Текст книги "За Русь святую!"

Автор книги: Николай Андреев

ГЛАВА 12

В штаб Маннергейма стекались не самые оптимистичные вести. Команды нескольких кораблей все-таки взбунтовались, перебили офицеров и попытались прорваться в город, к арсеналам и казармам, «народ поднимать»…

– Вперед, братва! Бей офицерье! Бей гнид гнойных! – орал какой-то особо голосистый матрос, махая зажатым в руке «наганом». Пять или шесть десятков человек, перед этим сбросив в море офицеров, растекались по пирсу.

Первым же голосистый и увидел, что недолго вольнице матросской радоваться: впереди, на подходе к улицам, застыли две цепочки солдат. Передние залегли, вторые же встали на одно колено, целясь в бунтовщиков.

– Сложить оружие! Поднять руки вверх! Зачинщиков – выдать! Больше никого не тронем! – Ротный был настроен решительно. Он не спускал пальца с курка «браунинга» готовясь в любой момент открыть стрельбу по матросне.

– Братцы, хай им грець, вдарим? Вжахнем? – Молодой матрос, до того неистово бивший уже мертвого, посиневшего кондуктора прикладом винтовки, лихо сплюнул на грязный снег.

– Сдавайтесь, дурачье! Все поляжете! – Ротный все-таки хотел завершить дело миром. Ну не настолько же обезумели матросы, чтобы грудью идти на ощетинившийся трехлинейками строй?

– А может, вправду замиримся? – подал голос уже бывалый морской волк. На ухе его болталась серьга, знак того, что он переплывал экватор. Такие кое-какой ум успели нажить в бурях и штормах. – Свои же там. Покаемся. Кровь-то не мы лили…

– От мразь! Баста, они крови попили! Всех их надо… – Неистовый матрос упал на пирс первым: ротный все-таки выстрелили из «браунинга», поняв, кто является одним из заправил.

Солдаты подхватили, и раздался залп из винтовок. Матросы падали на грязный снег, окрашивая его в алый цвет. Многие, конечно, отделались только ранениями или страхом, но…

– Каждого, кто встанет, лично пристрелю, морды! – В голосе ротного звучала неподдельная, не замутненная ничем ярость. – И всех, кто офицеров тронул, забью. Вот этим револьвером забью! Поняли?

Ротный еще в девятьсот шестом навидался такой компании. Так что знал, как надо обращаться с бунтовщиками. Он, конечно, понимал, что не от хорошей жизни матросы подняли бунт, но все-таки так отвечать на приказ выйти в море и слухи о стрельбе по не подчинившимся приказам Маннергейма? Это до чего же люди дошли?!! Надо было раньше брать быка за рога, к черту прекращать никому не нужную войну и решать проблемы своей страны, а не союзников, чью жизнь сохраняли ценою миллионов смертей наших солдат…

К тому же пришло известие о восстании в Кронштадте. За считаные часы практически все офицеры и не желавшие поднимать на них руку матросы были перебиты. В столице вот-вот готов был грянуть бунт запасных батальонов, но какие-то войска его подавили. Были и совершенно дикие слухи о том, что по Петрограду разъезжает на броневике сам царь или Николай Николаевич, прибывший с Кавказского фронта, лично водит в атаки верные престолу части да и пули его не берут.

Густав, вздыхая, слушал все эти новости, брался за голову, затем поглядывал на бутылку игристого, а потом – надевал парадный китель и шел в администрацию Гельсингфорса. Маннергейм хотел окончательно порядок навести в городе, подчинив все действия властей одной-единственной цели: консервации столицы Финляндии. Ничто, что могло принести разброд, что готово было поджечь фитиль пороховой бочки под названием «Гельсингфорс», не должно попасть внутрь. Кирилл Владимирович предлагал в крайнем случае перекрыть сообщение с империей, остановив движение по единственной железной дороге, связывавшей Финляндию и Россию. А после оставалось продержаться до того, как Романов наведет порядок.

