Текст книги "Подступы к «Неприступному»"
Автор книги: Николай Томан
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Ночные занятия
Первые ночные занятия начинаются в двадцать два ноль-ноль. Моросит начавшийся еще с вечера мелкий, холодный, ни на минуту не перестающий дождь.
– Такой на всю ночь, – мрачно пророчит начальник полиции Дыбин, приехавший на первое ночное занятие вместе с Вейцзеккером.
– А вам-то что? – удивляется Азаров. – Вам можно и не мокнуть. Господин майор и без вас тут…
– В самом деле, Дыбин, ехали бы домой, – оборачивается к нему Вейцзеккер. – Я вас не держу.
– Как прикажете, господин майор. Домой-то мне еще рановато, но в городе есть кое-какие дела… А с вами тут Козюра побудет. Один из моих помощников.
И он с плохо скрываемым удовольствием уезжает, а Вейцзеккер в сопровождении полицейского Козюры и Азарова идет к месту ночных занятий. Черный непромокаемый плащ майора с накинутым на фуражку капюшоном делает его почти невидимым. Не видно вообще ничего – ни балластного слоя дороги, ни курсантов, распростершихся на мокрых шпалах и рельсах. Даже бараки и опушка леса растворились во тьме.
– Ну и ночка, – зябко поеживается под своим плащом Вейцзеккер.
– Самая ночка для диверсий, господин майор, – бодро отзывается Азаров. – Надо, чтобы наши ребята привыкли к тьме, дождям и прочим ненастьям. Теперь их зрение выключается полностью. Один лишь слух, а вернее, интуиция – шестое чувство сапера-подрывника. Этому нужно учиться, и я их этому научу.
– Что у них сейчас?
– Установка колесного замыкателя.
– На ощупь?
– Да, на ощупь, и притом так, чтобы охрана не смогла его обнаружить. Слышите свисток? Это Дерюгин подает сигнал охране. Она пойдет сейчас по шпалам с фонарями, и, если обнаружит мину, тем, кто устанавливал ее, придется проделать это еще раз. А может быть, и много раз, пока не научатся работать без брака. Вон охрана приступила к поискам колесного замыкателя!
Во тьме тускло поблескивают лучи двух фонарей. Слегка покачиваясь, они освещают часть песчаного балласта, темные полоски рельсов, лесенку пропитанных креозотом шпал. Овальные пятна света останавливаются на некоторое время на подозрительных местах пути и плывут дальше.
Но вот в небо взвивается ракета, освещая зеленоватым светом значительную часть железнодорожной ветки и стоящий вдалеке паровоз.
– Это сигнал машинисту, – объясняет Азаров. – Значит, охрана ничего подозрительного не обнаружила и через заминированный участок пути пройдет сейчас «поезд».
Не успевает ракета догореть, как раздается свисток паровоза, и вскоре сквозь дождевую завесу начинают просвечиваться буферные фонари локомотива. По тусклым пятнам их света теперь можно следить за движением паровоза на насыпи. Набирая скорость, он приближается к заминированному участку.
А вот и вспышка пламени под передними его колесами! Гул взрыва негромок, да и сила его невелика, так как учебная мина начинена не толом, а небольшим количеством пороха. Но не составляет большого труда представить себе, что стало бы с паровозом, если бы мина была настоящей.
– Четко сработано, – одобряет майор Вейцзеккер.
– С колесным замыкателем это не так уж и хитро, – трезво оценивает действия своих курсантов Азаров. – А вот с управляемыми минами в такие ночи будет посложнее. Но мне хотелось бы еще более усложнить обстановку, господин майор.
– Каким же образом?
– Чтобы все было как в натуре, как при подрывании настоящего поезда в тылу настоящего врага. Когда советские партизаны пускают под откос немецкие воинские поезда, по ним открывают ведь огонь.
– Это естественно.
– Вот я и хочу, чтобы на наших учениях тоже все было совершенно естественно. Нужно обстреливать наших курсантов, как обстреливают партизан, чтобы они привыкали к огню. Не боевыми патронами, конечно.
