Текст книги "Крылья чёрные"

Автор книги: Николай Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Наверное, Бобрев всё-таки захмелел. Ну самую малость!

Дмитрий кое-как добрался по вечернему Петрограду до своей маленькой, уютной квартиры и плюхнулся, не раздеваясь, на диван. Он проспит шесть часов, а потом проснётся, чтобы начать бой за секреты военно-промышленного комитета и лично Гучкова…

"Привал комедиантов" располагался в довольно-таки приятном районе с довольно-таки неприятной репутацией. Говаривали, что именно здесь перед революцией пятого года собирались всяческие и всевозможные "тёмные люди" вроде Троцкого, Ленина и Гельфанда. Правда, никто из распространителей подобных слухов не задавался вопросом: а как же те могли собраться, если были вдали от столицы, а Ленин – так и от России? Однако логика никогда не могла бороться с россказнями, а потому миф о том, что в заведении за одним столиком сидели Колчак (тоже навещавший "Привал"), Ленин и Керенский (он-то как здесь оказался, было совершенно непонятно), жил и другим того же желал.

На сцене романсы пела какая-то местная (то есть в масштабе кафешантана) знаменитость. Облачённая в наряд, средний между цыганскими юбками и французскими платьями, она заунывно тянула под аккомпанемент гитариста. Тот, конечно же, был одет соответствующе. В общем, идиллия для любителя приобщиться к "енеральской да купчинской жизни", как её представляли невзыскательные люди.

За столиком, стоявшим подальше от сцены, грустила весьма привлекательная особа. Несмотря на то, что платье было у неё недорогим и неброским, что-то заставляло мужчин останавливать на ней свой взгляд. Может, всё дело в открытом лице, в широких как озёра глазах? Или в ауре надежды и ожидания, прямо-таки заполнивших всё вокруг этой девушки? Целый водопад тёмно-русых волос опускался на её миниатюрные плечи, наполовину скрывая её по-девичьи округлое лицо.

– Мадмуазель, это Вам, – словно из-под земли появился официант, держа в руках необъятный букет подснежников. – Просили передать, что эти цветы не могут сравниться по нежности и очарованию с Вами.

– Как мило, – улыбнулась дама.

Лицо её преображалось, когда она улыбалась: становились заметны веснушки, которыми были прямо-таки усеяны её щёки и нос, в глазах плясали огненные бесенята, а счастьем наполнялось всё вокруг. Даже официант, который, казалось, видывал самых прекрасных девушек Петрограда, зарделся и улыбнулся в ответ. Но не по-дежурному, а от всего сердца.

Красавица носиком зарылась в пахнущие весной, ярким солнцем и беззаботными ручьями цветы, и так, не отнимая букет, спросила официанта.

– А кто Вам просил передать это счастье? – вокруг глаз залегли морщинки радости.

– Вон тот господин, – радостно ответил "человек".

Невдалеке, смотря во все глаза на очаровательную любительницу цветов, сидел гвардейский офицер (кажется, поручик). Поза его говорила о величайшем интересе к даме и, одновременно, о чувстве собственного достоинства. Его рыжие волосы сверкали огнём в неверном свете электрических светильников. А перевязанная левая рука! Даме сразу же захотелось позаботиться об этом гордом бедняге, наверняка получившем ранение в дни последних – и самых страшных – боёв на Западном фронте или в Карпатах. Да ведь и всё дело, которому она отдавала всю себя – работа в военно-промышленном комитете – было направлено на помощь армии и сохранение жизни таким вот молодцам. Этот человек, тем более, угадал, какие цветы она предпочитает, и хотя бы из-за этого он достоин улыбки. А может, и благосклонности. Очень милый офицер, наверняка романтичный, повидавший виды на войне, привыкающий к мирной жизни. Должно быть, он невероятно интересен!

– Передайте господину мою признательность, – дама скрыла свою улыбку за букетом. – Он не представился?

– Просил передать, что его зовут Дмитрий, – официант не удержался и подмигнул.

Девушка, однако, простила – или попросту не обратила внимания – на эту фамильярность.

– Имя настоящего победителя, – довольно прошептала она. – Ну что же Вы! Идите! Идите! Передайте…ещё вот это…

Батистовый платочек, миниатюрный, надушенный, оказался в руках официанта.

