Текст книги "Буду С Тобой (СИ)"

Автор книги: Никтория Мазуровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Юлька подняла свою ладошку и погладила его по щеке, он не выдержал, прижался к ее ладони сильней, и передвинул к своим губам. Коснулся центра ладони, поцеловал. Рука у нее задрожала.

– И что ты слышишь?

– Слышу признание, ну знаешь, то самое. Любовь и все такое.

Снова поцеловал ее ладошку, качнул головой.

– Все не совсем так, Кареглазка, – она нервно дернулась всем телом, отшатнулась от него и руку свою забрала, – Эх, я дурак, выслушай меня для начала, а потом уже на пол падай, хорошо?

Ромка успел ее перехватить поперек живота, и теперь она сидела, прижатая к нему спиной. И руку с ее талии он убирать не собирался. Ему нравилось держать Кареглазку в своих руках.

Склонился к ее волосам, поцеловал в шею и с удовольствием увидел, как ее кожа мурашками покрылась.

Его она, его. Не отдаст!

–Все не совсем так, потому что это не просто признание, ну, то самое, которое, в любви и так далее, – малышка снова вздрогнула и попыталась извернуться, но он держал крепко, – Это еще и констатация факта.

– Какого?

– Факта, что ты моя и станешь моей женой. Я заберу тебя отсюда, увезу сначала в ЗАГС, а потом мы махнем отдыхать куда-нибудь к океану.

Он скучно перечислял факты, а внутри все замерло в ожидании. Сказать-то он сказал, бравировал, что факт, будто все решено уже. Это он решил, да. А Кареглазка могла отказаться, имела право. И принуждать... ее принудить он никогда не сможет.

Юлька молчит, а у него душа на куски разлетается.

Юлька вся дрожит, а у него руки наливаются свинцом и сжимают все крепче.

– Ты воды боишься, какой тебе океан?

Он громко выдыхает, целует ее в шею, дотягивается к красной щеке, касается едва уловимо.

– Если ты рядом будешь, я переживу и океан.

Кареглазка все-таки изворачивается, поворачивается к нему лицом, поднимает взгляд и душу всю своими темными карими глазищами выворачивает. Смотрит долго, минуты две, и молчит.

А потом кивает сама себе, касается его подбородка скупым поцелуем сухих губ и отворачивается, всем телом на него облокачивается и, наконец, расслабляется.

– Я больше горы люблю.

Парни скинули смс-ку, ждут за дверью.

– Хорошо, горы – значит, горы, мне без разницы, лишь бы ты была со мной.

Кареглазка прижалась теснее, еще ближе, чтобы совсем рядом, и со вздохом сказала:

– Буду с тобой... без тебя уже не смогу.

– И не нужно, Кареглазка, уже не нужно, я теперь твой с потрохами и скелетами в шкафу, покалеченный, и кровью запачканный. Не самая лучшая пара для хорошей девочки, но без тебя я отсюда не уеду.

– Угу... – сонно произнесла.

И будить вроде жалко, но лекарства пить надо, и имбирь же ей нужен зачем-то.

Но решил пусть поспит, а он пока с братом решит пару моментов и Димке позвонит, про имбирь спросит, вдруг она в курсе.

Часть восьмая (заключительная)

Ухаживать за больным человеком достаточно сложно, и как оказалось, очень смешно. У Ромки вообще такое впервые в жизни, но удивляться таким вещам он перестал, ему начало казаться, что с Кареглазкой у него вообще все впервые. И это было удивительно и прекрасно. Потому что забывалось прошлое, кровь, боль, страх. Все уходило на второй план, а то и на третий, стиралось с памяти, а свободное место заполнялось другими воспоминаниями. Светлыми, яркими, в них было столько тепла и щемящей нежности, что верилось в это все с трудом. Но и не верить Рома не мог.

Потому что, его девочка и вправду не умеет болеть красиво, о чем сразу его предупредила и попросила свалить и дать ей пару дней проваляться в постели одной.

Разве он мог уйти? Нет, конечно. В общем, они успели поцапаться, потом помириться. А потом Юлька, жутко краснея и стесняясь, сморкалась в свое специальное полотенце, пила лекарства и сделанный им имбирный чай. Удивилась, но пила и даже глаза от удовольствия зажмурила.

