Текст книги "Танк смерти
(Советская оборонная фантастика 1928-1940)"

Автор книги: Николай Томан

Соавторы: Ольга Гурьян,Ф. Кожин,Линард Лайцен,Лариса Воронцова,Георгий Байдуков,Алексей Ольшванг,Михаил Малков,Евгений Болтин,Саттар Ерубаев,Василий Левашов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Выходит, человек-то хитрее природы, – сказал Гущин.

Разговор прервался шумом приближавшегося к саду автомобиля.

– Инженер Гроздев, наверно, – сказал Гущин и направился к воротам.

Действительно, к саду в малолитражном зеленом автомобиле подъехал военный инженер – комсомолец Гроздев.

Выйдя из машины, он пожал руку Гущину и спросил:

– Ну как, жив еще Аргус?

– Жив, товарищ инженер, но ему уже недолго осталось…

Гроздев вошел в калитку, сорвал цветок яблони и, пожевывая лепесток, пошел по саду. Рослый, стройный, он задевал головой ветви яблонь, и белые лепестки, кружась, падали на его плечи.

– Яков! – закричал он, увидев Бахтадзе. – Разве можно поверить, что за полтораста километров от этого сада идет война? Ты посмотри, красота какая!

– Вот единственная вещь в этом саду, напоминающая о войне, – печально сказал Яков, указывая на труп собаки, вытянувшейся у его ног.

Гроздев удивился.

– Гущин говорил, что Аргус жив…

– Сдох как раз перед твоим приходом. Как и в предыдущих случаях, смерть произошла ровно через двое суток.

– А вы делали анализ краски, Яша?

– И днюем и ночуем в нашей походной лаборатории, но пока ясно только одно: химические элементы, вошедшие в состав краски, дали какое-то ядовитое соединение, проникающее в кровь…

Гроздев задумчиво перелистывал блокнот, делая на некоторых листах пометки.

– А где Ильичев? – спросил он Гущина.

– В лаборатории, конечно.

Гроздев спрятал блокнот в карман и направился к небольшой крестьянской избе, занятой под лабораторию.

Ильичев, еще издали заметив Гроздева, вышел на крыльцо и весело крикнул:.

– Не за мной ли, Миша?

Крупный ученый, доктор медицинских наук Алексей Васильевич Ильичев пришел в армию с первых же дней войны. Работая полковым врачом, он не оставлял своих научных занятий и с врачом Бахтадзе и двумя химиками ежедневно работал над усовершенствованием мимикрина.

Крепкий, коренастый Ильичев казался совсем еще молодым человеком, хотя было ему около пятидесяти лет. Гимнаст и отличный теннисист, он уступал первенство в спортивных соревнованиях только своему приятелю инженеру Гроз деву.

Поднявшись на крыльцо, Гроздев пожал руку врачу и сказал:

– Угадал, Алексей Васильевич, за тобой. Комдив ждет тебя в штабе дивизии.

Ильичев усмехнулся.

– Мимикрином, верно, интересуется комдив?

– Надо полагать, что так. Мимикрином твоим, Алексей Васильевич, многие теперь стали интересоваться.

– А вот это уже плохо. Чем меньше о нем будут знать до поры, до времени, тем лучше.

Ильичев набросил на плечи шинель и взял полевую сумку.

– Вот я и готов, Михаил Петрович, – сказал он и, обращаясь к Бахтадзе, добавил: – А ты, Яша, займись анализом крови Аргуса.

– Поедете с нами, – сказал Гроздев Гущину. – Садитесь за руль и везите нас в штаб дивизии.

Машина обогнула сад и выехала на шоссе. Небо было голубое, чистое. Высоко вверху звенел жаворонок.

Автомобиль мчался по гладкому шоссе. Мелькали по сторонам сосновые леса, густые и синие. Дул в лицо ветер, пропитанный запахом смолы.

Вскоре показался военный городок. Гущин свернул на перекрестке влево и убавил ход. У ворот городка часовой остановил машину. Караульный начальник тщательно проверил документы.

Проехав длинную улицу, обсаженную деревьями, автомобиль остановился у здания штаба дивизии.

– А мы вас давно ждем, товарищи, – встретил приехавших дежурный по гарнизону и повел к командиру дивизии.

