Текст книги ""По дороге в Рай…""

Автор книги: Нина Барановская

Беседа автора с героем – накануне выхода книги…
Беседа Нины Барановской и Константина Кинчева

– Ну, что ж, Константин Евгеньич, давненько мы с тобой не виделись. Много воды утекло, много событии произошло. В июне нынешнего 1992 года, ты мне когда звонил, то говорил, что в Израиль на гастроли собираетесь? Удалось съездить?

– Да. И тебе того же желаю. Обязательно надо тебе съездить туда.

– Легко сказать…

– Тебе обязательно надо в Иерусалиме побывать.

– Я смотрю, на тебя Иерусалим сильное впечатление произвел…

– Это не то слово. Понимаешь, там главное – это небо, эти камни. Те же, что и при Нем. Обязательно поезжай туда…

– Я боюсь.

– Чего?

– А вдруг, окажусь там и… ну камни… и все…

– Ты что же, хочешь сказать, что Его не было вовсе?

– Окстись! Нет, не в этом дело. Ведь какие-то вещи себе в воображении иначе представляешь, чем это на самом деле. Несовпадения боюсь образа этого города, который во мне уже существует, и реально существующего Иерусалима…

– Не бойся Главное, там оказаться. Эти камни… Я в Израиле попал на праздник как раз Иоанна Предтечи, на Иванов день. Ты знаешь, такого кайфа у меня никогда в жизни не было. С этим ничто нельзя сравнить. А однажды я одну монахиню ночью до дома провожал, белую монахиню, она в арабском квартале жила, а туда ночью ходить опасно. Арабы… Говорят, опасно у них… И вот, когда я возвращался я ночью в Гефсиманский сад зашел.

– Погоди, погоди… Он что, до сих пор существует?

– Конечно, правда огорожен, экскурсии туда ходят. Ну, понимаешь? Достопримечательность. Но это днем. А ночью… Это не рассказать…

– Я бы, наверное, не смогла туда войти.

– Я входил…

– Я столько раз читала, и каждый раз ком в горле, когда Он один совсем, и уже все понимает, знает, что ждет его, а они его все предали, ученики его…

– Я там был. И в Вифлееме, в храме Рождества, И у гроба Господня А концерты мы играли знаешь где?

– Нет, конечно, не знаю.

– В Геенне Огненной!

– ???

– Это такое место в городе, куда в древности стаскивали всякую сволочь, трупы бродяг, воров, убийц, А чтобы зараза от этих трупов не распространялась, там все время горели костры. Поэтому она и Огненная. И я им там сказал, что напрасно они ждут Мессию, что он уже приходил к ним, а они его распяли, как вора и разбойника. Я сказал им: "Он к вам больше никогда не придет!" Я им сказал, что их вера сатанинская… В газетах потом писали: доколе же, мол, мы будем приглашать в Израиль антисемитов?

– Так ты теперь антисемит? Это что-то новое. А как же твой друг Рикошет?

– Да я не то чтобы евреев не люблю… Да и Рикошет…

– Что, хочешь сказать, какой же он еврей?

– Ну типа этого… Да нет, я к евреям всегда относился нормально, но после гастролей в Израиле стал очень плохо относиться к иудейской вере. Считаю эту веру сатанинской, и в этом плане путь протоиерея Александра Меня мне кажется апостольским, поскольку он обращал в православие именно евреев, отводя их от иудейской веры. Иудеи до сих пор считают Христа вором и разбойником, заслуженно понесшим кару, считают, что он шел на Иерусалим с войском и хотел свергнуть законную власть. Поэтому к иудеям я отношусь враждебно.

– А как же насчет того места в Писании, где говорится, что в Царстве Божием не будет ни иудея, ни эллина, что все люди равны?

– Равны. А вера – сатанинская… Да-а… А я еще в Иерусалиме креститься хотел.

– Опоньки!

– Я хотел, а потом мне сон приснился. Снится мне странник, старик, весь в белом, конечно, и говорит он мне: "То, что ты ищешь, от чего ты маешься, рядом с тобой. Там, где ты раньше жил, зажглись два светильника…" И проснулся я. Что такое, думаю. Что за светильники?… И возвратившись, узнаю, что дружки мои Мешок и Андрюха Киселев – Мешка ты знаешь, ты у него была, и Андрюху там тоже видела…

– Андрюха Киселев – это тот, который текст "Шестой лесничий" написал?