Густав уже практически перестал сомневаться в Кирилле. Каждый час появлялось все больше и больше подтверждений его слов. А если у третьего претендента на престол были знания, то и сила должна была быть с ним. Или хотя бы план, как разобраться в начинавшемся хаосе…

Радовало то, что в Гельсингфорсе практически подавили все выступления матросов эскадры и солдат гарнизона. Самых ненадежных заперли в тюрьмах и на гауптвахтах.

А от императора не было ни слуху, ни духу…

В Ставке Николай невероятно волновался. Связи с семьей не было, он ничего не знал об Аликс, дочках и Алексее. Это очень давило на царя. Да еще и тот разговор с Хабаловым и Кириллом…

Правительство, введя в действие указ о роспуске Думы, практически тут же разбежалось. Хабалову вечно кто-то мешал наводить порядок, спасали только части под началом Кирилла. К тому же сын Владимира сообщил, что намерен прибегнуть к помощи юнкеров и кадетов, а еще просил дать ему полномочия по наведению порядка. По сути, диктаторские. Николай никак не мог решиться: до того момента, как узнал, что в Царском Селе тоже – бунт. Самые дорогие, самые близкие Семье части и те взволновались. Это был удар в самое сердце, плевок в душу. Но еще страшнее: Аликс и дети оказались под ударом. Еще немного, и их могут захватить. Неизвестно, что с ними будет…

Николай все-таки разрешил Кириллу действовать любыми мерами, обещая подготовить соответствующий документ в ближайшее же время. Но вот насчет просьбы назначить новый кабинет во главе с Родзянко… Вспомнилось недавнее дело со Львовым. Дума хотела забрать себе бразды правления, она к этому давно стремилась. Но Аликс. Дети. Алексей. Все свалилось, все и сразу, на одного-единственного человека. «Измена, и трусость, и обман», – подумал Николай.

А через несколько минут он приказал отправляться царскому поезду в Царское Село, желая быть там же, где и его семья. «Никто не посмеет тронуть самодержца!» – был уверен Николай…

Кирилл Владимирович оставил Хабалова в приподнятом настроении после продолжительного разговора, в ходе которого Сизов узнал, что многие в городе просто не хотели помогать войскам и даже здание для штаба найти не смогли. Отовсюду их выгоняли: из Адмиралтейства – морские офицеры, из Зимнего дворца их прогнал Михаил Александрович, заявив, что не желает, чтобы кровь лилась возле дома Романовых. Да, возле Зимнего еще было тихо – зато лилась кровь по всему городу, построенному Петром, величайшим из Романовых…

Только вмешательство Кирилла помогло оставить штаб Хабалова в Адмиралтействе.

– По какому праву гарнизонный штаб прогоняют? Я спрашиваю, кто повелел? – вперил Кирилл взгляд в офицеров Адмиралтейства. Те разом сникли и даже не смотрели на входящих внутрь солдат…

Кирилл пытался скоординировать совместные действия всех частей, сохранивших верность Романовым.

– Где, говорите? Какой, к чертям, Невский?! К Арсеналу, к Арсеналу двигайтесь! Занять там позиции! Проклятье, слышите меня? К Арсеналу!!! – Вот примерно такая координация была…

– Проклятье, придется людей отправить, по старинке, – вздыхал Кирилл и назначал какого-нибудь подпоручика «курьером» в ту или иную часть.

План Сизова был довольно-таки прост: перекрыть мосты к центральным островам и кварталам Петрограда. Затем – оцепить казармы мятежных частей. Заключенных из тюрем, полицейские участки и судей с жандармами эвакуировать в Петропавловскую крепость, под защиту артиллерии.

Кадеты и юнкера военных училищ прекрасно справлялись со своим заданием. Воодушевленные тем, что идут «спасать страну и победу», впервые взятые в «настоящее дело», они помогали перекрывать пути восставшим в центральные кварталы и эвакуировали полицейские участки.