За те пару часов, что Кареглазка спала как сурок, он успел немного похозяйничать в ее доме, пусть и язык не поворачивался назвать это место ее домом, но все же.

Звонил брату и сказал, что задержится на пару дней, но приедет не один. Ну и что, что Юля еще не в курсе. Какая разница? Ведь они любят друг друга и объективных причин не быть вместе у них нет. Так что, все нормально. Ибрагим пообещал выслать людей в аэропорт, чтоб встретили, и попридержать энтузиазм Димки. Но сказать проще, чем сделать.

Димке он позвонил сам, и сразу спросил про имбирь.

– Ты вытрепал ей нервы до такого состояния, что у нее простуда появилась? Романыч, что ты творишь? – Дима возмущенно говорила, но он то смог различить и счастливые нотки. За него она радовалась, пусть и возмущалась сейчас.

– Давай без показательной порки, окей? Просто ответь мне зачем ей понадобился имбирь?

Димка возмущённо посопела в трубку пару секунд, но потом все же продиктовала ему рецепт чая с имбирем, лимоном и медом.

– Ты же привезешь ее, правда?

– Ты в этом сомневаешься?

– Ты полгода страдал фигней... так что, да, у меня есть причины сомневаться.

– Без нее я не вернусь.

– Окей, принято, готовлю большую гостевую спальню, подальше от детской, а то Илай вам спать не даст. И это... свадьбу делать будем, или ты, как брат, сделаешь все по-тихому?

Стоило подумать об этом вопросе всерьез. День их свадьбы Кареглазка будет помнить всю жизнь.

Дима вот с братом помнила, но у них была совсем другая история. Да и разные они с Юлей совсем. Его названной сестре не нужно было торжество, платье, и так далее. Ей нужен был Ибрагим в безраздельное владение, ей этого было достаточно.

А Юлька? Она другая. Ее жизнь не ломала, ее ценности– они правильные. У нее наверняка были какие-то мечты относительно этого дня.

Молчание затягивалось, но Дима терпеливо ждала его ответа.

– Нашей семье не достает нормальности, тебе так не кажется? – хрипло спросил, и голос у него сел потому что представил свою Кареглазку в белом платье, говорящую ему «да». Понял, что хочет... торжества, платья и обещаний, данных друг другу при свидетелях... самых дорогих людях. Хочет увидеть ее сверкающие глаза и щечки, покрытые румянцем, когда будет ее целовать под крики «горько».

– Кажется, Ромашка, кажется. Я, конечно, не спец по свадьбам, но людей нужных найду. Нас же много не будет, да? Кого бы она хотела видеть?

– Я думаю, – ему пришлось прокашляться, прежде чем ответить, – Ее мама и парочка друзей. Имена скину смс-кой, но Дима, давай без перегиба, хорошо?

– Все будет в лучшем виде, брат, не переживай.

Она отключилась, а Ромка принялся готовить чай с имбирем. Мелко шинковал этот самый овощ (или фрукт), а мыслями был далеко.

Воображение разыгралось не на шутку.

Его девочка правильная, у нее убеждения, принципы, она верит в добро, в справедливость. И жизнь с ним возможно покажет ей, что мир – он другой. Юлька и так уже знает об этом, знает о его прошлом столько, сколько нужно, чтобы иметь представление, но не знать наверняка. И пускай так остается.

Сейчас Ромке хотелось подарить своей Кареглазке сказку. Пусть без принцев на белом коне, но зато обязательно со счастливым концом.

***

Юлька проболела неделю, но за это время успела много сделать. Не сама, конечно, помогал Рома и парни из охраны.

События так стремительно набирали оборот, что ей и подумать на самом деле было некогда.

Увольнение, скандал на работе, потому что отказалась отрабатывать положенные две недели. Ссора с мамой, которая не хочет понимать и принимать, что она выходит замуж и переезжает на другой конец страны.

Если по поводу работы Юля не переживала, то мама... тут все сложней.

У них отношения перестали быть доверительными, они перестали друг друга понимать. Но ведь мама всегда хотела выдать ее замуж, не важно за кого, но хотела, чтоб дочь была пристроена.

