город Смоленск воюет, он встал на пути фашистских полчищ. И, пожалуй, не было среди нас, политработников, ни одного, кто в эти тяжкие дни мыслями не возвращался в 1812 год, когда там же, на смоленских возвышенностях, велось ожесточенное сражение с наполеоновскими войсками. Видимо, потому в моей фронтовой планшетке вместе с другими вырезками из июльских газет сорок первого сохранилась вот такая цитата из дневника поэта-партизана Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова:

«Огромна наша мать-Россия. Изобилие средств ее дорого уже стоит многим народам, посягнувшим на ее честь и существование, но не знают еще они всех слоев лавы, покоящихся на дне ее. Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь подымется!»

Немецкие самолеты бомбили Брянск. Пришлось отбиваться от фашистских стервятников и нашим бронепоездам.

Километрах в десяти от Брянска, в самой гуще леса, находился штаб Брянского фронта, которым командовал генерал-лейтенант А. И. Еременко. Здесь же и Политуправление фронта. Командир полка майор П. Бончев, начальник штаба капитан А. Процанов, батальонный комиссар И. Жорин и я были вызваны в штаб. Там нам обрисовали положение.

Мелкие подвижные группы партизан в августе сорок первого действовали в районе Жуковки. Немцы выбросили впереди своих наступающих частей парашютный десант с танками, орудиями, минометами и зажали в кольце партизанские группы.

И вот боевой приказ полку: бронепоезду пробиться к партизанам и помочь вырваться из окружения. Бронепоезд повели командир младший лейтенант Кобызев и комиссар политрук Мельников. Комиссар полка решил, что с бронепоездом выеду и я.

– Экипаж сформирован из молодых бойцов, опыта у них нет, – сказал мне Жорин. – Надо помочь политруку Мельникову.

Как и все бойцы и командиры бронепоезда, я аккуратно вложил в левый кармашек брюк маленький железный цилиндрик – с именем, фамилией, группой крови, номером полевой почты.

Около полуночи бронепоезд покинул Брянск. Нас окружал лес. Бронепоезд на тихом ходу шел по фронтовой магистрали. Станции разбиты снарядами. За огородами, за картофельными полями, на опушке леса – фашисты. Из единственно сохранившейся комнаты в здании станции выходит проводник и садится на паровоз.

И вот мы среди партизан – хозяев Брянского леса. Вместе с командиром и комиссаром бронепоезда иду за проводником. Входим в бревенчатую избу. Нас встречает командир группы – мужчина средних лет, гладко выбритый, одетый в военную форму. Глаза его радостно поблескивают.

– В самый раз прибыли, в самый раз. Ну, не будем времени терять. Прошу…

Он показывает на карте расположение противника в лесу. Условились: ночью бронепоезд обстреляет фашистов, наведет панику, а партизаны будут бить их на дорогах.

В полночь, после разведки, бронепоезд выезжает из леса на открытую позицию. Кобызев командует:

– Приготовиться! Огонь!

Снаряды понеслись на немецкие артиллерийские позиции, на скопления вражеских войск. Чтобы уничтожить бронепоезд, враг направил танки, авиацию. Начала обстрел немецкая тяжелая артиллерия.

– Маневрировать! – приказал командир.

Новый взрыв. Запахло порохом, дымом, в ушах зазвенело. Бронепоезд остановился. Люди в бронеплощадке несколько минут сидели в оцепенении. Чей-то котелок метался по настилу, громыхая и прыгая. Я поднял его, положил на санитарные носилки, подошел к телефону.

– Что случилось, командир? – впрочем, никому уже не надо говорить, что случилось, все ясно: – Путь разрушен? Стало быть, так: с ремонтной бригадой пойду я. Согласен? И комиссар пойдет? Ну вот и хорошо.

Всю ночь восстанавливали путь. Пришлось дважды отражать атаки диверсионных групп противника. А под утро немцы предприняли еще одну попытку атаковать ремонтников. Бой был коротким и жестоким. Бронепоездники ударили так неожиданно и с такой отчаянной решимостью, что немцы дрогнули и бросились назад, беспорядочно отстреливаясь.

Только на рассвете бронепоезд двинулся вперед. Я по-прежнему сидел в первой бронеплощадке. Чтобы как-то побороть сон, начал перебирать документы убитого немецкого лейтенанта. С трудом удалось разобрать его письмо какому-то «господину директору»: «Мы сомкнем через Брянск и Тулу за Москвой последнее кольцо вокруг Советов. Вы будете почти удивлены, что я вам все так открыто рассказываю. Но это действительно так, и когда вы получите это письмо, все то, о чем я пишу, станет действительностью».

