355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нил Гейман » Невероятные расследования Шерлока Холмса » Текст книги (страница 9)
Невероятные расследования Шерлока Холмса
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 23:27

Текст книги "Невероятные расследования Шерлока Холмса"


Автор книги: Нил Гейман


Соавторы: Энн Перри,Танит Ли,Майкл Джон Муркок,Энтони Берджесс,Барбара Джоан Хэмбли,Питер Тримейн,Роберт Джеймс Сойер,Наоми Новик,Эдвард Д. Хох,Стивен М. Бакстер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Что оказалось верным, Холмс? Постойте! Это был фотограф – только у него есть магниевый порошок!

– И доскональные познания в географии полей Суррея? Нет. Купить магниевый порошок проще простого… или украсть. Нет, все они тут ни при чем.

– Тогда кто?

– Кому это выгодно?

Я задумался. Если бы сэр Артур написал об этих событиях, то получил бы кругленькую сумму и за саму книгу, и за лекционный тур. Однако Холмс уже упомянул, что Дойл невиновен. Тем не менее что выгодно самому сэру Артуру, выгодно и всем его близким…

– Это не может быть леди Конан Дойл! – воскликнул я потрясенно.

– Разумеется, – ответил Холмс.

– Дворецкий? Шофер? Он знает, как вывести из строя автомобиль…

– Роберт Холдер, Ватсон! – воскликнул Холмс. – Роберт Холдер! Вероятно – и даже несомненно – при содействии Джеймса, дворецкого и соседей-арендаторов. Но придумал все Роберт, несмотря на свою простоватую наружность. Настоящий деревенский Гудини! – Холмс задумался. – Более того, он воспользовался кое-какими приемами из моего арсенала. И едва не одолел меня!

– Бросив вызов вам, он рисковал всем!

– Я появился неожиданно. Роберт, конечно, надеялся, что расследование будет вести сам сэр Артур. Когда мы с вами приехали, фермер, должно быть, понял, что надо стоять до последнего или поплатиться за дерзость. Потому он и обеспечил Дойлу вескую причину отмахнуться от моего решения и от меня. Сэр Артур клюнул на приманку. Разве он мог сопротивляться такому соблазну?

Холмс на миг посмотрел в окно. Мимо, словно зеленые озера, проносились нетронутые поля.

– Если бы Роберт не заблуждался относительно скорости света, как и я, – сказал Холмс, – я выяснил бы, что произошло и даже как именно, но нипочем не догадался бы, кто это сделал.

– Удивительно, Холмс, но вы, кажется, прониклись к нему симпатией, – неодобрительно заметил я.

– Да, Ватсон, так и есть. Роберт – человек явно достойный.

– Достойный?!

– Он ответил отказом, когда сэр Артур предложил освободить его от арендной платы за год. Воровать он не хочет.

– Только лгать.

– Как Гудини. И любой фокусник или рассказчик. Шекспир тоже лгал. Вы сами лгали, друг мой, когда описывали наши приключения.

– Я скрывал подлинные имена, – с обидой ответил я. – Да, пожалуй, иногда кое-что переставлял… – Я умолк и кивнул. – Хорошо: я лгал!

– У тех, кто возделывает землю, тяжелая жизнь. Сейчас мы с вами процветаем, а вспомните, как жили в молодости: перебивались с хлеба на квас, не знали, что такое новая рубашка или башмаки без дыр. А теперь представьте себе, что лучше не станет и так будет всегда. Всю жизнь!

Мне сразу вспомнились отец и сыновья в новой одежде.

– Кто упрекнет их за то, что они придумали развлечение, сенсацию, чтобы привлечь зевак – людей, у которых есть лишние деньги? И настолько близоруких, – добавил Холмс, – что они не видят улик у себя под носом!

– А как же ваша приверженность истине, Холмс? – спросил я не без язвительности.

– Я знаю истину, – ответил мой друг. – Вы ее знаете. Сэр Артур знает, но отрицает. Ответы на другие загадки я держу при себе и считаю конфиденциальными. Чем эта хуже?

Внезапно я все понял. Холмс не столько симпатизировал мошенникам, сколько презирал охотников за сенсациями, которые хотели и даже рвались быть обманутыми.

