Текст книги "Зодиак"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

19

Остаток дня прошел за тупым физическим трудом. Выстелив дно мебельного фургона плотным полиэтиленом, мы высыпали на него горой цемент и гравий и перемешали. Потом я подыскал себе бар, чтобы расслабиться. Около половины двенадцатого я оторвался от игрового автомата, где гонял шарики, и позволил Алану с Фрэнком забрать себя на фургоне. Мы приехали к «Боунеру», нашли тупичок и задом подогнали фургон к канализационному колодцу. Остальное – самоочевидно. Мы подняли люк. Специального инструмента у нас не было, но силач вроде Фрэнка способен справиться с такой задачей при помощи долота и лома. Потом мы выстроились цепочкой: один в фургоне насыпал смесь гравия с цементом в мешки и передавал второму, а третий спускал их в канализационную трубу, пока она не заполнилась от стенки до стенки и снизу доверху. Потом повторили весь процесс, чтобы получилась двойная прокладка. Еще мы вбили несколько арматурных стержней, чтобы ее усилить. К тому времени труба наполовину закупорилась и между мешками сочилась диоксиновая слизь.

Меня стошнило, потому что я за игрой съел три десятка перченых куриных крылышек, – пришлось избавляться от них прямо в колодец. Вероятно, это не первая порция полупереваренных крылышек, которая посетила здешнюю канализацию.

Потом мы вооружились напильниками и наждачной бумагой и сняли всю ржавчину с люка и железного обода в асфальте, затем выдавили на них основательную дозу эпоксидного клея и намертво приклеили крышку, а после залили все слоем жидкого цемента и его раскатали. Поверх влажного цемента мы бросили лист фанеры и загнали на него задними колесами фургон. Мы спустили шины, вывинтили золотники, сняли крышку трамблера и в качестве завершающего штриха навесили на ворота завода несколько криптонитовых замков. Чтобы цемент успел затвердеть как полагается (а в этом заключался смысл всей операции), мы оставили Алана на часах, развернули в фургоне спальные мешки и заснули, вдыхая слабоканцерогенную цементную пыль.

Для ночной операции эта, с точки зрения эффектности для журналистов, удалась неплохо. Никто не знал, зачем мы здесь (мы решили, пусть сами догадаются), но в Буффало любят, когда растрепанные зеленые докучают «Боунер Хемикэлс». Первая бригада новостей явилась в семь утра с пончиками и взяла у нас интервью для утренней передачи по местному каналу. Затем настал черед шишек из «Боунера», которые потребовали, чтобы мы убрались с их завода, не то нас арестуют, и каждому мы повторяли, мол, мы не на их территории, а в общественном месте. Тогда потребовать от нас того же пригнали юристов, словно смена посланников что-нибудь даст. Несколько раз приезжали копы, которым мы показывали карты города, а еще напоминали, что нигде поблизости нет таблички «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Это их удовлетворило. Калифорнийские копы нас бы избили и обыскали наши анусы на предмет крэка, но эти считали нас бравыми симпатягами.

Потом стали появляться сами горожане и приносить нам еду. Два слоеных торта. Вишневый пирог. Семнадцать пакетов чипсов. Пять упаковок пива разных сортов. Еще шесть пакетов чипсов. В общем и целом сорок шесть пончиков. Снова чипсы. Фрэнк был в ужасе.

– Это же отрава, – кипятился он в фургоне, где его слов не было слышно с улицы. Но когда появилась дамочка с очередным пламенно-красным якобы вишневым тортом, он цветисто ее поблагодарил.

«Боунер» поставил своих охранников по периметру всего тупичка. О канализационном колодце начальство пока не догадалось. Просто считало, что мы устроили здесь базу для какого-то противозаконного нападения. Как ни глупо это звучит, именно так «Боунер» видит мир вокруг.

