Текст книги "Присвоенная"
Автор книги: Нина Бархат
Соавторы: Марина Багирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Почему?! Почему я с рождения существую подобно привидению – все вокруг материально, но я не могу ни к чему прикоснуться? Ведь мне же немногого хочется – обычной жизни! Почему?
Я рыдала… и рыдала… не ощущая облегчения, – мука запустила когти глубоко. Но спустя долгое время на смену слезам и ярости, как всегда, пришел покой.
Застыв без движения, глядя в точку, я вдруг вспомнила о Кристофе и с ужасающей ясностью представила, как мне до конца своих дней придется следовать за ним в комнату, падать в бездонный колодец забвения, а потом снова и снова проходить через изматывающую боль.
Ни за что!
Рядом за обрывом несет свои темные воды река. Говорят, утонувшая молодая девушка превращается в лесную нимфу, и человеческая судьба – пустая и бессмысленная – больше не волнует ее. Такое будущее мне по душе! Разве может быть в моем ненормальном мире что-нибудь лучше?
Уверенно и спокойно я шагнула к обрыву…
– Даже не думай!
Голос застиг меня врасплох. Я не ожидала услышать его. И даже почти забыла о его существовании – с жизнью и всем остальным в ней было покончено!
Но внезапно для самой себя быстро нашлась:
– Скажи мне, кто ты, и я вернусь, – и сделала еще один незаметный шажок. – Тебе даже не придется портить дорогую обувь.
– Почему ты так уверена, что я захочу тебя спасать? – Кристоф насмешливо осматривал меня, растрепанную и зареванную, с ног до головы.
Меня утешила мысль, что он попытается меня спасти… но не успеет!
– Ты был моим кошмаром на протяжении восемнадцати лет. Ты не предупреждал, когда придешь, и я все время пребывала в состоянии страха, ожидая. Когда же приходил, я испытывала ни с чем не сравнимый ужас. – Удивительно, но сейчас я почти совсем не боялась! И была рада высказать все ему, наконец. – И я не могу, не хочу и не стану жить дальше, постоянно в ужасе ожидая прихода человека, про которого ничего не знаю, но которому позволено в любое время входить в дом, ко мне в комнату и…
Пока говорила, я делала мелкие незаметные шажки в сторону обрыва, в то время как он продолжал стоять на месте далеко от меня. Я видела его неподвижный высокий силуэт и даже успокоилась: теперь он не сможет мне помешать – край был уже под моей ногой.
– Тогда сделай это, – Кристоф был невозмутим. – Прыгай!
– И ты мне не помешаешь? – Его противоречащие друг другу фразы сбивали с толку.
– Почему же, – снова до безумия нелогично ответил он. – Еще как помешаю!
– Но не успеешь! – я почти торжествовала, если это только возможно на пороге смерти.
– Пойми же, я всегда получаю то, что хочу!!! – внезапно прорычал он. – А сейчас мне нужно, чтобы ты жила. И значит, ты будешь жить! Но интересно узнать, – тон переменился, пропитавшись сарказмом, – решишься ли ты прыгнуть, понимая, что через мгновение кислород перестанет поступать в легкие, что будет очень больно, захочется вдохнуть, но будет лишь вода. Или это только слова?
– Будет больно? Эка невидаль… – шепнула я зло, делая последний шаг.
И почти успела.
***
– Мои глупые подруги считают, что ты необыкновенно красив, представляешь? Да в тебе столько же красоты, сколько в чудовище из ночного кошмара! Твое равнодушие всегда пугало меня. А еще больше пугали твои глаза – пустые, мертвые… И от тебя веет страхом… Но знаешь, тяжелее всего понимать, что это – мой страх.
Кристоф тащил меня через лес, бесцеремонно перекинув через плечо. Стресс всех сегодняшних событий сделал свое черное дело – мои слова лились нескончаемым бесконтрольным потоком.