– О, всенепременно, – "человек" поклонился и направился к столику гвардейца.

Красавица сделала вид, что наслаждается букетом, а меж тем следила за реакцией раненого офицера. Улыбка расцвела на его лице, когда он получил знак признательности. Раненый герой (только сейчас она сумела разглядеть Георгия на его мундире) втянул аромат духов и кивнул в знак благодарности прекрасной незнакомке.

Та, в свою очередь, не спускала глаз с молодого человека, изучая его. Мужественные скулы, доброе лицо, смешной нос, жесты уверенного в себе человека. Гвардеец. Герой войны. Романтичный. Таким должен быть настоящий мужчина! Да, надо бы к нему присмотреться внимательней.

"Но сперва пусть справиться с испытанием" – довольная своей идеей, Анна Канторович поднялась из-за столика и направилась к выходу.

Офицер, однако, не последовал за нею. Девушка даже оказалась раздосадована. Разве так осаждают крепости? Может, гвардеец просто не ожидал, что она уйдёт из "Привала"? Что ж, если он несообразителен и глуп – то и не стоит её внимания. Надо было возвращаться с перерыва на службу, как раз привезли новые бумаги, требовалось их просмотреть и набросать доклад господину Винаверу.

– Извозчик! – Анна взмахнула левой рукой (в правой был зажат букет). – Извозчик!

Напротив как раз похрапывал свободный лихач. Он проснулся, послышав заветный возглас, замахал головой и, наконец, завидев Канторович, ответил.

– Чего изволите, барышня?

– На Литейный, к зданию Центрального военно-промышленного комитета!

– Доскачем, цоканья коня не услышите! – извозчик помог Анне забраться в коляску.

А там…

Там тоже был букет – но уже роз. Кто-то, наверное, забыл.

– Забыли тут у Вас, цветы, милейший.

Канторович снова вдохнула аромат подснежников. Нет, она совершенно не понимала, как можно оставить цветы…Это сущее варварство!

– Не забыли, барышня! – рассмеялся извозчик. – Меня Их Благородье просили передать Вам…Ну то есть я только счас понял, что эт Вы. Даме он просил передать, которая тоже с цветками выйдет. Ну вот это Вы…

– Офицер? Гвардии? Георгиевский кавалер? И рука левая на перевязи?

Всё это казалось сказкой. Тот рыжий молодец, оказывается, умнее, чем она подумала. Что за встреча! Но неужели он увидел её раньше, чем она зашла в этот раз в "Привал"? Может, он уже видел её здесь: Анна ведь частая посетительница кафешантана. Значит, у неё появился новый поклонник! Да, таких у неё прежде не было…

– Надеюсь, я сумел Вам угодить, – внезапно раздавшийся голос, приятный, твёрдый, полный уверенности в себе, раздался совсем близко.

Канторович, ушедшая было в размышления, взмахнула головой, стряхивая тягостные думы – и увидела рядом с коляской того самого офицера.

Он улыбался, открыто, но нешироко. Так, будто справился с порученным командованием заданием, и ждал похвалы (а может, и повышения в звании).

– Да, признаться, эти цветы оказались полной для меня неожиданностью, – наконец нашлась, что ответить, Анна.

– Ваше благородье! Передал в лучшем виде! – довольно воскликнул лихач. – Барышня, прикажете ехать на Литейный? Или куда ещё…

Канторович не видела глаз извозчика, иначе бы заподозрила неладное.

– Вы не против, если я составлю Вам компанию? Мне как раз хочется посмотреть на город. Я так давно в нём не был…Война…Всё война…

– Что ж, не откажусь от Вашей компании. Хотя бы из-за роз, – рассмеялась Анна. – Но как Вас зовут?

– Дмитрий Бобрев, лейб-гвардии Финляндского полка поручик, к Вашим услугам!

Офицер цокнул каблуками, взял под козырёк – а через мгновение уже оказался в коляске рядом с Канторович.

– Лихач, трогай! Двугривенник сверху за бережную езду! – лихо скомандовал гвардеец.