– Да, он… Вот и узнал я, что они с Мешком теперь сторожами работают в церкви. Рядом с домом, где я жил, когда в школе учился, подворье Оптиной Пустыни. Там они и работают. Короче, Мешок меня и окрестил. А я уж и детей всех тоже сразу окрестил: и Женьку, сына, и Верку. Только Сашка, оказывается, уже крещеная была. С Сашкой мы обвенчались в церкви…

– Слушай, ну, знаешь ли… Ну ты… Погоди-погоди… Я в книжке этой распинаюсь, все пишу, как Кинчев попов не любит, про ересь стригольническую, ну и тому подобное, а тут вдруг такие новости. Да ты мне, парень, всю концепцию разрушаешь!

– Да нет, ты все очень верно написала. Но одно другому не противоречит. Просто можешь теперь так и написать: снизошла на Кинчева в Иерусалиме благодать. Так оно и есть. То есть, я туда приехал, и на меня снизошла благодать и голову я приклонил… Ну вот, как Гребенщиков заговорил…

– Значит, все разговоры про то, что церковь – это контора, в прошлом? И там же, в прошлом, неприязнь к попам? И инцидент в Печорском монастыре забыт, где тебя ладаном окуривали и изгоняли?

– Попы, конечно, тоже, как и все люди, разные бывают. Наверняка есть и среди них подонки. Только мне ли их судить? Это раньше все гордыня моя во мне говорила. Да и в Печоре… Правильно они тогда… Явился я, понимаешь ли, на голове перекисью крест выжжен… и все просто радоваться, вроде, должны были, что я осчастливил своим посещением… гордыня… нет, чтобы тихо и смиренно, преклонив голову… Так мне и надо было тогда…

– Если ты все это искренне, я рада за тебя. Только… трудно тебе теперь будет. Ну, хорошо. А как вас принимали в Израиле, как концерты прошли?

– Ой, очень классно! Там же все эмигранты, все по-русски говорят. Никакого языкового барьера. Куча алисоманов…

– Вы, как погляжу, за последние три года полмира объездили. Где только не побывали…

– Ну где-где?… В Венгрии, Чехословакии, Германии, Франции, Израиле, Греции… В США были с Петькой Самойловым по частному приглашению Джоанны Стингрей, а в остальных странах – с гастролями.

– Я помню. И помню, как ты звонил и делился впечатлениями. Штаты, мол, за неделю обрыдли, эмигранты наши надоели, и скучно там, а уж жить бы там вообще не смог, и в Европе, говорил, скучно, мол, "по-маленькой" живет Европа, никакого тебе размаха, никакого веселья и уж, конечно, никакой душевности. И Греция не Греция, а похожа на Азербайджан, и эллины все куда-то подевались, а встречались только морды, как на каждом московском рынке.

– Нет, во Франции… Из всех стран наибольший интерес вызвала Франция…

– Угу. Ты говорил, что только юг Франции, Марсель, в частности. А что в Париже все снобы… Ведь нашего советского человека когда за границу выпускают, он возвращается обычно с глазами на затылке. А ты… Пожалуй, единственный человек среди тех, кого я знаю, который возвращался каждый раз не со съехавшей крышей, а еще и брюзжал, типа, куда их вонючим столицам до Расеи-матушки…

– Ну а что… В той же Америке… Мы пробыли там три недели, но этого хватило надолго, Опять же из-за беспробудного пьянства, потому что все эмигранты считали своим долгом питься и излить мне душу. У них там, наверное, не принято это. И за эти три недели мой сосуд любви к людям был исчерпан, и мне пора было валить домой, чтобы наполнять его по новой.

– Но были же и там интересные встречи? Ты, когда только вернулся, говорил, что с Аксеновым на каком-то вечере столкнулся, что Наймам о тебе очень лестно отзывался.

– Наймана я не видел. Просто мне сказали, что был какой-то совместны их вечер с Бродским, и на этом вечере Найману задали вопрос, что он думает о моих песнях.

– Тогда он и сказал, что ты один из самых интересных русских современных поэтов?

– По рассказам – да. После этого меня и стали всюду приглашать выступить.

– Русский человек и в Африке русский. Пока авторитеты не заявили о ком-то: он талант, никто не поинтересуется…

– А с Аксеновым я вообще уже забыл, как там дело было, я, вроде, пьян был.

