Текст книги "Невероятные расследования Шерлока Холмса"
Автор книги: Нил Гейман
Соавторы: Энн Перри,Танит Ли,Майкл Джон Муркок,Энтони Берджесс,Барбара Джоан Хэмбли,Питер Тримейн,Роберт Джеймс Сойер,Наоми Новик,Эдвард Д. Хох,Стивен М. Бакстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Вонда Н. Макинтайр
Полевые теоремы
Вонда Н. Макинтайр – автор романа «Dreamsnake», удостоенного премий «Хьюго», «Небьюла» и «Локус». Кроме того, ее перу принадлежит роман «The Moon and the Sun» (также завоевавший премию «Небьюла») и другие, в том числе один из серии «Звездные войны» и несколько – из серии «Звездный путь». Среди оригинальных произведений следует назвать «The Starfarers Quartet», «Barbary» (для юных читателей), «Superluminal» и «The Exile Waiting». Многие рассказы Макинтайр вошли в сборник «Fireflood and Other Stories».
Читатели склонны отождествлять авторов с их героями. Именно так произошло с сэром Артуром Конан Дойлом, который получал мешки писем с просьбами помочь в расследовании настоящих преступлений. Ему оставалось лишь развести руками: он был не просто лишен железной логики Шерлока Холмса и его способности распознавать обман не хуже детектора лжи, а славился легковерием. Конан Дойл не раз и не два рисковал своей репутацией, когда прославлял того или иного мошенника-спирита, который размахивал перед ним эктоплазмой. По правде говоря, знаменитый фокусник Гудини, знавший, как спириты проделывают свои трюки, и посвятивший жизнь их разоблачению, проявлял куда больше качеств великого сыщика, чем создатель этого персонажа. Пожалуй, самый яркий и горький пример легковерия сэра Артура – то, что он опубликовал фотографии «фей из Коттингли». Невероятно, но «отец» Шерлока Холмса не проявил ни малейшего скептицизма, когда девочки-подростки шутки ради сфотографировались рядом с картонными фигурами феечек и гномиков, а потом выдали снимки за подлинные. Следующий рассказ показывает Конан Дойла именно с этой стороны. Писательская фантазия неудержима, и никогда не знаешь, что было на самом деле, а чего не было.
Холмс расхохотался, словно беглец из сумасшедшего дома.
Меня слегка напугала его выходка. Я, читавший в этот момент увлекательную статью в «Таймс» о новых геометрических рисунках на полях в Суррее, посмотрел на него поверх газеты, сомневаясь, стоит ли рассказывать эту новость.
– Холмс, что вас так позабавило?
В последнее время интересных дел у моего друга не было, поэтому я опасался, что скука в очередной раз заставила его вернуться к кокаину.
Смех прекратился, на смену веселью пришли огорчение и задумчивость. Однако в поведении Холмса не было и следа апатии, которую обычно вызывает наркотик.
– Меня забавляют заблуждения рода человеческого, Ватсон, – ответил он. – Впрочем, они забавны лишь на первый взгляд. Если вдуматься, сам факт их существования весьма печален.
Я помолчал, давая ему возможность пояснить свою мысль.
– Ватсон, не попробуете угадать, что именно позабавило меня и опечалило? На мой взгляд, это очевидно.
Я задумался. Если бы Холмсу попалась статья юмористического содержания, он просто не стал бы ее читать, сочтя такой же бесполезной для своей работы, как и принципы движения планет. Описание жестокого преступления вряд ли бы его развеселило. А намек на Мориарти вызвал бы либо вспышку гнева, либо приступ отчаяния.
– А! – воскликнул я, уверенный, что нашел верный ответ. – Вы прочитали рассказ о преступлении – нет, прошу прощения, о раскрытии преступления – и нашли ошибки в логических выкладках. Однако, Холмс, – указал я, несколько обиженный тем, с каким равнодушием мой друг выслушивал хитроумные рассуждения, – там наверняка говорится об аресте невиновного. Едва ли стоило смеяться по такому поводу.
– Разумеется, не стоило, – отозвался Холмс, – если бы вы были правы. – Он потряс газетой. – Здесь напечатана заметка Конан Дойла о последнем выступлении Гудини.
– Между прочим, впечатляющее представление, – заявил я. – Даже потрясающее.