На какую-то долю секунды перед глазами всплыла картина: офицер лежит, уткнувшись лицом в мох. «Последнее кольцо», – перечитал я. Мы вам, гады, покажем «последнее кольцо».

Сделав свое дело, бронепоезд на полном ходу вырвался из зоны действия немецкого огня. В лесу собрали экипаж и благодарили за смелость, за героизм, беззаветную преданность Родине.

На следующий день к нам в полк, в Брянск, приехал корреспондент фронтовой газеты «На разгром врага» старший политрук Иосиф Уткин. Комиссар полка Жорин тут же переадресовал его мне: он всех журналистов, которые приезжали в полк, старался направить ко мне.

С поэзией Иосифа Уткина я был знаком и любил ее. Его «Повестью о рыжем Мотэле» зачитывались в школе. А о его стихотворении «Гитара» очень много спорили. Мне нравилась уткинская романтика: основу ее составляли суровость и мужество, готовность к подвигу.

Поэта я впервые увидел в году двадцать восьмом, в Москве. Работал я на заводе «Каучук» и готовился к поступлению в Институт стали. Уткин, Жаров и Безыменский, популярные комсомольские поэты, отправились тогда «галопом по Европам» (так они озаглавили свои очерки в «Комсомольской правде»). Гостили в Италии, в Сорренто у А. М. Горького. И, вернувшись в Москву, выступили перед молодежью в Колонном зале Дома Союзов.

После этой встречи я стал частым гостем в литературном отделе «Комсомольской правды», который возглавляли Иосиф Уткин и его помощник Джек Алтаузен. Здесь можно было увидеть Михаила Светлова, Александра Безыменского, Александра Жарова, начинающего Виктора Гусева. И нашего кумира Владимира Маяковского.

И вот – новая встреча с Иосифом Уткиным. На станции Брянск-первый у площадки бронепоезда стоял высокий, с отменной выправкой старший политрук. Из-под козырька офицерской фуражки с красным околышем выбивался на лоб каштановый чуб. Да, это уже был совсем не тот Уткин, который, как говорили в мои школьные годы, был похож на молодого Байрона.

Поздоровались. Уткин спросил:

– Мне батальонный комиссар Жорин сказал, что вы в прошлом журналист, верно?

– Верно.

– Где работали?

– В «Магнитогорском рабочем». А потом был инженером-металлургом.

– В армии по мобилизации?

– Нет. Я в полку с тридцать девятого.

– Значит, войны успели хлебнуть?

– Пришлось.

– Были у партизан, говорят?

– Был.

– Расскажите. Со всеми подробностями – хочу написать для фронтовой газеты.

Я улыбнулся.

– Вы чего улыбаетесь?

– Иосиф Павлович, а ведь я вас раньше видел и слышал, в Москве, после Европы.

– Вот как, – оживленно сказал Уткин. – Ну, и как?

Вспомнили о литературном отсеке «Комсомольской правды», о жарких литературных спорах, о поэтической публицистике и сатире Владимира Маяковского.

Говорю Уткину:

– Будь другая обстановка, прочел бы отрывки из «Поэмы о рыжем Мотэле». Да, пожалуй, и «Гитару» не забыл.

– Спасибо. Но сегодня нам не до гитар. Давайте о партизанах.

Не думал и не гадал, что буквально через несколько дней вновь, и уже в последний раз, встречу Иосифа Уткина на передовой под городом Почепом. Здесь готовилось наступление – прорыв фронта Гудериана.

Наш бронепоезд прибыл в район Почепа, замаскировались в лесу. Сюда начали подходить части прорыва. В основном там были молодые, необстрелянные солдаты, и поэтому где-то в тайниках души родилась тревога.

Тут-то я и увидел Уткина. Он был в шинели, с вещевым мешком за плечами, с автоматом на ремне. Я спросил его:

– О нашем рейде к партизанам не успели еще написать?

– Нет. Но вот стихотворение о партизанах написал, прочту на митинге.

Митинга никакого не было. Просто в лесу перед бойцами с кратким, горячим словом выступил бригадный комиссар Шлихтер. А в заключение он сказал:

– Товарищи, к вам обращается поэт Иосиф Уткин.