– Когда ты звонил мне сразу после возвращения, то рассказывал такую историю: на ой-то эмигрантской встрече, куда тебя пригласили, подошел к тебе Аксенов и спросил, ты ли тот самый Кинчев, который написал "Экспериментатор движений вверх-вниз…" А будто, в свою очередь спросил, а не тот ли он самый Аксенов…

– А потом что?

– А потом, сказал ты мне, мы с ним выпили по рюмочке… Ладно, давай вернемся на родную землю. В прошлом году мы с тобой виделись сразу после августовских событий, Я помню, какой ты был тогда, несмотря на то, что встреча наша была не из веселых – мы похоронили Майка Науменко только что. И все же ты был почти в эйфории. Все говорил, вдруг снова Москву полюбил, москвичей полюбил… Ты никогда потом не жалел, что две ночи был у "Белого дома"? Сейчас ведь многие бухтят, что это было зря, что демократы страну довели?

– В дни августовских событий я, действительно, был среди защитников "Белого дома" и две ночи подряд пел им свои песни, о чем и сейчас не жалею. Наша жизнь на Земле слишком маленький отрезок, и не наше дело оценивать сегодняшнюю ситуацию в России, Россия стояла и стоять будет. А мы в этой цепи всего лишь крохотное звено. Смешно на этом участочке давать какие-то оценки процесса вообще. России смешно над нами. И с нами, и со страной, в принципе, ничего не происходит. Мы выступаем, поем свои песни, занимаемся тем, чем и хотели заниматься, и делаем это, как умеем. И с Россией сейчас то, что и должно было произойти – отсеиваются иноверцы, остаются славяне. Ну, а если хохлы отлетели – значит, так и надо. На мой взгляд, кто хочет, пусть отваливает. Стране от этого не убавится, а может, даже прибавится, потому что будут добрее к нам относиться.

– Мы разговариваем, а по телевидению в это время съезд транслируют. И Ельцин уже с заявлением выступил и послал далеко и парламент с Хасбулатовым, и съезд, и нас всех на референдум позвал – решать, кому мы доверяем, а кто шел бы ко всем…

– Ну, че, и пойдем… на референдум… за Ельцина голосовать… Сейчас вот скоро на гастроли в Свердловск…

– В Екатеринбург.

– …да. Поедем туда, так на концертах буду всех агитировать на референдуме за Ельцина голосовать.

– Ну, там-то его и так все любят и ему верят. Его же город.

– Все равно. На всякий случай…

– Я и про август прошлого года, и про сегодняшний съезд к тому, что теперь непонятно, чего ждать дальше. Как-то стремно заглядывать в будущее. А вы в группе строите какие-нибудь планы?

– Насчет будущего "Алисы" – я в него не гляжу. Это удел астрологов, хиромантов и прочей нечисти – я считаю так. Надо бы клипы делать, но мы их не планируем – дорого очень. Состав группы нынешний считаю стабильным.

– И окончательным?

– Насчет окончательного – это уже вопрос будущего, которого нам не дано знать.

– А как на концертах сейчас? Спокойно?

– Беспорядки во время наших концертов в большинстве своем спровоцированы. Вот, к примеру, на последнем концерте мы отказались от милиции. Этим мы у них как бы отобрали кусок хлеба, потому что сейчас каждый мент стоит триста рублей в час – это довольно ощутимые деньги для нашей конторы. Поэтому мы отказались от их услуг. Тогда они переоделись, приехали и устроили потасовки в зале. Вот и все. Сейчас в Москве Скляр рок-клуб открыл, так туда уже несколько раз ОМОН врывался, шмонали всех. Это они так охранять хотят. Просто рэкет, настоящий ментовский рэкет.

– Говорят, у вас появилась целая система фан-клубов?

– Система фан-клубов "Алисы" особо не налажена. Есть какое-то подобие такого фан-клуба в Москве и Питере. Все упирается в помещения, которых нет. Поэтому пока все это происходит на частных квартирах. В Москве девочку Катю родители из-за этого просто готовы выгнать из дома. Конечно, нам хотелось бы, чтобы отношения нашей "армии" и группы были более теплыми, а с другой стороны, не хотелось бы, чтобы они постоянно сидели у меня в подъезде, как это происходит сейчас.

– В вашем буклете призыв к фанам по конкретному адресу перечислять деньги. Я не очень поняла, зачем это, что это за авантюра. Объясни, если не трудно.