– Мне нравится эта идея. Но как вы представляете себе это практически?
– А проще простого, господин майор. Посадим несколько человек на паровоз, и пусть они палят по «диверсантам». Нужно только, чтобы вы дали указание паровозной бригаде пустить к ним на тендер наших курсантов.
– Ну что ж, это можно, – охотно соглашается Вейцзеккер. – Давайте сделаем это сегодня же. Я передам мой приказ машинисту, а вы распорядитесь приготовить «автоматчиков».
И они расходятся: Вейцзеккер к паровозу, остановившемуся неподалеку от их наблюдательного пункта, а Азаров к Нефедову. Сообщив майору о возникшей у него идее, Азаров понижает голос до шепота:
– Понимаете, для чего я это?
– Не очень.
– Нужно же как-то втащить завтра на тендер взрывчатку. Вот автоматчики это и сделают. Отберите человек трех наших, и пусть они сегодня же прикинут, куда там ее можно будет запрятать.
– Теперь все ясно. А вы еще поимейте в виду помощника машиниста. Наши разведали, что его сестру в Германию должны отправить… Не думаю, чтобы он после этого служил немцам верой и правдой. Может быть, можно будет сделать что-нибудь и с его помощью…
– Это на крайний случай. Не будем пока рисковать. У нас еще целая ночь и день в запасе. К завтрашней ночи что-нибудь придумаем.
Но придумать что-нибудь достаточно надежное оказалось не так-то просто. Не только то, что приходило в голову самому Азарову, но и то, что придумывали Нефедов и Лукошко, после тщательного анализа отвергалось. И даже когда майор Нефедов в конце дня предложил Азарову, казалось бы, вполне надежный способ, лейтенант забраковал и его:
– Не годится и это! Нет уверенности, что предложенный вами механизм сработает безотказно. А мы должны придумать что-то такое, в чем не должно оставаться ни малейших сомнений.
– Ну тогда нужно, значит, кому-то из нас взорвать себя вместе с паровозом и этим чертовым мостом.
– А может быть, придется прибегнуть и к этому.
И Нефедов не сомневается, что Азаров сделает это, если не придумает ничего более надежного.
Последние расчеты
Вот и вечер. Однако Нефедов все еще ничего путного не придумал, хотя ломал голову над этим буквально весь день. Похоже, что и Азарова не осенила блестящая идея. Но он спросил для чего-то, удалось ли Лукошко увеличить время замедления кумулятивного заряда конической формы.
Старший лейтенант Лукошко искусный механик. Он придумал вместо ввинчиваемого в головку кумулятивного заряда стандартного запала замедлением на четыре секунды свой, продлевающий замедление до двух минут. Но что это даст? Даже если удастся прикрепить такую мину с помощью ее магнитных присосок к котлу паровоза, хватит разве двух минут для того, чтобы паровоз успел за это время дойти до моста? Для этого он должен делать не менее ста пятидесяти километров в час, а его конструкционная скорость всего шестьдесят пять. А сколько он делает на самом деле – это только машинисту известно. Но уж никак не более пятидесяти.
Когда до начала ночных занятий остался всего один час, Азаров вызвал Дерюгина-Нефедова к себе в угловую комнату барака, именуемую кабинетом начальника школы.
– Ну-с, господин Дерюгин, – серьезно, как на допросе, спрашивает он Нефедова, – придумали что-нибудь?
– Никак нет, господин обер-лейтенант.
– Распорядитесь тогда, чтобы у дверей подежурил кто-нибудь из наших, и послушайте мой план.
Когда Нефедов возвратился, Азаров шепотом изложил свою идею:
– Ничего гениального, конечно, не придумал. Но раз вы вообще ничего не предлагаете, будем осуществлять мой замысел. Ночные занятия у нас сегодня до четырех ноль-ноль. С этого момента и начнем действовать. К этому времени Вейцзеккер должен уехать. Не уедет, нужно будет его ликвидировать. Поручите это кому-нибудь из самых надежных наших ребят. А машинисту дадим возможность связаться по телефону с поездным диспетчером и, как только он получит разрешение возвратиться в депо, снимем его и помощника с паровоза.