Как только стемнело, они выкатили большие прожектора и направили их на нас. Стало светло как днем, даже ярче. Тем, кто спал в фургоне, это не мешало, но раздражало того, кого оставляли на страже. Ну и ладно: мы надели солнечные очки. Я попросил Дебби привезти наш большой морской строб, и мы установили его на крыше фургона. Его вспышки были видны, наверное, даже сквозь каменную стену. Часовому в фургоне свет в глаза не бил, зато охранникам, которые не спали всю ночь и пялились на нас, наверное, показался смертоубийственным. К восходу логотип фирмы, у которой мы арендовали строб, намертво впечатался в их оптические нервы.

На второй день боунеровские шишки чуточку поумнели и позвонили в пожарную часть. На такое мы не рассчитывали. Прикатила самая обычная пожарная машина с мигалками на крыше, и из нее вышел, судя по всему, начальник местной пожарной охраны. К нему тут же суетливо подбежали юристы «Боунера» и пристроились с флангов, словно были с ним заодно. Он назвал себя, а я сказал, что я тут главный.

– Вы перегородили общественную улицу, – начал он.

– Никто ею не пользуется, – парировал я. – Это тупик. Ворота заперты, и администрация завода потеряла ключи.

– В обычных обстоятельствах я ничего не имел бы против, но иногда на заводе случаются пожары.

– Проклятие! Наверное, сущий ад их тушить.

– А?

– Там ведь столько всяких химикатов производят. Вы, должно быть, справочником пользуетесь, чтобы все опознать.

– Э-э… да. И позвольте заметить, когда нас вызывают на этот завод, радости от этого никакой, уж вы мне поверьте.

– Время пускать «Пурпурный К», а?

– В точку. – Официальная маска пошла трещинами. «Пурпурный К» – пенистое вещество, которое держат в аэропортах для тушения взорвавшихся «Боингов 747». Иногда оно помогает при химических пожарах.

– Но если пожар все же возникнет, – продолжал он, – нам нужно будет подъехать к воротам.

– Нет проблем. Мы тут круглые сутки. Если будет пожар, мы уберем машину.

– А как же ворота? Мне сказали, вы их заперли.

– Ключи по соседству. Если возникнут проблемы, мы в пять минут откроем ворота.

– Слишком долго.

– Тридцать секунд.

– Тогда ладно, – сказал начальник пожарной охраны, сел в свою машину и уехал. Святая правда. Адвокаты «Боунера» так и остались стоять, вцепившись в портфели.

В третий день ничего особенного не произошло. «Боунер» решил относиться к происходящему терпимо – как к глупой шутке. Руководство все еще понятия не имело о мешках с бетоном. А где-то на заводе токсичные отходы собирались в каком-нибудь отстойнике, но этого пока никто не заметил. Сегодня ночью мы уедем, и если у кого-то в администрации есть голова на плечах, он просечет, что крышка канализационного колодца исчезла.

После полудня мы с Дебби перебрались в апартаменты для новобрачных, где много говорили по душам и едва не занялись сексом. Я не желал слезать с кровати, просто лежал и смотрел под пиво «Магазин на диване» по местному каналу, заказывая микроволновые печи на кредитную карточку «Биотроникс» и посылая их по случайным адресам в Роксбери. Три дня в мебельном фургоне меня измотали. К нам заглянул Джим Грандфазер, и я убрал пиво, потому что ему мешал запах, и мы тихонько сидели, смотря футбольный матч без звука и слушая, как Дебби поет в душе.

Утром я принял ванну, позаимствовал у горничной фен и засушивал им волосы, пока не стал похож на заднюю шину мотоцикла после трансконтинентального броска. Потом надел благопристойный костюм-тройку и махровые гольфы, поверх которых натянул полиэтиленовые мешки, и сунул ноги в ярко-зеленые высокие кроссовки, испачканные и заляпанные всевозможными токсичными отходами. (Пока не настанет пора пустить в ход это оружие, я держу их в переносном холодильнике.) И в качестве завершающего штриха повязал галстук, изображавший дохлую форель. Джим отвез меня в центр на своем пикапе. Сам он направился на поиски ремня для стиральной машины, а я подошел ко входу в большое офисное здание.

Охранники уже меня ждали и отвели куда-то почти на самый верх. Мы провернули коронный номер с проскальзыванием, пролетев через лабиринт секретарей, а после они втолкнули меня в модный конференц-зал, где собрался высший эшелон «Боунер Хемикэлс».

