Текст книги "Бирюлевские чудеса"
Автор книги: Николай Рубан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
"Дети спят сладким сном,
Все уснуло кругом,
Тишина и покой,
Крепко глазки закрой..." – поплыла над парком волшебная мелодия колыбельной. Мягко ухали филины и протяжно кричали козодои, выпевая припевы, и сказочно, как на новогодней елке, вспыхивали и гасли голубые болотные огоньки. А прохожие, вместо того, чтобы пугаться и убегать к светлым фонарям, останавливались, садились на травку и, как зачарованные, слушали этот необыкновенный концерт, не отрывая глаз от волшебной игры огоньков на болоте.
После того, как песня закончилась, Ксюша сразу же повела следующую: "Рыбки уснули в пруду..." Главная кикимора Татьяна Подколодная просто не знала, что и делать, – весь берег болота занят людьми, никто даже мимо не проходит, все останавливаются, садятся на берег, а некоторые потом даже обнимаются и целуются! А те, кто не целуется, слушают неожидaнный концерт, как завороженные, и не капельки не пугаются! И никак не прекратить это издевательство – нахальная девчонка повернулась к ней спиной, дирижирует своим оркестром и ничего не слышит, словно растворилась в этой своей музыке!
А когда, наконец, мелодии стихли, и Ксюша повернулась к зрителям, весь берег словно взорвался! Сидящие на берегу люди изо всех сил хлопали в ладоши и, хотя и недоуменно поглядывали друг на друга, улыбались и все хлопали, хлопали! Все кикиморы от такого шума попрятались под лопухи, и только маленькая Ксюша осталась стоять на своем месте. Она счастливо улыбалась и, хоть ее и не видели зрители, кланялась им, как настоящий маэстро.
После мама устроила ей ужасный нагоняй за "такое чудовищное безобразие", но, несмотря на это, Ксюша все равно была счастлива, вспоминая, как зачарованно слушали люди ее первый концерт. И тихонько вздыхала про себя, потому что будущая ее профессия – пугать людей и делать исподтишка всякие мелкие гадости – ей совсем-совсем не нравилась.
– Ну, что за несчастье такое! – как-то в сердцах пожаловалась она своей подружке Фене. – Ну не люблю я никого пугать! Не люблю, и все! А они все говорят, что я ленивая, неспособная – знаешь, обидно как!
– Бывает, – согласилась Феня. – Меня вот этими танцами да музыкой совсем уже достали. Мне эти вальсы да ноктюрны – хуже горькой редьки, а никак не отвертеться. Хоть бы раз с тобой занятиями поменяться – вот бы я прикололась!
Феня была лесной феей и жила рядом с Ксюшиным болотцем, на небольшой поляне, окруженной зарослями барбариса. Ей полагалось разводить в лесу цветы, играть на рассвете нежные мелодии на лесных колокольчиках, а во время лунных ночей танцевать на балах, которые проводились на самой большой поляне. Все эти обязанности были Фене очень не по душе. Ну, разводить цветы – это еще туда-сюда: разбросала весной семена, полила росой разок-другой, ну и растут они себе, есть не просят. А вот что касается музыки и танцев – тут Фене приходилось несладко. Из всех стилей Феня признавала только рэп, а под него на балах не танцевали. Да и вообще, на бал нужно было наряжаться в светлое воздушное платьице, выслушивать там дурацкие комплименты от мальчишек-эльфов и делать вид, что тебе это очень нравится. Хотя на самом деле Феня тайно презирала "всю эту ерундень". Она прекрасно разбиралась в современной музыке и очень ловко колотила по собcтвeннручнo cдeланным бaрабaнам. Она первая из обитателей дендропарка научилась кататься на роликах и скейтборде, и по ночам часто носилась по аллеям парка как стремительный черный стриж, отчего взрослые феи охали, закатывали глаза и надменно поджимали губы. "Это какой-то ужас! Еще можно понять, если бы этим занимались эти хулиганки кикиморы, но фея!!!"
А еще Феня очень любила громко бабахать самодельными хлопушками и петардами, но делать это ей приходилось тайком – ведь, опять-таки, феям этим заниматься не положено.