Чего я ему только не наговорила! Еще вчера от самой мысли высказать ему наболевшее вслух меня бы наверняка накрыл приступ паники. Но сейчас я говорила, говорила все, что приходило в мой измученный разум, и остановиться не было никакой возможности…
– Наверное, тебе нравится, что я тебя так сильно боюсь. Поняла! Это твой кайф! У тебя же тоже должны быть слабости, ведь ты же человек… ну или почти… тебе тоже должны быть не чужды человеческие чувства… Хотя нет, не думаю. Помнишь праздник, когда мне исполнилось пятнадцать? Сколько дней после я шарахалась дома от каждой стены, видя твой призрак повсюду… Ты – сволочь! Ведь ты и вправду был там, я знаю, ты…
Он внезапно бросил меня на холодную мокрую землю, не побеспокоившись облегчить удар.
«Завтра будет синяк на полбедра», – подумала я отстраненно.
От моего прекрасного платья, созданного по всем канонам шика, остались одни воспоминания… Ужасные воспоминания.
Вдруг это показалось мне необыкновенно забавным, и я затряслась от нездорового смеха, который логично перетек в озноб…
«Если не получилось умереть, – пришла мысль, – придется еще пожить».
Ночная прохлада снова заставила съежиться. В постель бы, под одеяло…
– Я устала, – мой голос звучал хрипло и простуженно. – Делай что хочешь, но отвези меня домой!
Кристоф хмыкнул, а потом склонился ближе к моему лицу:
– Рано еще.
– Что рано?
– Рано еще делать, что хочу.
Когда до меня дошло, что подразумевали его тон и взгляд, я лишь вздохнула, качая головой. Должно было бы стошнить. Но, наверное, к данному моменту черта, за которой меня уже ничто не могло шокировать, осталась позади, и поэтому я не в силах была реагировать естественно.
– Как же ты меня достал… Ты хочешь казаться умным, а на самом деле просто не способен найти хорошую отговорку, чтобы не быть лишним в моей жизни, – я с трудом поднялась с земли. – Отвези меня домой! Я замерзла и спать хочу! Немедленно!
Не топнуть ногой стоило мне усилий.
– Это приказ? – голос Кристофа был полон иронического недоумения.
– Ну что ты! Кто я такая, чтобы приказывать тебе?!
Мою язвительность резко оборвали:
– Совершенно верно, ты – никто.
Он сказал это так убежденно, что бесчисленные ледяные иглы вонзились в мою кожу, и на какой-то миг я на самом деле ощутила свою ничтожность рядом с ним: в его власти было решать – умереть мне или жить. И если жить, то как именно… Он был хозяином моей судьбы.
Но я стряхнула наваждение и зло произнесла:
– Может, я и никто. Но тогда… К чему столько чести? Ты следишь за мной, постоянно рядом, жизнь мне спасаешь. Кстати! Забыла тебя поблагодарить. Огро-о-мное тебе спаси-и-бо! – я низко склонилась, паясничая, но тут же поднялась и почти выплюнула ему в лицо: – Кем бы я ни была, но я важна для тебя, Кристоф! Давно поняла!
Он сжал кулаки, и появилось ощущение, что вот сейчас этот монстр меня ударит…
Но он лишь скрипнул зубами:
– Очень скоро, Снегова, у тебя прав останется не больше, чем у дворовой собаки. Попадешь под управление моей семьи! Будешь полы драить, серебро чистить – будешь при деле. И мне уже не придется носиться с тобой, будто ты что-то большее, чем просто человек. Я наконец-то освобожусь от наблюдения за тобой… и от тебя самой…
Кристоф говорил со странной нотой обреченности, но в то же время так яростно, что я подумала, может быть, он и не шутит.
Но долго думать о чем-либо я уже не могла: ноги меня еле держали. Поэтому решила со всем соглашаться, если это хоть на шаг приблизит меня к подушке.
– Вот и хорошо. А пока отвези меня домой. П-пожалуйста, – на последнем слове мои глаза уже закрывались.
Едва сев в машину, я погрузилась в сон.
Так закончился мой выпускной, один из самых счастливых дней для нормальной девушки…
А утром я проснулась в своей постели и долго пыталась сложить вместе обрывки вчерашних воспоминаний. Но совершенно не могла определить, кто отнес меня в спальню и раздел… И был ли человек, сидевший у моей постели до утра, реальностью или обычным сном.