Все было расписано заранее. Тут сошлись десяток богатых белых мужиков, и все против меня. На самом деле я тоже белый, но почему-то всегда про это забываю. Итак, белые мужики сидели полукругом, наподобие параболической антенны, в фокусной точке которой стоял одинокий стул, – чтобы они могли обрушить на меня всю свою мощь. Я же выбрал свободный стул в стороне, под окном. Заскрипела обувная кожа, поднялись невидимые облака одеколона и мартини, когда шишкам пришлось развернуться и переставить кресла. Кресла были массивными, поэтому передислокация потребовала немалых физических усилий. Я разрушил их четкий план, и теперь шишки расселись кое-как: одни чинуши оказались слишком далеко в стороне, другим пришлось выглядывать поверх накладных плечей в едва заметную полоску. И все они щурились на солнце – удачное совпадение. Я откинулся со стулом, чтобы спинка уперлась в подоконник, а мои зеленые кроссовки задрались почти на стол. Оглядывая нервную фалангу сливок общества перед собой, я вдруг подумал, ну и извращенная у меня работа. Дни напролет я живу и работаю с людьми, которые, если бы не «ЭООС», нанимающая их, вероятно, устраивали бы кукольные представления на улицах. С людьми, которые кладут под подушку кристаллы кварца, лишь бы избежать рака, которые считают, что день прошел зря, если им не удалось проскандировать перед камерой новую речевку протеста. А после я угрожаю советам директоров крупных корпораций. В выходные я ныряю с аквалангом в канализационных отходах. Моя тетушка неустанно спрашивает, нашел ли я себе приличное место.

Все представились, но имена и должности быстро вылетели у меня из головы. Менеджеры высшего звена не прикалывают беджики с именами к угольно-черным камвольным пиджакам. Большинство тут были боунерцами, но имелись и люди из «Баско».

– Мне очень жаль, что так вышло с вашим местом сброса диоксинов, – солгал я, – но не волнуйтесь. Проблема невелика, решается парой сотен фунтов динамита.

– Если думаете, мистер, что можете взять и заткнуть канализационную трубу Буффало, то ошибаетесь, – сказал шишка в очках размером с иллюминатор.

– Мне это с рук не сойдет?

– Да.

– Уже сошло. Переходим к пункту два. Одна маленькая птичка пропела нам про вашу тайную трубу на Ниагарском водопаде. Завтра мы покажем это место журналистам.

– Не знаю, о чем вы говорите, – заявил шишка, которого я мысленно окрестил «господин Трусло». – Нам нужно поговорить с отделом инженерного обеспечения.

– Пункт три. Вас, ребята, перекупает «Баско»?

– Подробности этой сделки хранятся в тайне, – заявил забальзамированный тип с выцветшими глазами.

– Не совсем, – отозвался я.

Еще один бонза (с эрекцией) неловко заелозил на стуле.

– К чему вы клоните?

Я присвистнул.

– Покупка акций лицами, обладающими конфиденциальной информацией, малыш. Первейший запрет Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям.

Правду сказать, последнее я придумал по ходу. Но я знал, что подобная передача акций имеет место. Она всегда имеет место. А этих типов до чертиков напугает сама мысль о том, что у нас есть шанс натравить на них КЦБ.

– Хотелось бы знать, мистер Тейлор, нельзя ли и мне внести пункт в повестку дня, – спросил улыбчивый яппи. Наверняка у него где-то стоит яхта класса IV, и вообще он слишком много времени проводит на тренажере «Наутилус».

Он мне усмехнулся – довольно неожиданный шаг в подобной ситуации. Шишки зашевелились, смеха его выходка не вызвала, зато дала возможность чуть расслабиться, вздохнуть свободно. Воздух в конференц-зале был настоенно горячим и отчаянно затхлым.

Я развел руками, мол, валяйте.

– К вашим услугам, мистер…

– Логлин. Знаю, столько имен запомнить трудновато.