– Хорошо, Холмс, – сказал я. – Если вы довольны, я тоже.

Несколько миль мы проехали молча, убаюканные ходом поезда, – попивали великолепный коньяк сэра Артура и любовались безмятежными видами английских деревень. Я думал о том, каким стал бы этот мир, если бы его действительно посетили существа с других планет.

– Холмс, – сказал я.

– Да, Ватсон?

– Почему сэр Артур так охотно вам заплатил, хотя не поверил вашим доводам? Что он сказал перед самым отъездом?

– Он сказал: «Я понимаю, почему вы такой необыкновенный человек. У вас, как и у Гудини, есть веские причины скрывать свои способности и подлинную природу. Понимаю, почему Шерлок Холмс не может раскрыть правду о наших гостях. Это сделаю я. И вашу тайну сохраню – можете мне доверять».

– Вашу тайну?

– Да, Ватсон. – Холмс улыбнулся. – Сэр Артур Конан Дойл убежден, что я – марсианин.

Даррел Швейцер
Тень смерти

Даррел Швейцер – автор романов «The Shattered Goddess» и «The Mask of the Sorcerer», а также многочисленных рассказов, вошедших в сборники «Transients», «Nightscapes», «Refugees from an Imaginary Country» и «Necromancies and Netherworlds». Его последние книги – «The Fantastic Horizon», «Ghosts of Past and Future» и «Living with the Dead». Швейцер также известен как редактор и критик. Последние несколько лет он являлся одним из редакторов журнала «Weird Tales» и в настоящее время редактирует антологии «The Secret History of Vampires», «Cthulhu’s Reign» и антологию городского фэнтези про оборотней.

У любого из нас бывают дни, когда окружающий мир кажется невыносимым, хочется запереться у себя в комнате и не выходить. Мысль о том, что слой дерева и штукатурки толщиной в фут способен защитить от проблем – иллюзия, но иллюзия утешительная, и она находит отклик. На идее безопасной комнаты во враждебной вселенной основаны полные драматизма сюжеты ряда авторов. Например, «Музыка Эриха Цанна» Г. Ф. Лавкрафта повествует о скрипаче, играющем неземные мелодии, чтобы не позволить враждебным сущностям вторгнуться в его жилище. В «Деталях» Чайны Мьевиля рассказывается о женщине, оштукатурившей и покрасившей в белый цвет стены своей квартиры, чтобы не осталось никаких линий, поскольку они складывались в навязчивый образ чудовища. Персонажи фильма «Пульс» вынуждены отгораживаться красным скотчем от злых духов.

В человеке, не желающем выходить из замкнутого пространства, есть нечто интригующее, как и в предположении, что зло можно удержать на безопасном расстоянии простыми средствами вроде музыки или клейкой ленты. Наш следующий рассказ представляет собой жуткую вариацию на данную тему.

Оглядываясь на прошлое, я порой удивляюсь, что Ватсон вообще решил поведать эту историю мне – девятнадцатилетнему студенту американского колледжа, приехавшему погостить на рождественские каникулы к родственникам в Англию. Я случайно оказался в доме, когда старый доктор зашел к нам. Он был другом отца задолго до моего рождения и поддерживал близкие отношения с несколькими моими тетушками. И конечно, Джон Ватсон мгновенно завоевывал внимание любой аудитории.

Почему он рассказал об этом мне одному? Почему не тетушкам? Возможно, потому, что я в его жизни оказался человеком случайным, наше знакомство не могло иметь никаких последствий, да к тому же вскоре я должен был вернуться в далекую школу. Чем-то Ватсон напоминал раба из сказки, который не смог умолчать о том, что у царя Мидаса ослиные уши. Ему хотелось снять это со своей груди, как говорят у нас в Америке. И дело не в том, что надо кого-то убедить или открыть миру правду, а просто слишком тяжело держать тайну в себе. Несчастному рабу, опасавшемуся за свою жизнь, в конце концов пришлось вырыть на болоте яму, сунуть туда голову и прошептать запретные слова. Впрочем, это не спасло, так как все сказанное им разнес по камышам ветер.

Для доктора Ватсона подходящего болота не нашлось. Эту роль предстояло сыграть мне.