– Но ведь в будке стрелочника дежурит полицейский, – замечает Нефедов. – Он охраняет телефон и стрелочный перевод у выхода на основную магистраль.
– К тому времени там должен дежурить наш человек.
– Ясно. А кто же поведет паровоз, когда мы снимем машиниста?
– Когда-то ведь и вы водили поезда.
– Но ведь я…
– Понимаю, давно не держали в руках ни рукоятки паровозного регулятора, ни ручки крана машиниста. Но это не страшно, придумаем что-нибудь, чтобы дать вам возможность потренироваться. Какие еще вопросы?
– Вопросов больше нет. Я готов!
– К чему вы готовы? – невольно улыбается Азаров. – К самопожертвованию? К тому, чтобы вести паровоз на самый мост? Думаю, что не понадобится. Смотрите сюда.
Азаров расстилает на столе присланную ему командиром партизанского отряда схему участка железной дороги, на котором находится мост через Бурную.
– Вот наша ветка, примыкающая к основной магистрали. Она как раз перед километровым столбом с цифрой двести пять, а центр моста находится на двухсотом. Значит, до моста отсюда ровно пять километров. По имеющимся у меня сведениям, работающий у нас паровоз развивает на этом участке скорость всего лишь в тридцать километров, а не пятьдесят, как мы предполагали. Значит, за минуту он проходит пятьсот, а за две – тысячу метров. Именно на эти две минуты и отрегулировано замедление нашей кумулятивной мины. Паровоз, стало быть, нужно довести только до двести первого километра. И поведем его мы с вами вместе.
– Я могу и один…
– Нет, мы сделаем это вместе, товарищ Нефедов, – твердо повторяет Азаров.
– А когда погрузим взрывчатку?
– После того, как снимем с паровоза машиниста и его помощника. Взрывчатку нужно будет сосредоточить у выхода на основную магистраль. Сколько ее у нас?
– Около двухсотпятидесяти килограммов. Да еще три кумулятивных заряда параболической формы весом по двенадцать с половиной килограммов. Это не считая того кумулятивного заряда, замедлитель которого переоборудовал Лукошко.
– Они ведь начинены смесью гексогена с тротилом и обладают огромной взрывной силой?
– Да, пробивают броню толщиной более трехсот миллиметров и железобетонные стены до полутора метров. Котел паровоза разлетится под струями их ударной волны, как консервная банка, начиненная порохом.
Нефедов сдает экзамен на паровозного машиниста
Часа в два ночи на следующий день майор Вейцзеккер, вполне удовлетворенный ходом ночных занятий школы диверсантов, решает отбыть в Овражков.
– Надеюсь, вы тут и без меня… – говорит он Азарову.
– Можете быть вполне спокойны, господин майор. Вот только о чем хотел попросить вас… Для полной уверенности в Дерюгине, мне хотелось бы проверить его…
– Как, вы все еще в нем сомневаетесь?
– Я сказал для полной, а вернее, для окончательной уверенности.
– В чем же вы еще сомневаетесь?
– Действительно ли он машинист? Я ведь, как вам известно, был помощником машиниста. Мы сегодня беседовали с ним об этом, и мне показалось, что паровоз он знает не очень твердо.
– Мог и забыть кое-что. Не молод ведь, да и когда ездил в последний раз! Он просидел несколько лет в лагерях и вырвался из них только перед самой войной.
– Это само собой. Но мне все-таки хотелось бы посмотреть, как он поведет себя на паровозе. Вот если бы вы дали указание машинисту…
– Ну что ж, это можно. Я прикажу ему пустить вас к нему на паровоз. Только «делать это нужно будет как-нибудь так, чтобы Дерюгин не догадался, что мы его проверяем.