***
Едва окончив школу, я потребовала у моих весьма обеспеченных родителей отдельное жилье. Привыкшая к их практически полному безучастию в моей судьбе, я не сомневалась, что проблем с переездом не возникнет. Скорее наоборот, они будут даже рады избавиться от нежеланной, а теперь еще и непутевой дочери…
Но меня ожидал сюрприз: и мать, и отец настаивали, чтобы я ни в коем случае не покидала дом. Я была удивлена и раздражена одновременно – слишком поздно они проявили свою заботу! К тому моменту их мнение уже ничего не значило, и так или иначе, но оставаться я не собиралась.
Однако, как оказалось, против была не только моя семья.
Он ворвался в мою комнату, лишенный привычной сдержанности и равнодушия, – разъяренный! Напуганная воистину нечеловеческим выражением его лица, я попятилась к стене…
– Собираешься? – Кристоф был необыкновенно любезен.
– Как видишь, – ответила я, громко сглотнув, теснее вжимаясь в стену. Внутри все дрожало.
Наконец он обратил внимание на мою позу и саркастически заметил:
– Да ты, похоже, меня боишься?
– С чего ты взял? – я, наперекор своему ужасу, отошла от стены.
Он шагнул ближе. Во мне все молило: отступи! Но я немыслимым усилием воли держала тело в повиновении. Он сделал еще один шаг. Я уже еле дышала. Еще один… и он оказался почти рядом и быстрым, неуловимым движением руки коснулся моей шеи. Я услышала барабанную дробь своего сердца под его пальцами.
Губы Кристофа скривились в отвращении.
– Ты и представить не можешь, как надоела мне за восемнадцать лет!
– Ах, извини, что со мной столько проблем! – вся злость, накопившаяся за последние дни, вырвалась наружу вместе с восклицанием. – Вот только один вопрос: кто тебя просил меня… – я тщетно искала подходящее слово, – опекать?! Насколько помню, я тебе в компанию не навязывалась!
– Да если бы ты знала, сколько раз я тебя спасал от смерти, ты бы молчала, глупая!
– Спасал, ну да… А Валера? Мой парень. Бывший парень. Этот тоже был для меня опасен? Ведь сейчас он, если не ошибаюсь, в реанимации с серьезными повреждениями. Его избили ночью в собственной комнате! Медики опасаются за его психическое здоровье, так как он, ненадолго приходя в себя, все время твердит о монстре. И что самое отвратительное, я знаю, о каком монстре идет речь!
Я тут же пожалела, что не сдержалась, – его тело странно напряглось, глаза недобро сверкнули. Но он подчеркнуто спокойно взял в руки небольшую коробку с моими вещами. Посмотрел. Бросил на пол. Снова взглянул на меня.
И мне не понравился этот взгляд.
– Я не собираюсь… бояться тебя, Кристоф!
Он приподнял бровь в изумлении.
– И оправдываться тоже не собираюсь! Как и любой другой человек, я могу строить свою жизнь как захочу, – я говорила подчеркнуто утвердительно, отчаянно желая, чтобы это было истиной. – И никто не вправе мне мешать!
– Ты думаешь?
Резко развернувшись, я бросилась к двери, надеясь, что он не успеет. Тщетно! Кристоф уже преградил выход.
– Пусти! – яд злости снова жег мне вены.
Но, к моему удивлению, Кристоф уже был спокоен, даже расслаблен, в глазах его светилось… торжество! Так и было, если учесть, сколько он ждал момента, когда сможет сказать мне следующие слова:
– Через три дня ты уедешь. И предупреждаю: с собой тебе позволено взять только то, без чего не сможешь обойтись, – он ткнул ногой небольшую коробку. – Собери сюда лишь необходимое и во вторник жди моего приезда. И хорошенько подумай, прежде чем укладывать всякую ненужную дрянь…
– Что?! – ошарашенно выдавила я.
– Только без истерик, ладно? – произнес он раздраженно. – Ведь я говорил, что так будет.
Не осознавая, что делаю, я подошла к нему вплотную.
– Говорил? Я помню только путаные слова о том, что скоро я лишусь любых прав, данных человеку от рождения, и какие-то невнятные намеки на…
– Но ты не верила, – с явным удовольствием прервал меня Кристоф. – Думала, я шучу. Думала, я тебя запугиваю, да?