Старому джентльмену в то время было около восьмидесяти. Мне он вспоминается крепким, не слишком тучным, почти лысым и с густыми белыми усами. Он часто курил у погасшего камина, когда все остальные давно спали, и, казалось, вспоминал свою жизнь, полную чудесных приключений.

В тот вечер я тоже долго не ложился. После безуспешных попыток почитать отправился в кухню за чаем. Случилось так, что путь мой лежал через гостиную. Сидевший перед камином доктор Ватсон слегка шевельнулся.

– О, простите, доктор. Я не знал, что вы еще здесь.

Он указал на пустое кресло напротив, и я молча присел, благоговея перед этим великим человеком. Нервозно сглатывая, сидел минут пять и глядел в пол, подняв голову лишь единожды, когда затрещало горевшее в камине полено и взлетели искры. Было тихо, лишь на улице время от времени проезжали автомобили.

Трубка догорела, и доктор Ватсон убрал ее, после чего сложил на коленях покрытые старческими пятнами руки, откашлялся и наклонился вперед.

Он полностью завладел моим вниманием, сердце почти перестало биться. Я понял: сейчас прозвучит рассказ.

– Наверняка тебе известно, что некоторые дела Шерлока Холмса остались нераскрытыми и потому не были описаны.

– Да-да, доктор, – утратив всякое самообладание, пробормотал я. – Вы о них иногда упоминали. Вроде той истории человека с зонтиком…

Он поднял руку, останавливая меня.

– Я не об этом, мой мальчик. Не то чтобы у меня просто не нашлось времени описать некоторые дела и я вставлял намеки на них в качестве напоминаний самому себе. Однако были и другие, не ставшие достоянием гласности из-за прямого запрета Холмса. Например…

По крайней мере, я не стал говорить глупостей вроде: «Тогда почему вы об этом рассказываете?» Нет, мне хватило ума сидеть, не шевелясь, и молча слушать.

– Это случилось зимой, – начал Ватсон, – в тысяча девятисотом году, если не ошибаюсь, через несколько дней после Рождества. Точно сказать не могу – у меня нет при себе записок. К тому же этот случай в них не попал. Но вне всякого сомнения, тот зимний день был ясен и свеж. Выпал снег, однако праздник не чувствовался. Напротив, казалось, что город охвачен глубоким покоем, словно он отдыхает и приводит себя в порядок перед возвращением к обычной жизни.

Холмс заметил, что, вопреки всякой логике, частота преступлений порой зависит от календаря.

– Возможно, это суеверия, – задумчиво возразил я. – И безумцы действительно подчиняются фазам луны.

– В трясине суеверий может скрываться множество важных фактов, Ватсон, – сказал он. – Если бы науке хватало терпения все их откопать…

Разговаривая на ходу, мы подошли к углу Бейкер-стрит и Мэрилебон-роуд, обсуждая какое-то дело, – жаль, что у меня нет при себе записок! – когда наше общение прервала симпатичная и хорошо одетая молодая женщина, подбежавшая и схватившая Холмса за руку.

– Мистер Шерлок Холмс? Ведь вы Шерлок Холмс, да?

Мой друг мягко высвободился.

– Он самый, мисс…

– О! Слава богу! Мой отец говорит, что больше никто не может его спасти!

К моему удивлению и немалому раздражению, Холмс зашагал быстрее, оставив несчастную девушку позади, словно обычную нищенку. В приватной обстановке я часто говорил, что порой ему не хватает вежливости, но сейчас мог лишь в растерянности идти следом. Тем временем незнакомка, которой, судя по всему, не было еще и двадцати, задыхаясь, поведала нам бессвязную историю о таинственном проклятии, о грозящей опасности и о чем-то еще совершенно непонятном.

У дверей дома 221-б Холмс резко повернулся к ней:

– А теперь, мисс… боюсь, не расслышал вашего имени?

– Тэрстон. Меня зовут Эбигейл Тэрстон.

– Вы не родственница сэра Хамфри Тэрстона, знаменитого исследователя Юго-Восточной Азии?

– Он мой отец, как я уже вам говорила…

– Сомневаюсь, что вы многое мне рассказали!

Холмс повернулся, собираясь войти в дом. На лице мисс Тэрстон отразилась вполне ожидаемая смесь разочарования, горя и даже – в чем я не стал бы ее винить – гнева.