– Деньги – элементарно: нам – на житье-бытьё, фанам – для того, чтобы они приобретали пластинки, потому-что в магазинах пластинок, в общем-то, нету, то есть они приобретают пластинки и всякую побочную продукцию: нашивки, наклейки и так далее. Но не это самое главное. В этом пакете, который получают фаны, дается членский билет, предоставляющий право бесплатного посещения всех наших концертов в течение года. Ну, а при там, что сейчас, сама знаешь, какие цены на билеты, это неплохая поддержка для фанов. Сейчас на новый 1993 год я хочу произвести что-то вроде перерегистрации членских билетов за определенную цену, естественно, но для тех, кто живет в других городах, старый членский билет остается действительным и дает право посещения концертов, хотя в нем и оговорено, что по нему проходка возможна только в 1992 г. Сейчас мы занимаемся этим вообще себе в убыток, потому что пакет со всеми этими причиндалами стоит 150 рублей, почтовые расходы возросли дико, так что сама понимаешь…

– Это я все понимаю. Меня удивили твои слова, что эти деньги в том числе идут и вам на житъе-бытьё… Это в каком смысле?

– Ну, в каком смысле… Деньги, что мы получаем, я весь год раздавал на группу, мы на эти деньги жили, непосредственно…

– Вот это мне как-то не очень понятно. Знаешь, давай я лучше не буду упоминать про "житье-бытье", а то как-то странно получается, будто вас фены содержат…

– А кто же нас содержит? Если мы своей профессией выбрали исполнение песен со сцены? Нас содержат фаны… С концертов доходов у нас почти нет. Затраты на их организацию слишком велики. Основные средства, на которые существует грунта, это средства от продажи нашей продукции. Ведь мы ее создаем и выпускаем исключительно за свой счет и продается она только на наших концертах. И ничего тут зазорного нет. Так и напиши: на житье-бытье. Более того, я бы обратился к фанам с такими словами: если вы хотите увидеть наш клип, скиньтесь рублей по сто и пришлите нам, тогда мы сможем, наконец, снять клип…

– Да, я слышала, что сейчас снять клип стоит порядка полутора миллионов.

– Ну вот, а если бы прислали фаны по стохе, собрался бы миллион, и мы сняли бы клип.

– А у вас продолжаются взаимоотношения с той студией, где вы осуществляли ваши последние проекты?

– Мы больше там не будем писаться. На какой-то момент там была дружная, хорошая команда людей, которых еще не портили деньги, но все меняется. Как это у Булгакова? Люди-то ничего, только жилищный вопрос их заел…

– Их только слегка испортил квартирный вопрос…

– Да. А тут – их испортил вопрос денежный. Они "развалились", там новый совершенно штат. По "упаковке" студия неплохая, но для записи следующего альбома мы, наверное, будем поступать так: подгоним к репетиционной точке передвижку… То есть, как "БлокАда" записывалась…

– Передвижку "мелодиевскую"?

– Или видеофильмовскую, неважно какую. Бегунов (из группы 'Чайф", – Н.Б.)тут сказал, что у него новый наш альбом как бы ассоциируется с "Энергией" (и для меня тоже – по вкладу моему в него, по психологическим затратам, по тому, как он мне давался), а следующий альбом будет как бы второй "БлокАдой", на новом, естественно, качественном уровне. То есть, мы его запишем быстро, с минимумом всяких дописок, доделок,

– А ты уже знаешь, какие вещи в него войдут?

– Приблизительно знаю…

– Но говорить пока не хочешь?…

– Нет, почему… Значит, так: "Дурак", "Жги-гуляй", 'Черная метка", "Черная рок-н-ролл мама", "Звезда свиней", цоевская "Спокойного сна", Чумы песня "Земля в воде", "Белая невеста", "Агония" и… как же она называется?… "Поезд", тоже Чумы песня. Две песни Чумы будут и одна Цоя, остальные мои. Но это я перечислил с запасом, потому что войдет, наверняка, меньше песен.

– Слушай, а вот ты говорил в свое время, что в "Для тех, кто свалился с Луны", альбом, который вы только что записали и который должен выйти на пластинке в начале 1993 года, войдет песня "Танцевать". Я ее в новом альбоме не услышала.