3. У командира дивизии

В кабинете комдива собрались почти все командиры полков и отдельных частей. Как только Ильичев и Гроздев вошли, комдив встал и попросил оставить его наедине с врачом и инженером.

– Садитесь, товарищи, – сказал комдив. – Рассказывайте, Алексей Васильевич, как обстоит дело с мимикрином.

– Можно считать, товарищ комдив, что большая часть работы закончена. Полученный мною химический состав обладает почти идеальными свойствами мимикрии. Тела животных, окрашенные мимикрином, мгновенно воспринимают цвет окружающей местности, почти совершенно сливаясь с нею, и только на близком расстоянии с трудом можно различить слабые контуры животных. К сожалению, свойства мимикрина воспринимают только живые организмы, металлические и деревянные предметы пока что остаются заметными, а кожаные изделия и одежду мимикрин просто разрушает, подобно кислоте…

– Ну, а как обстоит дело с ядовитыми свойствами мимикрина? Удалось ли вам их нейтрализовать?

– Аргус погиб, товарищ комдив. На живые организмы мимикрии по-прежнему действует смертельно.

– Значит, товарищ Ильичев, пехоту нам не удастся сделать невидимой?.. А ведь это было бы замечательно – невидимая пехота!

Комдив встал и взволнованно прошелся по комнате.

– Краску мы обезвредим, – сказал врач. – Но для этого необходимо время.

– К сожалению, временем мы не располагаем. – Комдив достал карту и расстелил ее на столе. – Слушайте меня внимательно, товарищи. Вы, конечно, понимаете, что военные действия, начатые немцами на северо-западе в районе Борковичи – Полоцк – Березино и на юго-западе в районе Шепетовка – Проскуров – Каменец, имеют целью оттянуть главные наши части к этим районам с тем, чтобы неожиданно бросить основные силы на Гомель и, ударив нам во фланг, обрушиться на Украину. Нам известно, что в районе Лунинец – Бараковичи расположен особый немецкий корпус, замышляющий убийственную артиллерийскую атаку, известно также, что атака будет вестись атомными батареями. Но где находятся эти батареи, мы не знаем. Местонахождение их тщательно замаскировано. Конечно, мы обладаем достаточно мощной техникой для того, чтобы отразить эту атаку, но мы всегда должны помнить указание нашего правительства о том, что жизнь каждого красноармейца священна, и добиваться победы с наименьшими потерями. Поэтому нам необходимо получить точные сведения о расположении и мощности атомных батарей, нам необходимо проникнуть в расположение Особого корпуса…

Командир дивизии замолчал и испытующе посмотрел в глаза Ильичеву. Доктор задумался. Ему была понятна вся сложность обстановки. От успеха разведки зависело очень многое, и в этом случае его краска могла особенно пригодиться…

– Разведку мы посылаем сегодня ночью, – сказал комдив и выжидательно замолчал.

Ильичев вытер платком слегка вспотевшие виски и взволнованно произнес:

– Я считаю, что мимикрии можно использовать… Каким временем располагает разведка?

– Только двадцатью четырьмя часами.

– Смертельное действие краски начинается через двое суток, – решительно заявил Ильичев. – Времени достаточно… Я сам проникну в расположение частей противника.

– Нет, это невозможно, Алексей Васильевич, – тепло сказал комдив. – Вам это позволить мы не можем.

– Но ведь я изобретатель мимикрина… – взволнованно сказал Ильичев. – Если мне не удалось его обезвредить, так кроме меня самого никто и не должен от него пострадать…

– Я понимаю вас, Алексей Васильевич, – осторожно сказал комдив. – Но не забывайте хотя бы о том, что мимикрии еще пригодится нашей стране, впереди еще работа по обезвреживанию краски, и вы не имеете права рисковать собой.

Инженер Гроздев, внимательно следивший за разговором комдива с врачом, подошел к собеседникам.

– Простите, товарищ комдив, – вмешался он в разговор. – Я прошу вас послать в разведку меня.

Комдив встал и, положив руку на плечо инженера, ласково сказал:

– По этому вопросу я уже говорил с нашими командирами, и некоторые из них раньше вас, товарищ Гроздев, дали согласие пойти в разведку.