– Холмс! – сказал я. – Прошу вас!

– А теперь, мисс Эбигейл Тэрстон, поскольку этим утром у меня все равно нет никаких дел, буду рад пригласить вас к себе.

Пока мы с гостьей поднимались по лестнице, мой друг сказал:

– Прошу простить мои грубые манеры, но от них есть польза.

Когда я предложил девушке кресло и позвонил в колокольчик, чтобы миссис Хадсон принесла чаю, Холмс продолжил:

– Моя главная цель заключалась в том, чтобы привести вас в чувство, мисс Тэрстон. Бессвязное повествование подобно несущемуся в пропасть ручью: он, даже если красив, создает лишь ненужный шум. Теперь первоначальное волнение прошло, и вы, возможно, сумеете спокойно и кратко объяснить, какой помощи ждете от меня. Прошу не упустить ни одного факта, сколь бы тривиальным он вам ни казался. Опишите все события в хронологическом порядке, вплоть до любой мелочи, способной пролить свет на вашу историю.

Глубоко вздохнув, она уже более ровным голосом начала:

– Я действительно дочь путешественника сэра Хамфри Тэрстона. Возможно, вам известно о его экспедициях в джунгли Индокитая, где он нашел давно забытые города. Книги отца предназначены для ограниченного круга ученых, но о нем вышло множество статей в популярных журналах…

– Достаточно сказать, что я наслышан и о вашем отце, и о его достойном восхищения вкладе в науку. Продолжайте, прошу вас.

– Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, мистер Холмс, а папа проводил столько времени за границей, что стал мне почти чужим. Я воспитывалась у родственников под наблюдением нескольких гувернанток. Все это время отец казался мне скорее ангелом-хранителем, чем родителем, – неким доброжелателем, который всегда заботился о моем благополучии, но при этом оставался невидимым. Конечно, он присылал письма и подарки, однако не принимал никакого участия в моей реальной жизни. Всякий раз по его приезде домой нас приходилось снова знакомить: таковы особенности взросления ребенка между шестью и двенадцатью годами. Я сильно менялась, а он всегда был отважным, таинственным и неизбежно загорелым. Проведя в джунглях и пустынях долгие годы, ненадолго возвращался в Лондон, чтобы отдохнуть, написать отчеты и прочитать несколько лекций, и снова отправлялся на поиски неизведанного. Так продолжалось много лет. В прошлом месяце, в очередной раз вернувшись после трехлетнего отсутствия, отец обнаружил, что его девочка стала женщиной. На этот раз он пообещал остаться и подождать, пока я выйду замуж и создам собственную семью…

– Тогда для вас это счастливый случай, – улыбнулся Холмс, но уголки его рта дрогнули, выдавая нетерпение; улыбка тут же исчезла. – Но, как я догадываюсь, все обернулось не слишком удачно. Что ж, прошу ближе к делу. Почему вы с утра пораньше выскочили на мороз и устремились на Бейкер-стрит, расставшись с домашним уютом и обществом бывалого путешественника?

Она молчала, тревожно глядя на меня, словно ища поддержки. Я ободряюще кивнул.

– Первые несколько дней его присутствия действительно были счастливыми, мистер Холмс, но внезапно на него словно опустилась тень. В течение недели с лишним он казался рассеянным и задумчивым, а пять дней назад заперся у себя в кабинете. И отказывается выходить! Он боится, смертельно боится!

– Чего же? Прошу, объясните.

– Мне неизвестна причина его страхов, я вижу только следствие. Он явно испытывает ужас перед собственным отражением, поэтому не смотрится в зеркало, даже бреется с закрытыми глазами, на ощупь.

– Очень странно, – сказал я.

– Подобная фобия, – сказал Холмс, – скорее по части доктора Ватсона, чем по моей.

– О нет, сэр! Мой отец полностью здоров, я в этом уверена. Как и в том, что он не говорит мне всего, возможно пытаясь защитить от чего-то ужасного. Ибо только настоящий кошмар заставит смелого искателя приключений сидеть взаперти с заряженным слоновьим ружьем на коленях!