Эта упоенная неформальность вытекала из точного расчета, но на верхних этажах офисных зданий я цепляюсь за любую, какую мне предложат. Опустив ножки стула на ковер, я принял общеамериканскую позу номер четыре: одна нога закинута на другую, одна зеленая кроссовка на полу, другая покачивается на уровне стола. Глотнув токсичного бескофеинового кофе «Боунер», я подавил потребность пустить ветры.

– О'кей, что у вас за проблема, Логлин?

Вид у него стал почти обиженным.

– Никаких проблем. Почему обязательно должны быть проблемы? Просто мне интересно было бы поболтать с вами в менее… – он обвел жестом комнату, – … клаустрофобичной обстановке.

– О чем?

– Ну, во-первых, повезет ли Сэму Хорну в глухой ситуации так же, как Дейву Хендерсону.

– Мир полон фанатов «Ред Сокс», мистер Логлин. Я всего лишь сплю с одной из них.

– Туше. Тогда о другом. У нас в «Биотроникс» есть кое-какие проекты, способные вас заинтересовать.

– Святой Грааль?

Тут он немного смешался.

– Про Святой Грааль я ничего не знаю.

– Выражение Дольмечера.

– Ах да! Он упоминал, что вы двое поболтали.

– Скорее это был словесный поединок. Вы работаете на «Биотроникс», Логлин?

Шишки разулыбались и стали давиться смешками.

– Я ее президент. – Выпад прозвучал беззлобно.

Ах да, я же видел его фотографию в газете пару месяцев назад.

Тридцатью этажами ниже Джим ждал меня в своем стареньком пикапе, читая гарантию на ремень для стиральной машины.

– Такова, наверное, реальность, – сказал я, устраиваясь на пассажирском сиденье.

– Бери или беги.

– Поехали к водопаду, – сказал я. – Устроим там тарарам.

– Интересно было?

– Так, пустяки. Договорился о встрече с восходящей звездой канцерогенной промышленности.

– Чего ради?

– Будем подыскивать Грааль.

Мы поехали к водопаду. Джим расхаживал у вершины в «501-х ливайсах» и индейской куртке, много щурился, глядел благородно и скорбно в камеры телевизионщиков и рассказывал грязные анекдоты газетным журналистам. Поучаствовать в акции приехала команда из отделения «ЭООС» в Торонто, поэтому, когда мы добрались до места, представление уже шло полным ходом. Я расспрашивал, где Дебби, а мне всякий раз отвечали «вон там» и наконец указали на смотровую площадку над водопадом. Там к перилам были привязаны три скалолазных каната. Дебби висела на одном из них почти у самого подножия водопада, одетая в ослепительно яркий водоотталкивающий комбинезон. Она и ее помощники отыскали место выброса «Боунера» (в точности там, где предсказывал Алан) и сейчас вгоняли в скалу «питоны». Ребята из Торонто привезли с собой заготовленный транспарант, сорокафутовый кусок белого сверхпрочного нейлона с огромной красной стрелой. Этот транспарант девчонки сейчас закрепляли на скале так, чтобы стрела указывала прямо на место выброса. Они не спешили, вбили много крюков и натянули по краю восьмидюймовый трос управления элеронами, чтобы транспарант не снесло ветром. Под конец Дебби достала банку флуоресцентной оранжевой краски и по возможности высветила выбросы, чтобы камеры могли их заснять. Полного успеха она не добилась, так как влажность и водяная взвесь не самые лучшие условия для распыляемой краски, но кое-какая все-таки пристала к камням. А если нет, то затем и повесили транспарант со стрелой.