– Но я присутствовал почти на всех опытах с мимикрином, – настаивал инженер. – Я хорошо знаю его свойства и умею им пользоваться. Учтите это обстоятельство, товарищ комдив…

Комдив помолчал.

– Хорошо, – наконец тихо сказал он. – Я согласен. – Он крепко пожал руку Гроз дева и добавил:

– Из штаба не уходите, инструкцию вы получите лично от меня.

Когда инженер вышел, комдив обратился к Ильичеву:

– А вы, Алексей Васильевич, сейчас же должны забрать все свои препараты и вылететь в Минск. В ваше распоряжение передается центральная минская лаборатория со всем ее штатом. Вопрос этот уже согласован с командующим фронтом. Приложите все усилия к тому, чтобы обезвредить краску в кратчайший срок.

4. Ночью

Поздно вечером 14 мая военный инженер Гроздев, назначенный начальником разведки, в секретной комнате штаба дивизии собрал свой небольшой разведывательный отряд. Было в этом отряде вместе с Гроздевым семь человек: врач Бахтадзе, лейтенант саперной части Каширин, три младших командира – Симоненко, Майзлин, Петров и сапер Гущин. С ними уже беседовал начальник штаба дивизии, и задача разведки была им ясна. Гроздев лишь коротко объяснил, что следует каждому из них захватить с собой.

– Выступаем в полночь, – в заключение сказал инженер, – пока отдохните и выспитесь.

Когда все вышли, Бахтадзе взволнованно схватил Гроз-дева за плечи.

– Как же так, Миша…

Гроздев отвернулся.

– Так нужно, Яша…

Он вынул из кармана запечатанное письмо и подал Бахтадзе:

– Если со мной что-нибудь случится… пошлешь это отцу…

В полночь все были в сборе. Двигаться к границе решено было на мотоциклах с бесшумными моторами и ультрафиолетовыми фонарями, свет которых не воспринимался человеческим глазом.

Отряд тихо выбрался на шоссе. Ночь была темная, холодная. Встречный ветер с силой бил в лицо. Грозовые тучи медленно ползли по небу, прикрывая звезды. Густая, тяжелая темь лежала на шоссе. Водители мотоциклов, всматриваясь в укрепленные над фонарем фотоэкраны, воспринимавшие ультрафиолетовые лучи, видели только небольшой круг освещенного ими пространства.

В стороне от шоссе бесшумно подтягивались к границе танковые части, а внизу, под дорогой, по которой ехали разведчики, двигались по коллекторным тоннелям тяжелые артиллерийские орудия.

Раза два сторожевые охранения, обнаружив разведывательный отряд, требовали предъявления документов. Гроздев в таких случаях просил вызвать командира или комиссара части и только им предъявлял свой пропуск.

Всю дорогу Гроздеву вспоминалось детство, родные места, семья… Воспоминания были приятные и необычайно отчетливые.

Вот он видит своего дедушку в широкополой соломенной шляпе, трясущего в саду яблони. Маленький Миша проворно собирает яблоки и кладет их за пазуху. Затем дед сажает Мишу на скрипучую мажару и везет из своей деревни Нижние Дубки в Верхние Дубки, где живет Мишин отец. Они едут мимо неглубокого пруда, населенного множеством крикливых лягушек.

Сейчас нет уже ни пруда, ни Верхних Дубков. Стоит теперь на том месте большой зажиточный колхоз «Красный партизан», и председательствует в нем бывший кузнец – орденоносец Петр Гроздев, отец Михаила.

Он вспоминает, как отец всего полгода назад, во время отпуска, водил его по колхозу.

– Эх, Миша, – торопливо и взволнованно говорил отец, – хочется мне все у нас в колхозе по последнему слову техники переделать. Водопровод чтобы, канализация… Средства у нас есть, дело это вполне возможное. Я уже и в область ездил… Эх, Миша, Миша, вот если бы фашистов и войн не было, как бы мы тогда жили! Был бы ты у меня главным инженером, и такое бы мы с тобой в нашем колхозе оборудовали, что чертям тошно стало бы. Но прежде надо немца разбить. Крепко он памятен нам еще со времен оккупации Украины. Хату они у меня в восемнадцатом году спалили.