– Конан Дойл, – мрачно и даже враждебно ответил Холмс, – приписывает достижения Гудини… – он язвительно ухмыльнулся, – спиритическому дару!
– Признаться, его успехи не поддаются рациональному объяснению, – примирительным тоном произнес я.
– Ха! – среагировал Холмс. – В том-то все и дело, Ватсон! Неужели вы заплатили бы деньги за то, чтобы увидеть, как он не смог выбраться из заколоченного гроба?!
– Пожалуй, нет, – согласился я.
– Если бы Гудини раскрыл секреты своей работы, вы бы сказали: «Как просто! Такое под силу каждому – стоит лишь применить эти методы!»
Поскольку Холмсу часто приходилось слышать подобное о собственных методах, я начал понимать, чем вызвано его возмущение, и мягко возразил:
– Нет, я бы не сказал ничего подобного. Разве что он довел искусство фокусника до уровня точной науки – насколько это вообще возможно.
Холмс отблагодарил меня за это замечание легкой улыбкой, ведь я нередко говорил то же самое о его дедукции.
– Но ведь так и есть, Ватсон, – снова стал серьезным мой друг. – Такое и вправду под силу каждому, если он готов уделить должное время разработке и оттачиванию методов!
Всякий раз, когда Холмс снисходил до того, чтобы посвятить восхищенного наблюдателя в свои дедуктивные рассуждения, итог был один: оказывалось, что его приемы «совершенно очевидны» и их может применять кто угодно, включая наблюдателя.
– Конан Дойл говорит, что дружен с Гудини. – Холмс скривился. – Значит, он оскорбляет и унижает своего друга, отрицая его труды и таланты. Несмотря на возражения Гудини, сэр Артур приписывает его успех вмешательству потусторонних сил. Будто сам фокусник ни при чем! Какой он все-таки глупец, этот Конан Дойл!
– Не стоит так! – возразил я. – Сэр Артур – человек образованный и храбрый. К тому же одаренный и с воображением, не уступающим таланту Уэллса. Его «Затерянный мир» сравнивают с «Войной миров», и не в пользу последней!
– Я не читаю художественную литературу, – отрезал Холмс. – И это недостаток, на который вы мне постоянно указываете. Но даже если бы и читал, не стал бы тратить время на околонаучный вымысел, который вам кажется интересным. Безудержные фантазии поклонника спиритизма меня тоже не увлекают. – Мой друг нахмурился, погруженный в облако табачного дыма. – Этот человек фотографирует эльфов в собственном саду!
– Холмс, вы такой материалист! – сказал я. – Мне доводилось собственными глазами видеть поразительные, невероятные вещи – в Афганистане…
– Отработанная веками ловкость рук. Заклинатели змей. Фокус с веревкой! – Он опять рассмеялся, но это был уже не истерический хохот, с какого началась наша беседа. – Ватсон, Ватсон! Как я завидую вашей наивности.
Я хотел возразить, однако он остановил меня, подняв ладонь.
– Миссис Хадсон…
– …несет нам чай, – улыбнулся я. – Это едва ли достойно слова «дедукция», поскольку ее шаги отчетливо слышны и сейчас самое время пить чай.
– …идет сообщить, что пришел клиент.
Миссис Хадсон, наша квартирная хозяйка, постучала в дверь и вошла.
– К вам джентльмен, мистер Холмс, – сказала она. – Поставить еще один чайный прибор?
За ней в полумраке маячила высокая фигура.
– Благодарю вас, миссис Хадсон, – кивнул мой друг. – Будьте так любезны.
Хозяйка положила визитную карточку гостя на поднос у двери. Холмс поднялся, но на карточку даже не взглянул. Когда посетитель вошел, я тоже встал и хотел поздороваться, однако Холмс меня опередил.
– Полагаю, доктор Конан Дойл, – прохладно заметил он. – Вас спешно вызвали в поля, и вы все утро изучали тайну загубленных посевов. Я бы добавил – безрезультатно. Появилась новая полевая теорема?
Сэр Артур от души рассмеялся: грудная клетка у него была могучая и голос просто гудел.
– Джон, вы уже успели меня представить! – обратился он ко мне. – Не сомневаюсь, что мой экипаж виден из окна. – Он улыбнулся Холмсу. – Не такая уж особенная дедукция, мистер сыщик!