Уткин несколько секунд стоял перед строем в какой-то задумчивости. Потом сказал:

– Бригадный комиссар заявил сейчас, что, мол, выступит поэт Уткин. Хочу добавить, товарищи, что я, как и вы, воин, защитник Родины. И то, что хочу вам сказать перед боем, я выразил стихами…

И он начал читать стихотворение «Уничтожайте их повсюду». Оно было полностью напечатано 28 августа 1941 года во фронтовой газете «На разгром врага»:

 
Стреляйте с крыш!
                        Палите в окна!
Садите в фортку!
                        Бейте в дверь!
Пусть от свинца
                        повсюду дохнет
Многоголовый этот зверь!
Уничтожайте их повсюду,
Как в дом пробравшихся
                                 клопов!
Крошите грязную посуду
Тупых арийских черепов!
Пусть лес горит!
               Пусть пуля свищет!
Пусть гадам дышится
                             с трудом!
Пока мы к цели
                     не придем,
Пока от гадов не очищен
Советский край,
                       родимый дом.
 

После митинга я подошел к Уткину и спросил:

– Товарищ старший политрук, у вас какие планы? Может, с нами, в огневой налет?

Уткин чуть-чуть помолчал, потом сказал решительно:

– Нет, я с пехотой. Выступал на митинге, призывал к мужеству и стойкости. Стихи им читал. Пойду с ними… Ну, желаю вам удачи.

Мы попрощались и разошлись. Он – к пехоте, а я – к бронепоезду.

Немцы открыли по наступающим ураганный огонь из тяжелых минометов. Наши цепи залегли. Политработники личным примером подняли бойцов в атаку. Одним из первых пошел в атаку Иосиф Уткин. Его тяжело ранило – осколком оторвало три пальца правой руки. Оперировали его в Брянске, сделали протез, и он вернулся в строй. Поэта наградили орденом Красной Звезды. Он погиб в авиационной катастрофе в ноябре 1944 года, возвращаясь из Бухареста. Так оборвалась жизнь удивительного поэта, прекрасного человека и бесстрашного воина.

В начале войны я записал несколько строф его стихотворения, написанного тогда. Вот эти строки о старом партизане:

 
И хотя борьба трудна,
Но уже далече где-то
В свете пламени видна
И ему и нам победа…
 

Вернулись в Брянск. На машине еду в расположение полка. Идет дождь, и сквозь пелену, словно впервые, разглядываю город. Промчалось несколько автомашин с красноармейцами, из-под глубоких капюшонов плащ-палаток виднеются темные каски. «Стало быть, едут на фронт», – решаю.

Вот и знакомый мост, носящий имя Игната Фокина – брянского рабочего, погибшего в Октябрьскую революцию. А кругом – разрушенные дома. Да, таким я не знал Брянск.

Немецкий генерал Гудериан бешено рвался в город, мечтая отсюда двинуться и на Москву. На подступах к нему он оставил 500 разбитых танков. Получен приказ: передислоцировать наш полк в Тамбов, чтобы он в более спокойной обстановке мог выполнять свое основное дело – готовить резервы бронепоездников. 25 августа полк в полном составе прибыл в Тамбов и разместился на базе завода.

И еще одна новость: в автобронетанковых частях создаются политотделы. Был создан политотдел и в нашем полку. Начальником назначен старший политрук с редкой фамилией – Жив, его заместителем и секретарем партийной комиссии – я.

Удивительный человек этот Семен Жив. Он был неистов, всему отдавался сполна, ничего не оставляя про запас. Политработа в армии, особенно во время войны, – тяжкий, неустанный труд, и Жив, открытый, прямой, честный, показывал нам пример такого самоотверженного труда.

Он был моим учителем и другом. Я наблюдал его и в боевой обстановке, и в учебной работе. От всего, что он делал, веяло особой подбадривающей силой и энергией.

Вспоминаю свой первый разговор с Живом, уже начальником политотдела.

– Видишь, какое положение, – говорит Жив, – к нам прибыли на пополнение 1-й Киевский Краснознаменный дивизион, 12-й отдельный дивизион, 54-й отдельный Тифлисский бронепоезд… Прибудут через день-два другие дивизионы… – И после долгой паузы сказал: – Всех надо готовить к предстоящим боям. Подбирать политсостав, политбойцов, укреплять партийные организации: лучших, отличившихся в боях, принимать в партию. Надо рассказать бойцам, что они направляются на самые ответственные и трудные участки фронта. Пусть наши люди знают, какое почетное боевое задание они получают. И вот еще что: накапливать, отбирать, изучать боевой опыт.

С этого и началась новая страница моей боевой биографии.