Немногочисленная конница конвоировала заключенных. Несколько раз их пытались отбить, но ружейные и пистолетные залпы быстро охладили пыл «революционэров», как некогда говаривал Плеве.

А пока в Таврическом дворце царила «говорильня», Кирилл держался подальше от места, где рождался Временный комитет Государственной Думы. Да и самые горячие головы, охочие до власти, тоже находились все-таки далековато, близко подойти не могли: особо ретивых останавливал вид броневиков и пулеметных расчетов.

«Старейшины» все еще заседали в кабинете Родзянко. До этого они некоторое время принимали просителей и простых людей, уверенных, что только здесь они смогут узнать, что же на самом деле творится в столице. Сюда, правда, надеялись пройти представители левых партий, чтобы выпросить какое-нибудь помещение для создания Совета рабочих депутатов. Опять началась бы свистопляска и появление «второй власти», желавшей расшатать правительство. Но кто-то из офицеров-«румынцев» узнал нескольких людей, которых еще в пятом году приходилось усмирять. На этот раз все прошло куда быстрее: в ответ на требования прекратить произвол – напоминание об условиях военного времени. Караул из десятка солдат – и тишина…

Кирилл перед отъездом в Военное министерство прямо указал, что части могут предпринимать любые действия по предотвращению дальнейшего разрастания восстания. Абсолютно любые. А Кирилл уж сам потом разберется, кто прав, а кто – нет. Сизов был уверен, что Николай все-таки позволит взять ему полномочия по наведению порядка в городе, поэтому без малейших зазрений совести отдавал любые приказы.

Последнее как раз и беспокоило «старейшин».

– Господа, а вам не кажется, что Великий князь становится все менее управляемым? Я уже не могу с точностью сказать, что он подчинится голосу разума и поспособствует установлению нового порядка. Что, если он предаст идеи либерализма и воспользуется создавшимся положением для укрепления власти? Или сам захватит власть, перевешав нас на фонарях? – Милюков почесал переносицу, отложив в сторону пенсне.

Побарабанив пальцами по столешнице, он поднялся из кресла и подошел к окну. Вид солдатского оцепления его начинал беспокоить все сильнее и сильнее.

– К тому же эти отряды… Мне думается, они вполне могут повернуть оружие против нас.

– Позвольте, но вы можете себе таким представить Кирилла, только недавно предлагавшего остановить добычу золота, а освободившихся рабочих направить в армию, в которой и так раздуты тылы, один столичный гарнизон чего стоит! Или припомните скандал, связанный с его нынешней женой? Или прохладное отношение императора и императрицы в прошлые годы? А вспомните, что он первым пошел на контакт с Прогрессивным блоком? А вспомните, что он находился долгое время под наблюдением Охранного отделения? А вспомните, в конце концов, милостивые государи, кто закрыл меня от пуль убийцы? Я вряд ли сидел бы в этом месте и видел возможность изменения прогнившего строя, скорее уж лежал в хладной земле, отпетый и причащенный, – затянул Георгий Евгеньевич Львов, наконец-то добравшийся до Таврического дворца. Все утро он пытался навести справки о местонахождении Александра Федоровича Керенского – но тщетно. Никто не видел бывшего присяжного поверенного позже вечера прошлого дня. Хотя некоторые предполагали, что он отправился агитировать части на восстание.