Посетитель наморщил высокий лоб и снова обратился ко мне:
– А как вы догадались, что я только сейчас приехал в город? И откуда узнали о моем интересе к рисункам на полях?
– К сожалению, сэр Артур, я понятия не имел, что наш гость – это вы. Даже не знал, что у нас посетитель, – об этом мне сообщил Холмс.
Сэр Артур хохотнул.
– Понимаю, – заявил он. – Выдавать секрет фокуса – дурной тон. Даже если это всего лишь осведомленность.
Холмс постарался скрыть свое разочарование услышанным, но сомневаюсь, чтобы это заметил кто-нибудь, знавший его не так хорошо, как я. Он пристально смотрел на Конан Дойла.
У нас редко бывали посетители выше Холмса ростом, однако сэр Артур превосходил шестифутовую отметку на четыре дюйма. В отличие от моего друга, который сохранял стройность и даже худобу, несмотря на случавшиеся время от времени периоды ленивой подавленности, Конан Дойл, казалось, занимал полкомнаты – сказывалась широта не только плеч, но и натуры.
– Холмс, как вы догадались, кто пришел? – спросил я, пытаясь соблюсти церемонию представления.
– Я услышал звуки, издаваемые экипажем сэра Конан Дойла, – отмахнулся он. – Их услышали бы и вы, если бы были внимательнее.
Несколько обиженный его резкостью, я продолжил:
– Но откуда вы узнали, что это именно сэр Артур? И почему он здесь?
– Многие знают меня в лицо, – сказал сэр Артур. – Буквально на той неделе мое фото разместили в «Таймс» рядом с рецензией на…
– Я не читаю литературный раздел «Таймс», – заявил Холмс. – Ватсон подтвердит. – Он указал черенком трубки на отвороты брюк гостя. – Сэр Артур, вы человек элегантный, одеваетесь дорого и тщательно. Сегодня утром у вас было достаточно времени на основательное бритье. Усы недавно подстрижены. Если бы вы планировали эту экскурсию, то, конечно, подобрали бы более подходящую экипировку. Следовательно, ваше присутствие потребовалось неожиданно и срочно. Вы счистили землю с туфель, но одно пятнышко все же пропустили – потому что столкнулись с загадкой, заставившей временно забыть об элегантности, которая, как я вижу – и заметит кто угодно! – обычно безупречна. Что касается самой загадки, то к отворотам ваших брюк пристали незрелые ости Triticum aestivim.[3]3
Triticum aestivim – пшеница мягкая (лат.). – Прим. ред.
[Закрыть] Не сомневаюсь: вы исследовали очередной случай вандализма на полях в Суррее.
– Поразительно, – прошептал Конан Дойл, и его румяное лицо побледнело. – Совершенно поразительно!
Было видно: такая реакция одновременно польстила Холмсу и удивила его. Ведь сэр Артур, вопреки ожиданиям, не рассмеялся снова и не заявил, что методы моего друга – сущие пустяки.
– А то, что разгадать загадку вам не удалось, очевидно: иначе зачем бы вы явились ко мне? – закончил свое выступление Холмс.
Сэр Артур пошатнулся. Я бросился его поддержать и усадил в кресло. Не ожидал, что человек такой комплекции может проявить слабость! Он был в шоковом состоянии. К счастью, именно в эту минуту миссис Хадсон вошла с подносом. Чашка крепкого горячего чая, сдобренного бренди из серванта, заметно приободрила гостя.
– Должен попросить извинения, – сказал он. – Сегодня утром я впервые в жизни столкнулся со столь странными явлениями. Да, мистер Холмс, вы угадали – от переживаний я сделался несколько рассеянным. А сразу после этого имел удовольствие увидеть в деле ваши сверхъестественные таланты…
Он сделал большой глоток чая. Я налил еще и не пожалел бренди. Сэр Артур пил, подставляя лицо горячему душистому пару. Румянец понемногу возвращался.
– Сверхъестественные таланты? – Мой друг хмыкнул. – Безусловно, очень развитые. Пожалуй, даже выдающиеся. Однако ничего сверхъестественного в них нет.
– Если Джон не сказал вам, кто я, и вы не узнали меня в лицо, остается одно – вы прочитали, как меня зовут, в моих мыслях! – отвечал Конан Дойл.