С Ксюшей они дружили еще с ясельного возраста и всю жизнь завидовали друг дружке. Что ж поделать – и в сказочном мире не у всех все гладко. Но обе они очень надеялись на то, что после окончания школы выберут себе занятия по душе. Поэтому первого сентября они обе ждали с особым нетерпением и старательно к нему готовились. Ксюша наглаживала школьную форму, а Феня готовила свой наряд, или, как она его сама называла, "прикид", и обе они считали, что в праздничный день каждый должен одеваться в свою любимую одежду. А что, разве не так? В конце концов, в первую очередь этот день должен быть праздником для самих первоклашек.
Глава четвертая
Не успели ребята как следует познакомиться с новыми одноклассницами, как к школьному двору подкатил черный "Джип-микро", который по сравнению с лимузином папы Жоры выглядел довольно скромно. "Джип" остановился, и первым из него выскочил смуглый мальчишка ростом с Киля. Одет был в джинсы и свитер в красно-зеленую полоску, на голове его красовалась черная шляпа. Был он тонкий, гибкий, как прутик, и двигался как-то неуловимо-стремительно, словно чуть пританцовывая. Парень открыл заднюю дверцу и помог выйти Юле.
– Во, блин, Майкл Джексон приехал, – сварливо отреагировал Вован, почесав живот.
– Да нет, это, кажется, Крюгер приехал, – догадался Киль.
Все засмеялись, думая, что Киль пошутил так из-за одежды мальчишки. Но засмеялись они совершенно напрасно, потому что это и в самом деле был Крюгер. Джимми Крюгер, сын Фреда Крюгера.
Джимми
До шести с половиной лет жизнь американского домового Джимми была вполне безмятежной. Конечно, совсем уж безмятежной ее назвать было нельзя. Джимми жил с папой и мамой в подвале архива посольства США в Москве. Папа имел героическую профессию – дератизатор. Он охранял архив от крыс, которые являются бедствием для любых архивов. Вообще-то, для борьбы с крысами в архиве держали кота с грозным именем Ниндзя, и на его содержание даже специально выделялись деньги. Но этот Ниндзя был таким трусом и лодырем, каких поискать. Когда в архиве были сотрудники, кот расхаживал у всех на виду с самым что ни на есть грозным видом и бросался, как тигр, на любую бумажку, упавшую на пол. Так он показывал свое служебное рвение. Но стоило вечером сотрудникам покинуть архив и выключить свет, как Ниндзя тут же зaпрыгивал в свое убежище – висевшую на стене книжную полку. Для верности он еще задвигал изнутри лапой стекло за собой, оставляя лишь маленькую щелочку, чтобы не задохнуться. И сидел там, как в аквариуме до самого утра, не смея шелохнуться, потому что панически боялся крыс и темноты.
Папа стыдил его, но Ниндзя только виновато сопел и ничего не мог с собой поделать. Так что вся работа по охране архива от крыс доставалась папе Фреду и его подчиненным. Джимми всегда любил смотреть, как по вечерам папа собирается на работу. Неторопливо и аккуратно папа пристегивал к ногам стальные щитки, защищающие от крысиных зубов и когтей, надевал под свитер титановый бронежилет, прицеплял к поясу дубинку-электрошок, газовый баллончик, рацию, аптечку и страшненькую перчатку с лезвиями-когтями. Перед тем, как прицепить перчатку, папа всегда проводил алмазным напильником по этим жутким лезвиям, после чего они становились такими острыми, что, казалось, рассекали даже лунные лучи, падавшие из окон.
В сумку папа укладывал приготовленные мамой бутерброды и термос с кофе, после чего целовал маму и Джимми, говорил им: "Бай-бай, бэби" и уходил на всю ночь. Возвращался папа лишь под утро – усталый, но довольный, насвистывая свою любимую песенку про Сюзанну, к которой он едет из Алабамы. А любил папа эту песню потому, что Сюзанной звали его жену, маму Джимми, и оба они были родом из штата Алабама, где и познакомились десять лет назад, когда оба работали в церкви города Бирмингем. Тогда хорошенькая темнокожая хохотушка Сюзи следила за работой церковного органа, а молодой бравый рэтбой Фредди только начинал свою службу после окончания училища дератизаторов.