– Да! – закричала я. – Да, черт тебя побери, да!
Он склонил голову набок, осматривая меня так, как осматривают товар в магазине.
– И теперь тебе страшно по-настоящему, – произнес он утвердительно.
Так и было.
– Думаю, пора тебе поговорить с отцом. Передай, что я приказал, и он все тебе расскажет, – Кристоф развернулся и вышел из комнаты. Очень довольный.
***
До ужина я пыталась чем-то себя занять. Но каждые несколько минут слышала: «Через три дня ты уедешь». И останавливалась как вкопанная… Из моих рук валились случайные вещи, весь пол уже был устлан ими, как после метели…
Слова не укладывались в моей голове!
Кристоф мог появляться в нашем доме два раза в год для своих непонятных мерзких забав со мной. Он мог встречаться мне иногда вне дома. Но что же значили его слова: «Через три дня ты уедешь»? Неужели меня действительно отправят куда-то и заставят работать прислугой?..
Стало дурно. Я, хоть и нелюбимая, росла в состоятельной семье, окруженная комфортом. Это у меня была прислуга!
И будет ли там, в чужом доме, ко мне так же два раза в год приходить Кристоф? И надо ли будет его приходы как-то объяснять окружающим? Но все же главный вопрос – почему? Почему страшное и необъяснимое происходит именно со мной, а не, например, с моей сестрой Наташей или с соседкой, наконец? И почему мои родители это позволяют?! И какого дьявола я должна это терпеть?!!
За ужином царила мертвая тишина, словно семья собралась не за столом, а перед скамьей присяжных. Мои родные почти не шевелились и, было впечатление, даже не дышали. Чем дольше я на них смотрела, тем больше казалось: они медленно покрываются инеем.
Я взглянула на свою мать, на ее крепко сжатые губы, на отца, ковырявшегося в тарелке, на старшую сестру и лишь потом на Лидию, которая даже не улыбнулась в ответ. Ее глаза будто уменьшились, а губы сложились в тонкую полосу, что всегда было признаком крайнего волнения.
Наконец, когда напряжение стало невыносимым, отец решился:
– Сегодня к тебе приходил Кристоф? – Тишину за столом уже можно было резать ломтями.
– Да, приходил.
Молчание. Наташа склонила голову, и я вдруг поняла, что ей давно все известно.
– Но ведь он уже… приходил в этом году два раза, – отец безуспешно изображал интерес к еде – непринужденный тон ему не удавался.
– Точно.
– И что хотел?
Я посмотрела ему в глаза. Как же они походили на мои, темные глаза семьи Снеговых. За годы своей жизни я видела отца равнодушным, злым, раздраженным, но никогда – напуганным. В отличие от сегодняшнего вечера.
– Он сказал, что во вторник я должна уехать вместе с ним.
Рука матери задрожала, и вино пролилось на красивую скатерть.
– Как? Так быстро?! – воскликнула она, но тут же поняла свою ошибку и коснулась рукой лица, будто стирая доказательства возгласа.
– Самое время объясниться, не так ли? – я улыбнулась, напугав всех за столом. – Он сказал, что сегодня вы мне расскажете правду, это его приказ! – я процедила по слогам. – Давайте же, объясняйте, почему ко мне в комнату всю мою жизнь вламывался незнакомый человек, который никогда не меняется и который теперь хочет меня забрать неизвестно куда, а вы все это позволяете?!.
И мне объяснили.
***
Он пришел в наш дом через месяц после моего рождения.
Отец, бледный, ничем не напоминающий того уверенного в себе состоятельного человека, каким все его знали, позвал мою мать, тетю и своего брата. Избегая их взглядов, нетвердым голосом он сообщил, что ожидает посетителя и что они должны присутствовать при предстоящем разговоре.
Они вчетвером со страхом наблюдали за тем, как в гостиной появился старик. Он производил очень странное впечатление: бледная, почти с голубым отливом, кожа, длинные тонкие пальцы злодея, седые ухоженные волосы. Ему был бы к лицу деловой костюм, а не то тряпье, в которое он был одет. Старик выглядел измученным и слабым, но моя семья прекрасно понимала – это лишь маскарад, и на самом деле в нем достаточно силы, чтобы одной рукой играючи уничтожить всех жителей дома.