Анна так улыбалась…

"Она прекрасна, – словил себя на мысли расточитель. – Она прекрасна"

Он смотрел, как она вдыхает аромат цветов. Краешек её губ играл натянутой струной, широко раскрытые глаза любовались то розами, то подснежниками. А рука…Её тонкая лева рука постоянно теребила волосы: сперва пальцы касались краешка бровей, затем ноготки танцевали на локонах, останавливались у виска – и всё начиналось снова.

– Благодарю Вас за столь прекрасные цветы, – наконец Канторович повернула голову.

Прядка упала на её глаза. Девушка, смеясь, поправила непослушные волосы.

– Пустое. Они вряд ли сравнятся с их хозяйкой.

Офицер ничуть не кривил душой: с каждым мгновением он всё лучше понимал, что желал бы осыпать комплиментами Канторович. Самые прекрасные слова в мире – и те должны были поблекнуть по сравнению с тенью этой девушки. Неужели он влюбился, как шестнадцатилетний юнкер? А что, почему бы и нет? Только…это помешает службе…Очень сильно помешает…

– Я, признаться, обратил на Вас внимание ещё несколько дней назад. Вы тогда беседовали…на повышенных тонах с неким господином в мундире министерства внутренних дел. И мне подумалось, что Вам требуется хоть какое-то отдохновение…Я, наверное, говорю несколько путано?

Он, контрразведчик со стажем, не боявшийся лично участвовать в арестах вражеских шпионов, стушевался. Что творит красота! Даже выученная загодя речь показалась ему теперь жалким монологом и третьесортной пьески.

Анна закрыла глаза и улыбнулась.

– Нисколько, – она открыла свои глаза-озёра, и взгляды двух людей соединились. – Вы говорите от чистого сердца, мне это нравится. А тот человек…Да…Его надо забыть…

– Какие же у Вас прекрасные глаза… – вырвалось у Бобрева.

И – удивительное дело – Канторович зарделась.

– Благодарю Вас… – она опустила очи долу.

Рука её теребила волосы: Анна нервничала, заметно нервничала.

– Н-н-ноо! Приехали! – наконец воскликнул лихач. – Пожалте, господа хорошие, довезли в лучшем виде!

– Вы были правы, милейший: я не заметила стука копыт, – не поднимая взгляда, сказала Канторович. – Вы…

Она не находила слов: так не хотелось расставаться с этим офицером, таким милым и славным, таким добрым и честным…

– Мы ещё встретимся? – сама того не желая, спросила Канторович, зарывшись в цветы.

– Я Вас буду ждать здесь…Вы ведь, должно быть, где-то здесь служите или живёте?

– Служу…В Центральном военно-промышленном, – легонько кивнула девушка.

Наконец, она подняла взгляд.

– Только…не надо цветов, – она улыбнулась.

В уголке левого глаза показалась слезинка.

– Ещё один букет я унести не смогу.

– Я помогу Вам, – офицер быстро нашёлся и подхватил здоровой рукой букеты. – Я помогу. И донесу их, куда пожелаете. Хоть до германской границы!

– До парадной, если Вы так горите желанием, – Канторович повернулась к нему спиной. – Благодарю ещё раз…

Бобреву показалось, что десяток шагов они проделали в одно мгновение, а контрразведчик хотел, чтобы они растянулись на часы, века, лишь бы только не расставаться с прекрасной Анной.

– Я буду ждать Вас здесь, когда Вы освободитесь? – контрразведчик словил себя на мысли, что переступает грань приличия. – Простите мне мою назойливость…

Дмитрий надеялся, что сейчас не покраснел как помидор. Хотя…Лицо такое тепло…Наверное, всё-таки зарделся. Контрразведчик, тоже мне! Задание, видите ли! Как какой-нибудь студентик влюбился!

Но – странное дело – не видел Бобрев в этом ничего плохого.

Канторович бережно приняла букеты цветов и повернулась спиной к Дмитрию.

– К шести часам вечера, – и скороговоркой, стараясь не оборачивать, добавила: – Я буду рада увидеть Вас снова, Дмитрий

– Я буду самым счастливым человеком на свете. Как Ваше имя?

По "легенде"-то он не узнал ещё имени "прекрасной незнакомки".