Потом папу за отличную службу перевели в Вашингтон, а в прошлом году послали в загранкомандировку в Москву. Теперь он занимал должность старшего дератизатора, командовал группой из пяти молодых рэтбоев и имел на форменной рубашке нашивки мастер-сержанта. Правда, форму он надевал только в официальных случаях, а обычно носил свой любимый полосатый свитер, который ему связала мама Сюзи.
Несмотря на свою героическую профессию, дома папа был тихим и мягким, во всем слушался маму и очень любил коллекционировать марки и сочинять сказки для Джимми, которого обожал всей душой. Джимми тоже очень любил своего "дэдди", и совсем не стыдился его обожженного лица, а наоборот, гордился им, потому что знал – папа обжег лицо, спасая архив во время пожара. С собой на работу папа его не брал, как Джимми ни умолял его.
– Нельзя, сынок, – мягко говорил папа. – Понимаешь, Инструкция, – до шестнадцати лет категорически запрещается. Да и мама не разрешит, сам понимаешь...
– А мы не скажем... – канючил Джимми, понимая, впрочем, что ничего не выйдет – папа скорее обманул бы неумолимую Инструкцию, чем маму.
Но учить до шестнадцати лет Инструкция не запрещала. И папа обучал Джимми, как пользоваться радиостанцией "уоки-токи", электрошоком и газовым баллоном, как оказывать первую медицинскую помощь, обучал приемам китайской борьбы "хэй лаошу дао", что означало "путь черной крысы". Этой борьбе папу специально обучали на стажировке в Гонконге. Давал папа примерить и свою когтистую перчатку: "Только осторожнее, парень!", но отзывался о ней довольно скептически – говорил, что газ и электрошок гораздо эффективнее. Сам он носил ее с собой только потому, что она входила в состав экипировки, определенной все той же Инструкцией.
В общем, как мы и говорили в начале, до шести с половиной лет жизнь Джимми была вполне нормальной. Но однажды папа, смущаясь и отводя глаза, сказал, что им надо серьезно поговорить.
– Понимаешь, сынок, – запинаясь, начал папа, – раньше мы с мамой тебе об этом не рассказывали... Но скоро ты пойдешь в школу, встретишься с другими ребятами и все равно узнаешь от них... Одним словом, мы с мамой решили, что будет лучше, если ты узнаешь об ЭТОМ от нас.
Тут папа окончательно смутился и замолчал.
– Да о чем "об этом"? – не понял Джимми.
– А-а, ясно. Откуда дети берутся, что ли? – решил он помочь отцу. – Так я знаю давно, так что нет проблем, па.
Мама, державшая на руках маленькую Дороти, сестренку Джимми, охнула и прижала ладонь к губам. Папа тоже охнул, но тут же рассмеялся и почесал затылок.
– Ты у меня грамотный парень, Джи, молодец... Нет, сынок, тут дело в другом, – папа вдруг стал серьезным. – Понимаешь, несколько лет назад я задержался на работе дольше обычного. Так получилось, что баллон с газом оказался бракованным и не сработал, а батарея электрошока быстро разрядилась. Ну, и пришлось мне натягивать эту спецперчатку, хоть я ее и не люблю. А крысы словно поняли, что я на мели, и кинулись на меня сразу втроем. В общем, пока я их сделал, наступило утро, в архив вошел какой-то служащий и заметил меня, когда я уже уходил. Ну, а вид у меня был – ты себе можешь представить – мама потом вещи два дня от крысиной крови отстирывала. И перчатка эта на руке, будь она неладна... Наверное, тот парень решил, что я ему померещился, потому что он начал трясти головой, протирать глаза и бормотать, что надо немедленно бросать пить. Но неделей позже я увидел на его столе какие-то исписанные листы. Я прочитал их и понял, что это сценарий фильма. Вначале я не подумал, что это всерьез, но позже фильм все-таки появился. И его посмотрели люди во всем мире.
– Какой фильм? – переспросил Джимми. – Про тебя?
– Да, сынок, – опустил голову папа, – Вышло так, что про меня.
– Правда?! – возликовал Джимми.
– Не радуйся, это совсем не то, о чем ты думаешь, – опустил папа голову. – Мы с мамой никогда не разрешали смотреть тебе триллеры и прочие гадости, но тут уж никуда не деться. Называется это творение "Кошмар на улице Bязов". Смотри, оценивай...
И папа включил видеомагнитофон.