20

По возвращении домой меня ждала обычная чепуха, которая накапливается, пока ты в отъезде. Письма и сообщения. Найти подарок тетушке на день рождения. Подписать кипу бумаг, чтобы Таня могла продолжать «учебу» в «ЭООС». В нашем доме отключили телефон, поэтому пришлось всем садиться и выяснять, откуда взялись неоплаченные счета за междугородние разговоры трехмесячной давности. Посреди бурной дискуссии, кто в три утра семнадцать раз подряд звонил в Санта-Круз, Айк объявил, что от нас съезжает. Ему надоели проблемы с водопроводом, сказал он, и странные сообщения на автоответчике, и пока он был на работе, приехал Роскоммон и сорвал с балкона плакат кампании Мела Кинга. Ну и ладно. Все равно садовник из Айка был никудышный, и он вечно жаловался, когда я гонял мои игрушечные поезда после комендантского часа. Лесбиянки-плотники Тесс и Лори заявили, что кухня им больше нравится после того, как мы разобрали мусор и прибрались, так давайте не будем снова ее захламлять. Я напомнил, что перед отъездом в Буффало купил три новых бадминтонных волана, а теперь они исчезли. Называть нам себя «кооперативом» или «коммуной»? А как насчет просто «дома»? Кто соскреб тефлон с большой сковородки? Раз Тесс пропалывает огород, получит ли она больше помидоров? Чьи волосы забивают сток в душе: женские, потому что у них их больше, или мужские, потому что они у них больше выпадают? Можно ли сливать растопленный жир от бекона в раковину, если одновременно пускать горячую воду? Можно ли класть металлические крышки с бутылок в бак для перерабатываемого мусора? Не пора ли покупать новые дрова? Клен или сосну? Все согласны, что соседи истязают своих детей? Физически или только психологически? Является ли борная кислота в порошке от тараканов биоаккумулируемым токсином? Куда подевался велосипедный насос и можно ли взять его с собой в поездку? Чья очередь оттирать зеленую плесень между плитками в ванной?

Соседи пошли на крайние неудобства, сохранив для меня послание на автоответчике. Мне пришлось прослушать его трижды, потому что я не мог поверить своим ушам. Это был Дольмечер. Говорил он дружески. Хотел, чтобы я поехал с ним в Нью-Гэмпшир поиграть «на выживание» – поизображать в лесу десантников. Он пытается привлечь побольше людей из Бостона, пояснил он, а (только подумайте!) все, с кем он работает, ужасные «зануды».

В одном надо отдать ему должное, у него хватает духу тащиться туда каждый уик-энд и воевать с неотесанными вырожденцами из Нью-Гэмпшира. Стреляют они не настоящими пулями, но грязь и холод вполне реальны.

Его свински счастливый тон меня встревожил. Очевидно, «Проект Грааль» идет полным ходом. Под конец он напомнил мне о встрече с Логлином. Какого черта им от меня надо?

Проклятие, может, они наткнулись на что-то дельное? Неужели нашли способ очищать токсичные отходы? Если так, замечательно. Но почему-то эта мысль очень меня обеспокоила.

Или я себе одному отвожу роль героя? Может, в этом моя истинная проблема? Если Дольмечер и его улыбчивый накачанный босс нашли идеальный способ избавляться от токсинов, пока я, заросший и нечесаный, сидел посреди гавани в «Зодиаке», а с работы домой ездил на велосипеде, то кто я после этого? Устаревший и ненужный. Но пока «Биотроникс» разыгрывает передо мной драму «хороший коп – плохой коп». Пугает до чертиков меня и моих друзей, а потом, когда я догадываюсь, кто за этим стоит, расплывается в улыбках и приглашает на дружескую встречу.

Была еще уйма сообщений от Ребекки, которые не сохранились, но звучали они более-менее одинаково: я пытаюсь с тобой связаться, свинья, почему ты не перезваниваешь? В следующий же раз, когда буду в офисе, надо ей позвонить.

– Как поживает задетый воин?

Ребекка любит бросаться эпитетами: Гранола Джеймс Бонд, Задетый Воин.

– Ты о чем?

– О гордости, С.Т. О твоей гордости. Когда мы в прошлый раз разговаривали…

– Ах да. История с исчезающими ПХБ. Ага, еще немного саднит. Но я отлично провел время в Буффало. – Я ввел ее в курс дела.

– За кампанией Плеши следил?

– Да, кстати. «Баско» покупает «Боунер». Крупное слияние, сама понимаешь. Ходят слухи о передаче акций своим же.

– Давай обсудим. Так как насчет статьи? Ты же обещал.