Страшные перебои в работе мотора отвлекли внимание Гроздева. Мотоцикл его шел первым, за ним следовала вся остальная группа. Гроздев обернулся и, не видя в темноте никого, лишь по шороху шин услышал, как шли позади остальные мотоциклы.

– Бахтадзе, – тихо позвал инженер.

Машина врача поравнялась с Гроздевым.

– В чем дело, товарищ начальник?

– Ты знаешь эти места. Сколько осталось до границы?

– Километров пять-шесть.

– Отлично. Через три километра сделаем привал и будем ждать рассвета.

Но не успел Гроздев проехать и пятидесяти метров, как мотоцикл его внезапно остановился.

– Что за черт! – выругался Михаил, откатывая машину в сторону от дороги.

– Дрянная история, – сказал Каширин, слезая с мотоцикла.

Оказалось, что моторы всех семи мотоциклов прекратили работу. Все попытки привести их в действие были безуспешны.

– Тут без нечистой силы не обошлось, – усмехнулся Бахтадзе.

Гроздев приказал положить машины в кювет дороги и установить небольшой ультрафиолетовый прожектор. Лейтенант Каширин с помощью младших командиров и Гущина быстро собрал прожектор и питающую его установку.

– Включайте! – приказал Гроздев.

Гущин и Майзлин долго возились с мотором. В темноте не было видно, что они делают.

– Что у вас там такое? – нетерпеливо спросил Каширин.

Он нагнулся и стал помогать запустить мотор. Прошло более пяти минут.

– Оставьте, товарищи, – сказал Гроздев. – Ничего из этого не выйдет. Взгляните на радиометр.

Инженер показал разведчикам маленький прибор, похожий на карманные часы. На его голубом эбонитовом циферблате мелко дрожала тонкая светящаяся стрелка.

– Это значит, – сказал Гроздев, – что со стороны польской границы действуют радиоволны, выводящие из строя наши моторы. Товарищ Каширин, займитесь определением длины этих волн.

5. На границе

Рассветало медленно, словно нехотя. Ветер переменил направление, ослабел, стал теплее. Небо на востоке посветлело, зарумянилось. Отряд Гроздева разместился в густых высоких кустах на влажной от росы траве. Вскрыв консервные банки, разведчики позавтракали.

Гроздев решил ознакомиться с местностью. Он выбрался из кустарника и долго рассматривал в бинокль расстилавшуюся перед ним даль. Вернувшись, он подозвал к себе Каширина и приказал ему связаться с начальником погранотряда. На пограничном рубеже в районе ручья Веселого лейтенант должен был встретиться с разведчиками.

Когда Каширин ушел, инженер во главе отряда двинулся к границе. Шли по неглубокой лощине, медленно и осторожно. Трава была высокая и сырая. Сапоги вскоре намокли, подошвы стали скользкими. Взошло солнце, словно простыню приподняв над полем густую полосу тумана. Идти стало труднее, на расстоянии трех шагов почти ничего не было видно.

Вскоре, по расчетам Гроздева, отряд подошел к пограничной зоне. Инженер сделал привал и послал Симоненко отыскивать ручей Веселый. Ручей оказался неподалеку. До границы оставалось не более ста метров. Гроздев перевел отряд к ручью.

Симоненко, назначенный для связи с Кашириным, условными сигналами известил о появлении лейтенанта. Вскоре оба они показались на берегу ручья.

– Ну, как дела, товарищ Каширин? – спросил инженер.

Лейтенант приложил руку к козырьку и негромко доложил:

– Товарищ начальник, по вашему приказанию связался с начальником заставы Ростовцевым. Ростовцев сообщил, что вчера вечером польские пограничные части ушли с границы. На границе не осталось ни одного человека.

– Работают ли в погранотряде моторы? – спросил Гроздев.

– Моторы прекратили работу сегодня ночью, примерно в то же время, когда у нас остановились мотоциклы.

– Шикарная штука! – засмеялся Бахтадзе. – Как это тебе нравится, Миша?

Инженер достал бинокль. Места здесь были открытые, голые, даже трава казалась серой и тусклой.

Гроздев опустил бинокль и удивленно взглянул на карту. На карте этого района были ясно обозначены кустарники и деревья.

– Что за чертовщина! – выругался инженер и подозвал Бахтадзе.

