Текст книги "Человек, которого я убил"

Автор книги: Николай Зорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Договор… – растерялась Полина. Сначала она все боялась, что Виктор об этом спросит, а потом отвлеклась. – Договор мы составим. Завтра. Или послезавтра. Сейчас как-то не до того.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Виктор. – Завтра так завтра. Честно говоря… – Он замялся, не зная, как сказать Полине, что ему давно уже нужно быть на работе, но она вдруг все поняла сама.

– Прости, я совершенно забыла, – очень смутилась Полина. – Беги. Извини, я тебя страшно подвела.

– Ничего, перебьются, – пробурчал Виктор. – Ты смотри тоже тут не особо задерживайся. Иди домой, приляг, ты же всю ночь не спала.

– Да-да, – нетерпеливо проговорила она, – иди уж. Я только Максиму позвоню. – Тут она откровенно обманывала, никакого номера Максима у нее не было, а у Виктора сначала не сообразила спросить, а потом это выглядело бы слишком подозрительно. – Договорюсь о встрече на завтра и пойду домой.

У нее возникла странная уверенность: как только Виктор уйдет, Максим вернется в агентство. Услышав, что машина ее помощника отъехала, Полина откинулась в кресле и стала ждать. Вот сейчас хлопнет дверь, раздадутся шаги…

Но прошло довольно много времени, а он так и не появился. Может, Виктор прав, это действительно только какой-то глупый розыгрыш? Почему его нет ни в одном полицейском протоколе?

Нет, на розыгрыш не похоже: разыграть такой ужас вряд ли возможно, и потом… она его видела. Есть в этом хоть какой-то смысл? Или, наоборот, факт ее видения опрокидывает всякий смысл? Факт видения! Смешно, в самом деле! Факты здесь вообще ни при чем, не на них нужно опираться. Факты объявили войну ощущениям и памяти. Беспамятству, впрочем, также. Максим утверждает, что убил человека. Он это знает, помнит и чувствует. Факты опровергают убийство. Нигде оно не зафиксировано, единственный свидетель, на которого Максим может сослаться, мертв.

Мертв. Застрелен в своей квартире.

Нет, нет, об этом лучше вообще не думать. Там все ясно и просто: киллер, профессиональная деятельность. На кого на кого, но на киллера Максим уж точно не похож. Человек, приходящий в такой ужас, не способен на хладнокровное убийство…

Убийство, которое совершил Максим, и было вполне хладнокровным. Он этого не только не отрицает, но наоборот – подчеркивает. «Я долго и тщательно готовился к убийству», – вспомнилось ей. Фраза звучала немного иначе, но смысл был тот.

Полина достала чистый лист бумаги, записала эту фразу. Подумала немного и зачеркнула. Представила Максима, стоящего в прихожей с пистолетом в руке. Представила себя на его месте. Услышала стук капель в оконное стекло. Прицелилась. Лицо жертвы представлялось неясно – просто некое лицо некоего человека. Кто он такой? По какой причине она собирается его убить? Почему он до последнего момента так и не поверил, что она сможет выстрелить?

«До самого последнего момента он не верил, что я смогу в него выстрелить. Я тоже не верил, хоть долго и тщательно готовился к убийству», – записала Полина новую редакцию начала рассказа Максима. И тут мысли – чужие и в то же время как будто ее собственные – понеслись, понеслись, она едва успевала записывать. Строчки набегали одна на другую, буквы плясали по строчкам, но она, конечно, этого не видела, да ей было все равно. Важно поскорее записать, а почему это важно, она не смогла бы ответить. Лист кончился, под рукой оказалась твердая гладкая поверхность стола. Полина нетерпеливо выхватила из пачки другой лист и продолжила записывать.

Она писала словно под диктовку (своих или чужих воспоминаний?) – и вдруг совершенно ясно увидела всю сцену. Увидела и ощутила. Холодная темная улица, не горят фонари, слышатся чьи-то шаги, кто-то ее догоняет. Лицо ее жертвы, все такое же расплывчатое, общее для всех человеческих лиц, приобрело новое выражение – отчаяния? боли? «Убийство было совершенно напрасным», – говорит ей человек, которого она убила. Которого убил Максим – конечно, Максим, – небольшая оговорка, ничего больше.