Наклонившись к ней, я мягко заговорил, как и подобает врачу:

– Уверен, мисс Тэрстон, у вашего отца есть серьезный повод вести себя именно так. Главная его цель – защитить вас.

– Да, – сказал Холмс. – Я в этом не сомневаюсь.

– Он сам сказал: «Позови Шерлока Холмса, девочка, или я не доживу до конца недели». Поэтому я здесь. Пожалуйста, мистер Холмс, пойдите и встретьтесь с ним, немедленно!

Холмс вскочил на ноги.

– Ватсон! С нашей стороны было глупостью даже снять шляпу и пальто. Идемте! – Взяв нашу гостью за руку, он помог ей подняться. – Как я уже говорил, мисс Тэрстон, нынче утром у меня нет никаких других дел.

Поездка в самый фешенебельный район западного Лондона, до резиденции Тэрстона, не заняла много времени. Мы ехали молча, девушка сидела между мной и Холмсом, глубоко ушедшим в свои мысли. Сама того не сознавая, мисс Тэрстон взяла меня за руку, ища поддержки, и я сжал ее кисть в ответ – крепко, но бережно.

Загадка оказалась весьма интригующей. Что, если не внезапный приступ некой фобии, могло вызвать парализующий страх при виде собственного отражения у такого отважного человека, как сэр Хамфри Тэрстон?

Когда мы уже подъезжали к дому, девушка вдруг попыталась встать в еще двигавшемся кебе.

– Отец!

Она показала вперед. Я едва успел разглядеть у перекрестка высокого мускулистого человека в коричневом пальто, цилиндре, перчатках и при трости с серебряным набалдашником. Он повернулся на крик, и я увидел лицо с седой бородой, темными глазами и высоким лбом. Затем он быстрым шагом, почти бегом, скрылся в переулке.

Холмс заколотил по крыше кеба, веля кучеру остановиться, и мы втроем выбрались наружу. Я остался с мисс Тэрстон, Холмс же бросился в погоню, но вернулся через несколько секунд, тяжело дыша, – он потерял след сэра Хамфри.

– Не знаю, как это объяснить, – сказала мисс Тэрстон. – Возможно, проблемы моего отца, будь то фобия или еще что-то, разрешились, и я зря отняла у вас время.

Холмс кивнул мне.

– Душевные расстройства – не моя специальность, – сказал я. – Но, судя по последним медицинским статьям и разговорам моих коллег, вряд ли серьезная галлюцинация могла пройти так быстро. Непонятно…

– Действительно непонятно, – согласился Холмс. – Сперва человек ведет себя так, будто оказался перед лицом смертельной опасности, затем как ни в чем не бывало выходит на прогулку, но бежит прочь при виде своей любимой дочери и исчезает – должен заметить, с потрясающей быстротой и ловкостью.

– Что нам теперь делать, мистер Холмс?

– Если бы вы позволили осмотреть его комнату… Возможно, он оставил какую-то улику.

– Да-да, мне следовало об этом подумать. Умоляю, простите меня…

– Не беспокойтесь, мисс Тэрстон. Просто ведите.

Она отперла дверь. В большом красивом доме не было видно слуг. Я помог ей снять пальто и повесил его в ближайший шкаф. Когда мы поднимались по парадной лестнице, девушка объяснила, что ее отец совершил еще один странный поступок – отпустил всю прислугу. До тех пор, полагала она, пока не пройдет кризис.

– Боюсь, он действительно болен, мистер Холмс.

У меня уже возникли аналогичные опасения, когда сверху прогремел голос:

– Эбигейл! Это ты?

Мисс Тэрстон посмотрела на Холмса, потом на меня. В ее глазах читалось такое замешательство и страх, что я встревожился, как бы она не лишилась чувств, и даже приготовился подхватить бедняжку.

Снова послышался тот же голос – откуда-то слева и сверху:

– Эбигейл! Если это ты, девочка, отзовись! А если подлец Хокинс, то у меня в руках ружье и я готов стрелять!

– Сэр Хамфри, – крикнул в ответ Холмс, – это Шерлок Холмс и его коллега доктор Ватсон. Нас впустила ваша дочь, которая здесь, с нами.

– Эбигейл?

– Да, папа, это я. Я привела их, как ты просил.

На верхней площадке раздались тяжелые шаги, щелкнул замок и отворилась дверь.