А само восстание совершенно не входило в планы старейшин. За прошлые дни они успели повидать хаос и ужас от людской озлобленной толпы. Прогрессисты боялись, что народ просто сметет все на своем пути и начнется бессмысленный, беспощадный, кровавый и бесконечный русский бунт. Поэтому пришлось смириться с тем, что солдаты окружили Думу. Все-таки наиболее решительные петроградцы мандатов спрашивать не будут, сразу – в морду. Голодному и холодному человеку все равно, что мандат, что мундир, что погоны…

К тому же все четче вырисовывались перспективы использования Кирилла вместо Николая Николаевича, медлившего с согласием на «диктаторство». А третий претендент на престол был под рукой, начал действовать, наводить порядок, что должно было поднять его авторитет среди определенных слоев населения. Может, его воинские способности и оказались не самыми худшими, но вот управленческие… Никто в стране не смог бы вспомнить чего-либо дельного, предложенного или сделанного Кириллом на ниве государственного управления. Поэтому в этом он должен был полностью подпадать под влияние будущего министерства. Благо посты уже были поделены между министрами. Разве что шли споры по поводу участия левых и портфеля министра юстиции. В условиях, когда с Керенским могло произойти все, что угодно (Родзянко вообще предполагал, что его могли убить взбунтовавшиеся рабочие, солдаты или же городовые и части, восстанавливавшие порядок), пост министра юстиции оказался вакантным…

Многим, правда, приходила на ум кандидатура Переверзева, выражавшего антиправительственные взгляды да еще и обладающего каким-никаким, а все-таки весом в обществе юристов. Кому-то импонировала фигура Гинса, почитавшегося за не самого худшего администратора и более или менее хорошего юриста: все-таки адвокатом может и не быть министр юстиции, но организатором он быть обязан. Эту мысль выдвинул Родзянко, но его голос потонул в море негодования…

К сожалению, эту говорильню Кирилл пока что разогнать не мог: думцы имели весьма сильное влияние на массы, да и на их стороне была столичная пресса. В любой момент военно-промышленные комитеты, найдись кто-нибудь хотя бы чуточку решительней зайца и активней ленивца, могли просто перекрыть поставки оружия и боеприпасов. А уж если кто-то из левых Думы возжелает все-таки создать Совет рабочих и солдатских депутатов…

Сизов попал в западню: полномочия у него были, но если он воспользуется ими «на всю катушку» и в лоб – началась бы настоящая революция, а не мятеж нескольких запасных батальонов. Пока что надо было просто выиграть борьбу за умы тех, кто не мог решиться, на чью сторону встать. Именно поэтому Кирилл приказал занять телефонные и телеграфные станции отрядам кадетов и юнкеров, не участвовавших в оцеплении центральных кварталов, а последние броневики направил с несколькими грузовиками солдат к вокзалам. Собиравшиеся у Петропавловской крепости жандармы и городовые были направлены к зданиям крупнейших банков, до которых можно было более или менее быстро добраться от Зимнего дворца.

А ближе к вечеру Кирилл снова вернулся в Таврический дворец – проверить, все ли указания исполнены в точности: солдатам оцепления подвезли походные кухни, так что горячей едой людей обеспечили. Кое-как решили вопрос и с теплом: развели костры, а тех «румынцев», что уже начали замерзать, отпускали во дворец погреться.

Временный комитет Государственной Думы по сношениям с лицами и организациями уже был образован и лихорадочно продолжил работу, а именно: попытки связаться с разными частями города, выяснить возможность перехода хотя бы временной власти министров в руки членов комитета и отправкой телеграмм в разные концы Петрограда и страны… Это, конечно, была невероятно плодотворная и полезная деятельность в ту минуту, когда на окраинах уже полыхали полицейские участки, палили во все стороны демонстранты, мостовые уже лишились «щетины» камней…

– Господа, боюсь, положение удручающее, – Кирилл старался говорить как можно меланхоличней, это показало бы, что дела и в самом деле плохи. – Рабочие уже несколько раз пытались взять тюрьмы, где сидят политические заключенные вместе с уголовниками, в частях гарнизона брожение, которое нельзя остановить только насильственными методами. Бастуют железнодорожные работники на ветке до Пскова. Император, судя по дошедшим до меня сведениям, выехал в столицу на поезде, однако состав был остановлен. Между нами и самодержцем – полоса мятежных частей и поселений. Боюсь, нам не удалось остановить революцию, а точнее, анархию. Голытьба просто перевешает на фонарях всех мыслящих людей, отберет у промышленников их заводы с мануфактурами, у дворян – их родовые поместья и земли. – Сизов старался давить на самые больные точки. – Мы не можем контролировать ситуацию. В этой связи император назначил меня ответственным за водворение порядка в столице. Однако я считаю, что сперва необходимо создать новое правительство, облеченное доверием страны и Государственной Думы. Я уверен, что Михаил Владимирович прекрасно справится с ролью министра-председателя нового правительства, а также назначит членов своего кабинета…