– Посмотри, Яша. Здесь должны расти деревья и кустарник, но ничего подобного теперь нет…

– Почему «теперь»?

– Да потому, что в тот момент, когда составлялась карта, они были. В точности карты сомневаться не приходится. Немцы что-то затевают. Надо полагать, что растительность со своей территории они удалили совсем недавно, может быть, даже сегодня ночью. Нам, значит, нужно поторопиться…

Через пять минут отряд перешел границу и по берегу ручья Веселого осторожно направился в глубь польской территории. По настоянию Бахтадзе, Гроздев находился теперь не впереди, а в середине отряда: на враждебной территории следовало ожидать самых неожиданных сюрпризов. Во главе отряда шел Каширин. Он выбирал наиболее укрытые места и почти не выпускал из рук бинокля. Но не успел лейтенант пройти и пятидесяти метров, как схватился за грудь и со стоном опустился на траву.

– Ложись! – скомандовал Гроздев.

Разведчики бросились на землю. Врач наклонился над телом лейтенанта. Живот Каширина был окрашен кровью. Бахтадзе приподнял гимнастерку и промыл рану.

– Что с ним? – тревожно спросил Гроздев.

– Ранение в живот. Рана нанесена огнестрельным оружием крупного калибра. Странно только, что мы не слышали выстрела.

– Ранение серьезное?

– Да.

Бахтадзе сделал раненому перевязку.

Стиснув зубы, Каширин тихо стонал, пытаясь приподняться на локтях.

– Не теряйте времени, товарищи… Я уж сам как-нибудь доберусь до границы… – тихо сказал он.

– Не спорь, дорогой, лежи смирно, – ласково сказал врач.

Когда перевязка была закончена, Гроздев приказал Майзлину и Петрову доставить лейтенанта на заставу. Раненого осторожно взяли на руки и, пригнувшись, понесли к границе.

6. Польский офицер

Положение становилось напряженным. Было очевидно, что за разведчиками ведут наблюдение. Продвигаться дальше всем отрядом не было возможности. Оставалось одно – использовать мимикрии и двинуться дальше одному. Гроздев так бы и поступил, но, рассматривая в бинокль местность, он неожиданно заметил вдалеке человека, лежащего на земле.

Инженер передал бинокль Бахтадзе.

– Посмотри, Яков, что там такое?

– Человек… На нем форма польского офицера. Лежит на спине и обматывает руку чем-то белым… Похоже, что делает перевязку.

«Странные вещи творятся на этой границе, – подумал Гроздев. – Кто этот человек? Может быть, это он ранил Каширина, а может быть, и его самого подстрелили…»

– Что будем делать, Миша? – спросил Бахтадзе.

– Мы должны захватить этого человека живым. Понятно, товарищи? – спросил Гроздев.

– Очень даже понятно, товарищ начальник, – ответил Симоненко.

– Ясно, – тихо сказал Гущин.

Гроздев внимательно посмотрел на бледное лицо сапера.

– Что с вами, Гущин? Э, да у вас плечо в крови…

Гущин смутился.

– Чуть царапнуло…

Инженер торопливо расстегнул ворот гимнастерки красноармейца.

– Ну-ка, Бахтадзе, – сказал Гроздев, – посмотри, чем тут его царапнуло. – И, обращаясь к Гущину, строго спросил:

– Что же вы молчали?

– Боялся, товарищ начальник, что на заставу отошлете. А рана пустяковая…

Бахтадзе смыл с плеча Гущина кровь, осмотрел рану, сделал перевязку и сказал:

– Считаю, товарищ начальник, что Гущин может остаться с нами.

Гроздев приказал оставить на берегу ручья все лишние вещи и окружить офицера с четырех сторон.

Гущин попросил разрешения обойти офицера с тыла и пополз первым. Вслед за Гущиным направились с разных сторон Симоненко и Бахтадзе.

Гроздев двинулся последним. Ползти было неудобно. Жесткая трава царапала руки, мелкие камешки, проникая под одежду, вонзались в тело.

Чтобы удобнее и быстрее двигаться, Михаил чуть приподнялся, но в это время над ним просвистела пуля, сорвав с головы фуражку. Вздрогнув, Гроздев снова лег на живот и навел бинокль на офицера. Офицер лежал все в том же положении, и по его виду незаметно было, чтобы он только что стрелял.