А теперь закатила истерику, обозвала идиоткой и отказалась приехать на свадьбу, пусть и дату пока не назначили. Просто отказалась. Как увидела Рому, заявила, что тот дескать ее дочери не пара, хотя и не знала кто он и что он за человек.

Юля не готова была слушать этот бред и попросила маму покинуть квартиру и позвонить, когда родительница будет настроена на диалог.

Но прошло несколько дней, мама молчала, Юля злилась, а Ромка спокойно паковал ее пожитки и готовился к переезду.

Понимание, что все это реально, шибануло за сутки до самолета, и она просто взяла и разревелась. Непонятно от чего. Просто вдруг потекли слезы, послышались всхлипывания и шмыганья носом.

Она уезжает в другой город, на другой конец страны с человеком, без которого не может и не хочет жить.

Он потрясающий, он любимый... но на душе неспокойно. Не только из-за матери. Ведь родные есть не только у нее, но и у него. А вдруг она им не понравится? Что тогда будет?

Ромкин брат видный и властный человек, его жена вообще наемный убийца в прошлом... вдруг она просто не впишется?!

Боже, страшно-то как!

Кажется, это стало привычкой: реветь на полу собственной кухни.

Она не услышала шагов, но сразу увидела Ромку в дверях. Взгляд обеспокоенный, печальный, грустный.

Он смотрел на нее долго, задумчиво. Она пыталась взять себя в руки, но не шибко-то получалось, слезы все текли и текли.

Рома подошел ближе, присел рядом, но трогать поостерегся, была возможность, что от его попытки ее успокоить слез станет только больше.

– Ты не хочешь уезжать? – спросил тихо и спокойно, а у самого руки в кулаки сжались так, что костяшки побелели.

Юля помотала головой, горло свело спазмом и говорить нормально она была не в состоянии.

– Тогда почему ты плачешь? Я не понимаю?!

Рома все же решился, пересадил ее к себе на колени, и начал стирать мокрые дорожки с нежной кожи.

– Я б-б-боюсь...

У него в голове взорвалась бомба, не иначе. Она боится! Чего?! Но запаниковать он не успел, Кареглазка продолжила говорить.

–... не понравиться!

У Ромы за пару секунд сердце остановилось, и вся жизнь перед глазами промелькнула. Даже была мысль, что он может остаться здесь, если Кареглазка боится переезжать. Ради нее он на все готов. А оказалось, что она боится совсем другого. Аж от сердца отлегло.

– Ты не можешь им не понравиться, Кареглазка, – это, во-первых. И во-вторых, даже если это так, во что я не верю, их мнение ничего между нами изменить не сможет. Я полгода без тебя умирал и больше не хочу жить без тебя. И если уж Дима собралась организовывать нам свадьбу, считай, что заочно она уже тебя обожает.

– Почему? – его девочка перестала плакать и теперь с интересом слушает, а хрупкая ладошка сама собой лежит поверх его груди, там, где бьется сердце. Его сердце бьется для нее,– так будет всегда.

– Потому что, несмотря ни на что, Димка девчонка, которую мой братец лишил свадьбы века. Она не признается в этом вслух никогда, но какая-то доля романтики в ней осталась.

***

Перелет дался его Кареглазке тяжело, да и болезнь ещё не отступила. Билеты в первом классе, удобные большие кресла и пледы. Его девочка проспала весь перелет, отлежала ему плечо и руку, но он бы ни за что ее от себя не отодвинул. Никогда.

Шагая по зданию аэропорта в кольце охраны, он не верил. Не верил, что они прилетели, что теперь вместе и навсегда.

Да, прижимал сонную Юлю к себе. Да, кайфовал от того, как доверчиво она опиралась на него и шла с полузакрытыми глазами, слепо доверяя ему во всем.

Но, пока она сонная и ничего не понимающая, все хорошо. А когда окончательно придет в себя...

Он тоже боялся, что ей может тут не понравиться. И Рома говорил правду, он будет с ней где угодно, даже вдали от Ибрагима и его семьи, если придется. Но все же надеялся, что все сложится наилучшим образом.

***

Юлька с трудом проснулась, веки свинцом налились и было нереально трудно их раскрыть. Но она ощущала, как болит голова, как от долгого сна ноет спина. Нужно вставать.