Этой ночью они должны быть вместе, и потому нужно возвращаться домой.

«Как трудно найти дорогу назад, дорогу… к разбитому зеркалу.

Холодно и черно. Мокро капает сверху. Холодно и черно. Ноги больше не повинуются мне. Холодно и черно… Вот и дом, мой дом, где… Сегодняшней ночью я забыл о чем-то важном».

Дописав последняя фразу, Полина вернулась к первому листу и крупными, четкими, почти печатными буквами написала сверху: «Пролог». И тут ей окончательно стало все ясно.

Факты не имеют никакого значения, на них опираться не стоит. Важно лишь то, что видишь, слышишь и помнишь. Или не помнишь, но знаешь, что все так и было. А еще Полина поняла две вещи: Максима она обязательно встретит сегодня в двенадцать часов в парке и что времени у них очень мало. Времени просто в обрез, нужно торопиться.

Спрятав исписанные листы в ящик стола под стопку каких-то старых журналов, Полина взяла трость и вышла из офиса.

Такси она вызвала уже на улице, чтобы не терять ни одной драгоценной минуты.

Максима в парке не оказалось. Полина долго и совершенно безрезультатно бродила по дорожкам, оборачиваясь на каждый вскрик, каждый возглас. Но за всеми этими вскриками и возгласами видения не следовало – они принадлежали людям, отдыхающим в парке, обычным праздно гуляющим жителям города. Максима среди них не было.

Ну конечно, не было и быть не могло. Какая же она дура! Да разве мог он прийти туда, где ему встретился призрак убитого им человека? С чего она, вообще, решила, что он окажется здесь?

С того, упрямо возразила Полина себе, что ни в каком другом месте он и не мог оказаться. Преступника тянет на место преступления. Человека, преследуемого призраком, тянет туда, где этот призрак ему встретился первый раз.

Но Максима не было.

И оркестра не было тоже. Музыканты решили сегодня взять выходной. Отсутствие оркестра почему-то ее расстроило еще больше.

Она очень устала и захотела пить. Было довольно прохладно и пасмурно, но как-то удушливо липко. Наверное, потому, что ночью шел дождь. Проходя (наверное, уже в третий раз!) мимо террасы кафе, она решила заказать себе воды и немного отдохнуть от бесплодных блужданий.

И тут она его увидела. Максим сидел в углу и, кажется, дремал. Полина, обрадовавшись, ринулась к нему, чудом не сбивая на своем пути невидимое множество столиков и стульев.

– Максим! – закричала она, не заботясь, что может его испугать своим неожиданным появлением. – Как хорошо, что я вас здесь встретила! У меня для вас очень важные новости, – возбужденно проговорила Полина, отодвигая невидимый стул и усаживаясь напротив него. – Не знаю, правда, хорошие или плохие.

Радостное возбуждение вдруг совершенно прошло, она почувствовала какую-то гнетущую усталость и полное бессилие. Ничего, попыталась подбодрить себя Полина, еще ничего не известно, все будет зависеть от его реакции.

– Но сначала я бы хотела все-таки уточнить, – продолжала она, – когда в последний раз вы виделись с адвокатом Беляевым?

– С Беляевым? – Максим удивленно на нее посмотрел – этот вопрос застал его врасплох и, как показалось Полине, был ему неприятен. – Сегодня утром, сразу после нашего с вами разговора.

Ну вот и все, подумала она, никакие доводы уже не помогут.

– Этого не может быть! – изо всех сил запротестовала она против такого очевидного факта. – Нет, никак этого быть не может!

– Но почему? – спокойно и даже как-то невинно спросил Максим, и она прямо-таки вцепилась в это его спокойствие. Насочиняла себе невесть что, напустилась она на себя с отчаянной злостью, а все, может быть, еще и не так.

– Адвокат Беляев Семен Александрович погиб год назад, – проговорила она, в страхе наблюдая за его реакцией. – Но это еще не самая главная новость. А главная…

Максим побледнел и судорожно стал хватать воздух, будто перед каким-то приступом.