– Как вас зовут, я прочитал на рукояти вашей трости, – сухо ответил Холмс. – Гравировка там разборчивая.
Еще в конце мая в газетах появилось множество статей о загадочной порче посевов на полях: пшеница полегла огромными ровными кругами, которые пересекали прямые линии и углы – будто какой-то циклон решил преподать простым смертным урок небесной геометрии. Этим явлениям часто сопутствовало странное свечение в небе, хотя погода стояла ясная. Даже если считать, что то были молнии, они сверкали без грома! На поля не выпадал ни дождь, ни град, и списать порчу посевов на непогоду не получалось. Тем более что осадки не оставляют после себя идеальные геометрические фигуры.
Странные чертежи пытались объяснить самыми разными обстоятельствами – от смерчей до геомагнитных возмущений. Однако виновника так и не нашли. Рисунки на посевах стали сенсацией года. Газетчики прозвали их «полевыми теоремами», тем самым расписавшись в непонимании основ современной науки вообще и теории Максвелла в частности.
Холмс вырезал и хранил статьи, тщательно копировал чертежи. Он подозревал, что, если бы рисунки возникали под воздействием природных сил, сравнение выявило бы некую закономерность.
Однажды утром, зайдя в гостиную, я обнаружил там Холмса, заваленного измятой бумагой. В воздухе висел густой едкий дым, а персидская туфля, в которой мой друг хранил табак, валялась перевернутая у камина среди последних табачных крошек.
– Ватсон, вот он! – Холмс помахал в воздухе чертежом. – Я уверен, что это основной рисунок, из которого выводятся все остальные полевые теоремы!
Брат Шерлока Майкрофт не оставил от его выкладок камня на камне и отчитал за то, что тот не сумел доказать несколько лемм, связанных с этой задачей. Раздосадованный элементарной – по собственным меркам – ошибкой, Холмс, казалось, утратил интерес к полевым теоремам. Однако из разговора с сэром Артуром стало ясно, что мой друг никогда о них не забывал.
Мы с Холмсом быстро собрались, отправились с Конан Дойлом на вокзал и сели в поезд до Андершоу – его имения близ деревни Хиндхед в графстве Суррей.
– Расскажите мне, сэр Артур, – попросил Холмс, когда поезд устремился сквозь леса и поля, окрашенные в зеленое с золотом, как всегда в конце лета, – почему вы принимаете участие в этом расследовании?
Я испугался, что мой друг обижен: о теоремах заговорили в мае, уже близилось время сбора урожая, а к единственному в мире сыщику-консультанту обратились только сейчас.
– Дело в том, что от этого явления больше всего пострадали мои арендаторы, – ответил сэр Артур, немного оправившийся от потрясения. – Конечно, полевые теоремы очень интересны, но посевы действительно портятся. А я чувствую себя ответственным за случившееся. Нельзя же допустить, чтобы из-за моих опрометчивых действий люди теряли средства к существованию!
– Значит, вам кажется, что целью вандализма являетесь вы? – спросил я.
Конан Дойл неоднократно участвовал в расследованиях, как правило, на стороне подозреваемого, которого считал невиновным. Собственно, этим же занимался и Холмс – с той лишь разницей, что если расследования моего друга завершались судом, тот был исключительно справедливым. Поэтому неудивительно, если кто-нибудь из тех, кому сэр Артур не сумел помочь, не проявил должной благодарности и так выразил свое недовольство.
– Вандализм? – сказал сэр Артур. – Нет, это куда значительнее и сложнее. Несомненно, те, кто налаживает со мной связь, находятся по ту сторону…
– Чего? – спросил я. – Границы? Не проще ли отправить письмо по почте?
Конан Дойл, нервный и напряженный, подался ко мне.
– Нет, не границы. По ту сторону… жизни и смерти.
Холмс рассмеялся. Я украдкой вздохнул. Мой друг – человек необычайно умный и воспитанный, но иногда пренебрегает приличиями. При выборе между истиной и вежливостью Холмс неизменно предпочитает истину.
– Вы полагаете, – спросил он у сэра Артура, – что полевые теоремы вызваны вмешательством духа? Помятая пшеница – деревенский эквивалент эктоплазмы и столоверчения?!