Она повернулась на бок и посмотрела в окно. Пасмурно, и не понятно, сейчас день, утро, или вообще вечер. Часов в зоне видимости тоже не было, где ее мобильник она вообще не помнила, и как, кстати, оказалась в этой спальне, тоже.

Перелет вообще прошел, как в тумане, она спала и ей даже что-то снилось, но что именно, не помнила. Знала только, что Рома рядом, а большего и не надо было.

Сейчас он спокойно спал, повернувшись к ней лицом, и рука его лежала на ее талии, будто всю жизнь так было.

Она улыбнулась, погладила его по руке, вверх по предплечью, и наконец, пальцы замерли на лице. Щеки покрыты щетиной, щекотно пальцам. Губы мягкие и теплые, так и хочется их поцеловать.

Придвинулась ближе, уже хотела было склониться к нему и осуществить свое желание, но не успела.

Ее быстро опрокинули на спину и нависли сверху, придавливая тяжелым телом к кровати.

Глаза темные, зрачки расширенные и улыбка... счастливая, такая же, как и у нее самой.

– Будешь меня дразнить, я до свадьбы терпеть не стану, – хрипло прошептал и поцеловал, едва касаясь губ.

Юлька бы обеспокоилась этим заявлением, но доказательство его желания, очень твердое и возбужденное упиралось прямо в ее живот. У нее дыхание перехватило и мышцы узлом скрутились, кожа покрылась мурашками.

Может быть и стоило его немножко подразнить, но Юля отмела это желание. Зачем? Ведь Рома делал это не только для нее, но и для себя. Он хотел, чтоб все было правильно. Первая брачная ночь, первая близость уже в роли мужа и жены. Разве всем так везет, как ей? Нет, и это нужно ценить.

Юля снова погладила его по щеке, прижалась к губам, нежно, ласково, и отстранилась.

– Доброе утро!

– Оно действительное доброе, правда, сейчас вечер, но какая разница?!

Он был таким счастливым, что и вправду никакой разницы не было. Главное, чтоб рядом, чтобы можно коснуться и вживую слушать его голос.

****

Знакомство с обитателями дома было интересным.

Его Кареглазка стеснялась, краснела, потом бледнела, а потом опять краснела. Даже ладошки вспотели от волнения, но он упорно продолжал тащить ее на кухню, откуда слышались голоса его родных.

Первым их заметил Илай, он топал по полу и что-то говорил своему динозавру, родители юного биолога (или зоолога) как раз накрывали на стол.

Малец посмотрел на них удивленно, выпучил свои глазки, а потом кинулся к нему, и радостно заголосил, стараясь выговорить слово «Ромашка». Получалось забавно, и Юлька со смеху прыснула и прикрыла рот ладошкой, потому что грозный племянник посмотрел недовольно, сменил гнев на милость, как только Ромка его поднял на руки и у ребенка появилась возможность дергать красивую тётю за длинные волосы.

На шум в коридор выглянула Димка, посмотрела на их компанию, заметила, как ее сын уже дергает понравившуюся даму за косы, и нахмурилась.

– Илай, – строго заговорила, – Не дергай Юлю за волосы, ей больно!

Малец застыл с зажатым в кулачке локоном, посмотрел внимательно на Юлю и улыбнулся во все имеющиеся зубки. Потом перевел взгляд на Рому и проговорил:

– Касивая! – кивнул сам себе же и затрепыхался, просясь, чтоб его опустили на пол.

Димка засмеялась.

– Ромашка, у тебя появился конкурент, понял, да?

Юлька сделала вдох и решительно пошла вперед, Димка смотрела на нее внимательно и ждала, что будет дальше.

Его девочка была смелой. Протянула свою ладошку к Диме и просто представилась:

– Юля.

Димка ее ладошку пожала и кивнула, глаза у сестры светились радостью.

– Дима.

А дальше появился глава семейства. И как в хорошем старом известном фильме, приобнял его Кареглазку за плечи, притянул ближе к себе и расцеловал в обе щеки со словами:

– Добро пожаловать в семью!

Тут Рома уже не выдержал и начал ржать, потому что его братец на Марлона Брандо никак не тянул, но вот на Дона Корлеоне очень даже.