Когда разведчики совсем близко подползли к офицеру, они увидели, что он лежал неподвижно с закрытыми глазами, точно мертвый. Левая рука его была забинтована. Сквозь бинт просачивалась кровь, мундир тоже был запачкан кровью. Оружия ни в руках офицера, ни возле него не было.

Гроздев подполз вплотную к раненому и дотронулся рукой до плеча.

Офицер вздрогнул и испуганно посмотрел на разведчика.

– Кто вы такой? – спросил Гроздев.

Офицер молчал.

– Кто вы? – настойчиво повторил свой вопрос Гроздев.

– Я польский офицер, – тихо по-русски ответил раненый, – а вы советские командиры?

– Да.

– Как вы сюда добрались? Это же немыслимо…

– О нас не беспокойтесь, – перебил его Гроздев, – рассказывайте о себе.

Офицер помолчал и, заметив у Бахтадзе фляжку, попросил воды. Пересохшими губами приложился к горлышку и жадно выпил несколько глотков.

– Рассказывать особенно нечего, – сказал офицер. – Я командир зенитного полка. Три дня назад меня прикомандировали к Особому корпусу генерала Пеггендорфа. Пеггендорф назначил меня начальником третьего сектора первой зоны. Вчера вечером я случайно узнал, что есть секретное приказание удалить из Особого корпуса всех поляков и лиц, не принадлежащих к фашистской партии. Вчера же вечером от несчастного случая погиб мой товарищ майор Владыевский. Опасаясь, что такой же несчастный случай может произойти и со мной, я решился бежать сегодня утром, выключив все орудия своего сектора. Как видите, мне сравнительно благополучно удалось добраться до этого места…

Разговор утомил раненого, и он замолчал.

– Почему вам удалось добраться только до этого места? – спросил Гроздев.

– Почему? – переспросил офицер. – Оптические батареи, временно выведенные мною из строя, снова пришли в действие. В этом я убедился, получив сразу две раны: в плечо и руку. Удивительно, как вы ухитрились добраться до меня. Орудия оптических батарей никогда не дают промаха. Надеюсь, вы не собираетесь проникнуть дальше?

– Допустим, что собираемся, – сказал Гроздев.

– Это вам не удастся, – заявил офицер. – Нелепая затея! Вы, очевидно, не имеете ни малейшего представления о первой зоне. Оптические батареи этой зоны приводятся в действие фотоэлементами, чувствительными к самым незначительным изменениям не только рельефа местности, но и ее окраски. Любое световое пятно, появившееся в секторе обстрела оптических батарей, мгновенно регистрируется фотоэлементом, который приводит в действие орудия батареи. Прицел орудий ведется с помощью тех же фотоэлементов… Откажитесь от своего намерения…

Гроздев ничего не ответил, а Бахтадзе твердо сказал:

– Увы, но мы не привыкли отказываться от своих намерений, господин офицер.

Поляк удивленно взглянул на врача и попросил еще глоток воды. Когда он напился и почувствовал себя несколько лучше, Гроздев сказал:

– Мы не можем оставить вас здесь. Вам придется последовать с нашими людьми к советской границе.

Гроздев написал короткое донесение, вложил его в конверт и передал Симоненко.

Офицер боялся сдвинуться с места, но Гущин и Симоненко взяли его за руки и потащили за собой.

Когда они отползли довольно далеко, Гроздев сказал:

– Пора.

Он снял с себя гимнастерку, достал из кармана комсомольский билет и подал Бахтадзе:

– Возьми на сохранение, Яков.

Бахтадзе вынул свинцовый пакетик, высыпал из него в банку с бесцветной жидкостью зеленый порошок, обмакнул в раствор вату, и она сразу стала зеленой, как трава.

– Давай, – сказал Гроздев, протягивая руку.

Бахтадзе провел ватой по голой руке Михаила. Узкая влажная полоска окрасилась в зеленый цвет, совершенно не отличавшийся от цвета росшей в поле травы. Краска показалась Михаилу очень теплой, почти горячей.