– Анна! – донеслось из-за уже захлопнувшейся двери.

– Анна…

Мелодия этого имени эхом отозвалась в сердце Дмитрия.

Бобрев молча вернулся в коляску лихача.

– Должен признать, Дмитрий Петрович, я сам уже давно поверил, что Вы влюблены в эту даму. Замечательно работаете, побольше бы нам таких людей.

Эти слова принадлежали извозчику. Не коверкая слов, другим голосом – более серьёзным и высоким – говорил "лихач".

"Надо срочно что-то ответить, срочно!"

– Благодарю. Надеюсь, скоро в нашей службе вовсе перестанет нуждаться Россия, – по-деловому ответил Бобрев.

– К сожалению, враги России никогда не переведутся, так что и нашей службе, разве только под другим названием, вечно работать на благо державы. Работки на наш век хватит! – невесело усмехнулся "извозчик".

– Вы правы, – задумчиво произнёс Бобрев. – Пожалуйста, в штаб. Мне надо подумать. И захватить необходимые средства.

– Эх, прокачу! – воскликнул агент, снова вошедший в роль извозчика. – Ваш Благородь, держи фуражку, сдует! И накинь-ка двугривенник сверху!

– Накину! – расхохотался Дмитрий.

Он хотел казаться со стороны счастливым человеком, нашедшим свою любовь, но на душе его скребли кошки и ухали совы. Какое веселье сейчас? Ведь он влюбился в девушку, которую ему предстоит использовать…

Через час Бобрев уже снова сидел в том самом кабинете, где состоялось совещание четырёх "агентов". На этот раз помещение преобразилось.

Тяжёлые бордовые занавески были задёрнуты, и в комнату без труда проникал солнечный свет. Он отражался на портретах всех шефов Отдельного корпуса жандармов от самого его основания. Люди, запечатленные на холсте, были такими разными, но всё-таки одна деталь объединяла их и делала похожими: служение. Все они служили не за страх, а за совесть России. Какие испытания им пришлось преодолеть? Чем пришлось пожертвовать?

– Размышляете? Это хорошо.

Спиридович вошёл в кабинет незаметно, дверь даже не скрипнула.

– Сегодня мне удалось наладить контакт с одним человеком из списка, – рапортовал Бобрев.

– Это хорошо, очень хорошо. С кем именно? – Александр Иванович занял место подле контрразведчика, принявшись рассматривать портреты.

– С Анной, – голос на долю секунды задрожал, но Бобрев справился с собой. – Канторович, секретарём Винавера,

– Это замечательно.

Спиридович повернул голову и заглянул в глаза Дмитрию.

– Дмитрий Петрович, помните: не стоит чрезмерно близко сходиться с агентами. Это чревато трудностями. Доверять им тоже не следует. К сожалению, я ожёгся на этом, и не однажды, – вздохнул Александр. – Но, признаться…Если у Вас нечто серьёзное в сердце – то Бог Вам в помощь. Я буду рад, если кто-то из нас всё-таки сможет обрести семейное счастье.

Спиридович был несчастен в браке…

Дыхание Бобрева сдавило.

– Вы…

– У Вас всё на лице написано. Я видел фотокарточку Канторович. Признаться, будь лет на двадцать моложе, я бы…Ну да ладно. Предупреждаю Вас: это слишком опасно. Она вряд ли поймёт то, что…

– Я её использую? Возможно. Но я надеюсь, что мне не придётся ей об этом говорить.

– Придётся. Вы же, наверное, назвались лейб-гвардии офицеров? Не так ли? – Спиридович понимающе улыбнулся, оглядывая "маскировочный" наряд Бобрева. – Да и не могли Вы сказать, что служите в контрразведке. Тогда всё дело могло пойти насмарку. Как Вы с нею объяснитесь? Если Вы не просто влюбитесь в неё, а полюбите – Вы же ведь захотите раскрыть себя, рано или поздно. К чему это приведёт? Она подумает, что Вы обманывали её всё это время, причём врали не только об имени и службе, но и о многом другом. Она подумает не Бог весть что.

Александр Иванович подыскивал нужные слова.