Поэтому мы договорились о встрече. Относительно статьи я все еще сомневался. Возможно, будет забавно – в духе стрельбы по уткам в бочке. Но, впрочем, я то и дело палю в какого-нибудь известного политикана. Несколько на удивление видных местных деятелей уже обращались ко мне с просьбой написать для их программы что-нибудь о проблеме опасных отходов. Но если у меня войдет в привычку ругать Подхалима в альтернативной прессе, они начнут меня сторониться.

В мое отсутствие кто-то положил мне на стол вырезки из газет про болвана Смирноффа. Бойскауты-террористы собрались на свою первую сходку и пригласили всю местную прессу, один-два журналиста даже приехали. Смирнофф выступил с заявлением, довольно путаным (как я, впрочем, и ожидал), в котором то поливал «ЭООС» грязью за излишнюю консервативность, то рукоплескал нашим методам «прямого действия». В одной из вырезок имелась фотография, на которой я разглядел фрагмент бороды скаута, с обожанием смотревшего на Смирноффа, и почти готов был утверждать, что это Уэймен, тот тип из наших, который переключился на заднюю передачу посреди автострады. Некоторое время я пытался с ним связаться, но со своей старой квартиры он съехал, и никто не знал, где он обретается.

– Он скрывается, – объяснил его бывший сосед, – потому что у него на хвосте ФБР.

– Эка невидаль, – сказал я, разобидев этого еще не арестованного конспиратора.

Остаток дня я провел за написанием писем и пресс-релизов, в которых разоблачал таких, как Смирнофф и его кумир Бун, и объяснял (очень короткими фразами), в чем разница между ними и нами. После я все стер из компьютера. Эти тексты никогда не увидят свет, потому что мы не говорим о таких, как Смирнофф, мы их игнорируем.

В первую неделю по возвращении я бил баклуши. Никаких крупных акций на горизонте, никаких появлений в суде, никаких приконченных машин. Я сварганил чертову прорву папье-маше и добавил к моей железной дороге новую гору. Я продал еще парочку своих акций «Масс Анальной» и купил антикварный локомотив. Мы с Бартоломью, Дебби, Тесс и Лори сыграли несколько сотен партий в бадминтон после работы.

Но всерьез пришлось браться за дело, когда Эсмеральда прислала мне копию фотографии из «Бостон глоуб» за 13 июля 1956 года, со второй страницы раздела «Бизнес». Изображен на ней был Олвин Плеши в бытность свою пронырливым юным инженером главного предприятия «Баско» на Щелочной улице. Я узнал силуэт здания: это был их большой электролизный завод. Речь – о том самом химическом процессе, который погубил Ниагару. На заводе производили уйму всяких химикатов, поэтому требовалась уйма электроэнергии. Иными словами, мощное оборудование, причем в большом количестве. Огромные трансформаторы. Множество трансформаторов, каждый размером с гараж на две машины.

«НОВОЕ ОБОРУДОВАНИЕ ДЛЯ “БАСКО”. Главный инженер Олвин Плеши наблюдает за установкой нового оборудования на заводе “Баско” в Эверетт. Оборудование будет использовано для производства промышленных и сельскохозяйственных химикатов».

«Которые будут распылены надо всем Вьетнамом», – мысленно добавил я. Заголовок заголовком, но меня больше привлекла фотография. Нужно быть последним идиотом, чтобы не понимать, что тут речь не просто об «оборудовании». Тут речь о колоссальных трансформаторах. Их опускали сквозь отверстия в крыше.

Сам факт, что в 1956 году «Баско» купила новое оборудование, меня не интересовал. Важнее было другое: чтобы освободить место для новых трансформаторов, надо избавиться от старых. А они, вероятно, были полны ПХБ, то есть там скопились сотни тысяч галлонов отравы. У «Баско» годами были проблемы с ПХБ, но не в таких масштабах.

Плеши спрятал где-то озеро токсичных отходов и сумел тридцать лет его замалчивать. Интересно, вспоминает ли он о нем по ночам? И что скажут акционеры, когда я о нем сообщу, пошлю им копии этой фотографии?

Предположим, люди «Баско» просто затопили трансформаторы где-то в гавани. Или закопали на каком-нибудь своем участке. Рано или поздно они обязательно протекут, и тогда начнется ад кромешный. На это может уйти много лет – скажем, тридцать. Но рано или поздно такое случится.