– Слава богу…

Сэр Хамфри впустил Холмса, мисс Тэрстон и меня в свой кабинет. К моему удивлению, я увидел того же человека, что и несколькими минутами ранее на улице. Его атлетическое телосложение, широкие плечи, бородатое лицо, высокий лоб и темные глаза запоминаются мгновенно. Но вместо уличной одежды на нем были халат и шлепанцы. Поперек кресла, где он, судя по всему, сидел несколько мгновений назад, лежало ружье для охоты на слонов. На столе по правую руку бутылка и бокал бренди, а рядом блокнот, перо и открытая чернильница.

– Слава богу, вы пришли, мистер Холмс, – сказал он. – Наверняка дочь рассказала вам о моих тревогах и мнимом безумии. Если кто-то в целом мире и может убедить меня, что я не сумасшедший, то это вы. Уверен, вам под силу обнаружить дьявольские орудия, вынудившие меня увидеть то, чего быть не может.

Мы все сели. Тэрстон предложил Холмсу и мне бренди. Холмс жестом отказался, а я из вежливости взял бокал, но сделал всего один глоток.

Сэр Хамфри уже собирался заговорить, когда Холмс прервал его:

– Сперва вопрос: вы сегодня утром выходили из дома?

Тэрстон удивленно посмотрел на него.

– Однозначно нет. Я не покидаю эту комнату уже пять дней… – Он замолчал, словно не зная, как продолжить.

Теперь пришла очередь Холмса удивляться, но только я, хорошо его знавший, смог ощутить едва заметную перемену в поведении и выражении лица. Остальным он наверняка, как и прежде, казался спокойным и сосредоточенным.

Молчание длилось пару минут. Теперь, когда появилась возможность оглядеться, комната предстала именно такой, как я ожидал. Беспорядочное собрание сувениров и книг, большой бронзовый Будда на подставке из тикового дерева, демонического вида азиатские маски по стенам среди цитат и фотографий в рамках. На почетном месте позади письменного стола – портрет красивой женщины, похожей на Эбигейл Тэрстон, но чуть старше на вид. Я решил, что это ее мать.

– Продолжайте, сэр Хамфри, – сказал Холмс, – и расскажите нам, что происходило в эти пять дней, проведенных вами в комнате.

– Вероятно, вы решили, что имеете дело с сумасшедшим. Я и сам так думаю каждый раз, когда не могу убедить себя в том, что стал жертвой некоего дьявольского фокуса. Клянусь, я не представляю себе, как это делается!

– Что делается, сэр Хамфри?

– Мистер Холмс, вы поймете, что я имею в виду, если скажу, что видел тень моей смерти?

Эбигейл Торстон вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

Холмс оставался невозмутим.

– Согласно суевериям многих народов мира, человек может встретить собственный призрак. По-немецки это называется «доппельгангер» и переводится как «двойник». Такое привидение считается зловещим предзнаменованием, а его прикосновение означает скорую смерть. К вам оно не прикасалось, сэр Хамфри?

Лицо Тэрстона побагровело.

– Если вы насмехаетесь, мистер Холмс, то я обманулся в своем доверии к вам!

– Это не насмешка. И я не занимаюсь призраками. Мой опыт основан на фактах. Так что вынужден согласиться с вашим выводом, даже не ознакомившись с обстоятельствами дела, – вы стали жертвой некоего обмана. Но сперва опишите то, что, по вашему мнению, вы видели.

– Себя, мистер Холмс. Моя дочь наверняка упоминала о моем внезапном отвращении к зеркалам.

– Разве не все мы видим себя в зеркале?

– Оказывается, видеть можно по-разному. Пять дней назад, утром, я стоял перед зеркалом и брился, когда вдруг в нем появилось второе изображение, словно из-за плеча выглядывал мой двойник. Я мгновенно обернулся, сжимая в руке бритву, и мне показалось, что я смотрю еще в одно зеркало. Лицо моей точной копии искажала злобная гримаса – подобную ненависть трудно представить, мистер Холмс. Губы двойника шевельнулись, и стало ясно, что сейчас прозвучит смертный приговор. Замахнувшись, я в отчаянии рубанул его бритвой и почувствовал, что лезвие рассекло воздух. Призрак исчез, как лопнувший мыльный пузырь.