– Она касается непосредственно вас…

Закончить Полина не успела. Максим вскрикнул и вдруг исчез. От неожиданности и ужаса она выронила трость. Та с невыносимо громким, словно выстрел, стуком ударилась об асфальт.

Глава 7

Тусклый свет бра еле-еле освещал комнату, в которой я пребывал уже много часов. Я не знал, что это за комната, где, в каком пространстве она находится, но все здесь было знакомым: и мебель, и пустая зеркальная рама, и воздух, и запахи, и шорохи за окном. Правая рука совсем затекла, я ее не чувствовал, и ноги от долгого бездействия стали словно чужие. Невыносимо болела голова. Наверное, из-за этого я никак не мог вспомнить, как здесь оказался и что собирался сделать. Кого-то найти? Кого-то позвать? Кого-то дождаться?

– Максим! – Знакомый женский голос позвал меня, но я не смог определить, с какой стороны он раздается – с улицы? из соседней комнаты? Попытался подняться, но почему-то ничего не вышло. – Максим! – Голос прозвучал совсем близко. Кто она, эта женщина? Татьяна? Или, может быть, Катя? – Максим! – Голос меня оглушил, раздавшись над самым ухом. – Вернитесь, пожалуйста! Куда вы пропали?

Полина. Она хотела сообщить мне нечто важное. Вероятно, это ее я здесь жду.

Память постепенно начала возвращаться. Я стоял у окна и смотрел на закат… А потом встретился с Полиной. Ах да, был еще адвокат, Беляев Семен Александрович. Который… год назад умер.

Умер. Это не укладывается в голове. Мы встретились с ним на пустынной дороге, и вот теперь он умер.

Не теперь, год назад. Это непоправимо и жутко. Ничего невозможно исправить, когда человек умер.

– Полина! – в отчаянии закричал я – голова взорвалась такой нестерпимой болью, что потемнело в глазах, и комната исчезла. А когда приступ боли прошел, я увидел Полину. Она сидела напротив и встревоженно всматривалась в мое лицо.

– Что случилось, Максим? – нервным, звенящим голосом спросила она. – С вами все в порядке?

– Да, теперь все хорошо. – Я осторожно помассировал все еще нывший висок. – Небольшой обморок, со мной в последнее время такое бывает. Ничего страшного.

– Головные боли? – сочувственно улыбнулась она. – Мне это знакомо. Но вам уже лучше?

– Почти все прошло, – соврал я. – Так вы сказали, что мой адвокат погиб?

– Год назад был застрелен в своей квартире.

– Ужасно! Мне очень жаль. Я ведь был с ним неплохо знаком. Благодаря ему я на свободе.

– Да, но вы говорили, что вышли из тюрьмы только вчера. – Голос ее стал жестким. – Как же тогда вы объясните, что именно Беляев выступал в роли вашей защиты?

– Только вчера? – недоуменно переспросил я. Мне казалось, прошло больше времени. – Ну да, вчера…

– А еще вы сказали, что виделись с ним сегодня, – совсем уж обличающим тоном проговорила Полина и совершенно сбила меня с толку. Соображал я все еще туго. И тут произошло нечто такое, отчего я опять чуть было не грохнулся в обморок.

Он появился на террасе неслышно, мой черный человек, моя жертва. Сел за соседний столик и уставился на нас с Полиной своим фирменным, то ли обличающим, то ли всепрощающим, но все равно требующим ответа взглядом.

– Вы хотели сообщить еще что-то, – проговорил я, цепляясь за реальность. – Что-то очень для меня важное.

– Хотела, – Полина печально на меня посмотрела, – но сейчас это уже вряд ли имеет какое-то значение.

– И все-таки? – В сущности, мне было все равно, что она ответит, – боковым зрением я наблюдал за своей жертвой. Настаивал на продолжении разговора только для того, чтобы не потерять сознание. Мне сейчас был важен процесс произнесения слов, а не ее ответы, в которые я вряд ли смог бы вникнуть.