Конечно, бедный Джимми был потрясен. Он просто онемел от ужаса, от несправедливости, от обиды за папу.
– Па! – Джимми чуть не плакал. – Но ведь это же все неправда!
– А кому это докажешь, – пожал папа плечами.
– А где... Этот?
– В Штатах. В Голливуде.
– Ну и пусть! – Джимми крепко обхватил папу за шею. – Все равно я люблю тебя, Па! Больше всех на свете!
– И я люблю тебя, малыш, – обнял его папа. – Но понимаешь, у тебя могут возникнуть проблемы в школе. Ведь не знаю, почему, но этот...,– папа прикусил язык. – В общем, он ведь дал ему мое настоящее имя. Откуда он его узнал – ума не приложу. А может, из отдела кадров кто-то проболтался. Хоть мы и секретные сотрудники, но все же люди есть люди... Мои-то подчиненные относятся к этому с юмором, и даже хвастаются перед невестами, что их босс знаменитый монстр. Но знаешь, дети иногда бывают довольно жестокими...
– А какие могут быть проблемы? – пожал плечами Джимми. – Дразниться будут, что ли? Ну, пусть попробуют!
– Нет, сынок, так проблемы не решишь, – спокойно, но твердо ответил папа. – К тому же не забывай – здесь мы иностранцы, и нам много нельзя из того, что можно дома.
– А что делать?
– Что делать? – улыбнулся папа, и его обожженное лицо стало вдруг совсем-совсем симпатичным. – Да просто оставайся таким, какой ты есть, вот и все. Ты у меня – парень что надо!
И папа потрепал жесткие курчавые волосы сына. Джимми засмеялся. Папа у него тоже парень что надо!
– Я знаю, что надо сделать, Па! Я стану кинопродюсером и сниму в Голливуде настоящий фильм про тебя! И про твоих рэтбоев! О` Кэй?
– О` Кэй, сынок, О` Кэй. Только для этого надо хорошо учиться. Обещаешь?
– Обещаю. Только у меня есть просьба, Па...
– Слушаю.
– Пусть Ма свяжет мне такой же свитер, как у тебя! Я давно хочу.
– Ну, это уж ты сам с мамой договаривайся, парень...
И вот Джимми стоял перед своими будущими одноклассниками и напряженно ждал – что же будет? Испугаются ли они папу? Будут ли дразнить его самого? И будут ли вообще с ним разговаривать?
Все это моментально понял Киль, лишь только взглянул на Джимми.
– Ребята, – торопливо зашептал он, – вы только его отца не бойтесь, ладно? Это все ерунда, что про него в кино, я вам потом объясню...
Фред Крюгер и Джимми с Юлей подошли к ребятам.
– Добрий вет-чер, – старательно проговорил Крюгер-папа и чуть застенчиво улыбнулся. – Поздравляю вас начинанием учеба.
В отличие от сына он выглядел очень элегантно в черном смокинге и искрящейся белоснежной рубашке с "бабочкой".
– Спасибо! – ответили ребята нестройным хором.
Рыжая Светка смотрела на папу Фреда во все глаза.
– Скажите, а Вы – артист, да? Настоящий? – наконец, выпалила она.
– Оу, нет, нет, дарлинг, – засмеялся папа и замахал руками, – я есть слюжащий, я работать в архив...
– Да-а? -"Дарлинг" была явно разочарована. – Ну ладно, архив, так архив.
– Света, – протянула она было руку Джимми, но тут взглянула вверх и прижала ладони к щекам. – Ой, мамочки, вот мне сейчас вздрючка будет...
На асфальт двора изящно приземлилась на метле молодая девушка в элегантном брючном костюмчике (папа Крюгер зааплодировал). Она была очень похожа на Светку, только ее рыжие волосы были чуть темней, и не развевались по ветру, словно пламя костра, а были красиво подстрижены под "каре".
– Ты чего натворила? – спросил Герка Светку.
– Да метлу ее взяла вместо своей! И портфель дома забыла – вон, тащит... – кивнула она в сторону сестры.
– А свою метлу куда задевала? – не понял Герка.
– А я знаю?! Сунула вечером куда-то...
– Здравствуйте! – подошла к ним девушка. – Уже все собрались, молодцы! А я вот чуть не опоздала, извините меня, пожалуйста. И все из-за некоторых несознательных личностей.
И она так взглянула на Светку, что та поежилась.
– А чего... – и заскребла кроссовкой по асфальту.
– А ничего, дома поговорим. Держи портфель, горюшко... Ну, давайте знакомиться, – улыбнулась она всем. – Меня зовут Евгения Петровна, я буду вас учить. Никто больше портфели дома не забыл? Тогда пойдем в класс, там познакомимся и обо всем поговорим...
С любопытством оглядываясь по сторонам, ребята проследовали вслед за учительницей, поднялись на второй этаж и остановились у двери с табличкой "2-В". Евгения Петровна плавно очертила ладонью круг перед дверью и дверь медленно отворилась.
– Подождите минуточку, – обернулась она к ребятам. Потом подошла к окну и очертила такой же круг перед ним. По стеклу пробежали синие искорки.
– Ну вот, – улыбнулась учительница, – теперь нас никто с улицы не увидит, можно включить свет.
Так начался первый учебный день (или правильнее – ночь?) у сказочных первоклашек в одних из обычных Бирюлевских школ.
Этот урок был первым не только для учеников, но и для учительницы. И надо сказать честно: проходил он совсем не так, как представляла его себе Евгения Петровна.
Еще будучи студенткой, она мечтала, как спокойные и послушные первоклашки будут сидеть тихо, словно мышки, старательно выводить в тетрадках палочки и крючочки и слушать ее с открытыми ртами. Еще она была уверена в том, что на переменах девочки будут тихонько гулять по коридору, взявшись за ручки, а мальчишки, даже если и будут шалить, то будут делать это совсем невинно – ну, всякие там голуби бумажные или что-нибудь в этом роде... Даже удивительно, как быстро забывают порой учительницы свои собственные школьные годы.
– Ребята! – торжественно начала Евгения Петровна. – На этом уроке мы с вами начнем изучать азбуку. Постепенно мы выучим все буквы, и скоро вы сможете сами читать книги, писать письма и волшебные заклинания и будете уметь все, что надо настоящему волшебнику.
Она подошла к доске, взяла мелок и аккуратно написала большую красивую букву "А".
– Эта буква, ребята, – начала она, – называется...
– А-а-а! – хором перебили ее ученики.
– Вы ее уже знаете? – удивилась учительница. – Очень хорошо. Тогда мы пойдем дальше. Следующая буква...
– Б-э-э! – обрадовано загалдели ребята. – Это мы знаем!
– Как – знаете? – немного растерялась Евгения Петровна. – Все-все буквы уже знаете?
– А кто их не знает? – в свою очередь удивилась Светка. – Маленькие мы, что ли?
Честно говоря, к этому Евгения Петровна была совсем не готова. Ну ладно, Герка – он как-никак уже второй год учится. Ну ладно, Светка – она с трех лет в ее книги свой нос совала. Но чтобы весь класс?..
– Ребята, – растерянно произнесла она, – вы что же – и читать уже умеете?
– Умеем! – развеселился класс. – И писать тоже!
– Джимми, – с надеждой спросила Евгения Петровна, – А ты?
– Нет проблем, Еугениа Петроуна, – широко улыбнулся Крюгер. – Умею, давно.
– И по-русски?
– Йес, мэм. По-русски тоже.
– Хорошо... – учительница явно не знала, что говорить дальше.
А Джимми, поняв, что к нему вопросов больше нет, сел на место и начал выдувать розовый пузырь из жвачки. Пузырь получался здоровенным, почти с кулак самого Джимми, и надувался все больше и больше. Все, затаив дыхание, с интересом смотрели на этот розовый шар и ждали, когда же он лопнет. Наконец, пузырь негромко чпокнул, и залепил всю смуглую физиономию Джимми.
– Крюгер! – Евгения Петровна поймала себя на мысли, что сама она с интересом наблюдала за надуванием пузыря, и от этого рассердилась еще больше. – Немедленно выброси жвачку!
– Оу, сорри, – отозвался Джимми, отлепляя жвачку ото лба. – Нельзя чуингам?
– Конечно, нельзя!
– О` Кэй, покладисто кивнул Крюгер и аккуратно завернул жвачку в бумажку. – А почему нельзя?
– Потому, что это неприлично! – больше Евгения Петровна не нашлась, что сказать.
Джимми ничего не сказал, только пожал плечами – дескать, что тут неприличного-то?
Евгения Петровна приготовилась спокойно и доброжелательно рассказать о правилах поведения в школе, но тут пронзительно запищал сотовый телефон в кармане у Вована. Весь класс тут же обернулся к нему. Вован неторопливо достал телефон, вытянул зубами прутик антенны и лениво заговорил, развалившись на стуле:
– Привет, братан! И тебя тоже поздравляю... Да ничо, учимся помаленьку... Да не, напрягов пока особых нет... Чего? Ну, ты ваще, в натуре! Гы-гы! Ну, лады, потом побазарим... Ага... Ну, бывай... – Вован пикнул кнопкой "мобайла", небрежно сунул его в карман пиджака и гордо глянул на ребят.
А ребята внимательно посмотрели на него и отвернулись. И никто ничего не сказал. Только Ксюша покрутила пальцем у виска. Вован засопел и отключил телефон. Уши у него полыхнули лепестками мака. В тягучей тишине тоненько зазвенел маленький будильник на учительском столе, объявляя перемену. Евгения Петровна вздохнула с облегчением.
Но оказалось, что вздохнула с облегчением учительницa cлишком рано. Когда после перемены ребята вошли в класс, она увидела, что под глазом у Вована расцветает роскошный синяк, а растрепанный Киль безуспешно пытается приладить свой наполовину оторванный флотский воротник с гордым названием "гюйс".
"Ой, мамочки", – с ужасом подумала она, – "кажется, начинается".
А дело было так. У Вована было отвратительное настроение. И домой ужасно хочется – папец только вчера принес новую кассету про Тома и Джерри, а Вован ее так и не успел посмотреть. И стул в классе, оказывается, такой жесткий – Вован на нем весь урок вертелся, как на сковородке. И хавать уже здорово захотелось... А главное, в портфеле лежит толстый кусок торта в пластмассовой коробке, а при всех его есть неудобняк – вон как из-за "мобайла" все косились. А со всеми делиться – так самому ничего не останется... Ходил-бродил так Вован, весь в горестных думах, а тут Киль этот – стоит у стены и бляху свою тряпочкой надраивает. Чего ее надраивать, спрашивается? И так блестит, как новый полтинник. Выпендривается, понимаешь...
Вован остановился перед Килем и смерил его взглядом от макушки до ботинок.
– Моряк... – сварливо пробурчал он. – С печки бряк...
– А в глаз? – вежливо отозвался Киль, не прекращая полировать бляху.
– Пфе! – презрительно хмыкнул Вован. – Ну, попробуй!
Киль аккуратно спрятал тряпочку в карман и "попробовал".
Киль вовсе не был драчуном, не думайте. Просто бывают в жизни мальчишек такие моменты, когда отношения надо выяснять сразу – быстро и без лишних слов. А начнешь препираться, да обзываться, да говорить что-то вроде "связываться неохота" – ничего хорошего из этого не выйдет. Только наживешь себе врага, который будет тебя постоянно травить, да поселится в душе противный липкий страх, от которого потом почти невозможно избавиться. И врага ненавидишь, и себя презираешь – а ничего сделать не можешь.
Одним словом, Киль деловито заехал Вовану по физиономии. Вован взвыл, как дикий кот, и вцепился Килю в воротник. Правда, как следует подраться им не дали – подскочили Герка с Джимми, начали растаскивать, а тут и учительский будильник прозвенел – на урок пора.
– Идите сюда, – беспомощно проговорила Евгения Петровна. – Чего вы не поделили, пираты?
"Пираты" сопели и смотрели под ноги. Чего тут объяснять? Подрались, и все.
– Ну-ка, покажи глаз, – Евгения Петровна осторожно повернула лицо Вована к свету, – Больно?
– Вот еще... – пробурчал Вован.
– Закрой глаза на минутку... – Евгения Петровна несколько раз провела ладонью над синяком, беззвучно шевеля губами. – А теперь?
От ладони учительницы повеяло легким приятным холодком. Боль быстро утихла и пропала вовсе. Вован приоткрыл глаз и покосился в свое отражение в зеркале над умывальной раковиной. Синяк исчез.
– Совсем не болит... Во здорово! – удивился Вован.
– Садитесь на место. На следующей перемене будете сидеть в классе. Подожди, Крузенштернов... – Евгения Петровна достала из сумочки булавку и приколола оторванный конец воротника Киля. – Пришьешь дома, иголки с ниткой у меня, к сожалению, нет.
– У меня есть, – подняла руку Юля, – Я ему пришью.
– Только не сейчас. На следующей перемене.
К концу уроков Евгения Петровна устала, как Золушка, которая навела порядок в доме, перебрала два мешка фасоли и посадила двадцать кустов роз.
Еще бы не устать! То Герка решил показать, какой он бывалый школьный ветеран, и не придумал ничего умнее, чем подложить кнопку на стул Ксюше (а та – даром, что девочка – схватила свой букварь, повернулась и стремительно стукнула по всем его трем головам). То Светка на перемене взялась учить Юлю летать на метле по коридору (разумеется, Юля не рассчитала скорость, завизжала, зажмурилась и "въехала" в стену). То Крюгер с Феней опоздали на последний урок, и появились лишь тогда, когда Евгения Петровна готова была уже в панике бежать по всем школьным этажам их разыскивать. Оказывается, Джимми обучал Феню "лунной походке", которой ходит в своих танцах Майкл Джексон, и "немножко увлекся".
Как ни странно, меньше всего беспокойств ей доставили Киль с Вованом. На следующей перемене они в наказание остались в классе, и за десять минут успели помириться. А на следующей перемене они уже сидели рядышком на подоконнике, дружно болтали ногами и Киль учил Вована вязать морские узлы. Узлы они вязали из шнурков, которые Вован вытащил из своих лакированных туфель.
А вот когда в классе появились Джимми с Феней, Евгении Петровне очень захотелось зарычать. Она подумала, что в историях про то, как ее прапрабабушка поджаривала в печке непослушных детей, наверное, не все было выдумками. И в чем-то прапрабабушка была явно права.
И все-таки она нашла в себе силы говорить спокойно (возможно, с помощью колдовства).
– Ребята, – проговорила она, стараясь, чтобы голос не задрожал, – вы ведь уже большие?
– А как же, – довольно нахально ответил Герка за всех, – конечно, большие!
– А если так, – голос учительницы окреп, – то вы должны понять: я за вас ОТ-ВЕ-ЧА-Ю! Ну... Вот у вас дома есть зверюшки какие-нибудь?
– У меня – хомячок, Хомкой зовут, – отозвался Киль. – Правда, он не мой, а бабушкин, но все равно...
– А у мой есть литл кэт, – оживился Джимми. – Нет, как это, э-э-э...
– Котенок? – подсказали все наперебой.
– Йес, котьенок! Хороший, белый!
– А у меня головастик был, – вздохнула Юля, – только он потом вырос и уплыл...
– Вот видите, – Евгения Петровна обвела ребят взглядом, – вы ведь за них переживаете, если они лапку поранят, места себе не находите, если они потеряются, так? А вы ведь не котята! Вы для меня в тысячу раз дороже, вы мои ученики!
– Мы больше не будем, – торопливо заявил Герка. На всякий случай.
– Нет, Гера, к сожалению, "будете", – вздохнула Евгения Петровна. – И все-таки я прошу вас всегда помнить, что шалить в школе нельзя. Конечно, я всегда хочу быть за вас спокойной, но в первую очередь это нужно вам самим. Запомните, как следует: ремесло волшебника – это НА-У-КА! Строгая, точная наука! Вам надо будет изучать алхимию, алфизику – а это много трудных формул, которые надо выучить наизусть. Когда мы будем изучать основы магии и чародейства, вам нужно будет учить иностранные языки – ведь многие заклинания имеют силу только на иностранных языках, и часто – на древних, на которых сегодня никто не говорит. И ошибок допускать нельзя.
– А то, как в песне про волшебника-недоучку получится? – улыбнулась Ксюша. – "Сделать хотел грозу, а получил козу"...
– Это только в песне можно так легко отделаться. А на самом деле, если допустишь ошибку при изменении погоды, то можно устроить настоящий ураган. Поэтому надо быть очень точным и осторожным.
– А еще и простые предметы, – вздохнул хором Герка. – Куда от них денешься...