– Понимаю вас, господин майор. Я постараюсь его не настораживать… А вот и он идет сюда, легок на помине, как говорится. Послушайте-ка, Дерюгин, вы хвалились как-то, что хоть давно на паровозе не были, а сможете на полном ходу притормозить его так, что…
– Ну, это я, признаться, прихвастнул, – смущенно улыбается Дерюгин-Нефедов.
– А не разучились ли вообще? – спрашивает Вейцзеккер. – Может, попробуете?
– Хоть и давненько не держал я в руках кран машиниста, но, если позволите…
– Эй, Каленов! – кричит Вейцзеккер машинисту, высунувшемуся из окна паровозной будки. – Мы сейчас поднимемся к вам и разыграем пари. Вот господин Дерюгин уверяет, что он затормозит ваш паровоз на полном ходу не хуже, а может быть, лучше вас.
– Ну что вы, господин майор! – испуганно восклицает Нефедов. – Куда мне…
– Уж это верно, – убежденно подтверждает Каленов. – Паровоз – он как скрипка. Руку на его тормозном кране нужно каждодневно упражнять. А без этого…
– Ну, это мы еще посмотрим, – посмеиваясь, прерывает его Вейцзеккер. – Прошу вас на паровоз, господа, – делает он жест в сторону Азарова и Нефедова. – И давайте устроим маленькое соревнование.
А когда все взбираются в будку машиниста, Вейцзеккер приказывает:
– Ну-с, господин Каленов, покажите-ка нам сначала вы свое искусство.
Машинист не без самодовольства берется жилистой рукой за надраенную до блеска рукоятку регулятора впуска пара в цилиндры паровой машины. Другая его рука лежит на ручке крана машиниста. Нефедов замечает, что она пока на первом положении. Значит, тормоза полностью отпущены. Сейчас Каленов отожмет рукоятку регулятора от себя и впустит пар в золотники машины.
До того как поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта, Нефедов работал паровозным машинистом. Немало времени провел он на локомотивах и во время студенческой практики. Доводилось иногда водить поезда и потом, когда был уже инженером. Давно, однако, не был Нефедов в будке машиниста, давно не видел арматуры паровозного котла…
Нет, не всё ещё забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова всё, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень води в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно – более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно не первосортный.
Замечает низкое давление пара в котле и тусклое пламя в топке и Азаров. Будучи человеком решительных действий, он сразу же распахивает топочные дверцы, забирает лопату из рук помощника машиниста и начинает ловко забрасывать уголь из тендера в топку.
– Да, топка у нас не в порядке, – мрачно говорит машинист Каленов. – Помощник мой весь день сегодня в расстройстве чувств.
– Чего же это? – интересуется Вейцзеккер.
– Какие-то семейные неприятности.
– Какие же, господин помощник машиниста? – резко поворачивается к нему Вейцзеккер.
– Сестренку в Германию… – только и мог произнести помощник машиниста.
– Так вы, значит, из-за этого забастовку объявили? – повышает голос Вейцзеккер.
– Я стараюсь, господин майор! – испуганно произносит помощник машиниста.
– Отдайте ему лопату, господин обер-лейтенант, а мы посмотрим, как он старается.
Паровоз уже набрал значительную скорость, и Каленов перекрыл доступ пара в машину.
– Это что, предельная скорость?
– Да, тридцать километров. Больше из этого самовара на таком угле не выжмешь.
Тормозит он хоть и без особого мастерства, но Нефедов сокрушается:
– Ну, куда мне так!
Однако, проделав те же манипуляции с регулятором и краном машиниста, он тормозит локомотив почти так же, как и Каленов.
– Напрасно скромничали, – хвалит его Вейцзеккер. – По-моему, ничуть не хуже, чем Каленов. А вы что скажете, господин обер-лейтенант?