– Вы никого не убивали, – безжизненным голосом сказала Полина.

И тут моя жертва первый раз возмутилась.

– Какая чушь! – закричал человек, которого я убил. И я с ним был совершенно согласен.

– Чушь! – продублировал я его ответ.

– Я тоже так считаю, – согласилась Полина. – Но это убийство не зафиксировано ни в полицейских протоколах, ни в материалах суда. И свидетелей вашего преступления вряд ли возможно найти.

– Мой главный свидетель сидит за соседним столом, – со сдержанным гневом, будто она высказала некую кощунственную вещь, произнес я. – Мой главный свидетель, человек, которого я убил, хоть сейчас подтвердит. Уж он-то никак не может ошибиться.

– Он сейчас здесь? – робко и как-то смиренно спросила она. – В таком случае не могли бы вы его описать? На кого он похож?

– Трудно сказать.

– А не похож ли он на адвоката Беляева?

Этот вопрос меня так удивил, что я даже не сразу нашелся что ответить.

– При чем здесь Беляев? – запинаясь, проговорил я наконец.

– При том, что, вероятней всего, именно его вы и убили.

Ее заявление настолько меня обескуражило, что даже протеста не вызвало. Вот уж это-то была полная чушь. Я посмотрел на свою жертву за соседним столиком – тот сидел, стыдливо потупившись, словно открыли какую-то постыдную тайну, словно сорвали с него маску, а заодно и всю одежду.

– Нет, нет, нет! – наконец нашел я в себе слова для протеста. – Он, – я показал в сторону человека пальцем, как невоспитанный ребенок, – ни в коем случае не адвокат Беляев.

– Где и когда вы познакомились с Беляевым? – не пожелала отступать от своей абсурдной идеи Полина.

– В тюрьме! – выкрикнул я. – В тюрьме мы с ним познакомились. Где же еще? Адвокат полагался по закону, так мне объяснили, когда началось следствие…

– Ну да, – нетерпеливо отмахнулась Полина, – вы рассказывали. Но раньше, до этого, разве вы не встречались?

– Нет, конечно, – уверенно начал я и запнулся. Не к месту выскочила фраза из моего обморочного сна: «Мы встретились с ним на пустынной дороге».

Я посмотрел на Полину, она улыбнулась и одобрительно кивнула:

– А дальше?

Оказывается, эту фразу из сна я произнес вслух. И тут память, словно вытащили пробку, стала вытекать из меня неотвратимыми толчками, как вино из бочки.

– Мы встретились с ним на пустынной дороге, – повторил я, – был поздний вечер, да фактически уже наступила ночь. У его машины сел аккумулятор. До города оставалось километров тридцать, кругом ни души. Он был просто в отчаянии, когда я притормозил, чтобы узнать, не нужна ли помощь.

– Когда это было?

– Не знаю… Давно.

– Ну хорошо, что было дальше?

– Я подвез его до самого дома, по дороге мы разговорились, он сказал, что адвокат, и дал мне визитку. Я сначала отказывался: в самом деле, зачем мне адвокат? А он пошутил: от сумы и от тюрьмы… Незаметно, чтобы его не обидеть, я сунул визитку под сиденье. А потом… – Я замолчал – память дала сбой, отказалась выдать мне информацию о том, что было потом.

Полина опять улыбнулась и кивнула, поощряя к продолжению:

– Да, что было потом?

– Не помню. Кажется, до моего ареста мы больше не виделись. Второй раз встретились уже в тюрьме.

– В тюрьме, – протянула она задумчиво. – И кто же его нанял вас защищать?

– Он не сказал. Может, кто-нибудь из моих родственников? Нашел визитку в моей машине и позвонил?

– Может быть. Но у меня другая версия.

– Интересно послушать, – насмешливо сказал я, немного бравируя и кривя душой: мне и в самом деле было интересно.