В голосе Холмса явно слышалась издевка, однако сэр Артур выслушал его спокойно: с тех пор как он обратился к спиритизму, ему приходилось сталкиваться с неверием бесчисленное множество раз.
– Разумеется, – сказал он, и в его глазах вспыхнула надежда. – Наши близкие, оказавшиеся по ту сторону рубежа, жаждут общения. А лучший способ привлечь внимание – предложить нам доселе недоступные знания, которые невозможно получить в научной лаборатории. Мы могли бы побеседовать с духом самого Ньютона!
– Не знал, что ваше семейство в родстве с сэром Исааком, – заметил Холмс.
– На подобное родство я не претендовал. – Сэр Артур с достоинством выпрямился.
Холмсу дозволялось высмеивать его веру и убеждения, однако честь семьи была превыше всего.
– Нет-нет! – поспешно вмешался я. – Об этом речь не идет!
Оставалось лишь надеяться, что Холмс сдержится и не укажет на очевидную ошибочность моего высказывания. Холмс косо глянул на Конан Дойла из-под полуопущенных век и промолчал.
– Известно, что с людьми контактируют духи из самых разных времен и мест, а не только родственники, – продолжал я. – Как было бы поразительно, если бы Исаак Ньютон вернулся к нам после двух веков бестелесного мысленного существования!
– Поразительно – еще мягко сказано, – пробормотал Холмс. Он не сводил глаз с сэра Артура. – Доктор Конан Дойл, – проговорил он, – если вы полагаете, будто это курьезное явление вызвано потусторонним вмешательством, почему обратились ко мне с просьбой о расследовании?
– Потому, мистер Холмс, что если и вам не удастся обнаружить какую-либо материальную причину, останется одно объяснение – сверхъестественное. Ведь исключив все невозможное, мы увидим пусть невероятную, но правду! Вы поможете мне доказать мою правоту.
– Ясно, – сказал Холмс. – Вы обратились ко мне, чтобы я исключил причины еще менее вероятные, чем манифестации духов, и… потерпел неудачу.
– Я бы не стал так к этому относиться, – сказал сэр Артур.
Путешествие продолжилось в слегка напряженном молчании. Конан Дойл погрузился в беспокойную дремоту. Холмс смотрел на проносившийся мимо пейзаж, и было видно, что в его жилистом теле бурлят нерастраченные силы. Казалось, что мы ехали до станции Хиндхед целую вечность. Я разбудил сэра Артура – он ахнул и воскликнул:
– Мама!
Затем опомнился, искренне попросил прощения и пояснил:
– Я видел сон. Мне явилась моя дорогая покойная родительница. Она убеждена, что мы на верном пути!
Холмс воздержался от комментария.
Нас ждал экипаж сэра Артура, запряженный парой холеных гнедых.
– Автомобиль не заводится, сэр, – сказал кучер. – Мы послали в Лондон за механиком.
– Хорошо, Джеймс, – ответил Дойл.
Пока мы садились в экипаж, он сокрушенно качал головой.
– Когда я купил автомобиль, мотор был на удивление надежным. Однако в последнее время машина чаще ломается, чем ездит.
Это замечание вызвало интерес у Холмса.
– И давно это началось? Постарайтесь вспомнить точно.
– Без малого два месяца назад, – ответил сэр Артур.
– Именно тогда, когда появились первые теоремы, – задумчиво проговорил Холмс.
Конан Дойл засмеялся:
– Неужели вы считаете, что духи станут ломать авто, чтобы наладить со мной связь?
– Нет, сэр Артур. Я не считаю, что духи станут ломать авто, чтобы наладить с вами связь.
– Простое совпадение.
– Я не верю в совпадения.
Холмс хотел увидеть теоремы своими глазами, как только мы окажемся в Андершоу, однако уже стемнело. Напряжение долгого насыщенного дня начало сказываться на сэре Артуре. Он пообещал, что мы поднимемся до зари и окажемся на поле арендатора, как только первые лучи солнца коснутся капелек ночной росы.
Так и поступили.