Кирилл играл, кажется, лучшую роль в своей жизни. Даже нет, не играл: он был! Был неуверенным, уставшим, напуганным народным движением членом императорского дома, который не знает, что же делать с государством без помощи «уважаемых господ старейшин Думы». А еще – потерявшим уважение к императору Великим князем…

– Боюсь, Его Императорское Величество сейчас потерял свой авторитет, если и войска ополчились против него. Будущее наше темно и незавидно…

– Кирилл Владимирович, я готов взять на себя нелегкое бремя министра-председателя, благо, мне удастся быстро собрать новое правительство. В столице есть люди, которым народ доверится. К сожалению, Александра Федоровича Керенского нет сейчас с нами, и неизвестно, что с ним, у нас нет одного из известнейших деятелей Думы.

– Мне думается, что Василий Витальевич Шульгин [12]12
  Шульгин Василий Витальевич – сын профессора истории Киевского университета, в 1900 году окончил юридический факультет, монархист, известен публикацией в газете «Киевлянин», статья первого номера которого заканчивалась словами: «Этот край русский, русский, русский!» Выступал против еврейских погромов, открыто заявляя об этом в печати (номер газеты был изъят, а сам Шульгин на некоторое время арестован). Депутат II–V Госдумы от Волынской губернии, лидер фракции националистов, сторонник политики Столыпина и противник отмены смертной казни. В начале войны ушел добровольцем на фронт, ранен во время одной из атак. Сторонник кандидатуры Родзянко на пост министра-председателя Временного правительства.


[Закрыть]заменит Александра Федоровича хотя бы на первое время. – Кирилл старался, чтобы его голос звучал как можно более буднично.

Все-таки не должен же никто получать доказательства того, что Сизов специально усиливает позиции монархистов в будущем правительстве. К тому же в истории, известной Кириллу, Шульгин отказался от портфеля министра юстиции. Ну что ж, в этот раз ему не отказаться ни за что!

– Боюсь, я не смогу принять этот пост. Я не обладаю достаточными качествами, чтобы…

– Зато вы обладаете решительностью и верой в победу, в русский народ. Думаю, этого достаточно, Василий Витальевич. Михаил Владимирович, я надеюсь, господин Шульгин все-таки подойдет на пост министра в правительстве доверия. Продолжайте, Михаил Владимирович, продолжайте. К сожалению, нам пришлось вас прервать.

– Благодарю. – Родзянко вытер выступивший на лбу пот платком.

Все-таки «старейшины» довольно долго обсуждали сложившуюся ситуацию, а Милюков с Гучковым очень долго «продвигали» кандидатуры министров.

– Вы верно заметили, Кирилл Владимирович, что Его Императорское Величество показал себя не с лучшей стороны в сложившейся ситуации. Народ потерял веру в него. Армия разочаровалась в нем как в Верховном Главнокомандующем. Страна разуверилась в нем как в императоре. В сложившейся обстановке не остается ничего другого, как убедить царя передать власть своему сыну или брату. Это будет жест, достойный правителя, потерявшего всякое доверие подданных…

«От такой ответственности нельзя убегать, власть, полученную от предков, надо держать, не вправе сын отречься от отцовской воли», – это пробились мысли Кирилла Романова. Но Сизов был с ним согласен. К сожалению, озвучивать эти мысли сейчас было нельзя. Не то время. Не то… К тому же Николай оказался слишком хорошим семьянином и человеком для того, чтобы стать по-настоящему хорошим правителем. И это сейчас сказывалось как никогда.