– И он не причинил вам никакого вреда, – сказал Холмс. – Не более чем мыльный пузырь или игра света и тени.

– О нет, мистер Холмс! Это была не картинка из волшебного фонаря, а настоящее, полностью трехмерное изображение. И оно было столь же реально, как реальны вы с доктором Ватсоном.

– Вы видели двойника не один раз?

– Трижды, мистер Холмс, пока мне не хватило ума убрать из комнаты все зеркала и отражающие поверхности. Именно так возникает призрак – у меня нет в этом никаких сомнений.

– А у меня нет сомнений, сэр Хамфри, что вы знаете намного больше, чем рассказали. И пока не сообщите мне все известные факты, я не смогу быть вам полезен, как бы о том ни просила ваша дочь. Например, кто такой «подлец Хокинс», за которого вы сперва приняли нас?

Вновь налив себе бренди, Тэрстон сделал большой глоток и откинулся на спинку кресла.

– Да, вы правы, мистер Холмс. Я должен рассказать вам и доктору Ватсону обо всем. – Он повернулся к дочери. – Дорогая, возможно, тебе не стоит слушать наш разговор.

– Папа, я уже вполне взрослая.

– Это не слишком приятная история…

– Моя молодость была бурной, – начал сэр Хамфри. – В двадцать один год я отнюдь не являлся образцом научной респектабельности, скорее был обычным преступником. Меня уволили из индийской армии при крайне позорных обстоятельствах: избежать трибунала удалось лишь потому, что сочувствовавший офицер дал мне возможность дезертировать, сменить имя и исчезнуть. Преступление состояло в разграблении местного храма, а сочувствие офицера было оплачено частью добычи.

Вот так, с новым именем, я отправился бродяжничать по Востоку. У меня не было средств, чтобы вернуться в Англию, к тому же не хотелось предстать перед друзьями и родней опозоренным неудачником. Изредка я отправлял письма, полные замысловатых, нарочито туманных историй о приключениях на тайной службе у короны.

За время странствий я освоил несколько языков и глубоко познал греховность мира: не раз оказывался в дурных компаниях, часто бывал не в ладах с законом. На золотых приисках Австралии у меня случилась ссора с одним человеком, закончившаяся его смертью. Пришлось снова исчезнуть. В Шанхае я стал помощником богатого мандарина, чью голову, после того как китайским властям стало известно о его истинной деятельности, замочили в рассоле.

Но самые черные дни наступили в Рангуне, где я познакомился с Уэнделлом Хокинсом. Это был настоящий злодей, мистер Холмс, даже по сравнению с той компанией, в которой мы познакомились. Убийца, вор, пират, и наверняка не только. Рослый и могучий, с огромной черной бородой, он порой в шутку хвастался – хотя, думаю, сам не вполне в это верил, – что в него переселилась душа Эдварда Тича, знаменитого пирата, известного под прозвищем Черная Борода.

Несмотря на мое безрассудство, инстинкт подсказывал, что от такого человека, как от кобры, надо держаться подальше. Но у него имелась вещь, приводившая меня в благоговейный трепет, – идол шести дюймов в высоту в виде чудовищной собаки с крыльями летучей мыши, вырезанный из прекрасного молочно-зеленого нефрита в стиле, похожем на китайский. Его глаза были сделаны из чистейших сапфиров.

Мистер Холмс, в то время я был лишь неотесанным грабителем. Мой жизненный путь прояснялся, но еще предстояло научиться хорошим манерам. Впрочем, уже тогда давало себя знать мое ненасытное желание постичь величайшие тайны Востока. Да, я мечтал о богатстве, однако еще больше хотел вернуться в Англию знаменитым, как Бёртон, Ливингстон или Спик, принеся свет европейской науки в самые темные и недоступные уголки земного шара.

Что это за идол, я узнал еще до того, как мне о нем рассказал Уэнделл Хокинс. Это артефакт народа чан-цзо, населявшего в Центральной Азии плато Ленг – неисследованный край к северо-востоку от Тибета, где теоретически граничат Китайская и Российская империи. На самом деле там не ступала нога цивилизованного человека, несмотря на выдумки мадам Блаватской. Само название «чан-цзо» часто неправильно переводят как «пожиратели трупов», поэтому оккультисты в страхе перешептываются о чудовищных ритуалах «трупоедского культа Ленга». В действительности некрофагия – не главный ужас Ленга. Чан-цзо – это «извергатели душ»… Но я забегаю далеко вперед.