Газетные описания полевых теорем не отражали масштаб этих рисунков. Мы стояли на склоне над полем, чтобы оценить причиненный посевам ущерб. Мерно колышущуюся ниву пересекали три широкие тропы, создавая три идеально ровные концентрические окружности. Они были дополнены касательной прямой, двумя радиусами и хордой. Я волей-неволей был вынужден признать, что этот чертеж напоминал доказательство какой-то потусторонней геометрической теоремы.
– Рисунки появляются лишь на пшеничных полях, – сказал сэр Артур. – Только на самых важных посевах. Ни овес, ни кукуруза не пострадали.
Холмс в ответ промычал что-то неразборчивое.
Мы спустились с холма, и он направился в поле. Дойл смотрел ему вслед.
– Джон, – обратился он ко мне, – смирится ли ваш друг, если ему не удастся найти никакого рационального объяснения?
– Сэр Артур, мой друг преданно служит истине, – отвечал я. – Он не обрадуется неудаче, однако признает ее и не станет выдвигать предположения без доказательств.
– Тогда мне не о чем тревожиться. – Дойл расплылся в широкой улыбке истинного англичанина.
Холмс вышел на полосу примятой зеленой пшеницы, пересекавшую чертеж, и изучил полегшие и уцелевшие колосья по кромкам. Он что-то бормотал, посмеивался и хмыкал; звуки распространялись по полю, как круги по воде. Холмс измерил и ширину самих троп, и размеры нетронутых участков, и углы между прямыми и окружностями.
Солнце поднималось на безоблачное небо; день обещал быть жарким.
– Чувствуете? – тихо проговорил сэр Артур. – Ощущаете остаточную энергию сил, которые здесь побывали? – Он раскинул руки, будто прижимаясь к невидимой стене.
Я и в самом деле что-то почувствовал – хотя трудно сказать, была то энергия, которую излучали невообразимые сущности, или безмолвная мощь земли летним днем.
Мы с сэром Артуром ждали, пока Холмс завершит свои изыскания. Вдруг к нам подошел человек средних лет в грубых башмаках.
– Здравствуйте, Роберт! – сказал Конан Дойл.
– Доброго утречка, сэр Артур, – отозвался тот.
– Ватсон, это Роберт Холдер, один из моих арендаторов.
Рабочая одежда мужчины была поношенной, в пятнах пота. Я подумал, что ему следовало быть опрятнее, раз он пришел к своему арендодателю.
Дойл обратился к Роберту:
– Мистер Холмс и доктор Ватсон прибыли, чтобы помочь нам разгадать эту загадку.
– Мистер Холмс?! – воскликнул арендатор.
Он посмотрел в поле, где расхаживал Холмс, время от времени останавливаясь и что-то бормоча.
– А вы доктор Ватсон? – Оказавшись в обществе знаменитости, Роберт заговорил на тон выше. – Надо же, сэр! Рад с вами познакомиться! Мы всей семьей читаем ваши рассказы по вечерам. Детишки даже буквы выучили, пока сидели у меня на коленях и слушали!
– Э-э… благодарю вас, – проговорил я в некотором замешательстве.
Для фермера Роберт был довольно речист, но я едва ли заподозрил бы в нем любителя чтения. Кроме того, полагаю, что опасности, пережитые Холмсом, описаны у меня слишком живо для впечатлительных детей. Однако я не счел себя вправе давать Роберту советы о воспитании его отпрысков. Тем более в присутствии арендодателя.
– Ну как, нашли злодеев? – спросил Роберт. – Тех, что потоптали мое лучшее пшеничное поле!
Холмс вернулся к нам очень хмурый. Судя по всему, он даже не заметил появление арендатора.
– Бессмысленно, – сказал Холмс. – Совершенно бессмысленно! Вот здесь стоял художник, который зарисовал чертеж. – Он вскинул руку к клочку вытоптанной земли, покрытой белой пылью. – А там побывал фотограф с треногой и магниевой вспышкой. Везде, где могли остаться улики, потопталось не меньше полудюжины газетчиков и столько же полицейских! – Он не замедлил объяснить, чем следы газетчиков отличаются от следов полицейских. – А когда со следующим поездом сюда прибудет толпа зевак, несомненно…
– Я могу не пускать их, – сказал сэр Артур.
– Улики все равно уже уничтожены. Я мог бы догадаться, но догадка – полдела, нужны доказательства.
Холмс посмотрел на поле так сердито, будто оно нарочно заманило к себе незваных гостей, чтобы запутать написанную на нем историю.