– А че-то мне не нравится, как она в электричестве звучит. По-моему, все-таки это "подгитарная" песня… А я все же возвращаюсь к разговору о том, за счет чего мы живем… Видишь, покоробило тебя… Но все-таки, за счет чего и кого живет любой артист? Не за счет публики разве?

– В принципе, да. Но об этом как-то не принято говорить, все это обретает обычно эдакие завуалированные формы…

– Это в тебе твоя несколько чрезмерная щепетильность петербургская говорит.

– Черт его знает, может быть, ты и прав.

– Это абсолютно нормально, понимаешь? Абсолютно нормально. Конечно, мы живем только благодаря им. Благодаря чему же еще. если брать материальную сторону жизни?

– Хорошо, твоя позиция мне ясна… Поехали дальше. Насколько я понимаю, вы теперь на полном самообеспечении…

– А мы и всегда были на самообеспечении.

– Я имею в виду, что вы сейчас никак не связываетесь с официальными структурами, с той же "Мелодией", например.

– А мы и не связывались никогда. Мы там раньше просто бесплатно писали альбомы, благодаря Вите Глазкову. Но пластинки, которые там выходили, ведь не являются нашей собственностью. Случись со мной что, и Сашке не на что будет жить, и Аньке (нынешней и бывшей жене. – Н.Б.). Ни "БлокАда", ни "Шестой Лесничий" нам не принадлежат. Слава Богу, с "Шабашом" хоть по-другому. Ведь я Алика Тимошенко сколько теребил, когда можно было забрать наши авторские права у "Мелодии", когда это стоило копейки; палец о палец никто не ударил из директоров, поэтому у меня Алик и уволен к чертовой матери. Да и на "Шабаше" мы могли бы, если бы не он уже заработать столько денег и благодаря этому иметь возможность заниматься только творчеством, а не заботиться о хлебе насущном.

– И что же, ты теперь еще и директорскими делами занимаешься?

– Да…

– Ничего себе. Веселая у тебя жизнь!

– Ох, веселая…

– А Слава у вас еще работает?

– Слава – чистый администратор.

– Концертная деятельность, гастроли и тому подобное?

– Да все это. Но вместе со мной. Я и этим занимаюсь.

– А в основном как директор тем, что называется политикой группы?

– Ну да.

– Расскажи, пожалуйста, о вашей издательской деятельности. Мне в свое время Серега Степанов говорил, что ты помог ему в издании газеты "Иванов". Каким образом и в какой степени? И еще. Я тут обратила внимание, что в выходных данных газеты "Шабаш" ты поименован как член редколлегии. Какие у тебя функции как у члена редколлегии?

– На издание "Иванова" мы с Петей Самойловым попросту дали деньги…

– То есть, были как бы спонсорами этого проекта, финансировали его?

– Совершенно верно. А что касается "Шабаша", то я полностью доверяю Степановым – Сереге и Олесе. Они профессионалы. Газета – это их дело. Я считаю их людьми талантливым и компетентными в издательских вопросах. "Шабаш" – полностью наше издание.

– Вы оплачиваете полиграфические услуги, выкупаете тираж?

– Да А Степановы занимаются именно творческой стороной вопроса… Нет, мы, конечно, тоже участвуем в творческом процессе посильным образом. Наши ребята пишут статьи, я вот обещал о поездке в Иерусалим дать материал. Пока, правда, не собрался… Мы уже начали и авторские гонорары выплачивать корреспондентам нашим. Мозговой центр – Олеся и Сергей. Они и макетом занимаются. Сейчас уже третий номер готовится. Он будет шестнадцатиполосным.

– Ого!

– Да-а… Ну, а последующие уже будут более широкообзорными. Это ведь сначала, что называется для затравки были выпуски, посвященные исключительно "Алисе". В дальнейшем газета будет охватьвать все темы, все персоналии, имеющие отношение к року. Очень большое место мы отведем в будущем поэзии подростковой – как со знаком "плюс", так и со знаком "минус".

– Вы что, хотите публиковать те стихи и тексты, которые присыпают вам фаны, читатели "Шабаша"?

– Вот-вот. Уже много накопилось такого материала. Я кучу посланий отдал Степашке, чтобы они с Олесей там разобрались и подготовили к публикации как бы под двумя рубриками – как надо писать и как не надо писать.

– Не боитесь обидеть тех, кто пишет "как не надо"? Подростки – народ ранимый.