– Согласен с вами, господин майор. Будем, однако, справедливы к господину Каленову. У него класс работы повыше. Да и не мудрено – Дерюгин давно не держал руку на кране машиниста…
Каленов улыбается, а Вейцзеккер смотрит на часы:
– Ого, уже третий час! Мне пора возвращаться в Овражков, а то, кажется, снова собирается дождь.
– Не собирается, а уже… – уточняет Азаров, высовываясь из окна паровозной будки.
Давно накрапывавший дождь льет теперь всерьёз. Струи его, сносимые порывами шквального ветра, заливают окно и двери паровозной будки, жестко стучат по её металлической обшивке. Майор Вейцзеккер торопливо прощается, натягивает на голову капюшон и спешит к своей машине.
– Ну, а мне что теперь делать? – спрашивает Каленов.
– Сейчас четверть третьего, – говорит Азаров, взглянув на часы. – Подежурьте еще полчаса и можете возвращаться. Вам ведь нужно еще с поездным диспетчером связаться?
– Он предупредил меня, что в его графике будет «окно» между четырьмя и пятью часами. Я свяжусь с ним поближе к четырем.
– Тогда вам придется раздавить еще парочку наших мин, – шутит Азаров, спускаясь вместе с Нефедовым с паровоза. – Ну как? – спрашивает он майора.
– Все в порядке – не подведу.
– К четырем всё должно быть подтянуто к будке стрелочника Михеева. Надеюсь, на него можно положиться?
– Вполне. Это наш человек.
– А полицай по-прежнему дежурит у телефона в его будке?
– Полицая мы ликвидируем, как только машинист получит от диспетчера разрешение на выезд.
– А Лукошко пусть обеспечит ликвидацию «шкоды», как только мы взорвем мост.
– А если…
– Никаких «если» быть не должно, Андрей Сергеевич! С мостом сегодня все должно быть кончено.
Конец «Неприступного»
Без пяти четыре машинист Каленов подгоняет свой паровоз к будке стрелочника и спрыгивает на землю.
– Стой! – окликает его полицай, с головы до ног укутанный в мокрый от дождя плащ. – Пароль!
– Дыня. Отзыв?
– Свекла, – отзывается полицай, опуская винтовку. – Домой, значит, Каленов?
– Созвонюсь вот только с диспетчером. Эй, Михеев, ты что, спишь, что ли? Свет почему не горит?
– Светомаскировку соблюдаю, – отвечает стрелочник Михеев. – Советские самолеты недавно пролетали.
– Подумаешь, какой важный стратегический объект для авиации твоя будка! – смеется Каленов. – Давай зажги что-нибудь, диспетчеру звонить буду.
Стрелочник Михеев зажигает ручной сигнальный фонарь и направляет свет на телефонный аппарат.
Каленову не сразу удается дозвониться. Наконец диспетчер отзывается на его вызов:
– Ну что, Каленов, хочешь в стойло? Только без промедления. В твоём распоряжении всего полчаса. Жду воинский. Не мешкай. Всё!
Едва Каленов вешает трубку на рычажок телефонного аппарата, как на голову его обрушивается приклад автомата. Удар хоть и не очень сильный, но машинист теряет равновесие и падает.
– Вяжи его! – приказывает Нефедов Михееву.
А на паровозе Азаров стыдит помощника машиниста:
– Его сестру в немецкое рабство угоняют, а он сопротивляться вздумал.
– Так разве же я знал, кто вы такие?…
– А кто же ещё, кроме партизан, мог захватить ваш паровоз, дурья твоя башка? – спрашивает скрутивший ему руки за спину здоровенный парень в мокром немецком маскхалате.
– Ну ладно, Евграфов, потом ему все это втолкуешь, – прерывает партизана Азаров. – А сейчас пусть он ответит на мои вопросы, если у него осталась хоть крупица совести.
– Я готов ответить на любой…
– С какой скоростью ходили вы к мосту?
– Больше тридцати километров ни разу не удавалось… Даже когда очень спешили.
– А высоко ли от крыши паровозной будки горизонтальные ветровые связи моста?
– Примерно метра полтора.