– И будет права, во всём права. Служба – дело одинокое. Мы не можем найти понимания даже в самых близких нам людях. Вы даже не знаете, как первая моя жена воспринимала то, что я делаю…

Тень упала на лицо Спиридовича.

– Мой Вам совет. Если сможете – забудьте её, как только дело будет сделано.

– А если не смогу? – Бобрев всем телом подался вперёд.

Собеседник невесело усмехнулся.

– Тогда желаю Вам терпения, счастья и удачи, последнего – в особенности. Вы ещё очень молоды, чтобы разобраться во всём без участия фортуны.

Спиридович повернулся и хотел было уйти, но Бобрев его остановил.

– Александр Иванович, можно спросить Вашего совета? Не в службу, а в дружбу, – контрразведчик замялся.

Бывший начальник личной охраны царя повернулся. На лице его играла шальная улыбка.

– Вы хотите узнать, как расположить её к себе? Как добиться её благосклонности, – и, прочтя по лицу Бобрева утвердительный ответ, продолжил. – Нет ничего проще! Первый совет: никого не слушайте и полагайтесь только на своё сердце. Оно подскажет Вам верную дорогу. Что, хотите ещё советов?

Дмитрий кивнул.

Спиридович – впервые за долгие годы – улыбался от чистого сердца. Наверное, он был счастлив помочь хоть кому-то из числа "бойцов невидимого фронта" обрести личное счастье. Ведь это самое ценное – наравне со служением Родине – что есть у человека…

Едва Анна Канторович вышла из здания комитета, как принялась оглядываться по сторонам, ища глазами того офицера, Александра. Она постоянно думала о нём в тот день, даже Винавер заметил, что с секретаршей что-то не так.

– Милочка, уж не заболели ли Вы?

Он просто ещё не видел букеты.

– Нет, Максим Моисеевич, всё в порядке, просто…

Нос наконец-то принюхался. Умные глаза Винавера пронзили Канторович.

– Анна Павловна, комната прямо-таки благоухает цветами. Духи? Нет…Вам случайно не подарили цветы?

Юрист-цивилист, недавно отпраздновавший свой пятьдесят четвёртый день рождения, поднялся из-за стола и подошёл к окну. Он отдёрнул занавеску – и прямо перед его взором оказались букеты, стоявшие в вазах.

– О, милочка, у Вас новый поклонник. Вот отчего Вы так взволнованы. Ну что ж, очень хорошо, очень! Авось найдетё наконец себе пару. Пора, пора, столь прекрасная девушка просто не имеет права оставаться в одиночестве. Ну же, расскажите мне о нём, мне интересно!

Старый еврей и один из старейших кадетов, великолепный специалист по гражданскому праву, он опустился на стул напротив Анны Павловны. Он ждал любопытнейшего рассказа. И дождался.

– Мы встретились с ним в "Привале комедиантов"…

– Анна, простите, что заставил Вас ждать, – раздался долгожданный голос откуда-то справа.

Канторович развернулась. Голова её сделала немыслимый пируэт, а лицо…Лицо преобразилось. Задумчивость мигом слетела с него, глаза засияли, а улыбка озарила всё вокруг. Бобрев не удержался от того, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Позвольте принять у Вас букеты? Клянусь, я не дам их в обиду, – рассмеялся Бобрев.

– Да, пожалуйста, – букеты перекочевали в здоровую руку Дмитрия Петровича.

При этом Анна коснулась ладошкой кожи Бобрева, и его будто молния ударила: прикосновение было таким тёплым, таким нежным!

– Анна, скажите…А Вы любите прогулки по набережной, улицам Петрограда?

Канторович подняла премилый носик кверху, приложила пальчик к губам, сделала серьёзное выражение лица – а через считанные секунды, радостно улыбнувшись, ответила:

– Особенно в хорошей компании. Надеюсь, я попала именно в такую? – девушка ждала реакции Бобрева.

– Уверен, что да. Быть может, даже в лучшую из возможных, – поддержал шутку Бобрев, и они оба весело и по-доброму рассмеялись. – Прошу Вас.