– Но, наверное, лучше сразу объяснить человеку, что не надо браться не за свое дело.

– Нет, это я понимаю, конечно, надо объяснять такие вещи. Но мне думается, лучше делать это по возможности деликатно, с глазу на глаз, а не на печатных страницах. Я ведь из собственного опыта помню, как мне приносили бездарные тексты и стихи и как трудно было называть вещи своими именами, объяснять авторам, почему же то, что они сами считают поэзией, на самом деле таковой не является. Я помню, до каких трагедий порой доходило. Однажды автор текстов группы "Пепел", по-моему, Женя Иванов его звали, чуть не разрыдался у меня в кабинете, когда я сказала, что не могу допустить, чтобы исполнялись такие неграмотные и бездарные тексты.

– Ну, посмотрим. Начнем, конечно, с положительного. Я, видимо, сам буду эту страницу вести, сам буду объяснять начинающим поэтам, что у них хорошо, а что плохо, и почему хорошо, почему плохо, почему мне одно нравится, а другое нет. Это должна быть молодежная такая, интересная, веселая газета со всякими прибамбасами. А обиды?… Но я тоже там всякие карикатуры на себя не возбраняю же публиковать – шаржи, карикатуры, сколько угодно. Какие там обиды, пускай, ради Бога!

– То есть, у вас, я смотрю, целое предприятие.

– Да-а! А сейчас открывают еще магазин "Жги-гуляй", чисто коммерческий. Должны открыть. Во всяком случае, я уже замутил голову кооператорам, у которых денег много. Они палатки свои сворачивают и сейчас хотят как раз откупить территорию.

– А чем торговать будут?

– Ну, конечно, и "snikers"ами и водкой, но в том числе и нашей продукцией.

– А не боятся господа коммерсанты под такой вывеской торговать сникерсами и водкой, да еще, как ты говоришь, круглосуточно? Вдруг найдутся охотники, заев стакан водки сникерсом, начать там все жечь и гулять?

– Более того, я уже договорился с пивзаводом о выпуске пива марки "Жги-гуляй" с моей рожей на этикетке.

– Совсем ты охренел, парень. Христианин фигов. Обратился он, понимаете. Ну-ну!

– Так это пиво же! Его же из хлеба делают! Напиток, который сам Господь… Ох, прости меня Господи! Господь, говорю, он же обращал воду в вино! Пиво же… "Жги-гуляй"!…

– Знаешь, тут в одном из выпусков пресс-клуба авторского телевидения дяденька какой-то, уж не помню в связи с чем, сказал такую вещь: он убедился, что на Руси основным национальным блюдом до сих пор остается "каша в голове".

– Да, хорошо. Что ж, полностью под этим подписываюсь. Она-то как раз в моей голове и присутствует.

– Нет, я просто вспоминаю, как после того, что мы год не виделись, появляется Кинчев и, едва перешагнув порог, заявляет, мы теперь одной с вами веры, Нина Александровна!

– Да-а! Именно!

– …и тут же начинает меня порицать, что я в церковь редко хожу. Одно слово, ортодокс!

– Не-е, в церковь надо ходить Уж очень там приятно.

– Да просто хорошо!

– Хорошо. И приятно. А поскольку я человек, понимаешь, такой, подвержен всякому… всякие приятности очень люблю – ну, алкоголь там, скажем, и… всякое другое…

– …и церковь! Хороший ряд получается!

– Да уж! А что? Церковь, церковь… Я вот всегда говорю, что церковь – та же баня!

– 0-о-х!!!

– Да! Только в баню ходишь – моешь тело, а в церковь ходишь – моешь душу! Вот что такое церковь!

– Мне еще в лесу очень хорошо.

– Так лес – тот же храм. Хотя конечно, смотря куда забредешь. Вот если в осиновый лес… Ой, какие тревожные леса осиновые… или где папоротник да бузина – ой, не кайфовый лес какой сразу становится, очень тяжелый… А вот где еловый сухостой… Вроде и мрачно, дремучий лес-то, а все равно хорошо…

– А я и папоротники, и осины люблю. По мне, все, что растет, – все хорошо, все Божье…

– А я вот еще начал людей с реками сравнивать…

– Да, я тут слышала одно твое интервью на телевидении…

– Ага, я про то говорил что есть люди-космосы, есть океаны, есть люди-озера, люди-реки, люди-лужи, люди-плевки… Себя я причисляю к реке. И вот я думал, какая же я река? И понял, что река Вуокса на самом деле…

– Вуокса? Та самая, на берегу которой я теперь живу? Но почему именно Вуокса?