– А ты какую мне рейку приготовил? – обращается Азаров к Евграфову.
– Двухметровую, товарищ лейтенант.
– Понижаешь его в чине, – смеется майор Нефедов, выходя из будки стрелочника. – Не знаешь разве, что немцы ему чин обер-лейтенанта пожаловали?
– А я чхал на их чины, – сердито отзывается Евграфов. – Я признаю лишь советские воинские звания.
– Некогда сейчас об этом! – торопит парня Азаров. – Крепи поскорее рейку к крыше паровозной будки. Я все-таки решил продублировать взрыв паровоза еще и тем способом, о котором вы мне рассказывали, Айдрей Сергеевич, – обращается он к Нефедову, поднявшемуся в будку машиниста. – Ну как, Евграфов, укрепил уже рейку? Тогда помоги грузить взрывчатку на тендер.
– Как со стрелкой, Михеев? – спрашивает Нефедов.
– Все в порядке, товарищ майор, можно ехать!
– А у вас как? – оборачивается Нефедов к Азарову. – Тоже все готово? Ну, тогда – вперёд!
И он трогает паровоз с места. А Азаров заканчивает крепление взрывателя к нижнему концу рейки, установленной на крыше будки машиниста. Как только она заденет за верхние ветровые связи моста, предохранительная чека будет выдернута из корпуса взрывателя и ударник его пробьет капсюль-воспламенитель толового заряда.
Паровоз идет теперь по главной магистрали. Регулятор его открыт на большой клапан, обеспечивающий работу паровой машины на предельной мощности.
– Следите за километровыми указателями, – отрывисто бросает Нефедов Азарову. – У вас зрение получше.
Азаров высовывается в окно будки машиниста, всматриваясь в мелькание пикетных столбиков, установленных через каждые сто метров.
– Проезжаем двести третий километр, – сообщает он Нефедову. – Прыгать будем на двести первом.
Паровоз развивает теперь предельную скорость. В свете его буферных фонарей всё чаще мелькают пикетные столбики. А вот и двести второй километр!
– Прошли двести второй! – кричит Азаров. – Приготовьтесь!
Через две минуты нужно спрыгнуть. Им известно, что откос насыпи тут песчаный и пологий, но без ушибов, наверное, не обойтись, даже если не подвернутся ноги. Чтобы смягчить падение, они заблаговременно натянули на себя ватные брюки и толстые стеганые телогрейки.
Теперь в окно смотрит Нефедов, а Азаров держит наготове кумулятивный заряд, чтобы прилепить его к котлу, как только паровоз сровняется с указателем двести первого километра.
– Двести первый! – кричит Нефедов.
А лейтенант прилепил уже кумулятивный заряд и машет Нефедову рукой:
– Прыгайте!
Майор прыгает вперед по ходу поезда и, чтобы погасить инерцию тридцатикилометровой скорости, сразу же падает на зыбкий песок откоса и катится вниз. А паровоз с грохотом несется дальше…
Докатившись до основания откоса, Нефедов больно ударяется обо что-то и не может подняться на ноги. А впереди его с глухим шумом быстро катится Азаров. Не успевает Нефедов окликнуть лейтенанта, как тот сам уже склоняется над ним:
– Что с вами, Андрей Сергеевич?
– Ударился обо что-то… – с трудом сдерживая стон, отзывается майор Нефедов.
– Нас должны ждать тут партизаны. Полежите немного, я поищу их…
Но в это время страшный грохот сотрясает землю, а небо озаряется ослепительной вспышкой.
– Ну, вот и все… – радостно заключил Азаров.
– Представил я вас с майором Нефедовым к награде, товарищ лейтенант, – пожимая руку Азарову, говорит начальник инженерных войск армии. – Надеюсь также, что командарм поддержит мое ходатайство о зачислении вас в нашу армейскую инженерно-саперную бригаду на должность командира разведроты. Найдем должность и для майора Нефедова, как только он выпишется из госпиталя.
1968