И в «Баско» про это знают. Руководство молчит, дергается. Возможно, настолько, чтобы послать наблюдать за тем местом головорезов на «сигарете».

Все это – чистой воды домыслы. Но они объясняли омара. К сожалению, они не объясняли исчезновения ПХБ.

Я снова посмотрел на фотографию. Плеши растянул губы в широкой, сияющей улыбке, после пятидесятых годов таких уже не увидишь. Готов поспорить, двадцать лет спустя, читая про рисовое масло в Кусо, он не улыбался.

Зато много улыбок было в «Биотроникс», во всяком случае, в первые десять минут. Логлин даже машину за мной прислал. Сказал, что чувствовал бы себя ужасно, если бы меня с моим велосипедом сбила по дороге машина. То ли он был чертовски бестактным, то ли давал мне понять, как много обо мне знает.

А значит, и мне пора узнать побольше о Логлине, и на то у меня было несколько способов. Но большинству придется подождать до конца встречи, поэтому я в сравнительном неведении катил в роскошном лимузине к хай-тек-офисному зданию у реки недалеко от Гарварда. Даже недалеко от того места, где я жил. Я поднялся на верхний этаж и «Биотроникс» нашел без труда – по запаху. Тут пользовались растворителями – в основном для очистки и стерилизации посуды. Этиловый и метиловый спирт. Какой-то дезинфектант с ароматической отдушкой, чтобы запах был повнушительнее. Душок хлорной кислоты, вероятно, для серьезной чистки. Сладость ацетона. Тут не было ничего необычного, стандартный лабораторный букет. Неудивительно, что они сидят на последнем этаже: они поставили вытяжки для сбора токсичных паров, которые выпускают прямо в атмосферу через шахты вентиляции на крыше.

Логлин встретил меня у дверей и лапищу выбросил вперед наподобие немецкого Юнкерса «Штука», сдавил мне руку пожатием учителя физкультуры, осияв улыбкой ведущего телешоу. И перебивая лабораторные запахи, в нос мне ударило вонью знакомого одеколона.

Но в настоящий момент наплечной кобуры на нем не было. И такой одеколон можно купить в любом претенциозном магазине. Или, если у тебя есть доступ к газовому хроматографу, самому синтезировать его за сотую долю магазинной стоимости. Поэтому лучше расслабиться и не хвататься за параноидальные догадки. Крутые мужики и крутые пушки – не обязательно пара. Я незаметно вытер руку о джинсы и последовал за ним мимо улыбчивых секретарш, веселого лаборанта, толкавшего перед собой тележку с пробирками и колбами, мрачного техника, чинившего ксерокс, здоровых и бодрых старших менеджеров и так далее и тому подобное. От пребывания в офисе у меня всегда мурашки по коже. Слишком много доброго веселья. Слишком много тонкой шерсти, кондиционированного воздуха, посредственного кофе, флуоресцентных ламп, губной помады, запаха нового ковролина и треклятых отксеренных комиксов по стенам. Мне хотелось крикнуть: «Картинка Гарри Ларсона на двери еще не делает вас интересными людьми!» Но где-то в задних помещениях прячется лаборатория, и это оправдывало все остальное.

Она оказалась не слишком большой. Там имелся газовый хроматограф, довольно дешевенький, и кое-какие аналитические приборы, а у стены – самый странный прибор из всех и назывался он Дольмечер.

Держа в руках компьютерную распечатку, Дольмечер сосредоточенно шевелил губами.

– С.Т.! – крикнул он, чуточку громче, чем следовало бы, и спазматически заморгал, когда его контактные линзы попытались перестроиться. – Жаль, что ты не приехал в воскресенье.

– Застрял в Буффало. А ты убил кого-нибудь?

– Да! Всадил пулю прямо за ухо одному резервисту. С тридцати ярдов. Господи, как же он сконфузился.

– Понятно. Так ты тут работаешь?

– Отчасти.

– Ну и где анализатор ДНК? Где емкости для разведения бактерий? Где растущий без света табак?