– Ну, ты же знаешь, какая она. Вот и я, как Вуокса: то широко разливаюсь, спокойно, то снова вдруг весь сузился, мелким становлюсь, сварливым, а то опять все широко, раздольно… Ну, такая небольшая, в общем-то, речонка, но…

– Ничего себе небольшая! Это Вуокса-то?!

– Ну, если ее сравнивать с Нилом или Волгой…

– Ну, разве что в сравнении с Нилом или Волгой, а так-то у нее протяженность тоже будь здоров, чуть ли не сотни километров.

– Сотни километров – ну так что ж… А вот два человечка у меня – так это целые космосы, космические реки… Башлачев да Ревякин. Я, река Вуокса, очень скромно смотрюсь в этом плане.

– Скромно, скромно.

– А я и Шевчука считаю все-таки морем. Не рекой, потому что… Я-то пресноводный, а Юрка соленый… да, соленый.

– А кто тогда Славка Бутусов?

– То-оже река. Тихая такая.

– А Саша Аксенов, Рикошет?

– Рикошет – это озеро. Но такое, в котором проточная вода, течения всякие там… Это без мазы…

– Да-а, интересно.

– Ну, а о лужах да плевках мы говорить не будем?…

– Не будем. Послушай, я все хотела спросить: ты, когда читал рукопись книжки этой, не обиделся там, где я провожу параллели между юродивыми Христа ради и тем, что делаешь ты?

– Да ты чего? Наоборот, ну так в кайф! Ты не представляешь, как я порадовался, когда это прочитал. Мне это больше всего понравилось. Я просто не такой образованный и не смог бы сам все это так объяснить. Ты понимаешь, я как раз новую песню только что, перед тем, как ты мне рукопись дала, написал. Знаешь, как она называется?

– Откуда ж мне знать, раз только что написал?

– Называется песня – "Дурак"!

– Ты серьезно?

– Куда серьезнее-то?!

– Эх, жаль гитары у меня нет. Прочти хоть текст. Тем более, это будет как бы взгляд в будущее, в новый альбом "Алисы".

– Тогда я начинаю.

– Валяй!

– Ну, значит, "Дурак"

 
Как-то раз по весне ранней
Поманила пожар-птица
По дорогам земли дурня
К солнцу тропы искать.
Над землей городов крыши,
А над крышами – дым, сажа,
А над сажей небес выше -
Солнца белая рать.
Сколько дурень в нужде горе мыкал,
Износил сапогов сотни,
А рубах изодрал столько,
Сколько трав истоптал.
По земле собирал сказки
Да учился у птиц песням,
Веселил городов толпы,
Но ближе к солнцу не стал.
Ох, тропинки-лесенки
Прямо по земле в небеса!
Как найти, увидеть
Да не проглядеть, не потерять.
А у неба радости.
Только солнцу глянешь в глаза,
Отвернешь, укроешься
Да слезою вспыхнешь опять.
 
 
Вот так
В сказку словом льемся.
Вот так
Смеемся.
 
 
Ходит дурак по земле босиком
Берегами рек да опушкой леса,
Веселит дурак почтенный народ
Все да по площадям городов.
От сумы тюрьма,
От тюрьмы сума.
Не страшится пес ни огня ни беса.
Все сплетает Слово из слов.
И ты, как он, проходишь по земле.
Ему, как всем,
Тебе, как всем.
От рода по судьбе.
Иди своей дорогой!
Ищи свою тропу!
Найдет дурак, найдешь и ты
Даст Бог, и я найду!
 
 
Вот так
В сказку словом льемся.
Вот так
Смеемся.
 
 
Это только присказка,
А сказка бежит речкой.
Да дела не идут скоро.
Ближе к солнцу не стал дурень,
Но стал теплее сердцем.
Где бы он ни сложил песню,
Где бы ни проросло Слово,
Стелет в небо из звезд тропы
По еще горячим следам.
Стелет сквозь городов крыши,
Выше крыш да сквозь дым, сажу
Стелет даже небес выше
Солнца белая рать.
Вот что сталось весной ранней.
Заманила пожар-птица
На дороги земли дурня
К солнцу тропы искать…
 

Декабрь 1992…