– Ваше преступление не зафиксировано ни в одном официальном источнике. И вы не помните свою жертву, хоть постоянно с ней сталкиваетесь. Вы совершенно путаетесь во времени. Адвокат Беляев год назад был застрелен в квартире. А вы утверждаете, что…

– Я утверждаю, что совершил убийство в своей собственной квартире, – возразил я, – а адвокат…

– И в этом пункте то и дело возникают несоответствия. Вы говорите, что застрелили свою жертву в прихожей, а между тем…

– Все так и было.

– Ладно, оставим. Я думаю, это была не ваша квартира и произошло все не в прихожей, а в комнате. Знаете, зеркала вешают не только в прихожих. Год назад вы застрелили Беляева и скрылись незамеченным с места преступления, не оставив улик против себя. Вы говорили, что долго и тщательно готовились. Убийство Беляева в самом деле было хорошо продуманным и подготовленным – убийцу так и не нашли, связали его смерть с профессиональной деятельностью и решили, что действовал наемник. Возможно, вы на это и рассчитывали. Хладнокровно убили и остались безнаказанным. Но вы не тот человек, который после такого может продолжать жить как ни в чем не бывало. Ваша совесть постоянно напоминала о содеянном, ваша психика в конце концов не выдержала. Подсознательно вам хотелось, чтобы вас арестовали и посадили. И вот вы представили…

– Ерунда! – закричал я на нее в отчаянии. – Полная чушь! Все было совсем не так!

– А как?

– Я убил человека, который испортил мою жизнь, который представлял собой постоянную угрозу жизни моих близких…

– И вы не помните, кто он такой? – насмешливо спросила Полина. – Но почему этим человеком не может быть Беляев?

– Потому что… – Я вдруг почувствовал невероятную усталость, мне расхотелось спорить, сопротивляться, любая версия, которая четко объяснила бы события, сейчас меня бы устроила, пусть даже версия с адвокатом. – Знаете, – признался я, – они действительно иногда меняются местами – адвокат и жертва.

– Ну вот! – обрадовалась Полина. – Остается только вспомнить, как все происходило на самом деле. Я вам помогу. – Она прикрыла глаза – хотя лично я необходимости в этом не видел – и проговорила задумчивым тоном, словно озвучивая свои личные воспоминания:

– До самого последнего момента Беляев не верил, что я смогу в него выстрелить. Я тоже не верил, хоть долго и тщательно готовился к убийству..

– Замолчите! – закричал я в ужасе. – Все было не так! Абсолютно не так! Моя жертва – не адвокат Беляев. И убийство произошло не год назад, а… Не помню, но не год назад точно!

– И сегодня вы встречались с Беляевым?

– Встречался! – отрезал я. – И он был жив! Не мертвее меня!

Я отвернулся от Полины, и взгляд мой наткнулся на мою жертву. Он все так же сидел, потупившись, но к стыдливости прибавилось выражение какой-то изможденной обессиленности. Он был измучен не меньше меня. И в первый раз мне стало его жалко. Захотелось протянуть через столик руку и похлопать его по плечу: ничего, старина, прорвемся, расследование еще не закончилось, Полина – умная, целеустремленная девушка, она нам поможет, докопается в конце концов до истины.

– Иллюзия, только иллюзия, – говорила между тем Полина, но таким добрым, успокаивающим тоном, что я готов был опять с ней согласиться.

– Возможно, – ответил я, не отрывая взгляда от своей жертвы, он тоже, соглашаясь, кивнул. – В сущности, все иллюзия. Можете ли вы поручиться, что сами существуете или я существую в реальности, а не являюсь лишь плодом вашего воображения? – сонно проговорил я и зевнул. Мне стало умиротворяюще спокойно – мой фантом, с которым я наконец примирился, тоже зевнул, деликатно прикрывая свой призрачный рот призрачной ладонью. Это напомнило один разговор с Беляевым, состоявшийся в тюрьме. Речь шла о моей поездке в Грецию. Эта поездка в воспроизведении адвоката как-то связывалась с эпизодом из моего детства. Уплывание в сон на волшебных парусниках в стихах Мандельштама. И вот тогда Беляев, читая стихи тоном моей матери, для большей убедительности точно так же зевнул. И выражение лица было точно такое же. И… Но за что я мог его убить? Невозможно представить, чтобы этот безобидный человек мог испортить мне жизнь. Нужно вспомнить, все хорошо вспомнить, и тогда…

Зазвонил телефон. Полина, извинившись, вытащила мобильник и недовольно заговорила – звонок отвлек ее от нашего разговора. Потом тон ее стал озабоченным, а потом она точно так же, как за несколько минут до этого я, протестуя, закричала:

– Все было не так! Абсолютно не так!