У Хокинса был не только идол, но и карта, приобретенная, как он туманно намекал, ценой нескольких жизней и написанная на малопонятном бирманском диалекте. Перевести ее мог только я, иначе бы меня не посвятили в план охоты за сокровищами. Мы должны были отправиться в Ленг вооруженными до зубов, убить туземцев, вставших на нашем пути, и вернуться в цивилизованный мир богатыми людьми. Я успокаивал совесть доводами, что получу знаний не меньше, чем богатств, и благодаря моим усилиям находка обретет научную ценность.

Хокинс и десять его товарищей собрали деньги на покупку парового катера, который по желанию нашего предводителя получил имя «Месть королевы Анны». Обеспечив себя достаточным количеством оружия и припасов, мы ночью тайком двинулись вверх по Иравади, а затем отправились вглубь материка, за пределы досягаемости колониальных властей. Якорь мы бросили в Путао возле китайской границы, после чего продолжили путь по суше.

Нас повсюду преследовал злой рок. Припасы портились или бесследно исчезали. Все страдали от лихорадки. Проводники-туземцы, которых нам удавалось нанять или подчинить силой, вели по ложному следу, а потом убегали. Никто, кроме меня, не мог читать проклятую карту, но она оставалась непонятной, даже если удавалось разобрать слова. Бóльшую часть времени я шел наугад, пытаясь найти дорогу по звездам.

Много раз мне казалось, что никто не вернется живым. Первым умер сумасшедший американец по фамилии Джонс, постоянно носивший с собой кнут и похвалявшийся, будто он археолог. Мы нашли его тело в палатке – распухшее в полтора раза, с лицом, объеденным пиявками длиной в фут.

Один за другим гибли остальные: в результате несчастных случаев, от болезней и отравлений. Южноафриканец Гутцман ночью получил дротик в шею. Голландец Ван Эйзен попытался сбежать с остатками еды и чистой воды, и Хокинс застрелил его в спину, потом убил возмутившегося малайца, а заодно и матроса-индийца – из принципа. Еще одному англичанину, Ганну, перерезали горло, чтобы не кормить лишнего едока.

Благодаря своим способностям я не сомневался, что нужен Хокинсу живым. В конце концов нас осталось двое – оборванные и исхудавшие, мы продолжали брести в юдоли безвременья, боли и страха, подобно живым мертвецам.

Но вот мы вышли из джунглей и поднялись на продуваемое всеми ветрами плоскогорье. Казалось, путешествию не будет конца. Я уже не имел ни малейшего понятия о том, куда мы идем, лишь раз за разом делал вид, что сверяюсь с картой, чтобы Хокинс меня не убил. Каждую ночь мне снилось черное неприступное плато Ленг, его руины и рукотворные пещеры – возможно, древнее самого человечества, как и проклятия чан-цзо.

Не знаю, что снилось Хокинсу. Его речь становилась все менее связной, не считая моментов, когда он угрожал мне смертью, если я откажусь от нашей цели. Вскоре стало очевидно, что он тронулся умом и мне грозит то же самое, если не удастся избавиться от его общества.

Я тоже ворочал мозгами с трудом, но все-таки придумал простой выход из положения. Упав на землю, я отказывался вставать, как ни вопил Хокинс, как ни грозился вышибить мне мозги выстрелом из пистолета. Я сказал, что умираю и пуля станет избавлением. Однако давать мне избавление он не собирался. Вместо этого вынудил перевести все названия, что стояли на карте. Писать было нечем, кроме шипа колючего растения и собственной крови, но я все сделал. Удовлетворенно рассмеявшись, Хокинс сунул карту в карман, забрал последние припасы и предоставил меня моей судьбе на бескрайней голой равнине.

Так мы расстались. Преднамеренно исказив направление, я надеялся, что Хокинс в конце концов придет в гости к самому дьяволу. Он же, естественно, предполагал, что я через пару дней стану добычей стервятников.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю