Текст книги "Бирюлевские чудеса"
Автор книги: Николай Рубан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Рубан Николай
Бирюлевские чудеса
Николай Рубан
Бирюлевские чудеса
Пролог
Кто пишет сказки? Когда как. Иногда их пишут знаменитые писатели, а иногда сказки начинают писать люди, которые никогда этим раньше не занимались, а были серьезными учеными, умелыми мастерами, искусными врачами – да кем угодно. А еще раньше сказки складывали люди, которые вообще не умели ни читать, ни писать. Но это не значит, что написать сказку – совсем простое дело. Даже не всякий настоящий писатель сможет сделать это. И вовсе не потому, что ему это неинтересно, или у него маловато таланта.
Просто не каждому человеку случается повстречаться с жителями сказочного мира. А как писать о тех, кого не видел сам? Ведь не сможешь написать книгу о летчиках или моряках, если сам не знаком с ними. Так же и с героями сказок. А вообще-то встречаться с ними доводилось многим (возможно и вам тоже!), да это и не удивительно: ведь сказочный мир, в котором живут герои сказок, находится совсем рядом с нaми. Умные ученые и писатели-фантасты давно это открыли и даже дали этому миру свое название "параллельный мир". В общем-то, они правы, но все-таки в главном они ошибаются, когда утверждают, что наши миры никогда не пересекаются, как не пересекаются параллельные линии.
Еще как пересекаются! Только вот где и когда – точно не знает никто. И что досаднее всего – человек может случайно пересечь невидимую тонкую грань, разделяющую наши миры, и оказаться в том – параллельном, сказочном. А потом вернуться обратно, так ничего и не заметив. И все оттого, что люди сейчас очень часто озабочены своими проблемами и разучились смотреть вокруг себя и замечать чудеса.
А может быть, люди часто не замечают сказочный мир потому, что он очень похож на наш?
В Древней Руси люди жили у дремучих лесов, на берегах рек и озер. Они ловили рыбу, охотились, смело сражались с захватчиками, очень любили плясать и петь веселые песни. И герои русских сказок были похожи на них: веселые лешие, смелые витязи, хозяйственные домовые, проказливые кикиморы и грустные красавицы русалки.
А вот в городах средневековой Европы люди жили в каменных домах с глубокими мрачными подвалами и высокими таинственными башнями. В те давние времена люди не умели еще лечить такие страшные болезни, как чума или оспа, и от этого вымирали не то что целые города, а даже целые страны. А священники пугали людей ведьмами и колдунами и могли сжечь человека на костре за что угодно. Хотя бы за то, что он приручил лесную птицу, или изобрел телескоп, или просто сочинил веселую песню про глупого и жадного монаха. А называлось это "инквизиция". Поэтому и герои сказок того времени были такими жутковатыми: злые или несчастные привидения, жестокий барон Синяя Борода да кровожадные людоеды всех мастей.
В американских сказках зайцы и лисы становятся лихими ковбоями, а коты и мышата – эстрадными певцами и неплохими бизнесменами. В сказках народов Африки обезьяны выращивают сладкую картошку батат и продают ее на рынках, а в китайских сказках бамбуковые мишки панды сдают экзамены на должность государственных чиновников.
Видите, как этот мир похож на наш? Ну и, конечно, в этом параллельном мире есть своя параллельная Москва. А в этой параллельной Москве – свое параллельное Бирюлево. А в нем – самые обыкновенные параллельные школы. И кроме обычных учеников, в них учатся еще и дети сказочных героев.
Учатся они в самую последнюю смену, когда учителя и ученики расхoдятся по домам, после того, как уборщицы наведут порядок и выключат свет. Одним словом, ночью. А что удивительного? Все знают, что ночь – самое сказочное время.
И вот однажды, в одну прекрасную ночь (чуть былo не сказал: "в один прекрасный день"), во дворе одной из обыкновенных школ, каких в Бирюлеве не одна и не две, – в одну прекрасную ночь первого сентября собрались сказочные первоклассники. Ночь была тихая, теплая, ласковый ветерок шелестел листьями, которые совсем еще не собирались желтеть, а в небе мерцали пушистые звезды, и им совсем не мешал свет уличных фонарей.
Первым из первоклассников пришел мальчишка, одетый в парадную флотскую форму – белоснежную голландку с широким синим воротником, новенькую тельняшку и широкие флотские брюки. Эти роскошные клеши были отутюжены так, что казались отлитыми из черной пластмассы. В петлях брюк плотно сидел широкий ремень с латунной пряжкой, которая сияла, как маленькая Луна. Ранец мальчишка держал в руке, потому что боялся помять им свой замечательно отглаженный воротник. Этого мальчишку звали Киль.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
Глава первая. Киль
Может быть, это имя и покажется кому-то странным, но для морских гномов, сыном одного из которых был мальчик, это имя – самое обычное. Среди корабельных гномов вы можете встретить и Марселя Топовича, и Чопа Контрфорсовича, и Брашпиля Секстановича и еще многих других. Их имена могут означать названия корабельных приборов, частей такелажа или рангоута – одним словом все, что связано с морем и кораблями. А имя Киля означало не только часть судна. Если вы интересуетесь географией, то без труда сможете найти на карте еще и портовый город у Балтийского моря с таким названием. Так что имя у Киля Марсельевича (так по-взрослому) было самое подходящее.
О корабельных гномах вы уже наверняка слышали. Они существуют с тех пор, как появились первые парусники и все это время плавают на них и помогают морякам в их трудной работе. А работы у корабельных гномов – хоть отбавляй. Надо вовремя замечать все самые маленькие течи в трюмах и быстро их ликвидировать, надо воевать с крысами, которые грызут в трюмах все подряд – от сухарей до запасных парусов, надо следить за тем, чтобы не заснул во время ночной вахты какой-нибудь молодой рулевой (а если такое случится, то незаметно пощекотать его, чтобы разбудить), – да разве все перечислишь!
Сейчас корабельных гномов стало гораздо меньше, чем раньше – на современных кораблях, среди железа и гула машин, среди локаторов и компьютеров гномы чувствуют себя неуютно и чаще всего уходят на пенсию вместе со своими парусниками, потому что новые парусники сейчас строят все меньше и меньше.
Но Килю повезло. Его папа, корабельный гном Марсель Топович, служил на знаменитом четырехмачтовом барке "Крузенштерн", на котором проходят практику курсанты – моряки, будущие капитаны и штурманы. Этот парусник (между прочим, самый большой в мире!) – прочный, надежный, – верно служит, и еще будет долго служить людям.
Вырос Киль в трюме "Крузенштерна" и, несмотря на свои семь лет, был уже заправским моряком. Он плавал как дельфин, стремительно вязал самые сложные морские узлы, выучил семафорную флажковую азбуку чуть ли не раньше, чем обычную, нoсил гордое звание юнги и уже дважды обошел на своем любимом "Крузенштерне" вокруг света.
Кроме всего прочего, он еще знал по нескольку десятков слов на разных языках – ведь в портах всех стран есть такие же гномы – мальчишки, с которыми Киль изредка дрался, но чаще всего мирно болтал или играл в футбол или в те игры, в которые играют портовые мальчишки разных стран.
Самым несчастливым днем в жизни Киля был тот его день рождения, в который Килю исполнилось семь лет, потому что это означало прощание с морем. Все уже было давно решено, спорить с папой или упрашивать его было бесполезно. Воля у папы Марселя Топовича была настоящая, морская – твердая и несгибаемая, как якорь. "Раз мальчику исполнилось семь лет – он должен учиться, и прекрати немедленно реветь, тысяча дохлых медуз! Если хочешь быть настоящим моряком, то должен понимать, что уметь вязать узлы и бегать по вантам сейчас мало! Хочешь таким же неграмотным быть, как дед Сардиныч, который даже слово "компьютер" выговорить не может? Отставить слезы, юнга! Ну все, все, сынок... Думаешь, мне без тебя сладко будет? А что поделать, без науки сейчас в море делать нечего..."
Приглашенные на день рожденья Киля корабельные гномы сидели, прячa глаза. Конечно, они все понимали, но все же им до слез не хотелось расставаться со своим ловким, расторопным, веселым юнгой. Так вот и получилось, что в очередное плавание "Крузенштерн" ушел без юнги, а сам Киль, глотая слезы, поехал к своей бабушке в Москву. Точнее, поплыл, ведь как известно, Москва – порт пяти морей, и приплывают в нее суда и с Балтики.
Бабушка Киля, Анастасия Кузьминична, или просто баба Настя, происходила из старинного рода домовых, которые жили в доме земского врача Шустраго Боборыкина еще в те времена, когда Бирюлево было еще просто подмосковной деревней. У бабы Насти была уютная квартирка на чердаке одного из домов недалеко от станции "Бирюлево – пассажирская", она долго работала ночной дежурной в детской поликлинике, а теперь вышла на пенсию.
Киля она нежно любила, ужасно переживала, что "бедный мальчонка все по морям шастает" и была несказанно рада, что наконец-то любимый внук оказался рядом. И можно теперь не просыпаться от страха за него среди ночи и лежать без сна до самого утра, глотая валерьянку, а наоборот – можно теперь и похвалиться перед соседками – мол, какой у меня внучек ладный да послушный подрастает. И есть теперь для кого печь пирожки и плюшки, и вообще, есть теперь кого любить и о ком заботиться.
В первые дни она страшно переживала за Киля – как бы он не попал под машину или велосипед, как бы его не сцапала какая-нибудь собака, которых в Москве неисчислимое множество, да вообще, как бы не заблудился ребенок!
Но волновалась баба Настя совершенно напрасно. Дисциплине Киль был обучен на флоте и переходить дорогу на красный свет считал разгильдяйством, непростительным даже для салажат. Собаки Киля совершенно не обижали, и даже злющий бультерьер Бакс, которого боялись как огня все собаки в округе, при первой встрече с Килем (а были они почти одного с ним роста), вначале вытаращил свои узкие глазки (и как ему только это удалось?) и озадаченно почесал задней лапой за ухом. Лапа у Бакса была кривая и короткая, чесать ею за ухом было явно неудобно.
– Что, дружище – трудновато? – спросил его дружелюбно Киль. – Давай помогу, что ли, – и смело почесал несчастное Баксово ухо, отчего пес завилял хвостом и развесил слюни от удовольствия.
С тех пор при встрече с Килем Бакс весело бежал ему навстречу, изо всех сил вилял своим хвостом, похожим на сосиску и тут же подставлял Килю свое ухо – почесать. А разговорились они позже. Дело в том, что Бакс родился в каком-то английском питомнике, долго жил в Лондоне и по-русски не понимал ни бельмеса. А Киль, как вы помните, по-английски болтал вполне сносно, потому что английский – международный морской язык. Киль, кстати, и начал учить Бакса русскому языку, но об этом – позже...
И заблудиться Киль не мог. Он отлично ориентировался по звездам, а если небо было закрыто облаками, брал с собой маленький компас, который смастерил ему на "Крузенштерне" гном Кальмарян. Да он и не уходил далеко от дома. Любимым местом Киля стал небольшой пруд недалеко от станции. Конечно, это было не море и даже не нормальное озеро, но все же...
У пруда были бетонные берега, в воде плавали банки из-под пива, пластиковые бутылки-торпеды и прочий мусор, но все равно Киля тянуло сюда. Он отправлял в плавание кораблики, которые мастерил дома, старался не обращать внимания на горластых лягушек, наблюдал за серебристыми мальками, которые подплывали к поверхности воды, чтобы порезвиться в лунном свете и отчаянно тосковал по морю. Возле этого пруда он и познакомился с Юлей.
Юля
Юля была русалочкой. Сколько она себя помнила, она жила в этом самом пруду со своей мамой Викой, и считала себя коренной москвичкой. Что это означает, она толком не понимала, но мама всегда называла себя так в разговорах с другими русалками, и эти слова "коренная москвичка" мама произносила с неизменной гордостью. Еще мама с гордостью говорила, что раньше она жила на Чистых прудах, но... В общем, что-то там не сложилось с бабушкой Адой ("свекровью", как ее называла мама) и – "как обычно – развод, размен... Ну, вы понимаете..." Соседки понимали и сочувственно кивали. Юле эти разговоры, честно говоря, были неинтересны. Куда интереснее было поиграть в пятнашки с мальками пескарей, понянчить потешных пузанов-головастиков (жалко только, что они быстро вырастали, становились нахальными дылдами-лягухами и делали вид, что считают ниже своего достоинства дружить с какой– то девчонкой, хотя совсем недавно плавали за ней, как хвостики).
А еще можно было подразнить сердитого жука-плавунца Пузыря, сплести гамак из водорослей или поиграть среди зарослей водорослей в джунгли вместе со своими подружками-русалочками Дашей и Аней. Правда, они часто вредничали, и не хотели быть обезьянами, когда была их очередь.
На берег Юля выходила только по ночам – это ей наказала мама строго-настрого. И поначалу – только с ней или с соседкой. Потом отпускала и одну, "но только недолго, смотри у меня!". Юля и сама понимала, что надо быть осторожной, мало ли... Правда, один раз Юля нарушила этот строгий запрет, но что было делать? Однажды вечером она вынырнула среди веток ивы, которые свисали над самой водой и, прячась в узких листьях, посмотрела на берег. Там кто-то громко кого-то ругал. Юля подплыла поближе, прислушалась, и ей стало страшно.
– Корова безмозглая, ну что теперь с тобой делать, а?! – визгливо голосила толстая тетка, встряхивая за плечи худенькую девочку в коротком платьице и дырявых колготках. – Ну как ты умудрилась ключ-то потерять, паразитка?! Ну на шею же тебе повесила, специально, чтоб уж если потеряешь, так чтоб вместе со своей башкой тупорылой! И то умудрилась!..
– Мамочка... – всхлипнула девочка, не поднимая глаз, и беспомощно теребя подол платьица.
– Ну что – "мамочка" ?! Что – "мамочка"?! Пять лет уже мамочка, пропади ты пропадом... Теперь замок менять придется по твоей милости, овца безрогая, ну где я на тебя денег-то напасусь, дура такая!
"Мамочка!" – ахнула про себя Юля, – так это – ее мама?! Такого ужаса она и представить себе не могла. Ну, случалось, что и ей влетало от мамы за какие-нибудь проделки, но если мама и начинала ругать Юлю всерьез, то вскоре сама расстраивалась, и начинала плакать, и тогда Юле становилось нестерпимо стыдно, что она довела маму до слез, и, обняв маму, она сама разражалась громким ревом, после чего наступало примирение. И уж совсем невозможно было представить, чтобы мама называла Юлю такими кошмарными словами.
– Да где же тебя черти носили, вспоминай, зараза такая! – еще громче голосила тетка. – Ищи давай, и чтоб без ключа домой не приходила ! У-у, корова, – тетка отвесила девочке такой подзатыльник, что у той взметнулись короткие русые прядки волос, и брызнули в стороны слезинки. Потом круто повернулась и грузно зашагала в сторону домов, что-то еще бормоча на ходу.
Девочка затравленно посмотрела ей вслед, потом села в траву и уткнулась носом в коленки. Плечи ее затряслись, но плакала она тихо, словно боялась, что кто-то может ее услышать. Потом она встала, вытерла лицо замурзанным подолом, судорожно вздохнула и стала бродить вдоль берега пруда, всматриваясь в воду, впрочем – безо всякой надежды.
Юля все поняла. Девочка потеряла ключ, скорее всего – уронила его в воду. Хорошо, что солнце еще не село и его лучи освещают дно пруда! Стремительными зигзагами, словно юркий пескаренок, Юля поплыла вдоль бетонного берега, уходящего в глубину пруда. И почти сразу же увидела этот злополучный ключ – он висел на ветке водоросли, зацепившись за нее ярко-оранжевым шнурком. Но хотя Юля и обрадовалась, наверное, больше, чем сама девочка, она не стала от радости терять голову и отдавать ключ ей самой. Кто знает, какой она может оказаться – вдруг дура какая-нибудь, схватит и потащит, как куклу – рассказывали такие страшные истории...
Юля заплыла вперед, тихонько вылезла на берег, положила ключ на открытое место и сразу же нырнула в воду. А потом, прячась среди осоки, смотрела, как девочка схватила ключ, прижала его к груди, как-то странно затопала ножками и кажется, опять заплакала. Потом побежала к дому, торопливо вытирая глаза кулачком, и все не отрывая от груди ладошки с зажатым в ней ключом...
А Юле самой захотелось заплакать. Ну ладно, сегодня для этой девочки все обошлось. А если бы Юли не оказалось рядом? И что ее ждет дaльше?
В тот вечер Юля еще долго плавала вдоль берега и смотрела – а вдруг еще кому-то понадобится ее помощь? А когда стемнело, и из-за крыш выкатилась спелая розовая Луна, Юля впервые увидела Киля.
Мальчишек-гномов, мальчишек-домовых она видела и раньше, и они ей ужасно не нравились. То начнут в лягушек стрелять из самодельных луков (лягушкам-то вреда никакого, конечно, но зачем глупостями заниматься?) Или начнут соревноваться – кто дальше в пруд плюнет – ну, это уже вообще!.. Мало того, что люди весь пруд загадили, так еще и эти туда же... А попробуй, скажи им чего-нибудь, так такого в ответ наслушаешься, что потом полночи проревешь. В общем, ничего хорошего от мальчишек ждать не приходилось. Но этот не был похож на других. Во-первых, он был один. Во-вторых, он не носил ни футболки с рукавами до колен, ни бейсбольной кепки козырьком назад, а был одет в парусиновые шорты и тельняшку с закатанными рукавами. И, в-третьих, в руках он нес кораблик – маленький, аккуратный, совсем как настоящий, с белокрылым парусом.
Юлю разобрало любопытство, она выбралась на берег и, присев на теплый бетон, стала изучать незнакомого мальчишку. Тот искоса глянул в ее сторону, досадливо поморщился, потом крутнул головой, как бы говоря: "Ну и сиди, фиг с тобой". Подошел к воде, деловито послюнил палец и поднял его над головой. Потом что-то подправил у кораблика и осторожно опустил его в воду. И кораблик вдруг резво побежал поперек пруда, строго выдерживая ровный курс. Мальчишка удовлетворенно хмыкнул. Юля раскрыла рот:
– Вот здорово... Ты сам его сделал?
– Нет, бабушка. Лобзиком выпилила.
– Да я серьезно... Сам, что ли?
– Ну...
Мальчишка особой болтливостью не отличался. Но Юля почему-то не фыркнула и не уплыла. Может быть потому, что увидела, как мальчишка смотрел вслед уплывающему кораблику...
– Ты недавно здесь? – вновь попробовала она разговорить его.
– Недавно...
– А откуда приехал?
– С Балтики. Из Калининграда.
– На каникулы?
– Если бы... – сипло выдохнул мальчишка, и вдруг закусил губу.
Юля немного испугалась. Да что же это за день такой сегодня! Одни несчастья у всех кругом. Она осторожно тронула его за рукав.
– У тебя случилось что-то, да? – тихонько спросила она.
Помолчав немного, Киль коротко рассказал ей все.
– Так вот... Теперь у бабушки живу, вон в том доме. А ты тут чего? Купаешься? – спросил он Юлю, чтобы она не вздумала его жалеть – Киль этого не переносил.
– Почему купаюсь? Живу я здесь.
– В смысле? – не понял Киль. – Возле пруда живешь, что ли?
– Да не возле, а в самом пруду. Ну... Русалка я, – пояснила Юля и почему-то покраснела.
– Ладно травить-то, – недоверчиво протянул Киль. – Я серьезно спрашиваю.
– Ну и я серьезно. Русалка.
Киль почувствовал легкое раздражение. Издевается над ним эта москвичка, что ли? Что он, русалок не видал? Да сколько раз, в разных морях. Ну, подплывали к борту, улыбались, чаще всего выпрашивали конфеты, а иногда дразнились. Девчонки как девчонки – и японки встречались, и англичанки, и даже негритянки. Но все они были с рыбьими хвостами, это Киль отлично помнил! А у этой – ноги как ноги, вон – даже коленка поцарапана. И никакой чешуи, обычный купальник с рыбкой на пузе. Киль примерно так и сказал:
– Ага, русалка... А хвост тебе щука отъела? – и хотел добавить еще что-нибудь ехидное, но не успел, потому что девчонка захохотала так, что замолчали лягушки на всем пруду.
– Ой, не могу мамочки! Ну, моряк – я сейчас умру!
– Ты чего?! – потрясенно спросил Киль, он ожидал чего угодно, но только не такого оскорбительного хохота.
– Да сейчас, сейчас, – сквозь смех икнула Юля, – сейчас...
– У-ф-ф, – отдышалась она, вытирая выступившие слезы, – ты только не обижайся, ладно?
– Ну, чего?
– Нет, честно – ты раньше живых русалок видел?
– Нет, в мультиках только! – возмутился Киль. – Да сколько угодно, елки-палки! Хихикают, да жвачку просят. И все с хвостами, между прочим!.. Хотя, – осекся он, – то вообще-то морские русалки были. А у пресноводных, значит, хвостов нет?
– Да ни у каких их нет. Гидрокостюм с моноластом – вот тебе и весь хвост. Вернее, он ихтиокостюм называется.
– И у тебя есть? – все еще недоверчиво спросил Киль.
– Есть. На вешалке висит.
– А чего не надеваешь?
– Иногда надеваю. Но в нем на берег вылезать неудобно, а я люблю тут на плитах посидеть. А когда музыку слышно, то и потанцевать люблю, – призналась Юля. – Ой, ты только не говори никому, ладно? Я только когда не видит никто... – спохватилась она.
– Да ну, зачем это мне? Да я и не знаю тут еще никого. А с хвостом ты меня здорово в галошу посадила, – вдруг рассмеялся Киль. – Ну, я и салага, оказывается... А вообще-то я раньше русалок только с корабля видел.
– Ну, им-то там, конечно, в ихтиокостюмах удобнее, – согласилась Юля, куда им в открытом море вылезать? Они там, наверное, их и на ночь не снимают. А я вот еще никогда настоящего моря не видела...
Так они и познакомились. Киль научил Юлю, как правильно устанавливать паруса и руль на пенопластовых корабликах, чтобы те плыли туда, куда хочешь, и они устраивали на пруду настоящие парусные гонки или регаты – так они правильно называются. А Юля давала Килю почитать свои любимые книжки. Книжки были из специального мягкого белого пластика, чтобы не раскисали в воде. Юле этой осенью тоже пора было идти в школу. Однажды она предложила Килю показать дорогу к школе, и они зашагали по узкой тропинке среди зарослей лопухов и цикория. Юля показывала Килю окрестности: "Ну, это гастроном, это ты знаешь. Вон за теми домами – березовая роща, а в ней – церковь. Маленькая, а такая красивая... А там дальше – кинотеатр. Называется "Бирюсинка", а что это такое, я и не знаю, честно говоря. Может, что-то вроде бусинки?" Киль в географии разбирался, и пояснил Юле, что в Сибири есть такая река Бирюса и высказал догадку, что это название происходит оттуда.
Возле школы они встретили двух мальчишек-домовят, которые носились по школьному двору на роликах. Увидев Киля с Юлей, они засвистели, и принялись ехидно дразниться "женихом и невестой". Юля сообщила им, что они трансформеры бракованные, а Киль, зная по своему опыту, как в портах решаются между мальчишками подобные проблемы, шагнул вперед, чтобы деловито и без лишних слов "накидать банок" этим двум. Однако те свистнули еще по разу, высунули языки, похожие на козырьки их красных бейсболок, и умчались, жужжа роликами. Долго задерживаться у школы Юля с Килем не стали: "Мама волноваться будет", но обратно шли не торопясь.
– А ты маму совсем не помнишь? – вдруг спросила Юля.
– Совсем... Она умерла, когда я родился. А... твой папа...
– Он на Чистых прудах живет, с бабушкой Адой, его мамой. Они с мамой развелись, а сюда ему добираться трудно, мы с ним редко видимся.
Киль деликатно промолчал. Молчание затянулось, Юля явно загрустила.
– Смотри, звезда упала! – вскинулся Киль
– Загадал желание?
– Не успел, – признался Киль. – Ну, ничего, сейчас август, звезды часто падают, успеем загадать. А вот когда в прошлом году мы в Балтийском море были, я настоящий звездный дождь видел.
– Как это? – вскинула ресницы Юля.
– Ну, вот представь: вылетают звезды как будто из одной точки и по всему небу разлетаются. До земли, конечно, не долетают, но все равно – так здорово! Красивее, чем салют, честное слово. Мне потом Секстаныч объяснил, что это Земля через метеорный поток проходила, я только забыл, как он называется, какое-то греческое название.
– А Секстаныч – это кто?
– Тоже гном наш, с "Крузенштерна". Он за оптикой следил в основном, а вообще штурману помогал. Заешь, как он в звездах разбирается! Как свои пять пальцев знает – и в северном полушарии, и в южном...
– А морские русалки – они какие?
– Да обыкновенные, говорю же. Если у Африки, то черненькие, курчавые. У Японии – как все японки. А в Индийском океане – смуглые, с пятнышками на лбах, а к носам как-то жемчужинки цепляют. А в Копенгагене я памятник Русалочке видел, только его тогда ремонтировали. Представляешь, ей какие-то идиоты голову отломали.
– А, я знаю – про нее Андерсен писал. Только он там все напутал наверное, он эту историю с чужих слов записывал. Ноги у нее всю жизнь были, а не говорила она потому, что застенчивая очень была. Ну, и еще по-датски она не очень хорошо понимала, она сама у голландского берега жила – вот и стеснялась. А потом-то ничего, разговорилась. И в пену она превращаться не думала, просто уплыла домой, и все. Конечно, ей обидно было, когда принц женился на другой, но зачем уж такие ужастики писать? Время тогда такое было, что ли?
– Да ужастиков и сейчас хватает, – отозвался Киль, – вон, по телеку: то стрельба, то мордобой, то какой-то Фредди Крюгер придурочный...
– Крюгер? – вдруг рассмеялась Юля. – Да ты что! Он в американском посольстве работает, в архиве, этим... А! Де-ра-ти-за-то-ром, крыс гоняет, чтобы они бумаги не грызли. Нормальный дядька, ну, страшноватый немного так он не виноват, это у него во время пожара в архиве лицо обгорело, когда он документы спасал.
– А ты откуда знаешь? – вытаращился Киль.
– Да он на прошлой неделе своего сына Джимми приводил к нам в школу записывать. Я с мамой приходила, ну и он тоже... Мы с Джимми поболтали немного, пока предки у учительницы сидели. Пацан как пацан, только по-русски пока еще не очень хорошо говорит. А так ничего, вежливый. А папа его – ну тот ва-а-ще! В белой рубашке, с бабочкой – как на праздник пришел. Нас с мамой до пруда на своей машине подвез, маме на прощанье даже ручку поцеловал, представляешь? А меня так смешно называл: "Мисс Джюли".
– А чего это он его в такую даль учиться привез? Рядом с посольством школы не было?
– Он за Джимми переживает, – серьезно ответила Юля, – думает, что ребята дразниться будут или еще что... А наша учительница – подруга его дальней родственницы, они в Англии познакомились. Наша учительница ездила на стажировку к английским колдуньям, там она с ней и подружилась. Ну вот... И папа его хочет, чтобы Джимми хотя бы первое время у нее учился.
– Так в фильмах про его отца – это ерунда все, что ли?
– Ой, да, конечно, ерунда. У него эта перчатка с когтями – ну, как спецодежда, чтобы крысы не покусали. А кто-то ночью увидел его, ну и понавыдумывал всякого... Ну, вот мы и пришли. Ой-е-ей, мне, сейчас, кажется, нахлобучка будет!
– Ю-у-ля! – донесся сквозь кусты женский голос, довольно напуганный. Ю-у-ленька-а!
– Ау, мама! Иду я, иду! – отозвалась Юля и вздохнула.
– Что, взгреют? – сочувственно спросил Киль.
–Да уж будет...
– Что, выпорет?
– Ну, ты скажешь тоже! Просто разговаривать не будет, и гулять не пустит. Но все равно...
– Тогда пошли, – решительно сказал Киль.
Но идти никуда не пришлось. Раздвинулись кусты, и на тропинку шагнула сама Юлина мама Виктория Ихтиандровна. Мама была молодая, красивая и ужасно сердитая. Она скрестила руки на груди, потому, что кажется, ей ужасно хотелось отшлепать свое ненаглядное чадо.
– Н-ну?! – только и спросила она, но спросила с такой тихой яростью, что даже Киль поежился.
– Мам...
– Ну что – "мам"?! Что – "мам"?! Я полчаса уже здесь бегаю, как ненормальная, чего только не передумала! Совесть у тебя есть, чудовище ты мое?! Ты меня до инфаркта решила довести, да?
Опытный Киль немного подождал, чтобы рассерженная мама хоть немного выговорилась, потом решил, что пора.
– Извините, пожалуйста, – шагнул он вперед, – понимаете, я недавно приехал, еще ничего здесь не знаю, а через неделю уже в школу идти, мне Юля дорогу показывала. Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, я бы ее никому в обиду не дал.
Когда требовалось, Киль умел быть очень вежливым.
–А, так ты и есть тот самый матрос Киль, про которого мне все уши прожужжали? – заулыбалась вдруг Виктория Ихтиандровна, быстро остывая.
– Ма-ма! – возмущенно взвилась Юля. – Ты скажешь тоже!
– А ты, моя ненаглядная, помолчала бы, пока за тебя заступаются, у нас с тобой еще разговор впереди. А сейчас марш домой!
Киль клятвенно заверил Викторию Ихтиандровну, что это – первый и последний раз, и очень просил не наказывать Юлю. В конце концов, мама смягчилась и сказала, что посмотрит на ее поведение. Помахав на прощанье рукой, Киль заторопился домой, так как догадывался, что баба Настя, скорее всего тоже беспокоится.
Глава вторая
Киль огляделся по сторонам. Никого вокруг еще не было. Юля должна была приехать вместе с Джимми Крюгером – его папа договорился с Юлиной мамой, что будет отвозить ребят в школу на своей машине. Юля тогда хотела отказаться, но мама и в самом деле переживала за нее и, скрепя сердце, Юля согласилась: "Но только недолго, первое время!" А бабу Настю вдруг срочно вызвали в соседний дом – там прихватило сердце у старого домового Пахомыча, а она считалась лучшим врачом среди домовых в округе. Так и получилось, что Киль пошел в школу один. Ну да ладно... Oн еще рaз поcтарaлся припомнить, все ли положил в ранец: тетради, ручку, карандаши... Конечно же, в ранце лежал и любимый талисман Киля – морской конек, вырезанный из тяжелого черного дерева. Этого конька подарил Килю африканский мальчишка-гном из Ангольского порта Луанда. А Киль подарил ему тогда значок с изображением "Крузенштерна" – такие значки мастерски изготовлял гном Точило.
– Эй, поберегись! – услышал вдруг Киль звонкий девчоночий голос и обернулся. Никого.
– Да отойди ты в сторону! Оглох, что ли!
Наконец, Киль понял, что кричат откуда-то сверху, и задрал голову. Прямо на него, сверху, откуда-то прямо из-под самых звезд заходила на посадку пламенно-рыжая девчонка в джинсах и кроссовках с развевающимися шнурками. На метле. Киль скакнул в сторону, освобождая место для посадки. Девчонка приземлилась, отряхнула джинсы и небрежно прислонила метлу к стволу клена. Была она хоть и высоченной – Киль ей доставал только до пояса – но совсем не вредной.
– Привет! – протянула она Килю свою ладонь, словно саперную лопатку. Тоже в школу?
– Ага, – уважительно пожал "лопатку" Киль. – Здорово у тебя получается!
– Чего получается? – не поняла девчонка.
– Ну, это... Летать, говорю, здорово получается.
– А! – махнула девчонка рукой. – Чего там сложного. Провода вот только здорово мешают, когда садиться надо, а так – ерунда. Меня Светка зовут, а тебя?
– Киль.
Светка еще раз тряхнула ладошку Киля и запрокинула вверх свою рыжую голову.
– Опять затормозил где-то, – озабоченно проговорила она, высматривая что-то в темном небе.