– Кажется, мне не придется дрожать от холода, Яша, – пошутил он и, указав на маленький радиоаппарат, добавил:

– Связь будем держать ультраприемниками. Жди меня с Гущиным здесь часов до восемнадцати-двадцати. На всякий случай постарайтесь окопаться.

«Неужели Ильичеву не удастся найти противоядие?» – тревожно думал Бахтадзе, смазывая Михаила мимикрином.

Тело Гроздева медленно покрывалось зелеными полосами. Полос становилось все больше и больше… Казалось, на теле Михаила появляется такая же трава, как и вокруг него, будто отразилась она в нем, как в зеркале.

– Вот и готово, – сказал Михаил. – Попрощаемся.

Яков крепко обнял Гроздева, разжал руки и сразу потерял его из виду.

Гроздев отполз от Бахтадзе и осторожно поднял вверх руку, ожидая выстрела. Выстрела не последовало. Гроздев встал на колени и медленно выпрямился. Минуту он постоял, прислушиваясь. Махнул Бахтадзе рукой, улыбнулся, вспомнив, что тот не может его видеть, и уверенно пошел вперед.

7. У врага

Идти без компаса и без карты было трудно, приходилось ориентироваться только по солнцу. Местность была всюду одинаково голая, лишь вдалеке, у горизонта, виднелась какая-то растительность. Гроздев догадался, что за этой растительностью должна находиться первая зона, и очень сожалел, что у него нет бинокля. Инженер взял с собой только ультраприемник, величиной со спичечную коробку, и такого же размера фотоаппарат.

По мере углубления в польскую территорию Михаил все приближался к замеченной им растительности. По всей вероятности, это был лес или большая роща. Когда до нее осталось километра полтора, Гроздев спустился в небольшой овраг и, пригнувшись, осторожно пошел вдоль него.

Овраг был неглубокий, но длинный, и тянулся до самой опушки леса. На дне оврага лежал мелкий песок; очевидно, здесь в весеннее время проходило русло большого ручья. Песок был теплый и мягкий, идти по нему было приятно. Тело Михаила сделалось теперь желтым, как песок оврага.

Добравшись до опушки леса, Гроздев лег на песок и осмотрел местность. Ему были отчетливо видны редкие ряды сосен, за которыми высились большие зеленые башни. Башни стояли на расстоянии пятнадцати-двадцати метров друг от друга. В верхней части они имели по два узких горизонтальных отверстия, похожих на прищуренные глаза. Несколько ниже этих отверстий помещались два ряда орудийных стволов.

Михаил ползком добрался до первого дерева, а затем подкрался к одной из башен. Осторожно заглянул в щель между металлическими щитами. Внутри башни горел тусклый синий свет. Было пусто и тихо, лишь какой-то прибор издавал сухой электрический треск.

Михаил пробрался к другой башне. Постоял немного, прислушиваясь. Легкий ветерок тихо шелестел зелеными иглами сосен.

Обогнув башню, Михаил заметил, что узкая металлическая дверь, ведущая внутрь, была распахнута. Он вошел в башню. Там было холодно и пусто. Пахло машинным маслом и еще чем-то, кажется коньяком.

При тусклом свете с трудом можно было разглядеть группу орудий, расположенных в два ряда у восточной стены. Орудия верхнего ряда по внешнему виду мало чем отличались от крупнокалиберных станковых пулеметов. В нижнем ряду стояли орудия, похожие на пушки корпусной артиллерии. Щитки со спусковыми механизмами орудий и прицельные приспособления соединялись электрическими проводами с фотоэлементами, установленными в небольших амбразурах. По всей вероятности, фотоэлементы находились и еще где-то вне самой башни, так как Гроздев вскоре обнаружил провода, идущие к орудиям сквозь щели бронированных щитов.

Привыкнув к полумраку башни, инженер заметил лесенку, которая вела на второй этаж. Осторожно поднявшись по ней, Михаил увидел наверху человека в мундире немецкого офицера. Судя по нашивкам, это был лейтенант. Он сидел в вращающемся кресле под группой зенитных орудий. В руках у него была газета, которую он читал с видимым интересом.

– Серьезно, мне это нравится, Людвиг! – вдруг громко воскликнул он.

– Что там такое? – спросил хриплый, заспанный голос.

– Фюрер отказывается от союзничества Польши и объявляет ее территорию законной территорией Великой Германии. Что ты на это скажешь, Людвиг?