– Император должен отречься в пользу Михаила Александровича или Алексея Николаевича. Цесаревич слишком юн, чтобы принимать бразды правления. Михаил должен стать регентом при своем племяннике. К тому же цесаревич популярен в армии. Так мы сможем соблюсти преемственность и традиции, саму идею монархии, господа. Серьезные потрясения ныне ни к чему хорошему не приведут.

Похоже, Шульгин все-таки потихоньку стал ощущать себя одним из будущих руководителей страны. Да и он получил то, что хотел в «другой» истории: пулеметы, ту самую силу, с помощью которой можно будет сохранить порядок, хотя бы и ценой крови. Да еще и оказывалось возможным устранить опасность влияния на власть левых партий, подозреваемых Василием Витальевичем в пораженчестве и непонимании сложившейся ситуации на фронте.

– Однако Михаил не лучшая кандидатура, нежели Николай. Характер его слишком мягок для страны, оказавшейся в такой опасности. Он практически лишен уважения и авторитета в войсках. Он неподходящая кандидатура, господа, я уверен, что он откажется от предлагаемого ему регентства. А если и примет предложение, то мы снова получим брожение или, хуже того, революцию, которую еле-еле можем приструнить сейчас. Армия за ним не пойдет, поэтому мы получим развал фронта. Нет, господа, – Родзянко говорил с нажимом. Гучков, Милюков, Львов и несколько других думцев одобрительно кивали. – К тому же мы уже неоднократно это обсуждали, Василий Витальевич. Нет, нам нужен человек, способный остановить развал столичного гарнизона. Я уверен, что сейчас в этом кабинете присутствует такой человек. Решительно подавивший опасное в условиях войны брожение, имеющий авторитет в некоторых частях, особенно оставшихся верными власти, мудро решивший оказать содействие Думе, понимая, что это тот орган, на который устремлены полные надежды взгляды народа. И этот человек…

– Да, я согласен с тем, что Кирилл Владимирович как нельзя подходит в качестве регента при цесаревиче, – Родзянко едва удержался от того, чтобы не подпрыгнуть, когда Львов спешно, одним рывком, поднялся со стула и упредил председателя Думы и будущего правительства. – Я уверен, что армия и народ успокоятся и пойдут к победе, зная, что у плеча цесаревича стоит такой человек!

Кирилл изобразил удивление вперемешку с благодарностью на своем лице. Хотя, конечно, особых усилий ему не потребовалось: все-таки не ожидал от Георгия Евгеньевича Львова Кирилл такого шага. Хотя… Керенского-то нет, и влияния он не оказывает на председателя Земгора. Так что Львов может говорить с чистой душой. Да и благодарность-то в спасении его драгоценной жизни показала себя в полную мощь. Зато план Кирилла вовсю продвигался к намеченной цели….

– Я вполне готов увидеть в качестве регента именно Кирилла Владимировича. Нам нужны именно такие, уверенные в себе, люди, знающие, за кем пойдет народ, – подал голос Милюков.

– Я – за, господа, – Гучков кивнул. Ему импонировала решимость Кирилла во время подавления волнений в запасных батальонах. Но к тому же Гучков надеялся кое-чего и для себя получить от будущего регента. Как и все остальные, конечно.