– Как жаль, что я не попал сюда раньше… – тихо проговорил мой друг и резко повернулся к Роберту.
Оказывается, он сразу понял, кто перед ним – для этого не пришлось даже рассматривать арендатора.
– Вы видели огни в небе, – сказал Холмс. – Опишите.
– Вы мистер Холмс?
Я покраснел при мысли, что простой фермер уважает приличия куда больше, чем мой друг.
– Разумеется. Итак, огни.
– Ночь была ясная. Ни дождя, ни ветра, только легкий туман. Вдруг раздался непонятный гул – как от музыкального инструмента, но я такой музыки в жизни не слыхал. И жуткий… Прямо мороз по коже. Младшенький наш разревелся даже. Я вышел во двор…
– Вам не было страшно?
– Было. Еще как! Из Лондона волшебный народ разбежался, но здесь он живет – в наших сердцах.
– Вы ученый-фольклорист, – без всякого выражения произнес Холмс.
– Я знаю наши семейные легенды. Старинные. О волшебном народе…
– Феи и эльфы! – воскликнул сэр Артур. – Они существуют, я видел фотоснимки!
– Волшебный народ, – повторил Роберт. Было непонятно, соглашается он с сэром Артуром или нет. – Те, кто населял эти земли до нас.
– Так вот, огни… – нетерпеливо повторил Холмс.
– Поначалу я заметил лишь свечение на фоне тумана. Потом кольцо огней, не похожих на свечи. Они мерцали, причем ярко, как газовые фонари в городе. Разноцветные. И очень красивые!
– Вроде гнилушек? – спросил Холмс.
– Нет, сэр. Гнилушки бывают только на болотах, в полях – нет. И они светятся тускло. Кольцо вертелось, и мне показалось…
Он умолк.
– Говорите, говорите!
– Вы решите, что у меня ум за разум зашел…
– Если и решу, то промолчу.
Роберт замялся:
– Мне показалось, что нечто большое и плотное плывет в воздухе, как лодка по воде.
– Летучий пароход? – уточнил я.
– Аэроплан, – предположил сэр Артур. – Хотя я не слышал, чтобы в наших краях водились авиаторы.
– Скорее, как рыбачья лодка, – уточнил Роберт. – Бокастая такая.
– Вы слышали звук мотора? – допытывался Холмс. – Может, рокот, жужжание, напоминающее шум автомобиля?
– Нет, только музыку.
– Не знал, что призраки способны рокотать, как автомобили, – заметил Дойл.
– А потом? – настаивал Холмс. – Куда полетел этот предмет и как себя вел?
– Взмыл в воздух, и я видел звезды над ним, а в гуще звезд – Марс, красный и яркий. – Роберт задумался, помолчал и продолжил: – Огни стали еще ярче, затем вспыхнуло пламя, и они исчезли. Я ощутил жар, почуял запах серы и даже решил поначалу, что ослеп!
– А дальше? – спросил Холмс.
– Зрение вернулось, и вокруг был туман.
– О чем вы не рассказали? – Холмс сурово нахмурился. – Что было потом?
Роберт снова помолчал; на его лице ясно читались сомнения и тревога.
– Говорите правду, любезнейший, – потребовал мой друг.
– Не потом, а до того, как лодка исчезла. По-моему, я видел… вспышку света. Еще одну.
– На лодке?
– В небе. Будто сигнал! Белый свет – не красный, а белый… с Марса! – Он перевел дух. – Потом лодка ответила на сигнал и исчезла.
Мне удалось подавить возглас изумления. Холмс задумчиво приподнял бровь. Сэр Артур погладил усы.
– Спасибо, Роберт, вы нам очень помогли, – сказал он таким тоном, будто Роберт не поведал нам ничего экстраординарного. – Вы так наблюдательны.
– Сэр Артур, – спросил Роберт, – вы позволите мне собрать с этого поля то, что осталось? Зерно уже не запасешь, так хотя бы колосья скосить на солому…
– Ни в коем случае! – в ужасе прогремел Дойл.
Испуганный и удивленный Роберт отпрянул.
– Нет-нет, – добавил сэр Артур.
Он совладал с собой, хотя было видно, что ему это далось с трудом.
– Но, сэр!..