Правду говоря, мой отец этого и опасался. Дело в том, что когда-то, в дни голодной и нищей юности, Ярослав Снегов встретил удивительного старика с хищным взглядом, более уместным на лице молодого, исполненного жизненной силы человека. Он был очень богат, но «странностей» имел столько же, сколько и денег, – предложил моему отцу сделку, которая и обрекла меня на проклятую жизнь. Незнакомец пообещал парню исполнить все его материальные мечты, но в уплату потребовал самое ценное – ребенка. А если их будет несколько, то сказал, что сам выберет одного из них.
К несчастью, мой юный отец согласился. Из-за глупости. Ведь не мог же он быть равнодушным к своему будущему ребенку, пусть еще не зачатому и не рожденному? Ведь не мог же он не любить меня уже тогда? Конечно, из-за глупости. Я хочу думать именно так…
Он не сомневался, что получит желаемое, поскольку видел могущество своего «благодетеля». И он не был настолько наивен, чтобы не понимать: платить придется!.. Но тогда, в юности, цена не показалась ему непомерно высокой. Ему хотелось сразу наслаждаться всем, что только можно получить от судьбы.
И лишь намного позже отец понял, что наделал!
Он был еле жив от страха, когда ждал рождения своего первенца, моей старшей сестры Наталии… Но старик не появился.
Он был мертв от ужаса, когда через два года родился Павел. Но леденящий кровь посетитель не пришел и за ним.
Он узнал свой кошмар наяву, лишь когда родилась я.
Едва только увидев меня в крохотной колыбели, отец почувствовал, что час оплаты долга приблизился вплотную. Наконец, понимая, что откладывать более невозможно, он рассказал обо всем моей матери. И в какой бы ужас она ни пришла от будущего своего ребенка, в какую бы ярость ни впала от бездумного и бездушного поступка мужа, ничто не могло изменить прошлое! У них не было выбора. Неоткуда было ждать помощи. Они вынуждены были платить, ведь от гнева столь могущественного существа нет спасения, а теперь речь шла не только об их собственных жизнях, но и о жизнях моего брата и сестры…
И вот он – мистер Неизбежность.
Ярослав не видел своего кредитора долгих двадцать лет, но тот совсем не изменился: такой же старый и такой же молодой – с цепким взглядом черных, как бездна, глаз, резкой линией челюстей и неповторимой легкостью и грацией движений молодого спортсмена.
Его звали Дженоб, и он расслабленно наблюдал за семьей Снеговых – за моей семьей, в то время как я сладко посапывала в колыбели и не догадывалась, какие испытания готовит мне судьба.
– Говорите, – равнодушно приказал пришелец, рассматривая мою бедную красивую мать, на лице которой были видны следы от бессонных ночей и размытой слезами туши. – Я вас выслушаю и смогу наконец перейти к делу. Говорите же…
– Бессмысленно, – подавленно пробормотал отец. – Ты ее заберешь.
Моя мать всхлипнула, но под презрительно-насмешливым взглядом притихла и замерла в уголке дивана, будто сливаясь с ним воедино.
– Я лишь хочу знать для чего. Ведь мне известна… специфика вашего отродья! – не выдержав перенапряжения, отец повысил голос.
– Незачем позволять себе грубости, – отозвался Дженоб спокойно, – поверь, я прощаю тебя в первый и последний раз. А что касается… специфики… Люди с такой спецификой правят миром. Кому, как не тебе, знать? Ведь благодаря нам бедный студент Ярослав Снегов получил жизнь, подобную этой! – он обвел взглядом роскошные хоромы и, неожиданно сверкнув глазами, прорычал: – Или ты уже забыл, как стыдился входить в мой дом?! Как не верил в существование прислуги, одетой в униформу?! Как боялся сесть в машину, которая стоила дороже, чем все имущество, которым владела твоя семья?!
Дженоб властно подошел к столу и, будто зная расположение всех вещей в доме, будто бывал здесь каждый день, нашел бар и вытащил бокалы вместе с бутылкой. Наполнил один из них вином, но пить не спешил.
– Дело в том, что добывать пропитание сейчас очень сложно, и даже мы вынуждены соблюдать некоторую осторожность, – он сделал паузу и с отвращением посмотрел на напиток. – Так уж случилось, что у моей дочери…
– У тебя есть дочь?! – воскликнула моя мать.
– Да, есть, но она больна. И больна уже давно… Дольше, чем вы можете себе представить.
Дженоб смотрел на моих родных и, наверное, удивлялся, зачем он все это рассказывает. И тем не менее он продолжил, видя в их глазах такой неуместный сейчас интерес к его истории, истории одного из древнейших существ на земле…
– Много лет назад я узнал, что есть люди, кровь которых имеет немного иной состав, чем у всех остальных. Они ничем не отличаются внешне, но для нас их кровь целебна. Ты, Ярослав, являешься лишь носителем гена, что вызывает данную особенность, и я очень долго ждал, пока у тебя родится ребенок, в крови которого проявятся нужные мне свойства.
– А что будет с моей дочерью потом? – спросил отец с дрожью. – Она выживет после… использования?
– Не знаю, и, если честно… – Дженоб встряхнул головой, – мне плевать! Ты понимал, на что шел. Теперь жалеть поздно.
– Я не…
– Хватит! – в старике вскипела ярость. Он очень устал от бесконечного ожидания, от непозволительной для себя злости, от презрения, которое испытывал к Ярославу Снегову, человеку, отдавшему самое ценное взамен на глупые бумажки, и ему было невыносимо жаль, что придется ждать еще около двадцати лет, пока моя кровь не созреет для использования…
– Я сказал, что заберу ее, и сделаю это! Но не сейчас – когда придет время. Если она выживет, то вернется… Хотя не советую поддаваться иллюзиям. Если же нет… – Он помолчал, будто думая, стоит ли тратить время на утешение мерзкой семейки. – …у вас очаровательная старшая дочь и сын, очень похожий на мать. – Он холодно улыбнулся.
Но его комплимент не был воспринят.
– А что нам делать все эти годы? – впервые вступила в разговор Лидия, моя тетя, единственная, у кого получалось хоть как-то бороться со страхом перед монстром. – Как смотреть в глаза девочке и знать, что она станет уплатой долга?
– О, я уверен, об этом стоит спросить Ярослава, у него было достаточно времени на размышления! – старик откровенно насмехался. – А насчет того, что делать… Кормите вовремя, болеть не давайте и следите, чтоб спала много. Остальное для меня не имеет значения!
Дженоб поставил на стол нетронутый бокал с вином, обернулся, собираясь идти, но потом, как будто вспомнив о чем-то, добавил:
– Дважды в год к вашей дочери будет наведываться мой сын. Он будет проверять состав ее крови и определит момент ее готовности. Во время его визитов оставляйте его наедине с дочерью на один час и никогда не спрашивайте, что с ней случилось за это время. А если будет рассказывать сама – обрывайте на полуслове. Ясно?
Вот так я и стала чем-то вроде вещи, взятой в долг: неудобно и со временем надо вернуть. Мне предстояло жить, не подозревая о своей ужасной судьбе… Хотя как я могла не подозревать, если в моей жизни был он… чудовище в человеческом обличье!
– Как выглядит ваш сын? Как мы его узнаем?
Дженоб улыбнулся: вопрос был очень глупый.
– Скажем так… При взгляде на него вы захотите упасть на колени.
И он не преувеличивал, поскольку так и случилось.
***
Наконец в моем мире все встало на свои места! На все мучавшие меня столько лет вопросы были найдены ответы. Наконец-то я поняла причину равнодушия семьи – они знали, что однажды за мной придут, и не хотели привязываться. Вот почему никто не обращал внимания на мои слезы, вот почему никто не любил меня!.. Наверное, с первых же дней они старались даже не думать обо мне как о родной. Воспринимали меня лишь как плату. Так было проще.
Наконец я поняла, почему так часто видела ненависть в их глазах: я всегда находилась рядом – живое напоминание вины, терзавшее их муками совести. И муками ужасными! Ведь невозможно было изменить их прошлое. И так же невозможно – мое будущее. За эту муку они меня и ненавидели, за это постоянно кричали и наказывали, не забывая и малейшего проступка!..
За свою вину. За то, что продали родную дочь.
Выходит, подумалось, я с самого рождения принадлежу семье Дженоба. Я фактически их собственность! За мной следили, приглядывали, берегли… ценное лекарство.
Меня осенила последняя догадка. Я скоро умру. Отдам свою кровь той, что ждала ее веками, и она выздоровеет, выпив меня досуха…
Сердце болезненно сжалось.
И неожиданно меня захлестнуло страстное желание жить. Пожить еще хоть немного! Сколько получится.
Я встала из-за стола и посмотрела на лица абсолютно чужих мне людей. Мне хотелось бы увидеть раскаяние, сожаление, боль… Но все, что я смогла разглядеть, – до какой же степени они боялись своих кредиторов.
Бежать! Бежать, не оглядываясь, как можно дальше и как можно скорее! И что бы ни лежало впереди – нищета, голод, мучения, это не может быть хуже того, что произойдет неизбежно, если я смирюсь.
Обрести свободу! Ведь, оказывается, ее у меня никогда и не было! А что может быть лучше, чем выбирать самой, как жить?
И жить ли вообще.
***
Мне всегда казалось, что времени много. Что оно разливается передо мной безбрежным океаном, уходя за невидимый горизонт. Что оно растягивается, подобно мягкой и тонкой резинке, и способно вытянуться так далеко, как мне хочется… и еще дальше…
Но тогда, слушая стук часов в своей комнате, я впервые ощутила, как равнодушная судьба отрезала целые минуты, выбрасывала целые четверти часа из моей короткой – до ужаса короткой! – жизни. Теперь каждое мгновение имело значение.
Мне хотелось жить.
Я не могла понять: как же я не догадалась обо всем сама? Как могла не замечать очевидного? Почему игнорировала чувство опасности, которое всегда испытывала рядом с Кристофом? Ведь все, что с ним было связано, кричало: беги! спасайся! Была ли я убаюкана привычкой?..
Чемодан я собрала в считанные секунды. Но все равно продолжала с маниакальной зацикленностью проверять его содержимое, пока не осознала: мне абсолютно неважно, забыла я что-то или нет.
Я вновь (в который раз?) взглянула на часы.
Все еще не время. Никогда не думала раньше, что один час – так долго…
После рокового ужина моей единственной мыслью было бежать. Как, куда и другие подобные по разумности вопросы не держались в моем кипящем сознании. Но, оказалось, был человек, который обо всем подумал за меня.
Только я влетела в свою комнату, тут же услышала за собой быстрые шаги – Лидия. Захлопнув за собой дверь, она резко притянула меня к себе и еле слышно, задыхаясь от волнения, зашептала прямо в ухо:
– Диана, возьми. – В мои руки ткнулся маленький сверток. – Это документы на чужое имя, я давно их приготовила… Здесь еще немного денег, на первое время тебе должно хватить. Через три часа будет готов самолет, куда лететь – сама скажешь, пилоту уплачено наперед за самый длинный перелет… Смотри в окно, через час подъедет машина – не мешкая, садись в нее! Тебя отвезут в аэропорт к самому трапу.
Тетя отстранилась, конвульсивно вздохнула и с болью посмотрела на меня:
– Мы никогда больше не увидимся, Диана! Девочка моя, ты знаешь, я люблю тебя…
Я знала, но неожиданные слезы потекли по щекам: никто никогда не говорил мне этих слов.
– Как жаль, что я не могу сделать для тебя ничего больше.
– Тетя…
– Молчи, нет времени! Мы больше не должны видеться и говорить, – она снова обняла меня крепко, до боли. – Прощай, милая…
В следующую секунду ее уже не было в комнате.
И вот я ждала машину, глядя в окно. Я думала о Лидии, о том, как она, бездетная, посмела преступить негласный договор в доме и полюбить меня. Попытаться спасти. Но вот вопрос: будь у нее свои дети, не осталась ли бы и она в стороне, чтобы защитить их, как сделали мои родители?..