– Я согласен с тем, что империя только окрепнет и пойдет к победе, если регентом станет Кирилл Владимирович, – Шульгин все-таки, скрепя сердце, согласился. Он считал, что останься Николай на троне, то страна снова скатится к революции. К тому же все-таки его начали терзать сомнения насчет кандидатуры Михаила Александровича, брата Николая, в качестве регента. Он-то никак не проявил себя за прошедшие дни. А стране требовалась как никогда жесткая и даже жестокая рука…

Кирилл слушал с выражением радости и благодарности на лице одобрение своей кандидатуры на пост регента, а глубоко в душе презирал «старейшин». Многие из них соглашались, лишь надеясь получить влияние на регента, на власть в государстве, считая, что Кирилл – никто в государственной политике, этакий деревенский староста по сравнению со Столыпиным. Кирилл Романов, возможно, и соответствовал такому представлению, но не Кирилл Сизов. Все-таки у него были знания, у него была решимость, – и у него был прекрасный план по действиям в создавшихся условиях и управлению страной. К тому же думцы совершенно не предполагали, что он затеял совершить, и могли лишь только догадываться, что к столице уже потихоньку стягиваются верные престолу части.

Телеграфист нервно отбивал текст телеграммы, ссутулившись под взглядом Великого князя, рядом с которым стоял его ординарец-пулеметчик. А на другом конце провода граф Келлер, первая шашка России, командир третьего конного корпуса, хмурил брови, тихонько шептал молитвы и вот-вот готов был кинуться прочь из телеграфной будки, вскочить на коня и броситься на Петроград…

«Положение отчаянное тчк Императору и его семье грозит опасность тчк Столице подняли бунт запасные батальоны гвардии тчк Восстанут солдаты соседних городов тчк Пытаюсь подавить волнения тчк Принял себя экстраординарные полномочия указу императора тчк Прошу немедля двигаться Царскому Селу вверенными Вашему руководству частями тчк Надеюсь Вас тчк Бог Вам в помощь тчк».

Густав Маннергейм перевел дух, ложась на диван в кабинете, чтобы поспать хоть часок-другой. Положение в Гельсингфорсе стабилизировалось. Немногие части, решившие не подчиниться приказам офицеров, были все-таки разоружены и заперты в казармах. Бунтующие корабли не смогли воспользоваться орудиями, а их команды или распределили по гауптвахтам, или отправили в мир иной: по закону военного времени действовать иначе было нельзя…

Кирилл Владимирович, написав телеграмму, где сообщалось, что император, пока что только устно, передал ему диктаторские полномочия, приказал подавить мятеж матросов в этой крепости на пороге волнующейся столицы. Подавить – любыми средствами. Такая же телеграмма пришла и к командующему Балтийским флотом, и командирам кораблей гельсингфорсской эскадры. Там же сообщалось, что в столице положение хоть и невероятно трудное, но все-таки порядок вот-вот будет установлен. Также требовалось, чтобы продолжалась информационная изоляция гельсингфорсских частей от столицы и предместий. А в конце Кирилл намекнул, что надо сохранять присутствие боевого духа даже при самом худшем развитии событий…

 
Уходим под воду
В нейтральной воде.
Мы можем по году
Плевать на погоду, —
А если накроют —
Локаторы взвоют
О нашей беде.
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше!
И ужас режет души
Напополам…
 
 
И рвутся аорты,
Но наверх – не сметь!
Там слева по борту,
Там справа по борту,
Там прямо по ходу —
Мешает проходу
Рогатая смерть!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше!
И ужас режет души
Напополам…
 
 
Но здесь мы – на воле, —
Ведь это наш мир!
Свихнулись мы, что ли, —
Всплывать в минном поле!
«А ну, без истерик!
Мы врежемся в берег», —
Сказал командир.
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше!
И ужас режет души
Напополам…
 
 
Всплывем на рассвете —
Приказ есть приказ!
Погибнуть во цвете —
Уж лучше при свете!
Наш путь не отмечен…
Нам нечем… Нам нечем!..
Но помните нас!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше!
И ужас режет души
Напополам…
 
 
Вот вышли наверх мы.
Но выбора нет!
Вот – полный на верфи!
Натянуты нервы,
Конец всем печалям,
Концам и началам —
Мы рвемся к причалам
Заместо торпед!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше!
И ужас режет души
Напополам…
 
 
Спасите наши души!
Спасите наши души… [13]13
  Владимир Высоцкий, «Спасите наши души».


[Закрыть]