Илай не понимал от чего взрослые так смеются, но, когда все сели ужинать, порадовался, что новая красивая тетя сидит возле его стульчика и он мог спокойно держать ее локоны в своих цепких пальчиках.

Вечер прошел тихо и по-семейному, так, как давно в жизни Юльки не было. Сегодня она впервые за очень долгое время ощущала себя частью чего-то большего, чего-то огромного, нерушимого, почти что вечного.

Рядом был Рома, держал за руку. Много шутил и много смеялся. Заботился о ней, и кажется, каждым своим взглядом, каждым жестом показывал всем, как она дорога ему на самом деле.

Юля волновалась, но стоило только заглянуть ему в глаза, и этот неуместный страх и волнения отступали, уходили, не попрощавшись, и слава богу.

Откуда эта храбрость в ней, не понятно, но она не побоялась сделать первый шаг и протянула руку Диме, названной сестре своего будущего мужа.

Удивительная женщина, поразительная. Маленькая, с виду хрупкая, но взгляд серых глаз холодный, проницательный, будто всю душу увидеть может. Может, так и было. Но стоило этой женщине посмотреть на сына, как этот холод в глазах исчезал бесследно и появлялось что-то другое. Безграничная любовь и счастье, готовность защищать, беречь. Так много было в ее глазах, что хотелось зажмуриться и не подглядывать. Но Юлька смотрела потому что ей это позволили. Ее приняли в эту семью безоговорочно, поэтому и проявляли столь открыто все свои эмоции, не стесняясь и не прячась от чужого взгляда.

Ибрагим же... кажется, едва сдерживал улыбку и пытался выглядеть серьезней, чем есть на самом деле, почему-то ей так казалось. Этот мужчина с виду суров и могуч, но в глазах так и плясали веселые искорки. Кажется, он был больше всех рад ее появлению, все смотрел как Ромка постоянно ее касается, и улыбался едва заметно.

Но мистером очарованием, конечно, смело можно назвать Илая.

Как-то вот Юльке не доводилось особо много общаться с такими маленькими детьми. У нее ведь не было младших братьев и сестер. Да и племянников тоже. Не сложилось. И опыта не было, так, чисто интуитивно она представляла, что делать, но вот, столкнувшись непосредственно, немножко растерялась.

Впасть в отчаяние ей не дали, маленький забияка, кажется, влюбился в ее волосы, и целый вечер нет-нет, да пытался потаскать ее за косы.

Для кого-то обычный вечер в кругу семьи.

А у нее слезы на глазах и сердце в бешеном ритме заходится, и нет слов, чтобы объяснить все, что в душе творилось.

Уже поздно. Все давно разошлись по комнатам. Маленький Илай уснул на руках у отца, Дима лишь посмеивалась над этим. Ромка с кем-то говорил по телефону, ему пришлось ненадолго выйти.

Юлька осталась наедине с Димой, помогала той убрать со стола, загрузить посудомойку.

Не было неловкости или напряжения. Она будто всю жизнь прожила в этом доме с этими людьми.

В каждом из них была своя трагедия, своя боль, но они все вместе, и радуются каждому моменту. Каждую минуту помнят и берегут.

И у нее опять слезы на глазах, в горле ком, и руки немного подрагивают, а сердце радостно стучит и вот-вот из груди выскочит. Боже, ей казалось даже Дима слышит, как у нее пульс тарабанит.

– Хорош реветь, Кареглазка! – строго проговорила Дима, крепко стиснула ее плечи в полуобъятии, – Радоваться надо, а ты затеяла мокрое дело.

Дима отставила в сторону чашки и насильно усадила ее на стул. Этой женщине сопротивляться невозможно.

– Я р-радуюсь, – немного заикаясь проговорила, стараясь прогнать ком в горле и неуместные слезы, но, черт возьми, так сердце щемило от этого счастья, что не получалось.

– Ага, я вижу, – саркастично заметила, но руки на Юлькиных плечах были теплыми и успокаивающими, – Давай, бери себя в руки, а то вернётся сейчас этот псих цветочный и «радоваться» буду уже я.

– В каком смысле?