Наконец подъехала машина, даже раньше, чем истек этот мучительно долгий час. Хорошо.
Я схватила чемодан и помчалась, набросив по пути легкое серое пальто. Как же я ненавидела его раньше! Теперь оно станет моим любимым – сливающимся с серым миром вокруг, превращающим меня в незаметную тень…
Садясь в машину, припаркованную напротив дома, я сделала то, без чего думала обойтись, – оглянулась.
Но мне не было больно. Наоборот, я испытала облегчение. Так тяжелобольной, долго ожидая опасной операции, идет на нее почти спокойным. Хотелось хоть каких-то перемен…
Может, будет хорошо – забыть это место, этих людей, этот страх. Найти работу, жилье, стать нужной кому-то. Может, мне понравится быть новой собой, которая краснеет от комплиментов, не использует грубых слов и (не глупо ли надеяться?) представляет, что такое любовь? Может, я буду счастлива?..
Я знала, что до взлетной площадки приблизительно полтора часа езды – не так много, но и не мало. Достаточно, чтобы успеть подумать обо всем важном.
Например, о моей жизни без Кристофа. Было в данной фразе что-то безумное. Как в вопросе: «А есть ли жизнь после смерти?» Да возможно ли это? Я никак не могла себе представить, что будут проходить дни, недели, месяцы и, наконец, годы, а я так и не увижу его снова. Что я… перестану бояться!
Чем больше я думала, тем больше понимала: ни необходимость подчиняться ему, ни даже боль, которую он мне приносил, не мучили меня так сильно, как страх, вечный страх перед ним, пропитавший все мое существование насквозь…
Кстати, а ведь Кристоф, должно быть, даже не допускает попытки побега!
Мои губы сами растянулись в злорадной усмешке.
Он так в себе уверен, так силен, что даже охрану не удосужился поставить! Или надеется, что ужас парализовал меня?.. Ну уж нет, он больше никогда не увидит мой страх!
Погруженная в мысли о столь важных вещах, я мало обращала внимания на время и место, в которых находилась. Но глянув за окно, увидела бесконечный лес, пролетавший мимо.
Что-то было не так.
– Мы едем слишком долго, – нервно сообщила я водителю.
– Не беспокойтесь, барышня! – сразу отреагировал он. – Вот заедем за угол, и тогда уже все, барышня!
За угол? В лесу? И напевное «барышня» звучало уж слишком необычно… Как из прошлого.
– Нет! – закричала я сдавленно. Сердце ускорило темп втрое!
Водитель обернулся. Мелькнули насыщенно-красные глаза и совершенно дикая, нечеловеческая улыбка.
– Догадались-таки, барышня, – сокрушенно вздохнул он. – Жаль, конечно, но что поделаешь…
Он отвернулся и как ни в чем ни бывало продолжил путь.
Я лихорадочно зашарила по дверям, пытаясь открыть, но они были заблокированы. Думала ли я, что уцелею, выпрыгивая на ходу из машины, или надеялась, что смогу убежать от него ночью в огромном лесу? Сомневаюсь, что я вообще могла думать в данный момент.
– Куда вы меня везете?! – Адреналин заставлял действовать, пусть это был хотя бы разговор.
– Да не бойтесь вы так, барышня, ничего плохого с вами не случится. Господин приказал вас беречь, а не… гм… в общем, ничего плохого не приключится… с вами, – водитель был так спокоен и убедителен, что если бы не это «барышня» и не его лицо, можно было бы подумать, что ничего особенного не происходит.
– Господин – это Дженоб?
– Нет, барышня, не совсем.
Дальше я не спрашивала.
Боже, какая дура! Как я могла подумать, что они оставят меня без присмотра! Меня, «ценное лекарство» для дочери самого Дженоба, меня, которую целых восемнадцать лет стерег его сын лично!
Внезапно меня ужалила мысль: Лидия! Что с ней будет? Ведь они наверняка знают, кто мне помог! И что будет со мной? Какое наказание ждет беглого раба? Убивать меня, конечно, не станут – я им еще нужна живой, по крайней мере на некоторое время. Но курс истории убеждал, что смерть – далеко не самое худшее из возможного.