Я был неприятно удивлен: разве допустимо возражать своему арендодателю в подобном тоне?!
– Категорически запрещаю выходить на это поле! – отрезал сэр Артур. – Нельзя трогать чертеж, пока мы не выясним, что он означает!
– Хорошо, – с неохотой отозвался Роберт.
– Велите малютке Робби с братьями охранять чертежи от зевак. Ходить можно по краю поля, но не в центре. Ни при каких обстоятельствах!
– Сэр Артур, но ведь мы ежегодно платим вам ренту с этого поля! Благодаря ему у моей семьи есть крыша над головой! А цены на зерно падают уже два года…
Огорчение Роберта было понятно. Ему еще повезло, что арендодатель оказался добрым человеком и настоящим джентльменом.
– Не думайте о ренте, – сказал Дойл. – В этом году я освобождаю вас от обязательств.
На открытом лице Роберта боролись чувство долга и благодарность.
– Я не могу принять ваше предложение, сэр Артур, – покачал головой фермер. – Оно, конечно, щедрое. Спасибо вам. Только договор есть договор! Милостыня мне не нужна.
Сэр Артур нахмурился, однако его арендатор наотрез отказался от такого простого выхода из положения.
– Обсудим в другой раз, – сказал Дойл. – А пока гоните зевак прочь. – Его тон не допускал никаких возражений.
В знак послушания Роберт коснулся рукой своей помятой кепки. Мы вернулись в усадьбу сэра Артура, где его прелестная супруга Джин, леди Конан Дойл, сидела во главе стола, накрытого к плотному и долгожданному завтраку. После нашей утренней экскурсии я просто умирал с голоду, а Холмс едва прикоснулся к еде. Это означало, что загадка его увлекла и он не поддастся никаким соблазнам, пока не потеряет к ней интерес.
Остаток дня мы вместе с сэром Артуром объезжали другие поля, где в последние две недели таинственным образом появились теоремы. Пользуясь выражением Холмса, все эти нивы были варварски вытоптаны.
Мы беседовали с арендаторами, которые тоже видели огни в небе и очень испугались. Все давали разные описания, и никто не мог сравниться с Робертом в связности повествования и ясности изложения. С их слов было сложно понять, что именно они наблюдали.
Мне все время приходили на ум слова Роберта: что-то в его рассказе не давало покоя. Я решил, что беспокойство вызвано тайной и моим любопытством. Как бы скептически ни относился к этому Холмс, было бы чудесно, если бы нас посетили обитатели других миров – физических либо нематериальных. Естественно, я бы предпочел дружелюбных созданий, описанных сэром Артуром Конан Дойлом, а не захватчиков, как в фантастических романах мистера Уэллса.
Мой друг прилежно исследовал все попорченные поля и выслушал все описания вспышек на небе. Однако улики ему достались лишь старые и затертые, поэтому к вечеру поиски стали беспорядочными, Холмс начал нервничать и отвлекаться. Рассуждения сэра Артура о спиритизме все больше его раздражали, а сменить тему беседы не удавалось – что бы я ни говорил и ни делал, Дойл проповедовал с жаром истинного неофита.
К концу дня, когда я размечтался о чае, мы устроились отдохнуть под древним дубом вблизи очередного разрисованного поля.
– Посмотрите, – сказал сэр Артур, – пшеница полегла, но ее стебли не сломаны. Зелень на чертеже такая же свежая, как и на нетронутых участках. Странно, не правда ли?
– Да, странно, – согласился я.
– Ничего странного, – откликнулся Холмс.
Он выпрыгнул из экипажа, вырвал пучок колосьев, росших у края поля, и, вернувшись, показал нам целые стебли с крепкими корнями. Потом взял корни в одну руку и ударил пучком о другую, так что стебли согнулись под прямым углом. Удар был столь силен, что от корней во все стороны полетели комья земли.
Однако стебли не сломались.
– На этой стадии роста стебли Titicum aestivum невероятно прочны, – сказал Холмс. – Сломать их крайне трудно.
Мой друг вытащил из пучка за корень одно растение и вручил мне, а другое – сэру Артуру. Я попытался сломать свое, и действительно оказалось, что оно очень волокнистое, нелегко даже просто согнуть. Дойл тоже несколько раз согнул и разогнул свой колос.