Но ее собеседник точно так же, как до этого она меня, смог убедить ее в своей правоте. Растерянно, виновато она проговорила:

– Спасибо. Да. Я все поняла. Жаль, теперь придется искать другой вариант. – Отключила мобильник, чтобы он больше не прерывал разговора, и, разочарованно посмотрев на меня, сказала: – Звонил мой помощник. Моя версия с треском провалилась. Вы не убивали адвоката Беляева. Киллера задержали полгода назад, он дал показания.

Я был разочарован не меньше, чем она. Молча, забыв поблагодарить ее – а впрочем, благодарить было не за что, – поднялся и пошел из кафе. Следом за мной двинулась моя призрачная жертва.

Глава 8

Максим поднялся и пошел прочь, не сказав ни слова. Звякнув, стукнулся об асфальтированный пол террасы какой-то металлический предмет – очевидно, выпал у него из кармана. Полина хотела его остановить, указать на потерю, позвать назад для продолжения разговора, но не смогла заставить себя даже шевельнуться. Долго сидела, удрученная своим поражением, хотя еще час назад больше всего боялась, что ее версия об убийстве адвоката подтвердится. Кто-то прошел мимо, задев ногой тот металлический предмет, который выпал из кармана Максима. Нужно поскорее поднять, пока его не переместили на недосягаемое для ее слепоты расстояние.

Предметом оказалась связка из трех ключей. Их нужно было срочно вернуть. Но как? Максим успел уйти уже далеко, теперь его ни за что не догнать, не найти.

Полина включила мобильник и набрала Виктора, узнала у него телефоны и, на всякий случай, адрес своего капризного клиента, наплевав на подозрительность помощника – пусть думает что хочет. Тем более он и сам вдруг загорелся расследованием, приехав на свою работу, еще раз изучил все материалы, связанные с убийством Беляева.

Долго и безуспешно пыталась дозвониться до Максима. Ну и ладно, спохватится, сам ее разыщет, рассердилась Полина, сунула ключи в карман, подняла трость и вышла из кафе. Времени и так слишком мало, чтобы терять его попусту.

У центральных ворот парка вызвала такси. Ей нужно было поскорее вернуться в агентство и все обдумать.

Таксист оказался человеком навязчиво душевным и обременительно чутким. Заботливо усадил в машину, хотя этого совершенно не требовалось, всю дорогу развлекал ее рассказами из жизни вымышленных слепых его знакомых, желая подбодрить, – хорошо, что ехать было недалеко и рассказы его закончились раньше, чем Полина окончательно вышла из себя.

В офисе она первым делом записала разговор с Максимом, его последнюю встречу с адвокатом и весь его сегодняшний день. Так легче было анализировать. Но вдруг спохватилась, что многое из того, что сейчас написала, Максим ей не рассказывал. Скомкала лишние листы с отсебятиной, хотела швырнуть их в корзину, но передумала, тщательно разгладила и приобщила к рукописи. Представила его жизнь в тюрьме и тоже записала, чтобы выявить все несоответствия и противоречия по-новому.

«В моей камере всегда одинаково тусклый свет, тишина, изредка нарушаемая приходом охранника, застоявшийся воздух, которым с непривычки и дышать невозможно, и полное отсутствие событий», – записывала рука Полины, а в голове отчетливо возникала картина, и ощущения ее становились все отчетливее и отчетливее. Она уже почти задыхалась, тишина давила с такой силой, что выдержать дольше она не смогла и стала проговаривать все, о чем пишет, вслух, чтобы слышать свой голос.

– Тусклый свет, тишина, застоявшийся воздух, – повторила Полина. А потом снова, только в обратном порядке. Ей вдруг показалось, что ключ к разгадке находится где-то здесь, в этих словах.