– Мы же в Кембридже, – сказал Логлин и сумел разразиться на удивление добродушным гортанным смехом.

– Ага. И люди вроде меня испортили жизнь людям вроде вас.

– Господи, С.Т., – почти заскулил Дольмечер, – вы, ребята, честное слово, ставите нам палки в колеса. Мы едва-едва офисы здесь получили.

– Я тут ни при чем, – парировал я. – Гены вне моей компетенции.

Много лет назад другая группа «паникеров» пробила пару законов, осложнивших жизнь генным инженерам в Кембридже.

– Сейчас, возможно, да, С.Т., – вмешался Логлин, – но скоро это изменится.

– Да, мне уже достаточно намекали.

На секунду маска любезности сползла, и Логлин дернул головой в сторону двери. Наверное, хотел показать, что мы уходим. Дольмечер автоматически двинулся следом.

– А где остальное? – спросил я, чтобы убить время, пока мы шли по коридору.

– К сожалению, в настоящий момент у нас нет единого помещения, – отозвался Логлин. – Из-за всяких постановлений по охране окружающей среды различные отделы «Биотроникс» разбросаны по всему предместью. Здесь только штаб-квартира. И, как вы видели, скромная аналитическая лаборатория.

– Только маленькие молекулы?

– Только маленькие молекулы, – согласился Логлин, а потом вдруг повернулся, пригвоздив меня свирепым взглядом через плечо. – Принцип Сэнгеймона.

Я ушам своим не поверил. Все это время он водил меня за нос, а я даже не догадывался. Он прямо-таки умолял съездить ему по физиономии, лишь бы пустить в ход все свои нескоординированные, заработанные на «Наутилусе» мышцы. А после вызвать адвокатов.

Он привел меня в конференц-зал, где я сел спиной к окну. Логлин закрыл дверь, и Дольмечер сиротливо затоптался у порога.

– Знаете, Логлин, вы самый приятный малый из всех, кто смертельно меня ненавидел, – сказал я.

Он рассмеялся – беззаботным смехом человека с чистой совестью.

– Сомневаюсь.

Дольмечер только вертел головой, как зритель на теннисном матче. Я же старался подавить реакцию «беги-или-дерись»: попил их воды (разумеется, природной, родниковой) и медленно дышал, стараясь, чтобы голосовые связки расслабились. Интересно, это Логлин убил Попрошайку или те два придурка, Клейнхоффер с Дитрихом? Или все трое?

– Ну, начинаем презентацию? – попытался отвлечь нас Дольмечер.

– Дети есть, Логлин? – спросил я.

– Думаю, вам это покажется интересным, – сказал Логлин.

– Может, расскажем ему про секретность? – вклинился Дольмечер.

– Эти исследования не публиковались, – пояснил Логлин. – Во избежание конкуренции.

– Конкурируете с полицией?

– Со всеми прочими фирмами в нашей области. Разумеется, когда покинете это здание, можете рассказывать, что пожелаете, мы все будем отрицать. Вы добьетесь лишь того, что дадите незначительное преимущество нашим конкурентам.

– Ладно, – сказал я. – Давайте покончим с этой ерундой. Мы все занятые люди. Вы, ребята, работаете над созданием какой-то трансгенной бактерии, которая решила бы проблему органического хлора.

– Совершенно верно, – закивал Дольмечер.

– Думаю, вы купили немного времени на суперкомпьютере «Крей» или чем-то подобном, просчитали уравнения квантовой механики, выработали приблизительное численное решение гамильтонова цикла, отыскали какое-то переходное состояние между ковалентным и ионным хлором и сообразили, как ввести электрон в атом хлора, чтобы он снова стал ионным. Нашли реакцию, которую может производить какой-нибудь геном… Как вы его обозвали?

– Плазмида, – сказал Логлин.

– Плазмиду, которую можно поместить в бактерию, и та будет воспроизводиться в неограниченных количествах. А сейчас вы хотите получить одобрение экспертов, чтобы использовать эту штуку для очистки токсичных отходов. Превратить весь ковалентный хлор назад в морскую соль.