Юля внимательно смотрела в глаза Диме, взгляд не отводила. Храбрая девочка, верная. Такая Ромашке и нужна. Были в ней этот внутренний стержень и чистота в сердце, которую почти невозможно увидеть в большинстве людей. А в этой девушке есть. И плачет она от радости. Повезло Ромке, очень. Не проворонил счастье свое.

– В том смысле, что увидит слезы твои и все, пиши пропало. Будет меня донимать чем я тебя до слез довела, – по-доброму улыбаясь ответила, и снова погладила Юльку по плечам, успокаивая и утешая.

– Нет, он все правильно поймет. Это у меня от переизбытка эмоций, счастье переполняет, понимаешь?

Дима сумела сдержаться от улыбки. Она напомнила Ромку, еще до всего того ужаса. Он такой же был. Чистый, радостный, готовый любить весь мир. Вот и Юля. У нее слезы от радости, она их не стесняется. Потому что радостью нужно делиться, а горем– гордость не позволит.

Их судьба свела, не иначе. Встретились два одиночества, два недобитых романтика... встретились и больше не расстанутся.

– Просто у меня ведь есть мама, но я не... мы не... Ох, даже объяснить не могу нормально. Я вижу вас сегодня первый раз, но уже... уже ощущаю себя частью вашей семьи. Уже считаю вас своей семьей. Это не слишком нормально, но так и есть.

Дима таки улыбнулась. Рома стоял в дверях и слушал, Юлька его не видела. Эта девочка делает его счастливым, а он ее. А все остальное значения не имеет.

– То, что нормально для других, не значит хорошо для тебя. Забудь обо всем, что было. Смотри только вперед, и назад не оглядывайся. Живи, радуйся, плачь, если хочется. Мы стали твоей семьей сегодня, а ты нашей уже давно.

Димке больше нечего было сказать, она склонилась к сидящей девушке и поцеловала ее в лоб и ушла к мужу и сыну, оставляя молодоженов наедине.

Рома смотрел на свою заплаканную невесту, не мог и шагу сделать, прирос к месту, а внутри все полыхало. Горело. У него душа из пепла с каждой новой минутой возрождалась. А все это она – его Кареглазка.

Сидит чуть ссутулившись, улыбается едва заметно и смотрит на него так, что душа в пятки уходит и кажется, у него сейчас вырастут крылья и он взлетит. Только... без нее летать не хотелось, совершенно.

Нашел в себе силы сделать пару шагов. Приблизился. Но еще не касался. Только смотрел.

Глаза в глаза.

Счастье к счастью.

Любовь к любви.

Он не искал ее. Не ждал. Не надеялся. Не думал о ней. Не мечтал о ней. Не хотел ее.

Все свое будущее, до встречи с ней представлял иначе, пресно, без красок.

Она шагнула в его жизнь неожиданно, заполнила всю его мужскую сущность собой. Открыла глаза, и заставила увидеть мир в другом цвете. Заставила мечтать, надеяться и верить.

Кареглазка даже не подозревает сколь многое ему дала, как многое для него открыла. Но у него будет много времени, чтобы все ей рассказать, объяснить и даже показать.

И начнет он, пожалуй, с белого. С белого, в котором она ему снилась уже несколько раз.

Рома склонился к своей невесте, заглянул в счастливые карие глаза, и коснулся губ. Нежно, ласково. Делясь своим теплом и своей любовью.

Для страсти еще будет время. Сейчас ему хотелось нежности.

– Люблю тебя, – прошептал, отрываясь от сладких губ.

В любимых глазах опять заблестели слезы. Пусть плачет, но только от счастья.

****

У Димки была улыбка до ушей. Радость переполняла и хотелось смеяться в голос, что было для нее совсем странно.

Но парочка на кухне так самозабвенно целовалась и так нежничала, что тут даже не радость появилась, а какая-то эйфория безудержная.

Пристроила Ромашку в надежные руки Кареглазки. Что может быть лучше?

Только свадьба-свадьба, кольца-кольца.

Никогда в себе таких организаторских способностей не наблюдала. Вот командовать -да, а организовывать свадьбы– нет.

Но с ее то опытом в разных делах, грех не справиться со свадьбой. Позорище прям. Так что, она постаралась.