– Вот именно, – кивнула Евгения Петровна, – Поэтому вы должны быть все-таки немного серьезнее, чем обычные первоклассники. Понятно, почему?
– Понятно, – кивнул Киль. – Чудеса – вещь серьезная.
– Очень хорошо, что вам понятно. А теперь до конца урока попробуйте написать коротенькое сочинение. Напишите про себя – что вы любите, где вы живете. Оценок я пока ставить не буду, просто я хочу проверить, как вы умеете писать.
"...Меня зовут Киль. Фамилия – Крузенштернов. Мое звание – младший юнга Парусного Флота. Сейчас я живу в Москве, а раньше я жил на барке "Крузенштерн". Больше всего на свете я люблю море и мой корабль. Хотя называть "Крузенштерн" кораблем неправильно, корабли имеют не менее трех мачт и только прямое парусное вооружение, а у "Крузенштерна" бизань-мачта сухая. Сухая – значит, на ней нет рей, а есть гафели и гик. Короче, на ней косое парусное вооружение. Но все равно мне нравится называть мой "Крузенштерн" кораблем. Правильно надо называть его судном, но судов много, а "Крузенштерн" один. Сегодня это самый большой парусник в мире..."
"... Я Ксения Озерская. Я жыву в дендрапарке. Я люблю музыку только не рэп как Феня а другую. Такую тихую спакойную. Кагда я слушаю такую музыку то мне сами придумываюца разныи сказки. Ище я сказки люблю толька не страшылки а харошие..."
"...Меня зовут Герослав Горыныч, Вы меня уже знаете, Евгения Петровна, чего это я Вам пишу. Ну раз сказали, то надо делать. Только можно я один раз это напишу? Я могу и еще два раза написать, как Вия Черноморовна мне задавала, только Вам неинтересно читать будет одно и то же. Где я живу, Вы тоже знаете. От Вас недалеко, Вы с Вашей бабушкой Егоровной недавно у нас в гостях были. И что я люблю, Вы тоже знаете, Вы мне летом модель танка подарили, я ее уже собрал..."
Евгения Петровна перелистывала тетрадки с сочинениями ребят и все думала, думала... Ошибок во всех сочинениях было полным-полно (кроме сочинений Герки и Киля). Герка не был новичком, а Киля учил читать и писать Секстаныч – самый образованный гном "Крузенштерна", который более всего на свете ценил точность и аккуратность. Впрочем, ошибки – это было не страшно. Ребята только начинали учиться, и Евгения Петровна другого результата и не ожидала. Но все ее ученики оказались такими разными, что учительница немного растерялась. Оказывается, они только с виду маленькие, а на самом деле у всех уже свои характеры. И даже свои мысли им не передашь – у всех уже свои мысли есть... Евгения Петровна вздохнула: когда она была студенткой, все казалось таким простым и понятным...
За окном тарахтел мотоциклом молодой леший Лешка, который давно ухаживал за Евгенией Петровной, звал погулять – она только недовольно отмахнулась. Лешка повздыхал-повздыхал и уехал, оставив на подоконнике букет осенних ромашек. Наконец, бабушка Егоровна заставила ее выпить чаю с пирожками и отправила спать. Бабушку Егоровну Евгения Петровна до сих пор слушалась беспрекословно, но все равно еще долго не могла уснуть – мешали мысли. Уже под вечер она задремала, и почти сразу же зазвенел будильник пора было собираться в школу. В общем, на уроки Евгения Петровна прилетела такая усталая, словно не спала целую неделю.
Когда она вошла в класс, никто из учеников ее не заметил – так все были увлечены игрой, которую организовал Герка. Желая похвастаться перед одноклассниками, чему он уже научился за год в школе, Герка смастерил бумажный самолет, пробормотал нужное заклинание и запустил его в полет. Самолетик плавно кружил над партами, аккуратно выписывал виражи и не опускался, пока сам Герка не посадил его на учительский стол. Всем это ужасно понравилось, и ребята потребовали у Герки повторить. В общем, когда Евгения Петровна вошла в класс, она увидела, как под потолком описывал круги бумажный самолет и аккуратно сбрасывал на парты оранжевые бомбочки рябиновых ягод. Ученики азартно пуляли в самолет такими же ягодами из бумажных и пластмассовых трубок. Весь пол в классе был щедро усеян оранжевыми горошинами рябины.