Застоявшийся воздух, которым с непривычки… Вот оно! Именно эта фраза возникла у нее в голове тогда, в парке, перед первой встречей с Максимом. Эта чужая фраза извне. Откуда она взялась? Максим, судя по всему, уже тогда находился где-то поблизости. Это его фраза. А вернее… это фраза того, кто ему ее внушил, «продиктовал». Конечно, никакой тюрьмы не было, как не было ареста, как, вероятно, не было и убийства.

Что, если кто-то для каких-то целей попросту гипнотизирует Максима, внушая ему все эти картины и мысли? Тогда все становится на свои места – и его путаность во времени, и несоответствия между фактами и «воспоминаниями». Он никого не убивал, но ему внушили, что убил. Он не был в тюрьме, но «помнит» ее отчетливо. И нет никакого призрака жертвы, которая его преследует, и не встречался он сегодня с погибшим адвокатом. Все это лишь внушение.

Гипнотизер находился в парке вчера, именно тогда у Максима впервые произошла «встреча» с убитым им человеком. Вполне возможно, что этот «убитый» и есть гипнотизер. Или «адвокат» гипнотизер. Потому они и меняются временами местами – он представляется Максиму то в том, то в другом образе.

Гипнотизер находился рядом, возможно, сидел на соседней скамейке, потому до нее долетел обрывок фразы, потому и возникали все эти непонятные, чужие картины в ее голове вчера. Волна задела и ее, сидящую поблизости. Возможно, если расспросить людей, находящихся вчера в этом радиусе, с ними тоже происходило в этот момент нечто странное. Но это, конечно, только ее домыслы. Здесь бы посоветоваться со специалистом. Вот только где его взять?

Анастасия, мать Кати! Можно обратиться к ней. Она психиатр, у нее могут быть знакомые, занимающиеся гипнозом.

Полина набрала номер Анастасии Семеновой и, пока в трубке звучали гудки, мысленно подготовилась к разговору.

Кажется, ей начинало везти: Анастасия сама владела гипнозом и на практике его применяла, а кроме того, сразу согласилась помочь. Договорились, что она через час заедет за Полиной в офис и они вместе отправятся к Максиму домой. Пришлось, правда, приоткрыть карты, рассказать, что Максим Данилов, ее новый клиент, тот самый человек, в которого, возможно, была влюблена ее дочь. Анастасия должна была выяснить, находится ли он в гипнотическом трансе, и, если это так, попытаться вывести его из транса.

Дожидаясь Анастасию, Полина решила продолжить свои записи. В этом теперь, до встречи с Максимом, не было большого смысла, но у нее возникла какая-то непреодолимая потребность. Ей опять представилась камера, в которой он находился во время следствия, душная и плохо освещенная. И вдруг из этой камеры она перенеслась в какое-то другое место. Здесь тоже царил полумрак.

«Тусклый свет бра еле-еле освещает комнату», – записала она и, прищурившись, изо всех сил напрягая зрение, попыталась рассмотреть окружающую ее обстановку. Но видение, внезапно возникнув, точно так же внезапно исчезло. Что это за комната, она не успела понять. Лязгнул засов массивной, чуть ли не бронированной двери, на пороге появился человек в форме охранника, разбивая покой. Где-то далеко, через множество комнат от той, тускло освещенной, в которой она снова оказалась, зазвонил телефон. И Полина решила, что это звонит Виктор Максиму, хотела опередить его, первой взять трубку, но почувствовала, что почему-то не может пошевелиться. Видно, все еще пребывала во сне – охранник не смог ее разбудить. Телефон вдалеке продолжал надрываться. Охранник повел ее по коридору, забыв надеть наручники. Телефон дал последний сигнал и наконец замолчал.