Все будет скромно, но со вкусом. И романтикой, конечно же.

Лесная арка из живых цветов, выездная церемония на природе, шикарный ресторан. Несколько снятых домиков для гостей. А гостей будет немного. Друзья невесты из Америки, да семья жениха. Мать невесты пока еще не дала окончательного согласия, но что-то Диме подсказывало, что появление этой женщины на свадьбе может ее просто испортить, пусть лучше приезжает потом.

Дело оставалось за платьем. Но это уже мелочи.

Главное– будут родные и близкие люди, остальное, ерунда.

Дима шагнула к детской, собираясь проверить сына, но увидев открытую дверь и пустую комнату, зашагала к спальне.

А там на широкой кровати умилительная картинка: Илай раскинулся звездочкой на середине, рядом лежал его любимый динозавр, и совсем с краю Ибрагим.

Вот кому расскажи, не поверят, ведь.

Мужчина услышал ее шаги, приоткрыл один глаз.

Стоит и смотрит на них, едва дышит и руку к груди прижимает.

Он ее понимает. У самого сердце останавливалось, когда поздно приходил домой и видел жену, спящей рядом с сыном.

У него дыхание в груди замирало. От счастья. И от страха, что мог это все потерять. Вот и его девочку так же иногда ломает.

Они шагают вперед, взявшись за руки, идут вместе, шаг в шаг. Но прошлое... его не забыть, не вычеркнуть. Они все будут помнить и постараются не повторять своих ошибок.

– Ты чего не спишь?

Димка подошла ближе и увидела его открытые глаза. Наблюдал за ней. За каждым вздохом.

– Без тебя не спится...

Диме не нужны были другие слова и подробные пояснения. И так все ясно. Она и сама без него с трудом могла заснуть. Она без него уже не могла дышать, разучилась. Не могла без него спать. Не могла без него жить.

И знала, что Ибрагима ломает так же. Поэтому и лежит сейчас напряжённый, в ожидании. Жадными глазами следит за ее дыханием, за ее шагами. Шустро раздевается и натягивает на себя пижаму и подходит к постели.

– Сунься давай, разлёгся, понимаешь ли!

Она привычно ворчит приглушенным шёпотом и, наконец, ныряет в нагретую постель. Прижимается к горячему сильному телу. Обнимает его руками, возится, чтоб устроиться удобней. И в какой-то момент муж оказывается у нее за спиной.

Она прижимает к себе сына, а Ибрагим обнимает их обоих сразу.

Самое дорогое и самое родное, что у него есть.

Не будет их, не будет ничего. Его самого не будет. Потому что жизнь не имеет смысла, если в ней нет людей, которые делают его живым и счастливым.

****

Спустя какие-то две недели Кареглазка стала его полностью, сменила фамилию и на пальце появилось обручальное кольцо.

Веселая свадьба с дорогими и близкими.

Лёня был свидетелем со стороны невесты, а Дима со стороны жениха.

Обручальные кольца лежали в той самой коробочке, которую сама Юлька смастерила на свадьбу друга. И это стало отдельным поводом для слез и радости, потому что ее сохранили и привезли ей с пожеланием передать когда-то детям.

У нее было шикарное белое платье из кружева и шелка. И Рома, увидев Юлю в нем, потерял дар речи и чуть не пропустил тот момент, когда нужно говорить: «Согласен».

А спустя пару лет уже Роман будет красться в ночной тишине по спальне, быстро переодеваться и нырять под бочок к уставшей за день жене.

Будет прижимать к себе ее хрупкую спину, обнимать за талию и касаться сильной ладонью маленькой пятки годовалой дочки.

У его счастья два лица. Одно взрослое, другое детское. Одни глаза карие, а другие серые. У обоих высокие скулы и нежная кожа. Одна брюнетка, а другая блондинка с веселыми курчавыми волосами.

Но обе любимые, и обе самые близкие.

Он держит свое счастье крепко. И никогда не отпустит. Так всегда было, и так всегда будет.

Любовь можно не ждать. Можно ее не хотеть. Можно в нее даже не верить. Но когда она входит в нашу жизнь, главное,– ее не упустить и держать крепко, никогда не выпуская из своих рук.