Дмитрий кое-как извернулся, чтобы цветы не мешали, и Канторович взяла его под локоток. Если честно, секретарша Винавера позволяла себе такое своим прошлым ухажёрам хорошо, если на вторую-третью встречу, но этот офицер…Было в нём нечто, располагавшее к этому рыжеволосому кавалеру, что-то, заставлявшее довериться ему. Анна всё больше и больше отдавалась чувствам, не желая противиться любви с первого взгляда (или, скорее, букета).

– Ваши цветы, признаться, обратили на себя внимание всего женского и большей части мужского персонала нашего комитета, – Канторович первой завела разговор. – Вы, наверное, волшебник: раздобыть в такое время в Петрограде столь прекрасные букеты! Поделитесь секретом, будьте любезны!

Анна желала напустить в свой голос побольше серьёзных ноток, но получались только мажорные ноты, ноты счастья и удовольствия.

– О, если я раскрою Вам секреты своего волшебства, оно потеряет всякое очарование. Согласитесь, магия хорошо ровно столько, сколько она сохраняет тайну, пока вокруг неё расстилается туман, пока кто-то желает проникнуть в её суть, – Бобреву казалось, причём чем дальше, тем больше, что он городит чушь.

– Вы точно волшебник: сказали то, о чём я только что подумала, – голос её был полон улыбок.

"А я становлюсь поэтом. Надо же" – невпопад подумал Дмитрий.

– Я буду стараться и создавать одну волшбу за другой, чтобы только очаровать Вас, Анна.

Она шутливо погрозила пальцем контрразведчику.

– Меня не так уж и легко околдовать, смею Вас уверить! Хотя…

Анна многозначительно посмотрела на Бобрева.

– Хотя…Всё зависит от силы этой магии. Кто знает, может быть, какое-то заклинание и сможет меня победить. Но чтоб подобрать его, потребуется много труда.

– Меня не пугают подобные трудности, Анна, – совершенно серьёзно, от чистого сердца, ответил Бобрев. – Я буду колдовать изо дня в день, двадцать часа в сутки, лишь бы найти то единственное заклинание.

– Я Вам верю, Дмитрий, – Канторович опустила взгляд.

"И надеюсь, что Вам не потребуется много времени для своих поисков" – добавила она мысленно.

Двое, чьи пути сошлись лишь благодаря изворотливой фортуне, шли, не замечая ничего вокруг. Они шутили и смеялись, рассуждали о философии и истории, о завтрашнем открытии мирной конференции, о розах и фиалках, о дамских шляпках и парадных мундирах. И казалось им, что знакомы они всю жизнь, а может, даже больше, и не хотелось им расставаться.

Они дошли до парадной дома, в котором жила Канторович. На минуту воцарилось молчание. Никто из них не мог найти подходящих слов для прощания.

"Скажи, ну скажи! Пусть сердце скажет, а не разум!" – убеждал себя Бобрев.

"Пусть он скажет хоть что-нибудь! Хоть что-то! Лишь бы услышать его голос!" – молила Канторович.

– Анна, – наконец нашёлся Дмитрий. – Вы…

– Я жду Вас завтра! Утром, в девять, я поеду на службу. Вы дождётесь меня?

Она закусила губу от волнения. Он изо всех сил сжал кулак, так, что костяшки захрустели, а кожа перчатки, похоже, треснула. Их взгляды наконец-то встретились.

"Эти глаза…Какие глаза! Боже, как она красива!" – подумал он.

"Я бы хотела смотреть только в них!" – подумала она.

– Я дождусь Вас, чего бы мне это ни стоило! – Бобрев взял под козырёк, и оба, не сговариваясь, рассмеялись.

Смех их выгнал прочь все страхи и сомнения, и, как надеялись двое влюблённых, навсегда.

"Если бы ты никогда больше не покидал меня!" – подумала она.

"Я буду ждать тебя, Анна…" – подумал он.

Ещё несколько минут они молчали, и молчанием этим сказали больше, чем за всё время их встречи.

В каком-то порыве Анна подалась к Дмитрию, их губы встретились на короткое, как вечность, мгновение – и тут же Канторович, испугавшись собственных чувств, юркнула в парадную.

Бобрев долго ещё смотрел вслед девушке, похитившей его сердце.

"Господи, только бы нам никогда не расставаться…"

«Новое время»

ТРУБЫ МИРА