Тот, кого лейтенант называл Людвигом, оглушительно расхохотался.

Гроздев осторожно спустился с лестницы, но, выходя из башни, слегка задел ручку входной двери. Тотчас же раздался пронзительный звон, и, едва успел Михаил отскочить в сторону, как сверху спустилась тяжелая металлическая решетка, которая преградила вход в башню.

Инженер бросился на землю. По железной лесенке застучали сапоги, и у решетки показался лейтенант, читавший газету; из бетонированного здания выскочили три рослых офицера с ружьями.

Гроздев пополз к соседней башне и спрятался за щитом.

Лейтенант, ругаясь, поднял решетку.

– Что тут у вас такое? – спросили офицеры.

– Решетка сорвалась, – ответил лейтенант.

– Сама не могла сорваться, очевидно, кто-то нажал рычаг замка.

– Уверяю вас, господа, что сама сорвалась, был уже такой случай. Да ведь и не видно никого, кто бы мог дотронуться до замка.

Офицеры осмотрели кусты вблизи башни и ушли.

«Нужно быть поосторожнее», подумал Михаил и, забравшись в густой кустарник, стал настраивать свой ультраприемник. Минут через пять он связался с Бахтадзе.

Посланная радиограмма была лаконична:

«Я у цели. Все в порядке».

Мимо прошли два офицера. Один из них бросил в кусты недокуренную папиросу, она больно обожгла плечо Михаила. Наблюдая за офицерами, Гроздев заметил, что они через замаскированный вход спустились под землю.

Кругом никого не было. Михаил подполз к подземному входу и заглянул вниз. Освещенная электрическим светом, массивная бетонированная лестница почти отвесно шла на глубину десяти-двенадцати метров. Михаил быстро спустился по лестнице и, прислушиваясь, пошел вдоль длинного, слабо освещенного коридора. За одной из дверей раздавались громкие голоса. Гроздев заглянул в щель двери.

В наполненной дымом комнате за длинным столом сидело человек десять офицеров. Они что-то ели из алюминиевых солдатских мисок. Высокий рыжий майор говорил возбужденно:

– Знаете ли вы, что такое Советская Украина, господа? Украина – это страна изобилия, честное слово! Памятна мне украинская пшеница еще с 1918 года. Я тогда служил лейтенантом в штабе полковника Пеггендорфа, нынешнего командующего особым корпусом. Видел кто-нибудь из вас, господа, картинную галерею нашего генерала? Ну, так знайте, что вывез он ее из Украины, не затратив на приобретение картин ни одной марки.

– Что картины, господин майор! – засмеялся толстяк с нашивками капитана. – Говорят, что на Украине есть шикарные девушки. В них я больше понимаю толк, чем в картинах. Впрочем, господа, с практической стороны меня больше всего интересуют не девушки, а сахар. От своего отца, сахарозаводчика, я знаю о высоких качествах украинского сахара.

Гроздев направился к следующей двери. Она была чуть приоткрыта. В комнате на походных кроватях лежали два молоденьких лейтенанта. Один читал вслух патриотические стихи, другой молча курил, ежеминутно сплевывая на пол.

Две соседние двери были плотно закрыты. В конце коридора была прибита медная дощечка с надписью:

«Штаб первой зоны».

Нагнувшись, Михаил заглянул в замочную скважину. В штабе стояло несколько столов. За одним из них сидел полковник с длинными седыми усами и нервно перелистывал какую-то папку.

Позади Гроздева раздался шум. Скрипела лестница под тяжестью чьего-то тела. Михаил спрятался в темную нишу стены. С лестницы спустился тучный, высокий человек в плаще и направился к штабу.

Гроздев затаил дыхание.

«Неужели заметит…» – пронеслась тревожная мысль.

Человек шел прямо на Михаила. Лицо у него было злое, морщинистое, маленькие холодные глаза почти в упор смотрели на инженера. Вот он дошел до двери. Михаил замер в своей нише. Человек на мгновенье остановился и распахнул дверь штаба.

Михаил облегченно вздохнул и вытер вспотевший лоб. Ему казалось, что этот немец непременно его заметит, – он так зло и внимательно смотрел в его сторону. Но краска не подвела.