В кабинете, куда привел ее охранник, были серые стены. За столом сидел человек в строгом официальном костюме, и она никак не могла решить, кто это – следователь или адвокат. Он указал ей на стул напротив и, дождавшись, когда она усядется, повел странный и для следователя, и для адвоката разговор:

– Смысл стихов, недопонятых в детстве, может оказаться пророческим. Максим не услышал предупреждения в мандельштамовских строках и спокойно отправился в Грецию. Этого делать не следовало. Но что самое страшное, и мать Максима тоже не смогла понять, какую опасность для нее таят греческие атрибуты культуры. А что скажете вы?

В коридоре загремели шаги.

– Факты слишком противоречивы, – ответила Полина, прислушиваясь к шагам. Они шли сюда, они приближались. Она понимала, что, как только человек войдет в кабинет, все для нее, да и для Максима тоже, изменится. Хотела этого и боялась.

Дверь распахнулась.

– Простите, я немного опоздала, – громко проговорила Анастасия.

Полина тряхнула головой – видения пропали, она снова погрузилась в темноту. Рука затекла до того, что почти онемела – слишком сильно она сжимала ручку и слишком быстро и долго писала.

– Что это? – удивленно спросила Анастасия, потянувшись к исписанным листам.

– Записи для Виктора, – как можно спокойнее ответила Полина, убрала в стол рукопись и улыбнулась Анастасии. – Мы снова работаем вместе.

– Вот и отлично! – оптимистичным тоном прокомментировала Анастасия – слишком оптимистичным, чтобы поверить в ее искренность. Конечно, она сомневалась в ее возможностях: разве может слепая что-то там расследовать? Любой бы на ее месте сомневался. – Ну что ж, пойдемте. Ваш клиент нас, наверное, уже заждался.

– Да, пора ехать, – согласилась Полина. Объяснять, что Максим не только не заждался, но и вообще не в курсе их визита, она посчитала лишним. А потом ей пришло в голову, что Виктор почему-то был бы против этой поездки, и она выключила телефон.

Анастасия заботливо усадила ее в машину (совсем как тот навязчивый таксист, подумала она), но, к счастью, развлекать рассказами о слепых пациентах не стала. Дорогой они говорили о Максиме, о Кате и о Полининых планах на будущее.

Во дворах Анастасия слегка заплутала: номера домов шли в каком-то странном порядке. Полина подсказала ей, как лучше проехать, и сама удивилась, откуда она это знает. Поднимаясь по лестнице, она обогнала Анастасию на целый пролет и остановилась точно у нужной квартиры на четвертом этаже.

– Вы здесь уже были? – спросила Анастасия, запыхавшись.

– Нет, – абсолютно честно ответила Полина, но не стала пояснять, что у слепых совсем другие способы знать и видеть.

– Вы так уверенно здесь ориентируетесь, – с сомнением в голосе проговорила Анастасия.

Нащупав в кармане ключи (не забыть отдать их Максиму!), Полина позвонила в дверь. Неожиданно громко и злобно совсем рядом залаяла собака. Анастасия в ужасе закричала, но, к счастью, Максим уже открывал – Полина услышала, как щелкнул замок. До смерти перепуганная дама первой влетела в квартиру, довольно чувствительно толкнув Максима и оттеснив Полину.

– Закройте дверь! – истерически прокричала она вместо приветствия.

Полина улыбнулась совершенно ошарашенному Максиму и попыталась сгладить неудачное начало визита:

– Некоторые люди боятся собак, а у вас здесь бродят прямо какие-то волкодавы.

– Это Шериф, соседей сверху, – объяснил Максим. – Вообще-то пес спокойный, не знаю, что на него нашло.

Максим выглядел так, словно его внезапно разбудили. Интересно, какие сны ему снились, подумала Полина.

– Познакомьтесь. Это Анастасия, – представила она свою пугливую спутницу. Та ничего не сказала в ответ, только издала какой-то возмущенный звук – кажется, Максим ей не понравился. Ну, понять ее можно – все-таки он был возлюбленным ее погибшей дочери и возможным виновником ее смерти.

– Максим, – тихо проговорил он, рассеянно всматриваясь в ее лицо. – Мы с вами раньше не встречались?

Анастасия опять ничего не ответила. Недовольно и как-то брезгливо она озиралась по сторонам, временами останавливая на Полине тревожный взгляд.